CC BY
120
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2012. №4(30)
УДК 82/821
СЕРИЯ «ПЛАМЕННЫЕ РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ»: ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН КАК ВОСПИТАТЕЛЬ СВОБОДОМЫСЛИЯ
© В.А.Жукова, М.А.Литовская
Статья посвящена роли, которую сыграла в литературном процессе 1970-х гг. серия исторических романов «Пламенные революционеры», рассматриваемая в контексте социально-философской концепции разномыслия позднесоветской эпохи как фактор, повлиявший на изменение отношения к советской идеологии. На материале романа В.Аксенова «Любовь к электричеству» анализируются приемы выражения двусмысленного авторского пафоса.
Ключевые слова: советская литература, исторический роман, разномыслие советской эпохи, Василий Аксенов, «Любовь к электричеству».
В 1968 г. издательство политической литературы ЦК КПСС запустило серию беллетризован-ных биографий революционных деятелей под общим названием «Пламенные революционеры» (Далее «ПР» - В.Ж., М.Л.). По словам редактора серии В.Новохватко, «серия возникла по инициативе Союза писателей СССР и Политиздата» [1: 3] с благими идеологическими намерениями: «Увлекла задача: воспитание идейного, духовного, нравственного потенциала современного "юноши, обдумывающего житье"» [1: 3]. Немудрено, что книги серии расходились огромными тиражами: «обычный тираж - 200 тысяч экземпляров, а то и больше» [2], многие из них неоднократно переиздавались.
Выбор времени для создания подобной серии несложно объяснить. В 1967 г. СССР отметил пятидесятилетие Октябрьской революции, но общественный интерес к революционным событиям был велик не только из-за исторической даты. Возросшая социальная активность населения, в первую очередь молодежи в странах Западной Европы и США, приведшая к «революциям 1968 года», энергичные попытки реформировать социализм в Восточной Европе, в том же 1968 г. вызвавшие к жизни «Пражскую весну», - все это достаточно бурно обсуждалось в Советском Союзе, воспринималось неоднозначно и требовало «выравнивания» позиций, активной государственно-партийной реакции. Политические решения об усилении советского военного присутствия в Восточной Европе, публицистические обличения «анархистов» и «ревизионистов» по советской традиции должны были поддерживаться искусством. В новом издательском проекте государственная позиция должна была проговариваться через романное повествование о справедливости и закономерности советского строя, рассказ «о том, что думали, чувствовали, о чем мечтали ... люди, совершая поступки, вошедшие во
все учебники истории» [3: 33], т.е. через привычное истории советской литературы «очеловечивание» легендарных революционеров, превращение их в героев для нового поколения читателей. Был составлен список потенциальных героев, к участию в серии постарались привлечь многих популярных писателей тех лет. Серия была эффектно оформлена, регулярно обновлялась, многие романы «ПР» имели читательский успех, который в рецензиях советских лет объясняли обычно «неугасаемым» интересом к революционной теме, востребованностью жанра исторического романа, но также и «полным отсутствием сухости, голой «политграмоты» традиционных и набивших оскомину биографий» [4: 56].
В то же время дежурные упреки в схематизме соединяются с неудовольствием от использования писателями архивных данных, способных «сместить акценты в изображении героя» [5: 5]. Критические отзывы о «ПР» окончательно лишаются благосклонности, начиная с середины 1980-х гг., в первую очередь из-за «особого положения» серии, ее близости к правящей партии. Авторам начинают указывать на существенные исторические и стилистические просчеты, делается вывод о том, что герои «явно не выдерживают испытания временем гласности и перестройки» [6: 49]. Последние книги «ПР» выходят накануне падения советской власти в 1990 г., а в 1991 г. в статье С.Семанова «Пламенные революционеры и их певцы» серия уже определяется как удачно заключенная сделка писателей с партийной верхушкой в лице А.Н.Яковлева [7: 10]. Участие в работе над серией таких писателей, как В. Аксенов, А.Гладилин, В.Войнович,
Б. Окуджава и др. авторов, составлявших литературную фронду тех лет, публицист характеризует как двурушничество. Среди причин, по которым в работе над «конъюнктурной» серией с готовностью принимали участие как «макулатур-
щики», так и «большие» писатели (кроме названных - Ю.Трифонов, Н.Эйдельман, Ю.Давыдов и др.), называли высокие гонорары [8: 2]. Дополнительным подтверждением тому, что романы «ПР» писались не по благим идейным, а по финансовым соображениям, стали свидетельства так называемых «литературных негров» [9].
Впрочем, если вывести за скобки обличительный пафос противников «ПР», нельзя не признать, что, приводя образцы «писательского лицемерия», критики справедливо пишут о «намеках», к которым прибегали многие авторы серии в стремлении выразить свое истинное, отнюдь не положительное, отношение к советской власти. Переход многих участников проекта на «эзопов» язык позже отмечал В.Топоров: «Здесь печатались поэт Владимир Корнилов, бард Булат Окуджава, фантаст Еремей Парнов, критик Станислав Рассадин и многие др. С некоторым опозданием подтянулись и Яков Гордин, Игорь Ефимов, Александр Житинский... У каждого из них нашлось тогда не одно доброе слово и про «Софью Власьевну». Но не без кукиша в кармане, конечно. Как же без кукиша-то?» [10]. О подлинной роли серии в интеллигентских кругах писал в своих воспоминаниях С.Баймухаметов: «Да, именно главное партийное издательство не по своей воле стало тогда рассадником вольнодумства. В общем, сейчас слышать это странно, но тогда казенные партийные слова - Политиздат, серия "Пламенные революционеры” - были неким паролем, знаком вольнодумства...» [11].
Авторы серии прямо или косвенно подтверждали, что интерес к работе над романами для «ПР» объяснялся в том числе и возможностью «на историческом материале развивать сюжеты, которые нельзя было реализовать на современном материале» [12: 205]. Хотя некоторые критики считали, что «авторы чертили эти свои произведения «одной левой», явно полагая их чем-то для себя второстепенным» [7: 10], сами писатели впоследствии говорили о созданных в рамках серии романах всерьез. В. Аксенов, отвечая на вопросы Ю. Коваленко об издании собрания своих сочинений, настаивает: «Есть вещи конъюнктурные, но дрянью их не назовешь. Скажем, роман для «Политиздата» про Леонида Красина - «Любовь к электричеству» в серии «ПР», который я собираюсь издать» [13: 42]. Сходного мнения придерживается В.Войнович: «В серии наряду с мусором было много интересных книг. Сейчас, когда я заглядываю в свою книгу [«Степень доверия»], мне в ней (каюсь) не все нравится, но я ее писал честно, душой не кривил» [14].
Эти свидетельства, а также слухи вокруг задач, которые ставили перед собой создатели
«ПР»1, являются основанием к уточнению той роли, которую серия сыграла в литературном процессе 1970-х гг., на пике своей популярности. Госзаказ явно расходился с результатом. Неровная по степени идейно-политической выдержанности серия демонстрировала, что наибольшим успехом у читателей пользовались романы со «смещением акцентов».
Ко времени создания серии отечественная литература приобрела уже немалый опыт в освоении историко-революционной темы, была даже разработана жанровая форма историкореволюционного романа [15-16]. В то же время возникла необходимость завоевать новый сегмент аудитории, уставшей от революционной патетики и партийной дидактики, увлеченной «новомирской» и «юношеской» прозой, далекой по своему содержанию от текстов первых литературных пятилеток. Так что «отнюдь не случайно Политиздат привлек к разработке историко-революционной тематики прежде всего тех писателей, творчество которых так или иначе затрагивало современные молодежные проблемы» [17: 65].
Еще одной возможной причиной, по которой таким писателям, как В.Аксенов, В.Войнович, А.Гладилин, Ю.Трифонов и др., было предложено поработать в непривычном для них жанре, могло стать стремление властей «отвлечь их в сторону от злободневных тем, чтобы не писали о современных делах, не описывали реальную советскую действительность, а ушли в Историю, и там копались» [18]. Подобная догадка кажется вполне приемлемой, учитывая формирование диссидентских настроений в писательской среде. Одним из создателей серии была вторая жена Юрия Трифонова Алла Пастухова, «сердобольная редакторша, которая в то время помогала очень многим писателям из тех, у кого были непростые отношения с советской властью» [8]. Она и заведующий редакцией Владимир Новохватко привлекали таких авторов, «в общем, своих людей и единомышленников» [19].
Власти пытались отвлечь от злободневных вопросов бунтарей от литературы, заняв их исто-
1 Так, к слухам можно отнести следующую информацию, опубликованную блоггерами: «Ходил такой непроверенный слух по соответствующим кругам, что в "Пламенных революционерах" специально время от времени прикармливают писателей, стоящих на краю пропасти диссидентства и западничества»
[http://crossline.livejournal.com/131224.html]; «В агитпропе сидел А.Н.Яковлев, Аксенов, Гладилин, Окуджава и прочая мразь пилила несметное бабло в серии «Пламенные революционеры»
[http://karpets.livejournal.com/657851 .html].
ПОЭТИКА ДОКУМЕНТАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
рией, но это была история революции. Осмысление прошлого давало возможность проводить параллели с настоящим. В.Войнович позже вспоминал: «Революционеры того времени, 19 века <...>, очень походили на диссидентов нашего времени. <...> Вот меня и заинтересовала близость этих тем, злободневность этой темы» [18]. Поскольку многое, что писалось тогда «на злобу дня», не печаталось, «исторический роман превращался в некую притчу, смысл которой легко расшифровывался посвященными» [20]. В случае с книгами серии «ПР» к «эзоповому» языку добавлялась дружеская редакторская правка, и тексты доводились «до такого вида, что проходило то, что хотелось сказать в подтексте, а с другой стороны, не царапало, как говорится, партийные мозги» [21]. Благодаря этому, а также тому факту, что выпускающим издательством был «Политиздат», писатели получали возможность выразить свое отношение к событиям, происходящим вокруг, на историческом материале, и, таким образом, быть услышанными. «Провокации, нечаевщина, мучительное противоречие между душевной чистотой борцов и кровавой бессмысленностью методов. составляло сюжет самой диссидентской по авторскому составу серии «Пламенные революционеры» [22: 134]. Вот что писал о своей работе над романом о Робеспьере Анатолий Гладилин: «Нужно было придерживаться фактов, но можно было давать другую интерпретацию, неофициозную» [21]. Стоит отметить при этом, что «другие» интерпретации у писателей отличались, так же как и способы включения «неофициозной» проблематики в текст об истории.
Рассмотрим это на одном примере. В 1971 г. вышел роман В. Аксенова «Любовь к электричеству». Книга пользовалась популярностью у читателей, в том числе из-за имени автора, и была переиздана в рамках серии в 1974 г. В советское время роман был «доброжелательно отмечен критикой»: обязательную программу Аксенов выполнил, «раскрыв человеческое обаяние героя» [23: 7] - легендарного наркома с непростой политической биографией. Позже, уже в несоветское время, роман назовут «поверхностным и конъюнктурным» [24: 54]. Истории о том, что это признавал сам автор, ходят в окололитературной среде [25]: «Рассказывают, как, подмахнув договор, Аксенов буркнул: «Писатель я или не писатель? Что я двадцать листов не напишу?» Написал. Скучнейшую «Любовь к электричеству» [26: 76]. Главным поводом к неудовольствию оставался поступок писателя: диссидент от литературы, автор «Затоваренной бочкотары», согласился написать книгу на заданную «Политизда-
том» тему. Ж.Нива, характеризуя «Любовь к электричеству», отмечает: «То, что удалось
опубликовать, кажется неискренним» [27].
Оценить степень искренности писателя довольно сложно, но очевидно, что роман создавался «под заказ», построен в соответствии с конвенциями историко-революционного романа, долженствующего беллетризовать биографию члена РСДРП на фоне все усиливающегося революционного брожения в обществе. Модные в 1970-е гг. приемы оживления подобных сочинений (драматическая любовь героя, включение в текст романа подлинных и вымышленных документов, ведение персонажами длинных нравственно-философских споров) придают тексту окончательно благонамеренный вид. В то же время писатель активно использует в романе зачастую хулиганские намеки, передающие его истинное отношение как к революционной теме, так и к советской власти.
Так, С.Семанов и С.Миронов отмечают неслучайность выбора главного героя: «Повесть была посвящена наркому Леониду Красину, чей внук в 70-е был арестован по громкому делу правозащитников Красина и Якира!» [25]. Однако сам Аксенов об этом нигде не упоминает2, отмечая лишь, что «остановился на Красине, <...> который выделялся на фоне большевистской верхушки дендизмом» [28]. Анатолий Гладилин, издавший в серии «ПР» роман «Евангелие от Робеспьера», так комментирует выбор, сделанный товарищем по цеху: «Заранее был утвержден список, это же серьезное издательство. <...> Но интересных революционеров очень быстро разобрали. <. > Вот Вася Аксенов успел взять Леонида Красина из ранних большевиков, потому что там были революционные деятели интересные, это Васю заинтересовало» [21].
Согласно датированным документам, включенным в повествование, начало действия в повести приходится на 1895 г., когда герой, отбывающий наказание за антиправительственную деятельность, присягает на верность подданства, получает некоторую свободу и продолжает, уже тайно, работать на благо революции. Аксенов описывает события, связанные с первой русской революцией 1905 г. В их центре - действия
2 В действительности фактов, подтверждающих, что Виктор Красин, член Инициативной группы по защите прав человека в СССР, был внуком Леонида Красина, нет. Кроме того, судебный процесс, на который ссылаются критики, проходил в 1973 г., а повесть Аксенова первый раз была опубликована в 1971. Но не исключено, что при выборе своего героя писатель мог рассчитывать на ассоциацию с известным диссидентом.
большевистской группировки, которой руководит Красин, ведущий двойную - легальную в качестве инженера и главы Петербуржской кабельной сети - и нелегальную революционную жизнь. Все это прекращается в 1908 г. вместе с арестом Красина в Финляндии. За этим следуют подробности его освобождения и отъезда за границу. Обрывается повествование в тот момент, когда Красин возвращается в Петербург в качестве представителя немецкой фирмы «Сименс и Шуккерт» (1913 г.) и «еще не знает, что будет с ним» [29: 382].
Основная сюжетная линия романа соответствует историческим фактам, связанным с деятельностью Леонида Красина во время первой русской революции. Но при этом действительность, описываемая Аксеновым, содержит также приметы иного - советского времени. Роман о революционерах можно без затруднений прочитать как роман о диссидентах. В тексте возникают прямые параллели с 1970-ми гг. К примеру, характеризуя встречу Красина, Носкова и Гальперина, обсуждающих «июльскую резолюцию» ЦК, Аксенов пишет: «Случайный зритель подумал бы, что <... > за столом идет столь обычный для России тех лет бесконечный интеллигентский чай на тему о смысле жизни, о народе, о долге перед народом, о религии, о литературе» [29: 47]. «Бесконечный интеллигентский чай» на так называемой «интеллигентской кухне» с конца 1960-х гг. стал знаковой деталью: в кухонных разговорах не только велись разговоры о литературе и искусстве, но и «концентрировались критические настроения по отношению к режиму, зарождалось диссидентство» [30: 32]. Участники «кухонного разговора» у Аксенова - революционеры, люди, недовольные режимом и готовые к борьбе с ним.
Не случайно и то, что главным секретным оружием революционеров в романе является типографская машина. В брежневское время печатное слово становится одним из основных способов борьбы с властными структурами. Именно тогда набирает силу «самиздат»: «В 70-х «самиздат» стал символом борьбы за свободу творчества против попыток власти удерживать контроль над духовной жизнью общества» [31: 342]. На одном из тайных собраний Красин заявляет, что подпольные типографии необходимы для того, чтобы «правда о царском насилии дошла до всех». Похожие цели преследовали сам- и тамиздат, где печатались мемуары и романы бывших политзаключенных, стенограммы судебных процессов над диссидентами и т. п. антисоветские тексты, благодаря которым сведения о жесткости
властей становились более доступными, меняя общественное мнение.
Аксенов, не понаслышке знающий о тех наказаниях, которые испытывали на себе инакомыслящие в советской России, проговаривает свое отношение к этому в «Любви к электричеству», оценивая меры, которые применялись к революционерам в царской России: «Господа, сегодня в газетах - суд приговорил кишиневских печатников-эсдеков к пожизненной ссылке! Какое варварство! <... > Варварски свирепый приговор! Азия неистребимая!» [29: 23]. Нелишне обратить внимание и на реплику одного из второстепенных героев - следователя с характерной фамилией Караев: «Я бы предусмотрел какую-то степень наказания для членов семей государственных преступников» [29: 29]. Это замечание является ответом на высказывание другого персонажа - следователя Ехно-Егерна, рассуждающего о том, что не всех родственников политических преступников «останавливает суровое наказание, понесенное» [29: 28] последними: «Мы-то с вами знаем множество противоположных примеров. Ну вот вам... брат одного из казненных в 1887 году, сейчас виднейший социал-демократ, вы знаете, о ком я говорю» [29: 29]. И хотя имя социал-демократа умалчивается, но очевидно, что речь идет о Ленине, чей брат Александр Ульянов был казнен в 1887 г. за подготовку к покушению на царя Александра III. Реплика Караева отдает горьким пророчеством, отсылая к положению членов семей изменников родины, которым грозило жестокое наказание в виде лишения социальных прав, ссылки или лагеря. История переставила местами жертв и палачей. И новые каратели, по Аксенову, оказались гораздо жестче прежних.
В стремлении подчеркнуть сходство дореволюционного и советского режимов Аксенов включает в текст анахронизмы. Один из них пропадает из второй редакции романа. В первом издании 1971 г. можно наткнуться на явный намек, указывающий на тесную близость двух эпох. Персонаж романа, председатель совета министров, Горемыкин, гуляя после заседания по набережной, размышляет: «До чего же хорошо кругом!». Эти слова отсылают к первой строчке известной всем читателям советской песни, исполняемой в пионерских лагерях: «До чего же хорошо кругом! Под деревьями густыми - светлый дом. И дорожка золотая, ярким солнцем залитая, по которой мы идем, мы идем». Две предреволюционные эпохи российской истории смыкаются: описывая царскую Россию, Аксенов писал о советской.
ПОЭТИКА ДОКУМЕНТАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
Интересен и другой анахронизм, в отличие от первого переживший все редакции романа. Во время декабрьского восстания один из главных героев Павел Берг «в распахнутой по обыкновению шинели метался между Поварской и Никитской, выкрикивал что-то очень пламенное, красивое: "Товарищи, стоять до конца! Ни шагу назад!” <...>. Дружинники улыбались, глядя на него» [29: 229]. Павел опьянен романтикой баррикад, не отдает отчета в происходящем и в том, что говорит. Между тем его призыв «Ни шагу назад!» отсылает к знаменитому приказу №227 от 28 июля 1942 г.3, запрещающему отход войск без приказа и обрекающему многих людей на верную смерть. Намек на известные читателям трагические обстоятельства советской военной истории меняет смысл слов, брошенных Павлом, подчеркивая трагическое заблуждение героя.
У персонажей повести представления об истории сложились под влиянием книг и картин о французских революциях. Аллюзии на них то и дело возникают в речи героев. Так, Павел Берг в разговоре с Лихаревым, пытающимся соорудить на баррикадах места для костров, чтобы люди смогли согреться, восклицает: «В бою согреемся! Вспомни картину Делакруа, дружище! Я тебе показывал! Вот что такое баррикада!» [29: 229]. Имеется в виду картина Эжена Делакруа «Свобода на баррикадах», посвященная событиям буржуазной революции 1830 г. Неуместность сказанного Павлом подчеркивается саркастическим замечанием другого героя - Колючего: «У Делакруа обнаженная дама, товарищ Берг, а значит, погода теплая. А у нас мороз, товарищ Берг» [29: 230].
Не только Павел увлечен романтикой революции. Главный герой романа Красин, обсуждая с Лениным итоги декабрьского восстания 1905 г., говорит: «Москве в декабре не хватало лидера, Дантона, Марата, человека-флага» [29: 289], намекая на то, что таким лидером мог бы стать Ленин. Красин ставит в один ряд фигуры вождей Великой французской революции и Ленина, романтизируя тем самым его образ. Подобно другим персонажам с куда более ограниченным политическим опытом, Красин является заложником истории, нарративизированной в соответствии с романтической традицией. Можно увидеть в этой реплике и намек на то, что роль Ленина в
3 Здесь нелишне отметить, что приказ №227 был отдан Сталиным, имя которого ни разу не упоминается в романе (в силу курса на ресталинизацию, взятую в то время). Используя формулировку «ни шагу назад», Аксенов мог рассчитывать на ассоциацию с образом «забытого» после истории с разоблачением культа личности бывшего вождя.
революции закончилась вместе с ней. Как известно, по окончании Французской революции Дантон и Марат оказываются в тени Робеспьера, со временем утрачивают свое политическое влияние, Марата убивают, а Дантона казнят. Читателям 1970-х гг. было хорошо известно, что после захвата власти большевиками Ленин довольно скоро исчезает с политической сцены, его попытается убить женщина, его идеи предают. Красин отмечает, что декабрьскому восстанию не хватало «человека-флага», связывая этот образ с образом Ленина. Слова о «человеке-флаге» отсылают к знаменитой картине А.Герасимова «В .И. Ленин на трибуне», где главный герой изображен рядом с развевающимся алым стягом - знаменем революции. Автор «Любви к электричеству» указывает на специфическую роль Ленина в революции: он становится всего лишь одним из ее символов.
Обращает на себя внимание еще один намек писателя. В эпизоде, где Красин и Ленин разговаривают в Лондоне о пользе утренней гимнастики, Ленин цитирует гетевского Мефистофеля в ответ на слова Красина о том, что Фауст готов продать душу черту за вечную молодость, а «об утренней гимнастике ни слова»: «Это фольклорный Фауст. А у Гете речь идет не о молодости, а о познании жизни: "Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни вечно зеленеет"» [29: 121]. Образы Ленина и Мефистофеля связываются этой цитатой. Как в гетевском Мефистофеле, в Ленине соединены две противоположности -вдохновенный энтузиазм и насмешливая трезвость. Красин же ассоциируется с Фаустом, находящимся в поиске истины. В итоге он получает ответы. Но все они выходят от лукавого.
Выдерживая структуру историко-революционного романа, Аксенов вносит дополнительные смысловые оттенки в его содержание, корректирующие «официальные» оценки. «Какой смысл биться без конца с ветряными мельницами? Все эти (верноподданнические - В.Ж., М.Л.) фразы, пусть унизительные для современного человека, всего лишь форма. Присяга тирану? Тоже недорого стоит. Разве может она наложить на тебя хоть какие-то моральные обязательства? Сейчас ты должен перемениться, ты должен сбить их с толку. Надо накопить сил, надо выбраться из ссылки...» [29: 15]. Двусмысленность подобных рассуждений главного героя для понимающих читателей, тем более знающих обстоятельства жизни автора, не нуждалась в объяснениях. Как и появление в романе, фабула которого временами напоминает боевик на революционном материале, оглупленного до неприличия городового Луева или полковника
Шаринкина (типичный для Аксенова прием сокрытия «низкой» лексики), «анархиста любви» Горизонтова, для которого участие в революции есть всего лишь очередное экзотическое приключение и т.п. типично аксеновских второстепенных персонажей, придающих повествованию карнавальный оттенок.
Аксенов кардинально нарушает правила советского историко-революционного романа, не вынося героям оценку в соответствии с партийной точкой зрения. Рассказывая о причинах, толкающих положительных героев в революцию, он неизменно подчеркивает полную их внеидеоло-гичность: личная месть, любовь, склонность к авантюрам, трагическая случайность. История жизни Красина обрамляется историей семьи Бергов, все члены младшего поколения которой погибают формально за революцию, а по существу ни за что, из-за нелепых случайностей, неизбежно окружающих революционные события. Трагической иронией истории оборачивается передаваемое, как эстафета, завещание Бергов передавать часть наследства погибших членов семьи в партийную кассу: чем меньше молодых людей остается в живых, тем богаче становится большевистская партия. Подчеркнутый фанатизм революционеров, которые всегда на первое место ставят революцию, а на второе - семью, любовь, профессию, неуместно употребляемые хрестоматийно известные каждому советскому человеку цитаты из Ленина, звучащие как пародия на дурные биографические книги и фильмы, рассуждения революционеров на морально-этические темы, особенно заключительная беседа Красина с неким философом о «догмах марксизма», - все это создает атмосферу неуловимой насмешки над законами жанра и госзаказом, предопределившим появление этого жанра.
Далеко не всем текстам «ПР» было свойственно разудалое аксеновское «хохмачество», но роман «Любовь к электричеству» запечатлел принципиальную особенность наиболее известных романов серии. Тема революции в 1970-е гг. является одной из важнейших. Начавшаяся эпоха, которую позже назовут «застоем», вовсе не осознавалась ее современниками как затишье или замедление хода истории. Общество, получив свой «глоток свободы» (название романа Б.Окуджавы из этой же серии), снизило «степень доверия» (В.Войнович) к официозу, подспудные изменения вызревали в недрах «глухой поры листопада» (Ю. Давыдов); кардинально, хотя и почти незаметно со стороны, менялись идеологические установки общества. Официальное и частное все более расходились, разномыслие в 1970-е гг. отчетливо принимало вид узаконенного в
умах двоемыслия: советское как внешнее противостояло вне- (в радикальном случае - анти-) советскому как глубинному.
Вызревание революционной ситуации в советском обществе, инакомыслие как форма духовного самосохранения советского человека, правомочность и цена революций, революционного и контрреволюционного террора - эти проблемы невозможно было не только решить, но даже поставить в подцензурном советском искусстве. Жанр исторического романа, важнейшей особенностью которого было использование отдаленного во времени материала, позволял прямо экстраполировать современные проблемы в прошлое. Для того чтобы этот перенос был понят читателем, каждый из писателей находил свой способ подать ему знак. У Аксенова таким знаком стали «хохмы», напрямую комически сближающие прошлое и настоящее, сакральное и бытовое. Посмеиваясь над важнейшим идейновоспитательным жанром, обучая читателя видеть «между строк», Аксенов расшатывает авторитет «государственного» исторического нарратива, предлагая куда более низменные и простые объяснения тому, что должно было однозначно трактоваться как «революционный подвиг».
Серия романов, задуманная, чтобы отвлечь от «опасных» тем и воспитать в советском духе молодежь, не просто превратилась в «кормушку» для лишенных возможности публиковаться диссидентствующих писателей, но стала одной из площадок для острожного пересмотра господствующей идеологии. С одной стороны, романы «ПР» представляли собой уступки госзаказу (частичный отказ от прежней тематики отдельных авторов и согласие на новую, диктуемую требованиями государства), с другой - именно они стали одним из центров легального распространения новых, не слишком привычных для широкого читателя взглядов на революционные события и революционеров как участников социальных процессов.
1. Тарощина С. «Острее стало ощущенье шагов истории самой» // Литературная газета. - 1978. 5 апреля. - С. 3.
2. Азольский А. Посторонний // Новый мир. - 2007. -
№4 // иКЬ: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/
2007Z4Zaa2.html (дата обращения 14.05.2012).
3. Логинов В. О романе Василия Аксенова «Любовь к электричеству» // Юность. - 1971. - № 3 - С. 32 - 33.
4. Покровская С. «Вы жили истинно и смело.» // Аврора. - 1978. - №2. - С. 53 - 58.
5. Жак Л. У истоков нового мира // Литературная газета. - 1973. 25 апреля. - С. 5.
ПОЭТИКА ДОКУМЕНТАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
6. Уланов Э. От Невы до Селенги // Слово: В Мире книг. - 1989. - №10 - 12. - С. 49.
7. Семанов С. Пламенные революционеры и их певцы // Литературная Россия. - 1991. 2 августа. -С. 10.
8. Троицкая Л. Писатель, публицист, создатель первой энциклопедии русского рока Александр Жи-тинский: «Пытаясь устроить Гребенщикову квартиру, я познакомился со своей третьей женой» // Бульвар Гордона. - 2005. 5 июля // URL: http://www.bulvar.com.ua/arch/2005/11/42cbea910e 1а2/ (дата обращения 14.05.2012).
9. Губерман И. Пожилые записки // URL: http ://www.modernlib .ru/books/guberman_igor/pozhi lie_zapiski/read_5/ (дата обращения 14.05.2012).
10. Топоров В. Бизнес-план книжной серии «Пламен-
ные революционеры» // 812 online. 24 сентября 2010 // URL: http://www.online812.ru/2010/09/
24/007/ (дата обращения 14.05.2012).
11. Баймухаметов C. Кукиш в кармане // Знамя. -2000. - №2 // URL: http://magazines.russ.ru/znamia/ 2000/2/baymuh.html (дата обращения 14.05.2012).
12. Савченко В. Они дышали свободой (заметки о серии «Пламенные революционеры») // Знамя. -1988. кн.11. - С. 204 - 210.
13. Парижские встречи. Беседы с Василием Аксеновым. - М.: НЛО, 2011. - 96 с.
14. Войнович В. Галерея Владимира Войновича //
URL: http://www.voinovich.ru/guest_book.jsp?
numberLink=6&idMessage=1858 (дата обращения
14.05.2012).
15. Петров С. Русский советский исторический роман. - М., 1980. - 413 с.
16. Оскоцкий В. Роман и история. - М.: Художественная литература, 1980. - 382 с.
17. Хотимский В. Злободневно о былом (Повести о революционерах) // Юность. - 1972. - №11. - С. 64 - 65.
18. Войнович В. Интервью радиостанции «Эхо Москвы»........ // URL: http://echo.msk.ru/programs/
year2012/871144-echo/q.html (дата обращения
11.05.2012).
19. Войнович В. Автопортрет. Роман моей жизни //
URL: http://www.e-reading.org.ua/chapter.php/
146121/291/Voiinovich_-_Avtoportret_____Яотаи_
moeii_zhizni.html (дата обращения 14.05.2012).
20. Иванова Н. Занятия историей как оппозиционный
акт // Знамя. - 2001. - № 4 // иЯЬ:
http://magazines.russ.rU/znamia/2001/4/itogi.html (дата обращения 11.05.2012).
21. Гладилин А. Интервью // иКЬ:
http://ivin92s.livejournal.com/7240.html (дата обращения 14.05.2012).
22. Быков Д. Календарь - 2. - М.: Астрель, 2012. -446 с.
23. Фоменко Л. Рыцари революции // Правда. - 1974. 23 июня. - С. 7.
24. Калласс Т. Читайте Аксенова: Субъективные заметки о Василии Аксенове и его пространстве-времени // Радуга = Vikerkaar = Таллинн. - 2002. -№3. - С. 54 - 61.
25. Миронов С. Последний сюжет // иКЬ: http://top4top.ru/sergmirov/posts/10765 (дата обращения 17.05.2012).
26. Немзер А. Литературное сегодня. Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. - М.: Новое литературное обозрение, 1998. - 432 с. // иКЬ: http://magazines.russ.ru:81/novyi_mi/redkol/nemzer/ nemze076.html (дата обращения 17.05.2012).
27. Нива Ж. Возвращение в Европу // иЯЬ: http://nivat.free.fr/livres/retour/15b.htm (дата обращения 14.05.2012).
28. Быков Д. Россия и секс совместимы // Огонек 30
октября 2006 года // иКЬ: http://www.bigbook.ru/ articles/detail.php?ID=1713 (дата обращения
17.05.2012).
29. Аксенов В. Любовь к электричеству. - М.: Изд-во политической литературы, 1974. - 382 с.
30. Разномыслие в СССР и России (1945 - 2008) // Сборник материалов научной конференции 15-16 мая 2009 года // Под общей ред. Б.М.Фирсова. -Спб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2010. - 366 с.
31. Фирсов Б.М. Разномыслие в СССР. 1940 - 1960-е годы: История, теория, практики. - Спб: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге: Европейский дом, 2008. - 544 с.
BOOK SERIES «ARDENT REVOLUTIONARIES»: A HISTORICAL NOVEL AS AN EDUCATOR OF FREETHINKING
V.A.Zhukova, M.A.Litovskaya
The article is devoted to a series of historical novels «Ardent Revolutionaries» and its role in the literary process of the 1970s. The series is considered in the context of the social and philosophical idea of «dif-ferent-thinking» and dissidence in the late Soviet Era as a factor which had a great impact on the change in the attitude towards soviet ideology. This paper, based on the analysis of Aksenov’s historical novel "Love for Electricity", deals with literary devices that express ambiguous pathos of the author.
Key words: Soviet literature, the historical novel, «different-thinking » of the Soviet Era, Vasily Aksenov, "Love for Electricity".
Жукова Валерия Алексеевна - ассистент кафедры русского языка как иностранного Уральского федерального университета им. Первого президента России Б.Н.Ельцина.
E-mail: rius2012@bk.ru
Литовская Мария Аркадьевна - доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы ХХ - ХХІ вв. Уральского федерального университета им. Первого президента России Б. Н. Ельцина.
E-mail: marialiter@gmail.com
Поступила в редакцию 17.05.2012
