CC BY
54
УДК 81'1
А. В. Нагорная A. Nagornaya
Сфера внутренней телесности как объект лингвистического анализа
The inner body as the object of linguistic research
В данной статье рассматривается возможность лингвистического изучения сферы внутренней телесности человека. Определяется круг проблем, составляющих объект лингвистического интереса, и предлагаются основные подходы к анализу внутрителесных феноменов в рамках лингвокогнитивной парадигмы.
The paper deals with the linguistic study of the phenomenological inner body. The author defines the scope of problems that constitute the object of linguistic research and suggests a number of possible approaches to analyzing the body phenomena within the linguocognitive paradigm.
Ключевые слова: феноменологическое тело, телесность, наивная анатомия, образ тела, квази-органы, мифологичность внутренней телесности, концептуализация.
Key words: phenomenological body, embodiment, folk anatomy, body image, mythological character of the inner body, quasi-organs, conceptualization.
Тема человеческой телесности является одной из наиболее актуальных областей в современных гуманитарных науках. Активный интерес к «человеку телесному» проявляют философы (В.А. Подо-рога, И.М. Быховская, И.А. Бескова, Е.Н. Князева, В.Г. Буданов), психологи (А.Ш. Тхостов, С.П. Елшанский), культурологи (S.Fisher, S.Kern, U. Teucher), литературоведы (Р. Барт, О. Матич), социологи (Дж. Твигг), искусствоведы (С. Джилман), а также представители ряда других научных дисциплин. На протяжении двух последних десятилетий данная предметная область планомерно осваивается и лингвистами (Ю.Н. Сорокин, А.А. Романов, Д.Б. Гудков, А.А. Залев-ская и др.). Тело преимущественно рассматривается в языкознании как семиотический ресурс: изучаются принципы и способы метафорической проекции названий отдельных частей тела на окружающий мир. Таким образом, человеческое тело предстает как «первичная основа концептуализации мира» [3, с. 72].
Ориентация на изучение метафорического потенциала тела, при всей несомненной научной ценности и перспективности избран-
ного направления исследований, существенно ограничивает сферу лингвистического изучения телесных феноменов. Анализу подвергаются главным образом субстантивные единицы, обозначающие части тела, доступные непосредственному зрительному восприятию. Задача изучения комплексных соматических феноменов до недавнего времени в лингвистике не ставилась вовсе. Лишь в последние годы наметился интерес к анализу способов концептуализации телесных процессов, состояний и свойств. Заслуживает упоминания работа Л.В. Лаенко, посвященная изучению семантики экстероцепции [5].
Следующим закономерным этапом в лингвистическом освоении телесной проблематики должно стать, по нашему убеждению, изучение сферы внутренней телесности. Следует отметить, что внутреннее тело до настоящего времени изучалось весьма фрагментарно и представлено в лингвистике описанием лишь двух лексических единиц - «сердце» и «кровь» [3, 10]. Между тем оно представляет собой весьма интересный и перспективный в плане научной разработки объект лингвистического анализа.
Собственно лингвистические изыскания в данной области необходимо предварить кратким экскурсом в историю изучения внутреннего тела в смежных гуманитарных науках.
Совершенно определенная традиция интерпретации внутреннего тела сложилась в литературоведении на основе концепции М.М. Бахтина. Она базируется на идее различения двух телесных канонов: тела внешнего и тела внутреннего. Внешнее тело пространственно очерчено, «территориально» определённо в рамках тех линейных границ, которые зрительно воспринимаются другим. Целостный образ собственного внешнего тела недоступен сознанию. В своей полноте и завершенности оно предстает лишь другому: «во внешне-едином видимом, слышимом и осязаемом мною мире я не встречаю своей внешней выраженности как внешний же единый предмет рядом с другими предметами, я нахожусь как бы на границе видимого мною мира, пластически-живописно не соприро-ден ему» [1, с. 30]. Законченность внешнего тела создается взором другого, в «объединяющей активности» которого мы испытываем «абсолютную эстетическую нужду» [1, с. 37]. В этом смысле можно говорить о принципиальной несамодостаточности внешнего тела,
его зависимости от формирующей деятельности другого. В противоположность ему, внутреннее тело - «тяжелая плоть» - «восчувствовано, переживаемо изнутри». Внутреннее тело - это момент человеческого самосознания, представляющий собой «совокупность внутренних органических ощущений, потребностей и желаний, объединенных вокруг внутреннего мира» [1, с. 43]. Внутреннее тело не обладает пространственной определенностью: «я существенно переживаю себя, охватывая всякие границы, всякое тело, расширяя себя за всякие пределы, мое самосознание разрушает пластическую убедительность моего образа» [1, с. 41]. Внешнее тело всегда фрагментарно, внутреннее - целостно, едино. Внешнее тело человека предстает в виде пространственной организации, а внутреннее - как определенная временная структура. Внутреннее тело, как пишет В.А. Подорога, «погружено во внутреннее время и не имеет ничего общего с представлением нашего тела в объективном пространстве-времени» [7, с. 14].
Во внутреннем теле есть нечто существенное, что «остается за бортом внешнего видения» [1, с.39]: «моя внутренняя активность, моя субъективность, которая противостоит внешнему миру как объекту, не вмещаясь в него; эта внутренняя активность моя внепри-родна и внемирна, у меня всегда есть выход по линии внутреннего переживания себя <...>, есть как бы лазейка, по которой я спасаю себя от сплошной природной данности» [1, с. 41].
Идея активности внутреннего тела как сущностного атрибута последнего резонирует с современной психологической доктриной телесности.
В психологии под внутренней границей телесности часто понимается феноменологическая психическая репрезентация границы активности субъекта в физическом мире [9]. Психической репрезентацией внутренней границы могут служить более или менее осознаваемые и отчетливые образы, представления и переживания. Формирование последних всегда культурно обусловлено, поскольку субъект неизменно развивается в определенной системе социокультурных отношений. Социокультурная среда выполняет регламентирующую функцию по отношению к телу как таковому и к совокупности его манифестаций. Данное обстоятельство позволяет говорить о формировании специфического «культурного тела» [9],
существование которого не ограничивается пространственными рамками тела физического. Только внешнее тело, тело-организм, имеет четко очерченные границы. Граница внутренней телесности изменчива и подвижна; она может расширяться вовне, включая в сферу внутренней телесности объекты окружающего мира. Представление о нестабильности структуры внутреннего тела закономерно приводит к мысли о его гетерогенности, о наличии в нем нескольких связанных между собой слоев, зон, стратумов: «вследствие «вынесенности» внутренней границы во внешний мир, в пространстве телесности реализуются разные степени «субъектности», управляемости: от максимума в «ядре», как правило, совпадающем с телом человека, до минимума - при приближении к периферии телесности» [2].
Совершенно очевидно, что такая трактовка внутреннего тела в психологии возникла под влиянием феноменологического направления в философии. Примечательно то, что она оказалась эвристически перспективной для решения сугубо практических задач. Из абстрактной мировоззренческой системы взглядов концепция внутреннего тела превратилась в серьезную и научно состоятельную методологическую базу психологических исследований.
Нам представляется важным особо подчеркнуть, что в рамках предлагаемых в гуманитарных науках трактовок внутреннее тело не признается тождественным телу-организму. Внутреннее тело - это сфера рефлексии [4, с.8], субъектных переживаний и субъектных инициатив. Одновременно с этим оно не рассматривается и как некий бесплотный феномен в традициях биологического редукционизма. Оно не противопоставляется телу анатомическому, а находится с ним в отношениях взаимодополнительности и немыслимо без него. Феноменологическая концепция внутреннего тела существенно расширяет и углубляет значение общеизвестной фразы «богатый внутренний мир», добавляя к феноменам интеллектуальной и духовной природы специфически телесные переживания, ту совокупность «внутренних органических ощущений», о которых писали М.М. Бахтин и М. Мерло-Понти.
Все вышеизложенное позволяет очертить некоторый круг проблем, составляющих в совокупности объект лингвистического интереса.
Первой из них является проблема лингвистического описания принципов устройства органического внутреннего тела с точки зрения наивной анатомии. Под наивной анатомией мы понимаем фрагмент общей наивной (в противоположность научной) картины мира, отражающий бытующие в том или ином лингвокультурном сообществе представления о строении человеческого тела и функциях его отдельных органов и частей. Методологическим инструментарием для анализа наивно-анатомических представлений является сложившаяся в гуманитарных науках концепция образа тела. Образ тела принято трактовать как совокупность субъективных представлений о собственном теле, возникающих на основе сформировавшейся схемы тела и модифицирующихся в результате социокультурных интеракций. Именно образ тела систематически выводится в дискурс и является основой для разнообразных проекций телесности на окружающий мир. Анализ вербальных репрезентаций образа тела в том или ином идиолекте или в том или ином языке позволяет составить представление о том, как человек концептуализирует свое тело. Если же речь идет о ненаблюдаемом и практически неощущаемом внутреннем органическом теле, вербализация является единственным способом экстериоризации телесного опыта.
Даже самый поверхностный анализ языковых фактов позволяет выявить существенные несовпадения в восприятии внешнего и внутреннего тела. Внутреннее тело предстает как некоторое замкнутое со всех сторон пространство, размещающееся внутри тела внешнего. В то же время, при формальном совпадении границ, оно не повторяет контуров и изгибов внешнего тела и имеет более простую архитектуру. Внутреннее тело - это прежде всего та область, которая соответствует внешнему туловищу; эта пространственная структура чаще всего не включает область головы и конечностей. Ощущения, описываемые фразами "something inside me" и "everything inside me" практически всегда локализуются внутри туловища:
I felt something move inside me, needles fingering my abdomen, a hot clamp in the low of my back (I. Miller. The Story).
A great flow of blood in my ears and though my skin was very cold, everything inside me was twisted with heat. There was my liver, my lungs. I could count parts of my blood (I. Miller. The Story).
Если конечности и включаются в пространство внутреннего тела, они концептуализируются как области периферийные. Данное обстоятельство особенно наглядно иллюстрируется русской идиомой «душа ушла в пятки» и ее авторской интерпретацией в «Записных книжках» И. Ильфа: «И душа его переместилась из теплого насиженного местечка между печенкой и селезенкой в темную, неуютную пятку». Ступни ног - оконечность внутрителес-ного пространства, крайняя и наименее освоенная точка его бытия, «телесная провинция». Все, что происходит в ступнях, малозначительно по сравнению с тем, что локализуется в области туловища:
I almost feel the door close its strong arms around me and rock me gently until the pain in my heart trickles down to my feet and does little more than aggravate my ingrown toenails (J. Hamilton. Rehearsing "The Firebird").
Одновременно с этим ступни концептуализируются как область, попав в которую, трудно вернуться обратно. Локализация конечной точки динамического ощущения в ступне предполагает персисти-рующий характер этого ощущения и необходимость длительного восстановительного периода:
My relief was brief; emptiness lingered. My heart sank into my feet (D. Woods. The Writer).
Включение конечностей во внутрителесное пространство маркирует момент полной завершенности в формировании и переживании ощущения, будь то органическая сенсация или эмоция. «Влюбившись по пятки», филолог из стихотворения Саши Черного Фаддей Симеонович Смяткин достигает пика влюбленности: это чувство заполняет все его внутрителесное пространство. Любопытно, что если в русском языке «нижним пределом» внутреннего тела являются пятки, то англичане локализуют его в пальцах ног:
Love runs from my head down to my toes (Queens. Play the Game).
He looked at me in a way that made me think a sparkler had been lit at my throat and then sizzled all the way down to my toes (J. Hamilton. Rehearsing "The Firebird").
Интересно отметить, что ощущения, локализуемые в границах внутреннего туловища, могут описываться посредством обеих ис-
пользуемых для вербализации телесного опыта синтаксических конструкций: (а) «Я есть тело» и (б) «У меня есть тело». Ср.:
(а) Curtis was starting to feel woozy. Woozy and pukey (S. King. A Very Tight Place).
(б) Charles gave a stifled cry and felt his heart and stomach cram up into his throat. (King. Here There Be Tygers).
Ощущения, локализуемые в конечностях (например, болевые), могут описываться лишь как нечто, происходящее с моим телом, но не со мной. Ср.:
Her hands felt like crude ceramic figures baked until they were on the verge of cracking. The pain was both cold and hot, set deep in her flesh like complex networks of poisoned wires (S. King. Needful Things).
Такая дистрибуция синтаксических моделей отчасти свидетельствует о том, что область внутреннего туловища в большей степени ассоциируется с Я. Чувство «авторства тела» [8] сохраняется на всем внутретелесном пространстве, однако ядром внутреннего тела следует, по-видимому, считать именно область туловища.
Внутреннее тело противопоставлено внешнему не только по форме, но и по степени структурированности. Внешнее тело всегда имеет композитную конфигурацию [7], оно не охватывается целиком ни зрительно, ни когнитивно, ни перцептуально, ни вербально. Внешнее тело всегда воспринимается как сложная совокупность частей, как ряд соположенных более или менее освоенных пространственных областей. В отличие от него, внутреннее тело предстает перед ментальным взором как цельность: это единое, слитное, нерасчлененное пространство. Неслучайно для внутреннего тела есть особое обозначение - insides / внутренности (а для собирательного обозначения органов брюшной полости еще и guts); для внешнего же тела гипероним того же уровня семантической иерархии отсутствует.
Во внутреннем теле сохраняются архетипические пространственные противопоставления типа «право - лево» (a deep stitch in my left side), «верх - низ» (my nether quarters), «перед - зад» (at the back of my throat), однако они носят достаточно условный характер. Кроме того, эти противопоставления не получают дополнительной аксиологической квалификации, как это наблюдается в случае
с телом внешним (правая сторона более важна и «правильна», чем левая, передняя часть тела более «респектабельна», чем задняя).
К внутреннему телу не приложимы и эстетические категории, оно не может описываться в терминах «красивый - некрасивый» хотя бы потому, что недоступно зрительному восприятию и, как следствие, не подлежит сравнению с эталоном. В этом смысле внутреннее тело защищено от критических оценок и не может служить источником эстетической фрустрации.
Внутреннее тело обладает гораздо меньшей степенью структурной определенности. Его части не занимают стабильного, раз и навсегда отведенного им, «правильного» положения. В наивно-анатомической картине тела его внутренние части способны перемещаться и взаимодействовать друг с другом:
Mr. Leary felt his heart rise to his throat, because young Ba-ciagalupo suddenly looked as if he had been slapped (J. Irving. Last Night in Twisted River).
Charles gave a stifled cry and felt his heart and stomach cram up into his throat. (King. Here There Be Tygers)
Более того, части внутреннего тела способны покидать его пространство, что происходит, в частности, в ситуации сильного эмоционального потрясения:
My heart jumped out of my chest and fled the room (The Day the Worms Moved In - COCA1).
Особым случаем изменения состава внутреннего тела является выход Я за пределы соматических границ: I was beside myself with worry / anger/ frustration / disappointment, etc. Данное состояние концептуализируется как репликация, удвоение человека. Его внешнее тело сохраняет свою качественную и пространственную определенность и отчуждается лишь частично, поскольку его принадлежность человеку не отрицается (beside myself). Но истинное Я, чувствующее и ощущающее, находится за его пределами. Вопрос о том, означает ли такой внетелесный опыт перемещение за границы тела и внутренних органов, требует дополнительной разработки. В данном случае для нас важно то, что область внутреннего тела традиционно считается локусом истинного Я человека, и внутреннее тело в этом смысле противопоставляется внешнему как содержание -
1 COCA - Corpus of American Contemporary English - http://corpus.byu.edu/coca/
80
форме. Это далеко не оригинальное наблюдение подкрепляется множеством примеров из речевой практики:
Who I was on the inside didn't match the besuited management consultant I had, almost inadvertently, become on the outside (R. Savage. My Transoceanic Midlife Crisis).
He sees his reflection in the window. His skin is covered in scars and tattoos. Kyle: Oh, no! Kendra: Now you're as ugly on the outside as you are on the inside (T. Welty. Beastly).
Внутреннее и внешнее тело, содержание и форма образуют сложное диалектическое единство. Факт их противопоставленности и одновременно взаимозависимости подтверждается возможностью создания окказионального антонима к собирательному существительному insides:
Looking out for the children was our first priority. What I said to my children was that I feel differently on the inside than I do on the outside, and that I'm going through a process that is going to make my outsides match my insides (The husband who became a woman - COCA).
Внутреннее тело пространственно нестабильно, его размерность изменчива. Оно может сжиматься и расширяться как целиком, так и в отдельных своих частях:
[...] for a moment my heart swelled thinking a terrible mistake had been made [...] (P. Conroy. Beach Music).
Denali's heart shrank to a cold hard clinker at the center of his chest (D.D. Levine. The tale of the golden eagle).
Внешнее тело выполняет роль ограничителя в пространственных изменениях тела внутреннего. Объем последнего не может нарастать бесконечно. При достижении определенной критической величины («меня изнутри распирало») оно требует от человека выполнения некоторых действий по нормализации своего объема («выпустить пар», например):
The videotapes were a good idea. Whenever the stress got to be too much, it was a great way to let off steam, knowing that whatever was said was totally private (R. Waugh. Flight 29 down: until proven guilty).
Внутреннее тело как совокупное образование и каждая отдельная его часть обладает упругостью. Отсутствие этого качества воспринимается как ненормальное, патологическое состояние, как
утрата витальности. Ощущение такого рода вербализуется как feeling deflated:
The anger had suddenly leaked out of her. She felt deflated and depressed (M.Swick. Evening News).
Внешнее и внутреннее тело противопоставлены и по признаку функциональной определенности. Части и органы внешнего тела используются для выполнения строго определенных, социально и культурно регламентированных функций. Принципы и способы их взаимодействия с окружающим миром, а также степень свободы в интерпретации сигналов, воспринимаемых ими в ходе это взаимодействия, являются общими для всех членов того или иного социума. Концептуализация внешнего тела производится в рамках ограниченного количества достаточно ригидных категорий. Внешне-телесный опыт «упаковывается» в четко определенные словесные формулировки, употребление которых в той или иной ситуации может оцениваться в терминах «правильно - неправильно».
Внутреннее тело, напротив, обладает огромным количеством степеней свободы для когнитивной интерпретации. Одним из его сущностных атрибутов является мифологичность: отсутствие непосредственной наблюдаемости его частей и органов, субъективный характер внутренних ощущений и их неверифицируемость способствуют иррациональному восприятию внутреннего тела. Основным средством его концептуализации становится метафора. Принципиальное отсутствие единого и единственно правильного способа интерпретации внутрителесных феноменов приводит к появлению множества метафорических моделей тела. Каждая из таких моделей задает некоторую систему координат, в рамках которых и производится концептуализация того или иного феномена (подробно о метафорах тела см. [6]).
Наивно-анатомические представления о внутреннем теле разительно отличаются от научных. Его органам приписываются совершенно не свойственные им функции. Так, например, сердце концептуализируется как орган, способный к выполнению сложных когнитивных функций. Оно наделено памятью (learn by heart, the memory of the heart) и способностью к воображению (we always believe, on some level, the worst thing our hearts can imagine - S. King. The Man in the Black Suit). Сердце является вместилищем и источ-
ником чувств, потребностей и желаний (The heart - a "secret repository where needs and fears elbowed each other continuously like uncomfortable passengers in a crowded subway car" - S. King. Needful Things). Интересен в этой связи отрывок из монографии Р. Кастен-баума, в котором он описывает стетоскоп как инструмент «so useful for hearing the heart, so useful for not having to listen to the heart» (R. Kastenbaum. On Our Way. The Final Passage Through Life and Death). Сердцу приписывается инструментальная функция в формировании привязанности (to love sb with all one's heart). Размер сердца рассматривается как фактор, определяющий душевные качества человека (in their stingy little hearts - K. Kesey. One Flew Over the Cuckoo's Nest; He has yards of heart - S. King. Needful Things).
Аналогичным образом совершенно не свойственные им качества и функции приписываются и другим органам внутреннего тела. Селезенка рассматривается как орган, аккумулирующий злобу (to vent one's spleen), желудок - как орган, в котором локализуется беспокойство (to have butterflies in one's stomach) и т. п.
Только область внутреннего тела может стать вместилищем для квазиорганов - мифических, не существующих органов, реальных лишь психологически и культурно, но не имеющих органического субстрата. Основным из таких квазиорганов является душа, обычно размещающаяся в области груди, а в англосаксонской культуре - еще более локально, в сердце.
Мифологизируются и происходящие во внутреннем теле процессы. Помимо вышеупомянутых случаев «дрейфа» органов по внутрителесному пространству, в англоязычных дискурсивных практиках встречаются многочисленные примеры концептуализации внутрителесных феноменов как действия проникших в организм живых существ, которые грызут, гложут, разрывают, съедают плоть: gnawing anxiety; cancer eating into your guts (S. King. Thinner); a tumor sucking you dry (S. King. Thinner).
Разумеется, в рамках одной статьи невозможно представить весь спектр внутрителесных проблем, перспективных в плане лингвистической разработки. Мы сосредоточились главным образом на описании той феноменологической области, которая коррелирует с анатомическим телом. Однако комплексный лингвистический анализ внутрителесной сферы предполагает обращение еще как минимум к
двум проблемным областям: концептуализации интероцептивных ощущений и эмоциональных состояний. Мы полагаем, что исследования в данной области представляют интерес не только для лингвистов, но и для философов, психологов, культурологов, занимающихся проблемами человеческой телесности, поскольку именно языковые репрезентации внутрителесных состояний отражают особенности восприятия и осмысления человеком его собственного тела.
Список литературы
1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - 2-е изд. - М.: Искусство, 1986. - 445 с.
2. Бескова Д.А. Внутренняя граница телесности: особенности структуры. -http://www.firstjob.ru/?ScienceView&ID=5. Дата обращения - 21.09.2011.
3. Гудков Д.Б., Ковшова М.Л. Телесный код русской культуры: материалы к словарю. - М.: «Гнозис», 2007. - 288 с.
4. Киященко Л.П. О границах телесности человека // Телесность человека: междисциплинарные исследования. - М., 1991. - С. 7-12.
5. Лаенко Л.В. Перцептивный признак как объект номинации. Перцептивный признак как объект номинации: дис. ... д. филол. наук: 10.02.19 - Воронеж, 2005. - 465 с.
6. Нагорная А.В. Метафоры тела и их роль в концептуализации болезни. -Вест. Челяб. гос. ун-та. Сер. Филология. Искусствоведение. - № 20 (235) 2011 вып. 56. - С. 112-118.
7. Подорога В.А. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. - М.: Ad Marginem, 1995. - 339 с.
8. Тхостов А.Ш. Топология субъекта (опыт феноменологического исслед-лования). - Вест. Моск. ун-та. Сер. 14, Психология. 1994. № 2, С. 3-13; №3, С. 3-12.
9. Тхостов А.Ш. Психология телесности. - М.: Смысл, 2002. - 287 с.
10. Vlahos O. Body: the Ultimate Symbol. - New York, 1979. - 272 p.
