CC BY
47
© 2004 г. О.А. Дуброва
СЕКСИЗМ: ВЫЗОВ ПОЛИТИЧЕСКОМУ ФЕМИНИЗМУ ИЛИ ПРОБЛЕМАТИЗАЦИЯ «ЛИЧНОГО»
Видный социолог постсовременности И. Валлер-стайн с позиций неопозитивизма предложил интерпретацию женского неравенства. В логике «миросис-темы» положение женщины отражает изменения в социальных общностях: происходит воспроизведение «разделения» мужчин и женщин по культурным основаниям, конструирование склонностей к определенным женским видам деятельности. Валлерстайн заключает, что труд домохозяйки вписывается в систему легитимируемой эксплуатации: в обществе существует убеждение, что он не является работой и поэтому не заслуживает обязательного материального вознаграждения. Вывод Валлерстайна относится к трюизмам, рецептам знания, на которых основывается интерпретация феминизма.
Есть некоторые свидетельства тождества сексизма феминистским движениям. Отход феминизма от предыдущей либеральной идеологемы «равноправия полов» ведет к отрицанию паритетности прав женщин и мужчин. Сексизм выполняет аналогичную «культурному расизму» функцию: своеобразие женщин объясняется принадлежностью к культуре женщин (Г. Зим-мель) и предполагает сохранение культурной дистанции. В этом не содержится ни малейшего намека на «биологизм», что опровергнуто наукой и успехами феминисток XIX в. Сторонники сексизма признают равенство в разнообразии, что ставит феминизм в двусмысленное положение. Вдохновляемый идеей опровержения мужского шовинизма феминизм настаивает на женской идентичности и предлагает механизм квотирования в политике. Противники квотирования обвиняются в женском расизме. Сексистская политика заключает феминизм в рамки требований ответственности и ставит в зависимость от политиков - мужчин по аналогии с отношениями «центра и периферии» в мужской экономике.
Перспективы политической мобильности женщины возрастают, что обусловлено одобрением существующих политических институтов и самодостаточностью статусных групп. Последние озабочены фиксацией преимуществ и привилегий как мужчин, так и женщин-политиков. Иными словами, феминисткам навязывают правила игры, в которых результат заранее известен. Из движения «высоконравственных идеалов» феминизм регрессирует к маргинальной партии, реагирующей на существующую политическую структуру в адаптивном контексте и стремящейся перевести свой символический капитал в «наследственные» политические позиции. «Равенство в различиях» означает отказ от достижений эгалитаризма в пользу позитивной дискриминации, предоставление преференций женщинам в политике как представительницам угнетенного политического меньшинства.
На авторитет феминизма влияют реальные структурные конфликты, антииммиграционные настроения. Нельзя игнорировать брутальность предписанных или классовых норм, которых придерживаются многочисленные диаспоры, чтобы не оказаться в сфере «политики белого большинства» процедур демократии, ком-мунитарности и толерантности. Но и здесь возможны «ловушки» абсорбции индивидуальных прав и вынужденного согласия с нелиберальными ценностями.
Политический феминизм ведет родословную от либерализма (Дж. Ст. Милль), веры в рациональность и компетентную политику. Идея общественного договора предполагала взаимные уступки с предоставлением избирательного права женщинам и возможность передачи «части власти» умеренным, здравомыслящим женщинам, которые, как и мужчины, избирались народом и осуществляли свои права в соответствии с «суверенитетом народа». В политическом феминизме явно проступает цель «политического просвещения», образования женщины. Традиции, домашнее хозяйство, предрассудки романтизма обосновывают неприязнь к потенциальной рациональности женщин, а образование и политика раскрывают женские таланты. Столетняя (с конца 1890-х гг.) эпоха нахождения женщин в политике еще не дает достаточных оснований для убедительных исторических ссылок. Феминизм продемонстрировал сильные чувства в борьбе за политические права женщин, но не справился с «безумием» нацизма, расизма и политического популизма. «Женщины требуют больше самостоятельности фронезиса, нежели эпистэмы» [1, с. 98].
Поддержка великих утопий или фобий со стороны женского электората связана с критикой рассудочности мужской политики, веры в знание как правила выбора. Феминистки постарались не заметить недискурсивные практики женщин и поплатились потерей политического лица, доверия к суверенности в защите прав женщины. Эффект предположений «о переменности женщины к общественному» отразился на понимании прав личности [2, с. 105]. Казалось бы, использование либеральным государством обмена и уступок, как пишет Валлерстайн, взамен силы [3, с. 92] обещало успех феминизму. Но даже в самом либеральном государстве существуют законодательные помехи, ограничивающие свободу действий феминисток. Политическое право построено таким образом, что монополия профессиональных политиков на властные ресурсы регулируется фильтрами семьи и образования. В правящем классе женщина-политик принадлежит к партии, клану и не зависит от группы, делегирующей ей представительство. Манипулирование настроениями женщин с целью приручения и дискредитации феминизма налагает на политику достижения равноправия и запрета женской дискриминации от-
талкивающе радикальный вид: независимо от субъективных значений и самоидентичности феминистки могут восприниматься состоятельными женщинами, ищущими удовлетворения властных амбиций.
Вероятно, чтобы избежать обвинений в политическом оппортунизме и лицемерии, представительницы феминистского обновления предлагают политику бойкота: структура политики подчинена мужскому лидерству и кроме дискредитации или «фигового листка» полового расизма ничего другого феминисткам не обещает. Но если считать феминизм либеральным политическим движением, альянс с мужчинами-политиками возможен на основе концепции управления компетентных индивидов. Провозгласив в середине XIX в. принципы освобождения женщин от домашнего рабства и симметрии личных прав, феминистки соглашались с либерализмом по «умолчанию». Речь не шла о предоставлении одинаковых возможностей выходцам из различных социальных слоев. Феминистки выражали обеспокоенность по поводу прихода в политику «больших мужских масс» с низким образовательным статусом и преклонением перед мужской силой в сочетании с пренебрежением к женщинам в политике. В этом больше проявлялся классовый подход, стремление женщин из среднего класса разделить власть с правящим классом. Идеология идентичности с правящим классом подразумевала совпадение идеалов экономического собственника и политического монополиста.
Однако постсовременность выходит за пределы классов. Текучие, случайные и инициированные идентичности, нестабильность социальных статусов значительно сужают рамки применения классического феминизма. Женщины-яппи безучастны к либеральной риторике, потому что обоснованием достигнутых преимуществ ими считается признание «культурных различий», наличие у женщин больших талантов к управлению и предпринимательству, чем у мужчин-неадап-тантов. Сексизм, кажется, находит отклик у конфликтующих групп противников феминизма, а к таковым относятся маргиналы, новые правые и неоконсерваторы. Для них сохранение дистанции представляется наиболее приемлемым способом избежать конкуренции в экономике, где женщины успешно заменяют мужчин на ведущих управленческих позициях. Политический феминизм обретает «второе дыхание» или хотя бы «передышку для раздумий» вне досягаемости критиков. Женщины не обладают самостоятельной идентичностью, реальна множественность социальных ролей (этничность, культурный статус, профессия, возраст). Подтвердить претензии феминизма представляется возможным в разрыве с традиционной политикой, либеральной демократией.
Предположение относительности равноправия различных политических культур избавляет от провозглашения радикального онтологизма, реализации великого социального проекта утверждения верности «делу освобождения женщин». Но в «сладкой стороне» сексизма есть горький привкус «ренегатства». Упрощение женской проблематики, страсть к дихотомии «общественное - лич-
ное» смахивают на исторический фарс, «возвращение на круги своя».
Капитуляция в форме «культурных различий» делает напрасными жертвы суфражизма, благородные порывы мучениц за женские права. Кризис либерализма, отход от идеологии равных социальных и политических прав, по мнению Валлерстайна, связан с забвением идеи социально ориентированного государства и легитимации экономической, социальной и гендерной поляризации. Однако выпущенный «джинн» демократизма повышает конфликтность правящего класса и женских «масс», умеренного и радикального феминизма. Лозунг «равноправия женщины» содержит эффект бумеранга: обоснование неравенства состоит в произвольности критериев достаточности в политике и критика этих критериев влечет борьбу с женской дискриминацией. Сексизм объединяет различные модели консервативной этики неолиберализма игнорирования прав. Радикалам от феминизма еще предстоит осознать риски субъективности. Схема политического квотирования небезобидна. Отнесение женщин к «меньшинству» закрепляет стремление интегрироваться во власть или заняться политическим лоббизмом. М. Сю-риа приводит превосходную мысль, что в отсутствии настоящих принципов можно заняться самобичеванием [4, с. 132]. Безотрадное зрелище для того, кто верит в возможность придания политике моральных импульсов.
Л. Иригарэй, феминистка различия, видит цель политики в защите уникальности, что обнажает уязвимость феминизма в обосновании универсальных норм. «Ограниченная рациональность» воспринимается чуть ли не единственной реальной альтернативой сексизму: при существующей меритократии утешительна для проигравших женщин мысль о том, что мужчина оказался наверху социальной лестницы и сделал блестящую политическую карьеру независимо от гендерного статуса и связанных с ним преференций . Сексизм убеждает общество в том, что различия в доходах и жизненном пути определяются социальной конкуренцией, а не сословными и наследственными ограничениями. Уход в домашнее хозяйство подтверждает ценность «личного» и призрачность «общественного», нежелательность для женщин быть заложницей общественного успеха.
В концепции по поводу «равенства в различии» феминизм устраивает схема интеграции женщин в социальную систему по принципу «разделения ролей», сомнению подвергается универсальность мобильности. Феминизм больше признает идеологические цели, а борьба с проявлением дискриминации избавит от досады противостояния «ветряным мельницам», продуцируемым сексистски настроенными СМИ.
Противоречие двойственной роли женщины (ответственность в семье и политике) [2, с. 111] влияет на сужение сферы «частного»: сторонники феминизма называют семью репрессивным политическим институтом, а лозунг «личное - это политическое» обнаруживает инверсионный смысл, оборачивается обоснованием контроля над поведением. «Равенство различий» претендует на роль морального ресурса в политике, предоставление политического участия угнетенным меньшинствам. Практика квотирования, аффермативности адекватна политической
корректности, толерантности, мультикультурализму, что предполагает инаковость, актуализирует проблему ненасильственного мира при расколе ценностей.
Пока феминизм не предложил сексизму ничего, кроме бунта женщин и логики различий. Феминистская рациональность признает дорациональность определенных условий и правил [5, с. 149] , указывает на традиционализм, абсолютность правосознания и коммунитарности.
Обращение к политизации «личного», сфере частных дискурсов, может повлечь только теоретический произвол и практическую беспомощность. Включение в процедуру переговоров представляется оптимальным в ситуации потери традиционных политико-моральных ориентиров, архаичности аргументов борьбы с мужским шовинизмом. Путь вне политики системы властных отношений связан с обретением культурной контридентичности (А. Турен). Однако призыв к сопротивлению универсальным правилам порождает национализм, расизм, сексизм, что вносит смятение в умы феминисток. С. Окин задает обоснованный вопрос: «Кому служит исключение женщины из сферы универсальных аргументов?» [2, с. 120].
Новочеркасская государственная мелиоративная академия
Критика патриархальной природы домашней уединенности, что подчеркивает сексизм, последовательно связывается с либерализацией прав, чтобы не смешивать права внутри семьи и права семьи.
Справляется ли политический феминизм с разграничением политического и личного, общественного и домашнего, коммунитарности и сексизма зависит от его усилий в коммунитарном дискурсе политики, выбора концепции «одинаковых возможностей в политике или права на уединенность в личной сфере».
Литература
1. ЛиотарЖ. Ф. Хайдеггер и евреи. СПб., 2001.
2. Современная политическая теория. М., 2001.
3. Валлернстайн И. Конец знакомого мира. Социология 21 века. М., 2003.
4. СюриаМ. Деньги. Крушение политики. СПб., 2001.
5. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2000.
29 января 2004 г.
