CC BY
21
In Memoriam
DOI 10.54770/20729316-2022-1-433
Е.И. Самородницкая (Москва) ШКОЛА ГАРМОНИЧЕСКОЙ ТОЧНОСТИ
Манн Ю.В.
E.I. Samorodnitskaya (Moscow)
School of Harmonic Precision
Когда-то давно, в далеком 1992 г., Г.А. Белая создала историко-филологический факультет РГГУ и привела с собой тех, кого мы считали отцами-основателями истфила: Н.С. Павлову, А.М. Зверева, В.М. Гаевского, Ю.В. Манна. Это было наше старшее поколение. И за последний год никого не осталось: последним ушел Юрий Владимирович. Невозможно не думать о том, что на этом прерывается связь с Золотым веком; невозможно перестать думать, что он будет всегда. Но такова участь тех, кто остался - не только сетовать, но и быть благодарными.
О Манне-ученом могут сказать многие: не одно поколение выросло на его книгах «Поэтика Гоголя», «Динамика русского романтизма», «Русская философская эстетика» и многих других. Скажу несколько слов о Манне-учителе.
Он никогда не был ярким лектором, на занятиях которого захватывало дух. Юрий Владимирович в аудитории казался кабинетным ученым, интровертом, который не стремился интриговать аудиторию и не заигрывал с ней. Не любил экзамены, разрешал студентам пользоваться чем угодно и со временем и вовсе сбросил это неприятное занятие на учеников. Хотя вместе с тем, именно с лекциями Манна связаны какие-то неожиданно яркие картинки - именно потому неожиданные, что меньше всего ассоциировались с его ровным интеллигентным голосом. Так, на лекции о Гоголе (о ком же еще?) Юрий Владимирович решил показать, как Гоголь кричал петухом; дело было в зале заседаний истфила. И ровно в этот момент дверь отрывается, недовольно заглядывает Галина Андреевна и говорит: «Что здесь такое? Ах, это Вы, Юрий Владимирович», - и закрывает дверь. Тогда нам казалась эта ситуация крайне комичной; сейчас я понимаю, что Галина Андреевна знала о нем что-то такое, о чем мы не догадывались - о его чувстве юмора, самоиронии, сложности. Конечно, мы знали, что он
великий ученый; мало кто понимал, что он еще и выдающийся учитель.
На третьем курсе я пришла в его спецсеминар. На четвертом самовольно поменяла тему, потому что не хотела писать о немецких романтиках. Так и писала о Гоголе и английской литературе: и диплом, и диссертацию. Означает ли это, что Манн был либеральным руководителем? Ни на секунду. Именно в спецсеминаре я познакомилась с настоящим Юрием Владимировичем. До этого я слушала его лекции и читала его книги; знала Манна-лектора и Манна-автора, и теперь узнала, каков Манн-учитель. Очень строгий, жесткий и требовательный. Он читал тексты своих учеников как самый дотошный редактор, не пропуская ни одной опечатки, ни одной запятой. Когда он перечислял все стилистические огрехи, фактические неточности и сомнительные гипотезы, хотелось провалиться сквозь землю. И казалось, что нельзя быть настолько суровым. Но сейчас, спустя годы, я знаю точно: только так и можно. Потому что главное, чему учил Манн, - это любовь к точности. Филология - точная наука. Она не терпит бездоказательных утверждений и болтовни. Всякая гипотеза должна подтверждаться фактами либо текстами. В противном случае она не имеет права на существование. И язык - материя точная; вольное обращение с ним недопустимо. Он учил дистанцироваться от моды: искать себя как профессионала, осознать собственную идентичность не в коллективе, а наедине с самим собой. Это невероятно трудно, но у него получалось.
Манн учил своих студентов работать. В буквальном смысле слова: садиться и работать. Хорошо помню, как я завидовала однокурсникам, которые могли обсудить со своим научным руководителем какие-то соображения, гипотезы. Мне так не разрешалось. На всякую реплику в духе «а что, если» Юрий Владимирович говорил: «Напишите. Садитесь и напишите хотя бы страницу текста. Тогда будет, о чем разговаривать». Теперь я понимаю, что это исключительно верная методика: необходимо сесть за стол и начать писать. «Каждый день, как балерина у станка», - говорила Галина Андреевна. (Сейчас пишу и слышу и ее голос, не только Юрия Владимировича, и ничего не могу с этим поделать - они и есть для нас эталон Золотого века, единственный и недосягаемый). Наверное, поэтому о спецсеминаре Манна я думаю, как о «школе гармонической точности»; ведь Пушкин был для него не менее важным персонажем, чем Гоголь.
Он учил читать, задолго до возникновения моды на «медленное чтение». Если в спецсеминаре не было готовых для обсуждения студенческих и аспирантских работ, мы разбирали классические филологические тексты: Лотмана и Тынянова, Бахтина и Слонимского и многих других. Как известно, студент либо принимает литературоведческий текст за чистую монету и верит каждому слову, либо чувствует в себе достаточный задор, чтобы атаковать классика. Манн всегда давал нам возможность высказаться, а потом предлагал свой вариант прочтения текста: паззл складывался, «темные» места светлели и все непонятное становилось на свои места. И вновь скажу о себе: тогда подобная работа казалась мне избыточной; сейчас я понимаю, что совершенно необходимо учить студентов анали-
зировать научные тексты, и радуюсь, что и здесь у меня есть образец для подражания.
В 2001-2002 гг. с легкой руки Манна я готовила к публикации письма Т.И. Усакиной. Это оказался не просто «человеческий документ» - это были ожившие шестидесятые, острая и живая реакция замечательного филолога, специалиста по XIX в., на современную литературную жизнь, на публикации в «Новом мире» и на литературоведческие новинки, сразу же ставшие классикой (например, в письмах говорилось о книге Б.О. Кор-мана «Лирика Некрасова»). Однако публикация писем в «Известиях РАН» и их последующая перепечатка в книге воспоминаний Манна «Память-счастье, как и память-боль...» во многом говорят и о нем: о том, как он видел и чувствовал людей, о том, как фиксировал в своих воспоминаниях не только встречи с великими людьми, не только с гоголевско-щедринскими персонажами из номенклатуры минувших дней, но и с людьми, о которых мало кто уже помнил. Помнится, я спросила Юрия Владимировича, зачем публиковать письма Усакиной, и он ответил: «Чтобы люди об этом знали».
Он успел написать и опубликовать воспоминания, в которых необыкновенно живо и узнаваемо описал «воздух эпохи» и которые открыли нам совершенно новую грань его личности: Манн как человек своего времени, друживший с Любимовым и Эфросом, существовавший в центре культурной жизни и умудрявшийся делать свое дело, несмотря ни на что, обходясь каким-то образом без советской идеологии и без ритуальных реверансов в ее сторону. Как ему это удавалось? Почему его печатали? Случай Манна -это удивительный пример внутренней свободы, от всякой бессмысленной риторики.
Много лет Юрий Владимирович читал второкурсникам лекцию о «южных» поэмах Пушкина и, анализируя «Кавказского пленника», объяснял, как многозначен в этом произведении мотив свободы. Если в начале поэмы герой представляет себе свободу в сугубо байроническом духе, как противоположность светским условностям и фальшивому жизненному укладу, то впоследствии, оказавшись на Кавказе, в плену у черкесов, он осознает истинный смысл понятия свободы: свобода как противоположность рабству. Именно такая свобода приходит на ум, когда думаешь о Юрии Владимировиче Манне. «Никому отчета не давать, себе лишь самому...» - это ли не дар, о котором можно только мечтать? Юрий Владимирович этим даром был наделен, вне всякого сомнения.
Шок и горечь сиротства никуда не уходят, но к ним добавляется благодарность. О Юрии Владимировиче Манне, о своем учителе и научном руководителе, я думаю словами Жуковского: «Не говори с тоской: их нет; но с благодарностию: были». Манн был эталоном во всем: и в профессии, и в жизни. Выдающийся ученый, талантливый автор, тонкий стилист, человек, великолепно чувствовавший и язык, и литературу, прекрасный преподаватель, требовательный и в то же время деликатный научный руководитель, знающий, когда нужно проявить строгость и когда, наоборот, не мешать, в высшей степени порядочный и достойный человек, наделенный
невероятным чувством юмора (и юмора, и самоиронии; я сейчас пишу эти строки и думаю: ох, и достанется мне от Манна за торжественность и панегирический тон).
Юрий Владимирович, нам очень трудно без Вас, и с каждым днем все труднее. Но это вечная участь оставшихся, и не это главное. Нам всем повезло, что мы учились у Манна. Огромное Вам спасибо! За все.
Самородницкая Екатерина Ильинична, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.
Кандидат филологических наук, доцент кафедры Истории и теории литературы Школы актуальных гуманитарных исследований Института общественных наук. Научные интересы: русская литература XIX в., викторианский роман, англорусские литературные связи, женская проза, русская критика XIX в., компаративистика.
E-mail: samorodnitskaya-ei@ranepa.ru
ORCID ID: 0000-0003-1334-6150
Ekaterina I. Samorodnitskaya, The Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration.
Candidate of Philology, Associate Professor at the Department of Literary History and Theory, School for Advanced Studies in the Humanities, Institute for Social Sciences. Research interests: Russian literature of the 19th century, Victorian novel, Anglo-Russian literary connections, female prose, 19th-century Russian criticism, comparative studies.
E-mail: samorodnitskaya-ei@ranepa.ru
ORCID ID: 0000-0003-1334-6150
