Ю.П. Аншаков
(Поволжский филиал Института российской истории РАН, Самара) Самозванцы в Черногории во второй половине XVIII в.
История Черногории 60-90-х годов XVIII в. знает имена нескольких самозванцев и авантюристов. Наиболее известным из них является Степан Малый, который в 1767 г., выдав себя за русского императора Петра III, сумел стать единоличным правителем Черногории.
Именно то, что в глазах черногорцев Степан Малый был русским царем, позволило ему достичь тех высот, о которых никто из черногорцев не мог и помыслить. Сам же Степан Малый избегал открыто отождествлять себя с Петром III, но говорил о себе, что он - «Степан Малый, добрый с добрыми, злой со злыми, малый с малыми, и великий с великими». Он тщательно скрывал свое истинное происхождение. Одним намекал на свою принадлежность к династии Неманичей, другим сообщал, что происходит из Далмации, третьим - что он «турецкий подданный из Боснии», «родом из Янин», «из Австрии», «дезертир из Лики» и т. п. Однако в тайну его происхождения так никто и не проник.
С начала черногорских событий главная опасность для его власти исходила из Санкт-Петербурга. Екатериной II были предприняты попытки отстранить Степана Малого от власти. Однако российскому эмиссару Г. Мерку не удалось даже доехать до Черногории, а князь Ю.В. Долгоруков, прибывший в Черногорию в составе военной делегации в августе 1769 г., за трехмесячное пребывание в стране ясно осознал: самозванец не представляет ни малейшей опасности для России, наоборот, в условиях русско-турецкой войны 1768-1774 гг. он готов быть ее верным союзником.
После отъезда русской делегации Степан Малый вновь стал полновластным правителем Черногории. Он предпринимал эффективные меры, направленные на наведение порядка в стране, и, в частности, на искоренение кровной мести. Самозванец ввел смертную казнь за кровную месть, учредил суд, исполнение приговоров которого контролировал специальный военный отряд. Приговоры отличались крайней суровостью. Осенью 1770 г. он случайно подорвался на заложенной в скале мине и в результате этого ослеп. 22 сентября 1773 г. подосланный шкодринским пашой наемный убийца грек Станко Клазомуня заколол спящего Степана кинжалом.
Сама незаурядная личность Степана Малого стала стимулом к тому, что уже летом 1774 г. в Черногории появился авантюрист, уроженец Будвы, самозваный граф Степан Занович. Он попытался выдать себя за избежавшего гибели Степана Малого, но вынужден был вскоре покинуть
Черногорию ни с чем, его афера не удалась - народ еще хорошо помнил своего истинного повелителя.
В 90-е годы XVIII в. на политической сцене Черногории промелькнул венгерский серб и авантюрист Димитр Вуич, который, как эмиссар французских принцев-эмигрантов, посетил Северную Албанию и Черногорию, где ему удалось договориться с Махмудом-пашой и черногорским митрополитом Петром I Негошем о вербовке 4000 албанцев и 1200 черногорцев для боевых действий на юге Франции, но все сорвалось из-за нехватки денежных средств.
Черногория знает и другого выдающегося самозванца - Николая Чирковича. Родился он в Подгорице, затем перебрался в венецианское владение на Адриатике Котор, и тогда еще носил фамилию Чиркович. Прихоти судьбы заносили его в Триест, Пешт, Германию, а затем и в Петербург, где он сумел пристроиться у находившегося тогда в России родственника Петра I Негоша - А. Филотича, и войти к нему в доверие. Когда в конце 1797 г. Филотич умер, Чиркович завладел хранившимися у него бумагами, и на основе подлинников сделал себе подложные документы на имя полковника венецианской службы, графа и черногорского обер-воеводы Черноевича-Давидовича. Вслед за этим новоявленный граф, вооружившись поддельной грамотой от имени черногорских старейшин, якобы уполномочивших его поздравить императора Павла I с восшествием на престол, объявился при русском дворе. Павел, считая «мнимого посланца за настоящего», принял эти поздравления.
Следствием авантюрных поступков Чирковича стали конкретные действия русского императора, положительно сказавшиеся на развитии русско-черногорских связей. Первым шагом в этом направлении стала грамота Павла I черногорским старейшинам с подтверждением покровительства России Черногории. Павел I также наградил Петра I Негоша орденом Александра Невского. Затем Чиркович впервые направился в Черногорию, где встретился с Петром I Негошем, который, получив от него конкретные подтверждения внимания со стороны России, наделил самозванца официальными полномочиями и направил его в Петербург. Прибыв в столицу в начале 1800 г., Чиркович развернул активную деятельность. В частности, он по предписанию митрополита зондировал вопрос об объединении с Черногорией Боки Которской, принадлежавшей Австрии, с целью выхода Черногории к Адриатике. Однако этот план был отвергнут российским руководством.
Вместе с тем, обращаясь к русско-черногорским отношениям при Павле I, можно утверждать, что они успешно развивались. В 1799 г. импера-
тор назначил ежегодную денежную субсидию Черногории в 1 тыс. червоных на государственные нужды. Российские дипломаты по распоряжению императора защищали интересы Черногории перед Портой и австрийским двором. Во всем этом есть и немалая доля заслуг Николая Чирковича.
В 1802 г. Александру I последовал донос на Чирковича от проживавших в России черногорцев Ф. Марошевича и И. Парапановича, разоблачавший его самозванство. Чиркович был лишен звания полномочного посланника, судебным постановлением ему запрещалось именовать себя «черногорским графом». После всех этих жизненных перипетий Чирко-вич поселился в Подольской губернии, где по прошествии времени вновь начал выдавать себя за «графа», «черногорского сердаря» и «майора бывшей венецианской армии». Дальнейшая его судьба нам неизвестна.
М.Ю. Дронов
(Институт славяноведения РАН)
Михаил Андреевич Балугьянский:
"свой" среди "чужих", "чужой" среди "своих"
«Один народ, от которого можно нам желать ученых - есть Карпа-тороссы, говорящие одним с нами языком и сохраняющие веру предков наших...». Эти слова, приписываемые в литературе то князю А.Н. Голицыну, то попечителю Казанского учебного округа М.Л. Магницкому, относятся к 20-м гг. XIX в. и касаются небольшого славянского этноса, который сегодня чаще всего известен под именем карпатских русинов. Именно «карпатороссы», русинские уроженцы Венгерского королевства под скипетром Габсбургов, представлялись российской образовательной элите как оптимальные партнеры в деле просвещения собственной империи. Являясь восточными славянами по языку и восточными христианами по вере (пускай, и в унии с Римом), русины-интеллектуалы в то же время обладали плодами европейской учености. Таким образом, «карпа-торусские» профессора, благодаря своим этноконфессиональным данностям и приобретенному научному багажу, становились ценнейшими кандидатурами для развития отечественной науки и образования. К плеяде приглашенных из Венгрии ученых принадлежал и Михаил Андреевич Балугьянский (1769-1847) - первый ректор Санкт-Петербургского университета, видный российский экономист, сподвижник реформатора М.М. Сперанского.
Однако личность М.А. Балугьянского интересна не только своей многогранной научной и общественно-политической деятельностью. Его судьба, как, впрочем, и других «карпатороссов», в течение жизни была связана сразу с несколькими регионами и культурами, в том числе изначально