CC BY
145
Цыганков Дмитрий Андреевич, канд. ист. наук, доцент исторического факультета ПСТГУ;
ст. науч. сотр. исторического факультета МГУ
Семинар как место исследования в Московском университете второй половины xix в.1
Д. А. Цыганков
В последнее время в историографии стало уделяться пристальное внимание семинару как форме университетского занятия2. Исследователи стремятся реконструировать историю происхождения этого вида занятий, определить значение этого института в формировании учебного плана тех или иных факультетов в университете, роль в коммуникативной и школообразующей практике различных сообществ ученых. Комплексно анализируя источники для изучения семинаров: отчеты лиц, командированных с научной целью за границу, «Отчеты о состояниях и действиях Московского университета», воспоминания и переписку, автор приходит к выводу, что семинары как тип университетского занятия появляются в Московском университете в середине 1860-х гг. На 1860—1870-е гг. приходится период бурного развития этой институции в Московском университете. По уставу 1884 г. семинары становятся обязательной формой занятия для получающих историческое образование. При этом происходит выхолащивание их содержания, поскольку руководители семинара ориентируются на «среднего» студента, а семинары в университете служат формой контроля за успеваемостью студентов со стороны администрации. Одновременно в 1880-1890-е гг. профессора Московского университета — В. И. Герье и П. Г. Виноградов — стремятся сохранить исследовательское реноме семинара и переносят его в частное пространство. Эти профессора организуют свои домашние семинары, своеобразную исследовательскую школу, целью которой является передача специальной исследовательской информации и формирование этоса поведения ученого. Кризис семинарской работы в Москве приходится на рубеж Х1Х—ХХ вв. Герье не сумел воспользоваться наработанными в рамках семинара коммуникативными практиками, когда основывалось Историческое общество при Московском университете, а Виноградов в 1901 г. покинул университет, перенеся традиции московского семинара в мир англосаксонских университетов.
1 Работа выполнена в рамках проекта РГНФ 14—01—00374 а «Сообщество московских всеобщих историков в университетской, интеллектуальной и общественной жизни России. 1835-1917 гг.».
2 См.: Антощенко А. В. Das Seminar: немецкие корни и русская крона (о применении немецкого опыта «семинариев» московскими профессорами во второй половине XIX в. // «Быть русским по духу и европейцем по образованию»: университеты Российской империи в образовательном пространстве Центральной и Восточной Европы XVIII — начала XX в. М., 2009. С. 263-278; Антощенко А. В., Свешникова А. В. Исторический семинар как место знания // Историческая культура императорской России: формирование представлений о прошлом. М., 2012.
Происхождение термина
До начала 1860-х гг. употребление понятия «семинарий» (семинария, семи-нариум, семинар) не означало особого типа занятий в университете3. В поисках названия для новаторских форм занятий, необходимых в русских университетах для углубления специализации, публицисты из ученой среды, подготавливающие и реализующие университетскую реформу 1863 г., использовали другие термины. Н. И. Пирогов в «Письмах из Гейдельберга» говорил о лекциях-беседах4, а К. Д. Кавелин делил университетские лекции на общие и монографические5.
Термин «семинар» для обозначения новаторской формы занятий в университетах Германии ввели русские ученые, посланные с научными целями за границу по распоряжению министра А. В. Головнина в 1862 г. В своих отчетах из Германии они и стали использовать этот термин.
Семинарии в институциональном понимании как особое подразделение внутри немецких университетов или рядом с ними описывают русские филологи. Так, В. И. Модестов знает, что в Берлине филолог Р. Гаупт читает Горация и Тацита в «Вештагшш paedagogicum»6. В Бонне же русский ученый имел «в виду записаться в филологическую и археологическую семинарии, равно как в эпиграфическое общество Ричля7 и филологическое Шмидта»8. Л. Н. Модзалевский даже желает обобщить все «отзывы о посещенных мною семинариях гг. Стерна и Боден-Миллера, а равно и собранные мною сведения о учительских собраниях и обществах в Германии»9.
Другой тип занятий — семинар как место исследования — показывают историки. Так, Иван Хорошевский в своем отчете писал: «Там некоторые профессора, кроме общих курсов для всех слушателей, имеют еще для желающих посвятить себя специально истории особенные практические курсы, состоящие в разра-
3 Упоминание о домашних занятиях М. С. Куторги со студентами в середине 1850-х гг. «на манер немецких семинаров», о которых сообщает В. В. Григорьев в юбилейной истории Санкт-Петербургского университета (см.: Григорьев В. В. Императорский Санкт-Петербургский университет в течение первых пятидесяти лет его существования. СПб., 1870. С. 216), — очень интересно. Особенно в связи с тем, что оно находится в работе, опубликованной в 1870 гг., то есть во время обсуждения семинаров как формы занятий в ЖМНП (об этом см. далее). Однако важно отметить, что сам Куторга понятие «семинар» для обозначения своих занятий не употреблял (см.: Скворцов А. М. «Вечерние беседы» как начальный этап становления ученого в антиковедческой школе М. С. Куторги // Мир историка. Вып. 7. Омск, 2011. С. 179—192). Также вряд ли стоит называть семинарскими занятиями занятия со студентами Т. Н. Грановского, М. П. Погодина и др. При этом стоит отметить, что все профессора, предлагавшие новые формы занятий, были знакомы с немецкой системой практических занятий.
4 Пирогов Н. И. Письма из Гейдельберга // Пирогов Н. И. Избранные педагогические сочинения. М., 1985. С. 397-398.
5 Кавелин К. Д. Свобода преподавания и учения в Германии // Университетская идея в Российской империи XVIII — начала XX веков: Антология. М., 2011. С. 243.
6 Извлечения из отчетов лиц, отправленных Министерством народного просвещения за границу. Ч. 1. СПб., 1863. С. 18.
7 О филологической семинарии Ричля см.: Помяловский И. В. Филологическая семинария и занятия латинской эпиграфикой проф. Ричля // ЖМНП. 1870. № 2.
8 Там же. Ч. 1. С. 19.
9 Там же. С. 79.
ботке какого либо исторического события, по источникам профессором вместе с его учениками (историческая семинария)»10. Интересно отметить, что это рассуждает магистрант, который так и не попробует на вкус семинарские занятия, он в них попросту не будет участвовать. Его сведения о семинарах — априорные знания о той традиции, которая благодаря Л. фон Ранке, в свою очередь ориентировавшегося на филологические практические занятия геттингенского профессора Х. Гейне, стали распространяться в немецких университетах.
Однако более успешные коллеги Хорошевского сообщат о семинарах более подробные сведения. Так, В. Г. Васильевский пишет: «Кроме лекций, Дройзен, Яффе, Кёпке занимаются с своими слушателями исторической критикой, называя это скромнее и вернее упражнениями (Übungen). Моммсен на этот раз также обещал взять на себя труд руководить "упражнениями" в римской истории. И для меня собственно критические упражнения только и могут быть вполне полезны в области римской истории. По моему мнению, нужно быть предварительно знакомым с первыми источниками, свободно двигаться в них, чтобы непраздно и совершенно полезно, по указаниям профессора, приискивать и сличать различные места, чтобы самому "упражняться". Теперь я только принимаю участие в этого рода занятиях Яффе11. В прошедший семестр он читал о латинской палеографии и дипломатике. Его теперешние Uebungen — приложение читанного курса. С этой целью Яффе издал сорок грамот из времен IX—XII веков, и теперь занимается дипломатическим и палеографическим разбором их»12.
Как свидетельствует Герье, все эти упражнения являются публичными лекциями профессоров, то есть читаются бесплатно. Так, подобные лекции Ранке Герье описал следующим образом: «Ранке на своем публичном курсе (1 час в неделю) заставляет студентов читать и объяснять при этом Адама Бременско-го, немецкого летописца XI в. Слушатели обязаны также представить в течение полугодия по одному сочинению (обыкновенно критическая разработка какой-нибудь летописи), которая разбирается публично. Постоянных слушателей на упражнениях Ранке — шесть»13. Впрочем, вряд ли для Герье такая форма занятий была новаторской. Нечто подобное он мог наблюдать в своей студенческой жизни в Московском университете. На лекциях по всемирной литературе профессор Московского университета С. П. Шевырев делал то же самое. Задавая сочинения на литературные темы, он разбирал их у себя на лекциях, приглашая студентов к дискуссии по озвученным вопросам14.
10 Извлечения из отчетов лиц... С. 60.
11 Чуть ранее Васильевский дает характеристики Яффе: «Яффе принадлежит к тому числу неблестящих, но в высшей степени полезных профессоров университета, которые читают или чаще диктуют свои лекции человекам 5—15. Он всегда избирает такие специальные курсы: о палеографии латинской, хронологии и читает (диктуя) их весьма основательно» // Извлечения... Ч. 2. СПб., 1863. С. 136.
12 Там же.
13 Извлечения... Ч. 1. С. 424.
14 О роли С. П. Шевырева в формировании практики взаимоотношений профессоров и студентов см.: Воробьева И. Г. Профессор-славист Нил Александрович Попов. Тверь, 1999. С. 17-19.
В связи с этим, может быть, стоит отказаться от мнения, что Герье при основании семинара в России ориентировался на занятия Ранке15. В своих «Воспоминаниях» Герье описывает один семинар, который запомнился ему в Германии «более всего»16 и на который он ориентировался в Москве. Это был семинар Р. Кёпке, который, и это стоит особо подчеркнуть, проходил на дому у профессора, где он сам и его ученики упражнялись в чтении и комментировании одного источника — «Лиутпранда» (сравните с сообщением Васильевского, который подчеркивает, что критические занятия Яффе проходили в библиотеке). Ориентируясь именно на этот семинар, по возвращении в Россию Герье, по его воспоминаниям, предложил систематические семинарские занятия в Московском университете. Идея попала на благодатную почву.
Если мы обратимся к делопроизводству Московского университета, то в «Отчете о состоянии и действиях Московского Императорского университета за 1866/67 учебный год» увидим упоминание «семинарии» профессора П. М. Леонтьева: «Для занятий, имеющих главною целью упражнения в самостоятельном разрешении разных филологических задач и учрежден при историко-филологическом факультете греко-латинский семинарий, порученный ординарному профессору Леонтьеву. В число членов семинара принимаются на основании конкурса или испытания достойные того студенты 2-го, 3-го и 4-го курсов. Членам семинарии производятся стипендии по 120 рублей в год»17. В том же году были опубликованы правила вступления в семинарий.
Понятно, что в данном случае речь идет о студентах-филологах, уже показавших определенные успехи в чтении и комментировании источников. За свои отличия они поощрены стипендией и имеют возможность готовиться к написанию филологических работ (вполне возможно, что речь идет о написании медальных сочинений). При этом не до конца понятно, семинарий Леонтьева — это особая форма студенческих занятий или все-таки университетское подразделение, стимулирующее появление в университете филологов-классиков, которые затем будут направлены учителями в гимназии18. Но скорее всего семинарий Леонтьева — это перенесение на русскую почву из Германии специальных институций для подготовки гимназических учителей19, а не критических занятий в духе Ранке, Яффе, Кёпке.
15 См.: Антощенко, Свешников. Указ. соч. С. 141.
16 Антощенко считает, что это аберрация Герье. Но, может быть, Герье хотел именно подчеркнуть разницу между двумя семинариями: учебным — в официальном университетском пространстве и исследовательским — дома у профессора.
17 Отчет о состоянии и действиях Московского Императорского университета за 1866. М., 1867. С. 20.
18 Именно так были устроены немецкие семинарии, которые готовили прежде всего гимназических преподавателей. С такими же целями русские филологи-классики проходили стажировку в Филологической семинарии при Лейпцигском университете.
19Дройзен И. Г. О научно-практических занятиях студентов в Германских университетах, преимущественно по истории // ЖМНП. Ч. CXLV. 1869. С. 79-92.
Семинары как форма занятий в Московском университете
Семинары как новый вид занятий появляется в Московском университете между 1865 и 1870 гг. В отчете университета за 1869/70 учебный год20 о семинариях историко-филологического факультета сообщается следующее: «На историко-филологическом факультете по самому существу филологических занятий студенты работали под личным руководством преподавателей; на первых двух курсах студенты обязаны были написать по одному годовому сочинению по предмету русской словесности; такого же рода письменные работы продолжались на всех курсах по предметам классической филологии; к этим работам присоединялись еще занятия студентов в филологической и исторической семинарии и писание сочинения по конкурсу на получение установленных премий и медалей. Кроме того, по всем предметам факультетского преподавания существуют семинарии, в которых студенты частью представляли на обсуждение преподавателей и товарищей результаты своих домашних изучений какого-нибудь вопроса, частью упражнялись в объяснении отдельных исторических памятников и в обсуждении различных научных и педагогических вопросов»21. Семинарии еще не обязательны для посещения. Таковыми они станут лишь к середине 1870-х гг. Если студенты отказываются посещать семинарии по своей специализации, то они должны подвергаться дополнительным письменным испытаниям по тому предмету, практические занятия которого они не посещали22.
К середине 1870-х гг. на факультете действует множество семинаров, а сам термин уже прочно вошел в обиход для обозначения отличных от лекций самостоятельных занятий студентов под руководством профессора.
При этом семинар Герье, начавший работу, вероятнее всего, уже в 1866 г., занимал среди других семинаров особое место.
История его становления была длительной. Первоначально семинар Герье составлял конкуренцию семинару — университетскому подразделению Леонтьева. Правда, в отличие от филологов, студентам-историкам за участие в семинарии стипендию не платили, а потому они вели себя в нем вызывающе, не желая терпеть лишнюю нагрузку. Так, студент И. Лебедев, привыкший пассивно слушать лекции, на предложение доцента Герье во время семинарского занятия почитать и перевести источник, ответил: «А я не желаю». «А Вы пожелайте», — нашелся Герье23.
Первоначально семинар Герье предназначался для студентов старших курсов — тех, кто уже принял решение о специализации, и был узкотематическим. Так, предметом занятий студентов 4-го курса 1876 г. стала «разработка темы "Политическая деятельность и личная характеристика императора Тиберия и разбор
20 Думается, что особое упоминание обусловлено обсуждением этого вопроса на страницах журнала Министерства народного просвещения в связи со статьей И. Г. Дройзена.
21 Отчет о состоянии и действиях Московского Императорского университета за 1870. М., 1871. С. 18.
22 Отчет о состоянии и действиях Московского Императорского университета в 1874/75 академическом и 1875 гражданском году. М., 1875. С. 17.
23 Герье В. И. Воспоминания В. И. Герье // История историки. М., 1990. С. 420.
источников для его царствования". В результате студентами были прочитаны, разобраны и сличены между собою шесть книг "Аннал" Тацита, биография Ти-берия, написанная Светонием <...> и две книги Диона Кассия. На основании этого материала представлены рефераты о характере Тиберия, его отношении к Сенату и т. п., а затем критическая оценка упомянутых историков. После этого были подвергнуты критическому разбору книги Штара и Беле о Тиберии»24.
Впоследствии Герье разделил свой семинар на несколько потоков: «Семинарии по всеобщей истории, руководимые орд. пр. Герье, состояли в 1877 году из трех отделений: первое, или старшее, отделение состояло, кроме студентов исторического отделения IV курса, из студентов, участвовавших не менее двух лет в историческом семинарии. Предметом занятий на первом отделении были письменные рефераты студентов о различных литературных памятниках, относящихся к истории XVIII века, и разборе этих рефератов. Ко второму отделению принадлежали студенты, принимавшие не менее одного года участия в семинарии. Предметом их занятий был устный и письменный разбор различных мест сочинения Азаревича "Патриции и плебеи". Третье отделение состояло из студентов, еще не принимавших прежде участия в семинарии. Предметом занятий на этом отделении был разбор первых двух книг "Истории" Ливия и изучение в связи с этим политических учреждений в древнем Риме, что служило основанием для письменных работ студентов»25. В 1878 г. «семинарий по всеобщей истории состоял из двух отделений. Предметом занятий по младшему отделению в первое полугодие был разбор сочинения Азаревича "Патриции и плебеи", а на старшем отделении — источники для истории Франции в XVIII веке. Во втором полугодии предметом занятий на младшем отделении был разбор "Аннал" Тацита и других источников для истории царствования Тиберия, а на старшем отделении — источники для истории Франции XVIII века. Кроме того, для студентов 4 курса, принимавших также участие в старшем отделении общего семинария, был устроен особый семинарий по истории Средних веков. Занятие на этом семинарии заключались: 1. В переводе с латинского и объяснении хрестоматии средневековых исторических и юридических памятников, напечатанных проф. Герье для участников семинария. 2. В разборе исследований студентов по вопросу о землевладении у древних германцев»26.
При взгляде на перечень семинаров профессора Герье в 1877 и 1878 гг. становится ясно, что старшие студенты профессора занимались работой с источником, а темой, как правило, избиралась история Франции предреволюционного периода. Студенты, еще не избравшие у Герье темы, в качестве специальности обычно работали с историографией или источниками по истории Древнего Рима. Подобная многоуровневая система просуществовала до тех пор, пока Ге-рье оставался единственным профессором кафедры всеобщей истории. Когда же на кафедру стали приходить ученики Герье, система семинаров на историко-
24 Отчет о состоянии и действиях Московского Императорского университета за 1876. М., 1877. С. 19-20.
25 Отчет о состоянии и действиях Московского Императорского университета за 1877. М., 1978. С. 18-19.
26 Там же. С. 20.
филологическом факультете претерпела изменения. Вместо семинара для студентов старших курсов возник так называемый специальный семинар27, посвященный проблемам Новой истории и историографии, который в скором времени Герье проводил у себя на дому.
Между тем семинары, затрагивающие различные исторические периоды всеобщей истории, стали обязательным элементом обучения на историческом отделении историко-филологического факультета, были внесены в учебные планы и поделены между преподавателями кафедры.
Общеуниверситетский и домашний семинары первоначально ничем не отличались. И в том, и в другом приобретались специальные навыки работы историка, что отличало эти формы занятий от установочных, общепросветительских общих и специализированных обязательных и необязательных лекций. Не случайно составлявший устав Высших женских курсов Герье первоначально выступал против введения семинаров в этом заведении, полагая, что курсы не готовят специалистов-историков. Целью семинара, следовательно, становилась подготовка историка-профессионала, обучение его определенным исследовательским навыкам работы с источником.
Модель семинара Герье, где профессор активно обсуждал проблемы профессии историка, вовлекал студентов в практическую работу с разнообразными их видами, показывал, как их критиковать и как ими пользоваться, не была единственной в Московском университете.
Совсем другой характер имели семинары профессора русской истории В. О. Ключевского. В первые годы своего преподавания он использовал их для углубленного изучения источников. На занятиях разбирались «Русская Правда», Псковская судная грамота, Судебник 1550 года28. В 1882 г. Ключевский вместе с учеником Герье П. Г. Виноградовым организовал параллельное изучение «Русской правды» и «Lex Salica»29. В дальнейшем семинары Ключевского стали дополнением к его «Курсу русской истории», своеобразными спецкурсами. Они были продолжением общих лекций, где профессор скорее не учил, а вдохновлял своих студентов. «Он обладал удивительной проницательностью, — вспоминал о Ключевском П. Н. Милюков, — однако ее источник был недоступен кому-либо из нас. Ключевский смотрел на русскую историю, так сказать, внутренним оком. Эта интуиция была выше наших возможностей, и мы не могли идти по стопам своего учителя... Профессор накладывал свою стройную законченную систему на нашу tabula rasa. Его пример показывал, что русская история также может являться предметом научного исследования; однако дверь, ведущая в эту систему, осталась для нас закрытой»30.
27 Соболевский А. И. Некролог В. И. Герье // Известия Российской Академии наук. 1919. № 13. С. 570.
28 Отчет за 1880... М., 1881. С. 21. Отчет за 1881. М., 1882. С. 21-22.
29 Отчет за 1882.. М., 1883. С. 21. Интересно отметить, что именно Виноградов ввел термин «правда», «варварская правда» для обозначения европейских законодательных памятников. Интересно проследить связь между историографическим термином и совместным семинарским опытом Ключевского и Виноградова.
30 Милюков П. Н. Воспоминания (1856-1917). Т. 1. Нью-Йорк, 1955. С. 89-94.
Подобная линия семинарских занятий, судя по всему, была тупиковой, поэтому ученики Ключевского (Милюков, Ю. В. Готье) с благодарностью вспоминали семинары ученика Герье Виноградова и в своей преподавательской деятельности стремились построить работу со студентами на опыте работы преподавателей всеобщей истории.
А вот Виноградов пошел дальше Герье. К хрестоматийной программе и устоявшемуся набору учебных источников он стал добавлять сложные исследовательские проблемы. Так, студенты Виноградова 1890-х гг. с радостью вспоминают о собственных работах по только что найденной «Политии» Аристотеля31.
Руководство семинарием у П. Г. Виноградова, по замечанию А. В. Антощен-ко, «могло быть приспособлено <.. .> к потребностям как очень развитых студентов, так и начинающих, а выполнение работ — охватывать широкий круг задач: от формирования навыков критического разбора источников при общем их прочтении до самостоятельной разработки завершенного исторического исследования оригинальной проблемы»32 Виноградов отчетливо понимал необходимость реализации первой стадии для достижения второй, ибо «просить начинающего студента прочесть "Capitularies" Каролингов, не показав ему, что он может извлечь из них и каким способом, было бы тем же самым, что дать ему китайскую книгу без грамматики и словаря, чтобы помочь ему»33.
При этом семинары именно как элемент приобщения к творческому исследованию, усвоению научного императива со стороны студентов Виноградов находил обязательными, например в английских университетах, где он начал преподавать в начале XX в. и где они не были распространены. По мнению Ан-тощенко, «предлагая широкое внедрение в английских университетах семинарской системы по различным гуманитарным предметам, а не только истории, П. Г. Виноградов считал, что она позволит подтянуть к наиболее даровитым студентам их основную массу, приблизить элементарную академическую подготовку к более высоким стандартам, даст возможность профессору реально узнать способности своих студентов и сделает руководство ими более эффективным, обеспечит их определенную подготовку к экзаменам, побуждая к самостоятельной работе, будет способствовать формированию исследовательских школ»34.
Отличие семинаров Герье и Виноградова, с одной стороны, от семинаров Ключевского — с другой, во многом объясняется отсутствием у специалиста по русской истории опыта иностранной стажировки и контактов с европейскими профессорами, ведущими свои семинары. Ключевский был учеником С. М. Соловьева, который начал практиковать семинарские занятия лишь в 1870-х гг., то есть в то время, когда Ключевский перестал быть его студентом. Следовательно, собственного опыта участия в семинарских занятиях, который можно было повторить, Ключевский не имел. Да и Соловьев работал только со студентами, желающими дополнительно заниматься, и ставил исключительно прагматиче-
31 См.: Антощенко. Das Seminar: немецкие корни и русская крона. С. 273.
32 Там же.
33 VinogradoffP. Oxford and Cambridge Through Foreign Spectacles // Collected Papers of Paul Vinogradoff. Oxford, 1928. Vol. 2. P. 284-285.
34 Антощенко. Указ. соч. С. 274.
ские задачи: помощь студенту в написании медального сочинения. В результате, создавая собственные семинарские занятия, Ключевский не смог облечь их в удобную для студентов форму.
Впрочем, важно отметить, что и Герье, и Ключевский, и Виноградов относились к семинару творчески, пытались сформировать у студентов научный императив, выявить стремление молодежи к самостоятельной работе. Герье пытался добиться этого за счет строгой дисциплины и жесткого модерирования коллективной работы. Виноградов продумывал — теоретически и педагогически — формы занятий со студентами, исследуя негативный опыт своего учителя и ряда немецких профессоров, выстраивая доверительные отношения со студентами — участниками семинара, а Ключевский создавал вокруг студентов атмосферу заинтересованности.
Домашний семинар как место исследования
Далеко не все студенты понимали смысл и задачу семинарских занятий. Они считали требования профессоров на семинарах завышенными, самих профессоров — авторитарными, а поскольку МНП стремилось превратить семинары в элемент контроля над текущей успеваемостью студентов35, то отношение к ним со стороны молодежи было чрезвычайно прохладным, иногда «политическим». «Популярность, которой пользовался у нас П. Г. Виноградов, мешала нам объективно относиться к другим профессорам всеобщей истории. Так, мы из-за этого гораздо меньше ценили В. И. Герье и подчеркнуто отрицательно относились к М. С. Корелину только потому, что откуда-то слышали, что между ними и П. Г. происходят какие-то трения»36, — вспоминал Готье. Это выражалось и в недовольстве студентов профессорами, создании профессору, требовавшему активной работы на семинарах, устойчиво негативной репутации. Кроме того, студенты часто лишь имитировали работу в семинарах, профанировали их исследовательский пафос.
Как следствие, и Виноградов, и Герье увели семинар как модель исследовательского поиска из университетского пространства в пространство домашнее и стремились превратить семинары в научное сообщество разных поколений исследователей. В таком контексте семинар представлял собой «модель, воспроизводящую в сжатом виде процесс исследовательских коммуникаций, содержание которых сводилось не только к самой "выработке" научного знания, но и к утверждению его значимости»37.
Основной темой специального, «исследовательского» семинара Герье была проблема «старого порядка» во Франции — в историографическом и источниковедческом аспектах. В центре дискуссий оказалась книга Алексиса де Токвиля «Старый порядок и революция». «Герье научил нас понимать и ценить "Старый порядок и революцию" Токвиля, — вспоминал впоследствии Н. И. Кареев. —
35Антощенко. Указ. соч. С. 278.
36 Готье Ю. В. Университет // Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 563.
37Антощенко, Свешникова. Указ. соч. С. 149.
Он очень высоко ставил это замечательное произведение, влияние которого сказалось на первой печатной работе его о Французской революции... Спокойный "токвилевский" дух характеризуют эту интересную статью»38.
Для Герье Токвиль означал поворотный пункт в историографии Французской революции, полную противоположность тону и манере Зибеля. У де Ток-виля Герье обнаруживал полную объективность, сквозь которую хотя и «пробивается элегическое сожаление о погибшем строе, заключавшем в себе среди феодальных развалин зародыш свободных учреждений», однако эта элегия не затуманивает взора39. Противопоставляя Токвиля писавшим до 1848 г. историкам, которые отличались «более или менее одною общею чертою — апологетическим характером изложения» и выступали «в защиту какой-нибудь идеи или партии в истории революции», Герье начинал с де Токвиля «новый период в историографии Французской революции»40. Главной заслугой де Токвиля Герье считал идею «исторической преемственности Французской революции». «Бессмертной заслугой Токвиля» Герье называл «приведение к ясному сознанию» «потребность изучать Французскую революцию с исторической точки зрения», «объяснять это событие генетически». «Он (де Токвиль. — Д. Ц.) доказывал, что Французская революция представляет собою не столько разрыв с историческим прошедшим Франции, сколько последовательное его завершение и дальнейшее его развитие в данном искони направлении <...> это положение, которое в настоящее время можно принять трюизмом, имело в свое время значение великого научного открытия»41.
Выбор темы семинарских занятий студенты Герье приветствовали. Даже находившийся в сложных отношениях с Герье Милюков писал: «Выбор семинарских занятий по Contract Sociale Руссо, по книге Токвиля, по Тэну, по книге Бенле об Августе оказали несомненное влияние на нас, научили объективизму в трактовании истории и застраховали от радикального догматизма»42. Кроме того, система и методы проведения семинаров были усвоены учениками Герье. Позже семинары со сходными темами исследования устраивал Н. И. Кареев в Петербургском университете, Р. Ю. Виппер — в Новороссийском, П. Н. Арда-шев — в Киевском. Весьма интересны и источники, которые разбирались на семинарах. Прежде всего это материалы личного происхождения (дневники, воспоминания) и публицистика, разобравшись с которыми студенты должны были ответить не только на вопрос об исторической обстановке, которая вызвала к жизни эти произведения, но и определить основные проблемы, для решения которых эти источники могли быть привлечены. Герье, таким образом, отдавал предпочтение не определенному виду источников, а ставил проблему, которую его ученики должны были решить, привлекая собственную источни-ковую базу. В семинарах Герье впервые в отечественной историографии было
38 Кареев Н. И. Памяти двух историков (В. И. Герье и И. В.Лучицкий) // Анналы. 1922. № 1. С. 159
39 Герье В. И. Французская революция 1789-95 года в освещении И. Тэна. СПб., 1911. С. 8.
40 Там же. С. 5, 7.
41 Там же. С. 7, 14.
42 Милюков.Указ. соч. С. 70.
уделено внимание и наказам сословий депутатам — ключевому источнику по общественным настроениям французского общества периода, предшествующего революции.
Об отношениях учитель-ученик в семинаре Герье известно из мемуарных свидетельств. Посторонние для семинара студенты считали, что на занятиях царило патриархальное самовластие учителя. Так, А. А. Кизеветтер свидетельствовал: «Характер Герье был строптивый, капризный и язвительный. Тяжелый был он человек. Когда к нему собирались его ученики, среди которых были люди самых разнообразных возрастов, его домашние ревностно наблюдали за тем, чтобы в разговорах не поднималось таких тем, которые могли бы рассердить Владимира Ивановича. И уже заранее было условлено, что как только кто-нибудь из домашних прикоснется рукою к лампе, это значило, что надо было немедленно менять тему разговора, и бывали вечера, когда огонь в лампе приходилось поправлять очень часто. Противоречить Герье было рискованно. Я знаю случай, когда Герье, встретив в посетившем его госте несогласие с собой, вскочил, ринулся в переднюю, надел шубу и ушел из своего дома, оставив гостя в одиночестве в кабинете»43.
Другой студент, посещавший этот семинар, вспоминает, что работы, показавшиеся Герье почему-то недостаточными, вызывали с его стороны такую язвительную критику, что несчастный критикуемый «был выводим из себя». Некоторые не выдерживали этого. Так, студент Ершов, не сумевший защитить работу в семинарии Герье на 3-м курсе, бросил все исторические занятия и со следующего года перешел на 1-й курс медицинского факультета44.
Герье очень строго подходил к студенческим рефератам, требовал концепту-альности изложения, не терпел верхоглядства и стремления, с его точки зрения, политизировать историю. С этим связан интересный эпизод, который произошел у него со студентом В. А. Маклаковым, будущим известным политическим деятелем партии кадетов. При исследовании характера немецкой государственности Маклакова потянуло на глобальные обобщения, и он мимоходом заметил: «Император Германии в то время был менее всего тем, чем монарх должен быть, то есть представителем только исполнительной власти». Герье «саркастически осклабился», попросил повторить эту фразу, как будто ее не расслышал. Маклаков «с апломбом ее повторил». Герье «недовольно пожевал губами, но промолчал». Маклаков стал доказывать, что «сопротивление папы церковным реформам было полезно, так как иначе все ограничивалось бы церковными реформами, а не было бы реформацией». «Полезно для проведения в жизнь великих идей и действия французского правительства», — продолжал Маклаков. Герье не выдержал и остановил студента: «Вы напоминаете мне молодого петушка, которому хочется кого-нибудь задеть шпорой, чтобы показать, что он тоже петух, почему вы говорите, что назначение монарха быть только исполнительной властью? Это можно утверждать только с точки зрения определенной политической доктрины, да и то плохо понятой, то есть с точки зрения Монтескье. Но его определение роли монарха годится не для всяких монархий, оно не безусловно,
43 Кизеветтер А. А. На рубеже двух столетий: Воспоминания. 1881-1914. М., 1997. С. 66.
44 Готье. Указ. соч. С. 560.
но всем доставляет удовольствие без всякой надобности, хотя бы мимоходом царапнуть монархию. Но это куда ни шло. А вот ваше сравнение Реформации с Революцией. Здесь есть верная мысль. Без злоупотреблений церкви Реформации могло и не быть. Идеи веротерпимости, свободы совести явились в результате этих злоупотреблений феодализма и абсолютизма совершенно законно. Но вам этого мало. Вам оказалось нужным пристегнуть сюда и революцию, оправдать и даже прославлять ее эксцессы и кровь». Маклаков стал заступаться за Революцию. Герье волновался и злился. «"Если бы вы были постарше, я бы дал вам, — сказал он, обращаясь к студенту, — тему для серьезной работы: показать зло, которое Французская революция принесла идеям, которым служила. Но в ваши годы этого не понимают". Он сказал это очень серьезно и грустно»45. Создавая вокруг себя атмосферу научного поиска, приглашая к дискуссии, сталкивая во мнениях представителей различных поколений историков — студентов, остепенившихся учеников, корифеев университетской науки, которые участвовали в его семинарах, — Герье оставлял за собой право решающего голоса.
Подобные исследовательские семинары сначала Герье, а потом Виноградова, безусловно, были школообразующими практиками, делавшими черты московской школы более выпуклыми и явно отличными от петербургской.
Система передачи исследовательского опыта в Петербургском университете развивалась под влиянием опытов учеников М. С. Куторги — В. Г. Васильевского и Ф. Ф. Соколова46. По мнению специалистов, «Васильевский, начавший проводить регулярные семинарские занятия с начала 1880-х гг., использовал "комбинированную" форму семинария, сочетая "чтение и интерпретацию какого-либо памятника по византийской и западной истории" с обсуждением студенческих рефератов»47. Другие преподаватели факультета переняли манеру Васильевского, приспособив ее к собственным научным и педагогическим интересам. Так, Соколов остановил свое внимание на эпиграфике, важнейшем материале для изучения античности, и сделал этот вид источника основой для дальнейшей исследовательской и учебной работы среди учеников48. По тому же узкому источниковедческому пути в конце XIX — начале ХХ в. пошли и русские историки Санкт-Петербургского университета, ученики А. С. Лаппо-Данилевского, стоявшие у истоков зарождения дипломатики как особого направления вспомогательных научных дисциплин. Это предопределило крайнюю специализацию работ семинария Лаппо-Данилевского и придало некий ореол избранности его участникам. Петербургские исследователи явно тяготели к закрытым ученым сообществам. «Тот семинарий по дипломатике, участником которого мне пришлось быть в течение нескольких лет, — вспоминал С. Н. Валк, — был окутан в
45 Маклаков В. А. Отрывки из воспоминаний // Московский университет. 1755-1930: Юбилейный сборник. Париж, 1930. С. 298-299.
46 Валк С. Н. Историческая наука в Ленинградском университете за 125 лет // Труды юбилейной научной сессии. Секция исторических наук. Л., 1948. С. 15.
47Антощенко, Свешникова. Указ. соч. С. 144. См. также: Гревс И. М. Василий Григорьевич Васильевский как учитель науки: Набросок воспоминаний и материалы для характеристики. СПб., 1899. С. 25.
48 Валк. Указ. соч. С. 23. Среди учеников Соколова были В. В. Латышев, В. К. Ернштедт, А. В. Никитский, А. Н. Щукарев, С. А. Жебелев, Н. И. Новосадский.
университетской среде дымкой таинственной неизвестности. Что было предметом наших занятий, неясно представляли себе не только наши сотоварищи, но подчас так же себя чувствовали почтенные сотоварищи покойного Александра Сергеевича. В разговоре с одним из участников семинария профессор-юрист удивленно спрашивал его (тоже юриста по университетскому образованию), каким же образом он дошел до занятий дипломатией, занятий внешней политикой. Студенческая молодежь боялась идти на семинарий, судя о работе в нем по общему, малодоступному для нее лекционному чтению А. С. Другие наши сверстники, войдя было в семинарий, но почему-либо отошедшие несколько от напряженного в нем труда, потом быстро оказывались в положении отставших и тоже лишь заинтересованных нашей работой чужаков... Наш семинарий даже в первые годы своего существования стал пользоваться славой чего-то малодоступного, хотя доступ туда был всем открыт, это было не случайно, как не случайно было и то, что уже попавший туда новичок попадал здесь в искус и первый год пребывал в нашей среде одним прислушивающимся к суровому делу молчальником. Не случайно было это потому, что наша семинарская работа неизбежно должна была явиться творческою, созидательною. Дипломатика частных актов — область знания, почти не известная русской научно-исторической литературе, мало разработанная и в передовой западноевропейской. Беглые общие замечания, вроде тех, что у Гири или Мейстера, едва могли удовлетворить даже только приступавших к делу»49. Впрочем, к началу XX в. в Петербурге появился еще один тип семинара — семинар И. М. Гревса, явно непохожий ни на московские, ни на петербургские50.
Как следствие различия методических установок в области источниковедения и историографии, практикуемых на семинарах, наметился разный подход к написанию исторических сочинений у московской и петербургской школ исследователей. Сочинения московских историков имели в виду читающую публику вообще, образованное русское общество. Петербургские исследователи стремились к написанию научных монографий для «специального пользования».
Отличительными чертами семинаров Герье можно считать систему докладов, дискуссию, разрешение не только источниковедческих, но и историографических проблем. Важным для понимания семинара Герье, а затем и вообще для семинара московской школы является свидетельство Виппера. Став преподавателем в Новороссийском университете, он писал Герье 13 ноября 1894 г.: «Практические занятия я повел на московский манер, здесь они состояли раньше в чтении рефератов или комментировании лектором источников. Беседа, дебаты, как нечто необычное, привлекают много посторонних»51.
49 Валк С. Н. Воспоминание ученика // Ленинградский университет в воспоминаниях современников. Т. 2. М., 1982. С. 118-119.
50 См.: Свешников А. В. Глава 2.1 Семинары как школообразующая практика // Свешников А. В. Петербургская школа медиевистов начала XX века. Попытка антропологического анализа научного сообщества. Омск, 2010. С. 248-283.
51 ОР РГБ. Ф. 70. К. 38. Д. 118. Л. 7 об.
Домашний семинар Герье, претерпев сложную эволюцию в начале 1890-х гг., преобразился в Историческое общество при Московском университете. Впрочем, историческое общество Московского университета, созданное Герье, характеризует завершающий этап существования исследовательского семинара Герье. Из него не вышло новых учеников профессора, председательствование Герье в обществе не привело к росту популярности профессора среди студентов, а скорее вызвало нападки на старого профессора со стороны «павликан» — учеников П. Г. Виноградова, стремившихся при основании общества занять в нем лидирующие позиции и таким образом институализировать свое неформальное объединение, распространить свою программу исследований. Виноградов очень остро переживал искусственность и незавидность своего положения в обществе и несколько раз просился у Герье в отставку, поддерживать достойные отношения двум ведущим профессорам университета было сложно. Герье держался на правах старейшины, но терял исследовательское реноме. Да и сам Виноградов в начале 1901 г. вынужден был покинуть университет. Оставшийся на кафедре всеобщей истории Р. Ю. Виппер не очень любил этот тип занятий. В результате если в Петербургском университете на начало XX в. приходится расцвет семинаров Гревса и Лаппо-Данилевского, то в Московском университете общая культура семинарских занятий падает. Впрочем, это тема для отдельного исследования.
В целом следует подчеркнуть, что семинары как тип университетского занятия появляются в Московском университете в середине 1860-х гг. 1860— 1870-е гг. — время развития этой институции в Московском университете. По уставу 1884 г. семинары становятся обязательной формой занятия в университете. Одновременно профессора Московского университета В. И. Герье и П. Г. Виноградов стремятся сохранить исследовательское реноме этого института и фактически стоят у истоков домашнего семинара, своеобразного прообраза коллектива исследователей, исследовательской школы. Семинар становится местом исследования. Кризис семинарской работы в Москве приходится на рубеж веков. Герье не сумел перенести наработанные в рамках семинара исследовательские практики в Историческое общество при Московском университете, а Виноградов покидает и университет, перенося традиции московского семинара в мир англосаксонских университетов.
Ключевые слова: семинар, сообщество историков, научная школа, В. И. Герье, П. Г. Виноградов, Московский университет.
The seminar as a place for study at the Moscow University at the second half of the XIXth century
D. TSIGANKOV
Recently historian has been paid close attention to the different university institutions. Seminar is one of them. The main purposes of article is to reconstruct the history of the origin of this kind of practice, to determine the value of this Institute in the formation of the curriculum those or other scientific disciplines in the University's and to explain role in communication and "schoolmaking" practice ofthe various communities of scientists. Comprehensively analyzing the sources for the study of the seminars: the reports of the persons sent for a scientific purpose abroad, status reports, some official informations of Moscow univercity, memoirs and correspondence, the author comes to the conclusion that the seminars as a type of University institutions appeared at the Moscow University in the mid-1860-ies. The development of this institution in the University continued to 1884. According to the Charter of 1884 seminars are a mandatory form of institutions for historical education. Seminar become a mass, their content is washed out. At the same time Professor of Moscow University Gerier and P. G. Vinogradov tend to keep the research reputation of this institution and, in fact, are at the origin of the transfer of the seminar in a private space in organizing home workshop, original prototype by a team of researchers, seminar became a place for study. The crisis seminars in Moscow falls on the turn of the century. Gerier was not able to transfer accumulated in the framework of the seminar research practices in the Historical society at the Moscow University, and Vinogradov in 1901 leaves the University, enduring traditions of the Moscow seminar in the Anglo-Saxon world universities.
Keywords: seminar, the community of historians, scientific school, V. I. Gerier, P. G. Vinogradov, Moscow University.
Список литературы
1. Антощенко А. В. Das Seminar: немецкие корни и русская крона (о применении немецкого опыта «семинариев» московскими профессорами во второй половине XIX в. // «Быть русским по духу и европейцем по образованию»: университеты Российской империи в образовательном пространстве Центральной и Восточной Европы XVIII — начала XX в. М., 2009. С. 263-278.
2. Антощенко А. В., Свешникова А. В. Исторический семинар как место знания // Историческая культура императорской России: формирование представлений о прошлом. М., 2012.
3. Воробьева И. Г. Профессор-славист Нил Александрович Попов. Тверь, 1999.
4. Мягков Г. П. «Нестор немецкой историографии» или «камердинер истории»? Историки России в спорах о Ранке // Диалог с прошлым: Альманах интеллектуальной истории. М., 2001. Вып. 6.
5. Свешников А. В. Петербургская школа медиевистов начала XX века. Попытка антропологического анализа научного сообщества. Омск, 2010.
6. Цыганков Д. А. Профессор В. И. Герье и его ученики. М., 2010.
