CC BY
102
УДК 93.23.31
ГЕРГИЛЕВ Денис Николаевич
Сибирский федеральный университет г. Красноярск, Россия
turilak@yandex.ru
СИБИРЬ КАК ПРИМЕР ПОИСКОВ ОПТИМАЛЬНОГО АДМИНИСТРАТИВНО-ТЕРРИТОРИАЛЬНОГО УСТРОЙСТВА РОССИИ
В статье анализируются особенности управления Сибирью в первой четверти XIX в. Механизм управления Сибирью является существенной и своеобразной частью общей системы империостроительства в развитии российской государственности этого периода времени. В нем крайне ярко проявилась извечная проблема соотношения общих и специфических элементов его структуры и функционирования. Специфическими чертами сибирского региона были: протяженная территория и огромные расстояния от столиц при неразвитой системе коммуникаций, суровый климат, слабая заселенность, поли-этничный состав населения и многие другие. Автор доказывает, что Российская империя имела своеобразный и уникальный опыт управления огромными территориями, имеющими сложный этнический, гендерный и религиозный состав. В статье также рассматриваются конкретные примеры административно-территориальных реформ в истории России. По мнению автора, подобный опыт управления может оказаться востребованным в современном глобальном мире. Также в статье рассматриваются некоторые особенности государственного управления в сибирских регионах. Автор на конкретных примерах показывает проблемы взаимодействия между высшей властью и местным чиновничеством. Несмотря на недостатки, по мнению автора, этот опыт может и должен быть использован в региональном строительстве современной России.
Ключевые слова: губерния, генерал-губернатор, регион, система управления, отраслевой принцип, территориальная организация, власть, государственные механизмы управления, административно-территориальное устройство, управленческие процессы.
DOI: 10.17748/2075-9908-2016-8-6/1-56-61 Denis N. GERGILEV
Siberian Federal University Krasnoyarsk, Russia
turilak@yandex.ru
SIBERIA AS AN EXAMPLE of OPTIMAL RUSSIAn ADMINISTRATIVE-TERRITORIAL STRUCTURE SEARCHing
The article analyzes features of management of Siberia in the first quarter of the XIX century. The mechanism of management of Siberia is an essential and distinctive part of the overall system imperialialist in the development of Russian statehood this time period. It is extremely evident the eternal problem of the relation of general and specific elements of its structure and functioning. Specific features of the Siberian region was long the territory and a great distance from the capital cities with undeveloped communications system, harsh climate, weak population, the multiethnic composition of the population and many others. The author proves that the Russian Empire had a peculiar and unique experience of managing large territories with complex ethnic, gender and religious composition. The article also examines specific cases of administrative-territorial reforms in Russia's history. According to the author, this experience may be in demand in the modern global world. Also, the article considers some peculiarities of public administration in the Siberian regions. The author uses specific examples to show the problems of communication between higher authorities and local officials. Despite the shortcomings, according to the author, this experience can and should be used in the regional construction of contemporary Russia.
Keywords: province, Governor-General, region, management system, industry principle, territorial organization of power, state control mechanisms, administrative-territorial structure, management processes
Вводная часть. Опыт управления Сибирью представляет интерес для ученых и практиков, поскольку аккумулирует в себе не только авторитарные методы, характерные для абсолютной монархии, но и самоуправленческие механизмы. «Отношение к Сибири со стороны центра не меняется, но меняется удельный вес края в экономике страны, меняется геополитическое значение региона, поскольку его ресурсы стали главным экспортным потенциалом России» [6, с. 98]. Именно на примере Сибири можно проследить сложный путь, в результате чего «...человечество пришло к мысли, что удачное решение национального вопроса в государстве предполагает создание простых, в то же время гибких, но твердых юридических форм, в которых выразились бы одновременно единство и многоплеменность общества» [15, с. 36]. Одним из эффективных методов изучения административно-управленческих процессов является «исторический подход, предполагающий рассмотрение изменений в административной организации, динамики административного строительства в режиме исторического времени» [22, с. 6]. Тем более что в настоящее время «.ученые накопили значительный опыт изучения региональных проблем этнополитического и этносоциального развития. История сохранила накопленный веками опыт взаимодействия России, русской нации с представителями других национальностей» [14, с. 3].
Изменения административно-территориального устройства «.обычно диктуется текущими политическими потребностями государств и изменением принципов территориального управления», - справедливо подчеркивает Е.Д. Егорова и далее продолжает: «Для России с его огромной территорией сетка административно-территориального деления и принцип его устройства служат одной из основ государственности, а их эволюция - отражением и важной компонентой эпох и циклов регионализации» [4, с. 36].
Опыт управления Сибирью справедливо позиционируется в качестве примера функционирования оптимальных административно-территориальных механизмов: «.обширная территория Сибири, к тому же значительно удаленная от центра государства, несомненно, требовала
повышенного внимания центральной власти» [9, с. 14]. Важную роль в этом плане играл учет местных обычаев, игнорирование которых привело бы к серьезным проблемам в системе административного управления не только Сибири, но и всей России. «Анализируя систему управления Сибирью, М.М. Сперанский пришел к выводу, что одной из главных причин малой эффективности местных административных органов Сибири <...>, было отсутствие четкого определения их полномочий и функционального отделения от центральной власти. Результатом стало самоуправство местных чиновников. Поэтому, по справедливому мнению М.М. Сперанского, в первую очередь требовалось привести в порядок взаимоотношения высших и местных органов государственного управления и разграничить их компетенцию» [19, с. 80]. Именно поэтому важно детально проанализировать систему управления Сибирью, разработанную М.М. Сперанским, согласно которой устанавливалась четырехступенчатая система сибирского управления. На основании «Учреждения для управления сибирских губерний» утверждалось, что первой и высшей ступенью было Главное управление: генерал-губернатор и возглавляемый им Совет, в который входило шесть человек. «Трое определялись как производители дел и назначались по представлению генерал-губернатора, а другие три - по представлению от министерств. Кроме того, в Совет для совещания приглашались: бригадный начальник внутренней стражи, окружной начальник путей и сообщений, Гражданский Губернатор, председатели Губернского Правления, Казенной палаты и Губернского суда, почт-директор и ряд других лиц, не входящих в состав Губернского правления. Если представителей от министерств не хватало, была предусмотрена их замена гражданским губернатором, представителями губернских мест и губернского прокурора» [16, с. 90]. Введение Совета являлось новшеством не только для Сибири, но также для всей России.
«Предметом деятельности Общего Губернского Управления является надзор над правильным и успешным движением всех местных как губернских, так и нижних Управлений и доставление им нужных разрешений, но при этом часть дел находилась в ведении самого генерал-губернатора, а часть предварительно обсуждалась членами Совета. Совет мог рассматривать три категории дел: надзор и ревизия губернских учреждений, судебные споры (в случае несогласия гражданского губернатора с решением губернского суда) и вопросы по хозяйственной жизни генерал-губернатора. Кроме того, Совет занимался подготовкой ежегодных отчетов губернаторов, рассмотрением жалоб на действия должностных лиц, подготовкой обзоров судебной практики, давал рекомендации судам, в качестве апелляционной инстанции рассматривал судебные дела по вопросам торговли, несоблюдения обязательств по договорам, проблемам налогообложения и исполнения воинской обязанности» [20, с. 80].
«Второй ступенью было губернское управление, которое осуществлялось губернатором и советом во главе с ним, состоящим из председателей губернских учреждений и губернского прокурора. В самих же губерниях различалось общее и частное управление, основной задачей которого был надзор за местной администрацией. Гражданский губернатор мог назначать и увольнять чиновников, утверждать членов дум, городского суда, ратуш и волостных голов. Губернский совет, как и Совет Главного управления, имел статус только законосовещательного органа, поэтому не мог ограничивать личную власть губернатора. Важно подчеркнуть, что функции губернского совета совпадали с функциями Совета Главного управления только на уровне губернии. Частное Губернское Управление составляли: Губернское Правление по делам полиции, казенная палата по делам хозяйственным, гражданский и уголовный губернский суд. Правление состояло из председателя, старшего советника и трех советников». «Структура Губернского правления несколько отличалась и состояла из председателя и четырех советников, которые занимались административно-полицейскими и хозяйственными вопросами. Казенная палата ведала управлением государственным имуществом, распределением земель, межеванием; сбором и распределением налогов и различных сборов. Губернский суд состоял из председателя и четырех советников и занимался рассмотрением как гражданских, так и уголовных дел».
«Третьей ступенью становилось окружное управление. М.М. Сперанский поделил округа на малолюдные, средние и многолюдные, взяв за основу степень населенности: общее и частное управление было предусмотрено только в многолюдных округах, в средних же округах предполагалось лишь частное управление, а в малолюдных - все управление сосредоточивалось в руках земского исправника» [10, с. 144].
«Четвертой и заключительной ступенью в системе сибирского управления стали городские управления. Используя тот же принцип, что и в отношении округов, М.М. Сперанский предусмотрел разделение городов на малолюдные, средние и многолюдные. Городское управление малолюдными городами осуществляли городничий, городские старосты и словесный суд, а средними городами управляло полицейское управление во главе с городничим. В многолюдных городах управление было возложено на полицию, хозяйственное управление и городской суд» [10, с. 144].
Определенная специфика наблюдалась в пограничном управлении, которое организовывалось по образцу окружного. Например, «во главе Троицкосавского пограничного управления
стоял пограничный начальник, управлявший при помощи пограничного управления, которое заменило окружной совет и состояло из заседателя от казачьих подразделений, пограничных приставов и пограничников» [16, с. 93].
Управление сибирским регионом требовало особых подходов, что было связано как с огромными расстояниями, так и злоупотреблениями чиновников на местах, о чем сообщает М.М. Сперанский в письме князю А.Н. Голицыну 18 сентября 1919 г., направляясь в Иркутскую ссылку: «Чем злоупотребления очевиднее, тем тягостнее искать еще на очевидность сию доказательств, и искать их среди страха, здесь еще действующего, и каких-то надежд, из Петербурга с каждою почтою сюда льющихся» [18, с. 597]. Не менее важным проектом М. М. Сперанского по развитию Сибирского края является «Устав об управлении инородцев». «Нормативно-правовые акты изначально гарантировали коренным народам минимального вмешательство в их внутренние дела. Это было связано с тем, что царская администрация, преследуя фискальные и экономические интересы, стремилась удержать новых подданных в границах Российской империи. Кроме того, в условиях незначительного освоения сибирских территорий и отсутствия развитого административного аппарата прямое управление инородческим населением Восточной Сибири было невозможно» [11, с. 18]. Однако «.процесс российской колонизации стал важнейшим фактором внешнего воздействия на хозяйство и культуру аборигенов. Однако, несмотря на начавшиеся процессы трансформации экономических и социокультурных систем, в целом, северным нардам к началу XIX века удалось в значительной степени сохранить свою культурную целостность и внутреннюю политическую автономию» [1, с. 29].
Важно подчеркнуть, что сам термин «инородцы» был впервые введен именно М.М. Сперанским, ведь до него коренное население Сибири называлось «иноверцами» либо «ясашны-ми» [20, с. 80]. В соответствии с «Уставом об управлении инородцев» он разделил их на три категории, в зависимости от рода занятий и образа жизни. К первой были отнесены оседлые народы, живущие в городах и селах, которые занимались в основном земледелием и торговлей. Устав закреплял за оседлыми те земли, которые принадлежали им по праву первоначального владения, поэтому эта категория в своих правах и обязанностях приравнивалась к сословию государственных крестьян, кроме рекрутской повинности, от которой они освобождались. Ко второй категории были отнесены частично кочевые народы, которые приравнивались к крестьянам в налоговом отношении, сохраняя при этом самостоятельность в управлении и суде. К третьей категории были отнесены так называемые «бродячие инородцы». Целью подобного разделения был переход всех народностей в первую категорию, что возвело бы их в более высокий податной оклад государственных крестьян. Положительным результатом этой реформы явилось ограничение опеки над коренным населением со стороны русской администрации и полиции, что позволило им свободно торговать, ведь налоги и подати устанавливались в соответствии с экономическими интересами каждого племени. Кроме того, Устав разрешал свободную частную торговлю с инородцами за исключением чиновников, а также регламентировал государственные, земские, уездные и частные выборы, оговаривая, что «.никакой новый государственный налог не может распространяться на инородцев, если это специально не указано»; вводил для точного учета всех сборов специальные «шнуровые книги» [16, с. 232]. Важно подчеркнуть, «что коренному населению разрешалось создавать национальные школы с преподаванием на соответствующем языке, не запрещая при этом обучение детей инородцев в русских школах. Большое значение имел тот факт, что М.М. Сперанский не допускал насильственного крещения инородцев, а также не предусматривал никаких привилегий для тех, кто решил принять крещение. Значение "Устава об управлении инородцев" М.М. Сперанского трудно переоценить, поскольку он не имел аналогов и являлся первым в России сводом законов, разработанным для такого обширного региона. В государственном подходе к решению "инородческого вопроса" проявились фундаментальные основы культурного и политического существования России». «Многовековый опыт этнокультурной гетерогенности и архаический способ построения отношений верховной власти с подданными обусловили включение аборигенов Сибири в социально-политическую структуру государства на формально равноправных с другими категориями подданных основаниях. Но признание равенства иных народов и культур предполагает глубокую связь различных аспектов: признания не только человеческой, но и культурной полноценности, не только социального равноправия, но и политического полноправия» [8, с. 147].
Следующий комплекс проблем, с которым столкнулся Сперанский, был обусловлен традиционной ролью Сибири как места ссылки политических и уголовных заключенных. В частности, до ревизии М.М. Сперанского в России не существовало какой-либо системы учета и распределения ссыльных, поэтому накопились вопиющие нарушения, серьезно трансформировавшие всю социальную структуру сибирского региона. Вот почему данное направление стало одним из самых важных во всей системе реформ и способствовало принятию «Устава о ссыльных» и «Устава об этапах», что привело к положительным изменениям в сибирском обществе.
Согласно указу 1821 года, подтвержденному в Законах о состояниях, «губернское правление палаты не могли посылать предводителям распоряжений и требовать от них отчетов, но
сносились как с губернскими, так и с уездными предводителями или через депутатское собрание, или через губернатора» [7, с. 143]. Даже образование министерств не изменило принципов построения государственного управления на местах - в губерниях и уездах. Главной фигурой, фактическим «хозяином» губернии оставался губернатор, и подобная традиция сохранялась с времен господства екатерининского законодательства. Распространенным являлось мнение, согласно которому губернаторы были представителями центральной власти на местах, подчиняясь непосредственно Сенату. Однако, как убедительно доказывает Л.Г. Шепелев, «.они все чаще были ставленниками Министерства внутренних дел, что вызывало возражения других ведомств, которые имели свои органы в губерниях, неизбежно оказывавшиеся под надзором губернаторов» [23, с. 84].
Результаты исследования. Положительный результат реформ Сперанского проявился в том, что «на небольшой период II Сибирский комитет повысил управляемость регионов, обеспечил принятие многих важных управленческих решений. Впервые после реформ М.М. Сперанского II Сибирский комитет предпринял попытку, хотя и неудачную, выработать комплексный подход к освоению Сибири» [2, с. 323]. Однако при всем положительном эффекте реформ, направленных на улучшение системы управления, трудности Сибири далеко не всегда учитывались в столице. В июле 1854 г. был предпринят важный шаг с целью усиления контроля со стороны Сибирского комитета за прохождением дел, касающихся Сибири. Николай I повелел сибирским генерал-губернаторам ежеквартально представлять ведомости дел, по которым еще не последовало решений в министерствах. Большое значение в этом плане имел тот факт, что со второй четверти XIX в. наемный труд стал преобладающим в промышленности и на транспорте Сибири [5, с. 81].
Значение Сибири значительно возрастало в те исторические периоды, когда государство сталкивалось со сложными внешнеполитическими проблемами или социальным напряжением внутри страны. Вполне понятно, что Сибирский край должен был вносить «.максимально возможный вклад в развитие народного хозяйства и обороноспособность СССР. Однако ошибочным было взваливать на Сибирь непосильную ношу, заставлять ее выполнять задания, которые наносили невосполнимый ущерб краю (экология, разорение, т.п.) и, главное, обрекали на голодное существование народонаселение» [13, с. 207].
Таким образом, Сибирь можно рассматривать в качестве примера формирования оптимальных государственных механизмов управления, если учитывать еще один важный вектор исследования. Имеется в виду отсутствие в России обоснованной идеологии и теории нации, что уже принесло величайший вред всем народам страны, хотя и в разном объеме. Однако «.до сих пор в политике и обществоведении даже в понятиях "нация" и "национальный" царит неразбериха. Путаница в идеологии привела к сдвигу от имперско-национального сознания к племенному инстинкту, к превращению нации в этнос, России - в Русь и т.п.» [15, с. 41]. Дело в том, что в России наиболее распространенным типом региональной идентичности является «.вариант сильного внутреннего единства населения региона на основе культурно-ценностной идентификации и выраженного стратегического направления в политике идентичности элит. Второй, довольно распространенный, тип идентичности в практике российских регионов - это вариант сильного внутреннего единства населения на основе культурного самоощущения, но при отсутствии его политического оформления» [12, с. 14]. Одним из следствий серии реформ, проведенных в Сибири в XIX в., стало «двойственное положение восточно-сибирской администрации, которая, с одной стороны, являлась составным элементом российского бюрократического аппарата, выполнявшим инструкции вышестоящих инстанций, а с другой, представляла собой часть территориальной группы, обладавшей определенными, свойственными ей интересами.» [17, с. 3].
«С начала 80-х годов XIX века Высшая сибирская администрация в своих официальных сношениях с Петербургом все настойчивее проводит мысль об анахронизме сибирского учреждения М.М. Сперанского. В первую очередь острой критике подвергались те статьи законодательства 1822 года, в которых шла речь о региональной специфике управления Сибирью. Наиболее последовательно эти идеи были сформулированы Иркутским генерал-губернатором А.П. Игнатьевым в его отчетах по управлению карем и в специально подготовленном документе "Программа деятельности генерал-губернатора Восточной Сибири и правительственных мероприятий в отношении этого края с 1887 года и приблизительно на 10 лет". Документ был порожден неясностью во взаимоотношениях между "центром" и Сибирью, а также той ролью, которую надлежало играть Сибири в составе России в последующем» [3, с. 164].
Выводы. Таким образом, сибирский регион может выступать в качестве своеобразного примера для других территориально-административных единиц Российской Федерации, поскольку он заключает в себе ведущие особенности экономического и социально-политического развития всей нашей страны.
Отечественная история подтвердила известное изречение гениального ученого М.В. Ломоносова, поэтому оптимальное устройство Сибири - залог прогрессивного развития не только нашего региона, но и всей Российской Федерации. Центробежные силы не удастся преодолеть, если не будет сформировано новое общенациональное сознание. По справедливому замечанию А.С. Табачкова, «.диалектическая репрезентация истории, как показывает практика мышления, может базироваться только на крайне метафизическом обособлении какой-либо из сторон реальности - либо всемогущей духовной основы-идеи, либо одной из сторон общественных отношений» [21, с. 208].
БИБЛИОГРАФИЧ ЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Боякова С.И. Освоение Арктики и народы северо-востока Азии (XIX - 30-е годы XX в.) / Автореф. дис. ... д-ра ист. наук. - Якутск, 2004. - С. 29.
2. Власть в Сибири: XVI - начало XX в. 2-е изд., перераб. и доп. / Сост. М.О. Акишин, А.В. Ремнев. - Новосибирск: Сова, 2005. - 696 с.
3. Дамешек И.А. Российские окраины в имперской стратегии власти (начало 19 - начало 20 вв.). - Иркутск: Изд-во Иркут гос. пед. ун-та, 2005. - 264 с.
4. Егорова Е.Д. Административно-территориальные изменения и формирование архивных фондов Алтайского края и Новосибирской области / Е.Д. Егорова // Новосибирская область в контексте российской истории. Материалы II Всероссийской научно-практической конференции, освященной 90-летию образования Новониколаевской губернии. Ч.2. - Новосибирск, 2011. - С. 35-45.
5. Зиновьев В.П. Индустриальные кадры старой Сибири / В.П. Зиновьев. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2007. - 258 с.
6. Зиновьев В.П. Очерки социальной истории индустриальной Сибири XIX - начало XX в. / В.П. Зиновьев - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2009. - 336 с.
7. Иванова Н.А. Сословное общество Российской империи (XVIII - начало XX века) / Н.А. Иванова, В.Л. Желтова. - М.: Новый хронограф, 2010. - 752 с.
8. Коваляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в Сибири: Концепции государственной политики и областническая мысль. - Томск: Изд-во Том. ун-та. 2005.- 326 с.
9. Комаров А.В. Особые органы центрального управления Сибирью в XVIII - нач. ХХ вв. / Автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Иркутск, 2004. - С. 14.
10. М.М. Сперанский: Сибирский вариант имперского регионализма (к 180-летию сибирских реформ М.М. Сперанского) / отв. ред. И.Л. Дамешек, Л.М. Дамешек, Т.А. Перцева, А.В. Ремнев; Межрегион. ин-т обществ. наук (МИОН), - Иркутск; Иркутск. гос. ун-т. - Иркутск, 2003. - 246 с.
11. Мунханов В.А. Организация управления народами Юго-Восточной Сибири в имперский период (1721-1917 гг.) / Автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Иркутск, 2010. - С. 18.
12. Назукина М.В. Региональная идентичность в современной России: типологический анализ / Автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Пермь, 2009. - С. 14.
13. Познанский В.С. Социальные катаклизмы в Сибири: голод и эпидемии в 20—30-е годы XX в. - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2007. - 307 с.
14. Русанов В.В. Пути национального самоопределения Алтайского народа в первой четверти ХХ века / Автореф. дис. канд. ист. наук. - Абакан, 2004. - С. 3.
15. Северьянов М.Д. Страницы истории и жизни. 2-е изд., перераб. и доп. - Красноярск: Сибирский федеральный университет, 2011. - 290 с.
16. Сибирь в составе Российской Империи / отв. ред.: Л.М. Дамешек, А.В. Ремнев. - М.: Новое литературное обозрение, 2007. - С. 368.
17. Синиченко В.В. Восточная Сибирь в российско-китайских отношениях (середина 50-х гг. XIX века - 1884 г.) / Автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Иркутск, 2001. - С. 3.
18. Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. - СПб.: Наука, 2002. - 680 с.
19. Сперанский С.И. Учение М.М. Сперанского о праве и государстве: Монография. - М.: Ось-89, 2009. - 224 с.
20. Сперанский С.И. Практика регионального управления М.М. Сперанского (1816-1821 гг.) // Государство и право. - 2003. - № 5. - С. 78-84.
21. Табачков А.С. Интеграция и взаимодействие событий в истории / А.С. Табачков // Проблема исторического познания. Сб. статей / отв. ред. К.В. Хвостова. - М.: ИВИ РАН. - 254 с.
22. Территориально-экономическое управление в России XVIII - начала ХХ века: Уральское горное управление / К.Н. Зубков, Н.С. Корепанов, И.В. Побережников, Н.С. Тулисов // Институт истории и археологии УрО РАН; НОУВПО Гуманитарный университет. - М.: Наука, 2008. - 355 с.
23. Шепелев Л.Е. Чиновный мир России: XVIII - начало XX в. - СПб.: Искусство-СПб, 2001. - 479 с.
REFERENCES
1. 1. Boyakova S.I. Osvoenie arktiki i narody severo-vostoka Azii (XIX 30-gody XX v.) . S.I. Boyakova. Avtoreferat dissertatsii na soiskanie uchenoy stepeni doktora istoricheskikh nauk. Yakutsk, 2004. P. 29.
2. Vlast' v Sibiri: XVI- nachalo XX v. 2-e izd., pererab. i dop. Sost. M.O. Akishin, A.V. Remnev. Novosibirsk: «Sova», 2005. 696 p.
3. Dameshek I.A. Rossiyskie okrainy v imperskoy strategii vlasti (nachalo 19-nachalo 20 vv.). I.A. Dameshek. Irkutsk: Izd-vo Irkut gos. Ped. Un-ta, 2005. 264 p.
4. Egorova E.D. Administrativno-territorial'nye izmeneniya i formirovanie arkhivnykh fondov Altayskogo kraya i Novosibirskoy . E.D. Egorova. Novosibirskaya oblast' v kontekste rossiyskoy istorii. Materialy II Vserossiyskoy nauchno-prakticheskoy konferentsii, osvyashchennoy 90-letiyu obrazovaniya Novonikolaevskoy gubernii. Novosibirsk, 2011. Ch. 2. Pp. 35-45.
5. Zinov'ev V.P. Industrial'nye kadry staroy Sibiri. V.P. Zinov'ev. izd. Tom. un-ta, 2007. 258 p.
6. Zinov'ev V.P. Ocherki sotsial'noy istorii industrial'noy Sibiri XIX - nachalo XX v. V.P. Zinov'ev. Izd-vo Tom. un-ta, 2009. 336 p.
7. Ivanova N.A. Soslovnoe obshchestvo Rossiyskoy imperii (XVIII- nachalo XX veka). N.A. Ivanova, V.L. Zheltova. M.: Novyy khronograf, 2010. 752 p.
8. Kovalyashkina E.P. «Inorodcheskiy vopros» v Sibiri: Kontseptsii gosudarstvennoy politiki i oblastnicheskaya mysl'. E.P. Kovalyashkina. Tomsk: Izd-vo Tomskogo un-ta. 2005. 326 p.
9. Komarov A.V. Osobye organy tsentral'nogo upravleniya Sibir'yu v 18-nach. KhKh vv. A.V. Komarov . Avtoreferat dissertatsii na soiskanie uchenoy stepeni kandidata istoricheskikh nauk. Irkutsk, 2004. P. 14.
10. M.M. Speranskiy: Sibirskiy variant imperskogo regionalizma (k 180-letiyu sibirskikh reform M. M. Speranskogo). otv. red. I.L. Dameshek, L.M. Dameshek, T.A. Pertseva, A.V. Remnev; Mezhregion. in-t obshchestv. nauk (MION), Irkutsk; Irkutsk. gos. un-t. Irkutsk, 2003. 246 p.
11. Munkhanov V.A. Organizatsiya upravleniya narodami Yugo-Vostochnoy Sibiri v imperskiy period (1721-1917 gg.). A. Munkhanov. Avtoreferat dissertatsii na soiskanie uchenoy stepeni kandidata istoricheskikh nauk. Irkutsk, 2010. P. 18.
12. Nazukina M.V. Regional'naya identichnost' v sovremennoy Rossii: tipologicheskiy analiz.V. Nazukina. Avtoreferat dissertatsii na soiskanie uchenoy stepeni kandidata istoricheskikh nauk. Perm', 2009. P. 14.
13. Poznanskiy V.S. Sotsial'nye kataklizmy v Sibiri: golod i epidemii v 20 — 30-e gody XX v. V.S. Poznanskiy. Novosibirsk: Izd-vo SO RAN, 2007. 307 p.
14. Rusanov V.V. Puti natsional'nogo samoopredeleniya Altayskogo naroda v pervoy chetverti KhKh veka . V.V. Rusanov. Avtoreferat dissertatsii na soiskanie uchenoy stepeni kandidata istoricheskikh nauk. Abakan, 2004. P. 3.
15. Sever'yanov M.D. Stranitsy istorii i zhizni. 2-e izd. pererab. i dop. M.D. Sever'yanov // Krasnoyarsk: Sibirskiy federal'nyy universitet, 2011. 290 p.
16. Sibir' v sostave Rossiyskoy Imperii. otv. red.: L.M. Dameshek, A.V. Remnev. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2007. P. 368.
17. Sinichenko V.V. Vostochnaya Sibir' v rossiysko-kitayskikh otnosheniyakh (seredina 50-kh gg. XIX veka -1884 g. V.V. Sinichenko. Avtoreferat dissertatsii na soiskanie uchenoy stepeni kandidata istoricheskikh nauk. Irkutsk, 2001. P. 3.
18. Speranskiy M.M. Rukovodstvo k poznaniyu zakonov. M.M. Speranskiy. SPb.: Nauka, 2002. 680 p.
19. Speranskiy S.I. Uchenie M.M. Speranskogo o prave i gosudarstve: Monografiya. S.I. Speranskiy. M.: «Os'-89», 2009. 224 p.
20. Speranskiy S. I. Praktika regional'nogo upravleniya M. M. Speranskogo (1816 - 1821 gg.). S. I. Speranskiy. Gosudarstvo i pravo. 2003. no. Pp. 78-84.
21. Tabachkov A.S. Integratsiya i vzaimodeystvie sobytiy v istorii. A.S. Tabachkov. Problema istoricheskogo poznaniya. Sb. statey (otv. red. K.V. Khvostova). M.: IVI RAN. 254 p.
22. Territorial'no-ekonomicheskoe upravlenie v Rossii 18-nachala KhKh veka: Ural'skoe gornoe upravlenie. K.N. Zubkov, N.S. Korepanov, I.V. Poberezhnikov, N.S. Tulisov. Institut istorii i arkheologii UrO RAN; NOUVPO Gumanitarnyy universitet. M.: Nauka, 2008. 355 p.
23. Shepelev L.E. Chinovnyy mir Rossii: XVIII -nachalo XX v. L.E. Shepelev. Sankt-Peterburg: «Iskusstvo -SPb», 2001. 479 p.
Информация об авторе
Гергилев Денис Николаевич, кандидат исторических наук, доцент, директор гуманитарного института ФГАОУ ВО «Сибирский федеральный университет», г. Красноярск, Россия turilak@vandex.ru
Получена: 07.11.2016
Для цитирования статьи: Гергилев Д. Н., Сибирь как пример поисков оптимального административно-территориального устройства России.
Историческая и социально-образовательная мысль. 2016. Том. 8. № 6. Часть 1. с. -6/1-5661.
doi: 10.17748/2075-9908-2016-8-6/1--6/1-56-61.
Information about the author
Denis N. Gergilev , Candidate of Historical Sciences, Associate Professor, Director of Humanitarian Institute, Siberian Federal University, Krasnoyarsk, Russia turilak@yandex.ru
Received: 07.11.2016
For article citation: Gergilev D. N., Sibir' kak primer poiskov optimal'nogo administrativno-territorial'nogo ustrojstva Rossii. [Siberia as an example of optimal Russian administrative-territorial structure searching]. Istoricheskaya i sotsial'no-obrazovatelnaya mys'l = Historical and Social Educational Ideas. 2016. Vol . 8. no. 6. Part. 1. Pp. -6/1-56-61.
doi: 10.17748/2075-9908-2016-8-6/1--6/1-56-61. (in Russian)
