CC BY
0
DOI: 10.31862/2500-2988-2024-15-2-116-131 УДК 94
М.А. Ковалёв
Владимирский государственный университет
имени Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых, 600000 г. Владимир, Российская Федерация
Шотландец на русской службе Джон Кук и дворцовые перевороты 1740-1741 гг. в России
Статья посвящена восприятию российской власти шотландским врачом на русской службе эпохи дворцовых переворотов Дж. Куком. Основным источником послужили сведения, содержащиеся в его двухтомном сочинении «Путешествия и странствия по Российской империи, Татарии и части Персидского царства». Материал изучен с привлечением методов имагологии, а также концепции идентичности. Изучение межкультурных коммуникаций нередко игнорирует проблему самоидентификации представителей тех или иных сообществ. Настоящая статья показывает продуктивность рассмотрения «образа другого» с привлечением концепции идентичности. Джон Кук - выходец из Великобритании, шотландец. Ему довелось застать в России в период, когда «немецкое засилье» сменилось «патриотической» властью Елизаветы Петровны. В статье рассмотрено отношение британца к монархам и государственным деятелям начала 1740-х гг., способам транзита власти, положению иностранцев на русской службе. Уделено внимание отношениям иностранца с представителями российской власти и чиновничеством. Автор приходит к выводу, что главной стратегией британца в России было не приспособление, а дистанцирование от российских порядков при внешнем соблюдении норм и лояль-^ ности ко всем монархам.
о Ключевые слова: англо-русские связи, имагология, национальная иден-^ тичность, дворцовые перевороты, «бироновщина», Джон Кук, Елизавета ^ Петровна, Иван VI Антонович
ю
0
01
и m
© Ковалёв М.А., 2024
Контент доступен по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License The content is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Ковалёв М.А. Шотландец на русской службе Джон Кук и дворцовые перевороты 1740-1741 гг. в России // Локус: люди, общество, культуры, смыслы. 2024. Т. 15. № 2. С. 116-131. DOI: 10.31862/25002988-2024-15-2-116-131
DOI: 10.31862/2500-2988-2024-15-2-116-131 M.A. Kovalyov
Vladimir State University, Vladimir, 600000, Russian Federation
Scotsman in the Russian service John Cook and the palace coups of 1740-1741 in Russia
The article reveals the question of the perception of Russian power by the Scottish doctor in the Russian service of the era of palace coups, J. Cook. The main source for writing it was the information contained in the two-volume work "Voyages and Travels Through the Russian Empire, Tartary, and Part of the kingdom of Persia". The material was studied using the methods of imagology, as well as the concept of identity. The study of intercultural communications often ignores the problem of self-identification of representatives of certain communities. This article shows the productivity of considering the "image of the other" with the involvement of the concept of identity. John Cook is a native of the Great Britain, a Scot. He happened to find in Russia at a time when the "German yoke" was replaced by the "patriotic" power of Elizaveta Petrovna. The article considers the attitude of the British to the monarchs and statesmen of the early 40s of the XVIII century, methods of transit of power, the position of foreigners in the Russian service. Attention is paid to the relations of a foreigner with representatives of the Russian authorities and bureaucracy. The author comes to the conclusion that the main strategy of the British in Russia was o not adaptation, but distancing from the Russian order with external respect of the norms and loyalty to all monarchs.
Petrovna, Ivan VI Antonovich
3
Key words: Anglo-Russian relations, imagology, national identity, palace ^g coups, "Bironovshchina", patriotism, xenophobia, John Cook, Elizabeth u
FOR CITATION: Kovalyov M.A. Scotsman in the Russian service John Cook and the palace coups of 1740-1741 in Russia. Locus: People, Society, Culture, Meanings. 2024. Vol. 15. No. 2. Pp. 116-131. (In Rus.) DOI: 10.31862/25002988-2024-15-2-116-131
История русско-британских отношений насчитывает без малого пять столетий, начиная с прибытия в Архангельск Р. Ченслора в 1553 г. Их содержание довольно обширно, оно включает торговые, дипломатические, отношения, культурные и профессиональные связи, значительно реже - военные конфликты. Взаимоотношения между двумя странами хорошо исследованы зарубежными учеными, такими как М.С. Андерсон и Э.Г. Кросс [9; 10; 23]. В отечественной историографии данную тематику разрабатывали еще классики исторической науки [1; 7]. Из современных авторов заслуживают упоминания Н.А. Ерофеев, Т.Л. Лабутина, А.Б. Соколов, А.А. Орлов [6; 13; 14; 17; 18; 22]. Исследователями ставились, в частности, такие вопросы, как степень влияния иностранцев на процесс модернизации России.
В последнее время в российской исторической науке приобрели популярность имагологические исследования. Имагология - наука об образах, стереотипах восприятия. Зародилась в рамках сравнительного литературоведения, но в дальнейшем стала использоваться в других отраслях гуманитарного знания. Изучение англо-русских взаимоотношений не прошло мимо этих тенденций: их также стали изучать и с позиции образов «своего», «другого», «чужого». К объективным сложностям работы в данном направлении специалисты относят среди прочих вопрос о репрезентативности источниковых данных [20, с. 11-13]. Ведь здесь историк имеет дело с нарративным текстом, сочиненным отдельно взятым лицом. Поэтому большое значение приобретает анализ сочинений малоизвестных авторов, которые могли бы пролить свет на бытование тех или иных стереотипов в среде, к которой они принадлежали.
Между тем, сама по себе принадлежность автора источника к опре-§ деленному сообществу иногда небесспорна. В таких случаях, как нам о представляется, весьма продуктивным было бы обращение к теории х идентичности. Данная концепция разрабатывалась в рамках психолога гии Э. Эриксоном. В современной же науке доминирует представление «э о динамическом характере идентичности. Культурная принадлежность Jj не является предзаданной характеристикой, а формируется индивидом ^ в процессе его деятельности. Получаемый субъектом социальный опыт
систематизируется, проходит категоризацию и в итоге предстает в виде системы предрассудков [5, с. 14-15].
Период раннего нового времени представляет богатый материал для имагологии. XVI-XVIII вв. - эпоха распада сословно-корпоративных социальных связей и складывания политических наций, в то же время -географических открытий. Великобритания сформировалась как ком-позитарная монархия, Россия - как многонациональное государство. Пётр I усилил в стране процессы вестернизации, добился международного признания своей державы в качестве империи (1721). Построенная им новая столица, врата для новых веяний, находилась на отвоеванной у шведов территории (именно в Петербург прибывали авторы траве-логов). Надо заметить, что попытки реванша Швеция предпринимала до конца XVIII в. (войны 1741-1743, 1788-1790 гг.).
Широкий поток иностранцев не только способствовал модернизации, но и потеснил во властных структурах русское дворянство («бироновщина»). В Британии в тот же период у власти находилась иностранная династия (Ганноверы), не пользовавшаяся популярностью. Успехи русского флота даже при Екатерине II во многом объясняются заслугами иностранных офицеров. Многие служили в Российской империи семьями (британцы Элфинстоны, Грейги и др.). Что можно сказать об их идентификации и восприятии собственной службы на русском флоте?
Попытка ответить на поставленный вопрос уже предпринималась в историографии. Одна из сопроводительных статей к изданию 2020 г. мемуаров Дж. Элфинстона посвящена восприятию адмиралом «своих» и «чужих» [21, с. 51-54].
Среди записок служилых иностранцев есть довольно интересный источник - «Путешествия и странствия по Российской империи, Татарии и части Персидского царства»1 Джона Кука (1712-1804). Документ относится к эпохе дворцовых переворотов, когда его автор служил флотским врачом. Кук - шотландский врач, практиковавший в Гамильтоне. В Россию прибыл в июле 1736 г. С 1 августа по 8 сентября того же года был хирургом в разных госпиталях в Санкт-Петербурге. Затем отправился судовым врачом на Азовский флот. В ходе путешествий посетил Москву, Астрахань, Воронеж и другие города. В Персии ока- § зался в составе посольства князя М.М. Голицына. Вернулся на родину о только в 1751 г., где, получив докторскую степень, вернулся к част- х ной практике. Свое сочинение о пребывании в России опубликовал Ц
ю о
--ш
1 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the kingdom cq
of Persia. In 2 vols. Edinburgh, 1770, 1778.
в Эдинбурге за собственный счет только в 1770 г. Второе издание вышло уже в 1778 г. [10, с. 144-145].
Сюжеты произведения Кука, касающиеся его пребывания в Петербурге, уже изучались нами ранее [8]. Однако ряд ситуаций, описанных в книге, оказался затруднительным для интерпретации без учета самоидентификации автора. Для раскрытия поставленного вопроса самым удачным материалом представляется часть книги, описывающая восхождение на престол Елизаветы Петровны и предшествующие тому события. Самими участниками переворота они позиционировались как торжество «русской» фракции и падение «иноземцев». Роль иностранца на русской службе Дж. Кука, его оценки случившегося представляют в данном контексте большой интерес.
Помимо вышесказанного, Кук - представитель большой британской нации, не собственно англичанин, а лояльный Лондону шотландец. Такое уточнение сделано для того, чтобы отграничить последних от якобитов (сторонников свергнутой в 1688 г. династии Стюартов), которые также в большом количестве присутствовали на царской службе. Помимо знаменитого П. Гордона, сподвижника Петра I, с якобитами был связан и основатель медицинской службы в России Р. Эрскин (Арескин) [10, с. 139]. Вообще российско-шотландские отношения как частный случай русско-британских изучены в меньшей степени. При том, что «шотландский мир» в России появился еще в период Ливонской войны XVI в., т.е. намного раньше шотландских поселений в Америке, Австралии и Новой Зеландии [16, с. 3, 10].
Дворцовый переворот 25 ноября 1741 г. в ряду прочих имел свои особенности. Прежде всего, впервые произошло насильственное свержение законной власти. Ранее речь шла лишь о борьбе за влияние на здравствующего монарха (слабого или недееспособного) либо о силовой поддержке конкретного кандидата в условиях отсутствия законного наследника. Пётр I не оставил завещания, его внук Пётр II скончался от болезни совсем юным 30 января 1730 г. Племянница Петра Великого Анна Иоанновна 7 октября 1740 г. подписала и обнародовала манифест о передаче престола собственному внучатому племяннику Ивану § Антоновичу, сыну герцога Брауншвейгского. Фаворит императрицы о' Э.И. Бирон развернул борьбу за признание его регентом, в результате х чего перед самой смертью, случившейся 17 октября, Анна Иоанновна го подписала необходимый указ. На следующее утро жители Санкт-Петер-^ бурга и войска присягнули Ивану Антоновичу и, что немаловажно, Jj регенту Бирону. В ночь на 7 ноября Миних устранил от власти Бирона, ^ сделав регентами родителей государя [3, с. 6-9].
Что же касается елизаветинского переворота, ей пришлось свергнуть с престола законного монарха Ивана VI. Поэтому претендентке пришлось искать дополнительные средства легитимации своей власти. В качестве таковых она использовала патриотическую агитацию и ксенофобию. Личное участие дочери Петра в перевороте, ее обращение к гвардейцам носили популистский характер. Сразу после восшествия на престол Елизавета разослала русским послам при иностранных дворах записку с ее версией событий, содержание которой те должны были распространять за границей. К особенностям переворота относится и связь заговорщиков с иностранными державами - Францией (через маркиза Шетарди) и Швецией (через Нолькена). Поскольку с Швецией на момент переворота продолжалась война, «патриотический» характер переворота представляется не более чем идеологической ширмой
Следует заметить, что события 1740-1741 гг. в России привлекли большое внимание Великобритании. Дело в том, что готовилось подписание англо-русского торгового договора, который мог вернуть британцам их привилегии. От того, в чьих руках окажется престол, могла зависеть судьба договора [15].
В книге Кука интересующие нас события располагаются в конце второго и начале первого томов его двухтомного труда. Но прежде, чем перейти к их анализу, следует разрешить вопрос о степени осведомленности автора. Сам Кук не раз оговаривается, что информацию о переворотах он получал из очень надежных источников2. К ним, очевидно, можно отнести некоторых представителей русской аристократии, таких, как князья Голицыны, с которыми шотландец был тесно связан по службе. Кроме того, как медик он имел знакомства среди иностранцев, занимавших должности полковых хирургов. Об этом несложно догадаться, поскольку сам автор описывает, как в ночь переворота 24-25 ноября 1741 г. его приятеля гвардейского хирурга Джеймса Селкирка вызвали в Зимний дворец3.
Остановимся на характеристике правителей и государственных деятелей той поры, как их описывает врач-шотландец. Начать следует с императрицы Анны. В общих чертах автор считает ее суровой, но справед- § ливой правительницей. Отмечает удачную войну с Турцией (между о прочим, Кук участвовал в ней как судовой врач на Азовском флоте). х Но добавляет, что с христианскими (т.е. европейскими в понимании Ц
2 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the Kingdom of Persia. In 2 vol. Vol. 2. Edinburgh, 1770. Pp. 1, 8.
3 Ibid. Pp. 1-2.
[3, C. 27-31].
ISSN 2500-2988 LOCUS: People, Society, Culture, Meanings. 2024. Vol. 15. No. 2
людей XVIII в.) народами стремилась жить в мире. Если бы не Война за польское наследство (1733-1735 гг.), о которой автор, несомненно, был осведомлен, его характеристика являлась бы непредвзятой. Анна никому не оказывала покровительства, за исключением разве что иностранцев. Видимо, в понимании британца это можно считать заслугой4. Действительно, в первые годы ее правления произошел разгром аристократической оппозиции (Голицыных, Волынских и др.) и усиление германизации правящей элиты [2, с. 459]. Несмотря на оценку ее правления как «благоразумного», автор находит недостаток в ее легкомысленности, увлечении детскими забавами (такими, как Ледяной дом). Ответственность за репрессии против русской аристократии он перекладывает на Бирона5.
Между тем образ Э.И. Бирона, фаворита Анны Иоанновны, несмотря на положительное отношение к фактору присутствия иностранцев в России, выведен иначе. В условиях, когда законные российские монархи не имели реальной власти, временщик вынужден был применять карательные меры, чтобы бороться с порочащими его слухами. Ему приписывалась автором сочинения подозрительность, неоправданные заточения, пытки и казни русских дворян. Как утверждает Кук, он слышал от «людей с хорошей репутацией», что временщик хочет породниться с Романовыми через брак своего сына с Елизаветой Петровной и физически устранить остальных наследников престола6. Петербург и впрямь полнился подобного рода слухами, не лишенными оснований [3, с. 23].
Но все же Бирон в «Путешествиях...» Кука сложнее. Он даже назван человеком «хороших качеств», хотя и очень жестоким. Бирон - неплохой управленец, и когда выполнял свои обязанности в качестве главы кабинета, действовал довольно эффективно. Проблема лишь в амбициях герцога Курляндского, которые заставляли того претендовать на незаслуженный статус. Назначение его регентом диктовалось не интересами российской политики, а лишь властолюбием Бирона. Он поставил себя на тот уровень, который угрожал царской семье. И, хотя сам временщик понимал, что для удержания власти прольется много крови, он сознательно выбрал этот путь. То есть Бирон превратился в тирана в его клас-х сическом понимании. Соответственно, используя насилие как инстру-° мент управления, он отдалился как от знати, так и от народа7.
и
X _
4 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the kingdom i of Persia. In 2 vols. Vol. 1. Edinburgh, 1778. Pp. 396, 448-449. 4 5 Ibid. P. 406.
6 Ibid. Pp. 401-403.
7 Ibid. Pp. 406-407.
Тирания Бирона влекла за собою упадок законности в стране. Ведь для расправы с оппозицией использовались закрытые суды, где человека судили его политические противники. Во время публичных наказаний жертвы также не могли обличить власть, поскольку им затыкали рты кляпом. Но все-таки элемент сочувствия к регенту как иностранцу, избравшему в России ошибочный путь, у британца имеется. Возможно, пишет он, Бирон, зная, что в России не любят чужаков, стремился укрепить свою власть и загодя расправиться с врагами.
В данном сюжете важно указание Кука, что Бирона осуждали все, включая даже иностранцев. По сути, именно через рассмотрение политического портрета Бирона шотландец позиционирует роль и место «служебного иностранца». Ведь если бы тот великодушно отдал регентство Анне Леопольдовне по ее природному праву, то сохранил бы не только честь и достоинство, но и привилегии герцога Курляндского8.
Совершенно иная позиция приписывается другому крупному государственному деятелю аннинской эпохи - Б.К. Миниху, главе военной коллегии. Он предстает как выразитель интересов российского дворянства (пусть и нерусского происхождения), которому то доверило миссию избавления России от тирана. Миних, по словам Кука, обещал освободить дворян от страха или сложить свою голову9.
Последними в галерее политических портретов Кука предстают члены Брауншвейгского семейства. Их регентству он приписывает характеристики мягкости, умеренности, справедливости. Несколько обескураживает отсутствие каких-либо оценочных суждений о личности Елизаветы Петровны. Такое молчание об императрице, при которой он прослужил девять лет (1741-1750 гг.), по-видимому, неслучайно. Известный историк Ю.Н. Беспятых полагал, что Куку с трудом пришлось добиться увольнения. Ему фактически пришлось бежать из России [4, с. 30]. Отношение к Елизавете порой проскальзывает в таких фразах, где он говорит, что какие бы природные права на престол дочь Петра не имела, он все равно с теплотой будет вспоминать правление герцога и герцогини Брауншвейгских10.
Транзит власти в период 1740-1741 гг. в России Кук предваряет рассказом о восшествии на престол Анны Иоанновны десятилетием ранее. Излагая хорошо известный ныне сюжет с кондициями, автор оговаривается, что обстоятельства воцарения императрицы Анны публикуются °
8 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the Kingdom of Persia. In 2 vols. Vol. 1. Edinburgh, 1778. Pp. 406, 408.
of Persia. In 2 vols. Vol. 2. Edinburgh, 1778. P. 7.
3
ю
9 Ibid. Pp. 402-403. g
10 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the Kingdom cq
I _
ISSN 2500-2988 LOCUS: People, Society, Culture, Meanings. 2024. Vol. 15. No. 2
за границей впервые (речь идет о 1770 г., когда были изданы «Путешествия.»). Но здесь важно освещение деятельности кружка Волынского - группы русских аристократов, стремившихся укрепить самодержавие в противовес олигархическим устремлениям «верховников». Кук пересказывает речь В.Н. Татищева, которая обеспечила Анне Иоаннов-не поддержку гвардии11. «Меморандум Татищева» хорошо изучен историками, в частности, Р. Пайпсом, который считал его первым документом раннего (просветительского) русского консерватизма [19, с. 86].
Если стремление Бирона к регентству однозначно осуждается, а «затейка верховников» описывается как авантюра, то воцарение Ивана VI Антоновича рассматривается как вполне легитимный акт. Весть о смерти императрицы застала Кука в Астрахани. На следующий день он с сослуживцами отправился в церковь, где принес присягу и торжественную клятву. Причем последняя включала обязательство защищать императора Ивана и регента герцога Курляндского12.
Принесение присяги стало необходимым для иностранцев, находящихся на русской службе, т.к. позволяло распространить на них действие российских законов [11, с. 22]. Тем не менее, неоднозначное отношение шотландца к российской присяге видно на примере описания им одного известного соотечественника. Речь идет о генерале Дж. Кейте (1696-1758) - шотландском аристократе, изгнаннике-якобите, который за свою жизнь успел послужить государям Великобритании, Испании, России и Пруссии. К моменту прибытия Кука в Россию тот уже успел отличиться в Русско-турецкой войне, а с 1738 г. занимал пост наместника в Малороссии13. Он наделяется такими качествами, как храбрость, великодушие, мудрость, скромность, вежливость. Солдаты называли его отцом. Правда, последняя характеристика для командующего 40-тысячной армией в чужой стране довольно сомнительна. Главное, однако, в другом: именно такому образцовому полководцу Кук вменяет в вину отказ присягать Бирону. Более того, в тексте присутствуют сведения о том, что Кейт отправил майора к императорской семье, чтобы тот сообщил им о своей поддержке в верных ему войсках14.
11 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the kingdom of Persia. In 2 vols. Vol. 1. Edinburgh, 1778. Pp. 392-395.
12 Ibid. Pp. 392-396.
13 Buchan P. An historical and authentic account of the ancient and noble family of Keith, Earls Marischal of Scotland, from their origin in Germany down to 1778, including a narrative of the military achievements of James Francis Edward Keith, Field-Marshal in Prussia. Peterhead, 1820. Pp. 91-99.
14 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the kingdom of Persia. In 2 vols. Vol. 1. Edinburgh, 1778. Pp. 450-452.
О
3
ю
0
01
Падение Бирона рассказано в духе романтической истории. Застигнутый врасплох гвардейцами в собственной спальне, герцог отбивался от них мечом, а его супруга орудовала саблей. Племянник регента, Густав Бирон, пытался скрыться через сад. Хотя Кук не склонен доверять этому повествованию, означенные события не представляли для него какого-либо переломного исторического момента. Это лишь «удивительная история великого человека»15. За арестом Бирона последовала присяга Анне Леопольдовне как регенту.
Приход к власти Елизаветы Петровны, напротив, обозначен как «исключительная», «достопамятная», «удивительная» революция. Немаловажно, что второй том «Путешествий...» начинается именно с переворота 1741 г., как будто деля судьбу британца в России на «до» и «после»16.
Следует учесть, что в данном случае Кук описывает случившееся от первого лица. Когда же он не был очевидцем, указывает источник сведений. В дни переворота Кук снова (вторично после 1737 г.) находился в Петербурге. На сей раз он проживал в доме своего тестя, мистера Хаддерлинга, капитана российского флота [9, с. 145]. Около трех часов ночи 25 ноября сержант гвардии пришел к мистеру Дж. Селкирку, полковому хирургу, который располагался в соседней комнате. На расспросы Кука тот ответил, что подозревает кончину императора (Ивана Антоновича). На следующий день утром, около 10 часов, Кук пошел в Адмиралтейство. Ему довелось увидеть марширующие к центру города колонны, толпу солдат на площади у Зимнего дворца, с криком бросающих шляпы в воздух. В Адмиралтействе он застал перешептывающихся писцов, бросивших свою работу. Дома канцлера А.И. Остермана и М.М. Голицына пустовали.
О свершившемся перевороте и аресте Брауншвейгского семейства он узнал только от Э. Финча, британского посла в России, к которому в тот же день зашел на обед. Вероятно, изложение самих событий переворота приводятся шотландцем со слов Финча. Ведь тот аккуратно информировал Лондон обо всем, что происходило в российской столице [15]. Позднее, рассуждая о «тщеславии и суете человеческого величия», Кук обошел дома русской знати, отметив, что дома графа Лёвенвольде, графа М.Г. Головкина, фельдмаршала Миниха окружены солдатами17.
о
15 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the Kingdom
of Persia. In 2 vols. Vol. 1. Edinburgh, 1778. P. 404. o
16 Ibid. Vol. 2. Edinburgh, 1770. P. 1. £
17
Ibid. Pp. 1-5, 7.
Каким образом, все же, Кук воспринял «патриотическую идею» Елизаветы? Во всей этой ситуации бросается в глаза хорошая осведомленность шотландца: ему известны сношения Елизаветы с Швецией и Францией (враждебными России державами). Значительную роль в разворачивании пружины заговора он отводил маркизу Шетарди (французскому послу в России), с которым будущая императрица связывалась через придворного лейб-медика Лестока18.
Историки не склонны переоценивать роль иностранного фактора в свержении Ивана VI Антоновича [3, с. 33-34]. Каждое государство отстаивало в данной ситуации свои собственные интересы. Елизавета же, претендуя на наследие Петра Великого, не хотела поступаться интересами России, ведя переговоры с ее противниками. Той же трактовки придерживается в своем произведении и Кук. Подлинная цель Шетарди, по его мнению, состояла в дестабилизации обстановки в российской столице, возможно, и в уничтожении всей правящей династии. Шведы также стремились взять реванш за поражение в Северной войне. Однако русские дворяне, выступившие против власти, не могут считаться предателями, ведь о целях шведов они были хорошо осведомлены. Следовательно, их мотивация - совсем иного рода. Следует напомнить, что война 1741-1743 гг. началась еще летом. Поэтому в Петербурге, близком к театру военных действий, как отмечает Кук, сосредоточилось большое количество войск.
Есть основания считать, что, помимо недовольства гвардейцев коррупцией, фаворитизмом и муштрой, к перевороту их склонило нежелание выступать в поход [12, с. 334-335]. Между тем, эту мысль шотландец никак не развивает, но придерживается официальной «патриотической версии». Усталость народа от переворотов, очевидная слабость центральной власти, симпатии к дочери Петра - вот что, по его мнению, подвигло людей ее поддержать. Тем самым Кук вторит елизаветинскому манифесту о вступлении на престол, текст которого, кстати, приво-
19
дит в своем сочинении .
Другой момент умолчания вновь касается Елизаветы. Британец ничего не пишет о завещании (тестаменте) императрицы Екатерины I, умер-^ шей в 1727 г. Ведь этот документ, передававший престол в руки прямых н потомков первого российского императора, позволял делегитимировать всю ветвь, идущую от его брата Ивана V Алексеевича. Иностранец мог
го
ю -
§ 18 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the Kingdom
£ of Persia. In 2 vols. Vol. 2. Edinburgh, 1770. P. 9-12.
19 Ibid. Pp. 26-27, 30-31.
не знать о подобных нюансах, но сам факт нахождения власти в руках боковой ветви в обход прямых наследников Петра I мог бы заинтересовать его.
Столь неоднозначная позиция автора по некоторым ключевым вопросам нуждается в прояснении. Джон Кук - шотландский врач, пусть много лет отдавший службе в России, знавший русский язык20, но умерший все-таки в Британии. Себя он воспринимал в России как иностранец. По этой причине он не стал расспрашивать жителей Петербурга в день переворота о случившемся, а направился за информацией к соотечественнику - Финчу21. Женился он в России, но на англичанке - представительнице довольно прочной диаспоры, существовавшей в северной столице с момента основания города. О самосознании Кука свидетельствует фраза, которой он ответил чиновникам Медицинской канцелярии. Когда они отказались повысить ему жалованье, хирург заявил: «я выполнил свои обязанности и теперь, поскольку рожден свободным, либо получу причитающееся мне, либо уволюсь»22. Будучи хорошо осведомленным о правовом положении российских сословий и о крепостничестве, рассмотрению которого он посвятил несколько страниц своей работы [8, с. 219-220], Кук вряд ли позиционировал здесь себя как россиянина. Напротив, имеет место неявное противопоставление двух наций с акцентированием британских свобод применительно к самому автору.
Для определения идентичности имеет значение не только самоопределение индивида, но и его отождествление (или неотождествление) представителями сообщества с этим сообществом. Кук описывает случай, как при выходе из дома Голицына он столкнулся с пьяным гренадером. Несмотря на то, что военный хирург был в полагающейся ему форме, тот обозвал его «иностранным кровопийцей» и иными бранными словами. Шотландец смог обойти его, только демонстративно положив руку на эфес сабли. Дело происходило утром после переворота, так что Кук едва не стал жертвой «патриотической агитации» сторонников Елизаветы23.
На наш взгляд, жизненные принципы, которыми руководствовался шотландский хирург, пребывая в России, лучше всего иллюстрирует одна ^ зарисовка. Вернувшись в Санкт-Петербург из Астрахани, он передал ¡2
__X
20 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the kingdom
of Persia. In 2 vols. Vol. 1. Edinburgh, 1778. P. 443. 3
21 Ibid. Vol. 2. Edinburgh, 1770. P. 6. Чэ
22 Ibid. Vol. 1. Edinburgh, 1778. P. 442. £
23 Ibid. Vol. 2. Edinburgh, 1770. P. 6.
необходимые документы не секретарю Медицинской канцелярии Невлебову (зарекомендовавшего себя как коррупционер), а напрямую в Адмиралтейство. Тем самым вскрылись большие нарушения в работе медицинской службы. Помощник Невлебова был приговорен к смертной казни, а сам он получил строжайший выговор. Далее Кук сообщает, что помощник обратился к «милосердной регентше» (Анне Леопольдовне), и наказание заменили на прогон сквозь строй. Правда, отмечает автор, это вышло бы неуклюже, ведь у виновного не было одной ноги. С приходом к власти Елизаветы и началом амнистии он избежал и этого наказания24.
Здесь Кук не выражает никакого сочувствия жертве российской бюрократической машины, не раскаивается, сообщая о последствиях своих действий. Он просто исполняет свои обязанности, не выражая стремления адаптироваться к особенностям российской системы управления. А ведь Кук работал к тому времени в нашей стране не первый год. Можно сказать, что он выбрал стратегию дистанцирования от российских реалий.
Рассмотрев поведение шотландского врача на русской службе Джона Кука в период калейдоскопически меняющихся правителей России в 1740-1741 гг. и его рассуждения на этот счет, можно прийти к довольно любопытным заключениям. Главное, что следует сказать: Кук в течение своей четырнадцатилетней службы не воспринимался в России как россиянин и не считал себя таковым. Будучи чужаком, он оставался лоялен к каждому здравствующему монарху: Анне Иоан-новне, Ивану VI Антоновичу, Елизавете Петровне. Наибольшие симпатии, конечно же, испытывал к тем правителям, которые благоволи иностранцам (императрица Анна) и сами являлись иностранцами (Бра-уншвейгское семейство). Открытой враждебности к «патриотической партии» Елизаветы, разумеется, не проявлял. Но относился с пониманием к интересам Российской державы и чаяниям русского дворянства, ее элиты. Поддерживал связи, прежде всего, с представителями британской диаспоры.
Наибольший интерес вызывает «кейс» Э.И. Бирона, подробно проанализированный Куком. Вместо добросовестной службы в чужой стране х он решил стать ее правителем. Но, как чужак, он не смог основать свою ° власть на доверии и с неизбежностью встал на путь тирании, а затем и падения. Очевидно, собственную карьеру Кук выстраивал на прямо
CK
противоположных принципах.
ю
о
Ol
24 Cook J. Voyages and travels through the Russian Empire, Tartary, and part of the kingdom of Persia. In 2 vols. Vol. 1. Edinburgh, 1778. Pp. 443-444.
Библиографический список / References
1. Аделунг Ф.П. Критико-литературное обозрение путешественников по России до 1700 года и их сочинений. Ч. 1-2. М., 1864. [Adelung F.P. Kritiko-literaturnoe obozrenie puteshestvennikov po Rossii do 1700 goda i ih sochinenij [Criticism-literary review of travelers in Russia before 1700 and their writings]. Moscow, 1864.]
2. Анисимов Е.В. Россия без Петра: 1725-1740. СПб., 1994. [Anisimov E.V. Rossiya bez Petra: 1725-1740 [Russia without Peter: 1725-1740]. St. Petersburg, 1994.]
3. Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII в. Борьба за наследие Петра. М., 1986. [Anisimov E.V. Rossiya v seredine XVIII v. Borba za nasledie Petra [Russia in the middle of the 18th century. The fight for Peter's legacy]. Moscow, 1986.]
4. Беспятых Ю.Н. Петербург Анны Иоанновны в иностранных описаниях. Введение. Тексты. Комментарии. СПб., 1997. [Bespyatyh Yu.N. Peterburg Anny Ioannovny v inostrannyh opisaniyah. Vvedenie. Teksty. Kommentarii [Petersburg of Anna Ioannovna in foreign descriptions. Introduction. Texts. Comments]. St. Petersburg, 1997.]
5. Гражданская, этническая и региональная идентичность: вчера, сегодня, завтра / рук. проекта и отв. ред. Л.М. Дробижева. М., 2013. [Grazhdanskaya, etnicheskaya i regionalnaya identichnost: vchera, segodnya, zavtra [Civil, ethnic and regional identity: Yesterday, today, tomorrow]. L.M. Drobizheva (ed.). Moscow, 2013.]
6. Ерофеев Н.А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских. 1825-1853. М., 1982. [Erofeev N.A. Tumannyj Albion. Angliya i anglichane glazami russkih. 1825-1853 [Foggy Albion. England and the British through the eyes of Russians. 1825-1853]. Moscow, 1982.]
7. Ключевский В.О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М., 1991. [Klyuchevskij V.O. Skazaniya inostrancev o Moskovskom gosudarstve [Tales of foreigners about the Moscow state]. Moscow, 1991.]
8. Ковалёв М.А. Британцы в Санкт-Петербурге времен Анны Иоанновны // «Свой»/«Чужой» в кросс-культурных коммуникациях стран Запада и России. СПб., 2019. С. 201-222. [Kovalyov M.A. British in St. Petersburg during the time of Anna Ioannovna. «Svoj»/«Chuzhoj» v kross-kulturnyh kommunikaciyah stran Zapada i Rossii. St. Petersburg, 2019. Pp. 201-222. (In Rus.)]
9. Кросс Э.Г. Британцы в Петербурге: XVIII век. СПб., 2005. [Kross E.G. Britancy v Peterburge: XVIII vek [By the Banks of the Neva: Chapters from the Lives and Careers of the British in Eighteenth-Century Russia]. Transl. from English. St. Petersburg, 2005.]
10. Кросс Э.Г. У Темзских берегов. Россияне в Британии в XVIII веке. СПб., ^ 1996. [Kross E.G. U Temzskih beregov. Rossiyane v Britanii v XVIII veke о [By the Banks of the Thames: Russians in Eighteenth-Century Britain]. Transl. x from English. St. Petersburg, 1996.]
11. Куприянова О.И. Правовое положение иностранцев в России в XVI- ji XVIII вв.: автореф дис. ... канд. ист. наук. М., 2010. [Kupriyanova O.I. g Pravovoe polozhenie inostrancev v Rossii v XVI-XVIII vv. [Legal status
of foreigners in Russia in the 16th-18th centuries]. PhD theses. Moscow, 2010.]
12. Курукин И.В. Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России, 1725-1762 гг. Рязань, 2003. [Kurukin I.V. Epoha «dvorskih bur». Ocherki politicheskoj istorii poslepetrovskoj Rossii, 1725-1762 gg. [The era of "court storms". Essays on the political history of post-Petrine Russia, 1725-1762]. Ryazan, 2003.]
13. Лабутина Т.Л. Англичане в допетровской России. СПб., 2011. [Labutina T.L. Anglichane v dopetrovskoj Rossii [The British in pre-Petrine Russia]. St. Petersburg, 2011.]
14. Лабутина Т.Л. Британцы в России в XVIII веке. СПб., 2013. [Labutina T.L. Britancy v Rossii v XVIII veke [British in Russia in the 18th century]. St. Petersburg, 2013.]
15. Лабутина Т.Л. Дворцовый переворот в России 25 ноября (6 декабря) 1741 г. глазами британского дипломата Э. Финча // История. Вып. 7 (117). DOI: 10.18254/S207987840022298-6. [Labutina T.L. The palace coup in Russia on November 25 (December 6), 1741 through the eyes of the British diplomat E. Finch. Istoriya. Issue 7 (117). DOI: 10.18254/S207987840022298-6]
16. Ноздрин О.Я. Шотландцы в России конца XV - начала XVIII веков: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Брянск, 2001. [Nozdrin O.Ya. Shotlandcy v Rossii konca XV - nachala XVIII vekov [Scots in Russia at the end of the 15th - beginning of the 18th centuries]. PhD theses. Bryansk, 2001.]
17. Орлов А.А. «Астреин век». Великобритания, Россия и проблема нового мирового порядка в европейской политике первой половины XIX века (1815-1854 гг.). М., 2019. [Orlov A.A. «Astrein vek». Velikobritaniya, Rossiya i problema novogo mirovogo poryadka v evropejskoj politike pervoj poloviny XIX veka (1815-1854 gg.) ["The Golden Age of Astraea". Great Britain, Russia and the New World Order in European politics in the first half of the 19th century (1815-1854)]. Moscow, 2019.]
18. Орлов А.А. «Теперь вижу англичан вблизи.»: Британия и британцы в представлениях россиян о мире и о себе (вторая половина XVIII - первая половина XIX вв.). Очерки. М., 2008. [Orlov A.A. «Teper vizhu anglichan vblizi...»: Britaniya i britancy v predstavleniyah rossiyan o mire i o sebe (vtoraya polovina XVIII - pervaya polovina XIX vv.). Ocherki ["I now see the English anigh...": Britain and British in representations of Russians about the world and about itself (second half XVIII - first half XIX centuries)]. Moscow, 2008.]
19. Пайпс Р. Русский консерватизм и его критики: исследование политической культуры. М., 2008. [Pipes R. Russkij konservatizm i ego kritiki: issledovanie politicheskoj kultury [Russian conservatism and its critics. A study in political culture]. Moscow, 2008.]
20. Репина Л.П. «Национальный характер» и «образ другого» // Диалог со временем. 2012. Вып. 39. С. 9-19. [Repina L.P. "National character" and "image
§ of the other". Dialog so vremenem. 2012. Vol. 39. Pp. 9-19. (In Rus.)]
о 21. Смилянская Е.Б. «Свои» и «Чужие»: друзья и враги контр-адмирала
х Джона Элфинстона // «Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинс-
тона: повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспеди-3 ции Российского флота / Исслед., пер. с англ. и коммент. Е. Смилянской
о и Ю. Лейкин. М., 2020. С. 51-74. [Smilyanskaya E.B. "Friends" and "Aliens":
Friends and enemies of Rear Admiral John Elphinstone. «Russkaya vernost, * chest i otvaga» Dzhona Elfinstona: povestvovanie o sluzhbe Ekaterine II
i ob Arhipelagskoj ekspedicii Rossijskogo flota. E. Smilyanskaya, Yu. Lejkin (eds.). Moscow, 2020. Pp. 51-74. (In Rus.)]
22. Соколов А.Б. Навстречу друг другу: Россия и Англия в XVI-XVIII вв. Ярославль, 1992. [Sokolov A.B. Navstrechu drug drugu: Rossiya i Angliya v XVI-XVIII vv. [Towards each other: Russia and England in the 16th-18th centuries]. Yaroslavl, 1992.]
23. Anderson M.S. Britain's Discovery of Russia, 1555-1813. N.-Y., 1959.
Статья поступила в редакцию 04.09.2023, принята к публикации 23.11.2023 The article was received on 04.09.2023, accepted for publication 23.11.2023
Сведения об авторе / About the author
Ковалёв Максим Александрович - кандидат исторических наук; доцент кафедры истории, археологии и краеведения Гуманитарного института, Владимирский государственный университет имени Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых
Maxim A. Kovalyov - PhD in History; Associate Professor at the Department of History of the Archeology and Local History of the Humanitarian Institute, Vladimir State University, Vladimir, Russian Federation E-mail: mkovalyov.89@mail.ru
