CC BY
248
20. Там же.
21. Там же.
22. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. 3-е изд., репринт-мор. / Е. М. Мелетинский — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000 ~ С. 198.
НЕНЕНКО Александр Александрович, аспирант кафедры литературы.
Статья поступила е редакцию 24.10.06. © Нененко А. А.
удк io.oi.o3 М. А. КЕЧЕРУКОВА
Санкт-Петербургский государственный университет
СИМВОЛИКА И ПРОБЛЕМАТИКА РОМАНА-ПРИТЧИ УИЛЬЯМА ГОЛДИНГА «НАСЛЕДНИКИ»
Данная статья посвящена литературоведческому анализу романа-притчи английского писателя Уильяма Голдинга »Наследники». Результатом анализа является собственный взгляд автора на композиционную структуру, основные проблемы и ключевые символы произведения. Статья представляет интерес для специалистов в области зарубежной литературы.
Роман английского писателя Уильяма Голдинга «Наследники» (The Inheritors) вышел в 1955 году, спустя год после публикации «Повелителя мух» и во многом как бы продолжал его, дополняя и углубляя заявленную в первом романе тему. Одной из главных ! проблем всего творчества Голдинга является проблема соотношения добра и зла в человеческой природе и непосредственно связанная с ней проблема человека и цивилизации. На этот раз в поисках ответа па вопрос об истоках человеческого зла Голдинг отправляет читателей в загадочный мир наших далеких предков.
Известно, что при создании своего дебютного романа Голдинг воспользовался произведением другого писателя в качестве отправной точки для пересмотра определенных идей, а именно -- романом P.M. Баллантайна «Коралловый остров». Этот же прием используется писателем и в «Наследниках». На этот раз объектом для полемики становятся взгляды Герберта Уэллса, выраженные им в «Очерках истории цивилизации» и рассказе «Страшный народ» (The Grisly folk), в котором писатель художественно воплотил теорию вытеснения неандертальцев людьми современного типа. Вся вина здесь возлагается | на беспощадных неандертальцев, не хотевших мир! ного сосуществования. Они нападали на безобидных ; людей, крали и съедали их детей. (Один из эпизодов : рассказа — похищение неандертальцами ребенка — | переигрываете» в «Наследниках»). Новые люди вы-j нуждены были сражаться со своими свирепыми i предшественниками и, будучи, несомненно, умнее ! и сплоченнее, в конце концов, окончательно уничтожили «страшныхлюдей». С точки зрения Уэллса, действия новых людей вполне оправданны. Они уничтожают неандертальцев, потому что те стоят на ступень ниже в своем эволюционном развитии, их эра прошла, и они должны уступить место современному человеку. Ведь новые люди сильнее и умнее, они социально организованы, у них уже есть свои зако-Ц ны и традиции. Их сознание максимально приближено к нашему с его «...скрытыми желаниями и
сомнениями, смехом и фантазиями, снами и мечтами» [7:65]А неандерталец коварен и жесток, «...до самого своего конца он так и остался низколобым, неразвитым существом».' Иными словами, поднявшись выше в своем умственном развитии, человек поднялся выше и в своих нравственных качествах. Чем выше интеллект человека, тем выше и его моральные достоинства — вот основная мысль, выраженная Уэллсом в этом коротком рассказе.
Голдинг не разделяет оптимистичный взгляд Уэллса на теорию прогресса. Благодаря службе в военно-морском флоте Англии во время Второй мировой войны он не понаслышке знал, на какую поистине бесчеловечную жестокость способен умный, образованный человек. Хотя рассказ Уэллса был опубликован до печальных событий середины столетия, опыт Первой мировой войны уже давал основания усомниться в том, ч то эволюция сознания является прямо пропорциональной эволюции нравственной. Опровергнуть теорию прямолинейности технического и нравственного прогресса Голдинг пытается в романе «Наследники».
Однако проблематика «Наследников» оказалась намного шире литературного спора с Уэллсом. Полемика с автором «Очерков истории» и «Страшных людей» (равно как до этого — с создателем «Кораллового острова») переросла в глобальные размышления Голдинга о способностях человека к нравственному совершенствованию, о соотношении эволюции сознания и морального прогресса, о том, какие жестокие утраты несет с собой развитие цивилизации.
В коротком рассказе Герберта Уэллса все происходящее изображается исключительно через призму восприятия новых людей. В романе же «Наследники» Голдинг дает читателю возможность посмотреть на столкновение первобытных племен с разных точек зрения. С этим связана необычная композиционная структура романа. В первых десяти главах мы видим мир таким, каким он мог предстать неразвитому, примитивному сознанию неандертальца, в
одиннадцатой главе события поданы с точки зрения объективного исследователя, а в двенадцатой -главным героем становится один из новых людей, и нам предлагается взглянуть на происходящее его глазами. Такая необычная структура делает роман Голдинга многоголосым, позволяет автору наиболее полно отобразить культуру и ментальность наших далеких предков, показать их внутренний мир, проникнуть в глубины прачеловеческого сознания,раскрыть мотивы поступков как неандертальцев, так и новых людей, и, кроме того, попытаться взглянуть на все беспристрастным взглядом ученого.
«Мы не можем понять страшных людей. Мы не можем постичь нашим умом, устроенным по-другому, те странные обрывки идей, что сменяли друг друга в черепной коробке неандертальца. Так же как и не можем мы понять, о чем думает и мечтает горилла», - пишет Герберт Уэллс [10:611]. Голдинг же в своем романе пытается заставить читателя понять неандертальца. Через восприятие одного из них мы познаем таинственный мир давно минувших времен, жизненный уклад наших далеких предков, их отношение к природе, отношения внутри группы, зачатки первобытной религии. Писатель стремится проникнуть в сознание первобытного человека, показать, как формировалось его мышление.
В экспозиции романа, до появления новых людей, мы знакомимся с группой неандертальцев (Голдинг настойчиво называет их людьми). Она состоит из восьми человек: трое мужчин, три женщины, маленькая девочка и грудной ребенок. Мал - глава группы. Он очень стар и силы уже покидают его. Люди уважают Мала, считают мудрым, безропотно подчиняются его указаниям. Ха — второй по старшинству среди мужчин, «...этот мужчина выручал людей при всех и всяческих невзгодах»[2:9]. Ему предстоит первым встретиться с «другими» и погибнуть от их рук. Лок самый молодой и беззаботный, он «...меньше всех видел внутри головы» [2:33]. Хотя Лок уже вышел из мальчишеского возраста, ведет он себя как ребенок: во всем полагается на старших, особенно в критических ситуациях, любит похвалу, всегда пытается рассмешить и понравиться остальным, радуется жизни, живет одним днем и ни о чем не беспокоится. Именно его Голдинг делает героем книги: в изображении автора «беспечный, радостный Лок» — воплощение первобытной невинности и непосредственного, спонтанного восприятия мира.
Сознание Лока практически безъязычное. Он мыслит образами, картинами и использует минимум слов, чтобы передать свое видение. Ему сложно связать две картины в одну, сложно «удержать новую мысль, если она не таила в себе опасности» [2:38]. Он практически не способен на сравнения и логические выводы: «Ночьбыла холодней, чем минувшая, он чувствовал это, хотя не умел сравнивать» [2:46]. Язык неандертальцев так же не развит, как и их мышление, и они пользуются им только в том случае, когда нет других способов выразить себя. Когда люди могут понять друг друга с помощью взгляда, жестов, они обходятся без слов. «Фа молча спросила Ха, и губы его ответили...» [2:10]. Их речь находится на начальном этапе своего формирования, и они не могут с ее помощью передать всю полноту своих мыслей и переживаний. Кроме того, Лок часто путает слова, а иногда речь его и вовсе лишена смысла: «...обрывочные видения, мелькавшие в его голове, едва ли соответствовали тем словам, что сыпались из его рта» [2:15]. Неандертальцы наделены способностью сопереживать общие видения, и молчание
им намного ближе, чем слова. «Все погрузилось в то глубокое молчание, которое было соприродно им гораздо больше, нежели слова, молчание, отторгнутое во времени, и на отлоге сначала возникло единство во многих мыслях, а потом, может быть, мыслей не стало вовсе» [2:30]. Неразвитость речи и мышления компенсируется хорошо развитыми чувствами и инстинктами. У Лека великолепный нюх, способный различать тысячи оттенков запахов, слух, улавливающий малейший шорох. Иногда ощущения подсказывают ему, как надо действовать, в то время как мозг не успевает или просто не может осознать это. «Он не знал, каких именно действий это чувство от него требуе т, но знал наверняка, что должен немедленно что-то сделать» [2:184].
На примере Лока Голдинг стремится убедить читателей в том, что жизнь первобытного человека была хоть и нелегко:!, 1.и мирной, гармоничной и счастливой. Основу гармонии составляла, во-первых, семья. Нити, связывающие Лока с семьей, «...были не украшением жизни, а самой ее сутью. Если б они порвались, человек умер бы сразу» [2:74]. Лок испытывает ни с чем не сравнимую радость, когда сознает, что его любят («...у Лока внутри головы будто засияло солнце» — [2:15]), и ощущает почти физическую потребность находиться рядом с людьми, быть под их защитой: «Вдруг Лок ощутил мучительное, как голод, желание, чтоб чьи-то глаза встретились с' его глазами и узнали его» [2:74]. Во-вторых, основу счастливой жизни неандертальцев состав-ляетединство с природой. Слияние с природой у них полное, они просто не выделяют себя из нее. И последнее составляющее их счастья — это привычный уклад пещей. «Сегодня такой же день, как вчера и завтра» [2:42]. Любые, самые незначительные перемены, или даже предчувствие перемен, их пугают. «Медленно, безмолвно лицо ее переменилось. ...Фа понурилась и закрылалицо руками. Старуха сказала:
- Это новое» [2:59].
Существуюту них и зачатки примитивной религии. Неандертальцы поклоняются матери природы — Оа. Они соблюдают некоторые традиции и обряды (например, обряд захоронения). Мужчина играет главенствующую роль в семье, женщина выступает хранительницей очага. «Женщина служит Оа, мужчина видит внутри головы» [2:66].
Итак, прочные семейные узы, близость к природе и привычный уклад вещей — так существовали неандертальцы многие века, считая, что до них все было точно так же, и впереди их не жду г никакие перемены. Будучи в полной уверенности, что кроме них на земле никого нет, они даже не догадываются о существовании других людей. «На острове был дым, на острове был другой человек. Во всей своей жизни они не могли найти этому объяснения» [2:95].
Приход новых людей в места традиционного обитания неандертальцев разрушает привычный уклад жизни последних, порывает нити, связывающие Лока с семьей, разрушает единство и гармонию его внутреннего мира, приносит ему боль и страдание. Неандертальцы не понимают, о чем говорят новые люди, но на чувственном уровне ощущают, что вокруг них «...витают злоба и страх» [2:127], о причине которых они не догадываются. «Все вокруг стремительно двигалось и визжало, всюду творилось что-то зловещее и непонятное» [2:219]. Смысл намерений новых людей также не умещается в голове Лока, верящего, что люди не могут сознательно причинить друг другу боль. Так неверно истолковывает он пущенную в него стрелу («и вдруг он понял, что мужчи-
па хочет подарить ему свою палку...» - [2:102]). Долгое время не сознает он и того, как по-зверски новые люди обошлись с его любимицей Лику. Не допуская даже мысли, что человек способен на зверство, Лок продолжает сопереживать тем, кто истребил всю его семью. «Он боялся новых людей, но и жалел их, как пожалел бы больную женщину» (2:195).
Новые люди пугают неандертальцев, но в то же время они обладают какой-то «необъяснимой притягательностью». Как ребенок, который, преодолевая страх, тянется ко всему новому, Лок не может преодолеть свое любопытство «Другие люди, которые так много видели внутри головы, были как вода, которая и ужасает, и в то же время дразнит и манит человека подойти поближе. Лок смутно осознавал это свое влечение, но никак не мог его понять и потому чувствовал себя совсем глупым» [2:124].
Коль и страдание, новый жизненный опыт влекут за собой существенные изменения в неандертальском сознании Лока. На какое-то мгновение ему показалось «.. .будто у него совсем новая голова» [2:194]. Он научается складывать видения в единую цепочку собы тий, делать логические выводы. Он сознает, что счастливому, беспечному существованию пришел конец и что с появлением новых людей мир вокруг него до неузнаваемости изменился и уже никогда не станет таким, как прежде: «...многое ушло без | возврата, как уходит морская волна» [2:196].
Вода занимает особое место в символике романа. Вода уносит тело мертвой старухи, вода отделяет людей Лока от острова, на котором был «другой». Особенно важен в романе образ «падающей воды» — водопада, иносказательное значение которого дает ключ к пониманию философского замысла всего романа. Впервые этот образ возникает в самом начале произведения, когда группа неандертальцев почти добралась до места своего летнего обитания. Гул и ров «падающей воды» обрывает их разговор, заставляя застыть в безмолвном страхе и восхищении: «...это был шум столь неумолчный и всепроникающий, что не было нужды напоминать друг другу, | откуда он. ...Люди молча прислушивались к отдаленному реву воды» [2:18].
Этот образ появляется на страницах романа еще не раз. И чем ужаснее сцены, разыгрывающиеся на глазах неандертальцев, чем ближе они к пониманию новых людей и к собственной гибели, тем громче звучит шум низвергающихся с высоты вод. В своем эволюционном развитии неандертальцы, в отличие от новых людей, так и не смогли подняться выше водопада. Данный образ обретает в «Наследниках» символический смысл. Fall в английском языке означает не только «водопад», но и «грехопадение», что позволяет говорить о библейских мотивах в романе Гол-динга. В этом ракурсе сюжет «Наследников» представляется как своеобразная реконструкция библейского мифа о первородном грехе. Относительно без-j мятежная жизнь неандертальцев, не преодолевших | водопад, невинность их сознания соотносятся с j христианским пониманием Эдема. В то время как путешествие перешедших водопад, то есть «падших» новых людей, является началом истории челове-i чества [9:37].
Неандертальцы жили и погибли по ту сторону водопада, и лишь необъяснимая тяга к новым людям ! и желание спасти своих детей заставляют их впер-| вые подобраться к нему так близко. Американский i исследователь Л.Диксон отмечает, что любое упоми-L нание водопада предвосхищает приближающуюся Л смерть неандертальцев от рук «падших» новых лю-
дей [9:37]. Голос водопада особенно громко слышен, когда Лок и Фа пробуют хмельной напиток. В этот момент они как никогда близки к водопаду, а следовательно, и к своему падению. Но все же неандертальцы так и не смогли одолеть водопад, и последний из них умирает под шум падающей воды.
К одиннадцатой главе, когда читатель уже успел погрузиться в мир первобытного сознания, узнать, что неандерталец способен мыслить и переживать, испытывать радость и боль, понять, какой трагедией была для Лока гибель его семьи, повествование резко меняется. Оно становится предельно объективным. Голдинг уже не называет неандертальца по имени, а говорит о нем как о «рыжей твари» и использует по отношению к нему местоимение «оно» (¡С). Впервые мы встречаем описание внешности неандертальца. «Это было странное существо, невысокого роста, с туловищем, наклоненным вперед. ...Размашистые руки свисали ниже колен. ...Ротбыл большой и широкогубый, а над завитками на верхней губе крупные ноздри трепетали, как птичьи крыла. Плавного перехода к носу не было, конец его торчал прямо из-под нависающих надбровий» [2:223]. Такое сугубо объективное, подчеркнуто беспристрастное описа-. ние отсылает нас к предпосланному книге эпиграфу, для которого Голдинг выбрал цитату из «Очерков истории» Герберта Уэллса. Именно таким низколобым, неразвитым существом, «уродливым с виду или даже омерзительным в своем непривычном для нас облике» [2:5] предстает неандерталец в изображении Уэллса, Но читатель уже успел разглядеть в рыжей твари человека, и резкая смена точки зрения лишь придает повествованию дополнительный драматизм. Лок умирает одиноким и непонятым. Еще недавно он хоронил Мала, а теперь сам ложится в позу эмбриона и ждет, когда Оа примет его в свое чрево. И предсмертные слезы его, это слезы человека, познавшего боль и страдание, познавшего мир, полный зла и жестокости. Все в этой сцене символично. Гиены, подкрадываются все ближе к своей добыче. Смерть показана на фоне начинающейся весны. А таяние ледников символизирует наступление новой эры в истории человечества. Эры, которую неандертальцу так и не суждено будет увидеть.
Зато ее суждено увидеть новым людям. Людям, у которых было «столько удивительных штук» [2; 163]. Их сознание и речь, несомненно, более развиты, чем у неандертальцев. Их лодка, символизирующая все человечество, хоть и медленно, но продвигается вперед, к будущему. И если на пути у них встречается какая-то помеха, будь то водопад или «лесные дьяволы», ее нужно преодолеть либо устранить. Голдинг хочет подчеркнуть, что расправа с лесными дьяволами — неандертальцами — не прошла для новых людей бесследно. Они были объяты «...странной, непостижимой скорбью» [2:228]. Новые люди искали зло в темноте лесной чащи, но не понимали, что оно живет в них самих, в их внутреннем мире, в их душе. Один из героев — Туами — тщетно пытается найти себе оправдание. «Но что еще нам оставалось?» — в отчаянии восклицает он [2:231]. Передав под утро руль, Туами продолжает точить клинок, которым он хочет убить вождя Марлана, чтобы завладеть его женщиной. Рукоять клинка — пока еще лишь бесформенный кусок. Казалось, мир вокруг него навсегда изменился, и никто и ничто уже не будет таким, как раньше. «Мир, в сердцевине которого так медленно продвигалась лодка, окутывала тьма средь света, и был он грязный, загаженный, без проблеска надежды» [2:228].
Мотив «тьмы1, тяготеющей над недопеком, — один из ведущих мотивов творчества Толлинга: тьма окружает человека извне и гнездится в его душе. О «темноте сердца человеческого» размышляет Ральф, герой «Повелителя мух»; безымянную, непостижимую тьму ощущает в самой глубине своего сущес тва герой «Свободного падения» Сэм Маунтджой; образ нависшей над миром тьмы - символ мрака и безысходности грядущей истории - возникает и на страницах «Наследников».
Исследователи, и зарубежные, и отечественные, не раз упрекали Голдинг.а в беспроспетном пессимизме. «Вторая книга Голдинга, - пишет, например, В. В. Ивашева, - мрачная от начала до конца констатация тьмы, окутывающей развитие человечества, страшная нритча о бессмысленности самого человеческого бытия» [5:355] По мнению А. А. Елистра-товой, автор «Наследников» приходит к печальному выводу, «будто человечность кончается там, где начинается история» [4:213].
Бесспорно, «Наследники» - не что иное, как притча, рассказанная в назидание современникам, «притча о заблудшем, нравственно слепом человечестве, которое на протяжении тысячелетий не может вырваться из тисков безумия и хаоса» [8:13]. И все же, как ни трагичен, как ни зловещ образ застилающей горизонт тьмы в финале «Наследников», ни это, ни другие произведения Голдинга не дают оснований видеть в нем художника-пессимиста, исповедующего философию тотального отчаяния. «Ни одно произведение искусства, — резонно замечал сам писатель, защищаясь от упреков критиков, — не может быть мотивировано безнадежностью» [1:219].
Несмотря на трагическую окраску, роман «Наследники» не оставляе т впечатления полной безысходности. В нем, как и в других произведениях писателя, теплится маленький огонек надежды [3:42; 6:158], пробивается «родник живого, теплого чувства» [2:235]. Это маленький неандертальский ребенок на плече Вивани. «Они заключали в себе ответ,
эта боязливая, нежеланная любовь женщины и этот смешной, пугающий крестец, льнущий к ее затылку, — они открывали путь» [2:238]. В этот момент Туами понимает, что именно они — этот чужой, принадлежащий другому миру ребенок и принявшая его женщина — «...как нельзя лучше подходят для его замысла» [2:228]. Он запечатлеет их на рукояти из слоновой кости. Рукоять — ::го искусство. И оно будет прославлять любовь. Оно несравненно важнее клинка — символа зла и ненависти.
Библиографический список
1. БаПлг Дж Беседы Уильям« Голдинга. Пер. с англ. // Иностранная литера-:vpa. 1973. № 10
2. Голдныг У. Наслодликн: ромам / Пер. В. Хинкиса. N1.: Транзиткнига, 2006 (В дальнейшем ссылки на это издание приводятся втек ге : скобках указываются страницы).
3. Ср : Дружинина А. А. Роман У. Голдинта «Наследники» /'К проблемам романтизма и реализма н зарубежной литературе в конце XIX- начале XX неков: Сб. трудов. М., 1978.
4. Елистратопа Л. А. Уильям Голдинг и его роман «Шпиль» // Зарубежные литературы и современность. М., 1970.
5. Ивашева В.В. Английские диалоги. М.: 1071.
6. Кошелев С. Д. Проблема нравственного прогресса в романе У. Голдинга «Наследники» // Проблемы метода н жанра в зарубежных литературах. Снердловск, 1982.
7. Уэллс, Герберт. Очерки истории и цивилизации, М: Экспо,2004.
й. Чамеен А. А. Мир Уильяма Голдинга // Г'олдинг У. Собр. соч. В 4-х т СПб.: Изд-no «Симпозиум», 2000. Т. 1.
9. Dickson Í..L. The modern allegories of William Goldinç). University of South Monda Press, 1990.
10. The Short stories ol U.C. Wells. London, 1948.
КЕЧЕРУКОВА Марина Аламатовна, аспирантка кафедры истории зарубежной литературы.
Статья поступила в редакцию 22.10.06. © Кечерукова М. А.
УДК 809.1-321.6
И. Ю. КАЛИННИКОВА
Омский государственный педагогический университет
ТИПОЛОГИЯ ЖАНРОВОЙ МОДЕЛИ
В БИОГРАФИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ
Б. К. ЗАЙЦЕВА_
Предмет исследования в статье — типологическая природа жанра биографии в документально-исторической прозе Б.К. Зайцева. Источником биографических повествований писателя оказывается древнерусская агиография. Жанровые соответствия устанавливаются на ритмико-интонационном, сюжетном, фразеологическом, мо-тивно-образном уровнях.
Поиск жанровой типологии всегда связан с определением источников жанрового мышления автора. Для Б.К. Зайцева, создателя оригинальной биографической прозы, этот вопрос разрешался обращением не к современной ему документально-историчес-
кой литературе, а, как казалось, к совершенно устаревшей в то время традиции древнерусской агиографии.
Проблема анализа жанра биографии в русле агиографической традиции — попытка преодолеть
