CC BY
43
Я. Ю. Шашкова
СЕТЕВЫЕ МОДЕЛИ В РОССИЙСКОМ ПАРТОГЕНЕЗЕ1
Статья основана на тезисе о том, что переход к постиндустриальному обществу сопровождался повышением требований граждан к инструментарию политической деятельности, стремлением политически активного населения, особенно молодежи, к автономному самоопределению. Это повлекло за собой как развитие более «свободных» форм политической активности, так и трансформацию политических партий. На Западе сетевые структуры получили распространение на низовом уровне партийных организаций, усиливая их отрыв от партийной элиты, ставшей частью «партийного картеля», или в новых типах партий (например, партии-движения, новые кадровые партии). В российском партогенезе они нашли применение в построении партий по аналогии с бизнес-проектами — по принципу франчайзинга. По такому пути во многих регионах строилась «Справедливая Россия», его же активно практикует ЛДПР. Также партии используют контрактную систему для формирования имиджа и массовизации, особенно в период избирательных кампаний.
Ключевые слова: политические партии, политические сети, региональная политика.
Переход к постиндустриальному обществу сопровождался повышением требований граждан к инструментарию политической деятельности, стремлением политически активного населения, особенно молодежи, к автономному самоопределению. Это повлекло за собой как развитие более «свободных» форм политической активности (движений, «монопроблемных» гражданских инициатив и т. д.), так и трансформацию традиционных институтов, в частности политических партий.
Россия, осуществив импорт институтов в рамках кратологиче-ского транзита конца ХХ в., попыталась перенести в свой политический процесс уже современные формы политических организаций и отношений, попав в то же время, в «ловушку» институциональных заимствований. Ведь привнесение институтов, которые, естественно, воспринимаются как чужеродные, может порождать как радикальные сомнения в их значимости, так и различия в их интерпре-
© Я. Ю. Шашкова, 2012
1 Работа выполнена при финансовой поддержке Минобрнауки в рамках федерального государственного задания (проект №6.3042.2011 «Комплексное изучение развития политического и религиозного ландшафта в Южной Сибири в контексте государственной политики России»).
тации институтов. Ключевую роль в этом случае начинает играть согласованность («конгруэнтность») смыслов импортированных институтов в стране-доноре и стране-реципиенте. Высокая степень конгруэнтности приводит к постепенной конвергенции, низкая - к дивергенции, которая, в свою очередь, может повлечь за собой как перерождение импортированных институтов, так и возникновение новых - альтернативных - неформальных норм. В одних случаях импортированные институты становятся лишь «оболочкой», внутри которой функционируют неформальные, традиционные для общества-реципиента, практики, в других - наблюдается институциональный конфликт, в третьих - возникает институциональный гибрид (Панов, 2007, с. 101; Полтерович, 2001).
Импорт западной модели политических партий в российские условия, создав противоречие между заимствованной нормативной формой партий и современными маркетинговыми методами их деятельности, с одной стороны, а также особенностями социальной структуры и политической культуры российского общества, — с другой, как раз привел к наполнению институциональной формы партий новым содержанием. По образному выражения Г.Л. Кертман, российская политическая культура и практики трансформирующегося общества «одомашнили» новые институты, уподобляя их привычным, знакомым, вписывая импортированные институты в традиционный ценностно-нормативный контекст и вырабатывая спектр мотиваций политического поведения, органичный для «среднего россиянина» (Кертман, 2007, с. 120.). А потому возникают вопросы о том, какую роль играют сетевые модели в современном российском партогенезе и каково их содержание на федеральном и региональном уровнях в контексте отечественной политической системы.
Возникнув в эпоху модерна, партии выступили одной из форм организации общества, одним из каналов вертикальной мобильности, тесно переплетаясь, а подчас заменяя системы организации традиционного общества - родовые структуры, иерархии, бюрократию и др.
Кроме того, период становления массовых партий совпал с усилением классовых конфликтов, что усиливало их идеологическую определенность, делало каналом артикуляции политических интересов больших социально гомогенных групп сторонников и мобилизации их политической активности. Массовые партии действовали в условиях ясных конфликтных линий между однозначно определяемыми субкультурами с определенными социально-экономическими особенностями, мировоззренческими представлениями и организационными связями, объединяющими членов «от колыбели до гроба» (Кац, Мэир, 2006, с. 28; Михалева, 2009, с. 34).
При этом в условиях массовизации партий, когда все члены технически не могли и не были способны участвовать в их деятельности и управлении, увеличивалась дистанция между «рядовыми и генералом». Власть сосредоточивалась в руках партийной олигархии, что вело к ликвидации внутрипартийной демократии (Михельс, 1990, с. 56), а также способствовало олигархизации политического управления в целом.
В то же время, необходимо отметить, что ряд партий консервативной и либеральной направленности, в частности американские, оставались условно-централизованными, представляя собой тип партии со «слабой» структурой, при которой региональные организации обладают значительной степенью автономии в осуществлении своей деятельности. Их консолидирующим началом выступают общая идейная платформа и принципы деятельности, что создает условия для заключения горизонтальных контактов и создания партийных сетей местного и регионального масштабов.
Массовое распространение данный принцип получил к концу ХХ столетия, когда развитие Интернета и других средств коммуникации обеспечило гражданам возможность непосредственного доступа к информации и участия в управлении и деятельности политических институтов и организаций.
В этих условиях трансформируется организационная структура партий. Став более функциональной, партийная жизнь меньше ориентирована на политическую социализацию, повышение квалификации и солидарность партийных кадров. Партии предпочитают создавать «мозговые центры» на базе лояльных научно-образовательных структур или рекрутировать готовых специалистов для выполнения конкретных задач в партийном аппарате. При этом деятельность в рамках партии рассматривается специалистами сугубо профессионально, без какой-либо идейно-эмоциональной детерминанты.
В результате на смену массовым партиям с централизованной, но связанной тесными связями сверху донизу, структурой, приходит двухуровневая модель. Руководство партий, ставшее частью партийного картеля, создает вокруг себя «электорально-профессиональные» машины. Снизу же функционируют сети региональных и местных парторганизаций.
Именно такая, разветвленная партийная структура с вертикальной и горизонтальной дифференциацией, развитой двусторонней коммуникацией, демократичностью внутренней жизни и системой молодежных и иных общественных организаций, служащих для партии электоратом и кадровым резервом, признается наиболее отвечающей требованиям современного общества.
Немаловажную роль в распространении сетевых моделей в современной политике сыграло и изменение характера социальных кливажей. Новые общественные конфликты не имеют постоянного и комплексного характера, они более локализованы и фрагменти-рованы, а размежевание по интересам часто носит временный, ситуационный характер, создавая в основном кратковременные, нестабильные объединения. По выражению У. Бека, социальная конфигурация по типу «или-или» заменяется взаимодействием «и-и» (Веск, 1996, р. 143). В соответствии с этим фрагментируется и политика, она носит по большей части «конкретный» и «монопроблемный» характер, не будучи ориентирована на какие-то большие, всеобъемлющие проекты.
Кроме того, на современном этапе общественно-политические и социально-экономические интересы стремятся к поляризации, в результате сужается сфера их альтернативной реализации. Естественным образом сокращается и политическое пространство, на котором могли бы зарождаться и действовать массовые и даже всеохватные партии. На местном и региональном уровнях их место занимают сегментарные партии, выступающие «политическими представителями своих сегментов и обеспечивающие надежный механизм выдвижения лидеров сегментов, участвующих в больших коалициях» (Лейпхарт, 1997, с. 98.).
С другой стороны, маркетинизация политики в условиях информационного общества приводит к ее удорожанию. Партийные проекты приобретают «пиаровский» характер, партии перенимают «рыночный» тип поведения и выстраивают коммуникацию со слабоструктурированным обществом как с аморфной аудиторией.
Наконец, нельзя не учитывать и изменение психологии масс. С ростом образовательного уровня, индивидуализации и рационализации сознания гораздо меньше, чем раньше, скованного нормами и традициями тех или иных социальных групп, увеличивается значение личного выбора в процессе политической самоидентификации. Этот выбор складывается под влиянием множества разнородных и ситуативно меняющихся факторов. Партийные предпочтения теряют устойчивость, приобретая все более инструментальный характер. Это предопределяет переориентацию политических акторов, в частности политических партий, с долгосрочных идеологических союзов или самостоятельной деятельности на участие в широких коалициях для достижения общих целей и/или объединения ресурсов для повышения эффективности политической деятельности.
Тем самым можно говорить о «переформатировании» партий, вызываемом сложным комплексом общественных и социально-экономических реалий. Партии «постиндустриальной» эпохи все
меньше похожи на своих предшественниц вековой или даже полувековой давности. Как справедливо указывают сторонники «инсти-туционализма рационального выбора», в партиях запускаются адаптационные механизмы, идет саморазвитие, оказывается влияние на окружающую среду. Обладая властным ресурсом, партии способны воздействовать на характер и формы политических отношений, политическую конкуренцию, на социальные и экономические условия и на собственный организационный потенциал (Katz, 1980; Михалева, 2009, с. 20).
Показателем данного процесса стала трансформация партийных организаций в новый тип всеохватных (catch-all) партий, выделенный О. Кирхаймером в 1966 г. (Kirchheimer, 1966) Причины их возникновения, наряду с ослаблением традиционных социальных конфликтов, коренились в постоянном стремлении массовых партий к расширению своих структур и наращиванию численности, что приводило к росту социальной гетерогенности их членов и сторонников. Связанное с этим снижение мобилизационных возможностей партий в сочетании с ростом стоимости избирательных кампаний привело к появлению непартийных источников формирования партийных ресурсов, например пожертвований представителей бизнеса. Тем самым, как отмечали Р. Катц и П. Мэир, всеохватные партии приобрели некую форму компромисса между кадровыми и массовыми - «по своей форме» они «выглядели как массовые партии (постоянное членство, отделения, партийные собрания, партийная пресса), но на практике зачастую продолжали функционировать как независимые парламентские партии» (Кац, Мэир, 2006, с. 31).
Сыграло свою роль в распространении всеохватных партий и размывание до этого ясно определенных социальных границ, а также сознательный отказ партий от конфронтации в рамках консолидированной демократии. В результате партии «перестали быть обществами единоверцев, не выходящих за пределы своего круга, и организаций, помогающих им» (Бёйме, 1992, с. 62). К подобного же рода структурам можно отнести и новые кадровые партии. Они не нацелены на массовое членство, а стремятся расширить влияние на избирателей через средства массовой информации и/или вовлечение в свою орбиту представителей общественно-политических движений, групп интересов и гражданских инициатив (Волинец, 2006, с. 63).
С другой стороны, процесс институционализации общественно-политических движений, в частности экологического, привел к образованию монопроблемных партий-движений со свободной организацией и отсутствием четкой грани между активистами партий и соответствующих движений (Гантер, Даймонд, 2006, с. 59).
Таким образом, современные политические партии представляют собой сложный конгломерат экономических, политических и бюрократических интересов, формальных и неформальных отношений, обладающих собственной исторической реальностью и разнородной, сформировавшейся в результате длительной эволюции социальной базой. В ряде случаев партии полностью или почти полностью утрачивают идеологическую идентичность, что не мешает им оставаться узнаваемыми политическими акторами. Отношение к парторганизациям как лидеров, так и рядовых членов и избирателей становится все менее идеологизированным и все более инструментальным. Как образно заметил К. фон Бёйме, «в постмодернистском обществе членство в партии - как и членство в церкви, какой-либо ассоциации или даже в браке - больше не является принадлежностью всей жизни... Люди входят в вагон, едут какое-то время и выходят, когда не видят причин ехать дальше» (цит. по :Пшизова, 1998, с. 109).
На этом фоне все большее значение в посредничестве между обществом и государством приобретают корпоративные структуры и организованные группы интересов, причем не только предпринимательские организации и профсоюзы, но и отдельные корпорации, потребительские общества, объединения экологистов и др. При подготовке и принятии социально-экономических решений они нередко оказываются эффективнее традиционных партий. Этому способствует широкое распространение во всех развитых странах органов функционального представительства, берущих на себя задачу согласования интересов по отдельным проблемам.
Как справедливо отмечал Р. Дарендорф, «место политических партий занимают специфические интересы и образующиеся вокруг них социальные движения: индивиды больше не «принадлежат» какой-то одной группе, но меняют свою «принадлежность» в зависимости от того, насколько важной оказывается для них та или иная проблема в то или иное время» (Дарендорф, 1998, с. 220.).
В итоге партийная система, как и составляющие ее партии, дифференцируется: на национальном уровне реальное политическое влияние сосредоточивается у нескольких, иногда двух, партий, не слишком отличающихся друг от друга в подходе к ключевым аспектам развития страны. Как правило, одна из таких партий воплощает в себе интересы бизнеса и предпринимательства и поддерживает консервативно-либеральную идеологию, другая, соперничающая с первой, институционализирует интересы наемных работников, государственных служащих, прежде всего занятых в сфере образования, здравоохранения, культуры. Эта партия придерживается, соответственно, социально-демократической ориентации. Тре-
тья в случае возникновения политических неясностей обеспечивает необходимый баланс сил и интересов. Ее концептуальные установки весьма подвижны. На региональном же и местном уровнях действует конгломерат сегментированных партий, составляющих более или менее постоянные сети взаимодействия для решения локальных проблем.
С аналогичными процессами не могла не столкнуться Россия, заимствовавшая готовые формы ряда политических институтов в рамках политической трансформации 90-х годов ХХ в. Однако в области партийного строительства российский законодатель оказался ориентирован на модель массовой партии, которая сегодня уже потеряла свое значение и фактически утрачена в западных странах, но зато имеет богатую традицию в России.
Вместе с тем сетевой, федералистский, принцип построения партийных структур также имеет исторические корни в российском партогенезе. В XIX в. в представлении народников Н.П. Огарева, П.Л. Лаврова и П.А. Кропоткина революционная партия должна была строиться «снизу», когда обладающие достаточной самостоятельностью местные организации создавали бы центральные органы для координации своей деятельности (Огарев, 1956, с. 33-34, 76; Кропоткин, 1990, с. 352; Лавров, 1920, с. 183,192). Подобный федералистский принцип построения партии отвечал, по их мнению, геополитическим особенностям России и обеспечивал бы оперативность и эффективность работы на местах.
Однако на практике в тот и последующий периоды, как в силу объективных причин (преобладание нелегальных форм деятельности, малочисленность революционных организаций, периодические преследования, опустошавшие возникавшие структуры и разрушавшие хрупкие связи между ними), так и традиций организации власти в России, преобладающим стал принцип централизации, согласно которому основная власть и финансовые ресурсы партии аккумулировались в Центре. Он полностью подчинял себе местные организации, регламентировал их деятельность и требовал периодической отчетности о проделанной работе. Элементы данной модели имели место уже у декабристов, затем были расширены и апробированы М.А. Бакуниным, П.Н. Ткачевым, газетой «Земля и воля» 1870-х годов и народовольцами и, наконец, воплощены В.И. Лениным в большевистской партии «нового типа» (Бакунин, 1906, с. 209-216; Ткачев, 1933, с. 403; 1976, с. 98-99; Революционное народничество 70-х годов XIX века, 1965, с. 39-40, 211).
В условиях же политической трансформации конца ХХ в., сопровождавшейся кризисом федеральной власти, слабостью возникавших политических партий, превращением корпоративно_ 125
ПОЯИТЭКС. 2012. Том 8. № 3
отраслевых и региональных элит, лоббировавших свои интересы, в главных субъектов политики, сетевые модели организаций оказались весьма востребованными.
В частности, в 1990-е годы своеобразной формой их объективации выступили политические движения, такие как «Демократическая Россия», Движение демократических реформ, «Гражданский союз», «Демократический выбор России» и др. Они оказались наиболее предпочтительной формой ресурсного усиления малочисленных и слабых отдельных партий для решения конкретных, в первую очередь электоральных, задач. Такая структура была обусловлена, с одной стороны, реакцией на предельную централизацию коммунистических партий и боязнью возврата к тоталитаризму, а с другой, разнородностью идеологического состава этих организаций, объединявших либералов, монархистов, христианских демократов, правозащитников и других на почве отрицания тоталитарного режима и стремления к его разрушению. Кроме того, политические движения позволяли каждой вошедшей в них партии сохранять свою организационную и идейную автономию (что было очень важным для амбиций их лидеров), произвольно завышать количество своих политических сторонников, но делало неустойчивыми и недолговечными сами объединения. Тем более что консолидация в основном осуществлялась на деструктивной основе.
Аналогичные процессы протекали и на региональном уровне. Например, в Алтайском крае в 1993 г. было создано общественно-политическое движение «За подлинное народовластие, гражданский мир и интересы человека труда», представлявшее собой, по определению Г.В. Голосова, «зонтичную коалицию» (Голосов, 2000, с. 52) региональных отделений КПРФ, АПР и других «левых» организаций. Именно оно, а не отдельные партии успешно участвовало в краевых электоральных процессах и составляло основу моноцен-тричного регионального режима А.А. Сурикова.
Принятие Федерального Закона «О политических партиях» 2001 г. с последующим увеличением количественных требований к партиям потребовало от них быстрого расширения сети региональных отделений, доведя ее в 2003 г. до 1524 отделений. Наибольшее их количество имели «Единая Россия» (во всех 89 субъектах Российской Федерации) и КПРФ (в 80 субъектах). За ними следовали Социал-демократическая партия России - 69 региональных отделений, Аграрная партия России - 67 и Народная партия Российской Федерации - 65. И здесь возникает закономерный вопрос: каким образом относительно слабым, малочисленным, по, сути «столичным» партиям 1990-х годов удалось за короткий срок создать сети региональных структур?
Чтобы ответить на него, необходимо вспомнить, что российские партии изначально были не столько институтами политического представительства интересов, сколько «политическими предприятиями», обеспечивавшими конкуренцию элитных группировок. Поэтому ими была успешно освоена франчайзинговая модель партийного строительства, привнесенная в партогенез из бизнеса. Она как раз и предполагает федеративный (сетевой) тип партийной структуры, при котором центральные партийные органы (франчайзеры), обычно накануне выборов, «делятся» с какой-либо федеральной или региональной группой интересов (бизнес-структурой, кланом, клиентелой и др.) проверенной политической концепцией и известным, уважаемым «брендом» в обмен на часть ее политической прибыли (Данилов, 2003, с. 33). Данная группа, приобретая статус франчайзи, берет на себя ответственность за организацию регионального отделения партии, его материальное и финансовое обеспечение, мобилизацию электората в период избирательной кампании и при этом продвигает через него своих представителей в легислатуры различных уровней. В этих условиях для франчайзера главным становится заключить контракт с «правильной» группировкой, а для франчайзи - сделать его максимально выгодным для себя. Итогом такой сделки становится быстрое и относительно малозатратное распространение партий по территории страны, а обратной стороной - их превращение в аналог бизнес-проектов.
Отдельные элементы такой модели существовали в нашей стране в 1990-е годы на региональном уровне, когда партии в регионах в основном создавались не гражданскими объединениями, а губернаторами или сегментами региональных элит как часть региональных электоральных режимов. Их функционирование основывалось на административных или финансовых возможностях регионального лидера или бизнес-патрона, его авторитете и популярности, обеспечивая губернаторам собственное переизбрание, а также продвижение своих сторонников в региональные и местные органы власти и получение определенных выгод в ходе общенациональных избирательных кампаний. В результате многие мелкие и маловлиятельные на федеральном уровне партии имели активные структуры и успешно выступали на выборах в отдельных регионах, будучи контролируемыми местными группами интересов.
Выстраивание вертикали власти путинского периода, включавшее подчинение региональных элит, привело к ликвидации низового уровня российской партийной системы путем запрета региональных партий законом 2001 г. «Национализация» партийной системы заставила губернаторов и группы интересов искать новые ресурсы сохранения своей власти, стимулируя тем самым их активное уча_ 127
ПОЯИТЭКС. 2012. Том 8. № 3
стие в процессе строительства «партии власти» и других федеральных проектов, обеспечения для них голосов на парламентских выборах.
И здесь, по справедливому замечанию пермского политолога П.В. Панова, обнаруживаются две противоположные тенденции. В неконкурентных региональных системах доминирующие акторы используют политические партии для дальнейшего укрепления своих позиций. Это ведет к формализации господства одной политической силы. Напротив, в тех регионах, где в той или иной мере сохраняется политическая конкуренция, новыми институциональными возможностями пользуются различные группировки, что находит отражение в повышении степени фрагментации «региональных партийных систем». Очевидно, что в условиях тесного переплетения формально-партийных и неформально-клиентелистских институтов партийная фрагментация и реальная конфигурация взаимоотношений внутри региональной элиты далеко не всегда совпадают. Известны случаи, когда несколько партий находится под контролем одной группировки2, а одна партия, как «Единая Россия», контролируется разными акторами (Панов, 2005, с. 273).
Прямым следствием распространения франчайзинговой модели стало увеличение присутствия бизнеса в партиях, предпочитающего с начала 2000-х годов не использовать партии как каналы лоббирования своих интересов, а лично контролировать процесс принятия решений. В связи с этим большинство партий, особенно «партия власти», превратилось в союз политических «конъюнктурщиков» и «псевдоакционерное общество», в региональные отделения которых представители бизнеса вкладывают деньги во время выборов, чтобы пройти по партийным спискам.
Наглядным примером этого может выступать СПС и ЛДПР. Так, в 2007 г. Алтайское региональное отделение ЛДПР (АРО) полностью сменило руководящий состав, продемонстрировав переход парторганизации под контроль бизнеса - ФПГ «Сибма» (Алтайское отделение ЛДПР...http://www.bankfax.ш/page.php?pg=34934). Стремясь упрочить свои позиции, новое руководство АРО активно занялось партстроительством, наращивая количество местных партийных организаций и членов партий. Только за 2006 г. оно институционализировало восемь новых районных организаций, доведя их число почти до 40, и начало выпускать ежемесячную газету «ЛДПР
2 Подобная ситуация наблюдалась и в Алтайском крае, где ФПГ «Сибма» в 2003-2007 гг. контролировала региональные отделения СПС, ЛДПР, «Родины» и частично «Единой России».
на Алтае» (Партинформ Алтайского края, 2006, с. 25; Партинформ Алтайского края, 2007, с. 3).
Другим, гораздо более ярким, примером франчайзинга стало построение региональных сетей партии «Справедливая Россия», продемонстрировав при этом одну из черт российского маркетингового подхода к политике - жесткую конкуренцию административных и бизнес-элит за контроль над элементами «проходного» партийного ресурса. Подобная заинтересованность объяснялась тем, что «Единая Россия» не может включить всех активных представителей элиты и согласовать их интересы и амбиции. Новый же проект, благодаря некоторой административной поддержке, давал гарантии региональным элитам «...от снятия с дистанции в ходе избирательной кампании или других форм применения административного ресурса» (Макаркин, http://www.politcom.ru/article.php?id=3148.). Кроме того, для бизнеса это был дополнительный объект политических инвестиций, вполне надежный, но не такой дорогой и бюрократизированный, как «Единая Россия».
При этом надо отметить, что построение сетей и франчайзинг в процессе создания «Справедливой России» шли в два этапа. На первом этапе поменялись лидеры региональных отделений партий «Родина», пенсионеров и Партии жизни, которые уже потом вступали в конкуренцию за контроль над объединенными парторганизациями как между собой, так и с новыми заинтересованными акторами.
В частности, в сентябре 2006 г. сменило руководителя Алтайское региональное отделение Партии пенсионеров. На смену возглавлявшего его фактически с основания В. Бородкина пришел малоизвестный и никак не связанный с краем, кроме президентства в «Алтайхолоде», проживающий в Москве 45-летний бизнесмен А.В. Терентьев. В правление регионального отделения вошли депутаты: краевого Совета — Д. Макаров и Барнаульской городской думы А. Кузнецов, - генеральный директор «Алтайводпроекта» В. Евсюков и др.
В конце августа кадровые изменения произошли и в краевой организации Российской партии жизни. Она перешла под контроль одного из крупнейших зернопереработчиков не только Алтая, но и России — холдинга «Пава». Руководителем регионального отделения стал президент «Павы» А. П. Игошин, его заместителями — вице-президент холдинга П. А. Гайдук и бывший председатель исполкома АРО «Единая Россия» генерал милиции В.М. Семенов (Кто вошел в политсовет Алтайского краевого отделения Российской партии жизни? http://www.bankfax.ru/page.php?pg=37202).
По итогам объединительного съезда в борьбе за руководство организационным процессом и функционированием «Справедливой
России» в крае победил А. Терентьев, который и обеспечивал финансирование в крае избирательной кампании по выборам депутатов Государственной Думы РФ 2007 и 2011 г., получив за это думский мандат. Местные руководители бывших региональных отделений партий, кроме А. Игошина, почти сразу перешедшего в «Единую Россию», распределили между собой вторые роли, достаточные для прохождения в региональную легислатуру.
В дальнейшем функционирование парторганизации протекало как настоящий бизнес-проект. К середине февраля 2007 г. она уже имела 40 местных отделений и насчитывала 8260 членов. Еще ее ряды несколько пополнились после объединения в 2007 г. с формально существовавшими АРО Народной партии РФ, партии «Развития предпринимательства» и Социалистической единой партии (Поглощение карликов, 2007, 19 марта), а также партии «Зеленых» в 2008 г. (Партинформ Алтайского края, 2009, с. 28). Параллельно региональное отделение развернуло активную агитационно-пропагандистскую работу, проведя только за первое полугодие 2007 г. более 50 акций социального, информационного и протестно-го характера (Партинформ Алтайского края, 2007, с. 3).
В других субъектах юга Западной Сибири в качестве основного или одного из главных соискателей франшизы выступала региональная исполнительная власть. Так, 22 сентября 2006 г. было объявлено о расколе в Новосибирском отделении Партии пенсионеров. «Силы, ориентированные на областную администрацию», провели 16 сентября собственную конференцию и переизбрали правление. Новым лидером «пенсионеров» был избран экс-ректор НГТУ А. Востриков. Заинтересованность областной администрации в таком развитии ситуации довольно откровенно подтвердил новый спонсор регионального отделения, руководитель компании «Мега-ком» В. Литуев: «У нас был разговор с Виктором Александровичем Толоконским, и он считает, что Партия пенсионеров должна плотно взаимодействовать с администрацией.Кандидатура Вострикова в этом отношении наиболее удачная. У него за многие годы сложились неплохие отношения и с мэром, и с губернатором, и, безусловно, со спикером облсовета. Это фигура, которая ни у кого из представителей власти не вызывает отторжения». Свою позицию он обозначил следующим образом: «Я .готов поддерживать партию ресурсами, которыми располагаю, но только в том случае, если партия превратится в работоспособный организм» (цит. по: Козли-тин, 2006).
Представители прежнего правления во главе с исполняющим обязанности председателя РО М. Куркиным, узнав о своем свержении постфактум и опираясь на поддержку федерального руково-
дства, заявили о намерении отстаивать свои позиции до конца. 7 октября 2006 г. они провели ответную конференцию, исключив А. Вострикова и его соратников из партии и избрав новым председателем правления И. Галл-Савальского - председателя новосибирского отделения Всероссийского общества инвалидов (Новосибирское отделение ..., http://tayga.info/news/13910). При этом обращал на себя внимание тот факт, что большинство собравшихся 16 сентября, включая А. Вострикова и В. Литуева, по замечанию газеты «Новая Сибирь», вступили в партию совсем недавно и почти сразу обозначили претензии на лидерство в объединенной партии (Коз-литин, 2006).
На этом фоне постепенно усиливалось новосибирское отделение Партии жизни. 13 октября 2006 г. в него влились, не скрывая своих расчетов на перспективность данного проекта, три члена лояльной мэру фракции Новосибирского горсовета «Город» («Континент Сибирь» о вступлении группы «Город» в Партию жизни, http://tayga.info/sfo/2332/). В итоге новосибирское отделение РПЖ на декабрь 2006 г. имело семь депутатов (два - областного и пять -городского Советов), что усиливало его вес в объединительном процессе на фоне отсутствия таковых у «Родины» и РПП.
В то же время, новосибирская «Родина» располагала самой массовой структурой (почти 2,5 тыс. человек и 32 районных отделения), а также серьезной заявкой на электоральный ресурс - на выборах в областной Совет 2005 г. она набрала 6,89% голосов (В Новосибирске идет борьба., http://tayga.info/sfo/2315/).
В результате можно констатировать, что каждая из данных организаций спешно наращивала свое влияние, готовясь к решающей схватке за лидерство в объединенном региональном отделении. В конечном итоге объединение произошло на базе Партии жизни, в отличие от Алтайского края и Кемеровской области, где главную роль играли региональные отделения Партии пенсионеров. Соответственно, и новосибирскую организацию «Справедливой России» возглавила известный политик, лидер НРО РПЖ Т. Шароглазова.
Процесс формирования «Справедливой России» как сетевой партийной структуры, образованной в результате слияния и переформатирования уже существующих сетей меньшего масштаба, показал наличие важной структурной проблемы российского парто-генеза - проблемы реальной интеграции сетей, так как далеко не все их члены поддержали этот процесс или вкладывали в него одинаковое содержание, что было продиктовано как идейными, так и карьерными соображениями. Затрудненность же процесса выхода из сети в сочетании с высокой сложностью межсетевых переходов накладывала отпечаток на дальнейшее функционирование регио-
нальных отделений и противостояние в них. В частности, в новосибирской парторганизации оно продолжалось до 2009 г. переходом контроля над региональным отделением к областной администрации - НРО «Справедливой России» возглавил председатель комитета по строительству и вопросам жилищно-коммунального комплекса областного Совета (входил во фракцию «Единая Россия»), руководитель некомерческого партнерства строителей сибирского региона А.В. Савельев. Секретарем был избран бывший руководитель фракции ЛДПР Облсовета А. Кубанов (Справедливая Россия, http://www.novosibirsk.spravedlivo.ru/about/leaders/top/; «Справедливая Россия» кто на новенького?, http://tayga.info/details/2009/05/26/~90303).
Примером же полной подконтрольности политических сетей и процессов их формирования региональной власти, выступающей их формальным или фактическим «ядром», традиционно выступает Кемеровская область.
Вместе с тем, процесс образования «Справедливой России» продемонстрировал еще один вариант объективации сетевых моделей в российском партогенезе, когда на рубеже ХХ-ХХ1 вв. осознавшие необходимость наращивания ресурсной базы мелкие партии начали блокироваться между собой или вокруг крупных партий, создавая избирательные блоки, а затем и более институционально фиксированные коалиции. Начало этому движению положил в 1999 г. «Союз правых сил», своей победой на парламентских выборах наглядно продемонстрировав эффективность данной меры. Следующим крупным шагом стало образование в 2006 г. партии «Справедливая Россия» из партии «Родина», Российской партии жизни и Российской партии пенсионеров. В пользу присутствия элемента ресурсной взаимозависимости в данном объединении говорит тот факт, что «Родина» на момент слияния обладала большим количеством членов и региональных организаций, большей известностью среди электората, но осталась без административной поддержки и информационного ресурса, чем, напротив, обладали малочисленные Российская партия пенсионеров и Российская партия жизни.
«Яблоко» же после неудачи на парламентских выборах 2007 г. интегрировало в себя на правах фракций целый ряд более мелких партий или общественно-политических организаций. Например, в нем появились фракции «Зеленая Россия» на основе одноименной партии, «Солдатские матери» (из 27 региональных Комитетов солдатских матерей), правозащитная (на базе Московской Хельсинкской группы) и «Молодые демократы», преобразованная из «Молодежного Яблока».
Также партии используют контрактную систему для формирова-
ния имиджа и массовизации, особенно в период избирательных кампаний, заключая по принципу новых кадровых партий договоры о сотрудничестве с различными общественными организациями. Подобная практика нашла широкое распространение в «Единой России».
Таким образом, можно констатировать, что сетевые модели в российском партогенезе носят формальный характер. Российские партии и близкие к ним общественные структуры формально повторяют практики, существующие в демократических системах, однако по своему содержанию они инструментальны. Российские партии образуются по инициативе или под патронажем органов власти, что не способствует их превращению в реальные широкие коалиции различных социальных сил, обеспечивающие представительство интересов в процессе принятия решений на федеральном и региональном уровнях.
Литература
Алтайское отделение ЛДПР избрало лидера и делегатов на центральный съезд партии в Москву // Информационное агентство «Банкфакс» // http://www.bankfax.ru/page.php?pg=34934. (Altai branch of LDPR leader and elected delegates to the party congress in central Moscow // News agency «Bankfaks» // http://www. bankfax. ru/page. php?pg=34934)
Бакунин М. А. Речи и воззвания. М.: Издание И.Г. Балашова, 1906. 322 с. (Bakunin M. A. Speeches and proclamations. Moscow: Publishing I.G. Balashov, 1906. 322 р.)
Бёйме К. фон. Партии // Политология вчера и сегодня. Вып. 4. М.: Российская академия управления, 1992. С. 62-70. (Baym C. von Party // Politics yesterday and today. N 4. Moscow: Russian Academy of Management, 1992. Р. 62-70.)
В Новосибирске идет борьба за руководство отделением будущей объединенной «левой» партии // Информационное агентство «Тайга инфо» // http://tayga.info/sfo/2315/. (In Novosibirsk a struggle for the future of the office management association «left» party // News agency «Taiga info» // http://tayga.info/sfo/2315)
Волинец С. Б. Вне партий «хватай всех»: подходы к изучению партий и партийных организаций в современных демократиях // Политическая наука. 2006. № 1. С. 61-71. (Volinets S. B. Outside parties «catch all»: approaches to the study of parties and party organizations in modern democracies // Political Science. 2006. N 1. P. 61-71.)
Гантер Р., Даймонд Л. Виды политических партий: Новая типология // Политическая наука. 2006. № 1. С. 54-60. (Gunther, R., Diamond L. Types of political parties: A new typology // Political Science. 2006. N 1. P. 54-60.)
Голосов Г. В. Элиты, общероссийские партии, местные избирательные системы // Общественные науки и современность. 2000. № 3. С. 51-75. (Golosov G. V. The elite, all-Russian parties, local electoral systems // Social Science and modernity. 2000. N 3. Р. 51-75.)
Данилов М. В. Механизм пространственного развития политических партий // Власть. 2003. № 12. С. 32-35. (Danilov M. V. The mechanism of the spatial development of political parties // Power. 2003. N 12. Р. 32-35.)
Дарендорф Р. После 1989. Размышления о революции в Европе. М.: Ad
Marginem, 1998. 272 с. (Dahrendorf R. After 1989. Reflections on the Revolution in Europe. Moscow: Ad Marginem, 1998. 272 р.)
Кац Р., Мэир П. Изменение моделей партийной организации и партийной демократии: возникновение картельных партий // Политическая наука. 2006. № 1. С. 2744. (Katz R., Maier P. Changing patterns of party organization and party democracy: the emergence of the cartel party // Political Science. 2006. N 1. P. 27-44.)
Кертман Г. Л. Статус партии в российской политической культуре // Полис. 2007. № 1. С. 120-131. (Kertman G. L. Party status in the Russian political culture // Polis. 2007. N 1. P. 120-131.)
Козлитин Р. Старики-раскольники // Новая Сибирь. 2006. 22 сентября. С. 2. (Kozlitin R. The old splitters // New Siberia. 2006. September 22. Р. 2.)
«Континент Сибирь» о вступлении группы «Город» в Партию жизни // Информационное агентство «Тайга инфо» // http://tayga.info/sfo/2332/. («Continent Siberia» to join the group «City» in the Party of Life // The news agency «Taiga info» // http://tayga.info/sfo/2332/)
Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М.: Изд-во «Правда», 1990. 640 с. (Kropotkin P. A. Bread and Freedom. Modern science and anarchy. Moscow: Pravda, 1990. 640 р.)
Кто вошел в политсовет Алтайского краевого отделения Российской партии жизни? // Информационное агентство «Банкфакс» // http://www.bankfax.ru/page.php?pg=37202. (Who entered the political council of the Altai Regional Branch of the Russian Party of Life? // The news agency «Bankfaks» // http://www. bankfax. ru/page. php?pg=37202)
Лавров П. Л. Государственный элемент в будущем обществе. Пг.: Изд-во «Колос», 1920. 244 с. (Lavrov P. L. State item in the future society. PTH.: Publishing House «Kolos», 1920. 244 р.)
Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. М.: Аспект Пресс, 1997. 287 с. (Lijphart A. Democracy in multipartite societies: a comparative study. Moscow: Aspect Press, 1997. 287 р.)
Макаркин А. Новый левоцентристский проект // Центр политических технологий // http://www.politcom.ru/article.php?id=3148. (Makarkin А. A new center-left Project // Center for Political Technologies // http://www.politcom.ru/article.php?id=3148.)
Михалева Г. М. Российские партии в контексте трансформации. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 352 с. (Mikhaleva G. M. Russian parties in the context of transformation. Moscow: LIBROKOM, 2009. 352 р.)
Михельс Р. Социология политической партии в условиях демократии // Диалог. 1990. № 3. С. 54-61. (Michels R. Sociology of a political party in a democracy // Dialog. 1990. N 3. Р. 54-61.)
Новосибирское отделение Партии пенсионеров обновило руководство // Информационное агентство «Тайга инфо» // http://tayga.info/news/13910. (Novosibirsk branch of the Party of Pensioners updated leadership // The news agency «Taiga info» // http://tayga.info/news/13910)
Огарев Н. П. Избранные социально-политические и философские произведения. Т. 2. М.: Гослитиздат, 1956. 491 с. (Ogarev N. P. Selected socio-political and philosophical works. T. 2. Moscow: Goslitlzdat, 1956. 491 р.)
Панов П. В. Политическое сообщество: конструирование и институционализа-ция // Полис. 2007.№ 1. С. 94-103. (Panov P. V. The political community: design and institutionalization // Polis. 2007. N 1. Р. 94-103.)
Панов П. В. Реформа региональных политических систем и развитие политических партий в регионах // Сравнительное изучение парламентов и опыт парламентаризма в России: выборы, голосование, репрезентативность. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. С. 270-274. (Panov P. V. The reform of regional political systems and the development of political parties in the region // Comparative study of parliaments 134 _
and parliamentary experience in Russia: election, voting, representation. SPb.: Publishing House of St. Petersburg. University, 2005. Р. 270-274.)
Партинформ Алтайского края. Вып. 1. Барнаул: Изд-во «Азбука», 2006. 26 с. (Partinform Altai Territory. N 1. Barnaul: Publishing House «Azbuka», 2006. 26)
Партинформ Алтайского края. Вып. 2. Барнаул: Изд-во «Азбука», 2007. 18 с. (Partinform Altai Territory. N 2. Barnaul: Publishing House «Azbuka», 2007. 18 р.)
Партинформ Алтайского края. Вып. 3. Барнаул: Изд-во «Азбука», 2007. 56 с. (Partinform Altai Territory. N 3. Barnaul: Publishing House «Azbuka», 2007. 56 р.)
Партинформ Алтайского края. Вып. 5. Барнаул: Изд-во «Азбука», 2009. 34 с. (Partinform Altai Territory. N 5. Barnaul: Publishing House «Azbuka», 2009. 34 р.)
Поглощение карликов // №1: Общественно-политическая газета. 2007. 19 марта. С. 6. (Absorption dwarfs // N 1: The socio-political newspaper. 2007. March 19. Р. 6.)
Полтерович В. М. Трансплантация институтов // Экономическая наука в современной России. 2001. № 3. С. 24-50. (Polterovich V. Transplant Institute // Economics in Russia. 2001. N 3. Р. 24-50.)
Пшизова С. Н. Какую партийную модель воспримет наше общество // Полис. 1998. № 4. С. 101-113. (Pshizova S. N. What Party model perceive our society // Polis. 1998. N 4. Р. 101-113.)
Революционное народничество 70-х годов XIX века. Т. 2. М.; Л.: Изд-во «Наука», 1965. 640 с. (Revolutionary populism 70s of the XIX century. T. 2. Moscow; Leningrad: Nauka, 1965. 640 р.)
«Справедливая Россия» кто на новенького? // Информационное агентство «Тайга инфо» // http://tayga.info/details/2009/05/26/~90303. («Fair Russia» who's new? // The news agency «Taiga info» // http://tayga.info/details/2009/05/26/~90303)
Ткачев П. Н. Избранные сочинения на социально-политические темы. Т. 3. М.: Изд-во всесоюзного об-ва политкаторжан и ссыльно-поселенцев, 1933. 500 с. (Tkachev P. N. Selected writings on social and political issues. T. 3. Moscow: PublishingUnion Society of political prisoners and deportees, 1933. 500 р.)
Ткачев П. Н. Сочинения: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1976. 645 с. (Tkachev P. N. Works: In 2 vols. Vol. 2. Moscow: Mysl, 1976. 645 р.)
Beck U. Reinvention of Politics. Modernity in the Global Social Order. Cambridge: Polity Press. 1996. 206 р.
Katz R. A Theory of Parties and Electoral Systems. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1980. 151 р.
Kirchheimer O. The Transformation of the Western Party System // Political Parties and Political Development. Princeton: Princeton University Press, 1966. P. 177-200.
