CC BY
33
личия в них материалов гражданско-патриоти-ческой направленности. Следует подчеркнуть, что учебные материалы данного направления представлены фрагментарно. Например, в учебнике для общеобразовательных школ «Английский язык нового тысячелетия» (автор О. Л. Гроза и др.) для 7-го класса присутствует тема «Права ребенка», где обсуждается положение детей в семье и школе. Школьные правила и права учащихся рассматриваются также в учебнике для 10-го класса, раздел 8 (11-й класс) посвящен теме «Преступление и наказание». На этих уроках учащиеся обсуждают вопрос, почему отдельные граждане нарушают законы государства, а также участвуют в дискуссии о том, как общество должно вести себя по отношению к преступникам и имеют ли последние какие-либо права. При изучении темы «Наш образ жизни» (11-й класс) учащиеся пытаются установить причины появления бездомных и рассуждают о необходимости соблюдения основных прав человека, гарантированных Конституцией страны, — права на жизнь и права на жилище. Тексты страноведческого плана («Великобритания», «США», «Австралия»), а также тексты, посвященные России, позволяют знакомить учащихся с государственным устройством этих стран.
Следует констатировать, что если указанные учебники в какой-то степени позволяют решать задачи формирования правовой культуры учащихся, то вопросы формирования политической культуры остаются малоосвещенными. По сравнению с другими УМК (например, учебники по английскому языку И. В. Верещагиной, О. В. Афанасьевой, И. В. Михеевой), учебник «Английский язык нового тысячелетия» совсем не содержит информации о политической системе, партиях России и англоговорящих стран, о выдающихся политических деятелях прошлого и современности. Здесь не предусмотрено никаких упражнений для обсуждения политических событий, происходящих в стране и в мире. В отличие от учебников зарубежных издательств (издательств университетов Оксфорда и Кембриджа, издательств «Лонгман», «МакМиллан»), здесь полностью отсутствует информация о таких международных организациях, как ООН, МОК, Красный Крест и ряда других, которые оказывают существенное влияние на политическую ситуацию в мире. Думаем, что вместо таких странных, на наш взгляд, разделов, как «Страшные истории», «Телепатические способности» (11-й класс), хотя они и интересны для учащихся, авторы могли бы предложить выпускникам школы обсуждение более актуальных тем: проблемы войны и мира, международного терроризма, проблемы глобализации и ее последствий и др. Это, по нашему мнению, в большей степени способствовало бы развитию
гражданских составляющих патриотизма, таких как гражданская ответственность, гражданская активность, политическая культура, интернационализм.
Примечания
1. Личность и гражданское общество / под ред. Б. И. Коваль. М.: Северо-Принт, 1999. С. 11.
2. Патриотически ориентированное образование: методология, теория, практика / под общ. ред. А. Н. Вырщикова. Волгоград: Панорама, 2008. С. 511.
3. Прутченков А., Новикова Т. Парадоксы гражданского образования в современной России // Воспитание школьников. 2004. № 6. С. 2.
4. Фельдштейн Д. И. Проблемы возрастной и педагогической психологии. М.: Международная академия, 1995. С. 122.
5. Вариативные модели ученического самоуправления в школах Республики Марий Эл. Йошкар-Ола: ГОУ ДПО (ПК) С «Марийский институт образования», 2005.
УДК 316.62
Д. Н. Безгодов
СЕМИОТИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА ОРГАНИЗАЦИОННОЙ КУЛЬТУРЫ ВУЗА: ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ
В статье предложено обоснование выделения символьного уровня организационной культуры вуза. Дан анализ понятий «артефакт», «знак», «символ» в контексте организационной культуры. Оригинальная трактовка понятия «символ» обоснована в ходе анализа универсального семантического треугольника в интерпретации Готлоба Фреге.
Justification of allocation of the symbolical level of organizational culture of higher education institution is offered in article. The analysis of concepts an artifact, a sign, a symbol in a context of organizational culture is given. The original treatment of concept a symbol is proved during the analysis of a versatile semantic triangle in Gottlob Frege's interpretation.
Ключевые слова: организационная культура, артефакт, знак, символ, семантический треугольник, семантический тетраэдр.
Keywords: organizational culture, an artifact, a sign, a symbol, semantic triangle, semantic tetrahedron.
Результаты анализа достаточно общих понятий, описывающих семиотические процессы организационной культуры, автор считает необходимым сузить до пределов вузовской организационной культуры по ряду соображений.
Базовая четырехуровневая модель организационной культуры, в контексте которой осуществляется названный анализ, выделяет в качестве самостоятельных коммуникационный и символь-
© Безгодов Д. Н., 2013
ный уровни [1], что само по себе резко отличает данную модель от общепринятых в менеджменте (об отличии от классической модели Э. Шейна [2] чуть ниже) и продиктовано необходимостью учета ряда специфических особенностей вузовской действительности. Вообще, автор полагает возможным рассматривать понятие организационной культуры вуза как эквивалентное достаточно распространенному понятию образовательной среды высшего учебного заведения. Представляется, что только в вузовской образовательной среде символы обладают таким колоссальным значением в обустройстве пространства правильной коммуникации; первая ступень реализации этой функции — возбуждение в субъекте восприятия символа чувства благоговения.
Сформированные положения выдвигаются в настоящей статье как рабочие гипотезы, которые только отчасти и косвенно могут быть подтверждены анализом вышеназванных категорий. Данный анализ имеет существенное самостоятельное значение. А выступающие его контекстом концептуальные положения будут обоснованы в ряде других работ автора.
Выделение символьного уровня организационной культуры было в первом приближении обосновано автором в применении к вузовской организационной культуре. При всем многообразии подходов к описанию феномена организационной культуры наиболее операциональной представляется трехуровневая модель Э. Шейна, который в качестве последнего уровня организационной культуры, по определению наиболее доступного для эмпирического восприятия и управления, называет уровень артефактов. Но, несмотря на множество достоинств этой модели, в применении к вузовской действительности она оказывается чрезмерно упрощенной, даже грубой. (А дальнейший анализ показывает, что и для описания феномена организационной культуры в самом общем виде модель Шейна требует существенной модификации.)
Во-первых, Шейн неправомерно относит к артефактам организации принятые в ней формы коммуникации. Феномен коммуникации обладает очень сложной природой. Но даже при поверхностном анализе (до разбора физических, культурных, ментальных составляющих) легко обнаруживается наличие в коммуникации как искусственных (собственно «артефактных»), так и естественных составляющих. И здесь вскрывается второй важнейший недостаток определения третьего уровня организационной культуры в модели Шейна: чрезмерно широкое, попросту аморфное понимание артефакта. И наконец, в-третьих, выделение особого символического уровня диктуется исключительной адекватностью понятия «символ» той роли, которую Шейн отводит
артефактам организационной культуры: роли показательных симптомов организационной культуры, выявляющих базовые представления и ценности персонала организации, и, с другой стороны, исключительно влиятельных факторов формирования и поддержания определенных представлений и ценностей. (Вместо понятия «базовые представления», используемого в модели Шейна, автор предлагает понятия «установка» и «доминанта».) Символы — это особая категория артефактов, и, как представляется, именно символы выполняют названные выше функции в гораздо большей степени, нежели артефакты вообще.
Дальнейшая аргументация, очевидно, требует с большей точностью определить понятия «артефакт» и «символ».
Чтобы достичь требуемой в пределах поставленной задачи классификационной строгости, введем понятие достаточной общности — материальный объект. Под материальным объектом будем понимать любой объект, обладающий непосредственной пространственной определенностью. Теперь дихотомически распределим все множество материальных объектов на материальные объекты естественного происхождения и все иные. Будем считать, что все материальные объекты, не относящиеся к первой категории, являются материальными объектами искусственного происхождения. В пределах искусственных материальных объектов выделим знаки и объекты, не выполняющие знаковых функций, — последние назовем артефактами в узком смысле. Знак, в соответствии с принятым в логике и семиотике определением, будем понимать как материальный объект, репрезентирующий, то есть обеспечивающий представительное замещение (представительно замещающий), воспринимающему его субъекту иной материальный объект или множество материальных объектов. Обратим внимание, что функцию знака может выполнять не только искусственный, но и естественный материальный объект. Знаковая функция последнего определяется контекстом, и прежде всего конвенционально заданными ситуациями. Естественные материальные объекты, не выполняющие функцию знака, будем называть естественными материальными объектами в узком смысле. Аналогично искусственными материальными объектами в узком смысле будем называть искусственные материальные объекты, не выполняющие функцию знака.
Таким образом, наша классификация включила четыре самостоятельных вида материальных объектов: естественные материальные объекты в узком смысле (ЕМОУС), знаки на естественном материальном носителе (ЗЕМН), знаки на искусственном материальном носителе (ЗИМН),
искусственные материальные объекты в узком смысле (ИМОУС). Теперь обратим внимание, что изначально принятое нами понятие артефакта по смыслу применимо к трем различным группировкам названных материальных объектов, что и обусловливает аморфность понимания и применения данного термина.
Во-первых, артефактами называют просто искусственные материальные объекты, противопоставляя их естественным (группировка: ЗИМН + ИМОУС). Во-вторых, ими называют ту же группу в объединении со знаками на естественном материальном носителе (группировка: ЗЕМН + ЗИМН + ИМОУС). Данное понимание сформулировано в так называемой институциональной школе эстетики [3]. И в-третьих, артефактами удобно называть только искусственные материальные объекты в узком смысле. Учитывая колоссальную самостоятельную роль, которую играет феномен знака в культуре, удобнее и логичнее использовать соответствующее самостоятельное понятие, не растворяя его содержание в широко понимаемом «артефакте». И тогда собственно артефактом будет искусственный материальный объект в узком смысле. Такое понимание безусловно оправдано в контексте теории организационной культуры, и именно его будет придерживаться автор в дальнейшем.
Теперь обратимся к понятию «символ». Очевидно, что здесь он будет использоваться не как тождественный понятию знака или разновидности знаков в математической логике или семиотике: так называемые знаки-символы наряду со знаками-образами и знаками-индексами [4]. Под знаки-символы в этой классификации подпадают практически все условные знаки, все имена.
Но существует иное, философское понимание символа, обращающее внимание исследователей на особую, небольшую в сравнении с потенциальным массивом знаков, категорию знаков, выполняющих в культуре особую и исключительно важную роль. Прежде чем предложить анализ так понимаемого символа в перспективе формулируемой здесь модели организационной культуры, зафиксируем два классических философских (философско-эстетическое, культурологическое) определения символа.
«Символ вещи есть тождество, взаимопрони-занность означаемой вещи и означающей ее идейной образности, но это символическое тождество есть единораздельная цельность, определенная тем или другим единым принципом, его порождающим и превращающим его в конечный или бесконечный ряд различных закономерно получаемых единичностей, которые и сливаются в общее тождество породившего их принципа или модели как в некий общий для них предел» [5]; «символ есть образ, взятый в аспекте в своей
знаковости, знак, наделенный всей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа» [6].
Свою дефиницию «символа» А. Ф. Лосев стремится аналитически обосновать в ряде достаточно сложных исследований [7]. Определение С. С. Аверинцева (во многом вдохновленного именно работами А. Ф. Лосева) апеллирует прежде всего к опыту художественного творчества и к эстетической очевидности смысла символа. Как представляется, возможно формально более строгое обоснование особого положения символа в мире знаков и более операциональное истолкование функции символа в организационной культуре (и в культуре вообще).
Оттолкнемся от так называемого универсального семиотического треугольника, обоснование которого во многом является заслугой немецкого логика Готлоба Фреге [8]. Интересно, что сам Фреге в применении к теории понятия существенно дополняет свое понимание взаимоотношений знака (имени, понятия), концепта (смыслового значения), референта (предметного значения). Он дополняет эту схему четвертым элементом — «собственно понятие» (мысль). В его письме Э. Гуссерлю [9] находим следующую логико-семиотическую схему:
Имя понятия
Смысл имени понятия
Значение имени Предмет,
понятия —* который
(понятие) подпадает
под понятие
Позволим себе несколько видоизменить схему Фреге. Линейную конфигурацию из четырех элементов преобразуем в тетраэдр, вершину которого занимает «идея», то есть универсальный семантический треугольник преобразуется здесь в семантический тетраэдр. Поясним логику этого преобразования.
Рассмотрим вершины семантического треугольника. Первая вершина — собственно знак. Обратим внимание, что любой ординарный знак может иметь бесконечный ряд синонимичных ему
знаков. Таким образом, эту вершину в любой конкретной ситуации «означения» составляет открытое, потенциально бесконечное множество формально различных (но тождественных по функции) знаков. Вторая вершина — предметное значение. В ситуации общих имен (а единичные имена — это случай особый; фактически все единичные имена Фреге относит к именам собственным) мы опять имеем дело с потенциально бесконечным множеством. Во всяком случае, это аморфное, плохо фиксированное множество; всегда остается актуальным вопрос об обоснованности отнесения к нему того или иного конкретного предмета. И наконец, третья вершина — смысловое значение. Фактически она также представляет собой потенциально бесконечное множество конкретных формулировок смыслового значения (в терминах теории понятия — конкретных дефиниций). Таким образом, ни одна из вершин не является четко фиксированной, не является однозначной. И потому сама фиксиро-ванность треугольника представляется парадоксальной. Что является той логической или гносеологической основой, которая связывает друг с другом эти потенциально бесконечные множества не тождественных друг другу элементов? Логическая основа, которую мы здесь вынуждены предположить, обязательно должна быть тем или иным образом достоянием сознания того субъекта, для которого актуален семантический треугольник. Ведь концепты как минимум есть результат аналитической деятельности конкретных познающих субъектов. Эта логическая основа есть не что иное, как идея, которую познающий субъект постигает в акте интеллектуальной интуиции. Эта древняя платоновская философема оказывается здесь на удивление уместна, а точнее, она своим действенным присутствием возвращает на свои места растерянные было вершины семантического треугольника, который теперь становится лишь одной из четырех плоскостей семантического тетраэдра, вершину которого занимает «идея».
И вот с позиции семантического тетраэдра символом оказывается идеальный знак, эталонный в ряду бесконечного множества знаков-синонимов. Этот знак оказывается тождественным идеальному предметному значению, то есть эталонной вещи в бесконечном множестве экземпляров того рода вещей, которые относятся к данной идее. А «идеальным» концептом оказывается здесь такое определение данного конкретного понятия, которое наиболее актуально в конкретной социокультурной ситуации. Впрочем, как справедливо указывает Лосев, символ вбирает в себя все бесконечное множество концептов как свои аспекты. Таким образом, символ непосредственно обозначает идею, а будучи эталонным
предметным значением (вещью), выступает воплощением идеи и уже как таковой является исполнением всех смысловых значений как проектов дискурсивного выражения идеи.
Символ настолько непосредственно связан с идеей, что можно говорить о нем не только как об особом знаке идеи и даже не только как о материальном носителе и образе идеи. Можно говорить, что символ есть место присутствия идеи в эмпирическом плане бытия. Различение эмпирического и идеального планов действительности необходимо; оно диктуется отнюдь не школьно-философскими соображениями, но самой логикой познания [10].
Обратимся к семантическому тетраэдру. Если множество предметных значений и материальных носителей знака вполне логично трактовать принадлежащим области материальных объектов, материальной действительности, то множество концептов уже не может с такой однозначностью быть отнесено к этой области. Это область сознания, причем концепты в аспекте их продуцирования явно принадлежат индивидуальным ментальным полям субъектов познания, а в аспекте готового продукта уже принадлежат интерсубъективной социокультурной сфере ценностей. И как бы ни дискутировать вопрос о природе этой сферы и о природе сознания, за пределами субъект-объектной оппозиции остается как минимум множество идей — четвертый элемент тетраэдра. Здесь мы явно имеем дело не с эмпирической действительностью, поэтому и способы усмотрения идеи отличаются от способов идентификации предметных значений. Здесь остается не у дел аппарат чувственного восприятия, а способность субъекта познания к рассудочному формально-логическому анализу получает подчиненное положение. Надо ли полностью отождествлять эмпирическую действительность с материальной — этот вопрос можно оставить открытым. Во всяком случае, сознание субъекта познания явно противостоит, как другой мир, эмпирической действительности своих объектов. А вот сфера идей явно отделена как от эмпирической действительности объектов познания, так и от индивидуальных сознаний субъектов познания. Это объективный мир идей. И даже принимая всю критику метафизического идеализма, необходимо согласиться хотя бы с тем минимумом объективности этой особой сферы, который оставляет ему, например, Карл Поппер (один из непримиримейших недавних критиков платоновского идеализма) в учении о третьем мире. Представляется, что этот «третий мир Карла Поппера» есть именно мир ценностей. Не смыслов вообще (ибо за смыслы конкурирует мир индивидуальных сознаний познающих субъектов), а именно ценностей. Предпринятого различения
А. П. Баданина. Технология психолого-педагогического сопровождения на этапе адаптации к вузу.
достаточно для создания операциональной модели организационной культуры. Вопросы об онтологическом статусе ценностей и о различении ценностей и идей здесь вполне могут быть вынесены за скобки.
Примечания
1. Безгодов Д. Н. Концептуальные основы организационной культуры вуза // Высшее образование в России. 2008. № 7. С. 125-130.
2. Шейн Э. Организационная культура и лидерство. СПб., 2002.
3. Дики Д. Искусство и эстетика: введение в институциональный анализ. М., 1974.
4. Ивлев Ю. В. Логика. М.: Издательская корпорация «Логос», 1998; Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Сов. эн-цикл., 1990.
5. Лосев А. Ф. Логика символа // Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. С. 273.
6. Философский энциклопедический словарь, М.: Сов. энцикл., 1989. С. 581.
7. Лосев А. Ф. Логика символа; Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976; Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991.
8. Ивлев Ю. В. Указ. соч.
9. Гуссерль Э. Избранные работы / сост. В. А. Куренной. М.: Изд. дом «Территория будущего», 2005.
10. Франк С. Л. Реальность и человек. Париж: Ушка-Рге88, 1956; Франк С. Л. Непостижимое // Сочинения. М.: Правда, 1990; Франк С. Л. Предмет знания. СПб.: Наука, 1995.
УДК 378:159.9.07
А. П. Баданина
ТЕХНОЛОГИЯ ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКОГО СОПРОВОЖДЕНИЯ НА ЭТАПЕ АДАПТАЦИИ К ВУЗУ КАК ЭЛЕМЕНТ ДИДАКТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ТЕХНИЧЕСКОГО ВУЗА
В статье показана важность организации адаптации студентов в техническом вузе. Процессы модернизации системы профессионального образования накладывают отпечаток на все элементы дидактической системы технического вуза. В статье подробно представлен один элемент системы - авторская технология психолого-педагогического сопровождения студента на этапе адаптации к вузу.
The article is devoted to the problems of period of students' adaptation in technical university. The author shows the importance of the psychological support for students during the period of adaptation. The technology of support must be an element of didactic system in technical university. The original
© Баданина Л. П., 2013
technology of students support during the period of adaptation is described in detail.
Ключевые слова: адаптация, дидактическая система, психологическое сопровождение, авторская технология психологического сопровождения студентов в техническом вузе.
Keywords: аdaptation, didactic system, psychological support, the original technology of students support in technical university.
Современный мир крайне динамичен: происходит постоянное внедрение в жизнь новых технологий, появляются новые знания, резко ускорился процесс изменения ценностных ориента-ций в обществе. Эти процессы требуют от человека формирования гибких механизмов адаптации.
Значительную роль в их формировании может играть высшее профессиональное образование. Роль вуза, на наш взгляд, не только в формировании специалиста, но и в обучении адаптивному поведению.
Жизнь современного общества немыслима без достижений науки и техники. Инженер становится ключевой фигурой современного общества. В связи с этим особую актуальность приобретает проблема формирования адаптивной личности студента технического вуза.
Современному обществу требуется гораздо больше специалистов с техническим образованием, возросли требования к качеству подготовки инженеров. Кроме того, на рынке труда сегодня востребованы специалисты смежных профессий, специалисты, которые владеют навыками самообразования и могут быстро переучиваться. При сохранении традиционных технологий обучения с одновременным ростом запросов общества к уровню подготовки специалиста и его конкурентоспособности на рынке труда студенты начинают ощущать значительные перегрузки, наблюдается рост психологического напряжения. Особенно остро кризисное самоощущение, чувство растерянности и неопределенности проявляется у студентов на этапе адаптации к вузу.
Считаем актуальным представить авторскую технологию психолого-педагогического сопровождения студентов технического вуза на этапе их адаптации. Предлагаем данную технологию рассматривать как важный и неотъемлемый элемент дидактической системы технического вуза.
Разрабатывая данную технологию, мы исходили из того, что адаптация — не только приспособление к успешному функционированию в данной среде, но и способность к дальнейшему личностному и социальному развитию. Важно не только помочь студенту справиться с трудностями, преодолеть адаптационный барьер, но и расширить репертуар его адаптационных механиз-
