Научная статья на тему 'Шифры памфлетного мемуарного романа Валентина Катаева'

Шифры памфлетного мемуарного романа Валентина Катаева Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
490
72
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Шифры памфлетного мемуарного романа Валентина Катаева»

ШИФРЫ ПАМФЛЕТНОГО МЕМУАРНОГО РОМАНА ВАЛЕНТИНА КАТАЕВА

Мемуарный памфлетный роман Катаева «Алмазный мой венец» впервые был напечатан в шестом номере «Нового мира» в

1978 г. Споры об этом романе продолжаются и в XXI в., а начались они сразу же вслед за публикацией. 7 июля 1978 г. Л.К.Чуковская получила письмо от Давида Самойлова, в котором о катаевском романе говорилось, что это «набор низкопробных сплетен, зависти, цинизма, восторга перед славой и сладкой жизнью» (3, с. 68). В

1979 г. в журнале «Дружба народов» Евгения Книпович, напротив, писала об умении Катаева говорить о прошлом «с улыбкой и подначкой», о «безупречном чувстве меры» писателя (3, с. 69).

В статье Дмитрия Затонского в журнале «Вопросы литературы» (1978, № 12) «Алмазный мой венец» был назван новаторским современным романом, а в 1979 г. в парижском журнале «Синтаксис» Майя Каганская злобно заметила: «... каинова печать на ката-евском лбу проступает куда более явственно, чем алмазный нимб над его головой» (цит. по: 3, с. 71). Сам Валентин Катаев называл свой мемуарный роман свободным полетом фантазии, основанным на истинных происшествиях. Он признавал, что все описанные им события, возможно, не вполне сохранились у него в памяти, отчего он и избегал не только подлинных имен, но и выдуманных фамилий. Катаев так объяснил этот прием: «Не могу взять грех на душу и назвать их подлинными именами. Лучше всего дам всем им прозвища, которые буду писать с маленькой буквы, как обыкновенные слова: ключик, птицелов, эскесс... Исключение сделаю для одного лишь Командора» (1, с. 19). В 1997 г. Семен Израилевич Липкин

61

(светлой памяти которого М.Котова и О.Лекманов посвятили свою книгу) вспоминал, что Катаев с горечью говорил: «...не понят "Алмазный мой венец", клюют, щиплют» (2, с. 9).

В «самиздатском» машинописном журнале «Сумма» В.Я.Лакшин поместил злую пародию на мемуарный роман Катаева, в которой высмеивалось частое цитирование чужих стихотворений, обрывочность повествования и обилие легко разгадываемых «псевдонимов» (2, с. 13). В 1981 г. в книге о советской литературе В.Лавров отметил, что при всем своеобразии катаевской прозы в романе «Алмазный мой венец» имеются «существенные идейно-художественные изъяны» (3, с. 70)

Впрочем, в советской и постсоветской критике появились и многочисленные комплиментарные оценки романа Катаева. В статье Дм.Молдавского в 1986 г. было сказано, что книга эта есть рассказ о приобщении художника слова к революции. А в монографии М.А.Литовской, вышедшей в Екатеринбурге в 1999 г., феномен Валентина Катаева романтически назван «фениксом», который «поет перед солнцем» (2, с. 12).

Словом, как отмечают М.Котова и О.Лекманов, «основная полемика развернулась вокруг отношения Катаева к персонажам своего произведения и (шире) - о степени соответствия событий, описанных в "Венце", реальным фактам московского, одесского, ленинградского и харьковского литературного быта конца 1910-х -конца 1950-х годов» (3, с. 71). Сам же Катаев в одном из интервью заявил, что за каждое написанное в романе слово он может отвечать, ибо все это правда, а в другом случае он умолял читателей не воспринимать его роман как мемуары, поскольку он терпеть не может мемуаров (2, с. 7). В аннотации к книге М.Котовой и О.Лекманова «В лабиринтах романа-загадки» сказано, что яростные споры, которые не утихают в литературной критике и в XXI в., ее авторы пытаются разрешить в рамках академического комментария и воссоздают литературно-бытовой контекст эпохи (2).

Валентин Катаев использовал в своем романе более двадцати «прозвищ» и «кличек» в ходе «свободного полета» фантазии, причем, как уже было сказано выше, все прозвища пишутся со строчной буквы, за исключением имени Командор, которое писатель дал Владимиру Маяковскому и которое начинается с прописной буквы.

62

Приведем далее катаевские «клички» наиболее знаменитых писателей начала ХХ в.

Ю.Олеша (1899-1960) - «ключик»; Э.Багрицкий (1895— 1934) — «птицелов»; О.Мандельштам (1891—1938) — «щелкунчик»; С. Есенин (1895—1925) — «королевич»; Е.Катаев, т.е. будущий Евгений Петров (1902—1942) — «братик, маленький мой брат»; Б.Пастернак (1890—1960) — «мулат»; Велимир Хлебников (1885— 1922) — «будетлянин»; Н.Асеев (1889—1963) — «соратник»; И.Ильф (1897—1937) — «друг»; Л.Славин (1896—1984) — «наследник»; М.Булгаков (1891—1940) — «синеглазый»; В.Нарбут (1888—1938) — «колченогий»; Н.Тихонов (1896—1979) — «альпинист/деревянный солдатик»; П.Антокольский (1896—1978) — «арлекин»; М.Зощенко (1894—1958) — «бывший штабс-капитан»; И.Бабель (1894—1941) — «конармеец»; одесский поэт С. Кесельман (1889—1940) — «эскесс»; поэт В.Казин (1898—1981) — «сын водопроводчика из Немецкой слободы» и др. (4).

Две женщины также получили прозвища. Младшая сестра М.Булгакова Елена Афанасьевна Булгакова (1902—1954) названа «сестренкой-синеглазкой». Серафима Густавовна Суок (1902— 1982), гражданская жена Ю.Олеши (а с 1922 г. — Владимира Нарбу-та, с 1956 г. — В.Шкловского), названа «подругой ключика».

Комментаторы отмечают, что о таких своих близких знакомых, как композитор Сергей Прокофьев и писатель Константин Паустовский в «Венце» Катаев вообще не пишет. Алексей Николаевич Толстой, с которым писатель дружил, не получил у Катаева даже прозвища. О нем сказано: «...некто скупал по дешевке дворцовую мебель красного дерева, хрусталь, фарфор, картины в золотых рамах и устраивал рекламные приемы в особняке, приобретенном за гроши у какой-нибудь бывшей дворцовой кастелянши или швеи» (1, с. 201), а ведь Толстой «не отпускал Катаева от себя» (2, с. 87).

А.Луначарский, Андрей Белый, В.Брюсов, Н.Крупская, художники Л.Пастернак (отец Бориса Пастернака) и А.Родченко, Максим Горький, В.И.Ленин, Иван Бунин, Вс. Мейерхольд, Демьян Бедный, Мстислав Добужинский, Вениамин Каверин, Лев Лунц упоминаются в романе Катаева без всяких «прозвищ», под своими фамилиями.

Юрий Карлович Олеша («ключик») и Валентин Петрович Катаев подружились в юности в Одессе, но уже в 1955 г. Олеша писал своей матери, что они с Катаевым поссорились «лет семь

63

тому назад, и с тех пор мы так и не сошлись» (2, с. 22). Ю.К.Олеша умер в 1960 г., а в 1962 г. на вечере его памяти Катаев не выступил, хотя в 1983 г. он назвал своим самым близким другом в жизни именно Олешу.

Семен Иосифович Кесельман (Кессельман), одесский поэт, подписывал некоторые свои стихи псевдонимом «Эскесс» или «Эс-Кес». Катаев и Кесельман были членами одесского литературного кружка «Среда». Катаев впоследствии написал: «Нас в Одессе было трое "популярных" поэтов: Багрицкий, Катаев, Олеша. На этой тройке Одесса и въехала в Москву» (2, с. 27).

Эдуард Григорьевич Багрицкий (настоящая фамилия Дзю-бин) являлся одним из ближайших друзей Катаева одесского периода. Он назван в «Венце» «птицеловом» в соответствии с самоназванием в автобиографической поэме Багрицкого «Февраль» (1933-1934): «Как я <...> стал птицеловом - я сам не знаю». Одна из главок мемуаров о Багрицком К.Г.Паустовского также носит название «Птицелов» (2, с. 31).

Прозвище Осипа Эмильевича Мандельштама «щелкунчик» было использовано Катаевым еще в 1967 г. в «Траве забвения». Он описал встречу Мандельштама и Маяковского в гастрономическом магазине в Москве, причем Мандельштам «был в этот миг деревянным щелкунчиком с большим закрытым ртом, готовым раскрыться как бы на шарнирах и раздавить Маяковского, как орех» (1, с. 470).

Евгений Петрович Катаев, соавтор И.Ильфа как Е.Петров («Двенадцать стульев», «Золотой теленок»), был любимым братом Валентина Петровича. 2 июля 1942 г. Евгений Петрович погиб, возвращаясь из осажденного Севастополя. Жена Валентина Катаева Эстер Катаева вспоминала, что когда муж откуда-нибудь приезжал, первое, что он делал, «это звонил Женьке» (2, с. 40). Е.П.Катаев (Е.Петров) фигурирует в мемуарном романе «Алмазный мой венец» как «маленький мой брат, братик».

Сергей Есенин назван «королевичем». Катаев пишет: «. я мог бы назвать моего нового знакомого как угодно: инок, мизгирь, лель, царевич. Но почему-то мне казалось, что ему больше всего, несмотря на парижскую шляпу и лайковые перчатки, подходит слово "королевич"... Может быть, даже королевич Елисей» (1, с. 48-49).

Борис Пастернак выведен в «Венце» под кличкой «мулат» из-за его скуластого, темногубого лица. В молодости Катаев при-64

ятельствовал с Пастернаком, но после опубликования за границей «Доктора Живаго» Катаев повел себя так, что поэт был вынужден резко порвать с ним отношения. В 1958 г. Пастернак в письме к Альберу Камю назвал Катаева «бесчестным» человеком (2, с. 56).

Велимир Хлебников (настоящее имя Виктор Владимирович) выступает в романе под псевдонимом «будетлянин», который связан с тем, что сам Хлебников называл себя не иностранным словом «футурист», а русской калькой «будетлянин». Долгое время считалось, что Катаев не был знаком с Хлебниковым, который умер в 1922 г. Однако в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) в альбоме, составленном Алексеем Крученых, под фотографией Хлебникова имеется следующая запись: «Встречался с Хлебниковым в <1>922 году в Москве. Гениальный человек. И еще более гениальный поэт-речетвор. Валкатаев» (2, с. 8). Сам же Крученых получил у Катаева кличку «вьюн» и назван абсолютно непонятным русским футуристом, вьюном по природе, автором легендарной строчки «Дыр, бул, щир» (1, с. 40). В действительности это - «Дыр, бул, щыл», т.е. начальная строка из стихотворения Крученых, опубликованного в 1913 г. (2, с. 59).

Николай Николаевич Асеев именуется «соратником» в следующем контексте: «Бывший соратник <...> мулата <...> а ныне <...> соратник Командора» (1, с. 41)1.

Илья Ильф получил в книге Катаева название «друг». Дружба эта началась в одесском кружке «Коллектив поэтов» и продолжалась в Москве до самой смерти Ильфа, о котором Катаев написал некролог «Добрый друг» в 1937 г. в «Правде» (2, с. 65, с. 174).

Лев Исаевич Славин - «наследник» - организовал в Одессе вместе с И.Ильфом, Э.Багрицким и Ю.Олешей литературный кружок «Коллектив поэтов». Приятельские отношения со Славиным длились всю жизнь Катаева, а свое прозвище в «Венце» он получил в связи с тем, что его большой первый роман назывался «Наследник» (1930).

Поэт Василий Васильевич Казин родился в семье ремесленника, учился в литературной студии московского Пролеткульта. Катаев был с ним хорошо знаком и «сердечно любил за мягкий характер и чудные стихи» (1, с. 46). Он назван «сыном водопровод-

1 Впрочем, тут же цитируется Маяковский: «Есть у нас еще Асеев Колька» (1, с. 41).

65

чика из Немецкой слободы» по начальным строкам казинского стихотворения 1923 г. («Мой отец простой водопроводчик.»), а также в связи с тем, что он жил в Москве в одном из переулков Немецкой слободы (2, с. 70).

О «синеглазом», т.е. Михаиле Афанасьевиче Булгакове, Катаев пишет в своем романе неоднократно. Катаев и Булгаков долгое время были близкими приятелями, называли друг друга уменьшительными именами — Мишунчик и Валюн. Однако, как пишет М.О.Чудакова, в тридцатые годы они все более отдалялись друг от друга. По воспоминаниям третьей жены Булгакова Елены Сергеевны, Михаил Афанасьевич «считал Катаева талантливым писателем, давшим неверное употребление своему таланту и в значительной степени растратившим его» (2, с. 90).

М.Котова и О.Лекманов предполагают, что Владимир Иванович Нарбут был назван Катаевым «колченогим» вслед за О.Мандельштамом, который в «Египетской марке» назвал Нарбута «колченогим ротмистром» (2, с. 146). В.Нарбут прибыл в Одессу в 1920 г. и работал директором ЮГРОСТА до 1921 г., а в 1922 г. переехал в Москву. В 1936 г. Нарбут был по доносу арестован, а 14 апреля 1938 г. расстрелян (2, с. 152).

«Альпинист/деревянный солдатик» — это прозвище Николая Семеновича Тихонова. «Альпнистом» он назван по той причине, что постоянно ездил на Кавказ, «лазил по горам и переводил грузинских поэтов» (1, с. 179). «Деревянный солдатик» — это напоминание о том, что Тихонов в написанной от третьего лица автобиографии вспоминал о своем детстве, когда он собирал деревянных солдатиков (2, с. 217).

Павел Григорьевич Антокольский — «арлекин» — свою трудовую деятельность начал в качестве актера Вахтанговской студии в 1915 г., а затем работал в театре режиссером. «Арлекин — маленький, вдохновенный, весь набитый романтическими стихотворными реминисценциями», — пишет о нем Катаев (1, с. 182).

«Штабс-капитан» Михаил Михайлович Зощенко участвовал в Первой мировой войне и дослужился до звания штабс-капитана. Так его называли и Евгений Петров, и Лев Лунц. Сам Зощенко именовал Катаева Валечкой, и несмотря на то, что на общемосковском собрании писателей, посвященном постановлению ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», Катаев сказал, что Зощенко «дегра-

66

дировал как литератор» (т.е. он стал участником травли), Зощенко простил его (2, с. 232—233)1.

Исаак Эммануилович Бабель выступает в мемуарном романе Катаева под кличкой «конармеец», поскольку тот «в качестве одного из первых советских военных корреспондентов проделал польскую кампанию вместе с Первой Конной Буденного» (1, с. 210). Свои репортажи Бабель печатал в армейской газете «Красный кавалерист», а затем опубликовал рассказы в книге под названием «Конармия» (1923—1925), за которую получил гневную отповедь самого Буденного (2, с. 252). Катаев много рассказывает о Бабеле, намекает на его трагическую судьбу: «. его детские глазки видели тень Азраила, несущего меч.» (1, с. 215). В 1939 г. Исаак Бабель был незаконно репрессирован и под нажимом следствия дал показания, что входил в троцкистскую террористическую группу (2, с. 262).

М.Котова и О.Лекманов, разгадав большинство шифров и загадок романа «Алмазный мой венец», вынуждены были признать, что под пышным катаевским словотворчеством находится смысл «короткий и бедный». Это характеристика была когда-то дана Владиславом Ходасевичем стихам самого Бориса Пастернака: «. короткий и бедный смысл не вознаграждает нас за ненужную возню с расшифрованием» (цит. по: 2, с. 5). И все же процесс «расшифрования» катаевских загадок, намеков и шуток не показался М.Котовой и О.Лекманову утомительным и ненужным. Ведь, объясняя «темные» эпизоды романа, они тщательно воссоздают историю советской литературы 1920—1930-х годов. Их работу можно считать введением в советскую литературу этих лет.

Список литературы

1. Катаев В. Алмазный мой венец. Святой колодец. Трава забвенья. Повести. — М., 1981. — 526 с.

2. Котова М.А., Лекманов О.А. В лабиринтах романа-загадки: Коммент. к роману В.П.Катаева «Алмазный мой венец». — М., 2004. — 286 с.

1 Однако все же фамилии штабс-капитана и конармейца Катаевым однажды в «Венце» названы: «Ходила такая эпиграмма: "Под пушек гром, под звоны сабель от Зощенко родился Бабель"» (1, с. 211).

67

3. Котова М., Лекманов О. Плешивый щеголь (из комментария к памфлетному мемуарному роману В.Катаева «Алмазный мой венец») // Вопр. лит. - М., 2004. - № 2. - С. 68-90.

4. Лекманов Олег, Рейкина Мария, при участии Леонида Видгофа. Валентин Катаев «Алмазный мой венец». Комментарий // Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/document/528893.html.

И.Л.Галинская

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.