CC BY
41DOI 10.31168/7576-0478-7.8
Никита Сергеевич ГУСЕВ
Сербская и болгарская пропаганда по македонскому вопросу в России в конце XIX — начале ХХ вв.
орядок на Балканах, построенный на основе Берлинского трактата 1878 г., имел под собой шаткое основание. Освободившиеся из-под власти султана Сербия, Греция и Болгария открыто претендовали на оставшиеся в Европе османские владения. Причем их проекты национального объединения заведомо предполагали отсутствие возможности полюбовного разрешения вопроса, а главным камнем преткновения являлись македонские земли. В то же время было очевидно, что великие державы не позволят балканским народам самим определить свое будущее. В таких условиях особое значение приобретала внешнеполитическая пропаганда, нацеленная на формирование представлений о правах того или иного государства на спорные земли. Российской империи, как покровительнице славянских народов Балкан, в этом процессе отводилось особое место.
В самой России после 1878 г. постепенно «открывали» Македонию, поскольку до того сведения о ней были отрывочны. Ранее только описания путешествий В.И. Григоровича, М.Ф. Карловой и М.А. Хитрово могли быть известны публике. А на волне интереса к полуострову, связанной с русско-турецкой войной 1877-1878 гг., вышли переиздание очерка В.И. Григоровича и написанные во время путешествия 1865 г. записки архимандрита Антонина (Капустина). По ним русский читатель мог представить, что же за земли отторгли у Болгарии по Берлинскому трактату. Из отрывочных, полных неточностей и мифов рассказов становилось понятным главное: Македония — это страна, «где всё было множество раз наслоено, взрыто и перерыто, и всё перековеркано справа налево, спереду на зад, и сверху вниз», как
выразился архимандрит Антонин1. Впрочем, и приведённая информация устарела — после 1878 г. регион превратился в арену культурной, а нередко и вооружённой борьбы соседних государств. А потому вскоре в Македонию потянулись журналисты, учёные и даже добровольцы, сражавшиеся в рядах местных четников против турецких властей. В 1912-1913 гг. Болгария, Сербия, Греция и Черногория совместно нанесли поражение Османской империи. Однако за Первой Балканской войной последовала Вторая — союзники не сумели договориться о разделе Македонии. Указанные события лишь усилили интерес русского общества к Балканам и увеличили количество публикаций, по-свящённых македонскому вопросу. Статьи и книги, дополняемые печатными трудами российских консулов, рисовали весьма противоречивую картину, из которой было сложно понять, кем же населён полуостров и чьи права на него более обоснованны.
Изучение этого массива источников, как и самой македонской проблемы, в отечественной исторической науке началось недавно, поскольку в Советском Союзе тематика находилась под табу в силу нежелания ввязываться в болгаро-югославский спор2. В 1990-е годы стали появляться работы по македонскому вопросу, а его отражение в русской науке и публицистике в период между Берлинским трактатом 1878 г. и Бухарестским миром 1913 г. рассматривалось отечественными учёными А.Н. Сквоз-никовым3, Н.А. Учаевой4, М.Л. Ямбаевым5, автором настоящего исследования6, их украинской коллегой В.А. Бурбыгой7, болгарскими историками Й. Йоловым8 и С. Германовым9, македонскими Цв. Станоевским10 и Г. Тодоровским11.
В то же время исследователей интересовали в первую очередь мнения русских наблюдателей и публицистов, а активность самих балканских народов в стремлении доказать русскому обществу свои права на Македонию оставалась несколько в стороне. По данному вопросу специальных работ ощутимо меньше. На материалах периода Балканских войн 1912-1913 гг. к теме обращался автор настоящих строк12, в Болгарии в целом внешнеполитическую пропаганду рассматривал И. Илчев, приведя немного материала касаемо России13, в Сербии же исследователей больше занимает пропаганда в европейских странах. В самой
Македонии и в годы вхождения в Югославию, и в эпоху независимости данная тема вызывала особое внимание, поскольку именно на рубеже Х1Х-ХХ вв. формировалась национальная интеллигенция, провозгласившая международной общественности о существовании отдельного македонского народа. Наибольшую же активность она проявляла в России, и к столетию одесского журнала «Вардар» — попытки освещать македонский вопрос с македонской точки зрения — была проведена совместная российско-македонская конференция14. С разной степенью объективности к указанной теме обращались Р. Терзиоски15, П. Стоянов16, Г. Тодоровски17 и Б. Ристовски18. Главным объектом их исследований являлась деятельность македонской колонии в Петербурге, а сербская и болгарская агитации в России остались малоизученными. Им и посвящена данная работа.
В первую очередь стоит отметить, что каналами донесения нужной точки зрения до русского общества могли послужить сами его представители. Путешествуя по Македонии, они так или иначе оказывались под воздействием своих сербских или болгарских сопровождающих. Назойливых сербских попутчиков вспоминал военный востоковед П.А. Риттих, впрочем, ему это не помешало сделать самостоятельные заключения о ситуации в регионе19. В то же время Б.Л. Тагеев, отправившийся в Македонию на излёте Илинденского восстания 1903 г., полностью попал под влияние позиций одной из болгарских организаций и ретранслировал русскому обществу историю македонского освободительного движения не просто с проболгарских позиций, а ещё и в интерпретации близкого к официальной Софии Верховного македонско-одринского комитета20. Прекрасно осознававшие возможность манипуляции болгары и сербы ревниво следили за возможными успехами друг друга. Так, когда в начале XX в. российский филолог Е.В. Петухов отправился в путешествие по Балканам для знакомства с этнографией и историей полуострова, болгарский дипломатический представитель в Белграде М. Георгиев просил министра просвещения приложить все усилия для теплого приёма исследователя. И выразил опасение, что сербы, выделившие в сопровождение Е.В. Петухову своего учёного, «сумеют представить искаженную информацию о не-
которых вопросах, а особенно — о Македонии». В Софии отреагировали на этот запрос и отправили в компанию российскому филологу профессора И. Шишманова21.
«Правильное» сопровождение должно было внушить путешественнику ту или иную точку зрения на этнический характер народонаселения, двумя основными компонентами которого рассматривались язык и самосознание. Болгарам в этом плане было намного легче, поскольку значительная часть населения себя считала болгарами или являлась паствой болгарского экзархата. Об этом писало большинство учёных и публицистов, доводом в пользу болгарских претензий служил проект Сан-Стефанской Болгарии. Указанные факторы обусловили пассивную позицию Софии в деле внешнеполитической агитации по македонскому вопросу — казалось, что её проводниками невольно будут все побывавшие в этих землях.
Сербам же приходилось подстраиваться под ситуацию и браться за самостоятельное распространение нужной точки зрения о Македонии и её жителях. Как отметил современный сербский исследователь С. Терзич, в Белграде недооценивали роль общественного мнения в формировании позиций государств по международным вопросам, и до начала 1890-х годов было опубликовано мало работ, которые «информировали бы зарубежную публику о сербах и их национальных стремлениях на Балканах»22. Однако более точным рубежом представляется 1885 год. Его в таком качестве указал ещё в 1899 г. П.Н. Милюков, в 1898-1899 гг. объехавший Македонию. Как он справедливо отметил, присоединение к вассальному Болгарскому княжеству автономной провинции Восточная Румелия показало возможность аналогичной судьбы и третьей части Сан-Стефан-ской Болгарии. Вооружённым путём воспрепятствовать этому сербскому королю Милану не удалось, и Белград на македонском направлении стал предпринимать активные действия пропагандистского характера. Выросло количество сербской литературы, «имеющей целью доказать, что Македония населена сербской национальностью», появились ответные болгарские публикации, и обе стороны не ограничились «взаимной полемикой», а обратились к европейскому общественному мнению23.
И в то же время, на наш взгляд, не обязательно наличие за спиной авторов произведений прямого государственного финансирования. Представители болгарской и сербской точек зрения могли проводить соответствующую пропаганду в России и по идейным соображениям. Кто-то видел истину такой, как описывал, кто-то искренне отстаивал интересы своих страны и народа, донося до русских свое представление о Македонии. Но, подчеркнем, набор аргументов, расстановка акцентов очевидно заимствовались из произведений, созданных внутри стран. И преломляясь через личные взгляды авторов и желание подстроиться под аудиторию, внутриполитический дискурс превращался во внешнеполитический.
При этом, важно отметить, со второй половины 1880-х годов отношения России с балканскими славянами стали непростыми. Сербского короля Милана считали проавстрийски настроенным, а потому фактически до смены династии в 1903 г. на желания Белграда смотрели без особого сочувствия. С Болгарией же отношения были и вовсе разорваны после переворота в стране и вокняжения Фердинанда Кобурга, легитимность которого Петербург не признавал фактически до 1894 г. Как ни удивительно, это не означало, что пропаганда по македонскому вопросу не велась.
В России первым развёрнутым произведением, выражавшим сербскую точку зрения, стал подготовленный российским дипломатом, бывшим консулом в Призрене И.С. Ястребовым сборник «Обычаи и песни турецких сербов (в Призрене, Ипеке, Мораве и Дибре). Из путевых записок» (СПб., 1886). На первых же страницах автор указал, что в том числе и в «Скопльском, Велесском, Прилепском, Битольском и Охридском уездах» говорят на «славяно-сербском наречии», соблюдают обряд Слава, а последнего «уже достаточно, чтобы славян этих пределов причислить к чисто сербской народности»24. Включённые в книгу песни, напечатанные сербской графикой, вызвали дискуссию относительно их языка. В неё оперативно включился уроженец Болгарии профессор Харьковского университета М.С. Дринов. В «Известиях Славянского благотворительного общества» он с научной точки зрения развёрнуто раскритиковал труд и указал на его схожесть с сербскими пропагандистскими публикациями25. В 1889 г. выш-
ло переиздание книги И.С. Ястребова, которое сопровождалось предисловием, носящим характер политического памфлета, и содержало дополнения, сразу же вызвавшие критику26. Переубедить публику это произведение не могло, но заложило основу будущей дискуссии.
С болгарской же стороны первыми проводниками пропаганды стали эмигранты, покинувшие родину после событий 18861887 г.*, что подтверждает наш тезис о возможности ведения пропаганды без содействия или указов государства. В 1889 г. в Петербурге был опубликован труд историка, юриста и государственного деятеля С. Бобчева, жившего в те годы в Одессе. В основе книги лежали статьи, ранее вышедшие на страницах газеты «Варшавский дневник». По словам С. Бобчева, переиздание казалось ему «не лишним», поскольку македонский вопрос «принимает с каждым днём более обостряющийся характер»27.
Произведение уже содержало основные элементы всех будущих полемических произведений на эту тему. Неотъемлемыми атрибутами были: указание на собственную объективность28, почему следовало пожурить и собственных ультрапатриотов; напоминание, что любые внутриславянские споры лишь на пользу «швабам» и «австро-мадьярам»29; перечисление авторитетов, поддерживавших нужную точку зрения30; и опора на какую-то книгу, написанную на родине, которую после лёгкой критики автор фактически пересказывал. С. Бобчев в этой роли использовал изданный в Пловдиве на французском языке труд дипломата А. Шопова31, расценённый современниками как официальная пропагандистская позиция Болгарии32.
А в 1890 г. была опубликована книга одного из руководителей пророссийского государственного переворота в Болгарии А. Бендерева, после контрпереворота эмигрировавшего в Россию и принятого на военную службу. Объемный труд о географии и статистике Македонии, вышедший в военной типографии, изначально производил впечатление беспристрастного научного произведения. А. Бендерев перечислял свои источники, чем до-
* М.С. Дринова нельзя к ним причислить, поскольку его судьба была давно связана с российской университетской средой и Харьковом в частности, куда он вернулся в 1879 г. после завершения работы Временного русского управления в Болгарии.
бавлял научной авторитетности работе, однако, приводя статистику, опирался на упомянутый труд А. Шопова. В итоге в Македонии, по его данным, жило более 1,5 млн болгар, а сербы, видимо, попадали в категорию разных народностей, которых, как указывалось, было всего 5 тыс. человек33. Более того, и в Сербии, согласно книге, 12,5 % населения составляли болгары34. Принципом решения македонского вопроса, считал А. Бендерев, должен служить этнографический35, а «этнографические границы болгар совпадают с географическою границею Македонии». В подтверждение тому приводились и проект Сан-Стефанской Болгарии, и то, что жители региона принимали участие «во всех болгарских национальных движениях, как в греко-болгарском церковном споре, в сербско-болгарской войне, в русско-турецкой войне и проч.»36. Сербские же притязания рассматривались как расчет на легкую добычу после того, как Босния и Герцеговина перешли к Австро-Венгрии. И естественно, как было принято на протяжении всей дискуссии, заявлялось о поддержке Веной претензий соперника37.
Проявлялась дискуссия и в периодической печати. Так, изданная Славянским благотворительным обществом карта славянских народностей, прилагаемая к «Русско-славянскому календарю» на 1890 год, спровоцировала возобновление дискуссии о Македонии. Сначала в орган общества журнал «Славянские ведомости» прислали свое письмо болгарские политэмигранты Д. Цанков, П. Груев и А. Бендерев, которые возмущались тем, что Македония «отмечена как страна, населенная каким-то особым славянским народцем». По их мнению, составитель карты ошибочно руководствовался произведениями сербских агитаторов и И.С. Ястребова, утверждавших, что жители региона «оболгарены в самое последнее время». В опровержение тому авторы письма привели перечень болгарских просветителей, родившихся или работавших в Македонии, и закончили его стихами уроженца спорных территорий Р. Жинзифова с завершающей строчкой «Болгары живут в этой стране»38.
Умеренной похвалы этот календарь удостоился от И. Драга-шевича, полковника сербского Генштаба. Он, правда, отметил, что издание не без некоторых огрехов, и для исправления их на-
правил свое открытое письмо. В нем он предложил свое описание македонского вопроса, применяя метод «совершенно новый, но — да будет позволено сказать — и единственно правильный»39. Суть его подхода к этногенезу балканских славян — описание всех как сербов. Вместе с гуннами и аварами на полуостров пришли «Трибальские сербы», через несколько веков — «Порфи-рогенетовы сербы» (сербы, описанные Константином Багрянородным). Раздельное существование частей единого племени и обусловило различие в культуре, принимаемое за доказательство этнических различий.
Еще более интересно объяснение применения древними авторами термина «болгары» к основной массе славян. По словам Драгашевича, в написанных по-гречески трудах византийских авторов этноним пришлых кочевников («булгары») ошибочно смешался с искаженной характеристикой населения Империи — «простолюдины» (уи^ап)40. Тут же был высказан один из перманентных постулатов сербской пропаганды — при турках население отказывалось называть себя сербами, поскольку в глазах властей такая этническая характеристика приравнивалась к бунтовщику. Потому, спасаясь, настоящие сербы начинали именовать себя болгарами. И, как было принято, для убедительности автор апеллировал к русским ученым (Ястребову и Майкову), «которые в обществе и в науке занимают во всяком случае более почетные места, чем все эти ваши болгарские эмигранты». Единственно же верной этнографической картой И. Драгашевич назвал произведение С. Гопчевича41.
Оно вышло на немецком языке в 1889 г., а на русском — лишь в 1899 г., когда македонский вопрос в русском обществе вновь стал активно обсуждаться. Книга С. Гопчевича отличалась от предыдущих материалов, поскольку принадлежала к другому жанру — популярным тогда путевым заметкам. Такой подход создавал впечатление объективности заявлений автора, что усиливалось и несколькими риторическими приемами. Так, путешествие якобы состоялось по инициативе и в сопровождении болгарского знакомого, желавшего показать, что регион населен болгарами, но разочаровывавшегося на каждом шагу. Суждения о сербской национальной принадлежности вкладывались
в уста формально нейтральных местных жителей — валахов42 или крестьян, рассказывавших о себе. Сам автор регулярно выражал искреннее удивление открывшейся ему правдой, например, заявляя: «Я никак не предполагал, чтобы еще и за Велесом говорили по-сербски»43. В ошибочных, по мнению С. Гопчевича, представлениях о населении Македонии были виноваты напечатавшие «бессмыслицу» «неславянские путешественники, не знавшие ни языка, ни обычаев, ни народных песен, ни истории балканских национальностей». В итоге, по его словам, сами сербы в это уверовали и сложа руки смотрели на процесс «оболгаривания маке-донян»44. Публицист не раз выразил завуалированную мысль, что сербам надо искать счастья не за Дунаем, а в центре Балкан. Если не знать биографии С. Гопчевича, горячего сербского патриота, можно было бы даже предположить, что он хотел воздействовать на настроения соплеменников и перевести их взоры с австрийских владений. Однако книга была явно обращена не к ним, поскольку вышла на немецком и русском языках.
Впрочем, это произведение уже отстало от пропагандистской стратегии Белграда. Там, поняв бесперспективность попытки уверить европейскую общественность в том, что в Македонии живут только сербы, а болгар нет, решили хотя бы доказать, что население спорных территорий не болгары. Благодаря усилиям дипломата С. Новаковича ставка была сделана на выходцев из региона, настаивавших на этнической самобытности Македонии. Однако возник ряд проблем. Во-первых, такая постановка вопроса не устраивала сербских ультрапатриотов, к тому же негативно сказывалась на попытке объяснить народу необходимость в будущем с оружием в руках выступить на защиту иноплеменников. Во-вторых, сами македонцы не желали становиться послушным орудием в руках Белграда и начали вести деятельность, действительно нацеленную на пестование македонского народа. В итоге к 1903 г. в Сербии отказались от этой идеи45. В России данный этап пропаганды не имел серьёзного воплощения. Но нельзя было и вернуться к прежнему постулату.
К тому моменту в русском публичном пространстве утвердилось мнение, высказанное ещё в книге С. Бобчева: «Сербо-болгарский спор о Македонии не существует в самой Македонии,
где о сербах нет помину. Этот вопрос поднят тенденциозно и с исключительно политической целью коноводами и завзятыми публицистами из сербов». По его же словам, те, кто именовал себя македонцами, получали деньги от сербов46. В пользу болгарской этнической принадлежности жителей спорных земель публично выступали П.Н. Милюков, А.А. Башмаков, Н.Р. Овсяный47, П.А. Кулаковский48 и др. А в 1900 г. в Софии вышла книга бывшего директора болгарской гимназии в Салониках В. Кынчова. Согласно его труду, в Македонии имелись лишь сербы, недавно переселившиеся из других регионов Балкан, и «сербоманы» — поддавшиеся пропаганде влахи и болгары, по языку и обычаям не отличающиеся от болгар49. Снабжённое научным аппаратом и всеми атрибутами серьёзного исследования произведение получило широкое распространение, стало опорой для сторонников соответствующей точки зрения и способствовало укреплению болгарских позиций в споре. В России же оно получило распространение, будучи включенным в изданные П.Н. Милюковым пять этнографических карт Македонии. Из книги явствовало, что именно сведениям В. Кынчова составитель отдает предпочтение50.
Тогда в Белграде сделали ставку на другую стратегию — доказательство того, что Македонию населяет этнически не определившееся славянское население и в будущем, благодаря пропаганде и культурному влиянию, оно может стать как болгарским, так и сербским. Дело упрощалось тем, что такую точку зрения высказали посетившие регион русские публицисты А.В. Амфитеатров51 и П.А. Риттих52; её придерживались российские консулы в Македонии53. К тому же в России общество порядком устало от постоянного кровопролития в этих провинциях Турции, и даже звучали голоса, призывавшие «запретить болгарам и сербам принимать близко к сердцу» происходящее там54.
Первыми крупными сербскими произведениями нового этапа пропаганды в России стали книги белградского профессора Й. Цвиича, опубликованные в Петербурге в 1906 г. Одна из них имела научный характер55, вторая же — популярный56. Начинал автор ни много ни мало как с отрицания всего сложившегося представления о Македонии: «Совершенно ошибочны этнографические карты и статистические таблицы, в которых резюми-
рованы наблюдения и воззрения. Я уверен, что все ныне господствующие мнения относительно македонских славян основаны на заблуждениях»57. После приведения многочисленных доводов в пользу своей точки зрения, разбора всех существующих этнографических карт Й. Цвиич повторял тезис, выдвинутый на первых страницах книг, — «народная масса» македонских славян не имеет «определённой национальной краски», и в ней невозможно выделить сербов и болгар58.
Последовавшая вскоре аннексия Боснии и Герцеговины переключила внимание сербской пропаганды на рассказ об этих землях. С началом Балканских войн лейтмотивом стало присоединение Старой Сербии и Албании. После же создания по воле великих держав албанского государства, что лишало Белград выхода к морю, сербы вернулись к идее присоединения Македонии. В 1912-1913 гг. на русское общество обрушился ворох книг о Балканах и балканских проблемах, и среди них был ряд написанных сербами по подданству или происхождению и разъясняющих их точку зрения на раздел спорных земель. При этом среди них имелось полное разнообразие жанров — и исторические, и филологические, и публицистические произведения. В издательстве «Нового времени» под псевдонимом Ва1кашсш вышли: книга сербского министра внутренних дел Ст. Протича, труд профессора А. Белича, доклад российского журналиста, уроженца Боки Которской И.П. Табурно, брошюра сербского консула в Приштине М.Г. Милоевича. Переводивший её на русский язык российский общественный деятель сербского происхождения Д.И. Семиз летом 1913 г. совместно с белградским профессором М. Вукичевичем опубликовал книгу, где пристрастно сравнивал сербский и болгарский пути к свободе. Этот момент можно рассматривать как четвертый этап сербской пропаганды.
Болгары же не сумели подстроиться под ситуацию. Их пропаганда заняла пассивную позицию и свое внимание сосредоточила на поддержании тезиса о необходимости соблюдения изначального договора, по которому большая часть Македонии переходила во владения царя Фердинанда, а судьбу меньшей должен был решить российский император. Лишь по окончании Второй Балканской войны, самым тривиальным способом решившей маке-
донский вопрос в пользу сербов, сторонник Болгарии российский ученый Н.С. Державин подготовил соответствующий его взглядам труд о македонском вопросе. Книга на деньги болгарского правительства вышла уже после начала Первой мировой войны59.
Возвращаясь к четвертому, кульминационному, этапу сербской пропаганды, следует указать на совокупность использовавшихся аргументов. К этническим и историческим добавились новые: «жизненные интересы» Сербии, заключавшиеся в транспортном коридоре по Вардару к порту Салоник, право пролитой крови при освобождении этих земель, а в качестве обоснования не соблюдать болгаро-сербский договор о разделе завоеваний — изменения, вызванные созданием Албании и лишением сербов необходимого выхода к Адриатике60.
Однако это не значило, что были отброшены прежние аргументы. Если они показывали свою состоятельность, то продолжали использоваться. Трактовка этнической принадлежности славянского населения Османской империи в 1906-1913 гг. не менялась, хотя и выражалась разными словами. К примеру, в 1906 г. Й. Цвиич именовал македонское население «колеблющейся народной массой»61, а М.Г. Милоевич в 1913 г. — «славянскими массами — столь же болгарскими, сколь и сербскими»62. Со ссылками на российских и зарубежных учёных представители Белграда подчёркивали, что далеко не все славяне на этих территориях — болгары63, и «даже лучшие знатоки и авторитеты науки среди этнографов и историков» не в силах точно установить этнические границы64. Болгарский экзархат, по словам защитников сербской точки зрения, создавался как общеславянский, потому не может служить аргументом в пользу прав Софии. Самоназвание населения («бугари»), вслед за С. Гопчевичем и И. Драга-шевичем, объяснялось желанием жителей не выглядеть в глазах турок бунтовщиками, синонимом чего якобы являлись сербы65. Длительное пестование этих идей если и не привело к их полному принятию общественностью, то как минимум посеяло в умах зёрна сомнений в непоколебимости болгарских доводов.
В силу своей убедительности продолжал использоваться ещё один аргумент сербской пропаганды, и он, будучи выдвинут ещё на первых её этапах, сохранялся в неизменном виде. Им яв-
лялось историческое право. Сербы апеллировали к событиям ХШ-Х1У вв., времени расцвета их средневекового государства. В 1282 г. окрепшая Сербия овладела северной частью данных земель вместе со Скопье, а в 1330 г. разбила болгар у Вельбужда и под руководством Стефана Душана Сильного утвердила своё доминирование на полуострове. В последующие десятилетия вся Македония покорилась Неманичам, в 1346 г. в Скопье Стефан Душан был провозглашён царём сербов и греков. Однако после его смерти держава распалась на независимые государства, вскоре покорённые османами66. Тем не менее, осколки Душанова царства сохранили свой сербский характер, а один из правителей — Марко Мрнявчевич, повелитель небольшого государства со столицей в Прилепе, — стал одной из важнейших частей местного фольклора, превратившись в героя эпических сказаний Марко Королевича.
Указанное царство Душана Сильного и Косовская битва 1389 г. являлись основами сербской исторической политики. Память о них занимала немалое место в воспитании детей и государственной риторике67. Но Косовская битва напоминала о сакраль-ности Старой Сербии и носила мотив отмщения, а вот пределы Душанова государства могли рассматриваться как платформа для экспансии. Недаром о нём упоминалось в так называемом «Начертании» Илии Гарашанина, программе внешней политики Сербии, составленной в 1844 г., хотя и неизвестной широкой публике до 1906 г.68. Мобилизованное сербское средневековье стало в том числе инструментом внешнеполитической агитации.
В случае ведения её на поле русского общественного мнения, логика выглядела следующим образом. Признавая, что болгары первыми завоевали Македонию, А. Белич нивелировал значение этого тем, что тогда «государства не имели того государственно-политического характера, какой они получили позже, когда стали культурнее»69. Й. Цвиич же утверждал, что держава Нема-ничей была «по организации совершеннее и по культуре выше». И в подтверждение этих слов сербские пропагандисты приводили оставшиеся в Македонии многочисленные памятники культуры, в основном — архитектурные, что и определяло главенствующее право Белграда на приобретение спорной территории70.
В данном случае сербские пропагандисты часто ссылались на непоколебимый авторитет — результаты экспедиции Н.П. Кондакова в эти земли. Впрочем, книгу знаменитого историка культуры они цитировали и признавали удачной лишь в отдельных местах. По словам А. Белича, в области современного положения региона Н.П. Кондаков являлся «не только не специалистом, но вообще очень плохо осведомленным лицом»71. Такая оценка объяснялась заключениями отечественного учёного насчёт этнического характера Македонии — его он считал безусловно болгарским72, а изображение населения региона в виде «помеси всевозможных рас, своего рода хаоса» трактовал как сербские инсинуации73. Справедливости ради надо признать, что на взгляды Н.П. Кондакова мог оказать влияние сопровождавший его в экспедиции П.Н. Милюков. Последнего, в свое время жившего и работавшего в Софии, нередко обвиняли в пристрастии к Болгарии, а сербы во время Балканских войн прямо называли своим врагом74.
Вторым результатом глубокого исторического влияния на Македонию представители Белграда называли народные эпические сказания, в которых отсутствовали болгарские исторические персонажи, а сербские были широко представлены, и в первую очередь Марко Королевич75. Здесь сербы также пользовались возможностью сослаться на русского учёного — П.Д. Драганова и строки из его удостоенного серебряной медали Российского географического общества «Македонского сборника»: «Прежде всего, резко бросается в глаза тот факт, что среди этих царей, королей, воевод, юнаков и проч. то и дело фигурируют самые дорогие лица и достопамятные события средней, новой и даже новейшей сербской истории»76.
Болгарская агитация к дебрям истории апеллировала мало, в её основе лежала освободительная борьба Х1Х века, мнения путешественников и этнографов77. А. Бендерев дважды в своей книге указал, что «кратковременное завоевание сербами Македонии не оставило в ней следов», а сам Душан считал провинции болгарскими, потому взял в том числе и титул «царя болгар», тем не менее, историческая аргументация у него занимала третьестепенное место. Причиной пренебрежения достижениями тысячелетней давности представляется то, что болгарское об-
щество Третьего болгарского царства Х1Х-ХХ вв. не ощущало своей преемственности по отношению к деятелям Первого и Второго царств. Их исторический фундамент уходил корнями не далее эпохи национального Возрождения. И как отмечают исследователи, в школьном воспитании не прослеживался мотив восстановления древних царств, а доминировала идея освобождения «несчастной Македонии», которую населяли братья-болгары, представавшие в образе мучеников78. На доводы о культурном влиянии пытались возразить, но, по существу, было нечем. С. Бобчев писал, что, по сербской логике, Белград может выдвигать претензии на многие населенные пункты Балкан, ведь «какой-нибудь король сербский заезжал туда или же строил церковь»79. И. Шишманов подчёркивал кратковременность вхождения Македонии в державу Стефана Душана, рассказывал о возможностях миграции эпоса и заявлял о строительстве средневековых храмов силами местных македонских болгар80. Н.С. Державин же вспоминал Кирилла и Мефодия, их учеников и цитировал те места книги Н.П. Кондакова, о которых сербы старались умолчать81.
Тем не менее в сербской исторической пропаганде имелось уязвимое место — труды ультрапатриотов, чьи заявления находились на грани разумного, а иногда и переходили за неё. Высмеивая их, можно было дезавуировать в глазах публики и более серьезные произведения. Так, Н.С. Державин в своём труде сначала подробно и издевательски разбирал вышедшую в Белграде книгу М.Й. Андоновича «Македонцы — славяне-сербы»82. В ней, в частности, рассказывалось об упоминаниях сербов на Балканах у Геродота, о том, что Кирилл и Мефодий создали славянскую письменность на основании сербских говоров и т. д.83. Потому, за исключением И. Драгашевича и еще одного известного нам случая, пропагандистские материалы писались людьми более здравыми*. Те если и высказывали патриотические взгляды
* Всё же у русской публики имелась возможность ознакомиться с трактовкой истории, проповедуемой сербскими ультрапатриотами. Один из подобных трудов был издан в России, автором его являлся активный публицист из Казани, судя по всему, черногорского происхождения — Й. Роганович (Роганович И.П. «Македонский вопрос» на почве его истории, этнографии и политики. Казань, 1900). Он утверждал, что в Македонии живут сербы, причём с давних времен. Уже в III в. они первыми
на историю, то делали это с оговорками. Так, Й. Цвиич писал, что, «может быть, и какое-нибудь сербское племя» первым заселило Македонию, и тут же уточнял — лингвистические исследования делают это вероятным, но «нет доказательств в писанных памятниках»84.
Накануне присоединения Македонии к Сербии свою далёкую от общепринятой трактовку истории Балкан предложили и сторонники существования отдельного македонского народа. До Балканских войн толком организовать свою агитацию у них не получалось, попытка К. Мисиркова издавать журнал «Вардар» в Одессе в 1905 г. потерпела неудачу. Но в 1912 г. поставленный ребром македонский вопрос обострил интерес российского общества, и кружок выходцев из этих земель начал свою активную деятельность. Они публиковались в газетах, принимали участие в различных мероприятиях и собраниях. Н. Димов в Славянском благотворительном обществе в Петербурге прочёл лекцию о прошлом Македонии, а затем издал текст в виде отдельной брошюры, правда, не замеченной публикой. Его брат Д. Чупов-ски в апреле 1913 г. обратился к более широкой аудитории посредством газеты «Славянин», в которой изложил новое видение истории Балкан. «Македонские славяне поселились в пределах теперешней Македонии ещё в первых веках христианской эры, т. е. тогда, когда о болгарах ещё история мало знала, а сербов ещё не было на Балканском полуострове», — писал патриот своего народа и указывал «золотой век» средневековой Македонии — «царствование царя Самуила (Х-Х1 вв.)», когда греки, сербы и болгары «были составными частями македонского царства»85.
Тогда, конечно, в России никто всерьёз не воспринял последнюю идею. Но, как известно, она стала одной из основ современной македонской исторической мифологии, а в связи с тысячеле-
из славян поселились на Балканах, а «при царе Юстиниане (по-славянски Управда) многие греко-римские легионы имели во главе вождей сербов по национальности» (С. 36). В подобном духе освещая македонский вопрос, Й. Роганович, естественно, упоминал о восстановлении царства Стефана Душана, но при этом делал неожиданный вывод: наследницей средневековой державы он называл Черногорию, сохраняющую с 634 г. свою государственность, а потому и Старую Сербию, и Македонию следовало передать под скипетр черногорского князя (С. 28-31). Однако изданная в провинции книга, видимо, не получила широкого распространения, поскольку на неё не последовало сколько-нибудь заметной реакции.
тием битвы при Беласице 1014 г. в Болгарии и Македонии был осуществлён ряд публичных действий, нацеленных на доказательство своих прав на государство Самуила. Как отмечает современный отечественный исследователь Е.А. Колосков, в перспективе Северная Македония будет стремиться включить в собственный национальный пантеон и Стефана Душана86. И спустя век на Балканах пересказывают средневековую историю, ставя в ней акценты таким образом, чтобы обосновать свои права на земли*.
Итоговое решение сербско-болгарского спора было принято в результате прямого вооруженного столкновения. Летом 1913 г. болгары попытались выбить из Македонии сербские и греческие войска, но потерпели неудачу. Вдобавок против Болгарии двинули свои армии Румыния и Османская империя. Вторая Балканская война стала для страны первой национальной катастрофой — в её состав вошла лишь небольшая, Пиринская, часть Македонии. Остальное разделили сербы и греки.
Может показаться, что вся сербско-болгарская дискуссия не имела смысла — всё решило оружие, а не этнографические, исторические и иные аргументы. Однако именно сербская пропаганда, которая подстраивалась под ситуацию и прошла четыре стадии развития, позволила русскому обществу смириться с такой судьбой Македонии. Болгарское нападение 16 июня 1913 г. лишь усилило симпатии русских к сербам и узаконило приобретение спорных земель. Для закрепления результата краткое время использовался и еще один аргумент — привнесенные сербской гражданской администрацией культура и порядок. Первые наметки этого нарратива прослеживаются еще весной 1913 г. в виде рассказов о мирном и дружественном отношении населения к сербским войскам. Более ярко это выразилось в статьях и выступлениях русского журналиста В. Водовозова, посетившего Македонию в декабре 1914 г. — январе 1915 г. Ему выделили провожатых, что уже говорило об ответственном отношении к его визиту, содействие ему оказывали сербский престолонаследник,
* Отметим, что продолжением этой сербской пропаганды можно считать и книгу бывшего посла Сербии в РФ С. Терзича. В ней он повторил и критический разбор карт XIX века [Терзич С. Старая Сербия (XIX-XX вв.). Драма одной европейской цивилизации. М., 2015. С. 22-31], и тезис о культурном влиянии сербов на Македонию (С. 38), высоко оценил концепцию Й. Цвиича о населении спорных земель (С. 125).
премьер-министр и многие другие, включая участников пропаганды в России, — Д.И. Семиз, М.Г. Милоевич, А. Белич, Й. Цвиич, Г. Генчич87. Тогда македонский вопрос никем не рассматривался как окончательно решенный. И в Белграде опасались, что страны Антанты могут ценой македонских земель привлечь на свою сторону Болгарию. Однако, как известно, история пошла другим путем...
С высоты сегодняшнего дня все конструкции болгарских и сербских пропагандистов выглядят абстракцией. Насильственное воспитание из «аморфной славянской массы» сербов не дало результатов, и сейчас существование македонской нации не вызывает сомнений. Однако мотив исторического права, опора на средневековую историю в своих действиях или притязаниях и ныне присутствуют в жизни Балкан. Причём практически в не изменившемся более чем за столетие виде.
Примечания
1 Антонин [Капустин А.И.]. Поездка в Румелию. СПб., 1879. С. 251.
2 Об этом см.: Валева Е.Л., Исаева О.Н. Македонистика в СССР: к истории политических табу // Россия (СССР) и Македония: история, политика, культура. 19441991 гг. / отв. ред. К.В. Никифоров М., 2013.
3 Сквозников А.Н. Македония в конце XIX — начале ХХ века — яблоко раздора на Балканах. Самара, 2010.
4 Учаева Н.А. Македонский вопрос в период Балканских войн 1912-1913 гг.: авто-реф. дис... канд. ист. наук. Саратов, 2008.
5 Ямбаев М.Л. Российские наблюдатели об этнической принадлежности населения Македонии в конце XIX — начале XX в. // Человек на Балканах глазами русских / отв. ред. Р.П. Гришина., А.Л. Шемякин. СПб., 2011.
6 Гусев Н.С. Борбата на християнските религиозни институции в Македония през погледа на руски очевидци (края на XIX-началото на XX век) // Религиозни институции и национална идентичност на Балканите (XIX-XX век) / съст. З. Първа-нова. София, 2021.
7 Бурбига В.А. Македонське питання в ростському слов'янознавств1 та публщи-стиц1 (1893-1912 рр.): автореф. дис. канд. ист. наук. Харюв, 1997.
8 Йолов И. Руски автори за България и Сърбия в македонския конфликт 18851917 г. София, 1999.
9 Германов С. Руската общественост и революционного движение в Македония и Одринско 1893-1908. София, 1992; он же. Пиринска Македония в руската наука и култура (от средата на XVII в. до 1912 г.). София, 2021.
10 Станоевски Ц. Како ]а видоа Македонка. Руски публикации за Македонка 1828-1913. Скопе, 1978.
11 Тодоровски Г. Влогот на Руси|'а во сестраното расветлуваже на македонското прашаже во XIX-XX век (факти коментари) // Македони'а. Прашажа од исто-ри'ата културата / уред. Б. Ристовски. Скоп'е, 1999.
12 Гусев Н.С. Болгария, Сербия и русское общество во время Балканских войн 1912-1913 гг. М., 2020.
13 Илчев И. Родината ми — права или не! Външнополитическа пропаганда на бал-канските страни 1821-1923. София, 1995.
14 Россия и Македония: от прошлого к будущему. К 100-летию журнала «Вардар» (1905) / отв. ред. К.В. Никифоров. М., 2008.
15 Терзиоски Р. Некои активности на македонски дещи во Руси'а за решаваже на македонското прашаже (1914-1918) // Македони'а. Прашажа од истори'ата културата...
16 Стоjанов П. Македонка во времето на Балканските и Првата световна во'на (1912-1918). Скоп'е, 1969.
17 Тодоровски Г. Страници за македонофилството. Скоп'е, 1994.
18 Ристовски Б. Димитрий Чуповский и македонское национальное сознание. М., 1999.
19 Риттих П.А. По Балканам. Путевые впечатления военного туриста. СПб., 1909.
20 Наиболее ярко это представлено в следующей части его публикации: Тагеев Б.Л. Из македонских воспоминаний русского добровольца // Русский вестник. 1904. № 4.
21 Илчев И. Родината ми — права или не!.. С. 349-350.
22 Терзич С. Старая Сербия (XIX-XX вв.). Драма одной европейской цивилизации. М., 2015. С. 120.
23 Милюков П. Сербско-болгарские отношения по македонскому вопросу // Сборник журнала «Русское богатство» / ред. Н. К. Михайловский, В.Г. Короленко. СПб., 1899.
24 Ястребов И.С. Обычаи и песни турецких сербов (в Призрене, Ипеке, Мораве и Дибре). Из путевых записок. СПб., 1886. С. 1-2.
25 Дринов М.С. Несколько слов об языке, народных песнях и обычаях дебрских славян // Съчинения М.С. Дринова. Т. II. София, 1911. С. 370-371.
26 Селищев А.М. И.С. Ястребов о Македонии // Македонски преглед. 1913. Кн. 3.
27 Бобчев С.С. Письма о Македонии и македонском вопросе. СПб., 1889. С. 2.
28 Там же. С. 41.
29 Там же. С. 6, 42.
30 Там же. С. 5, 22.
31 Ofeicoff. La Macédoine au point de vue ethnographique, historique et littéraire. Philippopoli, 1887.
32 Экземпляр книги был разослан во все дипломатические представительства в Константинополе, сербская дипломатия стала спешно готовить ответ. Книга распространялась по довольно низкой цене, очевидно ниже себестоимости, это наводило современников на мысли о государственном финансировании издания (Риттих П.А. По Балканам. С. 221).
33 Бендерев А.Ф. Военная география и статистика Македонии и соседних с нею областей Балканского полуострова. СПб., 1890. С. 92.
34 Там же. С. 108.
35 Там же. С. 730.
36 Там же. С. 648.
37 Там же. С. 30.
38 Цанков Д., Груев П., Бендерев А. Заявление болгарских эмигрантов // Славянские известия. 1890. № 18. С. 355-357. Примечательно, что поэта процитировали в оригинале, с некоторыми грамматическими особенностями, характерными для современного македонского, а не болгарского языка.
39 Драгашевич И. Македонские славяне // Славянские известия. № 41. С. 725.
40 Драгашевич И. Македонские славяне // Славянские известия. № 42. С. 743-745.
41 Там же. С. 745-748.
42 Гопчевич С. Старая Сербия и Македония. СПб., 1899. С. 107, 128.
43 Там же. С. 28.
44 Там же. С. 38.
45 ЛабауриД.О. Идеология македонизма в 1886-1903 годах // Славяноведение. 2005. № 3. С. 26-28.
46 Бобчев С.С. Письма о Македонии. С. 41-42. Это, впрочем, не было далеко от истины, хотя и не всегда являлось определяющим фактором. Будущие главные идеологи македонизма К. Мисирков и Д. Чуповски откровенно признавали финансовую помощь Сербии на начальном этапе их деятельности (Лабаури Д.О. Идеология македонизма. С. 34).
47 Бурбига В.А. Македонське питання. С. 14.
48 Кулаковский П.А. Из поездки по Болгарии // Московские ведомости. 1899. 13 XII. С. 2.
49 Кънчов В. Македония. Етнография и статистика. София, 1996. С. 123.
50 Пять этнографических карт Македонии с текстом П.Н. Милюкова. СПб., 1900.
51 АмфитеатровА.В. Балканские впечатления. Страна раздора. СПб., 1903. С. 15, 17.
52 Риттих П.А. По Балканам. С. 141.
53 Сквозников А.Н. Македония в конце XIX — начале ХХ века. С. 124, 138-139.
54 Хроника. Иностранное обозрение // Вестник Европы. 1902. Т. 6. С. 400.
55 Цвиич Й. Заметки по этнографии македонских славян. СПб., 1906.
56 Он же. Македонские славяне. Этнографические исследования. СПб., 1906.
57 Он же. Заметки. С. 6.
58 Там же. С. 7, 58; он же. Македонские славяне. С. 3, 52.
59 Гусев Н.С. Публичная деятельность Н.С. Державина по македонскому вопросу в 1912-1915 гг. // Дриновский сборник / Дриновськи збiрник. 2019. Т. XII. С. 159-160.
60 Он же. Болгария, Сербия и русское общество. С. 287- 316.
61 Цвиич Й. Заметки. С. 7.
62 Милоевич М.Г. Равновесие на Балканах. СПб., 1913. С. 27; Табурно И.П. Вопрос о распределении завоёванной у Турции территории между Болгарией и Сербией. СПб., 1913. С. 3.
63 Balkanicus. Сербы и болгары в Балканской войне. СПб., 1913. С. 30; Белич А. Сербы и болгары в Балканском союзе. СПб., 1913. С. 39.
64 Милоевич М.Г. Равновесие. С. 13; Белич А. Сербы и болгары. С. 7.
65 Гопчевич С. Старая Сербия. С. 147; Цвиич Й. Заметки. С. 7; он же. Македонские славяне. С. 31; Белич А. Сербы и болгары. С. 40, 72-75; Табурно И.П. Вопрос о распределении. С. 10.
66 Лукин П.Е. Славяне на Балканах в Средневековье: Очерки истории и культуры. М., 2013. С. 103-106.
67 Белов М.В. Актуальность героического прошлого: история и политика в предвоенной Сербии // Модернизация vs. война. Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913) / отв. ред. А.Л. Шемякин. М., 2012. С. 92; Гришина Р.П., Шемякин А.Л. Трудный путь к европейской цивилизации: Сербия и Болгария в конце XIX — начале ХХ в. Приоритеты развития // Из истории Сербии и русско-сербских связей. 1812-1912-2012 / отв. ред. К.В. Никифоров. М., 2014. С. 30.
68 Никифоров К.В. «Начертание» Илии Гарашанина и внешняя политика Сербии в 1842—1853 гг. М., 2015. С. 237.
69 Белич А. Сербы и болгары. С. 34.
70 Цвиич Й. Заметки. С. 19; он же. Македонские славяне. С. 23; Белич А. Сербы и болгары. С. 39, 64, 66, 70; Ва/капкиз. Сербы и болгары. С. 33; Вукичевич М.М., Семиз Д.И. Сербы и болгары в борьбе за свободу и культуру. Исторические параллели с XIV века до 1878 г. СПб., 1913. С. 7.
71 Белич А. Сербы и болгары. С. 66.
72 Кондаков Н.П. Македония. Археологическое путешествие. СПб., 1909. С. 23, 53, 294.
73 Там же. С. 292.
74 Тимофеев А.Ю., Живанович М. Можно ли рассматривать доклад Комиссии Карнеги о причинах и ведении Балканских войн 1912-1913 гг. как исторический источник // Славянский альманах. 2017. Вып. 1-2. С. 108-111.
75 Белич А. Сербы и болгары. С. 48-49; Сербо-болгарский спор. С. 51; Рогано-вич И.П. «Македонский вопрос» на почве его истории, этнографии и политики. Казань, 1900. С. 45.
76 Драганов П.Д. Македонско-славянский сборник с приложением словаря. Вып. 1. М., 1894. С. VIII.
77 Бобчев С.С. Письма о Македонии. С. 70.
78 Кайчев Н. Македонийо, възжелана. Армията, училището и градежът на нацията в Сърбия и България (1878-1912). София, 2003. С. 236-241.
79 Бобчев С.С. Письма о Македонии. С. 46.
80 Сербо-болгарский спор. С. 77.
81 Державин Н.С. Болгаро-сербские взаимоотношения и македонский вопрос. СПб., 1914. С. 32, 47, 49, 52, 117-119.
82 АндоновиЬ М.J. Македонски су Словени Срби. Београд, 1913.
83 Державин Н.С. Болгаро-сербские взаимоотношения. С. 17.
84 Цвиич Й. Заметки. С. 42.
85 Ристовски Б. Димитрий Чуповский. С. 85-86.
86 Колосков Е.А. «Македонское царство»: спор о праве на средневековую историю между Македонией и Болгарией // Славянский альманах. 2018. Вып. 3-4. С. 14-18.
87 Водовозов В. По сербской Македонии // Вестник Европы. 1916. № 1 (отдельным оттиском с предисловием опубликован в том же году); он же. На Балканах. Пг., 1917.
