CC BY
61
YAK 94(571.15)
ББК 63.521(2Рос-4Алт)-534
СЕМАНТИКА ТРАДИЦИОННОЙ СВАДЕБНОЙ ОБРЯДНОСТИ КОРЕННОГО НАСЕЛЕНИЯ ПРЕДГОРИЙ
СЕВЕРНОГО АЛТАЯ (КОНЕЦ XIX - ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XX в.)
SEMANTICS OF TRADITIONAL WEDDING RITUALS OF INDIGENOUS PEOPLE OF THE FOOTHILLS OF THE NORTHERN ALTAI (LATE XIX - FIRST HALF OF XX CENTURY)
Работа выполнена в рамках программы НИР XII.186.3. «Традиционное мировоззрение народов Сибири: способы устойчивости, пути изменений». № 0329-2016-0006 «Символ и знак в культуре народов Сибири XVII-XXI вв.: актуализация и стратегии
сохранения»
Статья посвящена реконструкции традиционной свадебной обрядности автохтонов предгорий Северного Алтая и ее семантики. Коренное население практиковало несколько форм брака. Содержательная часть, семантика обрядов и их структура были во многом идентичны. Основным смыслом свадебной обрядности был безопасный переход девушки в новую семью и обретение нового социального статуса.
The article is devoted to reconstruction of the traditional wedding ceremony of the autochthons of the foothills of the Northern Altai and its semantics. Indigenous people practiced several forms of marriage. The contents, the semantics of ceremonies and their structure were a great deal identical. The main meaning of wedding ceremony was the safe transition of a girl to a new family and a new social status.
Ключевые слова: коренные народы, Алтай, свадебные обряды, семантика.
Key words: indigenous peoples, Altai, wedding ceremonies, semantics.
Изучение свадебной обрядности коренного населения предгорий Северного Алтая (кумандинцев, тубаларов и челканцев) началось в XIX в. В это время появились работы В.И. Вербицкого (1993), А.В. Адрианова (1888) и др. В начале XX в. в местах расселения кумандинцев побывал Н.Б. Шерр (1903). Большинство сведений, собранных исследователями дореволюционной России, касались материальной культуры коренного населения региона. Материалы по обрядам жизненного цикла носили во многом фрагментарный характер. Более системно традиционная культура была рассмотрена в работах советских исследователей Н.А. Баскакова, Н.П. Дыренковой, Л.П. Потапова. Появилась монография Ф.А. Сатлаева (1974) по кумандинцам, а позднее, в 1990-е гг., Е.П. Кандараковой (1999) по челканцам и статьи В.Д. Славнина по свадебному обряду кумандинцев. По тубаларам к настоящему времени так и не было опубликовано ни одной монографии, а статьи Е.А. Бельгибаева не исчерпывают проблемы.
Целью данной статьи является реконструкция традиционной свадебной обрядности кумандинцев, тубаларов и челканцев и ее семантики. В основу данной работы был положен полевой материал, полученный автором и другими участниками этнографических экспедиций Алтайского государственного университета (2001-2004 гг.) в населенных пунктах Красногорского и Солтонского районов Алтайского края и Турочакского района Республики Алтай [11-14]. Также были привлечены полевые материалы по кумандинцам, любезно предоставленные И.И. Назаровым [15].
В.В. НИКОЛАЕВ
V.V. NIKOLAEV
Анализ всего корпуса источников позволяет утверждать, что общий ход свадебной церемонии зависел от формы заключения брака. У коренного населения предгорий Северного Алтая было зафиксировано несколько его вариантов. Наиболее распространенным являлся брак через сватовство (куда). Практиковались также сговор между родителями малолетних детей, брак «убегом», кража невест и кузенный брак [5, с. 15; 10, с. 19-20; 25, с. 109; 28, с. 106].
До 1920-х гг. соблюдался обычай экзогамии (алышпас) [4, с. 200; 10, с. 18; 25, с. 108]. По данным И.И. Назарова [17, с. 212-213], родовая структура и экзогамия имели место у кумандинцев до середины XX столетия. Брачный возраст девушки и молодого человека в прошлом обычно составлял 13-15 и
14-16 лет соответственно [14, оп. 3. к. 25. л. 1; 25, с. 109; 28, с. 106]. По достижению указанного возраста родители юноши начинали поиск невесты (ухде-се, келин).
Инициатива при браке через сватовство принадлежала преимущественно родителям молодого человека. Со временем претерпела изменения роль жениха в обряде сватовства. Со временем жених (пойтон или пойтум) у кумандинцев и челканцев, а возможно, и у тубаларов стал проявлять активность в ходе переговоров сватов (кудаай) и сам подбирал будущую невесту (кос, келин) [13, оп. 2. к. 24. л. 2; 10, с. 28; 19, с. 365].
Общение между молодыми людьми брачного возраста не ограничивалось со стороны взрослых. Если парень и девушка уславливались о браке, жених брал у невесты в виде задатка платок или полотенце (куланчи), отдавая что-нибудь взамен [25, с. 109]. У челканцев же лишь молодой человек одаривал девушку [10, с. 25].
Специально наводились справки о семье потенциальной невесты. После этого обращали внимание на ее здоровье, трудолюбие, честность, способность к ремеслу и рукоделию, доброту и отзывчивость. Если выбор родителей нравился их сыну, то тогда готовились к сватовству (куда, кудалахан) [11, 13, оп. 7; 2, к. 11; 24, л. 2-4, 7, 15, 23; 2; 5, с. 15; 10, с. 21; 25, с. 109; 26, с. 75].
Непременным атрибутом сватовства у коренного населения предгорий Северного Алтая являлась молочная водка (арак), которую наливали в кожаную флягу «тажуур». С ним сваты (кудугчи - у кумандинцев и тубаларов, кудаай - у кумандинцев, куда - у челканцев) - дядя жениха, братья и другие родственники - ехали к родителям девушки. Приезд гостей считался большой честью для родителей невесты, знавших о дне и времени их прибытия [14, оп. 1. к. 27. л. 3-4; 5, с. 16; 10, с. 28; 25, с. 111, 113]. У челканцев выделялся главный сват: дядя по матери или другой родственник по этой линии [14, оп. 1. к. 22. л. 3-4].
На предварительных переговорах гости выясняли отношение родителей невесты к браку. В случае благосклонности хозяев происходило более близкое знакомство; разговаривали о степени знатности своих родов, своем происхождении [25, с. 113].
К официальному сватовству родственники девушки готовились заранее. Они разбивались на группы, которые встречали гостей на «границах»: перед селением, где с приезжих требовали «тонгош аразы» (букв. «араку за пень»); у ворот, где сваты ставили «паритке аразы» (букв. «арака за ворота»); у двери - «эжик аразы» (букв. «арака за дверь»). Войдя в дом, гости ставили араку, вешали шкуру выдры на переднюю стенку (тор); клали деньги, равноценные шкуре, или ткань на платье. Кроме того, отец жениха клал
15-20 рублей, называемые «лагун акчазы» (букв. «деньги за бочонок»), которые предназначались матери невесты за ее труды [14, оп. 1. к. 21. л. 1-2; 10, с. 36-38; 25, с. 111-112].
В обряде сватовства важное место занимал обряд «чоочой». Отец жениха наливал в деревянную чашку араку и с поклоном подавал ее хозяину дома, сделав глоток, он передавал емкость обратно, что означало согласие на заключение брака. Пригубив молочную водку, отец жениха преподносил ее ма-
тери девушки, а та, в свою очередь, сватье - матери жениха [5, с. 16; 10, с. 39; 25, с. 113]. По завершении обмена чашами происходил обмен трубками (кан-за). Затем отец и мать выводили свою дочь. Пока она накрывала на стол, гости разглядывали ее и оценивали [14, оп. 9, 11; 10, к. 20; 22, л. 1-3; 6-7].
По полевым данным, у челканцев важное место в обряде сватовства занимал обычай опоясывания. Поясами (курчи), изготовленными, как правило, из шелка, обвязывали родителей невесты [14, оп. 9, 11; 10, к. 20; 22, л. 1-3; 6-7].
Преодоление «границ», совместное распитие араки, обмен дарами символизировали объединение двух семей. Во время дальнейшего застолья начиналось обсуждение места и времени свадьбы. Немаловажное место в разговоре между сватами имел вопрос о калыме. Размер выкупа определялся благосостоянием родителей молодого человека и был значительным, поэтому зять часто оставался на всю жизнь должником у родителей невесты. Известно, что состав калыма изменился со временем. Так, тубалары и челканцы еще в XVIII в. за невесту платили калым «подо» (от монг. «boda»), в который входили только продукты охоты и собирательства (сушеное мясо сеноставки, толченые ядра кедровых орехов, связки сушеных клубней кандыка и сараны), а также средства для рыболовства (лодки и сети). Кроме того, практиковали ежегодную помощь зятя (куйенин болыжы) в виде мяса зверей, убитых на охоте [2, с. 42; 23, с. 129].
К началу XX в. важнейшими составляющими выкупа стали деньги (несколько сотен рублей) и лошадь (калын бажы ат такбер - букв. «привяжи голову калыма конем») [25, с. 200; 28, с. 106]. Например, В.Д. Славнин [26, с. 79] так описывает состав выкупа у чедыберов за невесту: это конь, либо 20-30 баранов, либо 20-30 пчелиных семей, а также отрез шелка около 40 м и монеты, которыми закрывали дно блюда (алтын акчала).
При этом принадлежность к определенному роду давала право на экономическую взаимопомощь его членов друг другу, к которому прибегали при сборе средств для уплаты калыма за невесту и во время подготовки к свадьбе [27, с. 283]. В XX в. стал практиковаться рублевый сбор с холостых односельчан [25, с. 112].
В отличие от калыма, размер приданого не определялся, но обычно был равноценен ему и включал предметы домашнего быта, одежду, скот, пчелиные семьи и пушные шкурки (тукмал). Приданое невесты в значительной степени обеспечивало материальную базу новой семьи. Оно могло отсутствовать в случае насильственной кражи девушки [25, с. 112, 136; 26, с. 83; 28, с. 105-106]. Тубалары к этому набору вещей прибавляли мотыгу и корнеко-палку. Эти вещи носили название «кыстынг енчизи» и являлись личной собственностью женщины в семье [24, с. 59]. У челканцев до проникновения русских на Алтай не было обычая давать приданое [23, с. 129].
Традиции сватовства соблюдались практически при всех формах заключения брака. В случае сговора о малолетних детях родители лишь предварительно обозначали возраст, при достижении которого состоится свадьба. Данная форма брака исчезла в XIX веке [5, с. 16; 25, с. 109; 26, с. 76].
Кумандинцам был известен и кузенный брак [22, с. 27]. Также В.Д. Славнин [26, с. 89] указывает на существование у чедыберов браков, когда жениха принимали в дом на положение работника. Это чаще касалось сирот. В несколько упрощенной форме свадебные обряды совершались при браке «убегом» и краже невест (с согласия и без согласия девушки), хотя и здесь также соблюдался принцип экзогамии. Похищение невесты давало возможность отдать выкуп постепенно [28, с. 106].
В случае брака через сватовство жених с друзьями отправлялся за избранницей в назначенный день. У дома невесты происходил обряд «чоочой» [26, с. 80]. Кроме того, сторона девушки устраивала гостям 3-4 испытания, после которых молодой человек забирал свою избранницу [14, оп. 10. к. 22. л. 6-7].
В обратный путь по сторонам от невесты ехали сопровождающие, держа перед нею прикрепленную к березкам занавеску до самого дома жениха. Это делалось для того, чтобы она не видела дороги и дома суженого [6, с. 102]. Видимо, занавеска играла роль оберега от злых духов.
При краже девушки жених договаривался с друзьями и односельчанами избранницы. В условленное время они выкрадывали ее, укутав в шубу и связав ноги [14, оп. 10. к. 17. л. 1]. Тубалары и челканцы украденную девушку усаживали верхом на лошадь за спину жениха. Она могла отчаянно сопротивляться [14, оп. 1; 10. к. 21; 17. л. 1-2; 1; 5, с. 17]. Видимо, не случайно у челканцев молодой человек на спину надевал своеобразную берестяную «кольчугу» [10, с. 22].
Родственники девушки, обнаружив похищение, нередко устраивали погоню. Если им удавалось догнать беглецов, то невесту отбирали, а молодого человека били или отпускали с миром. Если же «кража» осуществлялась, спустя некоторое время родители жениха ехали договариваться с противоположной стороной [25, с. 109]. Отец девушки, зная о приезде гостей, обвязывал ворота веревкой, что затрудняло их проезд. Сейчас этот обычай объясняют как уничижение сватов [13, 14, оп. 3; 10, к. 14; 17, л. 5; 1; 5, с. 17; 10, с. 47; 25, с. 112; 26, с. 88]. Стороны устраивали простины (чараш - у кумандинцев, дьараш - у челканцев) с угощением и нередко выплатой калыма.
Разрешив конфликт, гости удалялись и возвращались примерно через неделю снова, но уже с молодыми, которые сразу не входили в дом хозяев. Когда, наконец, соглашение между сторонами было достигнуто, приглашали парня и девушку. Они ставили трижды угощения (обычно большой туес араки) за ворота, за двери и за вход в горницу (как и при сватовстве). Дочь привозила в качестве гостинца своим родителям «курник». В свою очередь, хозяева резали барана, а в богатых семьях - коня. Зять угощал родителей своей избранницы аракой или русской водкой за пищу, приготовленную для него в чугуне (казан ажынын учун). Гостям также подносили молочную водку (карыг аразы) [5, с. 17; 25, с. 112-113; 26, с. 88].
В отличие от кумандинцев и тубаларов, у челканцев на простины прибывали все виновники (иногда даже друзья жениха, участвовавшие в краже невесты). Считалось нормальным, если отец девушки не сразу принимал молочную водку. Редко, но все же бывало, когда отец так и не брал чашу с аракой. В таком случае гости были вынуждены удалиться. В случае примирения сторон молодые уезжали вместе [14, оп. 1. к. 18; 21, л. 3; 1-2]. По другой информации, невеста оставалась у своих родителей [14, оп. 9, 11. к. 20. л. 1-3].
Период между сватовством и свадьбой был насыщен приготовлениями обеих сторон к торжеству. Организацию праздника брали на себя ближайшие родственники молодых. К свадьбе закалывали коня (двухлетку) [12, оп. 4. к. 34. л. 3-4]. Изготовляли занавесь (коженге, кожоге), духов материнского рода: «куртыйак», «орокеннер» - старушки, «тордо» - передние и «ок» -мелкие. По верованиям кумандинцев, они должны были способствовать благополучному исходу будущих родов, а затем оберегать роженицу и ее детей от злых духов. Позднее кумандинцы стали изготовлять «орокеннеров» парами, как мужа и жену [8, с. 123, 125, 142; 25, с. 152]. Челканцы также делали фигурки духов материнского рода: «куртыйак» (старуха, жена, хозяйка) [9, с. 128].
В день свадьбы сторона жениха готовила пищу. Основными блюдами на празднестве являлись варенное в казане мясо и «тутпач» (галушки), от которых и пошло название свадебного пира. Церемонию проводили после сватовства спустя неделю или месяц. Иногда торжества откладывали до окончания сезонных работ. День заключения брака должен был приходиться на новолуние или полнолуние, а свадебный пир начинался в полдень, когда солнце стояло в зените. Кульминация природных циклов обеспечивала плодородие [12, оп. 4. к. 34. л. 3-4; 5, с. 17; 10, с. 53; 26, с. 199].
В случае брака с кражей невесты сторона избранницы не присутствовала на свадебном пиру [12, оп. 5. к. 32. л. 6-7; 26, с. 86]. У тубаларов в этом случае сторона молодого человека устраивала встречу (уткул) в отдалении от своего аила (до 0, 5 км). «Уткул» сопровождался разного рода прибаутками, откупами и угощением [5, с. 18].
К приезду свадебного поезда у аила жениха (или за оградой) ставили балаган (шалыг-одог, чайлю или уген - у кумандинцев, шалыг одаг, селте или сеольти - у челканцев). Постройка делалась из 3-11 молодых березок 2-3-х метровой высоты, верхушки которых были связаны вместе. Балаган был накрыт полотенцем, вытканным матерью невесты, или покрывалом из кен-дырного холста, которым позднее постилали брачное ложе [11, 14. оп. 7; 1, к. 11; 27, л. 2-4; 3-4; 5, с. 17; 18, с. 16; 19, с. 365; 21, с. 311; 26, с. 81]. По другой информации, если девушка была «честной», то покрывали сооружение красной, если нет - любой другой тканью [12, оп. 2; 6, к. 31. л. 12; 5-6].
В свадебную постройку жених (у кумандинцев рода чедыбер) заводил привезенную им девушку. Молодой человек разводил огонь, и происходило «знакомство» невесты с «от-ээзи» (хозяйкой огня) дома мужа, после чего костер убирали [26, с. 81]. Видимо, данный обряд также практиковался в прошлом у тубаларов и челканцев.
Затем проводился обряд заплетения кос (чаш тойы - у кумандинцев, шаш айрыш - у тубаларов) женами ее братьев (у тубаларов утром двумя подругами невесты), а по другой информации, незамужними девушками из родов молодых. Сначала невесте распускали девичью косу и тщательно расчесывали гребешками волосы, опрыскивая их водой, что должно было обеспечить девушке длительную и счастливую жизнь. Тубалары использовали молоко (кунок керег), считавшееся жидкостью, содержащей «кут» ребенка. Сам же обряд обозначал, что молодые люди «чистые», как и их будущая жизнь. Затем каждая из присутствующих заплетала молодой по одной косе, что символизировало ровную и спокойную семейную жизнь. Во время осуществления этого обряда невеста делала недовольное лицо и всячески выражала нежелание выходить замуж. Участницы ритуала пели песни. В волосы вплетались красные ленты, украшения-подвески {]андыш, тужук чинджи, керетарткыш), надевался платок на голову и свадебный наряд [13, 14, оп. 1, 4; 9, 11; 1, к. 13; 20; 27, л. 15; 1-3; 3-4; 1, с. 185; 5, с. 17; 10, с. 19; 16, с. 145; 19, с. 365; 24, с. 95].
Представители челканского рода шолгану не строили балаган, но им также был известен обряд заплетения кос, в ходе которого концы волос соединялись вместе и обвязывались вокруг головы или просто связывались (шьаш ужи). Это символизировало единение и неразлучность молодоженов [14, оп. 1; 10, к. 21; 22, л. 1-2; 6-7; 10, с. 57].
Обряд заплетения кос был центральным на свадьбе и символизировал смерть и рождение девушки в новом качестве - жены. На это указывает и термин, которым определяли замужнюю женщину: «тулунг нух» (букв. «имеющая косу»). Данный ритуал имел давние корни и был отражен в кумандин-ском эпосе [7, с. 128]. По данным В.Д. Славнина [26, с. 84], молодые могли себя считать мужем и женой только после того, как снимали пробу из одной чаши уже во время свадебного пира.
По окончании ритуала в балагане девушка выходила к гостям и родственникам в новом качестве. В этот момент молодых обливали водой или обкидывали снегом в зависимости от времени года. По другой информации, жених должен был отбить невесту при ее появлении из свадебной постройки; для этого он использовал ведра с водой в отношении противоположной стороны [19, с. 365]. У челканцев, пока невесте заплетали косы, жених разводил огонь. Существовала примета: если костер разгорался дружно, то семейная жизнь будет счастливой [10, с. 57].
Затем молодой человек разбирал балаган и уносил березки в лес. В этом ему старались помешать присутствующие. Свое намерение они демон-
стрировали попытками поджечь березки [19, с. 365]. По другим данным, молодожены некоторое время жили в свадебной постройке, а затем ее разбирали и строили дом [13, оп. 1, 4. к. 13. л. 15].
У тубаларов выход молодоженов из жилища сопровождался обрядом «чоочой». Сначала один из присутствующих преподносил чашку с молочной водкой жениху, затем она переходила к его отцу. Аналогичные действия, но уже по отношению к матери молодого человека производила невеста. Перед тем, как сесть за праздничный стол, жених вставал спиной к поляне и бросал деревянную чашу через голову назад. Если она переворачивалась вверх дном, то считалось, что молодые будут жить бедно, а наоборот - богато [5, с. 18].
У кумандинцев жених заводил свою избранницу в дом и ставил ее в центре. Шаман, или заменяющий его человек, обходил ее по ходу солнца, ударяя себя по предплечьям и спине, как бы подгоняя ездовое животное. Говоря благословения новобрачным, он черпал ложкой лапшу из тарелки и разбрызгивал ее по углам, обращаясь к «хозяину жилища» (шалыг или урген эзи). Затем обкуривали веткой можжевельника молодую пару [13; 14, оп. 3; 10, 11. к. 11; 34, л. 2; 9-11; 25, с. 110].
Затем начинался свадебный пир. Гости рассаживались в доме за столом, а в прошлом располагались у костра в соответствии с возрастом. Перед принятием пищи ею «угощали» огонь и говорили благословения (алкыш соос). Первыми «тутпач» ели молодожены: по представлениям кумандин-цев, это обеспечивало передачу молодым души будущего ребенка [14, оп. 1, 9, к. 18, 20, л. 3, 1-3].
По другим данным, молодоженов благословляла (чашлер) - самая пожилая женщина. Она брала деревянную чашку и ложку, кропила араку сначала в печку, а потом в небо по три раза, угощая духов огня и гор соответственно [14, оп. 1. к. 21. л. 1-2].
За столом существовал запрет на использование ножа при приготовлении и употреблении пищи, чтобы не навредить семейной жизни молодых. По той же причине запрещалось ломать кости животного [12, оп. 5. к. 32; 15. оп. 1, к. 40. л. 6-7; 25, с. 111].
Празднества длились до позднего вечера, по окончании которых люди расходились. Для близких гостей со стороны невесты у тубаларов хозяева специально устраивали проводы (уйделеш). В свою очередь, родители девушки по истечении месяца делали встречное приглашение для отца, матери зятя и их родственников [5, с. 19].
В конце первого дня свадебного пира мать жениха у челканцев препровождала девушку в аил ее теперь уже супруга. При этом новоиспеченная жена слегка сопротивлялась и выказывала нежелание идти [14, оп. 1. к. 21. л. 1-2].
На второй день свадьбы устраивали обряд «мусор» (учус). Делали большую кучу из старых тряпок и других ненужных вещей. Если девушка выходила замуж «честной» (после брачной ночи демонстрировали простынь), то в кучу мусора бросали разбитую посуду, а если нет - солому [12, оп. 5. к. 32. л. 6-7].
Есть сведения, что у челканцев свадьбу играли два дня: сначала в аиле жениха, а затем у родителей девушки. Второй день праздника носил название «пельчек» и сопровождался одариванием молодой пары [12,оп. 10. к. 22. л. 6-7].
После окончания всех обрядов молодые считали себя мужем (апшийак -кум.яз; апщийак, эр - челк.яз.; эр - тубал.яз.) и женой (кат, каат - кум.яз.; угдези - челк.яз.; кат, каат, куртыйак - тубал.яз.) [4, с. 120, 125, 132, 170; 20, с. 49]. Девушка обретала новую семью и новый дом.
Таким образом, у коренного населения предгорий Северного Алтая сложилось несколько форм заключения брака. При этом содержательная часть, наполненная символизмом, существенно не различалась. Подготовка, проведение свадьбы и последующие действа были нацелены на благополучный переход девушки из одной семьи в другую, сопровождающийся изменением ее социального статуса.
Литература
1. Адрианов, А.В. Путешествие на Алтай и за Саяны, совершенное в 1881 году [Текст] / А.В. Адрианов. - Томск, 1886. - 276 с.
2. Баскаков, Н.А. Алтайский язык (введение в изучение алтайского языка и его диалектов) [Текст] / Н.А. Баскаков. - М. : Изд-во АН СССР, 1958. - 113 с.
3. Баскаков, Н.А. Северные диалекты алтайского (ойротского) языка. Диалект черневых татар (туба-кижи) [Текст] / Н.А. Баскаков. - М. : Наука, 1966. - 173 с.
4. Бельгибаев, Е.А. Структура рода туба [Текст] / Е.А. Бельгибаев // Социально-демографические процессы на территории Сибири (древность и средневековье). - Кемерово : Кузбасиздат, 2003. - С. 198-201.
5. Бельгибаев, Е.А. Традиционная свадебная обрядность туба [Текст] / Е.А. Бельгибаев, В.В. Николаев // Сохранение и изучение культурного наследия Алтая. - Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2005. - Вып. XIV. - С. 14-19.
6. Вербицкий, В.И. Алтайские инородцы [Текст] / В.И. Вербицкий. - Горно-Алтайск : Ак-Чечек, 1993. - 268 с.
7. Дыренкова, Н.П. Охотничьи легенды кумандинцев [Текст] / Н.П. Дырен-кова // Сборник МАЭ. - М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1949. - Т. XI. - С. 110-132.
8. Дыренкова, Н.П. Пережитки идеологии материнского рода у алтайских тюрков [Текст] / Н.П. Дыренкова // Сборник памяти В.Г. Богораза. - М. : Наука, 1937. - С. 123-145.
9. Иванов, С.В. Скульптура челканцев [Текст] / С.В. Иванов // Челканцы в исследованиях и материалах XX века. - М. : Изд-во ИЭА РАН, 2000. - Т. 3. -С. 128-136.
10. Кандаракова, Е.П. Алтайские благопожелания и обряды их исполнения [Текст] / Е.П. Кандаракова. - Горно-Алтайск : Горно-Альтайская типография, 1993. - 19 с.
11. Музей археологии и этнографии АлтГУ. Ф. 1. П. 1.
12. Музей археологии и этнографии АлтГУ. Ф. 1. П. 3.
13. Музей археологии и этнографии АлтГУ. Ф. 1. П. 6.
14. Музей археологии и этнографии АлтГУ. Ф. 1. П. 11.
15. Музей археологии и этнографии АлтГУ. Ф. 1. 12.
16. Назаров, И.И. Духи-покровители жилища в представлениях кумандинцев [Текст] / И.И. Назаров // Актуальные вопросы истории Сибири: Пятые научные чтения памяти проф. А.П. Бородавкина : сб. науч. тр. - Барнаул : Аз Бука, 2005. - С. 254-255.
17. Назаров, И.И. Из истории кумандинского обряда тайэлга [Текст] / И.И. Назаров // Науки о культуре - шаг в XXI век : сб. мат-лов ежег. конф.-сем-ра мол. ученых. - М., 2003. - С. 210-213.
18. Назаров, И.И. Традиционное хозяйство и культура жизнеобеспечения ку-мандинцев во второй половине XIX - первой половине XX в. [Текст] : авто-реф. дис. ... канд. ист. наук / И.И. Назаров. - Омск, 2004. - 24 с.
19. Николаев, В.В. Материалы по традиционной семейной обрядности куман-динцев (по итогам полевых исследований 2001-2002 гг.) [Текст] / В.В. Николаев // Культура Сибири и сопредельных территорий в прошлом и настоящем. - Томск : Изд-во Том. ун-та, 2003. - С. 365-366.
20. Николина, Е.В. Термины родства в чалканском языке в сопоставлении с тюркскими языками Южной Сибири [Текст] / Е.В. Николина, О.Ю. Кокош-никова // Языки коренных народов Сибири. - Вып. 15. Чалканский сб. - Новосибирск : Изд-во НГУ, 2004. - С. 33-54.
21. Потапов, Л.П. Заметки о происхождении челканцев-лебединцев [Текст] / Л.П. Потапов // Древняя Сибирь. - Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1974. -Вып. 4. - С. 304-314.
22. Потапов, Л.П. Из истории ранних форм семьи и религиозных представлений (обычай дарения убитого лебедя у хакасов) [Текст] / Л.П. Потапов // Советская этнография. - 1959. - № 2. - С. 18-32.
23. Потапов, Л.П. Очерки по истории алтайцев Текст] / Л.П. Потапов. - М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1953. - 444 с.
24. Потапов, Л.П. Тубалары Горного Алтая [Текст] / Л.П. Потапов // Этническая история народов Азии. - М. : Наука, 1972. - C. 52-66.
25. Сатлаев, Ф.А. Кумандинцы : (Историко-этнографический очерк XIX - первой четверти XX в.) [Текст] / Ф.А. Сатлаев. - Горно-Алтайск : Алт. кн. изд-во, 1974. - 199 с.
26. Славнин, В.Д. Очерк представлений о браке и свадебной обрядности у че-дыберов [Текст] / В.Д. Славнин // Сибирь, Центральная Азия и Дальний Восток: взаимодействие народов и культур. - Барнаул : АзБука, 2005. - С. 71-91.
27. Таштандинова, И.С. Развитие общины северных алтайцев в Горном Алтае в XVII - начале XX в. [Текст] / И.С. Таштандинова // Источники по истории Республики Алтай. - Горно-Алтайск : Горно-Алт. респ. тип., 1997. - С. 281-285.
28. Шерр, Н.Б. Из поездки к кумандинцам в 1898 году [Текст] / Н.Б. Шерр // Алтайский сб. - Барнаул : Типо-Литография Главного Управления Алтайского округа, 1903. - Т.У - С. 81-114.
