CC BY
151ШАНС ИЗ БУДУЩЕГО: ПСИХОЛОГИЯ КРИЗИСОВ
Ключевые слова: кризис, кризис развития, возрастной кризис, ребенок, взрослый.
Аннотация: Раскрывается своеобразие протекания психологических кризисов в современном обществе, в котором особую остроту приобретает вопрос: где граница между изменением себя в изменяющемся мире и изменой себе, потерей идентичности? Особое внимание уделяется кризисам развития. Обсуждается социокультурная, возрастная и гендерная специфика кризисов. Показывается, что в современном мире понятие «кризис среднего возраста» утрачивает свой смысл.
Природа психологического кризиса. Среди психологических кризисов наиболее изучены кризисы развития, а среди кризисов развития - возрастные кризисы. Обратимся к ним для того, чтобы рассмотреть особенности психологического кризиса, что называется, в первом приближении. Возрастные кризисы сопровождают переход человека от одного возрастного периода к другому. Это тот момент, когда мы как бы стоим на двух ступеньках сразу. Поэтому мы сегодня, как вольтова дуга, испытываем на себе все напряжение конфликта
- между старым и новым, вчерашним и завтрашним.
Обратимся к младенческому возрасту, как его характеризуют замечательный психолог М.И. Лисина и ее последователи [4]. Там отчетливо прослеживается маленькая «революция» в психологии ребенка, которая разворачивается на отрезке нескольких месяцев первого года жизни малыша. Примерно до начала второй половины первого года младенцу достаточно, чтобы взрослые просто проявляли по отношению к нему бескорыстные чувства любви, нежности, сопереживания и др. Поглаживания, ласковый разговор вызывают яркие эмоциональные ответы у детей (улыбка, своеобразные вокализации, потягивание ручек и всего тела к взрослому и т.п.). Но вот Рубикон пройден. Во второй половине младенчества подобное общение постепенно принимает форму «делового сотрудничества», связанного с решением простейших задачек, - вместе поиграть погремушкой, подтолкнуть взрослому партнеру мячик и т.п. Младенец начинает чувствовать потребность в оценке своего участия в «общем деле». Разумеется, в оценке положительной, но именно - за дело. Годовалый ребенок может сопротивляться, если его долго гладить по головке «просто так». Ему мало, чтобы его любили только за «красивые глазки», он нуждается в заслуженной похвале. И с каждым годом для того, чтобы заслужить эту похвалу, ему придется затрачивать все большие усилия - в этом он убедится позднее.
Разумеется, у него сохраняется потребность в «бескорыстных» чувствах со стороны близких взрослых, но «бескорыстные» чувства - это всегда аванс, ничего не говорящий о реальных достижениях получателя. Конечно, у родителей всегда есть надежда, что ребенок этот аванс отработает, но он-то об этом не подозревает. Чтобы выдать кредит, банк изучает кредитную историю клиента, а тут никакой истории еще нет. Сложноорганизованный ко-
мочек протоплазмы дал лишь себе труд родиться в этом мире, и мир - в лице родителей, бабушек и дедушек - сразу начинает вращаться вокруг него. Потребность в оценке М.И. Лисина считала главным достижением младенческого возраста. И не случайно: эта потребность выражает стремление младенца «самоутвердиться», подчеркнуть свою значимость в глазах взрослого. Это, если хотите, «первый крик» человеческого Я. Бессознательная пока заявка на признание именно моей индивидуальности, моей уникальности, моей самобытности, которую я не могу проявить никак иначе, кроме как что-то делая. «По плодам их узнаете...». И ребенок желает, чтобы его «узнали по плодам», то есть по взрослым меркам. Иными словами, в своем «самоутверждении» он пытается идентифицироваться с близким взрослым, встать вровень с ним, полноправно, по-взрослому зажить с ним активной общей жизнью, перестав быть лишь объектом ухода и опеки. А тем самым - сделать первый шаг в перспективу собственного взросления, шаг «в завтра».
Но младенец еще очень много не умеет, а открывшаяся перспектива манит, ох, как манит! Обращу внимание еще на один важный момент. Младенец и взрослый (мама) живут как единое духовное существо, психологический организм и после того, как пуповина оборвана. Поэтому все возможности и достижения мамы ребенок склонен приписывать себе. Мама устраивает ему ознакомительные экскурсии по дому на руках, а ему кажется, что это он сам ходит. На высоком шкафу стоит забавная безделушка, малыш тянется к ней. Мама приподнимает его, и он достает вещицу собственными ручками, вновь убеждаясь в своих «безграничных возможностях». Но один в кроватке или манеже, младенец вновь оказывается наедине с собственной беспомощностью, по крайней мере, переживает невозможность сделать очень многое самостоятельно. Это противоречие и влечет за собой возрастной кризис.
В обыденном сознании понятие «кризис» обычно ассоциируется с тупиком, безысходностью. Однако в переводе с греческого «кризис» означает решение, поворотный пункт, исход, то есть нечто прямо противоположное. Мы уже видели, что путем кризиса ребенок обретает перспективу своего развития. Отмечая негативные проявления возрастных кризисов, большинство психологов считают, что это - оборотная сторона позитивного скачка в развитии, который не может происходить безболезненно. Э. Эриксон [8] писал, что у каждого возраста есть своя задача и разрешается она именно в форме кризиса. Таким образом, кризис - это не ситуация, когда уже все возможности исчерпаны, это ситуация, когда человек подошел к черте, за которой открываются новые, значительно более широкие и богатые возможности (однако прежние не позволяют преодолеть этой черты). У японских писателей есть прекрасный обычай: на пике славы они берут новое имя и начинают писать по-новому. На пике славы, а не тогда, когда уже исписался... Идея реинкарнации, мифологический образ птицы Феникс, обряды инициации (ритуал перехода в новую возрастную когорту) в первобытных обществах - все это примеры из того же ряда.
Своевременно не прожитый и не пережитый кризис является тревожным, с психологической точки зрения, симптомом. Известны случаи детского госпитализма, дефицита общения (например, при длительном больничном режиме, в условиях Дома ребенка и др.). У таких детей нет опыта сотрудничества со взрослым, опыта получения оценки своих достижений в этом сотрудничестве. Только уход и опека. Нет, соответственно, и кризиса. Дети как бы застревают в первой половине младенчества. Таких детей исследовала С.В. Корницкая (цит. по [4]) , которая описывает двух девочек, уже перешедших годовалый рубеж. Девочки не способны к элементарным совместным действиям со взрослым, им предлагают поиграть, а они просятся на руки, льнут, прижимаются к нему. Налицо явная задержка психического развития.
Негативная сторона кризиса заслуживает отдельного разговора. «Мама, включи мне мультик!», - просит ребенок. «Нет, уже поздно, пора спать», - возражает мама. Просьбы повторяются, переходят в крики и слезы, и в итоге мама уступает. «Ну, иди, смотри свой
мультик!» - «Не пойду!» - «Ну, тогда иди спать» - «Не хочу!» - «Может, я тебе книжку почитаю?» - «Не надо!». Не правда ли, знакомая ситуация? Типичная иллюстрация негативных проявлений возрастного кризиса, в числе которых - упрямство, неуправляемость (в том числе, неумение взять себя в руки), капризность, конфликтность. Но, между прочим, именно эти негативные проявления привлекли внимание психологов к феномену кризиса и помогли выделить его. Последующие поиски привели к открытию, что кризисы не то только резко разграничивают стабильные (или литические) возрасты, но и обеспечивают преемственность между ними, что, помимо собственно критической, существуют еще предкритическая и посткритическая фазы развития.
Ну а мы сами? Если бы наша жизнь представляла собой однородный и равномерный поток, то мы попросту не осознавали бы ее, как не осознаем метаморфоз эпидермиса -верхнего слоя нашей кожи, - хотя он регулярно обновляется каждые пятнадцать - тридцать дней, или роста волос, который фиксируем «по факту», взглянув на себя в зеркало. А зеркалом нашей жизни являются именно взрывы, всплески, несоответствия и несовпадения, которые мы ощущаем в ситуации кризиса. Именно они заставляют нас взглянуть на самих себя, увидеть наши проблемы и найти способы их решения; именно они позволяют осмысленно провести границу между Я-вчерашним и Я-сегодняшним, одновременно приоткрыв дверцу в сферу Я-завтрашнего. Кстати, эта способность, присущая только человеку, является важнейшим критерием личностной зрелости. Замечу, что ее развитие часто блокируется в семье, которая должна расти вместе с ребенком: когда семья семиклассника продолжает быть, условно говоря, «семьей второклассника», это может привести к критической остановке личностного роста.
Голландский психолог, профессор Свободного университета в Амстердаме Жак Кар-пей, более тридцати лет посещавший Россию (еще с тех пор, когда он служил моряком торгового флота), ценитель и почитатель русской культуры, рассказывал мне: «Знаешь, каждый раз я приезжаю в Москву, иду в парк «Сокольники» и не устаю удивляться. Там гуляют бабушки с внуками лет десяти и даже более. Они их окружают такой опекой! Завязывают шнурки на ботинках, заправляют рубашки, вытаскивают из луж. Тотальный надзор и контроль попыток делать что-то самостоятельно. Вся ответственность берется на себя. А дети воспринимают это как должное. У нас в Голландии такое было бы невозможно!».
Уже сами по себе негативные проявления кризиса имеют позитивный смысл. Ребенок критического возраста, как правило, не упрямствует, не капризничает перед сверстниками. Только в присутствии взрослого. Может быть, он понимает, что от сверстников не получит то, что может получить от взрослого? Однако мы уже убедились, что упрямство и каприз -это вовсе не способ получения желаемого любой ценой. Здесь важен сам факт противопоставления себя взрослому, факт «самоутверждения» именно перед взрослым. Самоутверждение означает утверждение в равных со взрослым правах - мы уже говорили об этом. Как отмечал выдающийся детский психолог Д.Б. Эльконин [7], противопоставляя себя взрослому, ребенок лишь выражает стремление быть взрослым, интегрироваться во взрослое сообщество. А противопоставляет он ему себя только потому, что взрослый воспринимает его как «еще маленького».
Возрастной кризис как исторической феномен. Впервые возрастные кризисы стали предметом систематического изучения в русле психоаналитической традиции. Приоритет здесь принадлежит З. Фрейду, который передал эстафету своим последователям -К. Хорни, Э. Эриксону и др. В российской (советской) психологии понятие «кризис» ввел Л.С. Выготский, он же заложил основы концепции кризисов развития, развить которую, к великому сожалению, не успел (судьба подарила ученому всего тридцать семь лет жизни). Попытки завершить эту концепцию прослеживаются в работах учеников Л.С. Выготского -
А.Н. Леонтьева (в 30-х годах XX века - лидера харьковской группы школы Л.С. Выготского), Д.Б. Эльконина, Л.И. Божович. Строительный цикл в области теории возрастных кризисов
не завершился и ныне. И не только в силу ограничений, присущих всякой научной дисциплине: дело в том, что сам по себе кризис является исторически развивающимся феноменом, который меняет свои формы буквально на наших глазах, что серьезно усложняет его изучение.
Приведем пример. В психологии известен так называемый кризис идентичности. Проще говоря, это когда перед нами особо остро встают вопросы «кто я?», «каким я должен быть?», «чему я должен соответствовать?», «на кого я должен равняться?», «тем ли занимаюсь?», «с тем ли человеком живу (дружу)?» и т.п. Совсем недавно эти вопросы были привязаны к вполне определенным вехам биографии человека, как то: выбор жизненного пути, профессиональное самоопределение, создание семьи и т.д. Каждый из этих вопросов имел некоторый конечный набор возможных вариантов ответов, заранее записанных в «учебнике жизни». Скажем: окончу технический вуз, стану инженером, заведу семью, буду отцом двух детей, куплю машину и дачу... Сегодня мы живем в фантастически изменчивом, нестабильном, «ускользающем» (по выражению известного социолога Э. Гидденса) мире [1]. Беспрестанно трансформируются социальные структуры. Если раньше общество было гарантом некоторой стабильности, имело консервативные черты, то теперь «тихую заводь» мы ищем в нашей личной жизни. А ведь еще лет двадцать назад как любили по-бунтовать против социального консерватизма «на кухне»! Старый «учебник жизни», по которому учились ей наши родители, уже не подлежит очередному переизданию, а новый еще не написан, да и не очень понятно, как его писать. Современному человеку не так-то просто ответить на поставленные вопросы, которые к тому же приобретают для него перманентный характер. На изломах истории люди всегда меняют профессии, переучиваются, расстаются с прежними системами оценок и взглядов, «перетекают» из одних социальных групп в другие, благодаря глобальным системам коммуникации беспредельно расширяют сферу личных контактов. Хотим мы того или нет, общество проявляет толерантность к смене сексуальных партнеров, сексуальной ориентации и даже к смене пола. Это как раз и есть, что называют набившим оскомину словечком «постмодерн».
Что же стоит за всем этим «постмодерном»?! Постоянный поиск людьми самих себя и своего места в стремительно меняющемся мире, своей идентичности. Места в поезде (хочется верить - не в бронепоезде) истории, который несется в никому не ведомом направлении. Представьте, Вам говорят: поди туда - не знаю куда, найди то - не знаю что, да еще обрети и сохрани свою идентичность! И где грань между изменением себя в изменяющемся мире и изменой себе?
Конечно, это мы делаем историю, мы меняем мир, но ведь при этом он может меняться самым непредсказуемым образом. Как поет в одной из своих песен Андрей Макаревич, «не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас». Прогнется - а если провалится? Силы нашего давления на мир, равно как и прочности материала, никто предварительно не рассчитывал. В другой своей песне тот же Макаревич признается: «Мне никто - не указ, да и сам я себе - не указ. Доверяю лишь левой руке, маршруты рисуя...» Такова позиция современного человека: прогибаем мир в соответствии с инструкциями левой руки, которая к тому же не знает, что делает правая, - для этого нужна голова, а в голове - царь. Никакой координации, никакой субординации, никакого распределения ответственности, но очень высокая активность, высокая «энергетика» (вспомним Михаила Задорнова). Как и в советские времена, «нам нет преград». Только с той разницей, что тогда двигались к «коммунизму», а сейчас - невесть куда. Полный «постмодерн» - питательнейшая среда для возникновения психологических кризисов!
В середине XX века гражданин относительно стабильного общества психоаналитик Эрик Гамбургер Эриксон [8] рассматривал кризис идентичности как «детскую болезнь», исключительную особенность подросткового возраста. По его мнению, наличие такого кризиса у взрослого человека - свидетельство психической аномалии, которая требует участия
психоаналитика, а то и психиатра. Но в рамках той социальной ситуации, которую мы только что бегло обрисовали, кризис идентичности становится нормой для взрослого (и вообще для человека любого возраста, о чем писал в конце XX века социолог Зигмунт Бауман, справедливо считавший, что концепция Эриксона безнадежно устарела [1]).
Сегодня кризис перестает быть сугубо возрастной категорией, он становится постоянным спутником человеческой жизни, человеческого развития. Поэтому мы, вслед за некоторыми другими психологами, предпочитаем говорить не о возрастных кризисах, а о кризисах развития, в том числе - на разных возрастных этапах. Второй термин - точнее.
Возрастные кризисы свойственны любому развивающемуся человеку, а с другим человеком психология пока не знакома. Однако формы проживания и переживания возрастных кризисов могут быть очень разными, в том числе «смазанными», скрытыми не только для внешнего наблюдателя, но и для того, кто испытывает кризис.
О психологической типологии кризисов. Общепринятой типологии возрастных кризисов не существует, но психологи обычно выделяют несколько кризисов. Перечень начинает кризис рождения (физическое отделение ребенка от организма матери), перерастающий в кризис новорожденности (первый - второй месяцы жизни, когда ребенок в таком «отделенном» состоянии впервые сталкивается с многообразными влияниями внешнего мира). Далее следует кризис первого года жизни: способность к прямохождению позволяет овладевать новыми жизненными пространствами, а первоначальное понимание речи взрослых и простейшие формы собственной активной речи - регулировать процесс такого овладения. Кризис трех лет знаменует собой возникновение у ребенка самостоятельности и относительной автономии от взрослого, что является условием развития сознания. Кризис шести
- семи лет связан с поступлением в школу - открывающейся перспективой вхождения в активную социальную жизнь. Подростковый кризис знаком и людям, далеким от психологии. С психологической же точки зрения, с одиннадцати - двенадцати лет развитие непосредственно принимает форму взросления - до этого ребенок «просто» развивался, а не взрослел. Подросток же стремится выработать собственные образцы и критерии взрослости, которым он начинает следовать в повседневных ситуациях и которые готов отстаивать, если кто-то посягнет на их «адекватность». В последнее время психологи указывают на наличие особого кризиса - юношеского. Примерно в шестнадцать - восемнадцать лет перед человеком возникает необходимость проектирования жизненного пути, что неминуемо порождает для него мировоззренческую проблему определения стратегических целей и смысла жизни. Надо ли говорить, какой жизненный опыт нужен для того, чтобы разобраться в подобной ситуации, с которой не каждый взрослый справится. Опыт же юношей и девушек на 90 % остается «детским» - отсюда и кризис.
Если возрастные кризисы растущего человека в психологии исследованы более или менее подробно, то этого никак не скажешь о кризисах зрелой личности. Экспериментальные данные об этих кризисах практически отсутствуют. Психологи обычно изучают их при помощи «нестрогих методов», например, биографического, как это делала Шарлота Бюл-лер. Среди таких кризисов наиболее известен, пожалуй, «кризис среднего возраста». По мнению разных авторов, он может наступить на отрезке от двадцати пяти - тридцати до тридцати восьми - сорока четырех лет. Да-да, «кризис среднего возраста» одновременно и помолодел и постарел. Помолодел он в основном за счет женщин, которые вступают в пору зрелости, имея собственную семью, и тем более, с рождением ребенка, тогда как мужчина, будучи мужем и отцом, еще долго может оставаться «мальчиком» (особенно - при живых и еще активных родителях.) Человек переживает несовпадение своих представлений о будущем, сформировавшихся в юности и молодости, с реальностью, что иногда приводит к радикальному изменению сложившегося образа жизни. Человек начинает «метаться» - искать себя в другой профессии, получать второе высшее образование, создавать новую семью. Увы, это не всегда бывает целесообразно, продуманно и оправданно. Человек разо-
чаровывается в результатах своих поисков, а так как на эти поиски затрачивается огромное количество сил, то, переступив рубеж сорокалетия, он нередко чувствует «усталость от жизни», опустошенность, эмоционально выгорает. Другой кризис - пятидесяти - пятидесяти пяти лет: даже у здоровых людей наступает естественная возрастная перестройка организма, которая воспринимается чаще всего негативно - как ограничение жизненной активности, в которой по-прежнему испытывается сильная потребность.
Как видим, психологи избирают самые разные, порой не сопоставимые друг с другом основания для выделения возрастных кризисов. Но нечто общее при этом улавливается: почти все кризисы так или иначе являются каналами «прорыва» человека в сферу собственного «завтра», ориентации в нем, овладения им уже «сегодня».
Неадекватная форма изживания любого возрастного кризиса таит в себе потенциальные риски для психического развития, духовного здоровья и благополучия человека. Возьмем, к примеру, трехлетний, возраст. На него приходится знаменитый кризис «Я сам!». Еще вчера малыш что-то делал только вместе со взрослым: строил гараж для игрушечных машинок, рисовал кружочки, разрезал ножницами бумагу и т.д. А теперь он отвергает помощь взрослого, пытается действовать самостоятельно. Эти действия оказываются довольно неумелыми, и взрослый вновь предлагает ребенку свою помощь. Ребенок отторгает ее, продолжая совершать свои неумелые попытки. Тогда взрослый начинает помощь директивно навязывать. И объективно она ребенку действительно нужна! Но он не сможет по-настоящему принять ее, покуда сам «не набьет мозолей», пытаясь решить задачу. Пусть пока безрезультатно, лишь скромно продвинувшись к ее решению, но обязательно ценой собственных усилий. И тогда помощь будет принята осмысленно, тогда она возымеет эффект. Как говорила Марина Цветаева, «дать можно только богатому, помочь можно только сильному». Конечно, слепая и передозированная помощь взрослого в момент переживания кризиса «Я сам!» не превратит, как иногда говорят, ребенка в «маньяка» или «психа». Но выработать у него «выученную беспомощность» на всю оставшуюся жизнь, то есть спровоцировать глубокую задержку психического развития таким способом можно.
Гендерные различия в переживании и проживании кризисов. Точных данных об этом накоплено немного. Кроме того, здесь, видимо, важно еще учитывать и то, о каком из возрастных кризисов идет речь, но кое-что можно утверждать с известной долей определенности.
Установлено, что девочки успешнее, чем мальчики проходят этап первоначального вхождения в школьную жизнь, то есть преодолевают кризис шести - семи лет. Обычно это объясняют тем, что они в этом возрасте более зрелы и развиты по сравнению с представителями противоположного пола. Можно с этим согласиться, если под «зрелостью» и «развитостью» понимать способность интегрироваться в новую социальную общность, новую социальную группу. Любой межвозрастной переход включает в себя этот момент. В данном случае ребенок из семейной или детсадовской общности переходит в школьную. В чем тут главная проблема для ребенка? Видимо, не в содержании школьных знаний, некоторыми из которых его начинают потчевать еще до школы - воспитатели, родители (а теперь и дошкольные «репетиторы»). Основную трудность представляет для него новая «социальная ситуация развития» (Л.С. Выготский), которая ждет его в стенах школы. Не только на первых порах, но и позже он часто не способен сориентироваться в этой ситуации, найти себя в ней, сделать ее «подконтрольной» себе. Он не может осмыслить необходимости следовать правилам школьной жизни, построить свое общение со взрослым как с учителем (именно как с учителем - носителем системы знаний, а не как с «просто» взрослым) и сверстниками как с учащимися, включиться в учебную ситуацию, отграничив ее от массы знакомых и не знакомых ему ситуаций неучебного характера, запросить специфически учебную помощь. (Можно, конечно, попросить Марию Ивановну помочь застегнуть туго набитый ранец, но будет ли это запрос именно на такую помощь? В этом нехитром деле
ему поможет любой взрослый. А Марию Ивановну нужно спрашивать об особом и по-особому: подняв руку, дождавшись, пока тебе предложат сказать, сформулировав свой вопрос (запрос) внятно и понятно - не только для нее, но и для одноклассников.)
Новые правила «социальной игры» даются девочкам легче, чем мальчикам. В этом нет ничего удивительного: девочки - более «общественные» существа, нежели мальчики: они изначально теснее укоренены в семье, а потому быстрее перенимают ценности общности (или общие ценности - как угодно). Осознанно или не очень мама воспитывает в девочке хранительницу домашнего очага. А домашний очаг - это не кастрюля с борщом. Это -аллегория единства семьи, семейного тепла и семейной стабильности. Нормы человеческого общежития ближе и понятнее девочкам, чем мальчикам. На Руси, правда, существовал домостроевский уклад, когда все было наоборот. Но его следы сохранились разве что в канонах православия, согласно которому, отец - первое сакральное лицо в семье. Однако объединяющая духовная основа современной семьи, конечно же, женщина, в первую очередь, - женщина-мать. Этим обусловлен и тот факт, что возрастные кризисы у женщин так или иначе соотносятся с вехами семейной истории - замужеством, рождением детей, их взрослением, уходом из родительской семьи и созданием собственной, появлением на свет внуков, тогда как все это очень часто проходит «мимо» мужчин, не вызывая у них существенных психологических перестроек. Приведем уместный в данном контексте анекдот на эту тему.
Жену на работе премировали бесплатной путевкой в санаторий.
Уезжая, она подробно инструктирует мужа, чем кормить детей, где лежит одежда и т.д.
... Уехала. Через день звонит:
- Дорогой, как дела?
- Все в порядке. Все постирал, в магазин сходил, обед приготовил.
- Как дети?
- А у нас есть дети?!
Преимущество женщины в том, что она может преодолеть свои кризисы, с головой «уйдя в семью», занявшись ее сохранением и укреплением. Для нее это привычно, отвечает критериям ее идентичности. Мужчины же в момент кризиса нередко склонны «уходить из семьи», занимаясь поисками средств его разрешения вовне - в работе, общении с друзьями и адюльтере; они могут оказаться еще более не защищенными перед лицом кризиса, окончательно «увязнуть» в нем, то есть им еще предстоит обрести новую идентичность -если, конечно, удастся. «Работник», «друг», «любовник» - лишь частные формы идентификации, а человеку свойственно стремиться к той жизненной сфере, где эти формы гармонично сливаются в единое целое. Из таких сфер пока известна только одна - любимая и любящая семья, и потому жена-«наседка» находится в психологически более выгодном положении, чем пустившийся в «свободное плаванье» муж. В конце концов, внутри семьи она может перестать быть «наседкой» и заняться своим здоровьем, внешностью, духовным самосовершенствованием и т.п. Ей это будет легче - она в своей стихии.
Своеобразно протекает у женщин и кризис, связанный с возрастными изменениями в организме. У женщин он, как правило, начинается раньше, чем у мужчин - в сорок пять -пятьдесят лет. Кризис наступает с возникновением так называемой менопаузы - окончательного прекращения месячных. Какое отношение это имеет к психологии? Угасание детородной функции может субъективно восприниматься как утрата женской (материнской) идентичности. Притом, что все дети уже рождены, и никто больше не планируется, сексуальная жизнь продолжается, здоровье еще позволяет активно работать. Но бессознательная червоточинка утерянной целостности гложет изнутри. Сказывается и гормональный фон, ведь половые железы - яичники в первой половине менструального цикла вырабатывают эстрогены, гормоны которые обеспечивают активный психофизиологический тонус женщины. Кстати, дефицит эстрогенов, как показывают последние медицинские исследования, в итоге становится причиной целого ряда заболеваний.
Несколько слов о проявлениях кризиса «среднего возраста» у современных мужчин. Я полностью солидарен с теми психологами, которые считают его мифом и «узнают» в нем нашего старого (но не всегда доброго) знакомого по имени «кризис идентичности». В принципе, мотив идентификации преобладает в любом возрастном кризисе, а уж «кризис среднего возраста» - это чистое выражение кризиса идентичности. У современного человека тридцати - сорока лет значительный резерв жизненных сил и колоссальное пространство возможностей для идентификации - выбора того, с чем (с кем) можно идентифицироваться. Казалось бы, благоприятная ситуация, но именно она и становится критической, особенно, если он активен и имеет за плечами успешный опыт. Критерии идентификации размыты («постмодерн») и полагаться приходится только на амбиции - а они грандиозны, уровень притязаний зашкаливает, планы - наполеоновские, хочется попробовать и то, и другое, и третье. Да еще прибавим перфекционизм - стремление к постоянному самосовершенствованию, расширению границ собственных возможностей. Опять же позитив. Вот только удовлетворения не наступает: критериев-то идентификации нет! Нет критериев - нет и меры. В этом - причина кризиса идентичности. Его типичным заложником является, например, российский олигарх Роман Абрамович, который то становится губернатором Чукотки, то покупает сверхдорогие яхты, то аристократические особняки, то футбольную команду «Челси», а через некоторое время охладевает ко всему этому. Хочу напомнить историю одного великого мужа, который жил задолго до эпохи «постмодерна», - Александра Македонского. Он тоже пренебрег критериями идентификации, тоже «утерял меру» вопреки наставлениям своего воспитателя - Аристотеля (кстати, создателя замечательного философского учения о мере). Каким пафосом наполнены его слова: «Я сожалею, что не существует никаких иных миров, которые я смог бы завоевать, когда завоюю наш мир!» Увы, Александру Македонскому не удалось завоевать и нашего мира. Движимый амбициями перфекциониста, он затеял совершенно бессмысленный с военно-стратегической точки зрения поход в Индию, где вместе со своим войском нашел конец.
Опыт показывает, что наиболее остро переживают в «среднем возрасте» кризис идентичности как раз самостоятельные, энергичные, амбициозные, успешные мужчины. Они находятся в состоянии постоянной внутренней «неприкаянности», склонны к психическим стрессам и срывам, к депрессиям и алкоголизму. Очень часто женщины в браках с такими мужчинами видят гарант не только материальной обеспеченности, но и психологического благополучия, комфортности, защищенности, надеются достичь в этих браках семейной гармонии. К сожалению, подобные надежды нередко оказываются иллюзорными (почитайте «таблоиды»), а избранник из среды «выгодных» женихов - типичным представителем «группы риска». В этом плане бюджетник с умеренными притязаниями, не избалованный особыми взлетами и проводящий вечера дома «в тапочках перед телевизором» является более «выгодным» женихом. Во всяком случае, его кризис идентичности будет проявляться в менее острых формах.
Преодоление кризиса - удел «героя». В психологии предлагать панацеи бессмысленно и даже опасно. Но некоторые эффективные способы преодоления кризисов все же существуют. Один из них известен в психологии развития как «ведущий тип деятельности». Это термин мы обнаруживаем уже у Л.С. Выготского, но само понятие ведущей деятельности предложил А.Н. Леонтьев. Для каждого возраста психологи выделяют свою ведущую деятельность: в младенчестве - это непосредственно-эмоциональное общение со взрослым (хотя далеко не все считают это деятельностью); в раннем детстве (возраст от года до трех лет) - предметно-манипулятивная деятельность; в дошкольном детстве - игра; в младшем школьном возрасте - учение; в подростковом - интимно-личностное общение в рамках общественно-значимой деятельности и т.д. Леонтьев выделял три характеристики ведущей деятельности: во-первых, благодаря ей радикально меняется структура уже сложившегося опыта, во-вторых, внутри нее вызревают присущие данному возрасту психиче-
ские новообразования (способности, свойства личности и т.п.), в-третьих - новые виды деятельности (скажем, в игре возникают предпосылки учения). Он же указывал на то, что ведущая деятельность является механизмом разрешения возрастных кризисов. Как это понимать? Вспомним кризисный трехлетний возраст. Малыш абсолютно все хочет делать самостоятельно. Но пока он только освоил простейшие способы действия с бытовыми вещами, созданными человеком для человека (это происходит в предметно-манипулятивной деятельности). Ему не по силам, например. ну, скажем, водить поезд. И вот тут-то на помощь приходит новый ведущий тип деятельности - игра, в данном случае - сюжетно-ролевая. Дети составляют стулья, садятся на них и «едут», как на поезде. Что, при этом ребенок овладевает технологий вождения состава или управления движения поездов в качестве начальника станции? Конечно, нет. В игре ребенок познает общий смысл человеческих отношений, разворачивающихся в данной сфере. Машинист ведет поезд, пассажиры покупают билеты, контролер проверяет их. Машинист должен затормозить на красный свет, потому что несет ответственность за жизнь пассажиров, пассажиры должны соблюдать правила проезда, а контролер - не допустить безбилетников. И только осмыслив формы и нормы человеческих взаимоотношений внутри той или иной деятельности, мы можем когда-нибудь приступить к освоению ее технологий. Поэтому вызывают сомнение распространенные ныне попытки учить в игре чему-то конкретному. Игра не учит ничему в частности, она учит жизни в целом. Так вот, через игру ребенок преодолевает кризис трех лет и входит в дошкольный возраст, для которого она является ведущим типом деятельности.
Другой пример. В младшем школьном возрасте ведущая - учебная деятельность. Где-то ближе к его завершению (одиннадцать - двенадцать лет) при нормальных условиях обучения она достигает пика своего развития: у детей формируется умение учиться. Но именно в этот период учебная деятельность парадоксальным образом утрачивает статус ведущей. Умеющие учиться дети не хотят учиться; падает успеваемость (даже у хороших учеников). Симптоматично и то, что в этот период школьные успехи ребенка начинают восприниматься сверстниками по-разному, и далеко не всегда позитивно. Впервые дает о себе знать феномен «нелюбви к отличникам». Почему так происходит? Потому что учебная деятельность выполняется (учеником) и оценивается (учителем) субъективно, а ребенку теперь уже необходимо получить «общественный резонанс» от своих свершений. Так назревает кризис, который иногда называют «предподростковым». Преодолеть его можно, только организовав особую ведущую деятельность - общественно-значимую, которая характеризует подростковый возраст. Точнее - не деятельность, а деятельности, ибо существует их целое «семейство». В него входит и школьное самоуправление, занятия спортом и трудом, художественное творчество и др. - все то, что характеризуется общественной значимостью. С падением советской системы много полезного было разрушено (комсомольские, пионерские организации). Мы вовсе не ратуем за восстановление заорганизованных, идеологизированных форм жизни подростков, которые существовали в советской школе. Но с водой оказался выплеснут и сам ребенок (подросток). Выплеснут в буквальном смысле слова - на улицу, на произвол своих кризисов, средствами разрешения которых взрослые его не вооружили. Так и получилось, что все подростничество превратилось в один затянувшийся острый кризис. К счастью, ситуация постепенно выправляется. В России возрождается институт школьного самоуправления (кстати, в США ему придается колоссальное значение), система дополнительного образования. Кстати, вернуть подростку смысл учения можно тем же способом - придав ему образ общественно значимой деятельности. Этому может способствовать и организация учебной деятельности в проектной форме, и участие школьников в различных олимпиадах и конкурсах, которых становится все больше, и многое другое.
У взрослых и детей общие проблемы. Тот же «предподростковый» кризис учения отягощается дополнительным фактором. Проблема не в том, что в массовой школе ребенок не испытывает интереса к учебным предметам, а в том, что ребенок не испытывает интереса к
себе как к личности, ибо в своих каждодневных учебных свершениях зауряден, обыден. Учение не представлено и не организовано здесь как рост над самим собой. В первую очередь, поэтому ребенок не желает и не умеет учиться, все остальные причины подобного нежелания и неумения - вторичны. Безразличие к учению - оборотная сторона (и симптом) отсутствия отношения к себе как к личности. То же - и со взрослыми. Кризис идентичности у них усугублен тем, что они «застревают» и «консервируются» в своих обыденных, повседневных образах, забывая о том, что в каждом (в каждом!) человеке живет «героическое Я», которому дано разорвать цикл повседневности и вывести из кризиса.
Вас тяготит кризис? Вы не знаете, как из него выйти? А у Вас есть мечта? Вы давно хотели изучить суахили, написать книгу о бабочках, совершить рывок в карьере, попробовать суши, глобально осчастливить человечество? Для кого-то «героизм» - принимать контрастный душ по утрам или разбить цветник на балконе. Так дерзайте - сейчас самое время. Главный принцип: сделайте, наконец, то, что очень хотелось бы сделать (причем рассматривалось Вами как нечто невероятное). Говорите, что сможете это сделать, только настроившись на «хорошую волну»? Но на «хорошей волне» все и так хорошо, чего еще желать? А вот именно сейчас откройте в себе нечто такое, что удивило, даже потрясло бы Вас самих. Благословите Ваш кризис: это Вам и сигнал и шанс, который упустить нельзя! Сделайте все, чтобы стать интересным и значимым, в первую очередь, для себя. Мы ведь сами замыкаемся в нашем обыденном мире, кишащем проблемами, тревогами, страхами, во многом - иллюзорными, вместо того, чтобы развивать спасительное воображение, которое способно преодолеть все это, открыв в каждом из нас «героя». Нет времени? А подумайте, на что уж такое сверхважное мы расходуем его значительную часть? Не на пестование ли тех же проблем, тревог и т.д.? Мы «стереотипно» скрываемся от них на работе, на кухне, в постели. А им только этого и нужно - чтобы, не дай Бог, не выйти за пределы привычных, обыденных жизненных фабул.
Только воображение позволит «разбудить» героя, который, как былинный богатырь, «дремлет» в каждом из нас. Хотя обнаружить его не всегда просто, здесь надо поработать над собой (иногда не помешает и участие психолога). Голливудский миф о Человеке-пауке описывает чудесное перевоплощение скромного фоторепортера в супергероя. Идея весьма типичная, но главное, что это перевоплощение в корне меняет повседневную жизнь парнишки, когда он вновь возвращается в свой обычный образ. Как тут не вспомнить
В. Шеллинга, утверждавшего, что каждая подлинная индивидуальность (читай: личность) создает о себе мифологию. Очень психологичная оценка великого философа!
Приведу еще одну, казалось бы, обыденную, но довольно симптоматичную иллюстрацию (для своего времени). Первоклассник-москвич Саша по выходным дням обычно гостил у бабушки и дедушки, которые жили на другом конце мегаполиса. Разумеется, в гости он всегда ездил в сопровождении мамы или папы, без которых не покидал пределов двора и которые всегда провожали его в школу. И вот в один прекрасный день мальчик встал пораньше, умылся, почистил зубы, аккуратно собрал свои вещи и заявил родителям, что поедет к бабушке и дедушке сам. Родители оторопели, но инициативе сына мешать не стали. Надо ли говорить, чего они натерпелись, пока Саша добирался до бабушки и дедушки. К счастью, приехав, он первым делом позвонил родителям и сообщил, что с ним все в порядке. Таким образом, пересекая московское пространство, ребенок в буквальном смысле совершил маленький «героический» переход в собственную взрослость и отнесся к этому по-взрослому ответственно.
Кризис, пубертат и риски. Как известно, на нашей планете еще сохранились архаические культуры, социально-экономический уклад которых не менялся на протяжении тысячелетий. Представителей одной из таких культур, живущих на островах архипелага Самоа (он расположен в юго-западной части Тихого океана на полпути между Гавайскими островами и Новой Зеландией), в прошлом веке изучала американская исследовательница-
антрополог Маргарет Мид [5]. Она сделала сенсационное открытие, которое принесло ей всемирную известность: оказалось, что у детей-аборигенов отсутствует столь привычный для их европейских и североамериканских сверстников кризис подросткового возраста. Во всяком случае, Мид не удалось обнаружить его типичных, по меркам «цивилизованного», индустриального общества, симптомов. Более того, самыми послушными и «комфортными» для взрослых являются на Самоа девочки двенадцати - тринадцати лет - возраст, который оценивается, по тем же меркам, как весьма «бурный» и «буйный».
Говоря о подростковом кризисе, мы склонны списывать многое на так называемый «гормональный всплеск». Но с «буйством гормонов» у девочек Самоа все в порядке: половое созревание у них даже начинается несколько раньше - они ведь южанки. Просто очень многое зависит от положения ребенка в социальной системе. На Самоа девочек сызмальства и до того возраста, который мы называем подростковым, взрослые активно готовят к замужеству, к освоению роли матери и хозяйки, а с его наступлением - выдают замуж. Девочка становится женщиной. В этой культуре попросту нет того «свободного времени» на подростковую, а затем юношескую «бурю и натиск». Социальная лестница возрастов не включает в себя той промежуточной, переходной ступени, где ребенок уже перестал быть ребенком, но еще не стал взрослым, а ведь именно эта неопределенность переживается им как кризис «переходного возраста».
Конечно, проще считать, что кризис, он и в Африке кризис, и ссылаться на пресловутую «гормональную перестройку». Я читал о том, как лет двадцать назад на одном педагогическом совещании всерьез обсуждался вопрос, снабжать или не снабжать школьные буфеты калорийными булочками: дескать, эти булочки «дурно» влияют на биохимию подросткового организма, провоцируя раннее половое созревание и сексуальное поведение. Замечательное объяснение! Оно снимает педагогическую ответственность со взрослого, которому остается лишь пожать плечами: что поделаешь - природа, гормоны.
Да, сексуальный лейтмотив действительно присутствует в подростковом кризисе. Но, во-первых, он не единственный, а во-вторых, его «партитура» написана не на языке биохимии гормонов. Гормоны служат лишь его фоном и усилителем (что само по себе важно), но не более... Кстати, сексуальность в своих элементарных формах просыпается у ребенка гораздо раньше наступления подросткового возраста. Однако ни к каким кризисам это не приводит. Например, подросток через кризис утверждает себя в качестве взрослого, по крайней мере, взрослеющего человека, а свобода в проявлениях сексуальности - прерогатива, существенный признак, критерий взрослости, право на которую он «отвоевывает» в условиях кризиса. Речь идет не только о ранних сексуальных контактах, вступление в которые может шокировать и травмировать подростка на всю жизнь. Для подростка важен не сам по себе сексуальный опыт, а то, что он дает основания бравировать «взрослостью» перед окружающими, в первую очередь, перед сверстниками. Поэтому для него не менее значимы косвенные проявления сексуальности, ее «знаки» - в манерах, формах повседневного общения, одежде и т.д., посредством которых он как бы заявляет миру: «я взрослый!». И не от гормонального фона, а от того, как отнесутся окружающие к этому «манифесту» зависят особенности проявления подросткового кризиса. Это не значит, что фактор полового созревания не играет особой роли в протекании подросткового кризиса. Играет, и огромную! При нормальных условиях развития организма период полового созревания (пубертат) с неизбежностью наступит, когда ему полагается наступить. Решающим здесь является, во-первых, то, насколько психологически значимо переживание пубертата для самого подростка, а во-вторых, то, в каких формах это переживание предстает окружающим и как они его оценивают.
Поведаем историю, рассказанную тезкой великого русского полководца А.В. Суворова,
- человеком примечательной судьбы: сейчас он - известный ученый, доктор психологических наук, а, между тем, в четыре года Саша потерял зрение, а в девять лет - слух. По этой
причине он попал в Загорский интернат для слепоглухих детей, где работу с ними вел выдающийся психолог А.И. Мещеряков. Уже став специалистом, продолжив дело Мещерякова, А.В. Суворов столкнулся в том же интернате с интересной ситуацией. Понятно, что из опыта слепоглухого ребенка выпадают целые сферы человеческой жизни, в частности, -сфера отношений между мужчиной и женщиной. И вот однажды шестнадцатилетний воспитанник интерната по ошибке забрел в женскую душевую, где мылась девушка. Не понимая, куда попал, слепоглухой юноша начал достаточно «откровенно» ощупывать девушку. При этом у него даже не возникло специфической физиологической реакции (не говоря уже о сексуальном поведении в целом, хотя половое созревание было в норме).
На наш взгляд, в представлениях о «сексуальной революции» в современной подростковой среде есть элемент преувеличения. Как подросток 70-х, со всей ответственностью заявляю: секс (не он один, конечно) также находился в центре нашего внимания - у мальчиков, по крайней мере. У некоторых уже были сексуальные контакты, а многие к ним стремились, пусть в воображении (статистики тогда не велось). Время от времени появлялись и «дочки-матери». В глубокой конспирации делались аборты. Конечно, имел место дефицит информации, с одной стороны, и бдительный контроль всевидящего ока взрослых, значительно более консервативных, чем теперь, - с другой. А главное, взрослые масштабно не насаждали стандартов сексуального поведения, на которых они сегодня делают очень прибыльный бизнес. Что произошло дальше? По данным Центра социологии образования Российской академии образования (90-е годы XX века), 36,2% подростков полностью исключают возможность вступления в сексуальные контакты, а 37,2 %, хотя и допускают ее, не торопятся воспользоваться ею в реальной жизни; 3,7 % ведут половую жизнь, но при этом осознают, что поступают вопреки общественным нормам; 12,2 % подростков считают сексуальные отношения в их возрасте вполне естественными [2]. Данная тенденция в XXI веке лишь набрала обороты и усилилась, поскольку в зону, близкую подростковому психологическому кризису, в социальном смысле вошло все общество.
И группа риска будет пополняться, покуда взрослое сообщество ответственно не разберется со своими кризисами и комплексами. Опросите десяток случайных прохожих: «Что написал Набоков?». Вам ответят: «Лолиту», как будто не было ни «Дара», ни «Защиты Лужина», ни «Камеры обскуры», ни «Отчаяния». Вспомните, с каким сладострастием (по-иному не скажешь) взрослые вчитывались в историю нимфетки, когда ее только что издали на русском. Не психологическая драма невротика Гумберта, который, кстати, переживал глубочайший кризис идентичности, интересовала их (а если его образ хоть как-то и привлекал, то только потому, что читатель бессознательно видел в нем свое отражение - закомплексованное, бессильное, потерянное). Мы далеки от подозрения всего взрослого сообщества в дурных наклонностях, но именно оно узаконивает партию педофилов, которая запросто собирает подписи для участия в выборах и не допускается к ним лишь потому, что не добирает нужного количества этих подписей (как это было в прошлом году в Голландии). Хорошо, пусть за этим стоит не политика, а большие деньги, которые проплатили торговцы детьми в качестве сексуального товара, дельцы детской порнографии и т.п. Но почему электорат безропотно допустил это (иск в суд подала только одна правозащитная организация, и то его быстренько отклонили)? Потому что таковы правила игры в «политкорректность»: разрешать - так все: сегодня запретят педофилов, а завтра наступят на твои права. И никого не заботит, что «разрешенный» сегодня с молчаливого согласия общества педофил, завтра совратит ребенка. В этом (а не в коммерческой экспансии тех или иных сексуальных стандартов - она уже вторична), скрыта главная проблема: из общества исчезла фигура свободного, независимого, самостоятельного ответственного, решительного, мыслящего взрослого. То есть, носителя всего того, что и характеризует взрослость как таковую; того, что и должно прежде всего увидеть во взрослости подрастающее поколение. А за неимением оного, нынешние взрослые вынуждены демонстрировать детям свои другие,
порой сомнительные «достоинства» [2] Это не вина, а беда. Вспомним кризис идентичности. То, что он перманентен, - нормально, как и то, что он должен столь же перманентно разрешаться. Не нормально другое: взрослые нередко болезненно «застревают» в его различных формах. Как несчастный Гумберт. Могут ли такие люди строить семью, воспитывать детей? Им бы с самими собой наладить отношения.
Психологические исследования показывают, что современные родители принимают себя не в качестве таковых, а в качестве «детопроизводителей», добытчиков (если это -мужчина), домохозяек (если это - женщина), воспитателей, но только не родителей. И тогда мама девочки становится «старшей сестрой», а папа мальчика - «еще одним мужчиной в доме». Это не значит, что они не любят своих детей. Любят, но по-своему видят смысл этой любви. «Я - любящий отец, потому что все свои силы и время я отдаю на зарабатывание средств, чтобы мой ребенок ни в чем не нуждался», - скажет иной мужчина. Это - любовь, но какая-то «усеченная». Позиция «любящего отца», по сути, подменяется позицией «добытчика». Все силы и время отданы заработку - откуда же их взять на доверительное общение с ребенком, на соучастие в решении тех интимных проблем, которые он переживает, на сочувствие и понимание? Для папы важнее не пойти на родительское собрание в школу, чтобы самому разобраться, что происходит с его ребенком, а провести лишнее время на работе с целью дополнительного заработка. Между тем, родительская любовь является первым воплощением «образа взрослости» в глазах ребенка. Ребенок естественно нуждается в завершенности «образа взрослости», который отсутствует.
Как мудро заметил Д.Б. Эльконин [7], для ребенка образ взрослого (взрослости как особого качества и состояния) - это не образ другого человека, а образ самого себя, своей собственной будущности, воплощенной в лице этого «другого».
Делаем выводы.
1. Бауман, Э. Индивидуализированное общество [Текст] / Э. Бауман. - М., 2004.
2. Кудрявцев, В.Т. Сексуальность - это человеческое в человеке // Вестник РГГУ. Сер. «Психология». 2009. № 7. С. 270-282.
3. Гидденс, Э. Ускользающий мир: Как глобализация меняет нашу жизнь [Текст] / Э. Гидденс. - М., 2004.
4. Лисина, М.И. Проблемы онтогенеза общения [Текст] / М.И. Лисина. - М., 1968.
б. Мид, М. Культура и мир детства [Текст] / М. Мид. - М., 1988.
6. Собкин, B.C., Кузнецова, Н.И. Подросток 90-х: движение в зону риска [Текст] / В.С. Собкин, Н.И. Кузнецова.
- М., 1998.
7. Эльконин, Д.Б. Избр. психол. Труды [Текст] / Д.Б. Эльконин. - М., 1989.
8. Эриксон, Э. Идентичность: юность и кризис [Текст] / Э. Эриксон. - М., 1997.
