CC BY
94
УДК 111.12 ББК 87.216
Д.А. Севостьянов
Символ как объект в иерархической структуре активности человека
В статье анализируется учение Н.А. Бернштейна об иерархически организованных «уровнях моторного построения» и делается вывод о том, что символ всецело связан с содержанием нижележащих уровней активности. В иерархии человеческой активности возможно развитие инверсивных отношений. Инверсивные отношения составляют универсальное свойство иерархических систем, но только в системе «человек» они получают наиболее полное выражение.
The article considers the doctrine of N.A. Bernstein on hierarchically organized levels of motor construction and concludes that the symbol is fully associated with the content of the lower levels of activity. It proves that inversion relations may be developed in the hierarchy of human activity. Inversion relations constitute a universal property of hierarchical systems, but only in the system of «man» they get the most complete expression.
Ключевые слова: активность, иерархия, инверсия, символ, ордер, моторный уровень, организационный принцип.
Key words: activity, hierarchy, inversion, symbol, motor level, organizational principle.
Выявляя дисциплинарную «принадлежность» символа, наибольшее количество упоминаний о нем мы найдем в эстетической литературе [3]. Но из этого не следует, что сфера изучения символа ограничена только эстетикой. Так, в структуре активности человека операции с символами -наиболее сложный ее аспект. Не разрешенные еще вопросы активности человека в основном касаются символической сферы. Особенно актуальны такие вопросы в кризисные периоды (нынешнее время - не исключение), для которых характерен повышенный, прямо-таки болезненный интерес к сфере символов.
Символ не может появиться сам по себе, вне активности человека. Если образ - результат отражения, то прилегающий к нему (в категориальном отношении) символ есть уже продукт и одновременно объект приложения деятельности человека [6]. Всякий символ есть образ (и всякий образ есть, хотя бы в некоторой мере, символ). Но если «образ» предполагает предметное тождество самому себе, то «символ» предполагает выхождение образа за собственные пределы, указывая на присутствие некоего смысла, интимно слитого с образом, но ему не тождественного [1].
Нужно разграничивать также символ и знак - смежные, но разные понятия. Сейчас нет единого мнения, что считать символом, а что - знаком; еще основатель семиотики Чарлз Пирса (1839-1914) эти понятия объединял в виде знака-символа, когда означаемое и означающее связаны вместе лишь в рамках определенного соглашения. Если же рассматривать символ и знак по отдельности, то целесообразно принять следующее положение. Знак - некая совокупность информации, все назначение которой указывать на некоторый предмет, индексировать его. Вне общности с обозначаемым объектом знак становится бессмыслицей, как бессмысленно ничего не значащее слово. В то же время символ, хотя и тоже указывает на некоторый иной объект, наделен при этом собственным, самостоятельным существованием. Знак вне обозначения лишается смысла. Объект, известный нам в качестве символа, существует и помимо своих символических функций. Стрела для лука - конкретный объект, существующий и вне символической роли, а сердце - мышечный насос, перекачивающий кровь; но сердце, пронзенное стрелой - символ любви. Таким образом, символ составляет материальный объект либо образ его, к которому присовокуплена некоторая дополнительная информация; знак же есть только предметно отнесенная информация без самого предмета, как «улыбка без кота» в сказке Льюиса Кэрролла. Вне деятельности любой объект не имеет символического значения. Только человек придает объекту некоторый дополнительный, нетождественный ему символический смысл. Символ - связующее звено между «чистой информацией» знаков и вещественным миром предметов. Чтобы оценить положение символа в иерархии объектов активности, необходим экскурс в область естествознания.
Учение выдающегося российского ученого Н.А. Бернштейна об уровнях моторного построения (УМП) [2] позволяет придать этой схеме упорядоченный вид. Согласно его учению, активность любого живого существа строится из ряда иерархически выстроенных УМП. Каждый из УМП имеет:
• определенный репертуар движений;
• определенное эволюционное (филогенетическое) происхождение;
• эффекторный аппарат (блок центральной нервной системы);
• сенсорный аппарат, замыкающий систему обратной связи;
• конкретный (физически однородный) перечень точек приложения.
Когда в моторном акте участвуют сразу несколько УМП (обыкновенно так и бывает), то, по Н.А. Бернштейну, действие наивысшего из них осознается; нижележащие выполняют неосознаваемую работу технических фонов. Иными словами, Н.А. Бернштейн склонялся к абсолютизации иерархических отношений. К критическому анализу этой точки зрения мы еще вернемся.
Самый древний вариант активности замкнут внутри тела. Первоначально тело представляло собой сегментированный протяженный объект, лишенный конечностей. Это самый древний вариант тела как объекта моторики, возникший, когда два величайших зоологических типа -членистоногие и хордовые - еще только формировались, чтобы пойти по разным путям развития. Моторика такого тела, хотя и перенесенная уже на новую биологическую основу (по сравнению с более древними существами), все еще мало отличается от моторики, скажем, внутренних органов человека. Это плавные сократительные движения, сохранившиеся у человека в его скелетной мускулатуре как выражение тонуса мышц. Репертуар таких движений скуден (далее, у более высоких УМП, он будет нарастать). Этот УМП получил у Н.А. Бернштейна название «уровень палеокинетических регуляций А».
Следующий уровень активности - тоже еще интрасоматический; но речь идет уже не о первоначальном варианте тела, а о том реальном теле, которым обладает человек. Это тело хранит в себе архаические черты сегментарной организации (что может быть легко обнаружено в строении позвоночника). Но оно приобрело конечности, снабженные соответствующей мускулатурой. Этот рычажной движитель придал живым существам принципиально иные возможности, но и потребовал серьезного технического обеспечения движений. Стал необходим механизм управления синхронными и одновременными сокращениями мышц и мышечных групп. Над тонусом (принявшим вид сократительной готовности) надстроился как высшая функция над низшей ритм мышечных сокращений. Данный УМП (по Н.А. Бернштейну - уровень синергий и штампов В) получил развитие одновременно и синхронно с развитием опорнодвигательного аппарата, предназначенного для еще более сложных функций, а именно - для перемещения в пространстве. В отличие от уровня А, уровень В никогда не был самостоятельным; он изначально появился как служебный и технический.
Перемещение в пространстве посредством рычажных движителей предполагало качественно новые возможности: движение в дистанционном пространстве зверя и птицы, а не в осязательном пространстве червя. Эта свобода передвижений требовала соответствующего сенсорного обеспечения - и оно появилось, когда наши предки обрели телерецепторы, органы чувств, действующие на расстоянии. Функциональная система, обеспечивающая перемещение тела в пространстве, названа у Н.А. Бернштейна уровнем пространственного поля С. Этот УМП, следовательно, уже экстрасоматический по своей природе; такими являются и все вышележащие уровни.
Уровень С - высший и главный у рептилий, птиц, подавляющего большинства млекопитающих. Человек же приобрел новый уровень.
Н.А. Бернштейн назвал его уровнем предметных действий D. На место конкретного образа, который является ведущей афферентацией уровня С,
здесь заступает топологическая схема. Действия с орудиями труда, воспроизведение предметов определенного топологического класса принадлежат всецело уровню D.
Однако уровень D, как и В, служебный по определению: он предполагает наличие еще одного вышерасположенного уровня Е, наделенного иной ведущий афферентацией. Это уже не предметы, а символы и знаки. Организация предметной деятельности требует владения языком (в форме членораздельной речи) не только как инструментом общения, но и как инструментом мышления в отвлеченных понятиях, а это также операции с символами. Н.А. Бернштейн указывал, что здесь мы имеем дело не с единым уровнем, а с целым рядом уровней (Е1, Е2, Е3 и т. п.). Но анатомических различий между этими подуровнями не определяется; это подразделение показывает, скорее всего, различия характера знаков и символов, которыми оперируют эти подуровни.
Итак, каждый следующий УМП имеет гораздо более обширное поле приложения по сравнению с предыдущим: тело как совокупность тонических сегментов; тело как опорно-двигательный аппарат; пространство (вернее, бесчисленное количество вариантов всевозможных пространственных ситуаций, в которых движется тело); все вообразимое множество предметов и топологических схем, и наконец, вся совокупность символов и знаков, уже существующих и тех, что будут измышлены впредь.
Операции с символами и знаками образуют вершину в пирамиде, которую составляют объекты приложения человеческой активности. Точнее, следовало бы говорить о пирамиде перевернутой, поставленной на свою вершину. По мере развития активности эта пирамида постоянно прирастает своим повернутым вверх широким основанием; символы и знаки как объекты активности занимают верхнюю, самую обширную ее часть. Чем выше в такой перевернутой пирамиде располагаются объекты приложения активности, тем более обширное поле они образуют, тем большее разнообразие им присуще и тем больше возможности для их роста и развития.
Действия непосредственно с предметами составляют предпоследний этаж данной метафорической пирамиды; их сфера гораздо менее обширна, чем сфера символическая. Далее (по убыванию сферы приложения) следуют еще другие этажи активности, представленные выше. Нижнюю (наиболее узкую) часть нашей условной пирамиды составляют древние, привнесенные из жизнедеятельности наших животных предков объекты приложения активности; объекты ее вершинной (широкой) части заняты исключительно собственной сферой активности человека.
Можно представить два теоретических подхода к бытию символа. Граница между этими подходами пролегает, казалось бы, там, где марксисты видели «основной вопрос философии» - вопрос о первичности «идеи» или «материи». Но в реальности ситуация намного сложнее, чем
просто вопрос об отношении идеального и материального начал, ибо даже взятые в отвлеченном виде эти два начала обладают неотъемлемой способностью к взаимопроникновению.
Согласно первому подходу, символ, составляющий вершину в иерархическом соподчинении объектов деятельности, обладает самостоятельностью; это дает основания оперировать символами безотносительно к нижележащим объектам приложения активности. Исходя из этого, иерархические отношения в активности человека носят абсолютный характер: занимающий верхнюю ступень в иерархии символ заведомо не может оказаться в подчиненном положении по отношению к любому объекту нижележащих уровней активности, а потому мы вправе в теории и на практике рассматривать его отрешенно от низших слоев данной пирамиды. Получивший независимость Символ (еще в большей мере Знак) приобретает тем самым возможность существования вне человека и над человеком в условиях полной автономии; и ничто не препятствует нам полагать, что он существует не только вне, но и помимо человека и существовал еще до появления людей на Земле. «Вначале было Слово».
Согласно другому подходу, символы могут рассматриваться изолированно от других уровней приложения активности только лишь постольку, поскольку вообще возможны всякие операции отвлеченного мышления. Реально же символы лишены отдельного бытия, исключающего связь с другими уровнями активности человека, ибо нигде и никогда не существуют вне связи с оперирующим ими субъектом. Любой предмет и любое действие может иметь символическое значение исключительно в контексте человеческой активности.
Доказательством правомочности этого второго подхода является, в частности, способность к образованию инверсий (инверсивных связей) в той иерархической пирамиде, которую составляют уровни активности человека.
Под инверсией понимается такой характер отношений в иерархической структуре, при которых нижележащие уровни иерархии, формально сохраняя свое подчиненное положение, приобретают (постоянно или временно) главенствующее положение по отношению к вышележащим уровням. Иерархические отношения в человеческой активности имеют относительный характер, поскольку вершинная часть иерархии сама способна попадать в подчиненное положение. Чтобы осознать это, нам следует обратиться к исследованию общих свойств иерархических систем. Оценка расположения символа в иерархии, которую образуют объекты приложения человеческой активности, может осуществляться только в рамках разрешения более общей проблемы: имеют ли иерархические отношения в любой многоуровневой системе абсолютный или относительный характер.
В реальных иерархических системах часто обнаруживается парадоксальный вариант отношений, при котором элемент с нижележащего
иерархического уровня получает приоритетные позиции, хотя никакого физического перемещения элементов с одного уровня на другой при этом нет. Эта ситуация и получила название инверсии.
Связи в пределах многоуровневой системы имеют векторные свойства и обладают определенным направлением. В «идеальной» иерархии приоритетные отношения распределяются таким образом, что векторы внутрисистемных связей имеют одинаковое направление по вертикали: сверху вниз. Но иногда направление этого вектора меняется на противоположное: хотя формально каждый член иерархии сохраняет свое первоначальное месторасположение в одном из низших иерархических уровней, теперь он занимает преобладающую позицию по отношению к вершине пирамиды.
Соподчинение уровней человеческой активности основано на некоторых организационных принципах; подобные принципы могут быть присущи и иным иерархическим системам, поскольку все мыслимые системы объединены некоторыми общими закономерностями. Собственный набор этих организационных принципов от одной системы к другой может весьма сильно меняться; в то же время эти признаки могут быть объединены в классы, обладающие в различных системах универсальным значением.
В системе человеческой активности, как и в социальной системе, действуют два универсальных класса принципов. Один класс предусматривает построение иерархии на основе неотъемлемых, присущих членам данной системы качеств. Это сущностный принцип. В элементарной ячейке общества, каковой является семья, один из таких сущностных принципов реализуется в детско-родительских отношениях (генетический принцип). Отношения отца и сына исконны и не подлежат отмене и не могут быть повернуты в обратную сторону; сын не может стать отцом собственному отцу. Этот же принцип может быть обнаружен и в иерархической системе человеческой активности, поскольку ее уровни связаны общим происхождением и надстраивались один над другим в процессе эволюции. А вот морфологический (тоже сущностный) принцип, согласно которому исполнительные органы центральной нервной системы, совершающие операции разных моторных уровней, физически надстроены друг над другом и своих мест никак не могут поменять, представлен в системе человеческой активности, но в социальных системах не действует. Люди в социальных системах обладают соматической автономией и физической мобильностью. Уровни моторной активности таких свойств не имеют, их автономия затрагивает функцию, но не морфологию.
Другой класс организационных принципов, согласно которым строятся иерархические отношения, назовем атрибутивным. Согласно принципам этого класса иерархия выстраивается на основании некоторых внешних, привнесенных признаков, которыми могут обладать члены ие-
рархии. Например, в социальной системе такой внешний атрибут - материальное богатство как основа для иерархических отношений. Самый богатый субъект занимает в социальной иерархии вершину; но богатство можно и утратить. Функциональный принцип (подразделяющий соподчиненные уровни на управляемых и управляющих) - также атрибутивный. Этот последний принцип актуален, как увидим ниже, и в системе человеческой активности.
Инверсии в иерархической системе возможны, когда в ней одновременно представлены как сущностные, так и атрибутивные организационные принципы. При этом человеческая активность - по-своему уникальная иерархическая система: в ней имеется чрезвычайно сложное сочетание организационных принципов, сущностных и атрибутивных; такую сложную композицию принципов мы едва ли сможем найти где-то еще, разве что в социальных системах (которые немыслимы без активности отдельных людей). Следовательно, именно в системе активности человека можно ожидать развития особенно сложных инверсивных отношений. Отсутствие же инверсии, т. е. сохранение исходноиерархических отношений, специальным термином ранее не обозначалось; будем называть такие отношения ордером.
Самый масштабный случай инверсии означает инверсивные отношения между крайними (высшим и низшим) уровнями иерархии, в нашем случае - между уровнями А и Е. Например, со времен Вильгельма Райха известна проблема «характерного мышечного панциря», «мышечных зажимов» [4]. Эти «зажимы» имеют исключительно символическое происхождение. Некоторая информация, усвоенная индивидом на символическом уровне, производит контаминацию в уровни низшие и находит вещественное отображение в уровне А, управляющем сократительной готовностью (тонусом) человеческого тела как сегментарного образования. В результате некоторые сегменты тела претерпевают мышечный спазм. Этот спазм как причина болезненных ощущений сам, в свою очередь, становится управляющим фактором в отношении человеческой активности, в том числе и активности символической. Налицо «большая» инверсия А — Е. Низший уровень в моторной иерархии приобретает управляющие функции по отношению к высшему (чем и подтверждается атрибутивность функционального иерархического принципа).
Наименее протяженными «по вертикали» в системе, но и весьма частыми становятся инверсии «ближнего действия» типа Е — D. Поскольку символ имеет вещественное выражение (в чем, как было показано выше, состоит его отличие от знака), символические манипуляции очень часто предполагают манипуляции предметные. Если сохранять отношения ордера, как это предполагал Н.А. Бернштейн, символический компонент деятельности должен всегда осознаваться, а предметный ее эквивалент выступать в роли неосознаваемого технического фона. В реальности часто происходит иначе.
Когда психолог дает испытуемому задание «нарисуй человека» (тест DAP по К. Маховер [4]), испытуемый отображает в рисунке те или иные символические значения, но не осознает этого. С его, испытуемого, точки зрения, он совершает исключительно предметные действия, т. е. изображает фигуру определенного топологического класса («человек»). Но в изображение проникают незапланированные значения, и отдельные детали человеческой фигуры становятся символами помимо сознания испытуемого. Перед нами инверсия D — Е.
Нечто подобное происходит в процедуре психоанализа - знаменитые «фрейдистские оговорки» есть частный случай инверсий, но только уже внутри самого уровня Е - между его внутренними, иерархически соподчиненными подуровнями, описанными еще Н.А. Бернштейном (Е1,, Е2, Ез). Примечательно, что сторонники и противники Фрейда просто не понимали друг друга. Фрейд изучал только инверсивные связи и не желал видеть ничего иного. Его современники видели в психике отношения ордера и игнорировали инверсии. Истина, как всегда, оказалась где-то посередине.
Возможна ситуация, при которой все связи внутри системы (или большая их часть) становятся инверсивными. Тогда системе грозит гибель. В связи с этим возникает впечатление, что инверсивные отношения есть закономерная стадия существования исходно-иерархической связи, что связь эта по мере своего созревания превращается в связь инверсивную.
Мы уже имели возможность убедиться, что иерархические связи, выражающиеся в отношениях ордера, абсолютным характером не обладают. Но верно ли противоположное? Другими словами, речь идет о признании «абсолютного» («всеобщего») характера инверсивных отношений в иерархических структурах - тогда традиционно-иерархические отношения ордера становятся лишь относительными. Отношения ордера сообщают иерархической пирамиде покой и неподвижность; инверсивные связи означают движение в ней. Движение может претендовать на «абсолютный» характер; покой - очевидно, нет. Следовательно, инверсивные отношения, казалось бы, могут рассматриваться как абсолютные, а отношения ордера - только как относительные. Но при этом рассмотрение процесса подменяется рассмотрением результата. Из того, что все люди живут лишь временно, что когда-нибудь все они станут мертвыми и уже вечно будут пребывать в этом качестве, можно, в принципе, сделать и такой вывод, что жизнь применительно к существованию человека есть элемент относительный, а смерть - абсолютный. Живых людей нет, а есть «несозревшие» покойники. Разумеется, это абсурд. Поэтому инверсивные отношения в иерархических системах, как и отношения ордера, не могут рассматриваться в категориальных формах «абсолютного» и «относительного». Просто одно не менее важно, чем другое.
Таким образом, символ, составляя вершину в иерархии объектов человеческой активности, имеет также и «другое лицо» - как объект отношений инверсивных, которые до настоящего времени не были в должной мере осмыслены в философско-антропологическом плане. Исследование же таких отношений может производиться только в междисциплинарном понятийном поле, а не в пределах того или иного частного научного направления.
Список литературы
1. Аверинцев С.С. София-Логос: словарь. - 2-е изд., испр. - К.: Дух і Літера, 2001. - С. 155-161.
2. Бернштейн Н.А. Физиология движений и активность. - М.: Наука,
1990.
3. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство: моногр. -М.: Искусство, 1995.
4. Маховер К. Проективный рисунок человека.- М.: Смысл, 2000.
5. Райх В. Анализ характера / пер. с англ. Е. Поле. - М: Апрель Пресс, Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000.
6. Романенко Ю.М., Чулков О.А. Метафора и символ в культурном обращении /Метафизические исследования. Вып. 5. Культура. - СПб.: Алетейя, 1998. - С. 46-59.
