CC BY
426
УДК446.2:81’371=512.157 Л. Л. Габышева
СИМВОЛИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ НОМИНАЦИЙ МЕТАЛЛОВ В ЭПОСЕ ЯКУТОВ И ДРУГИХ ТЮРКСКИХ НАРОДОВ
Рассмотрены символические значения номинаций металлов в эпосе якутов с широким привлечением сравнительноисторического материала. Выявлены своеобразие семантики фольклорного слова, его функции, а также явление мифологической антонимии.
Ключевые слова: олонхо, семантика, коннотации, символ, картина мира, номинация, антонимия, функция, тюркские языки, эпитет, метафора, миф, фольклорный текст.
L. L. Gabysheva
The symbolic significance of nominations of metals in the epos of Yakut and other Turkic people
The article discusses the symbolic value of the nominations of metal in the Yakut epos with extensive use of comparative and historical material. The author reveals peculiarity of folk semantics of the word, its functions, as well as the phenomenon of mythological antonymy.
Key words: olonkho, semantics, connotations, symbol, world view, nomination, antonymy, function, Turkic languages, epithet, metaphor, myth, folklore text.
Человек с древнейших времен наделял металлы символическим значением. Открытие железа знаменовало новую эпоху - железный век, а красота золота и серебра пробуждала эстетическое чувство. Металлы рассматривались мифологическим сознанием как основные элементы космоса, в двоичных системах символических классификаторов китайцев, греков, славян и других народов их номинации соотнесены со сторонами света, вертикальными зонами мироздания, с тем или иным цветом, выступая атрибутами богов и героев. В мифологии и обрядовой практике якутов они также играют видную роль [1].
Металлургическая терминология в тюркских языках оформилась еще до распада пратюркской общности; в легендах о происхождении рода Ашина, основавшего в VI веке первый тюркский каганат, подчеркивается умение этого племени добывать руду и обрабатывать металлы. Основным термином для названия железа во всех тюркских языках служит лексема *demur (< як. timir, алт. temir, хак. tim3r, тув. demir и т. д.), зафиксированная в самых первых тюркских памятниках VIII века. Для обозначения серебра употребляется слово *gumul (< якут. komus, алт. kumus, хак. kumus, тув. xumus, башк. komos и др.). В алтайском, якутском, бурятском эпосах встречает-
ГАБЫШЕВА Луиза Львовна - д. филол. н, профессор кафедры общего языкознания и риторики ФЛФ СВФУ им. М. К. Аммосова.
E-mail: ogonkova-jenya@yandex.ru
ся и другое наименование серебра: алт. мдцун, як. мвцун, бур. мунгун; для сравнения приведем из маньчжурского языка мецгун ‘серебро, деньги’.
В якутском языке у имени квмус отмечены значения ‘серебро’ и ‘золото’; для дифференциации металлов используются в качестве детерминативов имена цвета: уруц квмус и кыкыл квмус (букв. белое серебро и красное золото). Последнее словосочетание специалисты рассматривают как одну из огузо-якутских изоглосс: туркм. кимив %у&у1 ‘драгоценности’ [2]. В отличие от якутского, в большинстве современных тюркских языков золото обозначается как *аЫып < алт., хак. акуп, тув. аМуп) и т. п. Якутское слово алтан - медь является, по мнению тюркологов, поздним заимствованием из эвенкийского языка [2].
Из всех наименований металлов наибольшей частотностью в фольклорных текстах тюркских народов отличаются эпитеты, обозначающие железо, серебро и золото.
Лексика как компонент, формирующий мифопоэтическую картину мира олонхо, в связи с ее ярко выраженным дуальным характером испытывает семантическую поляризацию. Это явление в определенной степени аналогично процессу “окачествления” относительных прилагательных и проявляется в виде положительных или отрицательных коннотаций лексемы. Семантический сдвиг в значении фольклорного слова связан с теми функция-
ми, которые оно выполняет в поэтической системе эпоса. Номинации металлов играют роль символических классификаторов, разграничивающих основные зоны универсума и их обитателей. В олонхо граница между мирами может быть отмечена одной деталью: “дошел до того места, где вместо земли было железо” [3, с. 168]. В долганском эпосе на границе миров изображаются “металлические” стражи: “на горе, расположенной на стороне злых духов, железная эксэкю-птица стоит; на горе, расположенной на солнечной стороне, серебряный ястреб стоит” [4, с. 224]. Родная земля алтайского богатыря почтительно именуется “алтын ташту пий Алтай
- златокаменный господин Алтай” или “алтын-моцун алтай - злато-серебряный алтай” в противоположность Нижнему миру, который лаконично определяется как “алтай, железом опоясанный”. Сравните: заклятый враг эпического героя имеет эпитеты “темир ]алац пу алтайлу, темир терек пу агашту канду косту Кан-Таа]ы-Бий - землю сплошь из железа имеющий, тополь-дерево из железа имеющий Кан-Таадьи-Бий с кровавыми глазами” [5, с. 148-149, с. 418, с. 467, 0.138-139].
В алтайском, шорском, хакасском, якутском, бурятском и др. эпосах земля богатыря в соответствии с мифопоэтическим представлением о прекрасном изображается серебряным/золотым покровом, с серебряной/золотой растительностью, серебряными/ золотыми горами и водоемами, степью и берегами. В текстах алтайского эпоса эпитеты алтын ‘золотой’ и моцун ‘серебряный’ нередко связаны параллелизмом: “Кос ]едетен моцун чолди кодуресин пурте ле пасты. Кос ]етпейтен алтын чолди кодуресин ]айа ле пасты. - Серебряную степь, которую взгляд не охватит, всю избороздили. Золотую степь, которую взгляд не охватит, всю затоптали”. Встречается и составной эпитет “алтын-моцун - золотой-серебряный” [5, с. 202, 99].
Типичными деталями ландшафта подземного царства будут железная растительность, железные звенящие дороги, мерзлый железный грунт, железные горы и поляны. “Металлический” код описания Нижнего мира особенно ярко представлен в текстах олонхо. “Тимир оттоох мастаах таас дайды буолла. МаИын эгэлгэтэ тимир кыналгы мас, ото тимир иннэлик от, сайылыга таас состой, хонуута тимир дэриэспэ. - Это пошла каменистая страна с железными растениями. Все ее деревья были голые железные, и трава тоже колючая, железная. Выгоны -сплошной камень, поле - железная дресва” [6, с. 287]. Характерно, что сказитель описывает земли Нижнего мира именно с точки зрения скотовода как совершенно непригодные для выпаса табунов и стад. Чуждость и враждебность мира подчеркнуты его пространственной «перевернутостью»: “Тимир балаган баар, ар§аанан
айахтаах, туцкэтээх туннуктээх, кэннигэр сэргэлээх.
- Железная юрта была с дверью на запад, с окнами на север, с коновязью на задах”.
Слова, обозначающие металлы, оказываются семантически и семиотически нагруженными: их
роль не ограничивается номинативной функцией, они выполняют универсальную классификационную функцию и служат маркерами основных космических зон и их обитателей. Это определяет не только картину мира, но и синтагматику фольклорного нарратива. Согласно одному из сюжетов якутского эпоса, на месте, где прошелся абаасы, унося с собой дом с постройками, людьми и скотом, выросло шумящее железное поле [7, с. 145].
На основании материала олонхо можно предположить, что металлы как основные элементы космоса были соотнесены и со сторонами света. Умирающий герой завещает: “Ар§аа диэки вттYбYн алтаннаар, кун вттYбYн квMYстээр, соруруу вттYбYн ойуулаар, илин вттубун ирим-дьирим ойуулаар, хоту вттубун хор§олдьуннаар. - С западной стороны покрой (могилу - Л. Г.) медью, с солнечной стороны высеребри, с южной стороны сделай узоры, с восточной стороны
- нежно-мелкие узоры, с севера покрой оловом” [Там же, с. 36]. Серебро связано с солнечной стороной и солнцем. Северную сторону небосклона, где находится Полярная звезда, тюркские народы обозначали словом темиркъазык (кумык), демиргазык (туркм.) и т. д., что буквально переводится как ‘железный кол’ [8, с. 85].
Серебро, имеющее, согласно физическим справочникам, отражательную способность 90-99% и наивысшую теплопроводность, играет роль символического воплощения солярного по своей природе верховного божества якутского пантеона. Анализируя природные, эстетические свойства серебра, К. Леви-Стросс отмечает, что оно представляется в известной степени самородным светом и во многих языках обозначается как “яркое, блестящее, белое”: “в латинском argentum и древниндийском arjuna, родственных хеттскому harki, а также в древнеегипетском hd, шумерском языке kù. BABBAR” [9, с. 346]. В тюркских рунических памятниках утверждается, что “sariy altum йгщ kümüs желтое - золото, белое - серебро” ; ср. с якутской номинацией серебра - урунквмус [10, с. 627].
В фольклорных текстах Уруц Айыы Тойон описывается как среброликий, один из его эпитетов “с висками, покрытыми в три слоя серебром”, в эпических сюжетах играют роль три волшебных серебряных волоса, растущих на его макушке [7; 11]. Ср.: глава Нижнего мира Арсан Дуолай изображается в железной жесткой куртке, в крепких железных штанах и железных сапогах, на нем железная шляпа; ездит он на быке в железных нартах [12]. Эпитет
квмYс развивает коннотации “божественный”, “прекрасный”. В свете солярной природы коня примечательно, что якутские, алтайские, шорские и др. сказители щедро наделяют эпитетом серебряный (золотой) чудесного богатырского скакуна и конное убранство. Золотыми (серебряными) изображаются подковы, узда, седло, повод, и в этом случае семантическое наполнение эпитета неоднозначно: конное снаряжение тюркских народов, согласно этнографическим источникам, было украшено серебром, с другой стороны, эпитет сохраняет идеализирующую направленность.
Драгоценные металлы, как известно, выступают символами власти, и в эпосе тюркских народов атрибуты верховного божества предстают как серебряные (золотые). В олонхо упоминаются “тройной серебряный ремень - YPYЧ квMYс Yс-хат сиэгитэ”; “серебряное орудие Айыы Тойона (гром)
- Айыы Тойон YPYЧ квMYс CYргYYPэ”; серебряная трость и фонарь. Его посланники являются людям на беломолочных конях с серебряными пальмами. В алтайском фольклоре золотой описывается гора, на которой находится золотой трон Ульгеня. Шорский сказитель живописует, как “на самой вершине золотой горы ... с золотыми листьями золотая береза стоит, оказывается, под золотой березой стоит золотой стол, оказывается, за золотым столом на почетном месте три творца восседают” [13, с. 337].
В олонхо всем сакральным предметам приписывается эпитет кемус: ‘УРУН квмYс халлаан - серебряное
небо” [14, 15]; священное “древо с берестой из слоистого серебра, цвета серебряных опилок - дьапта квMYс туостаах, аалыы квMYс вннввх мас” [16, с. 6]; “синодик из слоистого золота - дьаптал квмYс синьиэнньик” [17, с. 63], куда записываются судьбы всех героев. Эти примеры имеют многочисленные параллели как в родственных, так и в неродственных культурах, причем постоянство эпитета серебряный (золотой) применительно к небу, солнцу, мировому древу С. Ю. Неклюдов и другие исследователи интерпретируют в связи с идеей изначальности и вечности драгоценных металлов, не поддающихся коррозии [18, 9].
В эпических текстах “металлические” эпитеты означают не только ‘сделанный из серебра/золота/ железа’; сохраняя прямое значение, слово характеризуется определенной семантической поляризацией по оценочной оси. Имена со значением “серебряный”, “золотой” имеют идеализирующую направленность и выражают идею прекрасного в высшей степени. Анализируя тропы в фольклорных произведениях,
А. Н. Веселовский отметил, что «золотые маслины, лавр, золотые Ника, музы, нереиды у Пиндара, золотые паликары новогреческой песни, очевидно, относятся не к цвету или материальному качеству
предметов, а выражают вообще идею ценности, как и goldne Mädchen, goldne Täler немецких песен; может быть, так следует понять и иные из эпитетов Ригведы, там, где дело идет не о поделках из золота, а о золотых руках и бороде (ср. в малорусск. песнях золотые волосы, грива), о золотых путях, о «золотых звучных песнях», посещающих Агни» [19, с. 83].
Идеализирующее описание персонажа включает по традиции серебро не только в одежду, но и непосредственно в портрет: серебряные/золотые
волосы, скулы, зубы, пальцы и т. п. являются его типичными чертами. В олонхо “Хаан Дьаргыстай” говорится о серебряном теле богатыря Кенче Беге и его коже “подобной пене серебра”: komyc бэйэлээх ymYe тойоммун... YPY4 komyc YPYмэтин курдук тириитин [7, с. 135]. Ср.: у хтонических существ “голос подобен звуку, как пилят железо -тимир кысыгырачча аалан эрэргэ дылы саца” [7, с. 120, 140, 127; 6, с. 66, 288].
Желая подчеркнуть красоту девушки, кайчи говорит “су-алтындый паатыр-кыс - будто вся из золота дева-богатырка” [5, с. 646]. В шорском и алтайском эпосах богатыри перед боем облачаются в девятислойные золотые доспехи - тогус цадыл алтын цуйац; частотны выражения “алтын тонду алыптар - золотошубые алыпы”, “алтын чумду алыптар - алыпы его в золотых одеяниях” [5, с. 157, с. 417; 13, с. 290, с. 342, с. 417]. «Осьмигранными железными людьми» предстают богатыри Нижнего мира; знаменитый олонхосут Захаров-Чээбий изображает героя как “в±YЛЛYбэт YPYЦ квMYс киЫ
- негнущийся (несгибаемый) серебряный человек”, а его противника - “а±ыс кырыылаах килэгир тимир киЫ - восьмигранный скользкий (гладкий) железный человек” [20, с. 19].
“Металлические” образы, известные мировому фольклору, составляют устойчивую традицию и относятся, вероятно, к древнейшему пласту мифологии тюркских народов. Согласно казахской легенде, записанной Ч. Ч. Валихановым [22], царь албасты является на черной лошади, закованный с ног до головы в синее железо, “с одним глазом, огромным, как чашка для кумыса”. В мифах алтайцев говорится о железноголовых черных сыновьях Эрлика “тäмiр пашту кара улдар” и одного из них зовут Тäмiр Каан ‘Железный государь’ [22, 23]. Имя Темир ‘железный’ в алтайских шаманских текстах разворачивается в ряд “металлических” эпитетов героя: “Темир-кан, с широкими железными плечами! Круглая железная утроба!” [21, с. 18].
Само возникновение нечистых духов алтайские мифы связывают с железом: глава Нижнего мира “сделал молот, наковальню, мех и клещи, раскалил железо и стал ковать: при каждом ударе выскакивал
корумес. Так натворил он множество нечистых духов, которыми и населил свой мир” [25]. Обратим внимание, что тот же ряд железных предметов (наковальня, молот, щипцы, непрестанно смыкающиеся и размыкающиеся, и т. д.) описывает алтайский шаман как препятствия на его пути в Нижний мир к Эрлику; кайчи упоминает также железные двери в жилище Эрлика [23, с. 85-87; 5, с. 473]. Железо, выступая универсальным символом твердости и крепости, свидетельствует о страшной сокрушительной силе врага.
Высокий семиотический статус номинаций металлов находит отражение в традиции наименования эпических персонажей. При анализе словаря персонажей олонхо [3, с. 348-349] обнаруживается, что слово квмYс является компонентом имен исключительно айыы персонажей. Оно входит также в название эпического племени, которому принадлежит герой: в олонхо “Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур” наряду с общеизвестным названием “кун айыы айма±а - родственники солнечных айыы” употребляется в качестве его синонима выражение “квMYс иэмэх улуука - племя серебряных сережек” [12, с. 230, с. 599]. Ср.: “мишары казанских татар называют нередко локыр или даже ногыр-локыр, возможно, серебряные люди (от слова нукрат - серебро)...; архаичное наименование осталось от серебряных булгар - нукар-берсула» (этноним нукарда)” [27, с.37, с.9].
Эпитет тимир образует имена абаасы персонажей; по данным Н. И. Филипповой, в десяти текстах олонхо он входит в состав тридцати имен, принадлежащим обитателям Нижнего мира [28]. Близкая традиция зафиксирована исследователями хакасского героического эпоса: эпитет т1м1р дается отрицательным жестокосердным героям, а эпитет куму с имеет идеализирующий характер [29].
Изучая семантические особенности слова в фольклорном тексте, К. Леви-Строс пишет о мифемах, “словах с двойным значением”, которые функционируют одновременно в двух планах -“в плане языка, где они сохраняют свое лексическое значение, и в плане метаязыка, где они выступают в роли элементов вторичной знаковой системы” [9, с. 426]. Слово тимир, с одной стороны, понимается в олонхо как “сделанный из железа” -рассказывается, как во время боя “добрый молодец отхватывает от дьявола по одному растопленному куску недоплавленного железа, отбрасывает назад.
- Абаасыттан бирдии айыы уола ирбит болгуо са±а тимири логлу харбыы-харбыы кэннин илгэн испит...” [7, с. 63]. С другой стороны, эпитет тимир в некоторых случаях утрачивает свое конкретное лексическое значение и получает семантику шире своего номинального значения ‘железный, сделан-
ный из железа’. Свидетельством тому могут служить нередкие случаи алогичных сочетаний, в которых у слова тимир стирается лексическая определенность: “сэттэ мас тимир эрдии - железное весло из семи досок”, “кувт ыт тириитэ тимир куцкулээки сонноохтор эбит - шубы у них из шкуры серой собаки железные кухлянки”, “куосунай тимир ыстааннаах - кожаные железные штаны”, “нэс YтYгэн чалахайа то±ус былас тимир байааскай хаалтыкы - в девять маховых саженей железный галстук-опояска из слизи преисподней”, “а±ыс уон кики ар±асын уцуо±а, тимир кырабаат олох мастаах
- железная кровать из костей шеи восьмидесяти человек” [12, с. 100; 17, с. 109; 6, с. 302]. Идет постоянное “скольжение” конкретного образа в метафорический, слово тимир оказывается на грани различных реальностей, языковой и культурной, и в этом случае можно говорить о трансформации имени в мифопоэтический символ.
Лексика якутского эпоса олонхо в отличие от общеупотребительной развивает несколько иные антонимические и синонимические связи. Ярким примером необычной антонимии может служить семантическое противопоставление в текстах якутского эпоса слов тимир ‘железо’, ‘железный’ и квмYс ‘серебро’, ‘серебряный’. В лексической системе якутского языка они не составляют антонимической пары. Этот тип антонимии можно, вслед за Т. Я. Елизаре нковой [30], назвать символической, или мифологической антонимией; она возникает в определенном контексте в результате метафорического переосмысления слов нередко на фоне тождественного словесного окружения. Так, в олонхо употребляется формула, описывающая внешность героев: “бакыттан ата±ар диэри квMYс (или: тимир) тацас-таах кики - с ног до головы в серебряной (или: железной) одежде человек”, - в которой выбор соответствующего эпитета будет зависеть от того, о каком богатыре идет речь, айыы или абаасы. Аналогичные примеры можно умножить: “тимир чыллы-рыыт тYYлээх - с железными колючими перьями” /”квMYс чыллырыыт тYYлээх - с серебряными колючими перьями”, “ YPYЧ квMYс куйах - серебряный панцирь” / “(хара) тимир куйах - (черный) железный панцирь” и т. д. Отметим, что мифологическая антонимия номинаций металлов может выполнять в текстах олонхо сюжетообразующую функцию и содержать в свернутом виде мотивы и конфликт повествования. Так, в олонхо “Богатырь Хаан Дьаасын” героя спасает из волшебной пропасти человек, имеющий облик абаасы (согласно эпическим сюжетам, абаасы никогда не делают добра людям). Впоследствии спаситель, назвавшийся Кытыгырас Бараанча, помогает Хаан Дьаасыну в борьбе с чудовищами. В одном из боев противник разбивает
его железные доспехи, из-под которых вдруг обнаруживается золотая броня: Кытыгырас Бараанча оказывается айыы богатырем, которого вышние духи в наказание за проступок заковали в железо [32]. Близкий мотив встречается в сюжете олонхо “Эллигэн Кулантай с костяным посохом с кружочком”: боги, разгневавшись на провинившегося героя, надели на него железный панцирь, придав ему облик абаасы [32]. Мотив чудесного очищения богатыря олонхо также связан с металлическим кодом: после завершения всех подвигов герой купается в молочном озере, “черную нечисть отстранил, зеленую нечисть смыл, кожу абаасы отделил”, в результате из озера выходит “с ног до головы серебряный человек” [33, 31].
Показательно, что именно железо, самый твердый из известных якутам металлов и вместе с тем подверженный ржавчине и полному разрушению, стал символом страны смерти и гибельных сил. Это свойство железа постоянно подчеркивается в олонхо эпитетом дьэбин ‘ржавый’, а серебряным предметам приписываются в олонхо блеск и лучезарность. Тюркское слово, обозначающее железо, Б. Мункачи сближал с санскритским tamra-, tamraka- ‘медь’ (собств. ‘темный металл’), ‘темнокрасный, медно красный’, что соотносится с санскритским tamas ‘темнота, мрак’ [цит. по: 34, с. 189].
В фольклорных текстах эпитеты тимир и хара, также как слова YPY4 и kgmyc, легко замещают друг друга или одновременно определяют какое-либо слово, и их отношения можно описать как мифологическую, или символическую синонимию. Обратимся к олонхо К. Г. Оросина “Нюргун Боотур Стремительный”: противник героя изображается то в железной одежде тимир тацас, то в черном панцире хара куйах; вообще абаасы богатырей олонхосут описывает как “ыйдацатаа±ы тиит KYЛYгYH курдук буор (суор) хара кики - подобный тени лиственницы в лунную ночь черный, как земля (как ворон), человек” или как “тоц харыйа са±а улахан тимир суорун кYтYP - размером с мерзлую ель огромный железный верзила” [31, с. 254, с. 128, с. 172, с. 274, с. 282]. В олонхо эпитеты тимир и хара образуют вариативные компоненты в названии дороги, ведущей в Нижний мир: “Тимир Дьулуо аартык - Железный Стремительный проход” или “Хара Дьулуо аартык
- Черный Стремительный проход”; с другой стороны, указанные лексемы входят одновременно в состав имени абаасы богатыря Тимир Ыйыста Хара буха-тыыр (приблизительный перевод имени: Железный Глотающий Черный богатырь) [31, с. 120, с. 238, с. 122]. В олонхо у абаасы богатыря: “тимир лэцкэ хара сэлээппэ бэргэкэ - железная тяжелая черная шляпа”; “тимир хара ат - железный черный конь” [35]; жилище его может быть изображено железным или
черным балаганом [11, 6, 17]. Ездит он на железных или черных нартах [12, 7, 11]. Сами обитатели Нижнего мира называются черными или железными людьми [17]. “Железо всегда определяется как хара
- черное”, например, тумэр хара яда черное железное копье, отмечают исследователи и бурятского эпоса [36, с. 70, с. 75].
Специфическая культурная значимость признаков уруц квмYс ‘серебряный’, тимир ‘железный’ находит отражение в системе метафор и во фразеологическом корпусе якутского языка. В переносном значении эпитет тимир выражает жестокость и бессердечность. До сих пор о злом сварливом человеке, пришедшем в раздражение, якуты говорят “тимир тириитин кэппит - надел железную шкуру (кожу)” [37, с. 127]. Скрягу, жадного человека, называют “тимир илии (ытыс) - железная (т. е. не разгибающаяся) рука (ладонь)”. Лексема квмYс имеет в якутском языке переносное значение, близкое русским словам золотой (мой), золотко в функции обращения. Выражения “квмYс до±ор - дорогой друг”, “квмYс бэйэлээхпит - серебряный ты наш”, “дьэ, квMYс - ну, золотко наше” встречаются в обращениях к милому другу и запевах песен [38, с. 180; 39, с. 272-273].
Язык не просто отражает картину мира, но используется как универсальный культурный код. Своеобразие слова в фольклорном тексте состоит во многом в способности к семантическому колебанию между лексическим значением, с одной стороны, и своей культурной значимостью, с другой. Оно является единицей лексической системы языка и вместе с тем определенным культурным знаком, и наибольшая трудность заключается в том, чтобы дать целостное представление о семантике слова во всем ее объеме.
Л и т е р а т у р а
1. Габышева Л. Л. Семантические особенности слова в фольклорном тексте (на материале якутского эпоса олонхо) // Дис. ... канд. филолог. наук. - М., 1986. - 206 с.
2. Тенишев Э. Р., Благова Г. Ф., Добродомов И. Г. и др. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика. - М.: Наука, 1997. - 800 с.
3. Емельянов Н. В. Сюжеты якутских олонхо. - М.: Наука, 1980. - 374 с.
4. Долганский фольклор. Вступительная статья, тексты и переводы А. А. Попова (Литературная обработка Е. М. Тагер. Обшая ред. М. А. Сергеева). - М. - Л., 1937. - 256 с.
5. Алтайские героические сказания. Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока. Т. 15. - Новосибирск: Наука, 1997. - 658 с.
6. Ястремский С. В. Грамматика якутского языка. -Иркутск: Издание книжного магазина П. И. Макушина, 1900.
- 318 с.
7. Образцы народной литературы якутов, издаваемые под редакцией Э. К. Пекарского: В 3-х ч. - СПб., Пг. - 19071918. Ч. II: Образцы народной литературы якутов, собранные И. А. Худяковым. Вып. 1. - 1913. - 190 с.; Вып. 2. - 1918. -С. 191-258.
8. Кононов А. Н. Способы и термины определения стран света у тюркских народов // Тюркологический сборник - 1974. - М., 1978. - С. 72-89.
9. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Главная редакция восточной литературы, 1983. - 533 с.
10. Древнетюркский словарь. - Л.: Наука, 1969. - 676 с.
11. Образцы народной литературы якутов, издаваемые под редакцией Э. К. Пекарского: В 3-х ч. - СПб., Пг. - 19071918. Ч. I: Образцы народной литературы якутов, собранные Э.К. Пекарским. Вып. 1. - 1907. - 80 с.; Вып. 2. - 1908.
- С. 81-194; Вып. 3. - 1909. - С. 195-280; Вып. 4. - 1910. -С. 281-400; Вып. 5. - 1911. - С. 401-476.
12. Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур: олоцхо.
Строптивый Кулун Куллустуур: Якутское олонхо / Сказитель И. Г. Тимофеев-Теплоухов. - М.: Наука, 1985. - 608 с. (Серия: Эпос народов СССР).
13. Шорские героические сказания. - М.; Новосибирск: Наука, 1998. - 463 с. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока).
14. Образцы народной литературы якутов, издаваемые под редакцией Э. К. Пекарского: В 3-х ч. - СПб., Пг. - 1907-1918. Часть III: Образцы народной литературы якутов, собранные
В. Н. Васильевым. Вып. 1. - 1916. - 196 с.
15. Обрядовая поэзия саха (якутов). - Новосибирск: Наука, 2003. - 512 с. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; т. 24).
16. Сылгы уола Дыырай Бухатыыр (Сын лошади Дыырай богатырь): Рукопись / Запись Эргиса Г. У. со слов Тонг Суоруна из Мегино-Кангаласского района, 1934 г. Архив ЯНЦ РАН. - Ф. 5. - Оп. 7. - Ед. хр. 45. - 225 л.
17. БYДYPYЙбэт МYлдьY Бв§в (Неспотыкающийся Мюлдью Сильный): Олонхо. Записано от Д. М. Говорова. -М., - Дьокуускай: Кинигэ изд-та, 1938. - 495 с.
18. Неклюдов С. Ю. Заметки о мифологической и фольклорно-эпической символике у монгольских народов: символика золота // Etnografía Polska, 1980, t. XXIV, zesz. 1, с. 65-94.
19. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. - Л.: Гослитиздат, 1940. - 646 с.
20. Ала-Булкун: Якутское олонхо / Сказитель Т. В. Заха-ров-Чээбий. - Якутск: изд-во ИЯЛИ СО РАН, 1994. - 104 с. (Образцы народной литературы якутов. Вып. 2).
21. Каруновская Л. Э. Представления алтайцев о вселенной. Материалы к алтайскому шаманству // Советская этнография. - 1935. - № 4/5. - С. 160-183.
22. Валиханов Ч. Ч. Собр. соч. в 5 т. - Алма-Ата: Казахская
советская энциклопедия, 1961-1968. Т. 1, 1961. - 497 с.
23. Анохин А. В. Материалы по шаманству у алтайцев, собранные во время путешествия по Алтаю в 1910-1912 гг. по поручению Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии: репринтное издание. - Горно-Алтайск: Ак Чечек, 1994. - 152 с.
24. Припузов Н. П. Сведения для изучения шаманства у якутов Якутского округа // Известия Восточно-Сибирского отделения Русского Географического общества.
- 1884, т. XV, вып. 3/4. - С. 43-65.
25. Веселовский А. Н. К вопросу о дуалистических космогониях / оттиск из “Этнографического обозрения”. -М., 1916. - С. 32-48.
26. Саввинов А. И. Традиционные металлические украшения якутов: XIX - начало XX века: (Историко-этнографическое исследование). - Новосибирск: Наука, 2000. - 171 с.
27. Халиков А. Х. Татарский народ и его предки. -Казань, 1989. - 222 с.
28. Филиппова Н. И. Собственные имена персонажей олонхо // Эпическое творчество Сибири и Дальнего Востока: Материалы Всесоюзной конференции фольклористов. -Якутск, 1978. - С. 167-170.
29. Субракова О. В. Язык хакасского героического эпоса // Дис. ... канд. филолог. наук. - Абакан, 1978. - 198 с.
30. Елизаренкова Т. Я. Грамматика ведийского языка. -М.: Наука,1982. - 412 с.
31. Дьулуруйар Ньюргун Боотур. Нюргун Боотур Стремительный / Т екст К. Г. Оросина; ред. текста, пер., вводная статья и коммент. Г. У. Эргиса. -Якутск, 1947. - 410 с.
32. Пухов И. В. Якутский героический эпос олонхо. Основные образы. - М.: изд-во АН СССР, 1962. - 256 с.
33. Дарда Буурай-тойон, Даары Дархан-хотун: Рукопись / Записано от Тарасова Г. М. из Горного района, 1941 / фамилия записавшего неизвестна/. Архив ЯНЦ. - Ф. 5. - Оп. 10. -Ед. хр. 73. 39 л.
34. Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков (общетюркские и межтюркские основы на буквы “В, “Г”, “Д”). - М.: Наука, 1980. - 389 с.
35. Олонхо (Эр Со§отох) / Сказитель Уваровский // Böthlingk O. Über die Sprache der Jakuten. - The Hague, 1964.
- С. 81-95.
36. Уланов А. Бурятский героический эпос. - Улан-Удэ: Бурятское кн. изд-во, 1963. - 219 с.
37. Сборник якутских пословиц и поговорок / Сост. Н. В. Емельянов. Якутск: Кн. изд-во, 1965. - 246 с.
38. Якутские народные песни: в 4 ч. - Якутск, 1976-1983.
Ч. 2: Песни о труде и быте. 1977. - 422 с.
39. Предания, легенды и мифы саха (якутов) / Сост. Н. А. Алексеев, Н. В. Емельянов, В. Т. Петров. - Новосибирск:
- Наука, 1995. - 400 с. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока).
