CC BY
29
Чаплыгин А.И.
«Символическая реальность современной войны»_
Фшшш нну к и
СИМВОЛИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ СОВРЕМЕННОЙ ВОЙНЫ
А.И. Чаплыгин
SYMBOLIC REALITY OF CONTEMPORARY WAR
Chaplygin A.I.
The article is devoted to the analysis of so-clal-cultural changes in the wars of the 1$h century. It views the most urgent problems of contemporary war existence transformations connected with the formation of its symbolic reality.
Статья посвящена анализу социокультурных изменений в войнах XXI века. В ней освещеныI наиболее существенные проблемы>1 трансформации бытия современной войны, связанные со становлением ее символической реальности.
Нлючевы/е слова: Война, символическая реальность, символ, духовная культура, идея.
УДК 130.2
Символическая реальность войны -это особая реальность войны, включающая в себя множество самых разнообразных значений, которыми человек наделил войну. В символической реальности войны материальные и духовные объекты культуры представлены в значениях, с которыми принято связывать функционирование современной войны как мирового явления. Однако «значение» - всего лишь один из компонентов символический реальности. В ее составе имеются самые различные символические единицы: идея и смысл войны, верованиями, связанные с войной, обусловленные войной модели поведения, обычаи войны, законы войны и многое другое, что в своей совокупности служит презентации многообразных значений войны. На основе связи этих символических единиц со «значением» структуру символической реальности войны можно представить в виде связи между идеей войны, смыслом войны и значениями войны. Этой связью обеспечивается функционирование самого глубинного - ценностно-нормативного уровня символической реальности войны, определяющего ее возникновение и развитие, специфику взаимосвязи с материальной и духовной реальностями войны.
Если для представления отношений между данными компонентами символической реальности воспользоваться моделью атома, то можно полагать, что в организации символической реальности войны имеется свое «ядро» и соотносимые с ним «электроны». «Ядро» символической реальности
войны образовано на основе связи между идеей войны и смыслом войны. «Электроны» - положительные и отрицательные значения войны представляют иной в сравнении с идеей и смыслом войны символический план презентации войны в культуре.
На уровне значений единицами символической реальности являются знаки (символы) и их соединения (общая и частные символики войны).
Знак (символ) - единица презентации общих значений войны в культуре. Признание тождественности символа и знака основано на том, что символы - особый класс знаков, наделенных общим, а не индивидуальным, контекстуальным значением. Вследствие того, что «знаки как таковые не обязательно должны находиться на том уровне общности значения, который играет ведущую роль применительно к понятию символа», идентичность символа и знака не распространяется на те знаки, которые «являются исключительной принадлежностью контекста между коммуницирующими индивидами» (1, с. 729).
Целостность символической реальности войны обеспечивается сохранением своеобразия идейно-смыслового содержания войны в культуре не только за счет многообразия символов, но и за счет их единства, соединения в определенную однородную совокупность - символику войны. Символика войны дифференцируется в зависимости от того, какое отношение к войне (позитивное или негативное) она представляет, а также в зависимости от того акта войны, который символизируют объекты культуры войны: институционная символика (Пентагон и т.п.), инструментальная символика (меч и т.п.), результирующая символика (Знамя Победы и т.п.), ритуальная и другие виды символик войны.
Теперь элементы символической реальности на ценностно-нормативном уровне ее организации рассмотрим более подробно.
Понятие «идея» возникает и распространяется в европейской культуре благодаря Платону. Если следовать трактовке идеи, данной Платоном, то идея войны - это «указание на совокупность существенных
свойств войны», на ее значения и смысл (2, с. 74). Для фиксации характера связи идеи со смыслом и значениями войны важно то, что идея войны есть «указание» на смысл и значение войны, но не сводится к ним. Указывая на смысл и значения, которыми человек наделяет войну, идея войны, по сути, выступает в качестве духовного начала, созидающего символическую реальность войны.
Наиболее общий смысл, привносимый идеей войны в культуру, заключен в определении войны как начала, активно преобразующего мир.
Как феномен духовной культуры человечества идея войны появляется одновременно в двух противоположных по смысловому содержанию видах - идее онтологиза-ции и идее функционализации войны (3).
Идея онтологизации войны, связывая войну с природным производящим началом, неподвластным человеку, ориентирует культуру на необходимость социального творчества с учетом постоянства существования института войны. Данной идеей представлен тип культуры, для которого стало характерно придание войне статуса субстанционального явления, представление ее в связи с фундаментальной противоречивостью мира вообще, с объективной конфронтационно-стью биологических и социальных отношений, с атрибутивной агрессивностью человека.
Идея функционализации войны связывает войну с социальной активностью человека, его деятельностью по преобразованию и обновлению мира, а главное - предполагает наличие у людей определенной свободы в отношении производства войны.
Идеей войны (в обоих ее видах), с одной стороны, констатируется конфронтаци-онная основа социальной жизни, с другой стороны, определяется возможность изменения данной основы. В идее войны весь ужас войны многократно уменьшен и заслонен надеждой человека на войну как средство обновления неудовлетворяющего его социального мира. Идея войны дистанцирована от реальной практики войн. «По философскому анализу и по всемирному сознанию война есть одно, а по своим проявлени-
ы
Ш Чаплыгин А.И.
«Символическая реальность современной войны»
ям - другое. С одной стороны, весь ужас чисто животных проявлений, а с другой -великая идея, высокий идеал» (4, с. 83).
Однако именно идея войны придает культуре и социальной практике человечества вполне определенную духовную направленность на войну. В социальной, политической, экономической и других сферах жизни современного общества без особого труда обнаруживаются признаки присутствия идеи войны. Различного рода формы материального воплощения идеи войны сохраняют в своем бытии ее символическое своеобразие, ибо все они предстают одновременно и как объекты материальной культуры, и как ценностные ориентации культуры и как символы войны (например, Пентагон - объект материальной культуры и символ военной ориентации американской культуры).
Путь идеи войны к воплощению в социальной действительности пролегает через культуру. В культуре идея войны обретает «попутчиков» - идеи, образующие ассоциативный комплекс, обеспечивающий бытие идеи войны как идеи культуры. В те или иные периоды истории, в различных культурах в этот комплекс входили разные идеи культуры. Наиболее часто в него включались диалектическая идея (идея противоречивости сущего), идеи социального прогресса, свободы, справедливости, демократии и другие идеи. На первый взгляд, может показаться парадоксальным, но всегда в данный ассоциативный комплекс входила и входит сегодня идея мира. Объяснение этому мы находим в реально существующей связи между войной и миром. Во все времена культура войны исходила из того, что итогом как очередной, так и самой последней войны должен явиться мир. Вследствие этого идея войны путь к своему воплощению в мире материальной и духовной культуры никогда не проходит в одиночку: незаметной, но неизменной ее «попутчицей» является идея мира. Отсюда во всех объектах материальной культуры, играющих роль символов войны, в той или иной мере, в той или иной комбинации присутствует противоположное войне символическое культур-
ное начало. Для символов войны, будь то меч или воинский памятник, характерна смысловая двузначность, предполагающая восприятие их символического значения в контексте противоречивой взаимосвязи идеи войны и идеи мира. Вместе с буквальным смыслом памятника как символа события войны, героического воинского поступка существует другой смысл, который может быть понят через первый. И этот смысл обращает данный объект материальной культуры в символ иной символической реальности.
«Спускаясь» с уровня идейной организации культуры на уровень ее смысловой организации, идея войны расширяет смысловое пространство культуры за счет «наделения» войны смыслом.
Соотношение идеи войны и смысл войны сродни соотношению категорий «основа» и «обоснованное» в том плане, что идея войны реализует свой культурный потенциал через смысл. Смысл войны по-особому выражает содержание идеи войны в условиях конкретного исторического типа культуры. Посредством смысла первоначально сформулированная общая идея войны конкретизируется и переводится в ряд более конкретных понятий культуры, который открывается категориями «значение войны» и «назначение войны». Раскрывая назначение или значение войны, мы отвечаем на вопрос «в чем заключен смысл войны», но не в чем заключена ее идея. Однако в зависимости от того, исходя из какой идеи войны, имеющейся в культуре, понимается война, на вопрос о её смысле может быть получено два разных ответа: 1) война, безусловно, имеет смысл (идея онтологизации войны); 2) война имеет смысл лишь при условии реализации ею позитивных социокультурных функций (идея функционализа-ции войны).
Идея и смысл войны представляют собой своеобразный резерв наделения войны положительными значениями. Идея войны как символическая форма, посредством которой война представлена в культуре, представляет специфический способ восприятия войны, позволяющий запечатлеть ее особую
действительность. Связь между идеей войны и другими элементами символической реальности обеспечивается по нескольким направлениям символизации, главным из которых является раскрытие смыслового содержания войны. Здесь на первый план выходит отношение к войне субъекта интерпретации. У символизации появляется мотивированность.
Смысл войны является оптимальной формой символизации, которая способна адекватно выразить господствующий мотив субъекта, символизирующего войну. Идея не является наиболее часто встречающейся формой символизации войны. Но она не проигрывает смыслу, а только лишь передает ему эстафету. Поэтому чаще всего в современной жизни символизация войны осуществляется в виде наделения ее смыслом. Примером тому явилась Иракская война 2003 года. Смысл определил ведущее направление ее символизации, позволяющее представить данную войну в пространстве культуры и определить те ценности (цели), во имя которых была начата эта война. Смысл предстал в единстве трех разных значений этой войны: для США, для Ирака и для остального мира. По мнению Г. Меггле, иракская война, начатая без санкций ООН, имела для США значение демонстрации легитимности своей глобальной руководящей роли в мире. Если война в Ираке была инициирована только для того, чтобы с момента ее начала больше не оставалось никаких сомнений в легитимности руководящей роли США, то смысл этой войны заключается попросту в следующем: «Левиафан показывает, кто есть левиафан. Если смысл в этом, то тогда мы теперь знаем также, почему империя настраивает нас на принятие принципа неограниченной войны. Левиафан должен, чтобы оставаться левиафаном, все снова и снова демонстрировать миру, что левиафан все еще левиафан» (5, с. 59-60).
Другие элементы символической реальности войны (множество различных символов и символик войны) находятся в неразрывной связи с идейно-смысловым ядром символической реальности. Правомерно ставить вопрос о «достраивании» ценност-
но-нормативного уровня символической реальности войны, которое осуществляется посредством создания, например, политико-правовых стандартов современной войны. Это позволяет, во-первых, отделить войну от подобных ей явлений, главным из которых в современной практике применения социальных форм насилия, является военно-террористическая деятельность; во-вторых, определить политико-правовые формы актуализации в случае необходимости потребных для войны форм поведения человека.
Непреходящее значение для политико-правовой символизации войны имеет Общественный договор. Не важно то, что исторически факт его заключения нигде не зафиксирован. Ведь «несущественно, каким был Цезарь», поскольку живет и влияет на нашу жизнь миф о Цезаре (6, с. 70). Примерно также и Общественный договор стал для культуры тем символическим началом, которое воспринимается всеми как бы априори. Не важно был он заключен на самом деле или нет. Важно, что он служит неким непререкаемым духовным основанием для политико-правового оформления отношений между государством, обществом, гражданином, в том числе на случай войны.
Дух общественного договора нуждается в институализации, политико-правовой символизации, которая после оформления предполагает ряд, как может показаться, раскрывающих общественных договор норм, которые имеют для поведения гражданина государства определяющую роль. Однако на самом деле речь идет уже об ином договоре, - государственном. Если общественный договор, главным образом, -это обмен намерениями и заявлениями относительно взаимности обязательств граждан в отношении сохранения способа своего коллективного бытия (общества), то государственный договор предусматривает перевод отношений свободной кооперации, предполагаемых общественным договором, в отношения господства (командования, начальствования) и подчинения. Следует отметить, что применительно к войне обоснованность и оправданность данного перевода не вызывает особых сомнений, ибо вне иерархии,
ы
Ш Чаплыгин А.И.
«Символическая реальность современной войны»
вне подчинения не осуществим никакой военный акт.
В принципе война жестко определяет конфигурацию всей символической структуры договорной базы государства с гражданами на случай наступления войны. Но изменения эти подвержены и иным влияниям. «Нет ни одной армии мира, которая воевала контрактной армией. Все воюют призывниками» (7, с. 122). В то же время в современной России взят курс на уход от призыва и создание контрактной армии. Вместе с переходом на контрактную армию происходят серьезные духовные и символические подвижки в структуре воинской деятельности. До недавнего времени офицерская служба предполагала традиционную для русской воинской культуры экзистенциальную связку «воинская присяга - офицерская судьба». Принятие присяги курсантом знаменовало собой и выбор профессии, и выбор жизненного пути (ибо офицер служил после принятия присяги двадцать пять - тридцать лет). Сегодня в структуре воинской офицерской деятельности связь между присягой и судьбой не непосредственная, а опосредованная контрактом (заключаемым с офицером на срок до пяти лет) Введение этого «срединного члена» существенным образом изменяет сложившуюся веками традиционную структуру значений офицерской службы.
Следует обратить внимание и на еще одно важное изменение символической реальности современной войны - на изменение ее функций. В прошлом символическая реальность войны выступала в качестве важного, но все же вспомогательного средства реализации целей войны. Цели войны традиционно достигались в материальной (физической) реальности войны, где наблюдалось ожесточенное вооруженное противоборство воюющих государств и их армий. В символической реальности войны происходило закрепление того, что было достигнуто долгими кровопролитными боями: в ней закреплялись частные итоги войны («ключ от города») и общие итоги войны (знамя Победы над Рейхстагом).
Значение символических элементов войны возросло, когда стало ясно, что цели войны можно реализовать не только в материальной сфере войны, но и в духовной сфере, используя для этого приемы и методы культурной дезориентации противника, позволяющие осуществить смену цивилиза-ционного кода его, изменить в нужном для себя направлении его ценностные ориентации. Холодная война показала возможность достижения военной победы путем сочетания традиционных форм военного противоборства с духовно-идеологической борьбой воюющих при доминировании последней. Сначала в исследованиях, а затем и в обиходе военных стал все более часто использоваться термин «символическое насилие». Его появление было свидетельством осознания того, что в символической реальности войны появились некие новые элементы, которые позволяют превратить символическое в активное действующее начало войны.
В современной войне наряду с физическим насилием планируется столь же активно использовать символическое насилие, что не может не повлиять на изменение функций символической реальности войны. Помимо номинации побед и поражений, мобилизующего воздействия на воюющих, символическая реальность войны начинает все больше представлять собой культурное пространство достижения политических целей военного противоборства. Пока эта тенденция обнаружила себя деструктивно. Террористическое нападение (война) на США в 2001 году изменило традиционно существовавшую асимметрию между ходом боевых действий и победой, символизируемой, например, водружением знамени над Рейхстагом, подписанием договора о перемирии и капитуляции. При террористическом способе ведения современной войны эта естественная для классических войн асимметрия исчезает, вследствие того, что в качестве объекта для военных нападений выбираются символы экономической и военной мощи государства, как это наблюдалось в США, или объекты, символизирующие безопасность граждан как главную охранную обязанность государства (школы, больницы,
праздничные процессии т.п.). Разрушение материальных объектов, символизирующих героическое прошлое страны, наиболее значимые ее современные достижения, наносит непоправимый ущерб международному имиджу страны, и воспринимается ее гражданами не только как своя беззащитность от подобного рода военно-террористических вылазок, но и как национальное оскорбление, которое переживается не менее тяжело, чем военное поражение.
Возросшее значение символической сферы современной цивилизованной жизни человечества послужило поводом для включения ряда ее наиболее значимых объектов в область военных интересов. Можно прогнозировать то, что стремление добиться символической победы будет сопровождаться не столько физическим уничтожением объектов материальной культуры, символически значимыми для противника, сколько духовно-идеологическими атаками, нацеленными на снижение их символического значения (подобными той, которая была предпринята в канун 60-летия победы Советского Союза в Великой Отечественной войне). С учетом подобной перспективы следует искать эффективные средства противостояния символическому насилию, применяемому для дискредитации (многократного уменьшения значения) традиционных государственных и национальных символов, в том числе и за счет привлечения внимания на бытовом уровне к самой разнообразной антипатриотической символике.
Использование символического насилия для реализации целей войны увеличивает угрозу формирования не нами нашей системы ценностей и нашего мировоззрения (8, с. 118). При всей серьезности угрозы символического насилия для сложившегося веками и тысячелетиями поликультурного бытия человечества оно в известном смысле способно сделать делает войну гуманней. Возможность использования для достижения целей войны символического насилия позволяет избежать массированного применения физического насилия. В современных
условиях, когда средствами физического насилия можно уничтожить земную цивилизацию, применение в войне символического насилия предпочтительнее. В принципе, символическое насилие позволяет «покорить чужую армию, не сражаясь», выиграть войну так, чтобы «разбить замыслы противника», а не разбить его войско. Древнекитайский военный теоретик Сунь-цзы считал такой способ воевания наилучшим (9, с. 40). В современных условиях появляется все больше возможностей для его реализации.
Сказанное об изменениях в символической реальности современной войны позволяет утверждать, что наблюдается тенденция превращения символической реальности войны в область военного противоборства, где могут быть реализованы политические цели войны.
ЛИТЕРАТУРА
1. Парсонс Т. О социальных системах. - М.: Академический проект, 2002.
2. Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон и Аристотель. - М.: Молодая гвардия, 1993.
3. Калинин Б.А. Идея войны: философско-культурологический анализ. - Ставрополь: Изд-во СГУ, 2001.
4. Прудон П.Ж. Война и мир (Исследование о принципе и содержании международного права): В 2 т. - Т.1. -М, 1864.
5. Меггле Г. Мысли об иракской войне // Логос.
- 2003. - № 1.
6. Фейхтвангер Л. Семья Опперман: Роман. -М.: АСТ, 2005.
7. Гареев М. А., Слипченко В.И. Будущая война.
- М.: ОГИ, 2005.
8. Владимиров А.И. Стратегические этюды (тезисы к новой философии государственного и военного строительства России). - М.: Изд-во ЮКЭА, 2002.
9. Сунь-цзы. Трактат о военном искусстве // Сунь-цзы; У-цзы. Трактаты о военном искусстве. -М.: АСТ, 2002.
Об авторе
Чаплыгин Алексей Иванович, соискатель кафедры социальной философии и этнологии Ставропольского государственного университета, начальник факультета Ставропольского военного института связи ракетных войск. stavsu@stavsu.ru
