CC BY-NC-ND
12
С.А. Соловченков
СЕЛО ЮГА ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА: ПОСЛЕДСТВИЯ 20 ЛЕТ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ*
В статье рассмотрен процесс организационных изменений на селе, связанных с переходом на рыночные формы хозяйствования. Основываясь на результатах конкретных социологических исследований, автор раскрывает адаптационные стратегии сельского населения, дает оценку структурного сдвига сельской занятости.
Ключевые слова: адаптивный потенциал, сельский социум, самоидентификация, стратегии адаптации.
Достаточно «пластичные» адаптивные возможности сельского социума начали проявляться практически сразу после того, как экономика страны «встала на новые рельсы». Образно выражаясь, вагон «сельское хозяйство» при переносе с одних рельсов на другие был забыт где-то посередине. Резкий, уже капиталистический, рост цен на горюче-смазочные материалы, семенной материал, удобрения, практически полное самоустранение государства от вопросов поддержки сельского производителя, рост цен на продукты питания для конечного потребителя, но при этом максимальное сохранение «копеечных» закупочных - все это создало условия, при которых существование старых форм хозяйствования на селе стало невозможным.
Общероссийские тенденции
Череда организационных преобразований привела, по меткому выражению В.В. Пациорковского1, к образованию крупхозов (АО, ТОО, СПК), основная цель которых была уже довольно далека от товарного сельскохозяйственного производства. Сохраняя, по
© Соловченков С.А., 2014
* Статья выполнена в рамках реализации проекта РГНФ № 13-12-79001 «Закономерности эволюции социально-экономической системы развивающегося региона с позиции синергетики (на примере Еврейской автономной области)».
сути, сердцевину старого советского колхоза, они своеобразно интегрировали само хозяйство и сельскую общину в виде крестьянских подворий.
Не имея возможности поддерживать уровень товарного производства на прежнем уровне, обеспечивать соответствующую занятость и, следовательно, доходы населения, крупные хозяйства невольно становятся инициаторами резкого сокращения активной части населения. Сохраняя некоторые элементы товарного производства, крупхозы становятся, конечно же, неофициально, своеобразным дотационным механизмом для личных подворий.
По оценке П.П. Великого, такое сращивание крестьянских подворий и крупхозов возможно только в том случае, если хозяйство не является убыточным, в силу того, что перекачка менее 20% общественных ресурсов в хозяйства населения не позволяет выживать личным подворьям, а превышение порога в 30% разрушает коллективное хозяйство2. Однако, на наш взгляд, картина несколько более сложная. В этот период, несмотря на достаточно серьезные экономические трудности, все еще сохранялись механизмы государственной поддержки сельхозпредприятий как в виде дотаций, так и в виде гарантийных обязательств для оформления кредитов. И несмотря на то что их деятельность носила эпизодический и агонизирующий характер, она присутствовала. В этой ситуации коллективные хозяйства принимали на себя роль некоего промежуточного звена перераспределения ресурсов между государством, банковской системой и личными подворьями. Иных вариантов получить доступ к этим материальным ресурсам у личных подсобных хозяйств (ЛПХ) просто не существовало.
Имея возможность в той или иной степени пользоваться ресурсами крупхоза, сельское население начинает достаточно активно увеличивать свои ЛПХ. Распашка огородов происходит как на селитебных землях поселения, так и на неиспользуемых землях товариществ, наблюдается увеличение поголовья скота. И в том, и в другом случае основной упор делается на довольно свободное использование ресурсов коллективного хозяйства. Спектр ресурсов, получаемых от крупхоза, достаточно обширен: использование техники, ее заправка; получение молодняка скота «в счет зарплаты»; получение кормов как в форме «под зарплату», так и зеленых кормов в форме «по чуть-чуть, но каждый день».
Если на первых порах занятость на сельскохозяйственном предприятии позволяла в счет заработной платы, которая не выплачивалась по нескольку лет, получать продукты этого предприятия (будь то корма, удобрения, мясо и т. д.)3, то чем сложнее станови-
лась ситуация, тем меньше можно было рассчитывать на получение даже такой оплаты за свой труд. Под конец единственной формой оплаты, которую предлагало предприятие, стало получение любого по размеру земельного участка (своеобразная форма погашения долга по зарплате).
Длительное время сельское население, несмотря на полное отсутствие оплаты труда, продолжало выполнять свои обязанности. Только ближе к концу 1990-х годов сложившаяся ситуация начала кардинально меняться. Факт невыплаты заработной платы, дополнявшийся практически полным разорением хозяйства, стал основанием для прекращения трудовых взаимоотношений.
Увеличение земельных наделов и поголовья скота происходило не из объемов необходимого семейного потребления, а от ширины потока «преференций», поступающих от хозяйства. Чем больше была возможность использовать ресурсы коллективного хозяйства, тем крупнее оказывалось хозяйство. Отчасти в этом прослеживаются первые признаки формирования новой социальной структуры села.
Основная направленность хозяйства в этот период - товарное производство. В данной ситуации ведущим вопросом становится направленность экономики ЛПХ не в рыночное, а в семейное «русло», что в полной мере согласуется с категорией «моральной экономики», предложенной Дж. Скоттом.
Основные задачи, которые преследуются личным подворьем, -поддержание относительно нормальной жизнедеятельности, а чаще - элементарное выживание. Как отмечает А.А. Хагуров, в этот период на селе происходит практически полная деструкция существовавших социальных и экономических структур, с резким усилением натурального уклада на селе, т. е. переход на значительное са-мообеспечение4. Основными продуктами самообеспечения наряду с мясом и молоком становятся творог, сыр, сливочное масло, мед, растительное масло5.
Результаты региональных исследований
Для настоящей статьи использовались материалы социологического опроса сельского населения, проведенного автором в Еврейской автономной области (ЕАО) в 2010-2011 гг. Выборка формировалась путем многоступенчатого отбора. Изначально из совокупности муниципальных районов отбирались те, в которых сельское население преобладает. Затем в каждом муниципальном районе отбирались населенные пункты, дифференцированные по численности сельского населения. Расчет квот на каждый населенный пункт происходил с учетом половозрастных характеристик
населения. Опрос проводился по месту жительства с шагом 2. Выборка характеризуется следующими параметрами: п = 330, доверительная вероятность - 90%, доверительный интервал - 5,36%.
Материалы опроса позволяют сказать, что в этот период только 37% сельского населения не занимались производством продуктов питания для собственного потребления. Около 15% населения потребляли продукты собственного производства периодически, остальные производили продукты питания для собственного потребления постоянно. Значительная часть (19%) обеспечивает ими себя до сих пор.
Оценка доли продуктов собственного производства в общем бюджете семьи на тот период затруднена в основном из-за временной удаленности. Это выразилось в том, что у 64% респондентов ответ на этот вопрос вызвал затруднение, однако чуть больше трети опрошенных смогли указать примерные доли (табл. 1). Дополнительной сложностью данного вопроса является и тот факт, что значительная часть опрошенных не может монетизировать производство продуктов питания для собственного производства. В сознании людей те продукты, которые семья произвела и потребила самостоятельно, из расчетов полностью выпадают.
Таблица 1
Доля продуктов собственного производства в общем бюджете семьи
Доли в общем бюджете семьи %
Около десятой части 15,3
Примерно до трети 3,7
От трети до половины 7,4
Три четвертых дохода семьи 3,7
Весь доход 5,6
Итого 35,6
Затруднились с ответом 63,9
С учетом вышеизложенных оговорок полученные результаты позволяют сказать, что 9,3% сельского населения выживали преимущественно за счет продажи продуктов собственного производства. Примерно для 11% это был весьма значимый источник средств
существования. Для 15% сельского населения продажа продуктов собственного производства вносила незначительный вклад в семейный бюджет. Однако «совокупная» значимость производимой продукции явно была выше.
Своеобразное сращивание коллективных хозяйств и личных подворий населения, переориентация населения на сомообеспече-ние, самозанятость в личном подворье сформировали псевдорыночные типы экономического поведения, которые О.В. Нечипо-ренко обозначает как реактивно-пассивные6.
Нерентабельность с точки зрения экономики вопроса с лихвой перекрывается выгодами от формирующихся «сетей поддержки». Довольно значительные преимущества получали те семьи, которые имели родственников, проживавших в городе. Основой выживания домохозяйств стало формирование достаточно широкой социальной сети, своеобразной «сети поддержки»7, охватывающей ближайших и дальних родственников, друзей, знакомых.
В результате складывалась система перераспределения ресурсов и продуктов производства между жителями села, занятыми сельхозпроизводством, жителями села, имеющими доступ к технике и хозяйственным товарам сельскохозяйственного назначения, и жителями города, ставшими своеобразными поставщиками на село строительных, хозяйственных, промышленных товаров.
Приобретал весьма широкое распространение товарообмен продуктов сельского хозяйства, полученных как с личного подсобного хозяйства, так и с колхозных полей, на промышленные товары, которые завозились в деревню именно с этой целью преимущественно родственниками либо иными участниками социальной сети. Соотношение ценовых характеристик было явно не в пользу жителей села, но при отсутствии иных вариантов принималось.
Чаще всего система обмена носила псевдослучайный и псевдобезвозмездный характер. Передача продукции сельского хозяйства в город и обратный поток товаров в деревню носили форму взаимопомощи. И с той, и с другой стороны «подарки» передавались «безвозмездно», но при этом складывалось вполне объективное ожидание получения ответных «даров». Достаточно значимым для описания межличностных взаимоотношений на селе является тот факт, что возникало не только ожидание ответных «подарков»: у стороны-реципиента возникало вполне естественное желание отблагодарить за «подарок». Подобная система взаимоотношений, на наш взгляд, в полной мере связана с последствиями патриархального уклада сельской семьи.
Помимо прямых взаимоотношений «родственник (знакомый) из города - родственник (знакомый) на селе» данная стратегия могла включать в себя, и чаще всего включала, более разветвленные социальные сети как в городе, так и в селе. Необходимость «достать» тот или иной товар приводила к тому, что в указанную систему взаимообмена могли включаться люди, не имеющие прямой дружеской или родственной связи между собой, выступая «посредниками» или «поставщиками» при поиске необходимого товара. Возникала так называемая система слабых связей в социальной сети8.
Мы можем констатировать, что в совокупности около 40% сельского населения регулярно либо эпизодически получали помощь от родственников либо знакомых. Параллельно с этим около 60% сельского населения сами оказывали помощь родственникам и знакомым регулярно либо эпизодически. Это свидетельствует о том, что в рассматриваемый период наблюдалась значительная активизация формирования и использования социальных связей. Интересным, на наш взгляд, явился тот факт, что сельское население в большей степени, чем городское, являлось экономическим «донором» в складывавшихся социальных взаимодействиях.
Наиболее распространенными видами помощи сельским жителям в тот период являлись: помощь деньгами - 27,3%; передача некоторых продуктов питания - 16; передача вещей, одежды -13,3%. Далее в порядке убывания значимости: физическая помощь при ведении хозяйства (при посадке, обработке огорода, в уходе за животными); размещение у себя детей родственников (знакомых) сельчан на время учебы; передача некоторых строительных и хозяйственных товаров.
Сложившаяся система взаимоотношений была практически единственной возможностью для сельских жителей получать промышленные товары, к которым был доступ в городе.
Описанная стратегия внутрисетевого обмена просуществовала на территории юга Дальнего Востока около 10 лет, до конца 1990 - начала 2000-х годов. Однако несмотря на то что и в настоящее время данная стратегия продолжает существовать, ее значимость сильно упала.
Конец 90-х годов XX в. ознаменовался положительными тенденциями в экономике юга Дальнего Востока, что в первую очередь отразилось на городах, и, как следствие, возникла необходимость в дополнительной дешевой рабочей силе. Частично проблема дешевой рабочей силы решалась при помощи иностранных граждан, частично - за счет выходцев из села. Сельское население потяну-
лось в города в поисках работы. Начинает формироваться новая адаптивная стратегия, стратегия «удаленной занятости», которую П.П. Великий обозначил как «неоотходничество»9.
По мнению П.П. Великого, современное отходничество сельских жителей является, с одной стороны, реагированием на ограниченность возможностей удовлетворения основных потребностей в локальной среде, с другой - свободной реализацией своего потенциала. Ответ на вопрос о причинах неоотходничества на юге Дальнего Востока в значительной степени будет располагаться в несколько иной плоскости, чем та, которая была выявлена Великим для центральных регионов страны.
Одно из самых серьезных несовпадений - это тот факт, что количество сельскохозяйственных предприятий в селах юга Дальнего Востока за последние годы снизилось незначительно. Другое дело, что их функционирование является скорее «призрачным», чем реальным. Значительная часть предприятий продолжает существовать только формально, фактически не осуществляя какой-либо серьезной деятельности. Та же часть предприятий, которая продолжает работать, больше напоминает ЛПХ.
Это, в свою очередь, влечет за собой невозможность трудоустройства по месту жительства. Около 81% респондентов указали, что существующие в их населенных пунктах предприятия не в состоянии обеспечить их работой.
Немаловажное значение приобрел и тот факт, что сельское население утрачивает сельскохозяйственную самоидентичность. Это проявляется в том, что люди перестают воспринимать сельское хозяйство как предпочитаемую или хотя бы приемлемую сферу занятости. Работать в сельском хозяйстве согласны только 8% сельского населения, при очень серьезном увеличении зарплаты - еще около 15%. Все это в значительной степени определяет широкое распространение стратегии удаленной занятости, или неоотходничества.
Стратегия удаленной занятости имеет позднее формирование, приурочена к периоду 1999-2005 гг., когда на территории области наблюдалось усиление экономического роста и активизация строительной и промышленной деятельности. За счет семейных и дружеских связей некоторая часть сельского населения была привлечена к промышленной деятельности на территории ближайших городов. Некоторой разновидностью данной стратегии стало нахождение места работы в ближайшем крупном населенном пункте, не имеющем статуса города.
Чаще всего поиск работы велся через знакомых и родственников. В дальнейшем, найдя работу в городе, человек постепенно
перетягивал в организацию, в которой трудился, близких друзей, родню. Подобный стиль занятости был сопряжен с поиском жилья в городе, чтобы избежать ежедневных поездок «дом-работа-дом». Жилье снималось в складчину, либо селились на первых порах у родственников, знакомых и т. д.
Наиболее удачными вариантами работы были командировочный стиль занятости (когда работники организации занимались ремонтами, строительством, выполняли какие-либо заказы не в каком-то конкретном населенном пункте, и, следовательно, их разъезды и проживание оплачивались работодателем) и занятость с графиком дежурств (когда уровень заработной платы позволял человеку приехать на дежурство, отбыть его и вернуться домой для отдыха на несколько дней, что значительно сокращало транспортные расходы).
Как показало проведенное исследование, данная стратегия ре-ализовывалась в 44% домохозяйств. Здесь учтены только те респонденты, которые отметили, что неоднократно пытались найти, и находили, работу за пределами своего населенного пункта, либо те, кто и в настоящий момент трудится удаленно от места жительства. При этом стоит отметить, что еще около 12% опрошенных указали, что они делали попытки реализации данной стратегии.
Анализ географического распределения мест трудоустройства при удаленной занятости демонстрирует, что подавляющее большинство ориентировалось на г. Биробиджан (около 30%); близлежащие районные центры (9%); незначительное количество опрошенных (4%) указали, что пытались найти работу либо работали в населенных пунктах, не являющихся районными центрами. Порядка 10% в своих поисках работы ориентировались преимущественно на удаленно-вахтовую занятость. Эта категория граждан указала, что неоднократно искали работу и находили ее в городах Хабаровске, Комсомольске-на-Амуре, Благовещенске. В эту же группу попали люди, которые работали и работают на длительных вахтах в районах Крайнего Севера.
Как показало проведенное исследование, кардинальное изменение экономических условий на селе юга Дальнего Востока не привело к ожидаемым положительным результатам. Вместо формирования нового класса сельского хозяина - фермера произошло значительное обнищание населения, утрата побудительных мотивов для сохранения сельскохозяйственной занятости, значительное размывание сельского социума. Все это не может не сказаться на дальнейшем сохранении и развитии сельскохозяйственного производства на Дальнем Востоке, которое при сохранении сущес-
твующих тенденций становится достаточно призрачным. Уже сейчас сформировался значительный слой сельских жителей, которые никоим образом не ассоциируют себя с сельскохозяйственным производством.
Примечания
1 Пациорковский В.В. Сельская Россия: 1991-2001 гг. М.: Финансы и статистика, 2003.
2 Великий П.П. Адаптивный потенциал сельского социума // Социс. 2004. № 12. С. 55-64.
3 Бляхер Л.Е., Соловченков С.А. Специфика трансформации рынка труда депрессивного региона (на примере Еврейской автономной области) // Вестник СПбГУ. 2009. Серия 12 «Психология, социология, педагогика». Вып. 2. Ч. 2. С. 134-147.
4 Хагуров А.А. Социология российского села. М.: Институт социологии РАН, 2010. 478 с.
5 Здесь и далее приводятся материалы социологического опроса сельских жителей на территории одного из субъектов юга Дальнего Востока - Еврейской автономной области - в 2010-2011 гг. Выборка - сложная, многоступенчатая, квотная по полу и возрасту, n = 330.
6 Нечипоренко О.В. Становление многоукладности в аграрной сфере российского общества и эволюция адаптационных стратегий сельского населения // Социология и общество: глобальные вызовы и региональное развитие [Электронный ресурс]: Мат-лы IV очередного Всероссийского социологического конгресса. М., 2012. 1 CD ROM. С. 5124-5132.
7 Штейнберг И. Процесс институализации сетей социальной поддержки в межсемейных и дружеских обменах // Экономическая социология. 2009. Т. 10. № 2. С. 62-75.
8 Грановеттер М. Сила слабых связей // Там же. № 4. С. 31-50.
9 Великий П.П. Неоотходничество, или Лишние люди современной деревни // Социологические исследования. 2010. № 9. С. 44-49.
