CC BY
235
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 32 (213). Филология. Искусствоведение. Вып. 48. С. 97-104.
А. В. Нагорная
СХЕМА И ОБРАЗ ТЕЛА КАК РЕЛЕВАНТНЫЕ ОБЪЕКТЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ОПИСАНИЯ
В данной статье рассматриваются схема и образ тела как понятия, составляющие основу методологического инструментария при анализе проблем человеческой телесности. Анализируется генезис соответствующих терминов и особенности их употребления в гуманитарных науках. Основная задача статьи заключается в определении степени релевантности этих понятий для лингвистического описания телесных феноменов.
Ключевые слова: тело, телесность, лексико-семантическая область, вербализация, сома-тикон, корпореальная семантика, наивная анатомия, схема тела, образ тела.
Общие интегративные тенденции в развитии современных гуманитарных наук привели к появлению ряда проблемных областей, имеющих ярко выраженный междисциплинарный характер. Одной из наиболее заметных и значимых из них является проблема человеческой телесности, которая все более активно обсуждается философами, антропологами, психологами, нейрологами, медиками, лингвистами и представителями множества других наук. Такое взаимодействие, безусловно, способствует более глубокому проникновению в суть изучаемого явления, но одновременно с этим создает множество проблем процедурного характера. Даже самое поверхностное знакомство с литературой по проблеме позволяет выявить серьезные терминологические разногласия при описании телесных феноменов. Такая рассогласованность мешает конструктивному междисциплинарному диалогу и создает серьезные препятствия на пути решения многих теоретических и практических задач.
Как известно, «лингвистическая апроприация» телесной проблематики началась в 90-х годах ХХ века. Лингвисты с энтузиазмом взялись за освоение этой предметной области, зачастую не утруждая себя знакомством со сложившимися в других дисциплинах традициями употребления тех или иных терминов. Более того, им удалось элегантно отстраниться от обсуждения общих методологических проблем посредством создания собственной корпоративной терминологии. Так, например, за скобки лингвистического анализа выносится вопрос о взаимоотношении тела и телесности. В лингвистических работах, как правило, говорят не о «телесном», а о «соматическом»1 или «корпореальном»2. При этом
не учитывается ставшее аксиоматичным в философии положение о множественности способов бытия человеческого тела: тело органическое, феноменальное, аффективное, социальное, культурное и т. д. Игнорируя вопрос о фокусе рассмотрения телесности, лингвистика тем самым укрупняет объект исследования, предлагая некий универсальный способ описания и интерпретации телесных феноменов. Однако не следует забывать о том, что лингвистический дискурс является инструментом объективации и выхватывает лишь какую-то грань человеческой телесности, зачатую лишая ее «внутренней энергии жизни»3. Полноценное лингвистическое исследование должно строиться на конкретной философской платформе и с четким пониманием того, о какой именно ипостаси телесности идет речь: рассматриваем ли мы тело преимущественно как анатомический объект или как семиотический ресурс.
В связи с этим своевременным и целесообразным представляется обращение к вопросу
об отношении «схемы тела» к «образу тела». Наша задача заключается в определении степени релевантности того или иного понятия для лингвистического описания телесных феноменов.
Обратимся к вопросу о происхождении данных терминов. Оба они имеют практически вековую традицию употребления в философии и нейрологии.
Историческое первенство в изучении схемы и образа тела принадлежит нейрологам. В ходе многочисленных наблюдений было установлено, что поражение мозга, в особенности его теменных долей, способно изменять восприятие человеком собственного тела. Пациенты демонстрировали такие край-
ние симптомы, как неспособность узнавать части собственного тела и приписывание правой и левой частей тела разным индивидуумам. Еще более интересные результаты были получены при наблюдении за пациентами, страдающими невротическими и шизоти-пическими расстройствами, у которых часто возникали нетипичные ощущения, связанные с телом. Описаны такие симптомы, как чувство отстранения от собственного тела (деперсонализация), невозможность определения его внешних границ, утрата ощущения половой принадлежности4.
Накопленный эмпирический материал требовал теоретического обоснования и описания. В качестве теоретической базы для дальнейших исследований была предложена концепция схемы тела (body scheme). Первое появление данного термина датируется 1911 годом, и терминологическое авторство, по мнению большинства исследователей, принадлежит Г. Хэду и Г. Холмсу. Г. Хэд высказал предположение, что формирование схемы тела является важнейшим этапом жизни индивида и условием его полноценного функционирования. Он выдвинул теорию, согласно которой каждый человек создает некую модель собственного тела. Эта модель составляет эталон, относительно которого интерпретируются все телесные движения и позы5.
В начале 20-х годов XX столетия психолог П. Шилдер начинает серию исследований, результаты которых были обобщены в монографии «Образ и внешний вид человеческого тела» (“The Image and Appearance of the Human Body”), вышедшей в Нью-Йорке в 1935 году. И в названии, и в тексте работы употребляется терминологическое сочетание ‘образ тела’ (body image). Работая в психоаналитической парадигме, Шилдер предположил, что образ тела складывается в результате взаимодействия с другими людьми и настолько зависит от этого взаимодействия, что если оно осуществляется неверно, образ тела будет сформирован неадекватно. Шилдер продемонстрировал влияние разнообразных факторов на формирование образа тела, проанализировав телесный опыт в ситуациях пробуждения, засыпания, принятия необычных поз, приема наркотических средств и т. д.6 Образ тела рассматривался как важнейшее связующее звено между индивидуальной психикой и окружающим миром, находящимся за
пределами индивидуального телесного пространства'.
На протяжении длительного времени эти термины употреблялись недифференцированно и рассматривались как синонимичные. Весьма симптоматично в этой связи утверждение, содержащееся в коллективной монографии «Социальные аспекты человеческого тела» (Social Aspects of the Human Body): «“Образ тела” можно рассматривать как синоним к терминам “концепция тела” и “схема тела” (‘Body image’ can be considered synonymous with such terms as ‘body concept’ and ‘body scheme’»8). Выбор того или иного термина был вопросом индивидуальных авторских предпочтений.
Тем не менее начиная с 1970-х годов можно проследить тенденцию к дифференциации данных понятий.
Ученые (сознательно или неосознанно) тяготели к употреблению термина ‘схема тела’, когда речь шла, прежде всего, об «анатомической компетенции» индивида: человек должен иметь представление о частях и органах своего тела и их функциональной специализации. Схема тела, по наблюдениям разных исследователей, формируется в период от 39 до 910 лет и обнаруживает некоторую гендерную асимметрию (у девочек она формируется раньше и полнее, чем у мальчиков). Интересно отметить, что, по наблюдениям психологов, первичная схема собственного тела ребенка включает в себя как необходимый компонент тело взрослого, матери11.
Следует особо подчеркнуть, что формирование схемы тела никоим образом не связано с получением научных знаний анатомического характера. В основе этого процесса лежит синтез телесного опыта, получаемого в разнообразных жизненных ситуациях: переживании телесных ощущений, движении, взаимодействии с другими телами, визуальном и тактильном исследовании собственного тела и т. д. Значительная часть этого процесса «осознания телесного пространства»12 осуществляется на бессознательном уровне. Как справедливо замечает В. Л. Круткин, «синтез собственного тела - не дело интеллектуальных усилий»13. Подобный телесный опыт лишь частично представлен в вербализованном виде и оформлен в терминах «наивной анатомии».
Процесс создания схемы тела сравнивается некоторыми исследователями с картирова-
нием местности14. Метафора карты оказывается удобным эпистемологическим приемом, поскольку позволяет описать весь процесс как постепенное заполнение белых пятен в некоторой изначально обозримой области. Тем не менее не следует недооценивать сложность этого процесса. Тело - это пересеченная местность. Оно состоит из множества частей неправильной формы, существует в трехмерном пространстве как единство внешнего и внутреннего устройства, недоступно панорамному зрительному восприятию и в каждый момент времени открывается наблюдателю лишь частично. С. Фишер проводит образную аналогию между процессом создания схемы тела и попытками исследователя-географа нарисовать полную карту доселе неизвестной ему местности. Осмысление собственного тела во многих отношениях оказывается гораздо более сложной задачей. Исследователь, по крайней мере, обладает знанием некоторых специальных технических приемов, в то время как приемы «картирования тела» в нашей культуре не эксплицируются и не изучаются. Ребенка усердно вооружают знанием слов, цифр, способов взаимодействия с другими людьми, но он остается в неведении относительно того, как понимать процессы, происходящие в его собственном теле. Кроме инструкций и наставлений, касающихся приема пищи, контроля над естественными отправлениями, поведения во время болезни и правил гигиены, он не получает практически никакой другой информации о событиях, происходящих в мире его тела15.
Объективная структурная сложность тела и отсутствие соответствующего обучения сами по себе создают серьезные препятствия для его осмысления. Но ситуация усугубляется тем, что различные его части и органы неравнозначны с психологической точки зрения и обнаруживают тенденцию к созданию сложных иерархических систем. Безусловно, в обществах западного типа первое место в аксиологической иерархии частей тела занимает голова. Венчающая тело, никогда полностью не прикрываемая одеждой и доступная взору окружающих, голова к тому же выполняет важнейшие функции, будучи «вместилищем для развитого мозга, органа речи и чувств», что «придает ей особый статус в теле, как бы “над” ним»16.
Голова высоко ценится и как то место, где расположено лицо. Лицо - это не только пе-
редняя часть головы, но и воплощение нашей идентичности, носитель и выразитель нашего Я, основной критерий привлекательности и та область тела, которая наибольшим образом приспособлена для выражения эмоций. Лицо в известном смысле оказывается «противопоставленным всему телу»17. Аналогичным образом любая другая часть нашего тела получает определенную психологическую интерпретацию, что оказывает огромное влияние на процесс ее идентификации и концеп-туализации18.
Существуют и «телесные изгои» - те области тела, существование и функционирование которых противоречит нашим представлениям о прекрасном и морально приемлемом. Их активное исследование и сопутствующая вербализация не поощряются, и с самого раннего возраста человеку внушается мысль, что не все части его тела одинаково респектабельны. Весьма иллюстративна в этой связи английская лексема ‘the unmentionables' (дословно ‘то, о чем не упоминают’), служащая для собирательного обозначения гениталий. Негативное отношение к отдельным частям тела и телесным проявлениям поддерживается большинством принятых на Западе религий и систем воспитания.
Таким образом, фокус внимания оказывается распределен весьма неравномерно, и процесс вербализации телесного ландшафта обнаруживает избирательность: одни части тела обозначаются в языке с большей степенью эксплицитности, чем другие. Создание схемы тела превращается в сложный, многоступенчатый процесс, лишь частично контролируемый сознанием и испытывающий влияние со стороны окружения. «Тело, как и любой другой объект, должно постепенно оформиться, выделиться из опредмечиваемого мира наряду с другими объектами, стать одним из множества объектов мира, но при этом занять среди них центральное, привиле-
19
гированное положение»19.
Схема тела играет исключительно важную роль в жизни индивида. Она является условием успешной самоидентификации и средством интерпретации перцептивных образов,
поступающих как из внешней, так и из вну-
20
тренней среды организма20.
Термином ‘образ тела’ описывается гораздо более сложное и многоаспектное явление. Сама логика языка заставляет нас противопоставлять «схему» как нечто конкретное, опре-
деленное и в известной степени упрощенное в сравнении с «образом», который носит более абстрактный и многоплановый характер. Схема всегда утилитарна, в то время как образ не функционален и не обладает орудийностью. Схема привязана к материальному миру, образ же отсылает нас в сферу субъективного. В то время как «схема тела» относится скорее к телесной географии, «образ тела» вписывает индивида в широкое социокультурное поле, где разворачиваются «социальные и дискурсивные коды»21. «Схема» коррелятивна с собственно анатомическим телом, «образ» же соотносится с более широким понятием телесности. По словам В. Н. Никитина, «...в образе тела интегрированы представления о теле как плоти и о теле как телесности»22.
Несмотря на очевидные различия в объеме и содержании понятий ‘схема’ и ‘образ’ тела и их далеко не синонимичное употребление в специальной литературе, четкое терминологическое разделение началось лишь в середине 90-х годов прошлого века. Весьма убедительно различие между ними было продемонстрировано В. А. Подорогой. Он противопоставил схему и образ тела по целому ряду признаков.
Схема едина для всех людей, поскольку она коррелирует с физическими параметрами мира. Образ тела сугубо индивидуален, образы «уникальны, единственны и удерживаются в индивидуальных историях жизни, воспоминаниях»23.
Схема и образ тела противопоставлены по признаку «стабильность - динамичность». Схема тела, как пишет В. А. Подорога, обладает «четкими пространственными характеристиками, неизменными и повторяемыми, она трехмерна, имеет внутреннее и внешнее, набор конечных движений, гибкости, плотности, она иерархизована по различным анатомическим и физиологическим функциям»24. Образ тела изменчив. Он «не реферируется к реальности телесной схемы» и противопоставляется ей. В образе тела «границы реального присутствия нашего тела в мире начинают смещаться. Образ тела трансгрессивен по отношению к тому телу, которым мы реально наделены», он «гипердинамичен и не соотносим с реальностью, ибо совмещает в себе некие неясные и “неточные” переживания наличного телесного опыта»24. Некоторые исследователи считают адекватной визуальной репрезентацией образа тела полотна
сюрреалистов, «наполненные плавающими и растекающимися образами-символами в виде некоторых реальных предметов и гипертрофированно выделенных органов и частей человеческого тела, причем границы этого видения исчезают за горизонтом увиденного сейчас на этой картине»25.
Субъективный характер образа тела проявляется, прежде всего, в том, что в нем присутствуют элементы, не соотносящиеся с его органическим субстратом. Пространство человеческого тела становится вместилищем своеобразных квазиорганов, более или менее четко локализованных. Важнейшим из таких «неорганических органов» в рамках европейской культуры является душа. Душа как квазиорган способна испытывать ощущения (душа болит, душа ноет), претерпевать органические метаморфозы (вся душа сгнила), метонимически представлять всего человека (в доме ни души). К квазиорганам можно отнести и разум, который отнюдь не идентичен мозгу (вспомним в этой связи общеизвестное противопоставление ‘mind’ и ‘brain’ в английском языке). Несмотря на это, в массовом сознании есть достаточно четкие представления о локализации данных органов (душа находится в груди, обычно в районе солнечного сплетения, а разум - в голове), осознается их неорганический, метафизический характер. Им приписываются сверхъестественные качества и свойства. Эти квазиорганы обладают определенной степенью автономии. Они способны перемещаться в телесном пространстве (душа ушла в пятки, my mind was drifting) и покидать свое вместилище (душа отлетает от тела во сне и после смерти, разум покидает человека).
Несмотря на то, что образ тела формируется индивидуально, он, несомненно, социально и культурно детерминирован. Трудно не согласиться с В. Н. Никитиным в том, что он формируется под влиянием культурных стереотипов и предрассудков26. Одним из подтверждений этого постулата служит наличие определенных эстетических эталонов тела в каждой конкретной культуре в определенную историческую эпоху. Антропологами установлено, что в культуре, которая придает чрезмерное значение мыслительным процессам и личностной самоидентификации, т. е. тому, что традиционно связывается с головой, «правильным положением тела считается узкий, втянутый живот и широкая грудь»27.
Приведенное описание полностью соответствует современному западному телесному канону. В культурах Востока важная роль отводится животу как «вместилищу» жизни, и там, соответственно, не возбраняется иметь более округлые формы.
Индивидуальный образ тела строится с учетом соответствия или несоответствия общепринятому эталону. В результате собственное тело может стать для человека источником радости и предметом гордости, а может и вселить в него чувство неудовлетворенности и стыда. Аксиологический компонент, с нашей точки зрения, является неотъемлемой частью образа тела, в то время как в схеме тела оценки типа «хороший - плохой», «красивый - некрасивый» нерелевантны. Невозможно иметь плохие отпечатки пальцев или некрасивый желудок, но можно крайне отрицательно оценивать размеры и внешний вид отдельных частей тела.
Влияние культуры на конструирование образа тела сказывается и в том, что необычные способности человека часто связываются с его анатомическими особенностями. В монографии Я. В. Чеснова приводятся интересные этнографические данные: «...у абхазов считается, что у сухопарого человека нет селезенки и поэтому он быстро бегает; у чеченцев считается, что быстро бегающий человек не имеет коленной чашечки, зато полностью здоровый человек у последних, считается, имеет два сердца»28. К сожалению, автор не поясняет, осознают ли представители этих этносов метафоричность подобных образов или они действительно допускают возможность соматической вариативности. По-видимому, правомерно говорить лишь о сознательно конструируемых метафорах, ведь и у носителей других культурных традиций есть номинации, построенные по тому же принципу: у русского человека, обладающего большим терпением и эмоциональной устойчивостью, «стальные нервы», у человека, способного громко кричать, «луженое горло», у бесчувственного индивидуума «толстая кожа»; в английском языке для обозначения неумелого человека используется фразеологизм ‘to be all thumbs’, для «склонного к перемене мест» -‘to have itchy feet’, а для сладкоежки - ‘to have a sweet tooth’. Такие примеры многочисленны и общеизвестны. Они помогают вскрыть богатый метафорический потенциал соматиз-мов и являются подтверждением тому, что
«тело - это непрерывно функционирующий
29
семиотический ресурс»29.
Семиотический ресурс тела раскрывается и при концептуализации предметов и явлений окружающего мира. Проецируясь вовне, образ тела организует окружающее человека пространство, выстраивая его «по образу и подобию» самого человека. В этом смысле правомерно говорить не только о «сомато-логической карте человека»30, но и о «сома-тологической карте мира». Тело, как писал М. Мерло-Понти, является «мерой всего»31. Тело - «эталон, мерило, стандарт в различных видах деятельности»32. Предметам и явлениям окружающего мира приписываются антропоморфные характеристики в соответствии со сформированным в данной культуре образом тела. «Рефлексия над собственным телом, его границами, строением служит источником как восприятия и описания пространства, так и универсальных метафор, давно стершихся и не воспринимаемых как троп»33. Такая спроецированная телесность позволяет нам конструировать наименования типа ‘нос корабля’, ‘ушко замка’, ‘ножка стола’, ‘the mouth of the river’, ‘the foot of the mountain', ‘the eye of the needle’, ‘the heart of the matter’ и т. д. Мы называем парки и зеленые насаждения «легкими города», железные дороги - «артериями страны», окна
- «глазами дома»; описываем алкоголизм как «раковую опухоль на теле нашего общества». Трудно не согласиться с тем, что соматический код занимает центральное положение в национальном культурном пространстве, ибо «само восприятие мира человеком соматич-
но»34.
Сформировавшийся у человека образ тела проявляется в том, как он репрезентирует себя окружающим людям. С помощью одежды, прически, макияжа и разнообразных аксессуаров он может подчеркнуть те части тела, которые считает наиболее эстетически привлекательными и скрыть то, что он воспринимает как недостатки. Многие ученые, исследующие проблемы телесности в антропологической парадигме, склонны считать одежду частью образа тела35. Их позиция может быть сформулирована следующим образом: человек не может реконструировать свое тело, но он может с помощью одежды выбрать тот фасад, который в наибольшей степени соответствует его внутреннему ощущению. «Украшая и одевая себя, - пишет С. Фишер, - мы в
некотором роде рисуем свой автопортрет. Те слои камуфляжа, которые мы на себя накладываем, призваны создать образ, ранее сформировавшийся в нашем сознании»36. Одежда выполняет и другую важнейшую функцию: она очерчивает границы тела и влияет на их восприятие. Эксперименты показывают, что женщины, страдающие шизофренией, часто отдают предпочтение одежде ярких цветов, что делает границы их тела более зримыми и тем самым психологически более ощутимыми. Восприятие одежды как принадлежности телесной сферы иллюстрируется и образным сравнением «сидит, как вторая кожа».
С. Фишер предлагает включить в образ тела и зону его ближайшего окружения, которую он называет «буферной зоной»37. Эту зону в англо-саксонской культуре обычно принято называть ‘private space’. Ее размер зависит от ситуации (сидя на пустынном берегу, вы чувствуете, что «владеете» гораздо большим пространством, чем когда вы едете в общественном транспорте), социального статуса (человек, имеющий более высокий статус, претендует на большее «личное пространство») и эмоционального состояния (в состоянии раздражения или агрессии человек увеличивает свое «личное пространство»). Эта идея, несомненно, представляет интерес в психологической перспективе, однако ее продуктивность при лингвистическом описании проблем человеческой телесности вызывает сомнения.
Образ тела, по нашему мнению, включает и динамические аспекты функционирования телесной реальности. Одной из его составных частей являются представления о фазах жизни (рождении, взрослении, старении и смерти), а также о физиологических процессах, происходящих в организме (болезни, беременности и родах, выделительных процессах и т. д.). Эти естественные биологические процессы часто связываются в массовом сознании с деятельностью определенных органов. Так, например, жизнь, вопреки современным научно-медицинским данным, ассоциируется исключительно с сердцем. «Перестало биться сердце» - популярнейшая фраза из некрологов, означающая смерть человека; “As long as my heart beats” - поэтический эквивалент фразы «пока я жив».
Приведенные выше примеры, будучи далеко не исчерпывающим описанием компонентов, составляющих образ тела, позво-
ляют убедиться в сложности этого явления и разнородности составляющих его частей. Создание модели образа тела предполагает выявление некоторой оси координат, относительно которых он выстраивается. Необходимо выяснить, в какой мере образ тела строится в соответствии с объективными размерами тела, в какой степени он обусловлен функциональной специализацией органов и частей тела, а в какой - индивидуальными и культурно-обусловленными символическими значениями, приписываемыми отдельным частям тела.
В связи с этим вновь возникает вопрос, можно ли противопоставить схему тела как некий его функционально-анатомический эскиз образу тела как социально и культурно детерминированным представлениям субъекта о своем теле. Иначе говоря, возможен ли образ тела без схемы тела. Ответ, очевидно, будет отрицательным. Взаимоотношения схемы и образа тела не носят характер дихотомического противопоставления. Они отражают разные стороны одного и того же явления и немыслимы в отрыве друг от друга. В то же время недопустимо и их отождествление: лингвистическое, а точнее, семантическое, описание предполагает адресацию к образу тела как носителю символических смыслов, в то время как исследование схемы тела - это, скорее, прерогатива нейрологов и психиатров.
Некоторый дисбаланс в сложившиеся представления о взаимоотношениях между схемой и образом тела внесли исследования Ш. Галлахера.
Ш. Галахер задается вопросом о том, каким образом человек репрезентирует собственное тело. Он отмечает, что тело может быть рассмотрено с разных позиций, и репрезентация тела может производиться с семантической, эмоциональной, пространственной, моторной, тактильной, визуальной, проприоцептивной и других точек зрения. Тело, таким образом, может быть описано как система множества оппозиций: сознательное / бессознательное, динамическое / статическое, врожденное / приобретенное и т. д. Подобное разнообразие возможных подходов, как отмечает Галлахер, привело к определенным разногласиям при описании феноменов телесной реальности. Для того чтобы упорядочить такие описания, Галлахер предлагает ввести два термина, обозначающих принципиально разные явления:
‘body schema’ и ‘body image’. Второй термин точно соответствует использовавшемуся ранее понятию ‘образ тела’. Галлахер определяет его следующим образом: «Образ тела состоит из систем ощущений, отношений и мнений, связанных с собственным телом»38. Термином ‘body schema’ он обозначает «систему сенсорно-моторных функций, которые осуществляются неосознанно и не нуждаются в контроле со стороны органов чувств»38. Совершенно очевидно, что Галлахер говорит здесь о явлении, которое не было ранее предметом научной рефлексии, и формальное сходство терминологии (scheme и schema) не должно ввести нас в заблуждение. Исследователь пишет о некоторой структуре, которая лишена интенциональности и недоступна непосредственному наблюдению. Это совокупность «досознательных, субличностных процессов, которые играют динамическую роль в управлении положением тела и движением»39. Учитывая дорефлексивный и принципиально невербализуемый характер этой структуры и одновременно ее первичность для получения и интерпретации телесного опыта, мы предлагаем обозначить ее термином ‘протосхема тела’.
Приводя многочисленные эмпирические данные из области неврологии, Галлахер показывает, что существование протосхемы тела становится очевидным лишь в случае ее «поломки» в результате поражения отделов мозга, отвечающих за сенсорные и моторные функции. Для иллюстрации этого положения приводятся интересные примеры из клинической практики: пациенты, которые не получают тактильной или проприоцептивной информации ниже уровня шеи, оказываются не состоянии совершать движения, если они не наблюдают за тем, что они делают. Это значит, что у них утрачена протосхема тела и происходит ее замещение рефлексивным образом тела.
Разумеется, протосхема тела нерелевантна для лингвистического описания. Однако сам факт ее существования лишний раз заставляет нас обратить внимание на чрезвычайную сложность, многоаспектность телесных феноменов. Их исчерпывающее описание посредством некоторого конечного количества четко определенных и противопоставленных друг другу дескрипторов - это, скорее, научная утопия. Тело, как писал М. Мерло-Понти,
- это «синэргетическая система, все функции
которой взаимосвязаны и воспроизводятся в общем движении от бытия к миру40.
Примечания
1 См., например: Романов, А. А. Соматикон : аспекты невербальной семиотики / А. А. Романов, Ю. А. Сорокин. М., 2004.
2 См.: Залевская, А. А. Телесность / корпоре-альность и значение слова // Языковое бытие человека и этноса. Барнаул, 2004. С. 57-64.
3 Подорога, В. А. Феноменология тела. М., 1995.С. 21.
4 См.: Gallagher, S. How the Body Shapes the Mind. Oxford, 2005.
5 См.: Fisher, S. Body Consciousness. L., 1973.
6 См.: Shilder, P. The Image and Appearance of the Human Body. L., 1935.
7 См.: Fisher, S. Body image // Social Aspects of the Human Body. Penguin Books, 1978. P. 115-121; Torsten, H. The Human Body as Symbol. Denmark, 1989.
8 Social Aspects of the Human Body. Penguin Books, 1978. P. 116.
9 Газарова, Е. Э. Психология телесности. М., 2002.
10 См.: Психология ощущений и восприятия. М., 2009.
11 Круткин, В. Л. Онтология человеческой телесности (философские очерки). Ижевск, 1993. C. 152; Fisher, S. Body Consciousness. P. 118.
12 Мерло-Понти, М. Феноменология восприятия. СПб., 1999.
13 Круткин, В. Л. Онтология человеческой телесности. С. 95.
14 О картировании телесного ландшафта пишут Лакан и Фишер.
15 Fisher, S. Body Consciousness.
16 Газарова, Е. Э. Психология телесности. С. 16.
17 Sontag, S. AIDS and its Metaphors. N.-Y., 1988. P. 40.
18 См.: Fisher, S. Body Consciousness.
19 Психосемиотика телесности. М., 2009. С. 120.
20 См., например: Тхостов, А. Ш. Психология телесности. М., 2002.
21 Никитин, В. Н. Онтология телесности : (Смыслы, парадоксы, абсурд). М., 2006. С. 83.
22 Там же. С. 90.
23 Подорога, В. А. Феноменология тела. С. 26.
24 Там же. С. 25.
25 Тело человека : междисциплинарные исследования. М., 1991. С. 8.
26 Никитин, В. Н. Онтология телесности. С. 91.
27 Лоуэн, А. Депрессия и тело. М., 2002. С. 49.
28 Чеснов, Я. В. Телесность человека : философско-антропологическое понимание. М., 2007. С. 157.
29 Discourse, The Body and Identity. N.-Y., 2003. P. 9.
30 См.: Романов, А. А. Соматикон...
31 Мерло-Понти, М. Феноменология восприятия.
32 Быховская, И. М. Homo Somatikos : аксиология человеческого тела. М., 2000. С. 113.
33 Гудков, Д. Б. Телесный код русской культуры : материалы к словарю / Д. Б. Гудков, М. Л. Ковшова. М., 2007. С. 72.
34 Там же. С. 76.
35 Fisher, S. Body Consciousness.
36 Ibid. P. 85-86.
37 Ibid. P. 123.
38 Gallagher, S. How the Body Shapes the Mind. Oxford, 2005. P. 24.
39 Ibid. P. 26.
40 Мерло-Понти, М. Феноменология восприятия. С. 301.
