CC BY-NC-ND
56
1Н.М. Азарова
СЕМАНТИКА И ФОРМЫ «СКОЛЬЗЯЩЕГО ОТРИЦАНИЯ» В ЯЗЫКЕ ФИЛОСОФИИ И ПОЭЗИИ
Осознание особого статуса семантики отрицания в философских и поэтических текстах XX-XXI вв. и поиск новой понятийности в отрицании неизбежно влечет за собой рефлексию над конвенциональными формами отрицания, что находит выражение в различных формах «скользящего отрицания». Для философских и поэтических текстов характерен поиск языковых способов динамического выражения присутствия утверждения в отрицании и отрицания в утверждении, в частности дополнительных формантов, которые могут взять на себя задачу передачи усложненной семантики отрицания, или разнообразных конструкций со «средним членом».
Ключевые слова: онтологическое отрицание, недоопределенность, отрицательные форманты.
В языкознании проблема отрицания рассматривалась как логико-семантическая, прагматическая или функциональная категория (А. Вержбицкая1, Н.А. Торопова2, В.Н. Бондаренко3, Н.Д. Арутюнова4, Е.В. Падучева5, А.Д. Шмелев6); кроме того, в классической грамматике подробно изучались словообразовательные модели отрицания (Н.А. Янко-Триницкая7, Е.А. Земская8). С другой стороны, немногочисленные лингвопоэтические исследования отрицания касаются в основном частных проблем отрицания и отдельных авторов (Н.Н. Перцова9, Т.Б. Радбиль10, З.Ю. Петрова11).
Задачей настоящего исследования является выявление специфики семантики и форм отрицания философских и поэтических текстов и определение тех тенденций, которые, будучи наглядно представленными в этих типах текста, оказываются актуальными
© Азарова Н.М., 2010
для развития потенциальных общеязыковых форм отрицания; при этом непосредственно не затрагиваются логические и психологические задачи отрицания.
Рефлексия русских философов XX в. над задачами отрицания подразумевает, что «отрицательность как таковая может иметь различную энергию и разное происхождение и смысл» (Булгаков)12. Одной из задач положительного отрицания в философском тексте является выражение семантики неизвестного, «которое никоим образом не может и не должно быть сведено к известному» (Шестов)13, семантика неизвестного не полагается как простое отрицание или противоположность известного, а обладает собственной положительной семантикой, не исключающей (включающей) семантику отрицания. Философские и поэтические тексты выдвигают на первый план развитие семантики и форм онтологического отрицания, положительного отрицания (в частности, апофати-ческого отрицания): «Бог, как знает как Его "отрицательное богословие", - Абсолютное НЕ, совершенно трансцендентен миру и ко всякому бытию, но, как Бог, Он соотносителен миру, при-частен бытию, есть» (Булгаков) [С. 172].
Не менее важным представляется разработка того типа отрицания, семантика которого точнее всего может быть определена как скользящее отрицание. Так, Я. Друскин под онтологическим отрицанием подразумевает «отрицание не одного из двух противополагаемых членов в свободе выбора, но самого противоположения, а тем самым и свободы выбора. В религиозном отношении это совершает каждый верующий в молитве, в отречении, в деятельной любви» 14. Эта тема известна в истории философии как кьеркегоровская тема: «Подлинный выбор никогда не бывает выбором того или другого, он бывает выбором выбирать, выбором между выбором и невыбором» (Бадью)15. Сходные идеи развивает и поэтический текст: «Пустота как присутствие, дырка как мир наяву // "Нет" как ясное "есть" вместо "был" или "не был"» (Веденяпин)16.
В примере из текста С. Франка «непостижимое, очевидно, не есть ни "и-то-и-другое", ни "либо-либо"; оно не есть ни то, ни другое <...> непостижимое основано на третьем начале - именно на начале "ни-то-ни-другое"»11 понятие ни-то-ни-другое призвано демонстрировать самой формой слова семантику онтологического отрицания как отрицания возможности выбора. Специфическое для философского текста дефисное образование поддержано в тексте эксплицирующим отрицанием «не есть ни "и-то-и-другое"» и предикатным отрицанием «не есть ни то, ни другое».
Таким образом, проблема осознания особого статуса семантики отрицания неизбежно влечет за собой рефлексию над конвенцио-
нальными формами отрицания: «Для преодоления отрицания мы сами воспользовались отрицанием - тем самым началом, которое мы хотели преодолеть»18. Франк тем самым постулирует необходимость особых отрицательных форм как средства выражения преодоления отрицания или как средства выражения положительного отрицания. Задача состоит в том, чтобы найти такую форму, которая «сохранит положительный онтологический смысл, положительную ценность отрицания»19.
Требование онтологичности отрицания в поэтическом и философском текстах сочетается с требованием живого (экзистенциального) отрицания: «Но отрицание в данном случае не чисто логическое отрицание (конституирующее простое "отличие" одного от другого), а отрицание живое - отвержение, отталкивание, самозащита, охрана себя от вторжения чего-нибудь извне»20. Именно сочетание онтологичности положительного (или скользящего) отрицания и экзистенциальности отрицания является существенной задачей как философского, так и поэтического текста. В примере из Г. Айги субстантивация нет приводит к снятию отрицания, в то же время противопоставление нет как понятия и нет как предиката ведет к появлению семантики положительного (апофатиче-ского) отрицания :
Любовь (не наша) -
это - Нет:
(Сияя):
смерти -
(столь простой, что нет)21.
Семантика «скользящего отрицания» представляется развитием семантики положительного отрицания как присутствия утверждения в отрицании и отрицания в утверждении, причем философские и поэтические тексты ищут способы динамического выражения соприсутствия утверждения и отрицания или положительного отрицания.
Обэриуты преобразуют известную формулу «быть или не быть» в формулу «скользящего отрицания» «быть не быть». Формула «быть не быть» была заявлена как тема для исследований обэ-риутами. Глава работы Друскина «Из примеров», названная «Рассуждать не рассуждать», посвящена Д. Хармсу22. Друскин прочел ее Хармсу, поэту она, по-видимому, показалась близкой настолько, что он даже предложил свое название, принятое философом.
Формулу «быть не быть» можно считать одним из характерных примеров реализации более общей формулы «среднего члена» (альтернативный вариант названия - формула «среднего термина»), выражающей семантику «скользящего отрицания». В роли «среднего члена» («среднего термина») в этом случае выступает само отрицание, в формуле «быть не быть» выраженное словом-морфемой не. Формула В. Подороги концептуализирует и терми-нологизирует конструкцию со «средним термином» в интерадвербиальной позиции: «Вдруг зачеркивает то, что ожидается, что мы готовы принять за время жизни; обрывает ход действительностей, этих неопределенных и автоматических не-вдруг. Как в присказке: "Вдруг, да не вдруг!". Пара вдруг-не-вдруг и образует структуру случая в литературе Достоевского»23. Заглавие поэтического сборника Д. Давыдова «Сегодня, нет, вчера»24 со «средним членом» нет построено на более традиционном и однозначном размывании границы между утверждением и отрицанием.
В поэзии Айги наблюдается большая вариативность форм, являющихся развитием формы со «средним термином», имеющих целью передать семантику постоянно убывающего и прибывающего отрицания и утверждения (как сообщающиеся сосуды): «(за вами Простота - что не сказать // такая: что Сама) // сияньем наблюдающие // не-скрыто-не-раскрыто» [С. 111].
Так, «средний термин» может быть поддержан вторым отрицанием: «о все это - искры - не рвущие пламя костра-не-вселенского»25.
Для конца ХХ - начала XXI в. характерна попытка придания логической конструкции «быть или не быть» (в варианте «быть не быть») звучания экзистенциальной ситуации. Экзистенциальность формально выражена наречием «здесь», а философские основания подобной языковой конструкции:
Ты был ты не был здесь не каждым и медленно раздельно под уклон (Аристов)26 -
это попытка найти истинное именно для этого момента и для говорящего соотношение-присутствие утверждения и отрицания (объем присутствия утверждения в отрицании и отрицания в утверждении), имея в виду установку на то, что в следующий момент это соотношение изменится именно в объеме, но, тем не менее, оно будет тоже истинным и возможным для выражения, то есть до какой-то степени определимым.
Одной из задач подобных построений является смыть разницу между дискретностью и континуальностью и привести к выраженной недоопределенности как к становящейся недоопределенности в противовес неопределенности:
ты ради этого вечера сюда достигнул долетел добрался21.
что далее поддержано в тексте: «не полночь за полночь // прошла».
Задача выражения семантики скользящего отрицания не ограничивается формами со «средним членом». Так, интересной представляется одна из разработок А. Введенским формулы трансформации «быть или не быть» как полная нейтрализация семантики «или», в результате чего «или» превращается в своеобразный артикль неопределенности, и подчеркивается постоянное «скольжение» семантического объема утверждения в отрицании и отрицания в утверждении: «соглашаться или нет // если да то или нет // удивляться или нет // или да то если нет»28.
Актуальность для современной поэзии скользящего отрицания как присутствия утверждения в отрицании приводит к появлению новой семантики именных префиксальных образований с не (нептица немножко птица) и эксплицируется поэтическим текстом как задача поиска форм онтологического отрицания, не сводящегося к простому размыванию семантики утверждения и отрицания и созданию неопределенности: «нептица будет иметь // что-то от птицы // и будет известно ей // что она нептица // немножко птица»29. Однако во многих постмодернистских текстах задача превращения семантики отрицания в семантику неопределенности все-таки превалирует: так, характерным постмодернистским приемом снятия определенности отрицания являются скобки, в которые заключается приглагольное не: «я (не) хочу // чтобы ты // именно ты // и только ты // делал // мне // замечания // по поводу рыбы»30. Снятие отрицания и размывание границ между отрицанием и утверждением успешно создается метаграфическими средствами, сопровождающими чередование да и нет. Это может быть неконвенциональное использование двоеточия: «и не поднять мне глаз // (чтоб не было: что да: лишь видимость теперь)» (Айги) [С. 131]. Стихотворение-формула К. Кедрова «Шахматы бытия» целиком построено на обнажении приема чередования да и нет графическими средствами, имитирующими конфигурацию шахматной доски - присутствие-перетекание белого-в-черное и наоборот:
ДА НЕТ ДА НЕТ ДА НЕТ НЕТ ДА НЕТ ДА НЕТ ДА ДА НЕТ ДА НЕТ ДА НЕТ31
Средством реализации семантики неопределенности отрицания, которая может быть совмещена с семантикой «скользящего отрицания», является широкое использование философскими и поэтическими текстами вариации форманта недо. В системе
общеязыкового словообразования модель определяется как: «недо + основа глагола + система флексий. Значение образца 'недостаточность, неполнота действия': недо-выполни(ть), недо-пла-ти(ть), недо-грузи(ть) и т. п.» (Янко-Триницкая) [С. 318-319]. Поэтический и философский тексты тяготеют как к обособлению самостоятельного значения разной степени предельности префиксом недо при демонстрации парадигмы: «Дружба! - Последняя страсть // Недосожженного тела. <...> - Дружба! - Последняя кознь // Недоказненного чрева» (Цветаева)32, так и попыткой совместить значение отрицания у слов, начинающихся с префикса до со значением неполной предельности префикса недо: «недостижимое достигается именно через посредство его недостижения»33. Последнее синкретическое значение активно развивается философскими текстами и приводит к созданию специальной философской лексики (недомыслимость, недоопределенность). Термин не-домыслимый, предложенный С. Булгаковым («Попытка во чтобы то ни стало осилить рационально недомыслимую тайну Божества в мире, сделать ее понятной неизбежно ведет либо к противоречиям, либо же к явному упрощению» [С. 112]) активно функционирует в философских текстах XX-XXI в.: «Дионисий Ареопагит и Спиноза, Максим Исповедник и Шеллинг - все они единым сердцем и едиными устами исповедуют недомыслимую и неизреченную абсолютность божества» (Мотрошилова)34.
Термин недоопределенность раскрывается в переводе В. Лапиц-кого как динамическая градация между утверждением и частично снятым отрицанием (не-показывание): «речь "показывает", но исключительно повинуясь режиму недоопределенности, не показывая "по-настоящему" <...> молчаливую договоренность между показыванием и не-показыванием, которые вершит речь» (Рансьер)35.
Параллельно поэтический текст, решая сходные задачи, демонстрирует еще большую комбинаторную вариативность форманта недо, который может оформляться как не-до («говорим же еще потому что немногая есть - не-доигранная» (Айги) [С. 119], не до- («не до-увидеть - не только глазами // но и души чистотою» (Айги)36, до не- («когда: до не-слышимости!.. не-зримости... не-су-ществимости» (Айги)31 и, наконец, как не-до- («горенья нищенских видений-рвов // пока не-до-оформленных в могилы» (Айги) [С. 203], чему можно найти прямые аналоги и в философском тексте: «Философ додумывает и при-думывает именно там, где он не-до-внял предмету, т. е. где его внимание, или, что то же, его предметное "внутрь-имание" - не выдержало и изнемогло» (Ильин)38. С другой стороны, раздельное не до в суггестивном поэтическом тексте с семантикой положительного отрицания также наделяется ука-
занной синкретической семантикой динамической градации между утверждением и частично снятым отрицанием: «Нестройный смех ночной // И не достроен снег <...> Где мачты отражены кранов не подъемных уже <...> неведомо, наверно, им самим» (Аристов)39.
В то же время философские тексты конца XX в. стремятся к атомизации формантов и обособлению семантики каждого форманта, что приводит к несколько громоздким вариациям темы недо: «Утыкаясь в марксизм, до-не-пост-марксистская мысль замирала» (Автономова)40.
Философские и поэтические тексты, ставя задачу развития онтологического отрицания и скользящего отрицания в противовес логическому, активно переосмысляют формы есть и нет в том случае, если они помещаются в непосредственно близкий контекст: «Взгляни сюда - здесь нету ничего! <...> но не смущайся: не шучу тобою - // где нету ничего, там есть любое, // святое ничего там неубывно есть» (Аронзон)41. Пара есть/нет в поэтическом тексте может связываться с семантикой неопределенности как исчезающее, мерцающее отрицание, например в поэзии Г. Сапгира: «А между тем он есть // Он тут // И есть и нет // И тьма и свет // И свет и нет // И здесь»42. У Айги же внешне похожие конструкции не ограничиваются неопределенностью, но приходят через апофатическое отрицание «снег-не» к апофа-тическому утверждению «снег-свет-есть»: «есть так что есть и нет // и только этим есть // но есть что только есть // а будь что есть их нет <... > снега мой друг снега // душа и снег и свет // о Бог опять снега // и есть что снег что есть»43. Подобное построение текста отвечает задаче, поставленной Франком: «Поскольку же нам все же необходимо, чтобы познание непостижимого <... > отображалось в плане суждения, - это осуществимо только одним способом: в утверждении несказанного и непостижимого, и все же очевидного - единства утвердительного и отрицательного суждения»44.
Чрезвычайно интересной представляется также попытка выявить в форме есть некоторую отрицательную семантику, что оправдывается, в частности, происхождением отрицательной формы несть от отрицательной частицы с экзистенциальным маркером (несть < не-сть) (Красухин)45: «Две природы: в одной - что есть, то только и есть, и есть только то, что есть. Тогда не есть» (Друскин)46.
Поиски отрицательности в есть связаны, прежде всего, с теологической проблематикой, что раскрывается как самим текстом Булгакова, так и понятием НЕ-есть, которое самой своей формой воплощает присутствие абсолютного НЕ в семантике есть. Дефис-ное написание в данном случае демонстрирует неразрывность
положительной и отрицательной семантики: «Про Божество в Его трансцендентном аспекте невозможно даже сказать, что Оно есть, ибо, говоря это, мы тем самым превращаем Его в некоторое кто и что или в некто и нечто, между тем как Оно есть НЕ-кто и НЕ-что, а потому и вообще НЕ-есть» [С. 91].
В поэтической формуле А. Введенского «и неподвижный яблок ест»47 есть реализует омонимию экзистенциально-бытийного есть и глагола есть (принимать пищу); форма есть благодаря родительному падежу (яблок), имплицирующему опущенное отрицание, включает в себя нет и есть одновременно. Устойчивая и очевидная пара как для современной поэзии, так и непоэзии «интернет-нет» приводит к восстанавливанию традиционной пары: ест как бытийное есть. С другой стороны, окказиональное введение «съедобной» семантики в отрицание (нет) продолжает традиции Введенского: «но вот приходит // Cannibal Corpse // и всех // ЕСТ // "И паразитный трафик Интернета не поможет?" // - Нет» (Шепелёв)48.
Поэтический текст развивает собственную и отличную от философского текста модель скользящего отрицания, связанную с таким приемом стихосложения, как анжамбеман. Если в немецком языке именно анжамбеман на nicht создает иллюзию законченности, которая потом и опровергается, то отрицательный анжамбеман в русском языке менее выразителен, так как не, завершающее строчку, всё равно оставляет впечатление незаконченности. Отрицательный анжамбеман в интертекстуальной поэзии конца XX в. может сопровождаться пересегментацией слова: «кнемуне // зарастетне // бесная тро // па» (Мнацаканова)49. Создавая семантику присутствия утверждения в отрицании в стихотворениях второй половины ХХ в., анжамбеман строится большей частью следующим образом: строчка оканчивается непосредственно на не, а следующая начинается как будто с положительного утверждения (особенно характерно наличие подчеркнутого обобщения в сильной позиции, выраженного наречиями весь, вся, всегда). В этих конструкциях с большой вероятностью может присутствовать рамочная конструкция: отрицание в начале строчки и отрицательный анжамбеман, в результате чего происходит отбрасывание (скольжение) от не и к не (в том числе и в противоположном направлении): «Одна балканская страна // Смутно неприкаянно родная // Шла неравномерным шагом и не // вся была видна // из этого окна // длинного как корабль дребезжащего трамвая» (Аристов)50.
Специфические задачи отрицания, в частности задачи положительного отрицания и «скользящего отрицания», приводят к осо-
знанию недостаточности единого форманта не и к поискам дополнительных формантов, которые могут взять на себя задачу передачи усложненной семантики отрицания, хотя необходимо оговориться, что образования с этими формантами находятся на периферии системы отрицания философских и поэтических текстов. В качестве таких формантов необходимо выделить ме и а.
Формант ме не выделяется традиционным русским словообразованием, но эксплицируется в философском тексте при анализе не как необходимая градация отрицания, существующая в греческом языке (и, соответственно, в греческой философской терминологии). Так, Булгаков соотносит «тл» не с полным отрицанием бытия, что сопрягалось бы с русским ничто, а с состоянием его невыявлен-ности, что философ условно соотносит с нечто, понимая неточность параллели отрицания ме и неопределенного местоимения; действительно, Шеллинг поясняет особенность «тл» французским словом neéant - относительное ничто, в отличие от rien - чистое ничто. Таким образом, более соответствующей задачам скользящего отрицания в русском языке представляется другая формулировка Булгакова: «Оно также может означать и отсутствие определения, неопределенность как состояние потенциальности, а не как принципиальную неопределимость, соответствуя греческому тл, которое в данном случае должно быть передано как еще не, или пока не, или же уже не» [С. 130]. Тексты философа дают достаточно многочисленные примеры использования еще-не (реже уже-не) в значении греческого префикса «тл»: «не имеющая измерения точка <...> полубытия прошедшего и будущего, - уже-не-бытия и еще-не-бытия» [С. 175].
Современный переводной теологический текст устойчиво трактует греческое «тл» как потенциальность, как еще-не: «СМЫСЛ - это зеркало человека, не столько человека в его таки теперь-бытии, сколько в его еще-не-бытии, в проекции его желаний» (Хюбнер)51. В поэтическом тексте появляются аналогичные образования, воспринимающие и усложняющие семантику «тл»: «и город где Все-будто-не-живущие // лишь гулом сказываются в нем» (Айги)52.
В других случаях значение «тл» передается парным дефисным образованием с формантом не и без форманта не: «Ничто как бытие-небытие есть specificum (видовой признак) тварности, ее -странно сказать - привилегия и онтологическое отличие» (Булгаков) [С. 167]. Современный философский текст начала XXI в. воспринимает обе предложенные трактовки как актуальные для передачи семантики «скользящего (становящегося, потенциального) отрицания»: «Движение, которым предписание мест в искусстве,
еще-не-искусстве и искусстве/неискусстве снова запускает в ход то, чему оно послужило» (Рансьер)53.
Если в проанализированных примерах русскими словообразовательными средствами актуализировалось только значение префикса «т», то некоторые тексты обращаются к формальным возможностям самого форманта ме. Так, А.Ф. Лосев в «Философии имени», поэтически этимологизируя греческий меон (ничто), переразлагает меон как ме-он: «Меон есть нечто несамостоятельное, а только зависящее от того, в отношении чего он ме-он»54. Очевидно, что ме-он в данном случае идентично не-он, то есть иное, а формант ме воспринимается как формант не. Языковое чувство Лосева ставит знак равенства между ме и не, превращая меон в не-он, не только на основании греческо-русской языковой игры, но как отражение восприятия индоевропейским сознанием форманта ме как равноправного отрицания. Действительно, «в общеиндоевропейском языке сравнительно четко восстанавливаются два основных типа отрицательных частиц при глаголе: *ше в запретах <...> и *пе во всех остальных случаях <... > Эти две разновидности отрицательных частиц употреблялись для всех случаев выражения глагольного отрицания в форме разных наклонений и времен» (Бондаренко)55.
В поэтическом тексте трансформацию ме - не как «скользящего отрицания» демонстрирует устойчивая рифма предмет - нет, встречающаяся у огромного количества авторов, то есть потенциальная отрицательность в ме- возникает в таком слове, как предмет: «Я теперь считаю так:// меры нет. // Вместо меры наши мысли // заключённые в предмет. // Все предметы оживают // бытиё собой украшают» (Хармс)56; «Вот // Предмет // Смотришь - // Нет» (Сапгир)51; «ты чувствовал, как мир играл, переходя в простой предмет // но некому его собрать, создать // город везде и где-то // но там тебя нет» (Аристов)58. Возможно, в семантике с образованием мета в русском языке также содержится отрицание, т. е. мета трактуется как что-то не, например мета-текст как «не-собственно-текст». Такая трактовка позволяет объяснить столь распространенное в последнее время мета даже в тех случаях, когда речь не идет о действительном метауровне.
В стихотворениях современных поэтов пара предмет - нет разворачивается в сюжет, причем слово предмет уже имплицирует некоторую отрицательность, вернее, как любое ме - не, потенциальную отрицательность, потенциальное исчезновение: «на кухне падает предмет // мне кажется // что звук раздается в моей комнате // он мне очень знаком // я сразу понимаю // что происходит // аккуратно // на цыпочках // я пробираюсь на кухню // но там уже // никого // нет» (Леденев)59.
Если формант ме представляется дополнительным, потенциальным отрицанием, актуализирующимся только в поэтических и философских текстах, то отрицательный формант (префикс) а выделяется как общеупотребительный отрицательный префикс. Однако если конвенциональная система словообразования считает «префикс а-, синонимичным префиксам не- и без-, напр.: а-логи-ческий, а-логичный, а-моральный, а-нормальный, а-социальный, а-симметричный и т. д.» (Янко-Триницкая) [С. 314], то философские тексты настаивают на специфике семантики а по отношению к не. В этой оппозиции задействован и третий член (имплицируется уже описанная семантика тл). Именно а точнее всего выражает идею абсолютного не, то есть апофатическую идею отрицательного богословия: «это НЕ есть отрицающее всякое высказывание а: аоршто^, аяешо^, ар-оро^ - не столько отрицание того или иного определения, сколько его отсутствие, выражение невыразимого» (Булгаков) [С. 92]. Булгаков, характеризуя семантику а, использует развернутую поэтическую метафору: «'А - это жест, прорыв, движение, но не мысль, не слово. Это - музыка, невыразимая в слове, недомыслимое переживание, выход (1гап8сеп8ш) за самого себя» [там же].
В поэтическом тексте фонетическими и графическими средствами раскрывается апофатика а как фонемы философско-тео-логической: у Айги «а-а-а-а-а!» - как звук, вбирающий в себя полноту отрицания, наполненное отрицание: «Разгуляемся снова, разгуляемся, // снова заснем и пройдем // не вчера, не сегодня, не завтра, а-а-а-а-а!» (Айги) [С. 17]. В одной из поздних записей Айги а в усиленном варианте аа прямо соотносится с теологической семантикой положительного ничто: «Бог, в наших краях, - // все более звучанье аа : будто - // аа-поле, и снова продолженье : аа, - // о, стихотворение Бога»60. Таким образом, некоторые тексты в авангардной поэзии актуализируют возможности а как отрицания, причем не в префиксальных заимствованиях, а а как самостоятельного независимого отрицания.
Таким образом, для философских и поэтических текстов XX -начала XXI в. характерен поиск новой понятийности в отрицании, прежде всего «скользящего отрицания», и, как следствие, суггестивность в отрицании, поиск дополнительных форм отрицания и языковых средств для выражения этих форм.
Примечания
1 Cm.: Wierzbicka A. Problems of expression: their place in the semantic theory // Recherches sur les systems significants. Symposium de Varsovie, 1968. Hague;
Paris, 1973; Wierzbicka A. Dociekania semantycne. Wroclaw; Warszawa; Krakow, 1976.
2 См.: Торопова Н.А. Положительный противочлен отрицания в современном немецком языке (пресуппозиция отрицания) // НДВШ. Филологические науки. 1978. № 2.
3 См.: Бондаренко В.Н. Отрицание как логико-грамматическая категория. М., 1983.
4 См.: Арутюнова Н.Д. Вступительное слово // Материалы конф. «Ассерция и негация». М., 2008.
5 См.: Падучева Е.В. Вид, модальность и отрицание: корпусное исследование // Материалы конф. «Ассерция и негация». М., 2008.
6 См.: Шмелев А.Д. «Незначащее» отрицание // Материалы конф. «Ассерция и негация». М., 2008.
7 См.: Янко-Триницкая Н.А. Словообразование в современном русском языке. М., 2001. В дальнейшем в тексте ссылки на это издание даются с указанием номера страницы.
8 См.: Земская Е.А. Словообразование как деятельность. М., 2005.
9 См.: Перцова Н.Н. Философское осмысление понятия 'ничто' у В. Хлебникова // Материалы конф. «Ассерция и негация». М., 2008.
10 См.: Радбиль Т.Б. «Онтологизация негации» как аномалия языковой концептуализации мира // Материалы конф. «Ассерция и негация». М., 2008.
11 См.: Петрова З.Ю. Отрицание и способы его выражения в поэзии И. Бродского // Материалы конф. «Ассерция и негация». М., 2008.
12 Булгаков С.Н. Свет невечерний. М., 1994. С. 130. В дальнейшем в тексте ссылки на это издание даются с указанием номера страницы.
13 Шестов Л. Философия трагедии. М., 2001. С. 332.
14 Друскин Я. Лестница Иакова. СПб., 2004. С. 320.
15 Бадью А. Делёз. Шум бытия. М., 2004. С. 21.
16 Веденяпин Д. Значенье свиста // Воздух. 2006. № 2. С. 9.
17 Франк СЛ. Сочинения. М., 1990. С. 295.
18 Там же.
19 Там же. С. 299.
20 Там же. С. 357.
21 Айги Г. Поля-Двойники. М., 2006. С. 120. В дальнейшем в тексте ссылки на это издание даются с указанием номера страницы.
22 Друскин Я. Сборище друзей, оставленных судьбою. М., 2000. Т. 1. С. 622.
23 Подорога В.А. Мимесис. М., 2006. Т. 1. С. 593.
24 См.: Давыдов Д. Сегодня, нет, вчера: Четвертая книга стихов. М., 2006.
25 Айги Г. Отмеченная зима. Paris, 1982. С. 193.
26 Аристов В. Месторождение. М., 2008. С. 84.
27 Там же. С. 85.
28 Введенский А. Сочинения [Электронный ресурс] // Сайт, посвященный творчеству А. Введенского. [М., 2002]. URL: http://www.vvedensky.by.ru/poetry.htm (дата обращения: 25.06.08).
29 Мамулия Д. [Стихи] // Воздух. 2006. № 4. С. 96.
30 Липатова В. // То самое электричество. По следам XIII Московского фестиваля верлибра. М., 2006. С. 99.
31 Кедров К. Ангелическая поэтика. М., 2002. С. 125.
32 Цветаева М. Стихотворения. М., 1980. Т. 1. С. 183.
33 Франк С.Л. Указ. соч. С. 465.
34 Мотрошилова Н.В. Мыслители России и философия Запада. М., 2006. С. 190.
35 Рансьер Ж. Разделяя чувственное / Пер. Л. Лапицкого. СПб., 2007. С. 244.
36 Айги Г. Отмеченная зима. С. 174.
37 Там же. С. 473.
38 Ильин И.А. Почему мы верим в Россию: Сочинения. М., 2007. С. 76.
39 Аристов В. Иная река (пятая книга стихов). М.; СПб., 2002. С. 53.
40 Автономова Н.С. Заметки о философском языке // Вопросы философии. 1999. № 11. С. 19.
41 Аронзон Л. Собрание произведений: В 2 т. СПб., 2006. Т. 1. С. 159.
42 Сапгир Г. Стихи и поэмы: В 4 т. М., 1999. Т. 1. С. 163.
43 Айги Г. Отмеченная зима. С. 316.
44 Франк СЛ. Указ. соч. С. 311.
45 Красухин К.Г. Негация и неопределенность в логике и лингвистике. Рукопись. 2007.
46 Друскин Я. Лестница Иакова. С. 512.
47 Введенский А. Указ. ресурс.
48 Шепелёв А. [Стихи] // То самое электричество: Альманах. М., 2006. С. 152.
49 Мнацаканова Е. Шаги и вздохи. Wien, 1982. С. 11.
50 Аристов В. Месторождение. С. 84.
51 Хюбнер Б. Смысл в бес-СМЫСЛЕННОЕ время. Минск, 2006. С. 43.
52 Айги Г. Указ. соч. С. 182.
53 Рансьер Ж. Указ. соч. С. 117.
54 Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1990. С. 147-148.
55 Бондаренко В.Н. Указ. соч. С. 86.
56 Хармс Д. Сборище друзей, оставленных судьбою. Т. 2. С. 326.
57 Сапгир Г. Указ. соч. С. 135.
58 Аристов В. Избранные стихи и поэмы. СПб., 2008. С. 248.
59 Леденев В. Запах полиграфии. М., 2008. С. 29. Айги Г. [Рукопись]. 2001.
60
