CC BY
91№ 4 (29), 2008
жизнь Юга России "
-125
А. В. БОНДАРЕНКО
СЕМИОТИКА ГРОТЕСКНОГО ТЕЛА
В статье рассматриваются семиотические особенности телесного гротеска в контексте народной с меховой культуры, анализируются смеховые тематики и образы.
Ключевые слова: язык, культура, смех.
Семиотика народной смеховой культуры в значительной степени зиждется на телесном гротеске, т. е, гипертрофированном представлении частей и органов телесного облика персонажа, выставлении их в смеховом, чаще жизнеутверждающем виде. Такой специфический тип образности подлинно народной комики М. М. Бахтин условно назвал «гротескным реализмом» (1). В нем преобладает материально-телесное начало, а именно тематики и образы тела, еды, питья, испражнений, половой жизни, мотивы изобилия, размножения, плодородия, преисподней, лихачества и неуемности, чрезмерности во всем. Семиотическое пространство гротескного тела создается путем различных специфических художественных процедур. Рассмотрим некоторые из них.
Манипуляции с гротескным телом. Законы сме-хового мира преодолевают любые ограничения мира серьезности, не приемля цензуры и норм этикета, особенно лишенных жизненной подоплеки. Тело становится всего лишь предметом вещного мира, им манипулируют. Гротеск манипуляций с телом достигает своего апогея в комических и ритуальных закладах, проклятиях, раскрепощенной и безудержной брани, угрозах расправы над оппонентом. Тело грозятся низвергнуть в бездну, в огненную геенну, разъять на части: «Да провалиться мне на этом месте!», «Чтоб тебе в аду гореть вечным пламенем!», «Не сносить тебе за это головы!». «Пообрубать бы тебе за это руки да ноги!», «Глаза б мои тебя не видели!». На тело насылают порчу, болезни и недуги: «Чтоб тебя падучая взяла!», «Типун тебе на язык за такие слова!» и т. п. В народной комике преобладают также и телесная ветхость, изношенность, тематики и образы старости и болезненного состояния (покашливание, откашливание, отхаркивание, одышка, сопение, храп).
Телесный гротеск в основных своих проявлениях базируется на пространственно-векторной логике. Доминирующим мотивом большинства смеховых манифестаций, относящихся к телу, является топографическое снижение, которое носит не формальный, геометрический, характер, но сущностно-бытийный, экзистенциальный, онтологический. Земля и небо, стороны света становятся фундаментальными ориентирами смехо-вого мировидения (2) и употребляются в глубоко метафорическом плане. Верх (небо) возвышает, поднимает в статусе, обеляет, облагораживает. Низ (земля) сокрушает, низводит, уничижает. Но такое перемещение обладает и реверсивностью. Пожелание «отправить на небеса» есть пожелание смерти. В то же время земля есть не только те-
лесная могила, но рождающее материнское лоно: «И как таких земля рождает?!» Вообще, диалектика колыбели и могилы в гротескном реализме занимает главенствующее положение и присуща многим культурам. Человек находится в переплаве, горниле, водовороте Бытия. Этими мотивами изобилует, например, поэзия персидских суфиср. (Омар Хайям). В свою очередь, арабы-мусульмане, поминая усопших, говорят: все мы в руках Аллаха, к нему же и вернемся. Очевидно, гротеску чужды понятия жизни и смерти. Мир смеха амбивалентен и раскрывает бытие целокупно в диалектическом единстве его противоположностей.
Телесная топография. Человек в смеховом аспекте может быть понят как микрокосм, на который в миниатюре спроецировано все мироустройство. Ранее уже подчеркивалась тенденция народной комики к гиперболизации образности. То же мы наблюдаем и в отношении частей человеческого тела. Оно рельефно от природы, имеет свой собственный ландшафт. Все выступающее и углубляющееся получает смеховую интерпретацию. Смех увеличивает выпуклости и ниши, увеличивает в размерах и то, и другое, манипулирует, но уже частями «разъятого» гротеском тела. По носу щелкают, уши надирают, голову откручивают, руки-ноги обрывают, язык вырывают. С органами в принципе связаны мотивы брутальнос-ти. Тело словно очищают от ненужных наростов, благодаря которым человек выказывает свои амбиции в бренном мире. Но смех не ограничивается манипуляциями с целым телом либо его частями. Внутренности гротескной плоти, по сути, гелото-генны (потенциально смешаны), что всякий раз напоминает человеку о его тварном начале.
Переходим к анатомии гротеска. Верх и низ тела соотносятся так же, как верх и низ мироздания. Обращение к верху есть не что иное, как апелляция к разуму (голова, ум), душе (глаза), силе (плечи), гордости (шея) и т. д. Но и здесь гротескное тело «не выдерживает испытания» смехом. Голова оказывается безмозглой, мозги набекрень, плечи щуплые, а глаза навыкат. Если верх получает развенчание вместо похвалы, то низ в такой похвале и не нуждается. Он сам по себе креативен. Ведь это область живота, производительных органов, частей и функций тела, непосредственно связанных с жизнью и смертью, рождением и отмиранием, зачатием и разрешением, поглощением и отторжением. И здесь мы обнаруживаем оба полюса бытия, т. е. амбивалентность телесного гротеска. Отрицательные, летальные мотивы чередуются с положительными, жизнеутвержда-
^ ^g "Культурная жизнь Юга России " ЛЬ 4 (29), 2008
Гюстав Доре. Иллюстрация к книге Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»
ющими: «моча в голову ударила», «наложить в штаны от страха», «надорвать пупок». И в то же время; «лопнуть от смеха», «наесться от пуза».
Материально-телесный низ. Верх устремляется вниз. Например, нос получает фаллическую мотивацию: «совать свой нос не в свои дела», «остаться с носом», «щелкнуть по носу». Разинутый рот (глотка и зубы) - как намек на преисподнюю. Высунутый язык ассоциируется с чревом, утробой. Произнесение трудного слова, заикание, дефекты речи уподобляются родовому акту: «Ну, рожай же, наконец!» Образ внутренностей - живота, кишок, чрева, утробы - входит конститутивным элементом в большинство распространенных угроз. Их грозят вывернуть, забить, намотать. Пиршественные образы употребляются на всякого рода бытовых пирушках и дружеских посиделках. Гиперболизированный характер образов еды и образов тела - источник всех чрезмерностей и избыточностей. Особенно актуальна область живота, или брюха, например: забрюхатеть (забеременеть), набить брюхо (наесться вдоволь), отрастить брюхо (пополнеть). Итак, в основе всех обращений к материально-телесному низу, соответствующих жестов и словесных высказываний лежит топографическое снижение, т. е. приобщение к зоне производительных органов. Однако все эти смеховые манифестации становятся не только могилой для объекта осмеяния, но и создают воз-
можность для его возрождения из животворящего материально-телесного низа.
Гротеск тела и гротеск души. Характер человека в значительной степени обусловлен строением его тела. Оно становится проводником, выразителем темперамента. Вот как начинается книга Э. Кречмера «Строение тела и характер»: «Черт в представлении народных масс - худой, с жиденькой остроконечной бородкой на узком подбородке. В то же время толстые черти носят на себе отпечатки добродушной глупости. Интригана обычно представляют с горбом и покашливающим. Старую ведьму - с сухим птичьим лицом. Где весело и красочно, там появляется толстый рыцарь Фальстаф, красноносый, с зеркальной лысиной. Женщина из народа - со здравым смыслом, коренаста, похожа на шар, упирается руками в бедра. Святых рисуют стройными, прозрачными, бледными, как бы готическими, с длинными конечностями. Кратко говоря, добродетель и черт должны иметь острый нос, а юмор - толстый» (3).
Тематики и образы народно-смеховой культуры часто заимствуются из сферы флоры и фауны: тупой, как бревно, вместо мозгов опилки, козлиная бородка, упрямый, как ишак, грязный, как свинья. Но все эти речевые жесты и высказывания (в отличие, скажем, от суррогатов юмора современности) лишены в бытийном смысле цинизма и непристойной грубости. Отличительными чертами подлинно народной комики являются веселье, радость, триумф жизни над смертью. Даже погребение становится веселым. Имманентное движение всех на-родно-смеховых образов в лоно земли содержит как мотивы летальности, так и признаки реинкарнации, телесного и духовного возрождения.
Семиотика гротескного тела, таким образом, своими проблемами уходит глубоко в аксиологию человеческого бытия. Тематики, образы, жесты и речевые формы народной смеховой ку льтуры формируют во многом уникальное семиотическое пространство, в котором знаковые связи реального мира носят лишь относительный и субординарный характер. Народно-смеховая культура в отличие от утилитарной и регламентированной повседневности полна семиотической свободы. Нарушаются речевые нормы и поведенческие стереотипы, присущие миру серьезности, знаки языка и культуры трансформируются, переосмысляются, получая альтернативное - смеховое - звучание.
Литература
1. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1990.
2. Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы. Смех как мировоззрение. СПб., 2001.
3. Кречмер Э. Строение тела и характер. М.; Л., 1930. С 15. "
A. V. BONDARENKO. SEMIOTICS OF GROTESQUE BODY
The article is dedicated to semiotic specialties of grotesque body in the context of folk Laughter culture as well as to the analyses of laughter themes and images.
Key words: language, culture, laughter.
