CC BY
464
VII. Литература и фольклор славян и их соседей
Т. А. Агапкина
(Институт славяноведения РАН, Москва)
Символика деревьев в традиционной культуре славян: сосна*
Abstract:
Agapkina Т.А. Symbols of trees in the traditional Slavic culture: pine*
This article, based on Slavic rites, folklore, superstitions, taboos, etc., observes features of the pine as one of the most notable phytosymbols. The conclusion is that its specifics are defined by both presence of several unique features, and by special configuration of attributes common to Slavic plant mythology.
Ключевые слова: славянская мифология, фитосимвол, сосна, обряд, поверье, легенда,
фольклор.
Исследование растительной символики славянской духовной культуры, несмотря на очевидный сдвиг, совершенный за последние годы, до сих пор нельзя назвать удовлетворительным. Проблема в том, что значительная часть работ, так или иначе затрагивающих эту тему, представляет собой относительно подробные «портреты» отдельных деревьев. Однако такие исследования продуктивны лишь тогда, когда за каждым «портретом» просматривается некий тезаурус, и предлагаемое описание «заполняет» его, тем самым создавая основу для сопоставления этих символов-портретов между собой — как в рамках одной этнической традиции, так и за ее пределами . Задача составления подобного тезауруса для «дендроперсонажей» славянской мифологической системы не может быть решена в рамках небольшой статьи, однако мы попытаемся наметить пути его составления, выделить наиболее крупные блоки признаков, релевантные для одного из типов дендросимволов. В данном случае речь пойдет о сосне.
В славянских языках сосна (Pinus silvestris) представлена ограниченным корпусом названий, в котором преобладают два — *bor и *sosna, ср. рус., укр. сосна, бел. сасна, хвоя, пол., словац. sosna, чеш. borovice, словен. bor, болг., макед., серб. бор.
Сосна являлась наиболее характерным для Русского Севера и центрально-русских областей видом священного дерева, что в целом соответствовало ее культовой роли в североевропейской мифологии. Священные сосны часто встречались в Карелии, Архангельской, Вологодской, Костромской, Вятской, Ярославской, Нижегородской губ. По преданию, несгораемая сосна росла у кельи святого Кирилла Челмогорского в Каргополье2. В Костромском крае
на Вознесение, завершавшее пасхальный цикл обрядов, местные жители посещали кладбище, где в последний раз христосовались с умершими, а также ходили поклониться священным соснам3. В Заонежье сосна выполняла функции так называемого дорожного дерева: если человек встречал по пути в лесу такое дерево, то жертвовал ему монеты, лоскуты, а на обратном пути молился и благодарил дерево за удачный исход путешествия; сухие упавшие ветки такого дерева не сжигали, а расставляли вокруг ствола4. В русской фольклорной традиции было известно большое количество преданий о чудотворных, прежде всего целебных, свойствах сосен, растущих в Нижегородской губ. и связанных с легендами о граде Китеже и озере Светлояр5.
Сосны были также составной частью культовых комплексов — природных или смешанного состава. Природные комплексы, помимо дерева, включали также почитаемые камни (в т.ч. следовики) и источники. В комплексах смешанного состава, помимо дерева или другого почитаемого природного объекта, находились также христианские святыни, в том числе явленные; иногда природные и христианские святыни исторически сменяли друг друга. В Ярославской губ. росла сосна, вблизи которой был найден чудотворный крест; считалось, что если откусить от сосны кусочек древесины, у человека не будут болеть зубы, поэтому дерево было искусано на половину толщины6. На Пинежье встречались обетные сосны, к которым носили обеты после того, как рядом был уничтожен обетный крест7. У старообрядцев Заволжья известна легенда о церкви, некогда ушедшей под землю, на месте которой выросла высокая тонкая сосна; местные жители рассказывали о том, что на этой сосне что-то сияло и горело, а поблизости слышался колокольный звон8. В Вожегод-ском р-не Вологодской обл. рассказывали о том, что одна из церквей была поставлена там, куда якобы с намеченного места «перешла» икона9.
С такими соснами связан довольно устойчивый круг поверий и установлений. Часто такая сосна якобы вырастает на могиле безвинно загубленного человека, рядом с могилой и кельей местночтимого святого; появляющиеся по ночам огни на дереве или под ним свидетельствуют о том, что под сосной некогда был закопан клад; на такой сосне обретаются «явленные» иконы; любое посягательство на такое дерево приводит к трагическим последствиям: виновный погибает, заболевает, теряет рассудок, пропадает и т.д.; при попытке ударить по дереву топором из ствола течет кровь; хотя ломать ветки с такого дерева запрещено, но можно собирать упавшие ветки и щепки, которые применяются в лечебных целях; такие деревья могут оказываться центром массовых праздничных гуляний, особенно в весенне-летнее время, на Троицу, например.
Аналогичные явления фиксировались и в других славянских традициях. В Польше на сосны часто вешали маленькие каплички (часовенки, алтари-ки)10. В польском Поморье есть предание о горе, у которой некогда разбился корабль, а единственный спасшийся поставил на ней часовню в честь св. Николая. Позже на месте церкви выросла сосна: рассказывали, что если ударить по ней топором, из раны потечет кровь". У сербов в окрестностях монастыря
Милешево (центральная Сербия) была известна священная сосна, считавшаяся опасной: ее нельзя было трогать, ломать или срубать с нее ветки, а нарушивших этот запрет ожидали увечья12. На о. Радкольский (Радколье) (Онежское озеро, недалеко от с. Сенная 176а) в первой половине XVI в., когда строился Климецкий монастырь, монахи срубили строевой лес и пустили его на монастырские стены. По преданиям жителей Сенной Губы, на этом острове монахи оставили нетронутыми только три старые сосны, которые, во-первых, из-за ветхости не годились на строительство, а во-вторых, «за рубку которых человек должен был расплатиться тяжелой болезнью и смертью»13.
В русских, украинских и белорусских песнях именно сосна часто выступает в качестве мирового дерева, в кроне которого вьют гнезда птицы, у ствола обитают пчелы, а у корней — бобры, горностаи и соболи, ср.: свадебную песню из пинского Полесья: «Сосьнина дерэво шчасьливое, то шчасьливое, то уродливое: а з корэня его чорные соболи, з серэдины его боровые пшчолы, а з верху его райскее пташки»14 с нижегородской колядкой: «Ой, каледка, ка-ледница, Стоит в бору сосна, / Стоит в бору красна, / Нету ее выше, нету ее краше. / По корень той сосны / Горностаи норы, / Посередь той сосны ремезо-вы гнезды, / А поверх той сосны / Белояры пчелы»15.
С сосной как деревом культовым и почитаемым последовательно связывается функции медиатора, посредника межу «этим» и «верхним» мирами, а также «тем светом», где обитают души усопших. В польских лег ендах Богоматерь является на сосне'6. Сосна, наряду с другими деревьями, упоминается в традиционных вербальных формулах, с помощью которых родители маленьким детям объясняли, откуда они появились на свет, ср. полесское: «Буг мене кинуу на хвою, а с хвои — додолу, да дау мени добру долю»17. В песнях и балладах женщина превращается в кукушку и, прилетая домой навестить родных, садится на сосенку около дома: «А знялась-паляцела у свой цихи двор, села на сосначку, начала каваць: / О-о-х, чаму же табе, сосначка, Бог лисьця ни дау, / А мне, маладзенькай, шчасьце не дау»18. В пересказе сна женщина, у которой умер сын, встречает его, идя по сосновому лесу19.
Сосна, как и другие хвойные деревья (ель, пихта, лиственница), тесно связана в обрядах и поверьях с темой смерти. Возможно, это объясняется тем, что сосна, как и ель, дерево вечнозеленое, т.е. противостоящее смерти и угасанию, символизирующее вечную жизнь и т.д., ср. в русской загадке: «Осенью не увядаю, зимой не умираю». Постоянную зелень сосны на Украине объясняли особенным благословением Божием, почившим на ней с того времени, как древесина ее оказалась негодной на гвозди при крестных страданиях Христа20.
Вместе с тем, и сосна, и ель, как пахучие, смолистые и колючие деревья, нашли широкое применение в качестве оберега, в том числе и прежде всего в похоронной обрядности. Из ели (как и из сосны и березы) часто делали гроб, мотивируя это, в частности, тем, что ель (как и сосна) не позволяют покойному «ходить» после смерти, см. в русской колядке, где за отказ одарить коляд-ников хозяевам желали: «Кто не даст лучинки — тому сосновый гроб!»21
У русских поистине повсеместный характер имело обыкновение бросать еловые и сосновые ветки (реже — ветки пихты, можжевельника и др.) по дороге к кладбищу — перед гробом, так и после него. Повсеместно еловыми и сосновыми ветками украшали гроб; у поляков сосновые ветки использовали для украшения Гроба Господня в Страстную пятницу22.
Однако апотропейные свойства сосны использовались и в других сферах традиционной культуры. Сосновые ветки и шишки употребляли для приготовления разных медицинских настоек, освежали с их помощью воду и т.д. Особо отмечено применение сосновых веток в качестве оберега от грома. В Полесье на Пасху вокруг церкви втыкали сосновые ветки, которые позже с втыкали в крыши домов, оберегая их тем самым от грома и бури; при первом громе сосновые ветки втыкали в землю; на Крещение веки сосны, которыми украшали иорданскую прорубь, забирали домой и также втыкали их в стены дома и хлева как оберег от бури и ветра.
Верования и фольклор, связанные с образом сосны (как и некоторых других деревьев), отвечает представлению об известном уподоблении и даже отождествлении дерева и человека, что весьма характерно для дендромифологии славян, равно как и других народов, ср. в украинской поговорке Не так\ сосни ми рубали 'не таких побеждали'. На Косовом Поле, когда сваты входили в дом, невеста говорила: «1едан бор, два бора, трейа бела борика», чтобы в замужестве иметь двух сыновей и одну дочь23. В сербских народных песнях бор (сущ. м.р.) также всегда символизирует мальчика или молодого человека: «Два су бора напоредо расла, / Ме1)у ньима танковрха ¡ела: / То не била два бора зелена; / Вей то била два брата ро!)ена» [Две сосны рядом росли, между ними островерхая ель. Это не две зеленые сосны, а два родных брата]24.
Примечательно в этой связи, что сосна часто фигурирует в сюжетах народных песен и баллад, где она вырастает (или ее сажают) на могилах невинно гонимых влюбленных, безвременно умерших, погибших или убитых царских детей, молодоженов и т.д. В западноукраинской балладе рассказывается о девушке Насте, которая «любилась» с паном, за что была убита его ревнивой женой; Настю похоронили, а на ее могиле выросли деревья: «Там, де були бели ноги, там выросли два яворы, а де були бели руки, там выросли две со-сноньки»25. В севернорусских преданиях о «панах» сосны вырастают на их могилах26.
Обычно такие сосны, растущие на чьих-то могилах, реальных или легендарных, получают в местной традиции статус заповедных, как будто душа похороненного здесь человека охраняет дерево от любых посягательств. Такие деревья нельзя рубить, нельзя ломать их ветки, срывать листья, а также наносить им какой бы то ни было ущерб. По олонецкой легенде, сосна вырастает из косы убитой девушки, «панской сестры», и никто не может ее срубить27. В другой белорусской легенде рассказывается о скрипке, которая была изготовлена из сосны, появившейся на месте захоронения людей, умерших во время одной страшной эпидемии. У скрипача, разбившего эту скрипку, вместо рук появились сухие ветки, как на той сосне28.
Деревья, выросшие или посаженные на таких могилах, сохраняют связь с покоящимися под ними, в известном смысле образуя с ними единое целое, когда человек как бы растворяется в дереве, а дерево прорастает в человека. Поэтому так широко распространены в разных традициях однотипные предания о том, что в таком дереве, растущем на чьей-нибудь могиле, как и в священном, культовом, течет кровь. В белорусской легенде рассказывается о двух соснах, выросших на том месте, где литовцы-язычники убили монахов-францисканцев; если срубить сук с одной из таких сосен, то из деревьев потечет кровь-9. Такие деревья, помимо всего прочего, часто приобретают статус сакральных: из них делают придорожные кресты и предметы церковного обихода. Показателен пример: у сербов почиталась сосна царя Милутина (бор крала Мшутина), огромное дерево со множеством стволов. Когда в июне 1932 г. ее свалила буря, крестьяне подняли и поставили на прежнее место один большой ствол, а другие оставили для церковного иконостаса30.
Представление об известном подобии дерева, в данном случае сосны, и человека нашло, среди прочего, отражение в серии запретов и поверий, обыгрывающих «женскую» природу этой породы дерева. В разных восточнославянских регионах (на Вологодчине, в Полесье и в других местах) сосну, как и ель, не разрешали сажать около дома — якобы потому, что иначе «мужики водиться не будут»31, что скорее всего объясняется обозначенной выше связью сосны (и хвойных вообще) с темой смерти, а также тем, что сосна — дерево женское и по грамматическому роду своих названий в восточно- и западнославянских языках. Представление о сосне как женском дереве отражено в полесском обычае делать кадку для теста (дежу) из двух пород деревьев — мужского и женского (дуба и сосны, например), чтобы в ней всегда удавался хлеб. В том случае если в деже тесто не подходило, надо было пересчитать клепки в деже, называя их соответственно породам деревьев «дубова — соснова» и т.д.32
В цикле масленичных обрядов, известных восточным славянам, а также на западе Славии, широко распространение получили ритуалы, смысл которых состоял в том, чтобы символически наказать молодых людей и девушек, вовремя не вступивших в брак и потому задерживающих социовозрастное развитие сообщества в целом, а кроме того -- ритуальными и магическими средствами подвигнуть их в этому шагу. С этими целями во время масленичных празднеств парням и девушкам прицепляли, обычно к ноге, деревянные колоды, символизирующие отсутствующую у них брачную пару. Одним из наиболее интересных обрядов, связанных с символической заменой человека бревном (колодой, деревом) в рамках масленичных обычаев, является словенский ритуал, называемый Ьогоуо gostuvanje или гепИеу (^ох/иуагуе) г Ъогот, т.е. дословно «свадьба с сосной». Судя по обширному собранию Н. Курета, обряд этот известен лишь в одной этнодиалектной зоне, в Прекмурьс. Вкратце он сводился к следующему. В год, когда в селе не было ни одной свадьбы, ряженые за 2-3 недели до масленицы обходили окрестные села и приглашали всех на Ьогоуо gosli¡vanje, а также собирали с будущих гостей продукты для
общего праздника. В масленичное воскресенье все участники действа собирались на главной площади села, окруженные многочисленными ряжеными и гостями. Среди них главными были «поп», которому предстояло совершить обряд «венчания», «жених», «невеста» (девушка, которая заменяла настоящую «невесту» — сосну), а также другие участники «свадебной процессии» -«сваты», «дружки» и т.п. Из села все вместе отправлялись в ближайший лес за «невестой». Сосну, предназначенную на эту роль, в лесу выбирали заранее. При этом участники обряда тщательно скрывали от посторонних, о каком именно дереве идет речь. Считалось, что если парни из соседнего села срубят у «избранницы» верхушку раньше времени, обряд потеряет смысл, да и село будет навеки опозорено. Поэтому при приближении к намеченному дереву парни, входящие в свадебную процессию, а также ряженые «жандармы» сразу же вставали «на стражу» дерева. Примечательно, что если женили парня, то в невесты ему выбирали женский вариант хвойного дерева, называемый smre-ka, а если таким образом «выдавали» девушку, то парой ей был bor. После некоторого препирательства между «отцом» жениха и «отцом» невесты (персонажами свадебной процессии), «поп» начинал обряд венчания, представляющий собой пародию на церковный ритуал. После этого под пение свадебных песен у сосны торжественно обрубали сучья, «дружки» украшали ее венками и лентами как невесту, клали ее на двухколесную тележку, сверху сажали «жениха» (или «невесту»), впрягались в нее и таким образом приволакивали ее в село, где устраивалось пышное угощение, сопровождаемое пением, танцами, разыгрыванием ряжеными различных сценок, в том числе и весьма фривольного содержания. В конце концов дерево продавали, деньги в складчину пропивались, а всю бумажную бутафорию, которая украшала ряженых и дерево, сжигали где-нибудь на перекрестке33.
На Русском Севере (преимущественно на Вологодчине) образ сосны широко использовался в вербальных формулах, которыми провождали уходящих с гуляний парней и девушек в том случае, когда за весь вечер их ни разу не пригласили участвовать в плясках, поцелуйных и других играх. Им, о них или они сами о себе в такой ситуации говорили: «Ой, тяжело, сосну волоку»34; «Ну, сёдни ко стовбушке не созвали, волоки сосну домой с кореньями, с прутьями»; «Сосну поволок с беседы»35 и т.п. За этими формулами также можно усмотреть образ дерева (сосны) как брачной пары, характерный в т.ч. для описанных выше обычаев с «колодкой».
Вместе с тем, помимо «колодки», сосна - в качестве ритуального деревца - широко использовалась и в других обрядах календарного и семейного циклов, причем в основном в зимнее и весеннее время, когда вечнозеленые растения заменяют обычную зелень и цветы. Прежде всего, что и вполне понятно, сосна выполняла роль рождественского деревца, причем преимущественно на западе Славии, ср., например, пол.podlaznik 'елочка (или верхушка хвойного дерева — сосны, ели, пихгы), украшенная яблоками, орехами, облачками, которую крепили к потолку над столом в избе на Рождество'. В Хорватии под Рождество на ветку сосны привязывали разные фрукты: яблоки,
груши, сливы, орехи, грецкие и лесные, обернутые золотыми или серебряными бумажками. У западных славян в 5-е или 6-е воскресенье Великого поста, а иногда и после Пасхи по селу ходили процессии, по главе которых их участницы носили украшенные деревца «лето» и «гаик». Деревца делали из хвойных пород - ели, сосны, пихты, ср. его чешские и моравские названия -]ес!Иска, Ъогощска, Ьогек, Ьогесек36. В словенских обрядах, совершаемых в день св. Георгия, его главный персонаж «Зеленый Юрий», которого водила от дома к дому дружина молодых людей, был с ног до головы покрыт зеленью, поэтому участники процессии говорили, что нашли «Зеленого Юрия» «в сосновой зелени» (у Ьогоует /к/уг/ 5то ga паШУ1. В Польше и Чехии из высоких и тонких сосенок часто делали майское дерево, устанавливаемое на главной площади села или перед домами девушек.
В свадебном обряде западных и восточных славян из сосны (ее древесины, веток или верхушки) изготавливали древко для свадебного знамени, жезл дружки и другие предметы свадебного реквизита. Срубленную же сосну (а также елку, кипарис, можжевельник), часто украшенную цветами или лентами, могли втыкать в землю или даже сажать на могиле парня или девушки, умерших до брака, т.е. использовали это дерево и его части в функции свадебного деревца в обрядах типа похорон-свадьбы. Наконец, в цикле строительных ритуалов в зимнее время при установлении первой балки крыши, а также по окончании строительства наверху дома втыкали сосновую ветку.
Вместе с тем, как и любое другое дерево в славянском мифопоэтическом «дендрарии», сосна может иметь касательство к совершенно иному кругу значений и сюжетов и, в частности, считаться местом обитания демонов, например, сербских вил. В русской же демонологии сосна связана прежде всего с лешим. Русские Карелии верили, что леший удерживает заблудившихся людей поблизости от крупных и почитаемых в данной местности деревьев, в т.ч. сосен, к которым человек многократно возвращается, пытаясь найти дорогу домой38. Согласно смоленскому рассказу, дети лесовых лежат в люльках, привешенных к ветвям ели или сосны. Чтобы вызвать лешего, надо сесть на сосновый пень и трижды аукнуть39. В быличках, известных на юге России и на Украине, большие сосны оказываются местом, куда на шабаш слетаются ведьмы. Так, в Калужской губ. такое место находилось якобы на границе Мещов-ского и Мосальского уездов. По рассказам местных жителей, там росла громаднейшая сосна: «дупло у нее от старости сгнило, и в середине ее всегда напиханы всякая нечистота: тряпки, волосы, кости. Пилить эту сосиу боятся, даже ходить около нее ночью считается очень опасным. Сучья у этой сосны не повисшие, а выпрямлены замечательно прямо и осмурыганы (вытерты), как будто на них всегда сидит кто-либо. Верхушка сломлена или срублена кем-то гак, что представляет удобное седалище для главного заправилы — черта. По рассказам стариков, здесь часто виднеются огоньки, часто в прежние времена блудили (т.е. сбивались с дороги) люди и сосну эту знают даже знаменитые киевские ведьмы, потому что часто сюда прилетают»40. Около таких сосен на самой Киевщине на Купалу также собирались местные ведьмы, а закопанное
под соснами золото в эту ночь выходило на поверхность и сверкало, «пересушивалось»41.
Сосна, как и некоторые другие деревья и кустарники, предстает в мифологических рассказах локусом мистификаций: попав в то место, где растет такое дерево обмана, человек оказывается втянут в игру иллюзий: ему видится свадьба, гуляние, веселье, слышится музыка, кажется, что он сладко ест и мягко спит, но наутро он обнаруживает себя под деревом или на нем, веселье прошлой ночи оказывается свадьбой чертей, еда — листвой и т.д., см. костромской рассказ: «На Ложкиной горе есть сосна, так принесло туда какую-то девушку... Ее сняли оттуда, так она как дура была, испугалася. Говорит: „Я не голодная". -— „А чем тебя кормили?" — „А шаньгами, говорит, кормили". А у нее полный подол г... коньих»42.
Противоречивость народной оценки сосны заметна еще и в том, что, как и всякое другое, не собственно плодовое дерево, она оказывается персонажем этиологических легенд, объясняющих эту ее особенность. Так, в русском (владимирском) предании рассказывается о том, что сосна и ель прокляты якобы потому, что не вняли просьбе Христа не шуметь и не мешать ему, когда Он молился в Гефсиманском саду43.
Беглый обзор традиционных верований, касающихся сосны как одного из заметных символов славянской растительной мифологии, а также круга ритуалов и обычаев, с нею связанных, показывает, как в этом образе соединяются черты, общие для мифологии деревьев, с некоторыми более специфическими деталями (такими, например, как представление о сосне как женском дереве или ее связь с темой смерти). Однако цельный и своеобразный «портрет» дерева формируется не столько этими особенностями, сколько особой конфигурацией вполне типовых мотивов и признаков, которая в конечном итоге и определяет специфику конкретного дендросимвола в ряду других, ему подобных образов славянской растительной мифологии.
Примечания
' A.B. Гура предложил тезаурус для описания животных персонажей славянской традиционной культуры, см. в его книге «Символиха животных в славянской традиционной культуре» (1997). С.М. Толстой и J1.H. Виноградовой принадлежит тезаурус для описания славянских демонологических персонажей, см.: Виноградова H.H., Толстая С.М. К проблеме идентификации и сравнения персонажей славянской мифологии // Славянский и балканский фольклор. М., 1994. С. 16-43.
2 Каргополье: Фольклорный путеводитель (предания, легенды, рассказы, песни и присловья) / Сост. М.Д. Алекссевский, В.А.Комарова, Е.А. Литвин, А.Б. Мороз, Н.В. Петров; под общ. ред. А.Б. Мороза. М., 2009. С. 252.
3 Зимин М.М. Ковернинский край //Труды Костромского научного общества по изучению местного края. Кострома, 1920. Вып. 17. С. 18.
4 Логинов К. К. Материальная культура и производственно-бытовая магия русских Заонежья. СПб., 1993. С. 73.
5 Днепровский Д.Н. Древние крестовые сосны в с. Городцс // Действия Нижегородской губ. уч. архивной комиссии. 1914. Т. 17, № 4; Легенда о Св. озере и сосне в Федоровском монастыре в с. Городцс // Нижегородские губ. вед. Ч. неоф. 1890. № 9:3; Савушкина H.H. Легенда о граде Китеже в старых и новых записях // Русский фольклор. Л., 1972. Т. 13. С. 57-76, и др.
6 Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро князя В.Н. Тени-шева». Т. 2. Ярославская губерния. Ч. 2. СПб., 2006. С. 301.
7 Калуцков В. Н., Иванова A.A., Давыдова Ю.А., Фадеева Л.В., Родионов Е.А. Культурный ландшафт Русского Севера: Пинежье. Поморье. М., 1998. С. 97.
8 Басилов В.Н. О происхождении культа невидимого града Китежа у озера Светлояр // Вопросы истории религии и атеизма. М., 1964. Вып. 12. С. 154.
' Денисова И.М. Вопросы изучения культа священного дерева у русских. М., 1995. С. 23.
10 Niebrzegowska S. Przestrach od przestraclm. Rosliny w ludowych przekazach usfnych. L.uhlin, 2000. S. 93.
11 Slelmachowska B. Rok obrzifdowy na Pomorzu. Tonin, 1933. S. 200.
12 4ajmHoeut! В. Речник српских народних верован.а о бшъкама. Београд, 1985. С. 40.
13 Логинов К. К. Заонежскнй праздник Радкольское воскресенье // Праздничные традиции и новации народов Карепии и сопредельных территорий: исследования, источники, историография. Петрозаводск, 2010. С. 37-45. С.42.
14 Kolberg О. Dziela wszystkie. Wroclaw, Poznan, 1968. Т. 52. Bialorus—Polesie. S. 181, Пинское Полесье.
15 Горьковский (ныне - Нижегородский) государственный университет, Архив кафедры фольклора, 40-10-81.
"> Niebrzegowska S. Op. cit. S. 86.
17 Полесский архив ИСл РАН (Москва). Выступовичи Овручского р-на Житомирской обл.
18 Там же. Туховичи Ляховичского р-на Брестской обл.
" Там же. Золотуха Калинковичского р-на Гомельской обл.
20 Труды этнографическо-статистичсской экспедиции в Западно-Русский край, снаряженной Императорским Русским геофафическим обществом: Юго-Западный отдел. Материалы и исследования, собранные д. чл. П. П. Чубинским. СПб., 1872. Т. 1, вып. 1. С. 75.
21 Морозов И.А., Слепцова И.С. Круг игры. Праздник и шра в жизни севернорусского крестьянина (XIX-XXbb.). М.,2004. С. 275.
22 Kolberg О. Op. cit. 1963. Т. 9. S. 132.
23 РаденковиЬ Л. Симболика света в народно] мапуи 1ужних Словена. Београд, 1996. С. 218. 21 Чщкановик В. Op. cit. С. 38.
75 Головацкий Я.Ф. Народные песни Галицкой и Угорской Руси. М., 1878. Ч. 1. С. 72.
26 Сов. этнография. 1980. №1. С. 121-122.
27 Усачева В.В Мифологические представления славян о происхождении растений // Славянский и балканский фольклор. М., 2000. С. 166.
28 Там же. С. 178.
29 Легенды i паданнг Мгаск. 1983. С. 343.
30 4ajKaHOBnh В. Op. cit. С. 39.
31 Полевые исследования студентов Р1ТУ. М., 2009. Вып. 4. С. 263.
32 Полесский архив. Ветлы Любешовского р-на Волынской обл.
33 K-uretN. Prazniüno leto Slovencev. Celjc, 1965. D. 1. S. 23-24. 54 Денисова И.М. Указ. соч. С. 47.
35 Морозов И.А., Слепцова И.С. Указ. соч. С. 176, 403.
36 Славянские древности: Этнолингвистический словарь f Под ред. Н.И. Толстого. М., 2009. Т. 4. С. 77-78.
"KuretN. Op. cit. D. 1. S. 282. Криничная H. Лесные наваждения. Петрозаводск. 1993. С. 26.
39 Русский демонологический словарь / Автор-составитель ТА. Новичкова. СПб., 1995. С. 316.
40 Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В.Н. 'Гени-шева. СПб., 2005. Т. 3. Калужская губерния. С. 500.
Живая старина. 1996. № 4. С. 28.
42 Ефимова F..С. Поэтика страшного: мифологические истоки. М., 1997. С. 84.
43 Максимов С. Нечистая, неведомая и крестная сила. М., 1989. С. 174.
