CC BY
79
ПРОБЛЕМЫ ЖЕНСКОЙ И ГЕНДЕРНОЙ ИСТОРИИ
ББК 63.3(2)521.1-283.4
В. М. Марасанова, И. Ф. Албегова, И. Г. Мельникова
СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ ГУБЕРНСКОГО ЧИНОВНИЧЕСТВА В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX в.: ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ
Исследование жизни губернского чиновничества Российской империи в настоящее время ведется весьма активно [17, 18, 20, 21]. Однако оно не будет полным без изучения семейного состояния чиновников, поскольку на выполнение должностных обязанностей большое влияние оказывала социально-бытовая и психологическая атмосфера в семье. Неслучайно правительство уделяло внимание этой стороне жизни служащих государственного аппарата управления. Считалось, что женатый человек «благонадежнее» [13, с. 187]. В Российской империи во всех слоях общества ценность семьи признавалась абсолютной [12, с. 435]. Жизнь без супружества традиционно считалась безнравственной. Брачно-семейные отношения регулировались большим числом законодательных актов. В Своде законов Российской империи они составили первую часть тома X — «О правах и обязанностях семейственных».
Взаимоотношения в чиновничьих семьях зависели от разных факторов: характеров супругов, их возраста, имущественного положения и др. Женщины в начале XIX в. обладали правом владения и самостоятельного распоряжения имуществом, что формировало некоторые предпосылки независимого поведения жен по отношению к своим мужьям. Сформированный десятилетиями стереотип, что женщина не имела реальных прав и «находилась под произволом мужчины», сегодня ставится под сомнение многими исследователями, занимающимися изучением социальной и гендерной истории [6, 19, 22].
Гендерный подход помогает анализу социально-исторических явлений, в том числе связанных с семейной жизнью чиновничества. Брак и семья в ген-дерном аспекте требуют многомерного подхода, а не просто вписывания женщин в уже известные социальные практики.
В ходе исследования изучались формулярные списки чиновников губерний Верхнего Поволжья — Владимирской, Костромской, Тверской и Ярославской (в рамках современного административно-территориального деления к
© Марасанова В. М., Албегова И. Ф., Мельникова И. Г., 2014
одноименным областям добавилась пятая — Ивановская). Всего было изучено 1526 формулярных списков за первую четверть XIX столетия, хранящихся в Российском государственном историческом архиве и государственных архивах областей Верхнего Поволжья.
В формулярные списки чиновников должны были заноситься данные об их семейном положении в. Однако эта графа была заполнена во всех послужных списках только в Костромской и Владимирской губерниях. По Ярославской губернии отсутствуют сведения о семейном положении у 80 чиновников (19 %), по Тверской губернии — у 64 (14 %). Анализ формуляров позволяет определить следующее: состоит чиновник в браке или нет, социальное происхождение жены, наличие детей, их возраст. При изучении семейного положения использовалось деление всех губернских чиновников на группы: холостых, женатых (состоявших в первом и втором браках), вдовцов. При исследовании наличия детей в семьях применялись следующие критерии: отсутствие детей, наличие только сыновей, наличие сыновей и дочерей, наличие только дочерей.
При заполнении списков в графе о детях основное внимание уделялось наличию в чиновничьей семье мальчиков, часто встречалась запись: «Детей мужеска пола не имеет». Сын считался «надеждой рода», а про дочерей говорили: «Что в них толку! Ведь они глядят не в дом, а из дому. Сегодня Багровы, а завтра Шлыгины, Малыгины...» [1, с. 24].
Анализ формулярных списков показал, что в первой четверти XIX в. коронные чиновники Ярославской губернии, вступавшие в брак единожды, составляли большинство — 90 чел. (58 %), а количество чиновников, вступивших в брак повторно, было минимальным — 2 (1 %). Чиновники-вдовцы составляли 4 чел. (3 %), холостые — 20 чел. (13 %). Доля чиновников, имевших детей, достигала 43 %, из них 49 % приходилось на служащих, у которых зафиксированы только сыновья. Не имели детей 27 чел. (28 %). Следует отметить, что это в подавляющем большинстве были молодые чиновники, по-видимому недавно создавшие семью.
Среди чиновников, служивших по выборам дворянства, доля женатых единожды составляла 65 %, что на 7 % выше, чем у коронных чиновников. Удельный вес вторично вступивших в брак был также минимален — 1 чел. (1 %). Доля вдовцов оказалась выше — 5 %, т. к. в выборной службе принимали участие отставные военные и чиновники, т. е. люди в возрасте. Данные о семейном положении отсутствовали у 7 чел. (8 %). Удельный вес чиновников, имевших детей, составлял 36 % (30 чел.), что на 7 % ниже данного показателя у чиновников при должностях. Удельный вес учтенных семей с сыновьями в этой группе составил 25 %, примерно равное количество чиновников имели в своих семьях только дочерей (14 %) или сыновей и дочерей (12 %).
В среде канцелярских служащих Ярославской губернии удельный вес чиновников, вступивших в брак единожды, оказался самым низким по сравнению с предыдущими группами — 46 % (79 чел.), причем не было чиновников, вступавших в брак вторично. У 34 чел. (20 %) отсутствовали данные о семейном положении. Доля вдовцов вновь оказалась минимальной — 1 чел. (1 %). Данная категория служащих являлась самой молодой по среднему возрасту, поскольку она находилась на начальной ступени государственной службы. По-
этому и доля холостых чиновников здесь была выше, чем у коронных служащих и выборных, и составляла 57 чел. (33 %). Соответственно и доля чиновников, имевших детей, здесь оказалась ниже — 44 чел. (26 %), а не имевших их — выше, 35 чел. (44 %). Однако общая тенденция та же: зафиксировано больше чиновников, имевших только сыновей, — 29 чел. (36 %) [23].
Итак, во Владимирской, Тверской и Ярославской губерниях во всех рассмотренных группах преобладали чиновники, единожды вступавшие в брак и в формулярных списках фиксировалось преимущественно наличие сыновей. В Костромской губернии вообще отсутствовали чиновники с повторным браком: у выборных преобладало число служащих, имевших сыновей и дочерей (31 %), а у коронных — равные доли (по 29 %) приходились на чиновников, не имевших детей, чиновников с одними сыновьями и с одними дочерьми [2, л. 1—125]. Было обнаружено всего 4 случая (1 — в Тверской и 3 — во Владимирской губернии), когда служащие женились не на девицах, а на вдовах, имевших детей от первого брака [23, л. 242, 255].
В начале XIX в. возраст вступления в брак мог быть ранний и «детские браки никого не удивляли» [15, с. 39]. Чиновник считался неплохой партией для девушки. Даже первый классный чин давал дворянство, пусть и личное, была возможность дослужиться до VIII класса и получить потомственное дворянство, также гарантировалась стабильность получения ежемесячного жалованья, имелись привилегии, связанные с должностью. Чиновнику полагался мундир, может, не такой красивый, как военный, однако статусный; в перспективе за выслугу положенных лет — «пенсион».
Чины чиновников распространялись и на женщин — жен и дочерей. «Замужние жены поступают в рангах по чинам мужей их, и когда они тому противно поступают, то имеют они штраф заплатить такой же, как бы должен был платить муж за свое преступление» [24, с. 62]. Ранги дочерей менялись с их замужеством, сыновья же должны были сами приобретать себе чины службой, начиная с низших должностей. Право на уважение распределялось по чинам. В реальном быту это проявлялось в установленных формах обращения к особам разных чинов в соответствии с их классами [14, с. 29].
И. А. Крылов так описывал раздумья невесты:
Ну как ей выбирать из этих женихов?
Тот не в чинах, другой без орденов;
А тот бы и в чинах, да жаль, карманы пусты...
[11, с. 14]
Женами чиновников, как правило, становились девицы из привилегированных сословий. Анализ представленных в таблице данных показывает, что большая часть жен чиновников были из обер-офицерских детей — 3 чел. (38 %). Равные браки по происхождению были у вышневолоцких уездного землемера (из дворян — из дворян), полицмейстера (из дворян — дочь штаб-офицера), частных приставов (из вольноопределяющихся — дочь канцелярского служащего и из обер-офицерских детей — дочь поручика), т. е. у 4 чел. (50 %). Губернский землемер (из приказных) благодаря службе получил чин коллежского асессора и вместе с ним потомственное дворянство, так что в этом
случае повезло его жене, происходившей из обер-офицерских детей. Кашинский уездный землемер из унтер-офицерских детей по службе достиг личного дворянства и сравнялся со статусом своей жены (из семьи обер-офицера). Итак, выгода от брака с чиновником могла быть обоюдной.
Социальный состав семей чиновников Тверской губернии за 1808 г. (по должности и происхождению) [3, л. 149—156, 169—177]
Муж Жена
Должность Класс чина Социальное происхождение
Губернский землемер VIII Из приказных Из обер-офицерских детей
Вышневолоцкий уездный землемер IX Из дворян Из дворян
Кашинский уездный землемер XII Из унтер-офицерских детей Из обер-офицерских детей
Ржевский уездный землемер XII Из дворян Из обер-офицерских детей
Полицмейстер VI Из дворян Из штаб-офицерских детей
Частный пристав IX Из вольноопределяющихся Из семьи канцелярского служащего
Частный пристав IX Из обер-офицерских детей Из семьи поручика
Квартальный надзиратель XII Из священниковских детей Из священниковских детей
А. И. Куприянов справедливо отмечает традиционность представлений провинциального чиновничества о счастливом браке, немыслимом без создания прочной материальной базы для обеспечения независимости семьи [12, с. 459]. Например, В. Н. Геттун в 36-летнем возрасте посватался только после того, как выстроил деревянный дом с каменной кухней, сам насадил сад, «завел экипаж» [7, с. 475—476]. Причем посватался «не на одной склонности» (влюбился в 17-летнюю девицу), но и «на рассудке», ибо ее старшие сестры жили со своими мужьями хорошо, за ними давали приличное приданое.
В записках И. И. Мешкова, чиновника Саратовской и Пензенской губерний, сообщается о способах знакомства чиновников со своими будущими супругами — «при посредничестве коллег по службе, родственников» [8, с. 220].
Взаимоотношения в чиновничьих семьях складывались по-разному. В фонде канцелярии ярославского губернатора обнаружено дело по жалобе ростовского помещика губернского секретаря И. Голикова «о непорядочном поведении его жены». Уездный предводитель дворянства П. Никифоров представлял «на благорасположение» губернатора прошение И. Голикова, жена которого («развратного поведения») довела до разорения свое имение, что подтверждали соседи и проведенное совместно с земским исправником расследование [4, л. 1—14]. Хотя, естественно, данный источник показывает мнение только одной стороны.
Встречались случаи, когда жена была фактически главой семьи. Так, Н. П. Макаров писал о чухломском стряпчем, «страстном любителе, виртуозе
взяточничества», жена которого не просто любила взятки, а была «возбудительницей, наставницей, руководительницей и поощрительницей» своего мужа. Она давала мужу подробные инструкции «как действовать, чтобы побольше зацепить красненьких и, в особенности, беленьких» [15, с. 43]. Подобный пример отразил В. В. Капнист в комедии «Ябеда» в образе жены судьи Феклы Кривосудовой, которая говорила, что не хуже мужа знает дело: «Ведь что, где, как принять, забота лишь моя» [10, с. 121].
Главенство жены в семье показано в мемуарах Н. П. Макарова и на примере Е. М. Шиповой, которую прозвали «чухломской султаншей», поскольку ее «всемогущество» простиралось далеко за пределы семьи [15, с. 21—22]. Муж Е. М. Шиповой получил губернаторскую должность после того, как по ее жалобе был смещен с должности прежний губернатор. Генерал-лейтенант В. Д. Кренке писал о своей матери, что она «всю семью, начиная от отца, держала в ежовых рукавицах» [9, с. 110].
Конечно, чаще встречались прямо противоположные примеры, когда женщина беспрекословно подчинялась мужу и не имела права голоса. Например, в источниках отмечалось, что жена солигаличского квартального надзирателя А. А. Рыжова — женщина «верная и покорная». Обращался с ней муж просто и своеобразно: он ей говорил «ты», звал «баба», а она к нему обращалась по имени-отчеству и на «вы». Она ему служила, он был ее господин. Когда он с ней заговаривал, она отвечала, когда он молчал, «не смела спрашивать». Любовь в их отношениях не проявлялась, но она была ему верна и боялась, как «лица, поставленного над ней законом божеским и имеющим на нее божественное право» [13, с. 188—189].
Интересными для понимания роли женщины в семье стали мемуары А. А. Малышева [16]. После смерти его отца мать осталась с двенадцатью сыновьями. Будучи выпускницей Смольного института, она понимала важность образования и, обращаясь с просьбами к ответственным лицам, пристроила младших сыновей в учебные заведения за казенный счет. И. Р. Тимченко также писал, что его мать, оставшись после смерти мужа, бывшего секретаря уездного суда в Харьковской губернии, «при ее ограниченных средствах», «на удивление всем» мастерски вела свои дела, умудрялась быть хлебосольной хозяйкой («лучшая хозяйка уезда») [26]. Все одиннадцать детей были сыты, одеты, всем она смогла дать образование.
К вопросу о повседневной жизни семей губернских и уездных чиновников в первой четверти XIX в. исследователи подходят неоднозначно. Некоторые считают, что жизнь в провинции была подобна болоту («провинциальная плесень»). Однако есть и другие свидетельства [25, с. 95].
А. Забелин писал, что «высшее общество» Данилова, состоявшее из служащих помещиков и чиновников, «замечательно по своей трезвости и любви к чтению. Эти два качества не в каждом и губернском городе можно встретить, не только что в уездном». Здесь выписывали журналы и газеты «Московские ведомости», «С.-Петербургские ведомости», «Сын Отечества», «Час досуга», «Русский инвалид», «Гирлянда», «Экономический указатель», «Педагогический вестник» (всего 53 экземпляра). По вечерам мужчины большей частью не играли в карты и закусывали, как это делалось почти везде, а «занимались раз-
говором» и чтением; дамы и девицы танцевали под звуки фортепиано, занимались рукоделием, музыкой, пением и тоже читали, предпочитая «легкое» чтение. Однако в итоге А. Забелин признавал, что мелкое чиновничество жило «бедно, грязно, жалко» [5, с. 894].
Н. П. Макаров отмечал, что у костромских дворян умственное образование находилось «на самой низкой ступени», «ум, образование и таланты тогда не ценились, не ставились ни во что, а ценились одни известной степени чины, известное количество декораций на груди и на шее и, наконец, известные цифры ревизских душ, родовых или благоприобретенных, все равно» [15, с. 7, 14—15]. Мужчины не читали, во всем Чухломском уезде несколько помещиков выписывали «Московские ведомости», но читали в них только указы, да и то короткие, «длинные не могли осилить», а время в основном проводили на псовой охоте.
Таким образом, большая часть чиновников Верхнего Поволжья в брак вступала единожды. В большинстве семей жены беспрекословно подчинялись мужьям; встречались, однако, и прямо противоположные случаи. Женщины традиционно занимали подчиненное место в иерархии, основанной на мужском доминировании. Они проигрывали и до сих пор проигрывают мужчинам в тех сферах, которые признавались обществом маркерами успеха (политика, управление, военное дело и др.). Вместе с тем женщины всегда выполняли важную роль в приватной сфере (семья, воспитание детей, помощь ближнему). Изученные региональные материалы показали зависимость брачности и размера семьи от материального достатка, а также позволили выявить основные черты семейной жизни губернского чиновничества в первой четверти XIX столетия.
Библиографический список
1. Аксаков С. Т. Избранные сочинения. М. : Современник, 1984. 572 с.
2. Государственный архив Костромской области. Ф. 133. (Канцелярия костромского губернатора). Оп. 1. Т. 2. Д. 2626.
3. Государственный архив Тверской области. Ф. 466. (Тверское губернское правление). Оп. 2. Д. 2094.
4. Государственный архив Ярославской области. Ф. 73. (Канцелярия Ярославского губернатора). Оп. 1. Д. 680.
5. Забелин А. Очерк жизни Даниловского уезда // Экономический указатель. 1858. Вып. 59. С. 889—894.
6. Занегина Н. В. Особенности отношений мужа и жены в дворянских семьях России конца XVIII — первой половины XIX в. : (на материалах Тверской губернии) // Род и семья в контексте тверской истории : сб. науч. ст. Тверь : Книжный клуб, 2005.
7. Записки В. Н. Геттуна, 1771—1815 // Исторический вестн. 1880. № 3. С. 473—504.
8. Записки И. И. Мешкова, 1767—1832 гг. // Русский архив. М., 1905. Кн. 2. С. 177—242.
9. Кадетский быт 20—30-х годов : (из воспоминаний генерал-лейтенанта В. Д. Кренке) // Исторический вестн. 1882. Апрель. С. 110—126.
10. Капнист В. В. Сочинения. СПб. : Изд. А. Смирдина, 1849. 638 с.
11. Крылов И. А. Басни. М. : АСТ, 2002. 316 с.
12. Куприянов А. И. Городская культура русской провинции, конец XVIII — первая половина XIX века. М. : Новый хронограф, 2007. 480 с.
13. Лесков Н. С. Очарованный странник. М. : Мол. гвардия, 1981. 447 с.
К. Е. Балдин. Роль женщин в формировании гражданского общества в российской провинции в начале ХХ в. (На примере г. Иваново-Вознесенска)
14. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре : быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX в.). СПб. : Искусство-СПб., 1994. 399 с.
15. Макаров Н. П. Мои 70 лет : воспоминания. СПб., 1881. Ч. 1. 195 с.
16. Малышев А. А. Из воспоминаний, 1830—1836 гг. // Исторический вестн. 1885. Июнь. С. 645—664.
17. Марасанова В. М. Чиновничество верхневолжских губерний в последней четверти
XVIII века: численность и состав // Вестн. Яросл. гос. ун-та им. П. Г. Демидова. Сер.: Гуманитарные науки. 2008. № 5. С. 13—17.
18. Марасанова В. М. Социальная характеристика губернского чиновничества пореформенной эпохи : (на ярославских материалах) // Вестн. Яросл. гос. ун-та им. П. Г. Демидова. Сер.: Гуманитарные науки. 2009. № 4. С. 3—7.
19. Марасанова В. М., Албегова И. Ф., Шаматонова Г. Л. Исторические традиции женской благотворительности в России : (на примере семей губернаторов Верхнего Поволжья) // Женщина в российском обществе. 2012. № 1. С. 26—37.
20. Мельникова И. Г. Чиновничество губерний Верхнего Поволжья в первой четверти
XIX века // Науч. ведомости Белгор. гос. ун-та. Сер.: История. Политология. Экономика. Информатика. 2009. № 7 (62), вып. 10. С. 136—142.
21. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XIX). СПб. : Дмитрий Буланин, 2003. Т. 2. 547 с.
22. Пушкарёва Л. Н. «Дерзкие и беспокойные» : («женская история» России 1801— 1905 гг.: формы социальной активности) // Отеч. история. 2002. № 6. С. 52—66.
23. Российский государственный исторический архив. Ф. 1349. Формулярные списки чинов гражданского ведомства. Оп. 4. Д. 196.
24. Российское законодательство X—XX вв. : в 9 т. М. : Юрид. лит., 1986. Т. 4 : Законодательство периода становления абсолютизма / отв. ред. А. Г. Маньков. 512 с.
25. Рябинин Д. Д. Воспоминания о Н. Д. Мизко // Исторический вестн. 1882. № 10. С. 83—108.
26. Тимченко И. Р. Из воспоминаний о прожитом // Исторический вестн. 1885. Май. С. 332—354.
ББК 63.3(2)53-284.3
К. Е. Балдин
РОЛЬ ЖЕНЩИН В ФОРМИРОВАНИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В РОССИЙСКОЙ ПРОВИНЦИИ В НАЧАЛЕ ХХ в.
(На примере г. Иваново-Вознесенска)
В начале ХХ в. в России происходил процесс постепенного формирования элементов гражданского общества. Его субъектами выступали те, кого уже тогда стали называть общественниками, а также неполитические и некоммерческие объединения, которые особенно активно стали возникать после революции 1905— 1907 гг. В этот процесс деятельно включилась провинция, до февраля 1917 г.
© Балдин К. Е., 2014
