CC BY
84
чают дальнейшее развитие во второй половине I тыс. н. э - первой половине II тыс. до н. э. (могильники Перейминс-кий, Калмацкий Брод, петрогромкие, юдинские древности). Однако, шнурогребенчатые комплексы Зауралья на фоне других орнаментальных мотивов культур железного века Западной Сибири крайне не представительны. На наш взгляд, традиция изготовления шнурового декора на ряде археологических культур лесного Зауралья могла проникнуть из области Камского бассейна, населенного древнепермскими общинами, начиная с позднеананьинской эпохи.
Таким образом, определение сосудов Среднего Приуралья с шнуро-гре-бенчатым декором и примесью раковины в глиняном тесте как «угорский эт-номаркер», явно не объективно. Археологические источники свидетельствуют о том, что эта посуда имеет культурнохронологическую преемственность в географическом ареале обитания финнопермских народов, начиная с финальной бронзы, что не скажешь о районах жизнедеятельности зауральских и южноприуральских «угров».
А.М. Белавин, Н.Б. Крыласова ШНУРОВОЙ ОРНАМЕНТ -ЭТНИЧЕСКИЙ МАРКЕР В КУЛЬТУРАХ ПРЕДУРАЛЬЯ ЭПОХИ ЖЕЛЕЗА!
«Сложные проблемы, как правило, имеют простые, легкие для понимания неправильные решения»
Закон Мэрфи
На страницах «Трудов КАЭЭ», начиная с первых их выпусков, имеют место разные по остроте научные дискуссии, связанные с обсуждениями тех или иных важных и актуальных для археологии Волго-Камья проблем. Не исключением стал и данный выпуск, ориентированный на публикацию широкой дискуссии, связанной с определением роли и места угорских и финских этносов в древней и средневековой истории Вол-го-Камья, и, в частности, Пермского (Среднего) Предуралья.
История этой дискуссии достойна отдельного описания. Еще в конце XIX
- начале XX вв. археологами и этнографами был поставлен вопрос о возможном широком проживании угров в Пре-дуралье в древности и средние века. Уже тогда ведущие специалисты по древней истории и археологии Урала высказывались не в пользу автохтонности аборигенного финно-пермского населения этой территории, считая, что еще в эпоху раннего средневековья Среднее Пре-дуралье было заселено некими уграми -в том числе, предками вогул и остяков (манси и хантэ). Так, известный собиратель и исследователь приуральских древностей Ф.А. Теплоухов считал т.н. «пермскую чудь» предками остяков и вогул (Теплоухов, 1893.). Этнограф и
© Белавин А.М., Крыласова Н.Б., 2009
историк И.Н. Смирнов термины «чудской» и «югорский» считал синонимами (Смирнов, 1904.).
Сомневался в финской принадлежности средневековых пермских древностей и известный отечественный археолог-систематизатор А.С. Спицын. А.В.-Шмидт считал, что вплоть до IX-X вв. в Предуралье обитали представители угорских этносов, а А.Ф. Теплоухов датировал приход финнов в Предуралье и смену ими там угров временем не ранее X-XI вв. (Теплоухов, 1927; Тепло-ухов,1960, с. 270-275.). Этническая принадлежность населения Пермского Предуралья эпохи средневековья - «Камской Чуди» - большинством исследователей конца XIX - начала ХХ вв., таким образом, определялась как древнеугорская. Впервые мысль о возможной принадлежности «чудских» древностей не древним уграм, а коми была высказана географом и историком И.Я. Кривоще-ковым, одним из ярких представителей нарождающейся в это время коми интеллигенции.
Эта концепция финно-пермского автохтонизма, т. е. извечной связи народа с занимаемой им ныне территорией, проявлялась в дальнейшем как естественная реакция на идеи и практику «национального размежевания» в 1920—1930-е гг., проявившуюся в образовании автономных республик и округов по этническому признаку. Тогда идеи автохтонизма получили мощную государственно-политическую поддержку в исторической науке, и широко распространилась в советской археологи. Автохтонами стали не только пермские, но и вообще все «советские финны» и, одновременно, славяне. В археологии Предуралья наиболее ярко идеи «извечности пермских народов» на местах их современного обитания нашли свое место в трудах А.П. Смирнова и его учеников и
научных последователей. Так возникла дискуссия, имевшая место быть вплоть до проведения в середине ХХ столетия серии научных совещаний по этногенезу финно-угорских народов.
Решения этих совещаний «ставили точку» на дискуссии и, как справедливо отметила Е.И. Горюнова почти полвека назад: ««Угорская» теория происхождения народностей Поволжья не была удостоена даже научной критики. Она попросту была забыта» (Горюнова 1961, с. 40), эти слова справедливы и по сию пору
Однако вскоре затухшая было дискуссия, получила новое развитие в первых, весьма осторожных, высказываниях Е.П. Казакова, позже в той или иной степени поддержанных А.Х. и Е.А. Ха-ликовыми, В.А. Могильниковым и рядом других исследователей. Постепенно дискуссия вновь набрала свои обороты, и стала особенно острой с 1990-х годов, не взирая на то, что концепция «научного автохтонизма» невольно стала идеологической основой для обособления истории каждого народа, разделения региональных и общероссийских исторических процессов на «национальные направления», которые приобрели новую этнополитическую популярность в российской реальности конца 1980—1990-е гг..
Столь длинное вступление понадобилось нам, дабы объяснить пытливому читателю первые фразы из статьи А.Ф. Мельничука с соавторами из настоящего сборника, которые по своему строю являются заявлением о личной преданности авторов идеям «пермского автох-тонизма», и должны настроить читателя на отрицательное отношение ко всем, кто эти идеи подвергает сомнению.
Далее попытаемся рассмотреть положения, постулируемые нашими оппонентами в указанной статье.
Безусловно, определенную роль в формировании населения Пермского Предуралья эпохи железа сыграли племена, населявшие территорию Урала и Предуралья в эпоху бронзы. Свое место в этом процессе имеет ерзовская археологическая культура. Генетическая подоснова «ерзовки» - межовская культура (Обыденнов, Шорин, 1995, с.101), памятники раннего этапа ерзовской культуры включены исследователями в круг межовских памятников (Обыденнов, Шорин, 1995. С.52). Если сказанное рассматривать в этнокультурном контексте, то, согласно мнению современных исследователей, речь должна идти об участии носителей древнеугорского этноса («межовцев») в формировании этнокультурной карты Прикамья и Приуралья в эпоху поздней бронзы (Обыденнов, Шорин, 1995, с.117). В древнеугорской (праугорской) этнокультурной принадлежности «межовцев» у большинства исследователей этой культуры сомнений не возникает.
Безусловно, свою лепту в формирование населения Пермского Предуралья внесли и представители гамаюнской культуры (культура периода перехода от поздней бронзы к раннему железному веку и раннего железного века), чье влияние на Прикамье (Борзунов, 1992) и Европейский Северо-Восток (ЕСВ) неоднократно отмечалось исследователями. Так чаркобожский культурный тип сосудов ЕСВ эпохи раннего железа В.И. Ка-нивец считает родственным гамаюнской (каменогорской) культуре, чаркобожская керамика имеет корни в гамаюнской керамике Зауралья (Овчинников и др., 1999). Этнокультурную принадлежность «гамаюнцев» большинство авторов считает угорской, хотя В.А. Борзунов, в отличие от В.И. Канивца, делает это несколько осторожно (см. цитату, приведенную в оппонируемой статье), но А.Д.
Таиров высказывается со всей определенностью: «Этнолингвистическая принадлежность носителей гамаюнской култьуры большинством исследователей определяется как угорская» (Таиров). Авторы разбираемой нами статьи оставляют читателей в полном неведении относительно собственной этнокультурной оценки «гамаюнцев».
Лебяжская культура распространялась в обширном ареале, и, в том числе, вплоть до Среднего Прикамья. Использование оттисков шнура в орнаментации лебяжской керамики, по мнению Г.М. -Бурова, проявляется в конце функционирования лебяжской культуры в УТТТ-УТ вв. до н.э., уже на стадии начала раннего железного века (Буров, 1967, с.122). В формировании лебяжской культуры помимо местных племен принял участие какой-то зауральский элемент, Г.М. Буров считает лебяжскую культуру угорской (Буров, 1967, с. 183). Заявление о том, что лебяжскую культуру считать прото-угорской нет никаких оснований, является слишком смелым. Вероятность именно угорской окраски лебяжских древностей весьма высока.
Согласится с утверждением нашим оппонентов, что мнение В.Н. Маркова о нескольких (не менее двух) этнокультурных компонентах ананьинской КИО «относится к разряду научных заблуждений» мы не можем. Установленная
А.А.Чижевским в недавней монографии иерархия признаков погребального обряда ананьинских памятников привела исследователя к выводу о том, что «культуры, входящие в состав АКИО, несмотря на наличие у них некоторых общих черт, весьма специфичны и отражают, вероятно, существование разных этнических групп (выделено нами - авт.) в пределах одной культурно-исторической области» (Чижевский, 2008, с.86). Как пишет С.В. Кузьминых, АКИО - раз-
нокультурное и неоднородное в этническом плане образование, сложившееся из разных этнокультурных компонентов, связанных своими истоками с различными в культурном и этническом плане популяциями (Кузьминых, 2008). В сложении «классического» (шнурового) варианта ананьино заметную роль сыграло движение северных (скорее всего, позднелебяжских) групп в Прикамье.
Характерно, что на вероятность подобного сценария развития этнокультурной истории прикамских племен эпохи раннего железного века еще 50 лет тому назад указывали О.Н.Бадер и В.А.Обо-рин, писавшие о том, что «основные черты ананьинской культуры складывались в конце бронзовой эпохи в недрах севе-ро-камских, приуральских племен, обитавших выше устья Вятки», но, и это очень важно, испытавшими в У111-У11 вв. до н.э. какой-то толчок из-за Урала, «принудивший их, отчасти вместе с пришельцами, сместиться на запад и занять территорию Нижней Камы, Средней Волги и даже Ветлуги. В этих районах заметна резкая смена местных культур ананьин-ской культурой, которая принесла с собой и свежий, резко выраженный монголоидный тип. С этого времени вся огромная территория Прикамья и некоторые смежные районы объединяются как область обитания единокультурных, родственных ананьинских племен. В их состав вошло и местное население, что отразилось в известном культурном своеобразии отдельных групп ананьинских памятников» (Бадер, Оборин, 1958, с.94 и сл.). Через 20 лет было вполне определенно установлено, что «классическая» ананьинская керамика с ямочно-шнуровой орнаментацией не имеет генетических корней ни в низовьях р.Белой, ни в Среднем Прикамье - т.е. на территориях распространения курмантауской и ерзовской культур. Более того, по своим
морфологическим признакам и хронологии керамика курмантауской культуры вообще должна быть исключена из генезиса раннеананьинской ямочно-шнуровой керамики, поскольку оба эти комплекса оказываются синхронными (Иванов, 1982; Гарустович, Савельев, 2004; Морозов, 2004).
Статистика типов керамики также не дает нам ни оснований, ни возможности рассматривать ерзовскую, макла-шеевскую, быргындинскую и раннеана-ньинскую ямочно-шнуровую керамику как единый генетический ряд. Сравнение орнаментики раннеананьинской шнуровой керамики Прикамья с орнаментикой предшествующих керамических комплексов эпохи финальной бронзы - маклашеевских, быргындинских и ерзовских - показывает, что те элементы орнамента, которые характеризуют керамику предананьинских культур Прикамья - зигзаги, елочки, «флажки» (заштрихованные треугольники), ряды каплевидных или клиновидных вдавлений
- в раннеананьинской орнаментике отсутствуют вовсе или представлены незначительно (Иванов, 2008).
Следовательно, вывод здесь может быть только один - «классическая» раннеананьинская керамика с ямочно-шнуровым орнаментом на территории Среднего Прикамья и в бассейне р.Белой появляется в уже сложившемся виде. И ее носители и создатели (скорее всего, северные) явились одним из компонентов (одной из этнических групп), обусловивших сложную этническую и этнокультурную структуру АКИО. Заметим при этом, что мы не являемся в прямом смысле «специалистами в области изучения ананьино», в чем нас собственно и укоряют авторы оппонируе-мой статьи. Т.е. нами не были предприняты широкие раскопки ананьинских памятников (хотя, например, раскопки
Огурдинского селища АКИО наших рук дело). Но мы пытаемся исправить этот наш «недостаток» путем регулярного внимательного знакомства с современными публикациями по ананьинской тематике. Считаем, что делаем это достаточно успешно.
Гляденовская культура, на наш взгляд, также, по меньшей мере, двуком-понента. Безусловно, что Гляденовская культура ЕСВ имеет очень серьезные отличия от Прикамского «гляденово» (здесь нет городищ, костеносных святилищ, нет свидетельств занятий скотоводством и земледелием, погребальный обряд представлен исключительно трупо-сожжением, практически не представлена собственная культовая пластика -большая часть находок соотносится с кулайским литьем, представлены вещи пьяноборских типов (например, эполетообразная застежка), керамика имеет ряд отличий в составе теста (минеральные примеси - влияние населения Карелии), больше плоскодонных сосудов, меньше шнуровых орнаментов - в среднем около 20%). Кроме того, мы не разделяем точку зрения наших оппонентов на продление гляденовского времени до V в. н.э. и, вслед за В.Ф. Генингом и Р.Д. Голдиной, исключаем из гляденовского ареала Осинское Прикамье.
Авторы оппонируемой статьи касаются вопроса о роли караабызской культуры в формировании этнокультурной карты Прикамья в эпоху раннего железа. В качестве основного аргумента они используют точку зрения В.Ф.Генинга, базировавшуюся на давно уже устаревших представлениях о ямочно-шнуровом ананьине, как о генетической основе караабызской и пьяноборской культур. Игнорируя сознательно или по незнанию точку зрения В.А. Иванова, еще в конце 1970-х годов установившего, что этнокультурной основой караабызской
культуры среднего течения р.Белой явились носители ахмыловской/акозинской АК, в середине I тыс. до н.э. переселившиеся в Приуралье из низовьев Камы и к носителям «классической» ямочношнуровой керамики отношения не имеющие (Иванов, 1978; 2002), они тем самым демонстрируют или заведомо субъективный или некомпетентный подход к проблемам этнокультурной истории Южного Прикамья в эпоху раннего железного века. Тем более, что, как показывают последние исследования уфимских археологов, носители керамики «гафурийского типа», в IV в. до н.э. внедрившиеся в бассейн среднего течения р.Белой и повлиявшие как на этнокультурный облик ранних «караабыз-цев», так и на географию их последующего расселения, представляли собой смешанный, угорско-сарматский компонент (Овсянников, Савельев, Акбулатов, Васильев, 2007, с.81). Поэтому появление в Среднем Предуралье реминисценций караабызской культуры вполне указывает на то, что они появились здесь не без участия угорских племен.
Подчеркнем, однако, что наша концепция «угорской ойкумены», не выбрасывает древнефиннское (прафинно-пер-мское) население из Предуралья. Напротив, мы всегда подчеркивали, что на протяжении всего периода железа на территории Предуралья представлены как древние угры, так и древние финны. Речь идет лишь о том, что в определенные периоды угорская составляющая финноугорского мира Предуралья в той или иной его части становилась преобладающей. Однако период раннего средневековья, со всеми его этническими и политическими коллизиями стал эпохой, когда именно угорский компонент на несколько столетий стал доминантой, подчинившей себе финский компонент в идеологическом, культурном и хозяй-
ственном плане.
Шнуровая орнаментация в Зауралье хорошо представлена в материалах ТТТ-У вв. прыговской культуры (Викторова, 2008, с. 111). Шнуровая орнаментация сосудов представлена в материалах ТУ-У вв. могильников Калмацкий брод и Аятский (Берс, 1963, с. 103, 106). Р.Д. -Голдина отмечала, что указанные могильники имеют большое сходство с Кляповским могильником на р. Сылва. Это сходство проявляется в деталях погребального обряда: небольшой глубине захоронений, положении костяка вытянутого на спине и почти полной идентичности вещевого материала. По мнению исследовательницы, эти памятники оставлены одной этнической группой, территория которой охватывала бассейн р. Сылва, верховья Чусовой и район Исети (Голдина, 1968, с.88-89).
В.Ф. Генинг считал, что указанные могильники, как и харинские курганы, принадлежали уграм-коневодам, продвинувшимся в лесную зону восточного и западного склона Урала в эпоху Великого переселения народов (Генинг, 1959). Таким образом, заявление наших оппонентов о том, что шнуровая керамика в Зауралье появляется только во второй половине Т тыс. н. э., ложно. Мы видим (в т.ч., и на основании керамических комплексов), что, начиная с ТУ-У вв. на территории от Прикамья до Приобья включительно в зоне Среднего и Южного Урала складывает «угорская ойкумена».
Единство этой территории проявляется во всей комплексности этнической культуры: от погребальной обрядности (см. статью Белавина в настоящем сборнике) до «шнуровой традиции» в оформлении глиняной посуды. И если угорский этнический окрас культурных комплексов данной территории, отчетливо понятный многим исследователям, находит свои продолжения в культуре ран-
них мадьяр, в культуре угорского населения Приобья этнографического времени, то в Пермском Предуралье к XII столетию угорская культурная традиция прерывается. Разница между культурным комплексом населения Предуралья XII-XV вв. и предшествующего периода совершенно отчетливая. Более того, культурные традиции ломоватовского времени не находят своего продолжения в культуре коми-пермяков, как этого бы ни хотелось сторонникам «пермского автохтонизма». Это касается и керамической традиции. Во второй половине XI
- начале XII существенно меняется как форма сосудов, так и их орнаментация. Получают широкое распространение сосуды т.н. «баночной» формы, керамические котлы с уплощенным и плоским дном, традиционные формы сосудов, получившие в литературе наименование «прикамские чаши», также изготавливаются с уплощенным дном. Многие сосуды начинают снабжаться ручками. Казалось бы, можно объяснить смену форм сосудов простой эволюцией, но хорошо известно, насколько консервативными были взгляды на то, какая должна быть форма и орнаментация у посуды. Когда в жилищах стали появляться элементы интерьера с плоской поверхностью, для установки круглодонных сосудов были придуманы специальные керамические подставки, но форма посуды изменениям не подверглась. И что же в таком случае произошло с сознанием людей, что они вдруг разом отказались от своих ревностно оберегаемых традиций? В орнаментации шнур больше не встречается, прежние гребенчатые орнаменты в виде «подковок» также окончательно исчезают, остаются лишь композиции в виде «елочек» и «зигзагов», которые иногда дополняются совершенно неизвестными ранее рельефными налепными элементами («пуговками», «калачиками» -
Анюшкар, Роданово, Городищенское городище). Т. о., с XI до XVI-XVII вв., когда можно говорить о складывающемся коми-пермяцком этносе, на протяжении пяти столетий посуда, связываемая нами с угорским этническим компонентом (круглодонные чаши с многорядным шнуром по шейке в сочетании с гребенчатым орнаментом, чаще «подковками» по плечику), не встречалась. Как же она может связываться с коми-пермяками?
Соглашаясь с исследователями (их перечисление см. в оппонируемой нами статье) в том, что шнуровая посуда является «важнейшей чертой угорской культуры» мы продолжаем настаивать, что рассматривать такую посуду как угорский маркер следует вкупе с другими реперами культуры. Однако и сама по себе «шнуровая» посуда представляется достаточно выразительным в этнокультурном плане угорским элементом применительно к периоду железа на территории Урала и прилегающих к нему местностей. К сожалению, авторы рассматриваемой статьи так и не представили ни одного обоснованного доказательства того, что «шнуровая керамика» к западу от Уральских гор составляет характерную черту финно-пермского культурного комплекса, в отличие от восточного склона, где она по единодушному и доказанному мнению исследователей является характерной чертой угорской культуры.
И в заключение хотелось бы высказать мнение о том, что на наш взгляд, выбранный нашими оппонентами тон статьи не корректен для научной публикации. Подобную иронию, резкие, а порой и оскорбительные высказывания еще можно представить в устной дискуссии, но не в серьезном научном издании, каким мы видим «Труды КАЭЭ». Однако в традиции нашего издания сохранять авторский стиль, включая пунктуацию и орфографию.
Мы надеемся, что история все расставит по своим местам. Подобные бурные дискуссии побуждают к движению научной мысли. Возможно и сторонники автохтонной теории когда-нибудь приведут хоть какие-то доказательства того, на каких основаниях можно связывать с финно-пермяками прикамские материалы эпохи бронзы и раннего железа. Отдавая дань уважаемым нами исследователям середины ХХ в., мы считаем, что они постулировали связь древних культур с коми-пермяками и иными «пермскими финнами» весьма поверхностно, в частности, основываясь на совпадении территории археологических культур и проживания современных народов, цвете бус, одном из способов ношения полушубков, сопоставлении древних бронзовых украшений костюма с деревянными украшениями крыш в традиционной архитектуре коми. Подобные сравнения не допустимы, и ничего не доказывают.
