CC BY
68НАУЧНЫЕ СТАТЬИ И ДОКЛАДЫ
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА. ИСТОРИЯ УЧЕНИЙ О ПРАВЕ И ГОСУДАРСТВЕ
УДК 329.14'17(571.6)(=531):929''191/193"
В. В. СИНИЧЕНКО, начальник кафедры гражданско-правовых дисциплин ВосточноСибирского института МВД России, доктор исторических наук, профессор (г. Иркутск)
V. V. SINICHENKO, head of the Chair of Civil Law Disciplines of the East-Siberian Institute of the Interior Ministry of Russia, Doctor of History, professor (Irkutsk)
ШПИОН И РЕВОЛЮЦИОНЕР ЛИ ЧЖОН ХО (ЛИ ЧЖОНХО) A SPY AND A REVOLUTIONARY BY LEE JEONG-HO (LEE JEONG-HO)
Аннотация. В статье анализируются причины, по которым в 1937 г. советская власть предприняла ряд репрессивных мер в отношении лидеров корейского социалистического движения. На основе впервые вводимого в научный оборот архивного материала делается вывод, что часть лидеров корейского национально-освободительного движения накануне и в годы Первой мировой войны, не получив поддержки российского государства по освобождению от оккупации Корейского полуострова, разочаровалась в царском правительстве и перешла если не совсем к антироссийским действиям, то вполне очевидной антироссийской риторике и пропаганде.
Одним из представителей левого крыла корейского национал-освободительного движения был националист Ли Чжон Хо, член общества «Кунмихве», а потом пророссийского общества «Квонопхве». Не получив поддержки от российской администрации, этот корейский инсургент стал сотрудничать с китайской разведкой, надеясь получить поддержку Китая при планируемом освобождении Кореи. Высланный в годы Первой мировой войны в Китай Ли Чжон Хо вел антироссийскую пропаганду среди корейцев Приморья, призывал их дезертировать и не служить в российской армии. Ли Чжон Хо был арестован и пребывал в заключении пока его не освободила советская власть после Октябрьской революции. Затем революционер и шпион Ли Чжон Хо примкнул к социалистам.
Ключевые слова и словосочетания: корейцы, японцы, независимость, национальное общество, политические эмигранты, жандармы, контрразведывательное отделение.
Annotation. The article analyzes the reasons why in 1937 the Soviet government took a number of repressive measures against the leaders of the Korean socialist movement. On the basis of the archive materials for the first time introduced into scientific circulation, it is concluded that some leaders of the Korean national liberation movement on the eve and during the First world war did not receive the support of the Russian state for liberation from the occupation of the Korean Peninsula, they became disillusioned with the tsarist government and moved, if not quite to anti-Russian actions, then quite obvious anti-Russian rhetoric and propaganda.
One of the representatives of the left wing of the Korean national-liberation movement was a nationalist by Lee Jeong-Ho, a member of the society «Conmigo», and then the Pro-Russian society «Konopko». Not having received support from the Russian administration, the Korean insurgent began to cooperate with Chinese intelligence, hoping apparently to get the support of China in the planned liberation of Korea. Expelled during the First world war in China, Lee Jung Ho led anti-Russian
propaganda among the Koreans of Primorye, urged them to desert and not serve in the Russian army. Li Jun Ho was arrested and held in prison until he was released by the Soviet government after the October revolution. Then a revolutionary and a spy by Lee Jeong-Ho joined the socialists.
Keywords and phrases: koreans, Japanese, independence, national society, political emigrants, gendarmes, counterintelligence department.
В научных трудах советского периода вопрос репрессий в 1930-е гг. ХХ в. в отношении лидеров корейского коммунистического и социалистического движения был табуированной темой. Например, написанная в советский период книга М. Т. Ким «Корейские интернационалисты в борьбе за власть Советов на Дальнем Востоке (1918-1922)» содержит сведения о 72 героях (в основном о социалистах). Однако автор не стал объяснять внезапное исчезновение в 1930-х гг. более половины героев книги. Вместе с тем при описании дореволюционного периода связь с революционным движением в России была главным критерием в оценке лидеров корейского национального движения. Это позволяло разделить борцов с японской оккупацией в ХХ в. на хороших (демократических) и плохих (буржуазно-помещичьих) [1].
После образования в 1991 г. Российской Федерации направленность востоковедческих исследований коренным образом изменилась. Одной из первых книг, показавших двойственность судьбы российских корейцев, взаимодействие в ней национального и интернационального, стала вышедшая в 1994 г. с предисловием М. Н. Пака книга Б. Д. Пака «Корейцы в Российской империи» [2].
Работы Б. Д. Пака существенно дополнили наши знания об антияпонском повстанческом движении в России. Однако приведенные автором сведения из документов архивов о том, что некоторые корейцы-лидеры антияпонского движения были настроены враждебно по отношению к России, оказались для русского читателя неожиданными [3-5]. Содержание изданных в последние годы работ по истории Кореи свидетельствует о том, что отношение к корейским инсургентам в официальной историографии России и Кореи остается однотипным и продолжает тот тренд, который был заложен еще в советской историографии: корейские патриоты боролись против японцев за независимость своей родины, если их и объявляли шпионами, то
это были происки японских специальных разведывательных служб [6].
Все вышесказанное позволяет нам сделать вывод, что, несмотря на солидную историографию национально-освободительного движения корейцев, вопросы, связанные с работой японской и китайской разведок в корейских национальных организациях, по сути, отсутствуют. В то же время это порождает целый ряд вопросов. Например о том, как корейцы пользовались российской разведкой и вели антияпонскую войну, написано в многочисленных работах Б. Д. Пака, в связи с чем возникает вопрос: «Почему корейцев массово арестовывали в 30-х гг. не как наследников монархических организаций, а как японских шпионов?».
Известно, что многие борцы национально-освободительного движения принимали участие в националистическом, а впоследствии и в коммунистическом движении (Ли Габ, Ю Ин Сок, Ли Чжон Хо, Ли Ган, Мун Чанг Бом, Ли И Сунн, Ли Ин Сун). Большинство из них были связаны с пророссийской корейской организацией «Квонопхве», созданной российскими спецслужбами накануне Первой мировой войны. Впоследствии большинство корейцев, представителей национального, а затем социалистического движения были ликвидированы во времена сталинских репрессий конца 1930-х годов.
Можно, конечно, говорить о том, что сталинские репрессии в отношении корейских патриотов были порождением шпиономании и тоталитарной паранойи, но мы попытаемся описать на основе архивных материалов дореволюционной эпохи те факты, которые послужили в последующем (1937 г.) основанием подозревать корейцев в массовом шпионаже, что привело, безусловно, к бесчеловечному и несправедливому переселению всех корейцев из Приморья в Среднюю Азию.
Политическая деятельность корейцев в начале ХХ в. связана с корейскими национальными организациями. Нака-
нуне Первой мировой войны, 10 ноября 1911 г., в Ново-Корейской слободке (Синхан-чхон) во Владивостоке российские власти создали корейское национальное общество «Квонопхве», в переводе на русский - «Общество развития труда», на котором утвердили устав и избрали его руководящие органы [1, с. 283-288]. В руководство «Квонопхве» вошли Пётр Семёнович Цой - председатель правления, Виктор Сергеевич Хон - заместитель председателя, Иннокентий Иванович Ким - руководитель канцелярии. Все они были русско-подданные корейцы. Из числа последних было назначено большинство заведующих отделами. Надо полагать, что, не желая осложнений с русскими властями, лидеры корейской политэмиграции сознательно отошли в тень и не заняли руководящих постов в «Квонопхве», выдвинув в руководящие органы русско-поддан-ных корейцев.
Однако это не означало, что корейские политэмигранты - не русско-подданные и не играли никакой роли в деятельности общества. Наоборот, в работе «Квонопхве» приняли активное участие эмигрировавшие в Россию деятели просветительского движения, которые сотрудничали с американским обществом «Кунминхве» Ли Сан-солем, Чон Джэгваном, Ли Чжонхо, Син Чхэхо, Юн Хэ и др.
Деятельность корейских политэмигрантов, не ставших принимать российское подданство, заинтересовала власти. В этой связи представляет большой интерес рапорт пристава 4-й части Владивостокской городской полиции полицмейстеру г. Владивостока от 14 марта 1912 г.:
«Вследствие представления Вашего высокопревосходительства за № 233, представляя при сем устав общества «Развитие труда» в 2-х экземплярах и список членов правления общества,разрешенногокоткрытию10ноября 1911 г., доношу, что означенное общество, по собранным мною негласным путем сведениям, преследует больше цели запрещенного в 1910 г. общества «Кунминхей» («Кунмин-хве»), нежели выполнение программы устава "Развитие труда"».
Указанные официально обществом члены правления - фиктивные. Удалось негласно выяснить истинный состав, состоящий поголовно из корейских поддан-
ных: 1) председатель Ли Сан Сер (Ли Сан-соль), бывший председатель запрещенного общества «Кунминхой», содержавшийся в 1910 г. в тюрьме по постановлению Охранного отделения; 2) казначей Да Чань Хо (Чо Чжонвон), бывший письмоводитель запрещенного общества «Кунминхой»; 3) Ким Ун Нен (Ким Уннён), личность неизвестная; 4) секретарь Николай Иванович Ким, крестьянин Приморской области, состоит личным секретарем корейского подданного Ли Чжонхо; 5) директор народного просвещения - корейский подданный Чен Тя Куан (Чон Джэгван), личность неизвестная; 6) директор торговой палаты Лев Петрович Цой; 7) директор по дипломатической части Николай Николаевич Ким (один из организаторов покушения корейцев на японского политического деятеля князя Ито в 1909 г. в Харбине) [7, с. 186].
На основании поступаемой от жандармов информации о ненадежности корейцев 7 февраля 1913 г. иркутский генерал-губернатор подписал Указ о регистрации всех прибывающих в край японских, корейских и китайских подданных. Азиатские общества подлежали регистрации. За ними предписывалось установить негласный надзор. Японцам, равно как и китайцам, и корейцам, запрещалось проживать на железнодорожных станциях, имеющих стратегическое значение [8, л. 30-33].
В марте 1913 г. в штаб Приамурского военного округа поступили сведения о том, что новый член общества «Квонопхве», бывший член «Кунмихве», Ли Чжон Хо (Ли Чжонхо, Ли Чжонхо) перекуплен японским службами и передал им сведения о численности и деятельности корейцев в России. Ли Чжон Хо немедленно арестовали [2, с. 196].
31 марта 1913 года ротмистр отдельного корпуса жандармов Владивостокской крепостной команды Акцынов получил от командира 37-го Сибирского стрелкового полка уведомление, что в городе Иман остановился кореец Ли Чжон Хо, который начал общаться с чинами полка, собирая сведения военного характера. Официально Ли Чжон Хо выдавал себя за сторонника России, в то же время он находился в сношениях с проживающим в Хунчуне корейцем Ху Анг Пенгом, который состоял агентом по раз-
ведке у китайских властей. В связи с этим российские жандармы предположили, что Ли Чжон Хо действует в интересах Китая, а не России.
Отметим, что в том же 1913 г. Владивостокское генеральное японское консульство решило переписать всех корейцев, живущих на русской территории. Японский консул Номура Мотоногу во исполнение предписания своего правительства обратился за содействием к Ли Чжон Хо, а тот - к военному губернатору Приморской области, скрыв, конечно, настоящую цель предполагаемой переписи и официально заявив, что это нужно для корейского общества. Военный губернатор Приморской области генерал-майор Манакин 15 марта 1913 г. разрешил провести перепись корейского населения. Однако после получения информации о том, что инициатором переписи является японский консул, полицмейстеру Владивостока приказали отобрать у Ли Чжон Хо удостоверение на право проводить перепись и сведения, которые были к тому времени уже собраны, чтобы последние не попали в руки японских властей [9, л. 145].
6 июля 1913 г. у Ли Чжон Хо в квартире был произведен обыск и выемка переписки на корейском, китайском и японском языках. Помощник полицмейстера Владивостока подполковник Домбровский докладывал, что Ли Чжон Хо действительно мог быть двойным агентом соседних держав, внедренным в пророссийское корейское национальное общество. Причина такого умозаключения жандармов заключалась в том, что значительная часть имущества Ли Чжон Хо находилась в Корее. Несмотря на официальную его ненависть к Японии, оно не было конфисковано японским правительством, и Ли Чжон Хо получал доход от сдачи корейской земли и недвижимости в аренду. Кроме того, несмотря на то что Ли Чжон Хо агитировал корейцев за освобождение Кореи от японского ига, за него не была назначена японскими властями награда. Все это подталкивало русскую контрразведку к мысли, что Ли Чжон Хо - японский агент, задачей которого является изучение образа мыслей и сбор информации об активности корейцев, мигрировавших в Россию [9, л. 146].
Однако протокол обыска свидетельствовал, что Ли Чжон Хо работал не
на японскую разведку, а на китайскую: «В процессе обыска у Ли Чжон Хо были изъяты документы: тетрадь «Роль разведки», письмо с бланком Главного управления Генерального Штаба Китайской республики, два письма третьего отделения Главного управления Генерального Штаба Китайской республики, два устава об организации корейско-китайского общества «Тун-чжу-хуй», условный шифр, заметка по переписи корейского населения».
Названные документы и переписка послужили основанием к возбуждению о Ли Чжонхо переписки для выяснения его степени причастности к делу разведки в пределах Приамурского военного округа «в пользу одной из соседних иностранных держав» [9, л. 147].
По собранным негласным сведениям, в августе 1913 г. Ли Чжонхо командировал к Хунчунскому полицмейстеру с секретным поручением корейца Хан Хенкуона, он же Петр Хан. В сентябре 1913 г. им в Пекин из Владивостока был направлен кореец Пак Тон Гуон, устроившийся агентом по разведке у даотая (градоначальника - прим. автора) города Яньцзифу.
На политический характер деятельности «Квонопхве» сразу же обратили внимание спецслужбы, и за Ли Чжон Хо началась слежка со стороны русских властей, в связи с чем он вынужден был временно перенести свою деятельность в Маньчжурию.
1 августа 1914 г., после начала мировой войны, когда Япония выступила в качестве союзника России, военный губернатор Приморской области издал распоряжение о закрытии корейских обществ во Владивостоке и других местностях края. Вместе с тем в декабре 1914 г. российская разведка зафиксировала разведывательную деятельность трех немецких офицеров с переводчиком Пак Тон Гуоном. По тем же сведениям кореец Пак Тон Гуон готовился с немцами к заброске с территории Китая в Россию.
По данным жандармов, Пак Тон Гуон - бывший член пророссийского «Кво-нопхве», проживал в 1913 г. в Никольск-Ус-сурийске, а с 11 августа 1913 г. у корейца Ким Изика, подозреваемого в причастности к военной разведке в пользу Китая. Пак Тон Гуон неоднократно посещал китайское общество, общался с даотаем в г. Янцзифу. Во Владивостоке жил у Ли Чжон Хо, приво-
зил к нему письма от даотая и от него сообщения переправлял к градоначальнику Янь-цзифу. Была установлена связь Ли Чжон Хо с представитеем военной разведки Китая в китайском городе Гирине - Ван Муеином (начальник штаба разведки) [9, л. 396].
По негласным сведениям (агентурным), скорее всего провоцируемым японской разведкой, стремившейся через осведомителей опорочить Ли Чжон Хо за антияпонскую деятельность, в сентябре 1913 г. с часу ночи до 4 часов утра у него в квартире был прибывший во Владивосток японец Китицтаро Танигуци (профессор), направляющийся в Россию с каким-то секретным поручением. После посещения названного лица у Ли Чжон Хо появилось несколько тысяч рублей [9, л. 147].
В то же время владивостокскому конт-разведывательному отделению удалось установить, что Ли Чжон Хо получал письма и документы на китайском и корейском языках от председателя Новокиевского «Соединенного торгового общества» корейца Тен Ден Ка и его помощника корейца Ли Чжон Гмана через корейца Юн Хе, проживавшего иногда в Приморье в селении Новокиевском, а иногда и в китайском Хунчуне. По поступившим в 1914 г. негласным сведениям, Ли Чжон Хо активно общался с проживавшими в Китае корейцами, постоянно переписывался с ними на оккупированной Японией территории Кореи [9, л. 148].
В 1914 г. Ли Чжон Хо способствовал созданию в России, Китае и Корее нелегального корейского общества «Хап-шен-хой-са» из корейской молодежи, дал приют командированным во Владивосток китайским разведчикам Яньцзиканского даотая, этническим корейцам. Контрразведка отмечала, что благодаря проискам Ли Чжон Хо лучшие люди из корейского национального общества вышли, и оно постепенно стало пополняться разными проходимцами, которые часто оказывали помощь японцам и китайцам в делах разведки. Так, один из членов общества по рекомендации Ли Чжон Хо, кореец Пой Исун, поступил агентом по разведке к яньцзиканскому даотаю Ту Бину [9, л. 147]. Опираясь на это, царские власти решились на арест Ли Чжон Хо [10, л. 1]. 25 июля 1915 г. было открыто дело о корейцах, проводивших антияпонскую агитацию. Под № 6 в нем упоминается Ли Чжонхо.
«Недовольный присоединением Кореи в сентябре 1911 г. он переехал в Россию, отправился в августе 1914 г. в Хабаровск, где вместе с Ли Сонго готовил среди корейцев брожение, имевшее целью негодование на японское иго. В августе 1914 г. русский комендант Владивостока по просьбе японских властей запретил ему пребывание во Владивостоке. После он предполагал издавать в Благовещенске журнал антияпонского направления, за отказом в разрешении вынужден был отставить это намерение. С тех пор вместе с другими ведет пропаганду» [11, л. 573 об.].
28 июля 1915 г. ротмистр Немысский в донесении № 3088 в Иркутск уведомлял руководство жандармского управления о создании корейского общества уже под германским влиянием: «Кроме сего, в текущем июле месяце в отделение поступили негласные сведения, что в настоящее время на китайской территории, в таежной местности Надие-гоу, на средства германцев открыто военное училище с кратким курсом обучения. Преподавателями в названном училище являются германские и корейские офицеры. Училище это якобы функционирует с ведома китайских властей, причем число обучающихся в нем корейцев достигло до 400 человек. Из Никольск-Уссу-рийска туда отправлено 30 человек корейцев по рекомендации Чжан Сонгира и Ань Сила-сынгхена. Корейцы Чжан Сонгир, Юн Хэ и Ли Чжон Хо сами лично, а также через своих агентов открыто пропагандировали среди корейских масс, что те корейцы, которые симпатизируют русским, одинаково симпатизируют и японцам, так как Россия заключила с Японией оборонительный союз. Юн Хэ вербовал в Никольск-Уссурийске и Николаевск-на-Амуре. Что же касается Ли Чжон Хо, то названное лицо в последних числах июня месяца приезжало в Никольск-Уссурийск и, посетив проживавшего в доме № 35 по Занад-воровской улице корейца Ли Капа, предложило ему быть начальником штаба и инструктором отряда, но Ли Кап, мотивирую свой отказ болезнью и тем, что это дело - германские проделки с целью шпионства на Дальнем Востоке, уклонился от этого предложения» [9, л. 144].
По собранным жандармами и контрразведчиками сведениям, Чжан Сонгир был старым соратником известного корейского лидера антияпонского сопротивления
Ли Чжон Хо. Контрразведка установила, что Чжан Сонгир поддерживал регулярное сообщение между российскими селами, населенными корейцами, и китайским городом Санчагоу. Русские корейцы, посещая приграничный Китай, оставляли в Санча-гоу у местных корейцев сообщения и письма для дальнейшей рассылки.
При передаче корреспонденции в Китай для дальнейшей рассылки были замечены крестьянин Борисовской волости Никольск-Уссурийского уезда Ан Силасын Гхен, его жена Ше Шмиля, дочь Анна. Кроме того, часто пересекал границу живший во 2 квартире в доме № 36 по Занадворо-ской улице Никольск-Уссурийска Ан Де-кун. Наконец, по мнению жандармов, перевозчиком был участник недоказанного убийства японского подданного крестьянин села Синельниково Покровской волости Никольск-Уссурийского уезда Ким Гуги (русское имя Иван Ким).
«Ли Чжон Хо, - отмечали контрразведчики, - с января 1913 г. вступил в соглашение с китайскими властями, пользовался у них настолько большим доверием, что письменные его свидетельства о самоличности и рекомендательные письма признавались достоверными, и лица, прибывавшие с такими свидетельствами в китайский Хунчун (пограничный китайский город напротив Владивостока), пользовались у китайских властей большим вниманием. Ли Чжонхо поддерживал переписку с пресвитерианской школой в Надие-гоу и пропагандировал, что Китай и Корея - единоплеменные государства с одинаковыми письменностью и обычаями».
«В целом, - считала контрразведка, - Ли Чжонхо и Юн Хай (он же Юн Хе) считали необходимым оказывать возможное содействие Китаю в предстоящей борьбе с Монголией и Россией (Монголия после Синьхайской революции в Китае в 1911 г. приобрела автономию от центральной власти в Пекине и вплоть до конца 1915 г., пока не получила статус автономии, занимала сепаратистскую позицию, надеясь на вооруженную помощь России в случае своего конфликта с бывшей метрополией - прим. автора). Ли Чжонхо говорил, что ставшим на путь помощи Китаю в борьбе с Монголией он окажет денежное содействие
путем отчисления известного процента в их пользу с доходов своего винного магазина в китайском Хунчуне, который он только что там открыл. Ли Чжонхо убедительно просил адресатов держать написанное им в секрете. Результатом этого послания являлось то, что заканчивавшие школу в Надие-гоу кореец Ли Чунсик и учителя двух школ в Хунчуне тайно вели записи добровольцев-корейцев для увеличения военных сил Китая» [9, л. 145].
В декабре 1915 г. Приамурский генерал-губернатор Н. Л. Гондатти телеграфировал Министру иностранных дел России С. Д. Сазонову, что им приняты меры по задержанию «агитатора Ли Чжонхо» [12, л. 39]. После Февральской революции в России Временное правительство в знак союзнической солидарности с Японией продолжало содержать Ли Чжон Хо и его товарищей в тюрьме. В конце августа 1917 г. закончилось следствие по делу корейских националистов. Хотя никаких доказательств шпионажа Ли Чжон Хо в пользу Германии не удалось добыть, но он был задержан как человек, замеченный в сношениях с «лицами, подготовляющими выступления во вред России» [13, л. 2-5].
Тем временем в условиях политического режима Временного правительства корейское население начало организовывать свои общества. В мае 1917 г. в Никольск-Ус-сурийске прошел 1-й Всероссийский съезд корейских общественных организаций. Большинство делегатов съезда (2/3 участников, имевших право решающего голоса) были представителями зажиточных слоев русско-подданных корейцев, было также немало бывших членов «Квонопхве». Съезд обсуждал вопросы о войне, отношении корейского населения к Временному правительству, борьбе с наследием русификации, реформе корейских школ, самоуправлении корейцев и корейском представительстве в Учредительном собрании [14, с. 360].
Съезд, отправив приветственную телеграмму Временному правительству, поддержал его политику и решение о продолжении войны до победного конца, ходатайствовал перед правительством о предоставлении корейцам «культурной автономии» и выделении одного места представителю корейского населения в будущем Учредительном собрании. Позже это ходатайство Комитетом по
дополнительным выборам в Учредительное собрание было отклонено [14, с. 364-365].
На съезде выявились разногласия между делегатами по поводу ориентации на Советы или Учредительное собрание. В результате часть несогласных покинула форум, а оставшиеся на съезде создали Всероссийский Центральный исполнительный комитет корейских национальных обществ. Почти все покинувшие съезд делегаты не были русскими подданными [15, л. 2-5].
Одним из руководителей этой части корейских националистов, ставших социалистами, были старые соратники Ли Донхви и Ли Чжонхо - лица, занимавшие в годы войны антироссийскую позицию, которую в более поздние времена подавали как антимонархическую.
Таким образом, накануне Первой мировой войны японской разведке удалось завербовать некоторых представителей корейских национальных обществ, действовавших в России. Эта информация, безусловно, зача-
стую преувеличивалась, чтобы вызвать у российских властей сомнения в антияпонской направленности подобных организаций.
Вместе с тем архивные данные свидетельствуют, что некоторые лидеры корейского национального движения были связаны не столько с японской, сколько с китайской разведкой. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, поскольку корейские патриоты надеялись на помощь Китая в освобождении Кореи и действовали по принципу «враг моего врага - мой друг». Связи корейских лидеров национально-освободительного движения левого крыла (социалистов) с китайской разведкой особенно усилились в годы Первой мировой войны, когда Россия и Япония стали официально союзниками. Именно это, помимо просьб японского союзного правительства, вызвало репрессии российских правоохранительных органов в отношении корейских политических деятелей, в том числе и Ли Чжон Хо.
***
ЛИТЕРАТУРА
1. Григорцевич С. С. Участие корейцев русского Дальнего Востока в антияпонской национально-освободительной борьбе (1906-1916 гг.) // Вопросы истории. М., 1958. № 10.
2. Пак Б. Д. Корейцы в Российской империи (Дальневосточный период). М.: Международный центр корееведения МГУ имени М. В. Ломоносова, 1993.
3. Пак Б. Д. Корейцы в Советской России (1917 - кон. 30-х гг.). СПб.: Изд-во Дип. Академия, 1995.
4. Пак Б. Д. Россия и Корея. 2 изд., доп. М.: Институт востоковедения РАН, 2004.
5. Пак Б. Д., Бугай Н. Ф. 140 лет в России. Очерк истории российских корейцев. М.: Институт востоковедения РАН, 2004.
6. Ан Чжун Гын и антияпонское освободительное движение на территории России // Корейско-российская международная конференция, посвященная 92-й годовщине подвига Ан Чжун Гына. 17 октября 2001 г. Владивосток: Дальневосточный государственный университет, 2001.
7. Пак М. Н. Об исторических судьбах советских корейцев // Проблемы Дальнего Востока. 1991. № 5.
8. Государственный архив Иркутской области. Фонд 25. Опись 11. Дело 38 (Иркутск).
9. Российский государственный исторический архив Дальнего Востока. Фонд 511сч. Опись 2. Дело 49 (Владивосток).
10. Государственный архив Иркутской области. Фонд 27. Опись 1. Дело 121.
11. Государственный архив Иркутской области. Фонд 104. Опись 1. Дело 2.
12. Архив внешней политики Российской империи. Фонд «Тихоокеанский стол». Опись 487. Дело 767 (Москва).
13. Архив внешней политики Российской империи. Фонд «Тихоокеанский стол». Опись 487. Дело 1020.
14. Гоженский Ив. Участие корейской эмиграции в революционном движении на Дальнем Востоке // Революция на Дальнем Востоке. М.: Истпарт, 1923.
15. Беликова Л. Н. Борьба большевиков за победу Великой Октябрьской социалистической революции в Приморье. Владивосток: Приморское книжное изд-во, 1960.
© Синиченко В. В.
