УДК 811.161.1 АЛЁШИНА Л.В.
доктор филологических наук, профессор, зав, кафедрой книжного дела, русского языка и методики его преподавания, Орловский государственный университет имени И,С. Тургенева E-mail: [email protected]
UDC 811.161.1 ALEOSHINA L.V.
Doctor of Philology, Professor, Head of the book industry, Russian language and its teaching methods, Orel State University named after I.S. Turgenev E-mail: [email protected]
СЕМАНТИЧЕСКИЙ ОБЪЕМ АНТРОПОНИМОВ В ЯЗЫКЕ И РЕЧИ SEMANTIC SCOPE OF ANTHROPONYMS IN LANGUAGE AND SPEECH
В статье рассматриваются точки зрения на семантическую структуру онимов, предлагается трактовка семантического объёма антропонимов с учетом их вхождения в общий и индивидуальный язык. Обосновывается положение о том, что семантика антропонимов, связанных для языковой личности с определённым референтом, включает коннотации, выступающие в роли внутреннего предиката, что делает их ключевыми элементами дискурса.
Ключевые слова: имена собственные, антропонимы, коннотация, предикат, индивидуальный язык, идиолект.
The article deals with the viewpoint on the semantic structure ofproper names and offers a new interpretation of the semantic volume of anthroponyms based on their occurrence in both common and individual speech. The article substantiates the position that the semantics of anthroponyms is related to the speech of the person with a particular referent, includes connotations acting as an internal predicate which defines them as the key elements of the discourse.
Keywords: proper names, anthroponyms, connotations, predicate, individual speach, idiolect.
Имена собственные являются объектом рассмотрения особого раздела языкознания - ономастики. Наиболее дискуссионным является вопрос о специфике семантической структуры имен собственных в отличие от имен нарицательных. Анализ позиций, занимаемых разными лингвистами, позволяет выделить основные подходы к решению этой проблемы. Поскольку об этом писали многие, мы предельно кратко осветим историю вопроса.
Давнюю историю имеет взгляд на имена собственные как на лексические единицы, призванные только выделять предметы из ряда однородных, при этом не называя их, т.е. не выполняя номинативной функции, что не позволяет говорить о наличии у онимов лексического значения. Приверженцы такого подхода, как правило, отказывают онимам и в способности выполнять семасиологическую функцию (выражать понятия). В частности, такая трактовка имён собственных была дана английским логиком XIX в. Джоном Стюартом Миллем, который полагал, что «собственные имена ничего не коннотируют и, строго говоря, не имеют значения» [10, с.56].
Эту точку зрения поддерживают многие ученые, как зарубежные, так и отечественные. Так, Е.М. Галкина-Федорук утверждает, что «имена собственные не заключают в себе ни понятия, ни значения. Они являются только различающим знаком» [5, с.53]. Об отсутствии связи имен собственных с понятием и всецелой обращен-
ности их к предметному миру говорили A.A. Белецкий, Н.Д Арутюнова и другие. [2, с.12; 1, с. 3].
Реформатский, отказывая онимам в связи с понятием, не отрицал наличия у них значения, которое, по мнению ученого, сводится к выполнению ими номинативной функции. «Собственные имена имеют значение (иначе зачем же они существовали бы в языке?), но значение собственных имен исчерпывается их номинативной функцией, их соотношением с называемой вещью (точнее: классом вещей)» [9, с.61]. Однако если согласиться, что онимы соотносятся не только с конкретной вещью, но и с классом вещей, то надо признать и наличие у этой группы лексики связи с понятием.
Некоторые ученые, наоборот, считали, что имена собственные имеют больший семантический объём, чем нарицательные, поскольку их значение включает в себя экера лингвистическую составляющую. Такую трактовку можно найти в работах современника Дж.Ст. Милля X. Джозефа, а также у О. Есперсена, Е. Гродзиньского и другие [10, с.60; 3, с. 12, 14-16].
Бондалетов. автор учебного пособия «Русская ономастика». проанализировав крайние подходы к природе онимов, резюмирует: «У одних имена собственные оказались лишь опознавательными этикетками («крестиками», «царапинами»), и произошло это из-за полного невнимания к их реальной (речевой) жизни, у других — словами с перегруженной семантикой (включающими всю энциклопедическую информацию или все «мои»
© Алёшина Л.В. © Aleoshina L. V.
сведения об их носителях) — по причине полного невнимания к их языковому статусу, т. е. к их месту и значению в языке как коммуникативно-знаковой системе» [3, с.24].
Полярные точки зрения обусловлены объективной сложностью природы онимов. осмыслить которую пытаются лингвисты, занимающие взвешенную позицию в этом вопросе.
Так, Л.А. Булаховский отмечал, что имена собственные, «конечно, менее, чем слова нарицательные, способны быть средством обобщения; их задача как раз останавливать внимание на индивидуальном... Но и собственные имена как слова обобщают в том смысле, что указывают своей природой определенной части речи и т.п. на принадлежность понятия к той, а не другой сфере восприятия» [4, с. 17].
Нам близка позиция В.А. Никонова. который подчёркивает: «Личное имя Елена включает понятия «человек», «женщина» и многие другие, а кроме того, еще и понятие о конкретной, «вот этой» личности. Собственное имя одновременно и вводит в ряд. и различает внутри ряда» [Никонов, с. 246]. Подобный взгляд на онимы находим в работах Л.М. Щетинина, Л.В. Щербы и других.
Арутюнова вносит еще один критерий разграничения онимов и апеллятивов. учитывая возможности языковых единиц выполнять в предложении две коммуникативные функции: идентифицирующую и предикативную. При этом выделяются, с одной стороны, «монофункциональные знаки, осуществляющие либо только идентифицирующую (имена собственные, дейк-тические слова), либо только предикативную функцию», т.е. прилагательные, глаголы, которые «по типу своего значения (выражение признака) обычно берут на себя роль сообщаемого», с другой стороны, бифункциональные знаки, способные играть любую из этих ролей». В роли последних способны выступать имена нарицательные, денотативные возможности которых «обеспечиваются тем, что их значение описывает некоторые свойства предметов. Идентифицирующие дескрипции поэтому легко преобразуются в ...предикаты классифицирующего типа» [1, с. 3-4]. Проанализировав особенности идентифицирующих и предикативных языковых единиц, ученый приходит к выводу: «В разряде названий лица на одном полюсе сосредоточены имена собственные, способные только удостоверять личность референта, на другом - имена качественные, приспособленные к предицированию» [1, с.63].
Однако антропонимы, связанные в сознании носителя языка с определенным референтом, не просто удостоверяют его личность, но обязательно содержат в своей семантике коннотации, связанные с субъективной оценкой говорящим обозначаемого лица. Так, зная содержание романа Н.С. Лескова «На ножах», мы можем построить следующие высказывания о некоторых его героях: «Горданов замышляет преступление» = «Горданов, этот подлец, готовый на все, замышляет преступление», «Висленев является игрушкой в руках
Горданова» = «Висленев, этот бесхарактерный, недалекий человек, является игрушкой в руках Горданова», «Синтянина держится в достоинством в любой ситуации» = «Синтянина, эта умная, сильная, порядочная женщина, держится в достоинством в любой ситуации» и т.п. Таким образом, антропонимы, оставаясь идентифицирующими единицами, заключают в своем значении оценочные компоненты, выступающие в роли скрытого, внутреннего добавочного предиката. В других конструкциях они могут выступать в роли основного предиката: «...все было полно одним Иваном Петровичем - этим веселым, живым человеком...» (Н.С. Лесков, рассказ «Белый орел»). Наличие этого субъективно-оценочного компонента (=внутреннего предиката) и делает антропонимы ключевыми элементами дискурса. Таким образом, имена собственные, в частности, антропонимы, следуя терминологии Н.Д. Арутюновой, следует признать полифункциональными.
Противоречия в характеристике имен собственных в значительной мере снимает учет того факта, что особенности в значении и функционировании имен собственных коренятся в одновременной принадлежности их языку и речи. Не случайно О. Есперсен критиковал Милля и его последователей, которые «слишком много внимания уделяли тому, что можно назвать словарным значением имени, и очень мало занимались его контекстуальным значением в той конкретной ситуации, в какой оно произносится и пишется» [6, с.71].
Учет не только языковой, но и речевой принадлежности имен собственных приводит к признанию их понятийности и A.B. Суперанскую. В монографии «Общая теория имени собственного» ученый отмечает: «Было бы неверным считать, что собственные имена не связаны с понятиями вообще. Верно лишь то, что они часто «отмежевываются» от понятий тех нарицательных. которые послужили в свое время основой номинации. Но каждое имя связано с родовым определяемым (город, река, юноша...), без связи с понятием которого оно не может функционировать в речи» [10, с.266]. При этом A.B. Суперанская считает, что «собственные имена обретают свое значение (а вместе с тем и значимость) лишь при установлении их связи с объектами и лишь тогда становятся языковыми знаками» [10, с.136]. Таким образом, право вхождения в общий язык признается только за онимами. прочно связанными в сознании носителей языка за определенным денотатом (выдающимися личностями, всемирно известными географическими объектами).
Нам близка другая точка зрения, согласно которой все онимы следует считать единицами языка в качестве носителей общих понятий. Прежде всего, это понятие о том, что денотат данного антропонима - человек, зачастую и понятие о поле (хотя информация о половой принадлежности может быть и не выражена, см. такие имена, как Саша, Валя, Ника и другие., фамилии типа Карпенко, Черных, Дурново и другие). Отметим, что иногда понятие может расширяться до представления о живом существе вообще, так, имена Машка,
Зойка, Майка, Борька и другие могут принадлежать и людям, и животным, например, выступать в качестве кличек. Такую позицию занимают В.А. Никонов, В.Д. Бондалетов и другие [8, с.246; 3, с.20].
По сути, все современные лингвисты, освещающие вопрос об именах собственных, так или иначе приходят к необходимости учитывать специфику этой группы лексики, проявляющуюся в принципиальном различии семантического объема онимов в языке и речи. Так, Н.Д. Арутюнова подчеркивает, что имя собственное (кроме имен выдающихся личностей) существует в языке вне непосредственной, прямой связи с денотатом, в конкретном же речевом акте «денотативное наполнение идентифицирующей дескрипции, т.е. ее переменное (речевое) содержание, соответствует тому представлению о референте, которое является постоянным спутником имени собственного» [1, с.З].
Однако и наиболее принятый в современном языкознании дифференцированный подход к именам собственным в зависимости от того, идет ли речь об их языковом или речевом статусе, также не снимает всех противоречий. Считаем, что разрешению проблемы должно способствовать выявление роли имени собственного в индивидуальной языковой картине мира, в индивидуальном языке конкретной языковой личности. Этот вопрос пока находится на периферии исследовательских интересов. В то же время, на наш взгляд, характеристика антропонимов в общем и индивидуальном языке принципиально отличается.
Лингвисты, обращающиеся к проблемам ономастики, в частности, антропонимики, неизбежно приходят к необходимости говорить о различном семантическом наполнении имен собственных, функционирующих а) вне связи с носителем; б) как имя конкретного человека, известного достаточно узкой группе лиц; в) как имя выдающейся, общеизвестной личности. Н.Д. Арутюнова прослеживает три возможные стадии в функционировании онимов: «Пока имя собственное не закреплено за конкретным объектом, оно незначимо, но коль скоро оно получило своего носителя, оно окутывается ассоциациями, создающими образ референта имени. С именем начинают связываться разнородные сведения о номинанте, впечатления от него, его внешний вид, эмоциональное отношение, им вызываемое и т.п. .. .Однако если за именем закрепляется обозначение стабильной совокупности признаков, оно может стать нарицательным...» [1, с.24-25]. Считаем, что такая градация правомочна, но не исчерпывающа, так как проводится без учета вхождения имени собственного в общий и индивидуальный язык.
Возьмем имя, существующее «само по себе», не прикрепленное к конкретному носителю. Для общего языка такое имя предельно асемантично, оно сохраняет лишь связь с наиболее общими понятиями (человек, мужчина, женщина). Не то в индивидуальном языке. В личностной языковой картине мира любое имя, даже лишенное связи с денотатом, в большей или меньшей степени «обрастает» коннотациями, имеющими ас-
социативную природу. Это могут быть ассоциации с носящими данное имя знакомыми людьми, с историческими личностями, героями литературных произведений, фильмов, песен, опер и т.п. Это может быть восприятие уместности имени в данной языковой среде и связанное с этим представление, как правило, оценочное, о тех, кто мог выбрать имя, чем-либо нарушающее нормы, сложившиеся в языковом коллективе на определенный исторический момент. Наконец, это может быть эстетическое восприятие имени на уровне «нравится -не нравится», «благозвучное - неблагозвучное», «мягкое, мелодичное - грубое, резкое» и т.п. Именно эти факторы оказывают наиболее существенное влияние на выбор имен для новорожденных.
Таким образом, даже «в чистом виде», вне носителя, имя собственное рождает у языковой личности определенные ассоциации, т.е. уже не является для него абсолютно формальной меткой.Не случайно при знакомстве люди в первую очередь узнают имена друг друга. Показательна сцена из сказки Н.С. Лескова «Час воли божией»: Разпюляй... сказал ему по-учтивому: -Помогай господь тебе, дедушка! Старик отвечает: -Будь и ты здоров, Какойто Какойтович, и скажи, как тебя зовут иначе? Разпюляй ему назвался. - Хорошо, -говорит старичок, - Разпюляй - имя веселое; да скажи-ка мне, Разпюляй, для чего ты здесь измигулъничаешъ, зачем у нас по лесу шляешься ?На первый взгляд, неважно, как называть случайного прохожего, о котором по сути ничего неизвестно. Однако употребляя квазиантропоним Какойто Какойтович, созданный на базе неопределенного местоимения, т.е. предельно асе-мантичного слова, лесковский герой подчеркивает то обстоятельство, что ему необходимо узнать имя собеседника как некую точку отсчета, с которой начинается знакомство.
В индивидуальном языке антропоним, прочно связанный с конкретным референтом, не менее семантически насыщен, чем имя выдающейся личности в общем языке, поскольку референт имени собственного занимает некое место в картине мира языковой личности, что обусловливает определенные индивидуальные коннотации. Как для языкового коллектива в целом общеизвестные имена несут за собой шлейф устойчивых ассоциаций, зачастую при этом вступая в синонимические связи с именами нарицательными (Рокфеллер - богач, Бриджит Бордо - красавица. Дмитрий Лихачев - интеллигент), так же имена знакомых людей связаны для каждого из нас с не менее стабильной совокупностью признаков.
Представим нашу трактовку места и роли антропонимов в общем и индивидуальном языке.
В общем языке считаем возможным выделить две группы антропонимов. Одна из них определяется нами как национальный антропологический инвентарь, представленный, в частности, в словарях личных имен и фамилий. Антропонимы именно этой группы предельно асемантичны, они характеризуются лишь самой общей связью с понятием о лице, возможно, о лице определенного пола. Способностью к переходу в разряд имен
нарицательных отмечены здесь имена, которые при определенных условиях могут обозначать всех представителей данной нации (Иван - русский, Наташа - русская девушка, женщина, фриц - немец).
Другая группа составляет национальный антропологический фонд, единицы которого прочно связаны в сознании большинства носителей данного языка с экстралингвистическими энциклопедическими знаниями о референте имени, а зачастую и с его оценкой. При этом референтом может быть как реальная личность (Наполеон, Пушкин, Сталин), так и знаковый литературный герой (например, Печорин, Плюшкин, Обломов). Подобные антропонимы, по справедливому замечанию Ю.Н. Караулова, должны рассматриваться «как кандидаты на «места» национальной памяти. Наиболее обоснованно на такую роль могут претендовать некоторые имена собственные, прежде всего топонимы и антропонимы. которые отражают соотносимые с историей народа и его культуры внеязыковые, экстра лингвистические данные» [7, с. 147]. Для антропонимов этой группы типична тенденция к переходу в нарицательные, именно они становятся производящей базой для от антропони-мических производных.
Таким образом, в общем языке имеется два семантических полюса антропонимической лексики: онимы минимально значимые, преимущественно понятийные и сверхзначимые, семантическая структура которых включает денотативные и коннотативные семы.
В индивидуальном языке, по нашему мнению, можно выделить три группы антропонимов.
Во-первых, каждый носитель языка имеет представление об антропонимах национального инвентаря, которые и составляют его личный антропонимический инвентарь. В отличие от антропонимов - единиц общего языка, они, будучи прежде всего связанными с понятиями, в то же время связаны в индивидуальной языковой картине мира с определёнными ассоциациями (это могут быть представления о благозвучности - неблагозвучности, порой даже о неприличности имени или фамилии, это может быть корреляция с конкретным носителем имени).
Во-вторых, в идиолекте индивидуума представлены антропонимы из общего национального фонда, референт которых данной языковой личности в той или иной степени известен. Это имена выдающихся личностей, героев художественных произведений - по Караулову, «места» национальной памяти». Совокупность этих имен собственных образует индивидуальный антропонимический фонд носителя языка.
В-третьих, в индивидуальном языке каждого индивидуума огромна роль имен людей, с которыми он лично знаком. Эти антропонимы прочно связаны в сознании индивидуума с его представлениями о номинанте. т.е. настолько содержательны, насколько это возможно для онимов. Единицы этой группы функционируют в дискурсе определённого круга носителей языка и могут выступать в качестве производящей базы окказиональных производных, понятных всем, кто знаком с носителем имени.
Особое место в последней группе антропонимов занимают прозвища, которые по природе своей являются коннотирующими именами, поскольку даются на основании особенностей, отмечаемых окружающими в поведении, внешности или речи обозначаемого лица. Это справедливо и по отношению к «говорящим» именам литературных героев, поэтому прозвища и «говорящие» имена занимают промежуточное положение между они-мами и апеллятивами, обозначающими лицо по какому-либо признаку.
Все вышесказанное о специфике функционирования имен собственных в общем и индивидуальном языке распространяется на образованные от них производные, поскольку семантика любого отантропонимического образования включает в себя экстра лингвистические знания о носителе имени, выступающего в роли производящего. Причём в индивидуальном языке могут быть представлены только производные от антропонимов, входящих в идиолект носителя языка.
Таким образом, антропонимы, входящие в индивидуальный язык и являющиеся компонентами идиолекта, характеризуются принципиальной смысловой наполненностью для конкретной языковой личности.
Библиографический список
1. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999. 896 с.
2. Белецкий АЛ. Лексикология и теория языкознания (ономастика). Киев: Изд-во Киевского ун-та, 1972. 209 с,
3. БондалетоеВ.Д. Русская ономастика. М.: Просвещение, 1983. 224 с.
4. Булахоеский Л.А. Введение в языкознание. 4.II. М.: Учпедгиз, 1953. 177 с.
5. Галкина Аедорук ЕМ. Слово и понятие. М.: Учпедгиз, 1956. 54 с.
6. Есперсен О. Философия грамматики. М.: изд-во иностр. литературы, 1958. 404 с.
7. Караулов Ю.Н. Активная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. М.: Русский язык, 1999. 180 с.
8. Никонов В.А. Имя и общество. М.: Наука, 1974. 278 с.
9. Реформатский А.А. Введение в языковедение. М.: Просвещение, 1967. 542с.
10. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. М.: Наука, 1973. 366с.
References
1. Amtyimova N.D. Language and the world of man. Moscow: Languages of Russian culture, 1999. 896 p.
2. Bielecki A.A. Lexicology and theory of linguistics (onomastics). Kiev: Publishing house of Kiev University, 1972 . 209 p.
3. Bondaletov V.D. Russian onomastic science. M.: Education, 1983. 224 p.
4. Biilakhovsldv L.A. Introduction to linguistics. Part II. M.: Uchpedgiz, 1953. 177 p.
5. Galldna-Fedonik E.M. The Word and the concept. M.: Uchpedgiz, 1956. 54 p.
6. Jespersen O. the Philosophy of grammar. M.: publishing house of foreign, literature, 1958. 404 p.
7. Karaulav Y. N. Active grammar, and associative-verbal network. M.: Russian language, 1999. 180 p
8. Nikonov V.A. Name and society. M.: Nauka, 1974. 278 p
9. ReformatskyA.A. Introduction to linguistics. M.: Education, 1967. 542 p.
10. Superansky A.V. General theory of a proper name. M.: Nauka, 1973. 366 p.