CC BY
51
социальный капитал в форме отношений доверия могут носить различный характер: помощь в обеспечении стандартов качества, преференции при размещении заказов, предоставление беспроцентных займов.
Кроме представленных выше добровольных мер по осуществлению инвестиций в отношения доверия, в сетевых структурах существует другой механизм предотвращения оппортунистического поведения: информация свободно циркулирует в рамках кластера и доступна всем участникам, в том числе и информация об оппортунистическом поведении одного из них становится известной всем. Механизм наказания будет заключаться в исключении из сети, лишении того потока информации, который доступен только ее участникам. В результате, организация-участник, нарушившая правила игры, ставит под угрозу отношения не с одним партнером, а со всей сетью, и лишается всех преимуществ.
Наряду с синергетическим эффектом и доверием, сетевым структурам присуща гибкость, которая выражается в своевременности реагирования на изменения окружающей среды. Согласно принципу необходимого разнообразия из общей теории систем, внутренние механизмы приспособления организации должны быть столь же разнообразны, сколь сложна окружающая среда, с которой они должны сообразовываться. Несоответствие между ними представляет собой проблему. Чрезмерно сложная внутренняя организация фирмы приводит к ненужному повышению трансакционных издержек. С другой стороны, недостаточно комплексная внутренняя организация приводит к тому, что применяется один и тот же инструмент для решения различных задач, что приводит к снижению эффективности. И именно способность сетей самостоятельно менять свою конфигурацию можно считать чувствительностью к принципу необходимого разнообразия [14].
Согласно закону больших чисел, потоки экономической активности, протекающие через систему субконтрактов и поставщиков средств производства, будут в среднем более постоянными, чем те же процессы, но организованные с помощью интегрированной компании. Многоорганизационная система имеет возможность приспосабливаться к изменениям рынка быстрее и с меньшими издержками переключения (switching costs) [18].
Рэймонд Майлс, давая объяснение такой ситуации, говорит о том, что эффективность сетевой организации заключается в ее гибкости за счет возможности группировать и перегруппировывать ресурсы таким образом, чтобы они соответствовали изменяющимся, уникальным потребностям участников как вверх, так и вниз по цепи создания стоимости, а главное — потребностям конечных потребителей [20].
Так допустим, ресурсные ограничения снимаются в сетях путем перестроения связей и перераспределения ресурсов. Что касается нехватки информации, то благодаря информационным потокам, которые становятся общедоступными в рамках сети (речь идет и о результатах исследований, в том числе рыночной конъюнктуры), восстанавливается уровень информированности. В дополнение к этому, в процессе обсуждения информации среди партнеров, когда их различный опыт используется для оценки проблем и новых возможностей, может возникнуть новая информация. Даже если при этом партнеры теряют преимущество по отношению друг к другу, это может способствовать усилению их преимущества перед конкурентами [14]. Опять же, все это невозможно было бы себе представить, если бы между партнерами не было доверия.
Сети как раз имеют большую свободу в замещении факторов производства путем преобразования каналов, по которым те
поступают. Гибкость снижает риски. С точки зрения затрат — через повышение ликвидности и перераспределение ресурсов, и с точки зрения доходной части — благодаря соответствию продукции потребностям потребителей [14].
Как уже отмечалось выше, сети обеспечивают гибкость и способность к быстрому реагированию в постоянно изменяющихся условиях. Это особенно характерно для кластерной формы организации сетевых взаимодействий. Компания-участница кластера значительно быстрее может найти ресурсы для внедрения инноваций. Важную роль здесь играют местные поставщики и партнеры, которые способны и действительно активно вовлекаются в процесс внедрения инноваций, тем самым обеспечивая наибольшее соответствие конечного продукта потребностям покупателей [21]. Порой еще большее значение имеет наличие связей с теми субъектами кластера, которые Портер называет «институтами сотрудничества» («Institutions for Collaboration»), такими как университеты, торговые палаты и технологические институты, которые благоприятствуют процессу постоянного обучения и инноваций [22].
В плане инноваций кластер имеет еще одно преимущество перед другими организационными структурами. Заключается оно в том, что «входящие в кластер фирмы могут экспериментировать с меньшими издержками и не брать на себя больших обязательств, пока окончательно не убедятся в том, что новое изделие, процесс или услуга будут выгодны. В противоположность этому фирма, полагающаяся на получение ресурсов из удаленных источников, вынуждена уделять значительно больше внимания заключению контрактов, обеспечению отгрузок, получению технической поддержки и сервисного обслуживания, а также согласованию деятельности с большим количеством других структур» [23].
Говоря о сетях и инновациях, нельзя не упомянуть об их особом взаимопроникающем влиянии, результатом которого могут стать сетевые инновации.
По сути, сетевые инновации не представляют собой радикально новое изобретение. В то же время их нельзя отнести и к разряду эволюционных инноваций. Сетевые инновации возникают в результате взаимного влияния компетенций каждой отдельно взятой организации, что приводит к улучшению существующего продукта или процесса или даже к созданию нового. В отличие от ситуации, когда инновации являются следствием целенаправленных действий, допустим, отдела R&D, некоторые исследователи отмечают возможность спонтанного появления сетевых инноваций, не обусловленного предварительными исследованиями. Единственным условием для их возникновения будет являться кооперация нескольких организаций [18], между которыми налажен диалог.
Таким образом, сети обладают такими свойствами как способность создавать синергетический эффект, а также особый институт доверия, что в свою очередь позволяет гибко реагировать на изменения внешней среды. В результате активного взаимодействия участников сети возникает новое знание, которое может носить, к примеру, форму сетевых инноваций, тем самым формируя качественно новые конкурентные преимущества. Это обуславливает высокую роль сетевых форм в формировании инновационной экономики или экономики знаний. Данный вывод имеет особое значение для России в плане решения поставленной задачи по переходу на инновационный путь развития. Развитие предпринимательских сетей будет способствовать повышению уровня доверия, который находится на крайне низком уровне, и степени адаптивности экономической системы РФ. В свою очередь это приведет к росту инновационной активности в бизнес-среде.
Литература
1. Доклад об экономике России. Всемирный банк в России. № 27. Апрель 2012. 44 с.
2. Чернова Е.Г. Современные формы и методы интеграции хозяйственных образований в условиях глобализации. — СПб.: Изд. дом СПбГУ. 2010. — 280 с.
3. Эффективная Россия: производительность как фундамент роста. McKinsey & Company. 2009. 45 C.
4. Титов Л.Ю. Принципы формирования инновационных сетей в реальном секторе экономики // Проблемы современной экономики. — 2009. — № 1.
5. Бляхман Л.С. Институциональные основы модернизации российской экономики // Проблемы современной экономики. — 2012 — № 1.
6. Грищенков А.И. К вопросу о составе участников инновационной сети // Вопросы экономики и права. — 2011. — № 1.
7. Завьялов Д.В., Завьялова Н.Б. Принципы успешности инновационных высокотехнологичных кластеров // Российское предпринимательство. — 2012. — № 10.
8. Левре Э. Стартапы. Чему еще мы можем поучиться у Кремниевой долины. — М. — 2010. — 203 с.
9. http://www.law.cornell.edu/uscode/text/15/chapter-69 (дата обращения — 20.04.2012)
10. Podolny J., Page K. Network forms of organization // Annual review of sociology. — 1998. — № 24.
11. Уильямсон О. Экономические институты капитализма: Фирмы, рынки, «отношенческая» контрактация. — СПб, 1996. — 702 с.
12. Shelby D. Hunt A General Theory of Competition. California: Sage Publications Inc. 2000. 303 p.
13. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. — М.: ГУ ВШЭ, 2000. — 607 С.
14. Van Alstyne M. The state of network organization: a survey in three frameworks // Journal of organizational computing — 1997. — V. 7. № 3.
15. Powell W.W. Learning from collaboration. Knowledge and networks in the biotechnology and pharmaceutical industries //California Management Review. — 1998. — № 40.
16. Ведин Н. Фирма в глобальной экономике: эволюция и конкурентоспособность // Проблемы современной экономики. — 2007. — № 1.
17. Morgan R., Shelby H. The commitment-trust theory of relationship marketing // The journal of marketing. — 1994. — V. 58. № 3.
18. Steinle C., Shiele H. When do industries cluster? A proposal on how to assess an industry's propensity to concentrate at a single region or nation // Research Policy. — 2002. — № 31.
19. Powell W.W. Neither market nor hierarchy: network forms of organization // Research in organizational behavior. — 1990. — Vol. 12.
20. Miles E.R., Snow C.C. The new network firm: a spherical structure built on a human investment philosophy // Organizational dynamics. — 1995. — Spring.
21. Беляков Г.П., Степанова Э.В. Интеграция предприятий региона в инновационный кластер // Проблемы современной экономики. — 2011. — № 4.
22. Porter M. Clusters and the new economics of competition // Harvard Business Review. — 1998. — November-December.
23. Портер М. Конкуренция, М. — 2005. — 602 с.
преступная трудовая деятельность:
экономические аспекты
А.Л. Мазин,
заведующий кафедрой экономики Нижегородского института менеджмента и бизнеса,
доктор экономических наук, профессор almazin1@yandex.ru
А.Н. Голубцов,
заведующий кафедрой экономики Нижегородского филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации,
доктор экономических наук, профессор
Криминальную экономическую деятельность можно разделить на трудовую и предпринимательскую. Экономический подход показывает, что преступление совершается, если доход от него выше дохода от альтернативной легальной деятельности с учетом вероятности поимки и тяжести наказания. Экономические реформы в России сопровождались ростом количества преступлений; при этом для многих людей преступная деятельность оказалась экономически выгодна. Особая проблема России — массовое воровство. Чтобы преступления в стране перестали окупаться, необходимо формирование такой институциональной среды, в которой у человека растут не только прямые, но и альтернативные издержки преступления.
Ключевые слова: криминальный труд, альтернативные издержки, экономические реформы, массовое воровство
УДК 31.101.264.22, ББК 65.01
Существует ли криминальный труд?
Труд можно определить его как целесообразную энергозатратную деятельность людей по созданию благ, удовлетворяющих потребности индивида и общества.[1] Очевидно, что называть деятельность человека, ворующего у соседа картошку (понятно, что не только у соседа и не только картошку) трудовой очень непривычно; более того, это может вызвать серьезный внутренний протест, особенно учитывая, что понятие «труд» обычно ассоциируется именно с полезной деятельностью на благо общества.
В то же время можно заметить, что и вор, и грабитель прилагают для достижения результата (денег, вырученных от продажи наворованного или награбленного) физические и умственные
усилия, нередко реализуют при этом профессиональные знания и опыт. Многие криминальные профессии (например, вор-карманник, хакер) требуют многолетней подготовки и постоянной практики. Иначе говоря, по ряду формальных признаков представители криминальных профессий тоже трудятся. Заключенные, которые роют подкоп для побега, действуют вполне целенаправленно и затрачивают энергию; обретенная свобода выступает для них в роли желанного блага.
Впрочем, говорить о благе применительно к результатам криминальной деятельности очень непросто. Результат деятельности вора — не созидание благ, а лишь присвоение собственности других людей. В рыночной сделке и продавец, и покупатель обычно выигрывают. Преступник же осуществляет действия,
Внутри экономики преступлений и наказаний существуют частные теории тех или иных видов преступлений. Так, экономика наркотиков представляет собой типичный пример сферы, где совершаются «преступлений без жертв», т.е. участники купли-продажи вступают в отношения добровольно. В соответствии с теорией уклонения от налогов налогоплательщики будут уклоняться от уплаты налогов, если рЫ <Т; где р — вероятность выявления нерадивого налогоплательщика; N — налагаемый на него штраф; Т — величина подоходного налога. Правительство, стремящееся максимизировать бюджетные поступления, должно подобрать оптимальные параметры р и N.
Следует учитывать, что преступник учитывает не столько реальные данные о раскрываемости преступлений, сколько доступную ему информацию, поэтому роль средств массовой информации и других средств воздействия на массовое сознание в снижении преступности очень велика, а мифы об успехах в борьбе с преступностью нужны не меньше, чем сами успехи.
Российская преступность в период экономических реформ
Экономические реформы в России сопровождались значительным ростом количества преступлений. Многие из них были вызваны прогрессирующей бедностью населения и ростом безработицы. Так, в середине 90-х годов по расчетам ученых ИСЭПН РАН, в Санкт-Петербурге рост безработицы только на 1% вызывал увеличение преступности на 8%. Таким образом, упущенный легальный заработок у многих людей, вступающих на преступную стезю, оказывался невысоким.
В начале 90-х годов произошел первый всплеск преступности, в первую очередь экономической. В стране начиналась эпоха первоначального накопления капитала, всегда и везде сопровождающаяся ростом преступлений и насилия. Значительно выросла доля преступлений, непосредственно направленных на жизнь, здоровье и имущество граждан. Так, количество зарегистрированных убийств или покушений на убийства в 1993 г. по сравнению с 1991 г. выросло в 1,8 раза; тяжких телесных повреждений — в 1,6 раза; разбойных нападений — в 2,2 раза; грабежей — в 1,8 раза. В последующие годы уровень преступности почти не менялся, оставаясь очень высоким (в среднем 1750 случаев на 100 тыс. населения). Правда, следует учитывать, что в стране каждое второе экономическое преступление и каждое третье уголовное не регистрируется.
В 90-е годы существенно изменилась качественная сторона преступности; происходила экспансия организованной преступности и её капиталов в российскую экономику, прежде всего в её наиболее прибыльные отрасли. Преступные группировки стали контролировать в десятки тысяч предприятий, сотни банков. Под полным контролем криминальных структур оказался
игорный и шоу-бизнес, практически вся оптовая и розничная торговля Москвы, Санкт-Петербурга и других крупных городов, значительная доля экспорта сырья, производство и продажа спиртных напитков. Отмечались признаки проникновения криминального бизнеса в традиционно государственную торговлю промышленным золотом, алмазами и оружием.
Огромные доходы, существующие у представителей (особенно лидеров) организованной преступности, привели к расширению масштабов подкупа государственных служащих и политиков. По американским оценкам, на подкуп влиятельных чиновников в государственных структурах крупные преступные группировки России тратят от 30 до 50% своих прибылей. Масштабы коррупции на всех этажах государственной власти очень велики. Обычно волна коррупции захватывает общество тогда, когда государственные чиновники получают возможность обогащаться без особого риска. Еще одна причина массовой коррупции заключается в тех возможностях, которыми располагают многочисленные российские чиновники, контролирующие бизнес. Нечетко сформулированные правила, чрезмерное регулирование и повсеместный контроль дают должностным лицам исключительную власть, создают широкие возможности для коррупции.
В годы реформ в России не просто происходил рост преступности; население пребывало в состоянии прогрессирующей незащищенности от преступных посягательств на жизнь, здоровье и имущество. Незащищенными ощущали себя все социальные слои и группы населения — предприниматели, политики, рядовые граждане. Ослабление безопасности населения оказалось связано не только с ростом преступности, но и с серьезными переменами в деятельности правоохранительных органов. Среди рядовых работников милиции получила широкое распространение вторичная, неформальная занятость. По экспертным оценкам, в рабочее время подрабатывает треть работников милиции; 2/3 подрабатывающих получают деньги за охрану коммерческих структур; многие обирают торговцев, берут плату вместо штрафа и т.п. Руководство правоохранительных органов нередко относится к подобной деятельности рядовых сотрудников с пониманием.
Большинство предприятий с самого начала реформ было вынуждено платить дань бандитским формированиям за обеспечение своей безопасности (прежде всего от них самих). Подобную деятельность иногда определяют как «силовое партнерство», основанное на коммерческом использовании потенциального насилия. Во второй половине 90-х годов на рынке охранных услуг организацию «крыши» предприятиям (как легальным, так и криминальным) все чаще стали брать на себя руководящие работники правоохранительных органов. Естественно, все это отразилось на авторитете этих органов, поэтому
Рис.1. Число зарегистрированных преступлений на 100 тысяч человек постоянного населения и доля краж в общем числе зарегистрированных преступлений (%), 1985-2009 годы.
