CC BY
272. Nardova V.A. Samoderzhavie i gorodskie dumy v Rossii v konce XIX - nachale XX vv. - SPb.: Nauka, 1994. - S.3-5.
3. Kuskashev D.V. Osobennosti regulirovaniya torgovyh otnoshenij organami gorodskogo samoupravleniya Enisejskoj gubernii vo vtoroj polovine XIX veka // Evrazijskij yuridicheskij zhurnal. - 2019. - №2. - S.114.
4. Nemchinov V.I. Gorodskoe samoupravlenie po dejstvuyushchemu russkomu zakonodatel'stvu. Gorodovoe polozhenie 11 iyunya 1892 g. S poslednimi dopolneniyami i izmeneniyami po Prodolzheniyam 1906, 1908, 1909 i 1910 gg., s prilozheniyami k «Gorodovomu polozheniyu», vazhnejshimi raz"yasneniyami Pravitel'stvuyushchego Senata i izvlecheniyami iz drugih uzakonenij, otnosyashchihsya k «Gorodovomu polozheniyu». - M.: Izd. V.M. Sablina, tipo-litogr. t-va I.N. Kushnerova, 1912. - S.197-201.
5. Enisejskie gubernskie vedomosti. - 1898. - 19 iyunya. - .№24.
6. Enisejskie gubernskie vedomosti. -1895. - 16 dekabrya. - №50.
7. Enisej. - 1896. - 2 fevralya. - №15.
8. Gosudarstvennyj arhiv Krasnoyarskogo kraya (GAKK). F.595. Op.18. D.745.
10. Enisejskie gubernskie vedomosti. - 1898. - 24 yanvarya. - №4.
11. Enisejskie gubernskie vedomosti. - 1898. - 20 marta. - №12; - 11 dekabrya. - №49.
12. Enisejskie gubernskie vedomosti. - 1905. - 11 yanvarya. - №4.
13. Enisej. - 1898. - 3 aprelya. - №39.
14. Enisej. - 1898. - 5 aprelya. - №40.
15. Enisej. - 1898. - 18 marta. - №32.
16. GAKK. F.161. Op.1. D.123.
КУСКАШЕВ ДМИТРИЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ - кандидат исторических наук, доцент, кафедра теории и истории государства и права Юридического института Красноярского государственного аграрного университета (kenig-1977@mail.ru) KUSKASHEV, DMITRY V - Ph.D. in History, Associate Professor, Department of Theory and History of State and Law, Law Institute of the Krasnoyarsk State Agrarian University (kenig-1977@mail.ru).
УДК 94(47):321.61+321.74«18/19»
ЯБЛОЧКИНА И.В., УПОРОВ И.В. САМОДЕРЖАВИЕ И ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА В РОССИИ: К ВОПРОСУ ОБ УРОКАХ ИСТОРИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ ПОЛИТИКО-ПРАВОВЫХ
ФЕНОМЕНОВ
Ключевые слова: Россия, революция, самодержавие, буржуазия, диктатура пролетариата, власть, правящая элита, большевики, империя.
С точки зрения особенностей формирования и реализации принципов государственного управления и их трансформации в период революционных преобразований, в статье рассматриваются характерные для истории России формы государственности XIX - первой трети ХХ вв. Отмечается, что, несмотря на доминирующую общеевропейскую тенденцию буржуазной модернизации (в т.ч. демократизации), дом Романовых, правящие круги Российской империи, вплоть до падения империи в 1917 г., упорно сохраняли приверженность архаичной форме самодержавия, закрепляя ее законодательно. При этом властями (государственными деятелями, политическими структурами) и даже учеными, в активных поисках путей будущего России были почти совершенно проигнорированы сначала все более популярная в среде социал-демократии марксова идея диктатуры пролетариата, а затем и стремление большевиков во главе с Лениным осуществить ее на практике. Тем не менее, именно эта идея в решающей степени определила дальнейшее развитие российской (советской) государственности. Многие аспекты этого явления еще не получили должного научного объяснения. Обоснован тезис о том, что самодержавие и большевистская диктатура, как специфические историко-политические феномены, имеют общие черты, прежде всего, основанные на признании абсолютной ценности государства, его интересов и целостности. При этом централизм государственного управления, на фоне многообразия населяющих Россию народов и ее обширной территории, представлял собой фундаментальную основу российской государственности, вне зависимости от идеологических взглядов, предпочтений и установок правящих элит.
YABLOCHKINA, I.V, UPOROV, IV.
SELF-POWER AND DICTATURE OF THE PROLETARIAT IN RUSSIA: TO THE QUESTION OF THE LESSONS OF HISTORICAL TRANSFORMATION OF POLITICAL-LEGAL PHENOMENONS
Keywords: Russia, revolution, autocracy, bourgeoisie, dictatorship of the proletariat, power, ruling elite, Bolsheviks, empire.
From the point of view of the peculiarities of the formation and implementation of the principles of public administration and its transformation during the period of revolutionary transformations, in the article discusses the forms of statehood characteristic of the history of Russia of the XIX - first third of the XX centuries. It is noted that, despite the dominant pan-European trend of bourgeois modernization (including democratization), the Romanovs, the ruling circles of the Russian Empire, up to the fall of the empire in 1917, stubbornly remained committed to the archaic form of autocracy, consolidating it legally. At the same time, the authorities (statesmen, political structures), and even scientists, in an active search for the future of Russia, almost completely ignored the Marxian idea of the dictatorship of the proletariat, which was increasingly popular among the social democrats, and then the desire of the Bolsheviks led by Lenin to implement it on practice. Nevertheless, it was this idea that to a decisive degree determined the further development of Russian (Soviet) statehood. Many aspects of this phenomenon have not yet received proper scientific explanation. It substantiated the thesis that the autocracy and the Bolshevik dictatorship, as specific historical-political phenomena, have common features, primarily based on the recognition of the absolute value of the state, its interests and integrity. Moreover, the centralism of government, against the backdrop of the diversity of peoples inhabiting Russia and its vast territory, was the fundamental foundation of Russian statehood, regardless of the ideological views, preferences and attitudes of the ruling elites.
Одна из особенностей развития сферы гуманитарного, в том числе исторического, знания в России заключается в крайней неустойчивости и изменчивости подходов к освещению исторических процессов и явлений - как в оценочном плане, так и с точки зрения возможности и интенсивности изучения определенной проблематики. Так, в Российской империи лишь в конце XIX в. стало возможным относительно открытое обсуждение альтернативных сложившейся форм государственного правления, в частности, участия представителей народа в законотворчестве (разумеется, при признании незыблемости самодержавия и решительном неприятии любых революционных изменений). В Советской России имперская эпоха была подвергнута жесточайшей и уничижающей критике. 1917-й год на несколько десятилетий стал жирной чертой, разделившей жизнь одной страны и одного народа на «до» и «после» «Октябрьской революции» (разумеется, здесь мы учитываем, что революция - событие не одного дня и даже месяца - авт.) - на две самостоятельные цивилизации, имевших, согласно советским канонам, мало общего между собой.
В постсоветские годы эта разделительная черта, с одной стороны, почти стерта. История России вновь постепенно обретает облик единого исторического пути. Но, с другой стороны, свобода исследований дала такой выход плюрализму мнений, что в создавшейся и меняющейся мега-каше исторических оценок до сих не удается выявить сколько-нибудь доминирующих позиций, позволяющих российскому обществу в должной степени взвешенно и объективно оценить свое прошлое, определить вектор движения в макро-будущее, не говоря уже о более дальних перспективах. Наглядным примером тому может служить предпринятое российской властью решение о всероссийском голосовании по масштабным поправкам к Конституции России 1 июля 2020 г. - само содержание этих поправок, процедура их принятия Федеральным Собранием, равно как и объявленный порядок голосования стали предметом чрезвычайно противоречивых суждений [1, 2].
Состояние известного политико-идеологического хаоса, закрепленного к тому же конституционно в виде запрета обязательной государственной идеологии (ст. 13 Конституции России), предопределяет необходимость дополнительного осмысления исторической традиции развития отечественной государственности - с тем, чтобы более зримо выделить некоторые присущие ей особенности, позволяющие обеспечивать столь необходимые сегодня определенность и стабильность. В этом контексте сопоставление Российской империи и Советского государства (в т.ч. СССР) обнажает малоисследованную проблему смены имперской и советской политико-идеологических доктрин, определявших характер эволюции государства. В рамках предложенной статьи обратимся к опыту Российской империи 1832-1917 гг., когда в появившихся в результате систематизации российского законодательства Основных государственных законах (ОГЗ) была целенаправленно и юридически четко закреплена форма государственного правления. Что касается Советского государства, то здесь ограничимся периодом 1917-1927 гг., когда, на наш взгляд, произошло становление государства диктатуры пролетариата, принципиально оформилась перспектива реализации социалистической (коммунистической) идеи.
Так, в ОГЗ издания 1857 г. в первом разделе («О священных правах и преимуществах Верховной Самодержавной Власти»), в числе прочего, указывалось: в ст. 1 - «Император Всероссийский есть Монарх самодержавный и неограниченный (а). Повиноваться верховной Его власти, не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает (б)»; в ст. 42 - «Император, яко Христианский государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния»; в ст. 47 - «Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, учреждений и уставов, от Самодержавной власти исходящих»; в ст. 51 - «Никакое место или правительство в государстве не может само собою установить нового закона, и никакой закон не может иметь своего совершения без утверждения Самодержавной власти»; в ст. 80 - «Власть управления во всем ее пространстве принадлежит Государю» [3]. Согласно закону, члены Госсовета, Правительствующего Сената, министры назначались императором. Все чиновники обязывались давать присягу на верность служения не Отечеству, а именно «Всемилостивейшему Великому Государю Императору, Самодержцу Всероссийскому», как олицетворению государственности. Как видно, в Основных законах, как результат развития страны в течение всего ее предшествующего исторического пути, был недвусмысленно зафиксирован принцип «абсолютизма».
Заметим, что эти положения представляли собой практически те же нормы, которые
содержались в ОГЗ РИ начальной редакции 1832 года. В этой связи напомним, что на законодательном уровне нормы об абсолютизации власти царя стали появляться, начиная еще с Соборного уложения 1649 г. («Государь Царь и Великий князь Алексей Михайлович, всея Руси Самодержец...»). Затем Петр I закрепил фундаментально-неизменную для империи законодательную мысль (ст. 1 ОГЗ РИ), по сути, определявшую политико-идеологическое кредо и данного императора, и всех последующих российских правителей рода Романовых. Но мы не случайно взяли именно ОГЗ РИ 1857 г. - эта дата позволяет более наглядно показать характер властных отношений в Российской империи пореформенной эпохи. Ведь прежде - в течение двухсот лет после Соборного уложения - образ правления государством принципиально не менялся. Между тем, за те же двести лет произошло много событий - как в мире, так и в самой России. Буржуазные революции, отражая модернизацию социально-экономических и политических отношений, провозгласили курс на демократическое устройство социума; появились США; был написан и опубликован Манифест Коммунистической партии К. Маркса и Ф. Энгельса, получивший резонанс в Европе. В то же время в «европейски просвещенной» екатерининской России за инакомыслие и инакословие, не совпадавшее с официальной доктриной, гонениям подверглись Н.И. Новиков и А.Н. Радищев. После того, как Россия на правах победителя стала играть важную роль в разделе мира после падения Наполеона, было подавлено восстание декабристов, представивших свои политические программы, основанные на принципах народовластия. Из Лондона зазвучал «Колокол» Герцена и Огарева с либерально-революционными идеями преобразованиями России. Подпольный кружок Петрашевского обсуждал идеи утопического социализма. Хотя власть жестко препятствовала проникновению в российское общество такого рода радикальных настроений и репрессировала их носителей, в легальном общественно-политическом поле в первой половине XIX в. шли дискуссии «западников» и «славянофилов», в которых звучали мысли о необходимости преобразований. В художественных произведениях обозначались общественно-значимые политические проблемы («К чему стадам дары свободы.» - Пушкин, «Страна рабов, страна господ.» - Лермонтов и др.).
Казалось бы, в России очевидно назревали серьезные перемены в государственном устройстве и, в целом, в общественных отношениях. Однако все указанные и иные политико-идеологические ветры проносились мимо российского государства, если иметь в виду реакцию на них правящей элиты, занявшую позицию неприятия всего, что противоречило идее самодержавия. Эта политика во второй четверти XIX в. определялась, прежде всего, императором Николем I, который, не без влияния ближайших советников, так и не смог уловить объективного хода исторического развития, предполагавшего неизбежность изменений, что наглядно демонстрировали события в европейских странах. Напротив, последние, равно как и движение декабристов, видимо еще больше укрепили отечественный правящий класс в том, что для России европейский путь неприемлем, ибо он привел бы к утрате власти и разрушению самодержавия, к потере статусно-сословных, материальных и прочих выгод.
Обладание властью, как известно, представляет собой сильнейшую мотивацию для политиков всех времен и народов [4]. Мы не исключаем, однако, важности того, что Николай I действительно был убежден и в незыблемости абсолютизма, и в божественном происхождении своей власти, учитывая, в частности, что «великие свершения» государства Российского неразрывно были связаны именно с самодержавной формой правления, и именно с такой Россией считались другие мировые державы. По сути, с этих же позиций начал свой путь и царь-освободитель» Александр II, утвердивший в 1857 г. ОГЗ РИ. И это при том, что Россия позиционировалась не иначе как европейское государство (в Европе к тому времени едва ли не во всех странах действовали представительные парламенты, независимые суды, муниципалитеты и пр.), а в ее высших кругах велись серьезные обсуждения проблем отмены крепостного права, телесных наказаний, как проявлений архаизма и пр.
Как известно, «буржуазные» реформы 1860-1970-х гг. все же состоялись. Однако по своему содержанию они явно отставали от общественных запросов и явились результатом не осознания-признания правящей элитой несоответствия России новым временам (как, например, реформы Мэйдзи в Японии 1880-х гг.) [5], а скорее некоей вынужденной уступкой, своеобразной подачкой и российском обществу, и, что не менее важно, международному сообществу. В этом же контексте вряд ли эти реформы можно считать «буржуазными», «либеральными», как нередко это
утверждается в литературе, поскольку существа публично-властных отношений они не затронули (хотя, бесспорно, сами по себе эти реформы были значительным шагом вперед). Российское государство во многом оставалось феодальным («протокапитализм») и, по сути, по-прежнему развивалось по воле высшего дворянского сословия, отличавшегося «крайней реакционностью» [6, 7]. Глубинные, определяющие общественное развитие проблемы труда и капитала не решались - рабочие по-прежнему не имели практически никаких социальных гарантий, им запрещалось создавать профсоюзы и т.д. [8]. Крестьяне, несмотря на личное освобождение, оставались привязанными к архаичным общинам и во многом зависимыми от бывших землевладельцев.
В результате, в последней трети XIX в. довольно явственно обозначилась диспозиция основных противостоящих друг другу общественных сил. С одной стороны - правящая элита, вцепившаяся мертвой хваткой в самодержавие, как естественный и единственный источник своего привилегированного существования. Причем, здесь мы видим и потомственное, и вновь выдвигавшееся дворянство (император, его окружение, Госсовет, Сенат, правительство, губернаторы, градоначальники и пр.; аристократия из числа дворянства, помещиков; лояльное власти чиновничество, извлекающее из своего статуса искомый уровень жизни; класс капиталистов и инженерно-технических работников). С другой стороны - рабочие и крестьяне, которых явно не устраивали условия их труда и быта; передовая (по европейским меркам) интеллигенция. Порядка 90% населения страны не имели политико-правовых возможностей участвовать в управлении государством (отсутствие представительно-выборных органов публичной власти), поскольку парадигма самодержавия этого не предполагала (вместе с тем, сразу нужно заметить, что недовольство существующим положением отнюдь не тождественно публичному его проявлению в каких-либо открытых акциях, действиях, хотя и является необходимой предпосылкой для этого).
Именно тогда, вероятно, в России имелась последняя историческая возможность изменить вектор развития государства, который не привел бы к глобальному социальному конфликту указанных общественных сил и трагическим последствиям революционного кризиса первой четверти ХХ в., прежде всего, событиям 1917-1922 гг. Но власть после 1881 г. (убийство императора Александра II) сделала подчеркнуто уверенный консервативно-репрессивный выбор, основываясь на весьма абстрактной доктрине «общего блага». В свою очередь, российское общество не приняло такого варианта закрытого государства жандармского типа. Не удивительно поэтому, что, несмотря на некоторые позитивные сдвиги (развитие местного самоуправления, науки, отдельных отраслей экономики и др.), революционные настроения в стране нарастали, расширяли свою деятельность подпольные радикальные организации («Земля и воля», «Черный передел», «Народная расправа», «Народная воля» и др.), все более привычным для общества становился ранее совершенно не известный ему революционный террор [9].
В начале ХХ в. политическое напряжение в России стало резко возрастать. Так, демократических перемен потребовал земский съезд (6-9 ноября 1904 г.): «Насущнейшей потребностью переживаемого времени является правильная постановка законодательной деятельности и предоставление участия в ней народному представительству» [10, с. 241]. Однако никакой реакции власти не последовало. Лишь в условиях революции 1905-1907 гг., явно вынужденно, под давлением нараставшего революционного движения и отдельных властных групп (премьера С.Ю. Витте и пр.), император Николай II подписал октябрьский Манифест 1905 г. («идея гражданской свободы восторжествует если не путем реформы, то путем революции ... Выбора нет: или стать во главе охватившего страну движения или отдать ее на растерзание стихийных сил» [11, с. 55-56]). Впрочем, уже вскоре Николай II, вынужденно согласившись с учреждением Государственной Думы, утвердил ОГЗ РИ в новой редакции (от 23 апреля 1906 г.), где вновь декларировалось: в ст. 4 - «Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти Его, не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает»; в ст. 9 - «Государь император утверждает законы и без Его утверждения никакой закон не может иметь своего совершения»; в ст. 10 - «Власть управления во всем ее объеме принадлежит Государю Императору в пределах всего Государства Российского» [12].
По сути, если иметь в виду верховную власть, в образе государственного правления за полвека (с ОГЗ РИ 1857 г.) мало что изменилось. «Самодержавие» осталось для правящей элиты непререкаемым институтом. Слов «народ», «депутат», «власть народа», «представительство
народа», «граждане» и т.п. в ОГЗ РИ 1906 г. не было и в помине (фигурировали «члены Государственной Думы», «подданные»). В этой связи, А.Н. Медушевский небезосновательно указывал на то, что, несмотря на внешне либеральные изменения, Россия по содержанию властных полномочий верховной власти осталась «самодержавной монархией» при «мнимом конституционализме» [13, с. 44]. Как отмечает историк А.Б. Зубов: «абсолютная монархическая власть была для Николая Александровича ценностью и святыней сама по себе» [14, с. 109]. А современник тех событий князь Е. Трубецкой на им же поставленный вопрос: «Отчего рухнуло царское самодержавие в России?», отвечал - «Оттого, что оно стало идолом для русского самодержца» [15, с. 220].
Тем не менее, при всей остроте критики самодержавия с разных сторон (благодаря провозглашенной свободе слова и союзов-обществ), чисто формально, в 1917 г. оно было «самоликвидировано» вполне легитимно, по воле самого императора (отречение), который теоретически мог этого и не делать. Ведь, несмотря на бурные политические события этого времени, вплоть до начала 1917 г. оно имело определенную поддержку в обществе. Вспомним, например, начало Первой мировой войны и вызванный ею патриотический подъем среди всех социальных слоев, а также то, что в 1914-1916 гг. в российском обществе заметно приутихли речи об осуждении самодержавия. В военных условиях как раз абсолютистский тип государственного правления позволял эффективнее решать многие тактико-стратегические задачи. Генералитет, равно как и все силовые структуры, были верны тогда присяге, данной императору, то есть, самодержавию. Однако в начале марта 1917 г. самодержавие «вдруг» рухнуло. Почти все генералы предали своего императора-главнокомандующего. От самодержца - «хозяина земли русской» дистанцировались вчерашние соратники и даже родственники. А уже в октябре 1917 г. власть захватили большевики, провозгласившие курс на радикальное обновление существующего строя и создание государства, отличающегося и от абсолютизма-самодержавия, и, кардинально - от демократизма европейского типа. Уже в середине 1918 г. была принята первая советская Конституция РСФСР [16], камня на камне не оставившая от существовавшей несколько столетий российской государственности. Особо подчеркнем, что демократическая государственность в лице Временного правительства в 1917 г. оказалась удивительно нежизнеспособной.
Последующее развитие Российского государства, на основе сменившей идею самодержавного стоя идеи коммунистической, при значительной поддержке того же самого о населения, которое еще недавно, как минимум, молчаливо соглашалось с самодержавием, довольно скоро, даже стремительно привело к окончательной победе «Октябрьской революции» и созданию авторитарного/тоталитарного государства под руководством Коммунистической партии во главе с И. Сталиным. От сторонников былой мировой державы под названием Российская империя физически остались в основном лишь успевшие покинуть страну эмигранты, в принципе, не представлявшие для СССР по-настоящему серьезной угрозы. И вот именно в этом историческом контексте возникает ряд вопросов, которые, на наш взгляд, еще не получили достаточно убедительных ответов.
Как известно, большевики во главе с В.И. Лениным взяли на вооружение марксистскую теорию с ключевым тезисом о неизбежности пролетарско-коммунистической революции («Коммунистическая революция есть самый решительный разрыв с унаследованными от прошлого отношениями собственности ... Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир» [17, с. 459]). При этом, как мы отмечали, «призрак коммунизма» бродил по Европе с середины XIX в., и уже тогда в своем Манифесте Коммунистической партии Маркс и Энгельс писали также о том, что «буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, которые направят против нее это оружие, - современных рабочих, пролетариев» [17, с. 428]. Европа в лице как буржуазных правительств, так и обществ-государств, в целом, относительно спокойно восприняла этот открыто опубликованный Манифест, отнеся его, вероятно, к оригинально-радикальным, но не опасным политическим доктринам, тем более, что, собственно, и сами буржуазные революции были совершены в Европе относительно недавно. Во всяком случае, ни в одной европейской стране партия коммунистов не взяла власть и, соответственно, ни одна европейская страна не претворила на практике идеи Манифеста, а созданный Интернационал остановился на теоретических обсуждениях - европейским обществам
коммунизм оказался не нужен. Впрочем, сам «Манифест» был популярен и многократно переиздавался в разных странах.
А что же в Российской империи? На русском языке «Манифест» (перевод Бакунина) впервые был напечатан в 1869 г. в герценовском «Колоколе», в Женеве. Соответственно, идеи коммунизма проникали в Россию с некоторым трудом. Цензура не пропускала даже ссылки на Манифест, и легально в России его издание стало возможным только после 1905 г. [18]. Однако, как нам представляется, с учетом относительно слабого развития и организованности рабочего класса, вплоть до 90-х гг. XIX в. в революционном движении будущее России связывалось в основном со свободной крестьянской общиной, как основой справедливого общественного строя. Следует отметить и тот факт, что в течение всего XIX века в Российской империи не было крупномасштабных протестных движений, на что рассчитывала, в частности, та же «Народная воля». Отдельные волнения и локальные бунты власть без особо труда подавляла. Такой уверенной позиции русского правительства способствовали, во-первых, разрозненность революционеров; во-вторых, огромные пространства России, не позволявшие, с одной стороны, делать протестные выступления резонансными, а с другой - дававшие власти возможность при необходимости перебрасывать силовые структуры из других мест. Еще один существенный фактор - гражданская пассивность самого населения (отсутствие гражданского общества), означавшая, что население в своей массе не склонно было поддерживать революционные идеи.
В итоге, «призрак коммунизма» очень долго «бродил» мимо России, пока Г.В. Плеханов, а затем В.И. Ленин и другие революционеры не обратили на него пристального внимания (рубеж 1890 г.). Таким образом, коммунистическая идея, которая с 1917 г. стала базисной для самой большой страны в мире, почти весь XIX век оставалась для нее чуждой. Возникает вопрос, почему ни российская научная мысль, ни российская публицистика, немало к тому времени преуспевшие, не уловили в марксовой теории очертаний фундамента будущего России? Почему государственные управленцы, в том числе самого высокого уровня, представители правящей элиты, не сделали никаких выводов при сопоставлении марксовой теории и ситуации в России? Что мешало лучшим умам России прогнозировать хотя бы ближнее макробудущее, которое, в итоге, потрясло весь мир? Мы оставляем эти вопросы открытыми.
Подчеркнем лишь, что и в начале ХХ в. идеи марксизма подхватили в России лишь немногие. Только РСДРП всецело приняла идею пролетарской революции, закрепив в своей программе 1903 г., в частности, что: «социальная революция пролетариата уничтожит деление общества на классы и тем освободит все угнетенное человечество, так как положит конец всем видам эксплоатации одной части общества другою. Необходимое условие этой социальной революции составляет диктатура пролетариата, т. е. завоевание пролетариатом такой политической власти, которая позволит ему подавить всякое сопротивление эксплоататоров . РСДРП ставит своей ближайшей политической задачей низвержение царского самодержавия и замену его демократической республикой» [19, с.420-421]. Однако принимал ли кто-нибудь в России тогда такого рода решения всерьез? - Нет. Это касалось и теоретико-политической категории «диктатура пролетариата», которую в тогдашнем политическом бомонде считали, вероятно, не более чем революционной фразой.
Новоявленные политические партии, активированные Манифестом 1905 г. (кадеты, октябристы, монархисты, прогрессисты, трудовики и др.), настолько увлеклись своими идеологическими интригами и спорами, что, похоже, не замечали, а чем же «дышат» их оппоненты. Во всяком случае, деятельность РСДРП (б) и Ленина в эмиграции вряд ли кто изучал, тем более с 1914 г., когда все внимание было сосредоточено на военных проблемах, на победных ожиданиях, включая Босфор (пора, наконец!). На этом фоне, в частности, ленинское пожелание поражения в войне своей же стране ради победы пролетариата во всем мире, не стало заметным событием. И лишь очень немногие государственные деятели России высказывали в этой связи тревогу.
Так, член Госсовета, бывший глава МВД П.Н. Дурново в феврале 1914 г. направил записку императору, в которой предостерегал от вхождения России в надвигавшуюся европейскую войну и возможных в этой связи трагических революционных последствий, ибо «всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое. За нашей оппозицией нет никого, у нее нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и
интеллигентом. Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных. Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землею, рабочий - о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта . социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения . И стоит только широко кинуть эти лозунги в население . Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации . Россия будет ввергнута в беспросветную анархию» [20, с. 196, 197, 198]. При этом он предлагал жесткие запретительные меры в отношении политических оппонентов, акцентировал внимание на том, что российские солдаты - это выходцы из рабоче-крестьянской среды, и неизвестно против кого повернет эта вооруженная масса в условиях революционных потрясений.
Как известно, высшая власть в России - вначале в лице императора, а после его отречения - в лице представителей Временного правительства, революционный потенциал и историческое значение большевизма недооценили. Очевидно, что поначалу не особенно обеспокоились радикализмом большевиков также их «соседи» по революционному лагерю - меньшевики с эсерами, сумевшие в середине 1917 г. взять большинство в Советах и отказавшиеся от коалиции с большевиками в будущем правительстве. Две фактические власти в стране в 1917 г. - Временное правительство и Советы («двоевластие») - похоже, исключили марксистов-ленинцев из российской политической жизни как вполне серьезных соперников. И вновь: где же был аналитический потенциал ведущих политических структур, ученых того времени? Получается, что, вслед за императорской правящей элитой, они не смогли рассмотреть в большевизме, в диктатуре пролетариата (в союзе с беднейшим крестьянством) будущего России.
Так было практически до осени 1917 г., пока большевики явочным порядком не объявили 25 октября 1917 г. о революционном переходе к ним всей власти в стране. Но даже когда в России установилась не лозунговая, а самая что ни на есть реальная диктатура пролетариата, даже когда большевики распустили Учредительное собрание, и даже когда началась полномасштабная Гражданская война, «мыслящая Россия» в лице основной массы своих теоретиков все так же не верила в победу социалистической пролетарской революции. А уж то, что Россия уверенно начнет и в течение нескольких десятилетий будет впервые в мировой истории развиваться как государство-идея (по марксистско-ленинским лекалам), а затем добьется создания «мировой системы социализма» и вовсе, кажется, не предполагал никто. - Тем не менее, это случилось.
В литературе высказываются разные точки зрения по поводу феноменального политического успеха большевиков во главе с Лениным, сумевших сделать реальностью диктатуру пролетариата. Как правило, наиболее часто исследователи называют следующие причины такого развития событий: консервативность самодержавия, несостоятельность Временного правительства, сила Ленина как теоретика и политика-организатора (его соратников - Троцкого и др.), понятные рабочим и крестьянам лозунги, умелая агитационно-пропагандистская работа, разрозненность антибольшевистских сил и др. [21, 22, 23, 24]. В данной статье мы не ставим перед собой цель включаться в дискуссии по этому поводу. Отметим лишь, что указанные и иные факторы, безусловно, имели определенное влияние, а взятые в совокупности они создали ситуацию политико-государственного хаоса (конец 1917 - начало 1918 гг.), когда требовалась необыкновенные убежденность в своей правоте, решительность и решимость навести, наконец, порядок в стране, дать большинству населения конкретные и ясные ответы по власти, земле, войне и миру, собственности, национально-государственным отношениям и пр.
О «сильной руке» тогда вообще говорили многие. Даже «главный демократ» России - лидер кадетов П.Н. Милюков настаивал на том, что «спасти Россию от анархии может только военная диктатура». Но ни кадеты, ни тем более генерал Л. Корнилов, вознамерившийся было стать «спасителем» России, не отличались указанными качествами и не получили общественной поддержки, прежде всего среди рабочих, крестьян и солдат, которых общий революционный подъем превратил в подлинного демиурга, поднятого на высоту решающей судьбу страны общественной силы. В конечном счете, симпатии политически наиболее активных сил общества оказались на стороне большевиков.
Итак, эволюцию российской государственности в 1917 г. определили, с одной стороны, сходившее с исторической сцены самодержавие, а с другой - шедшая ему на смену «диктатура пролетариата» (с «пробелом» в лице нерешительного и безликого Временного правительства). Два
феномена, две политические и идеологические противоположности, странным образом сочетавшиеся в одной стране, при одном и том же народе.
Российское самодержавие, как последний оплот былого европейского абсолютизма, непостижимым образом сохранявшееся и цеплявшееся за власть до 1917 г. «Диктатура пролетариата», как большевистская концепция, никем всерьез не воспринимавшаяся, но в одночасье реализованная, ставшая реальной властью в стране, определившая идеологический и практический базис дальнейшего развития государства в лице РСФСР-СССР. Такие парадоксы невозможны без присутствия общих черт этих, казалось бы, абсолютно несовместимых противоположностей. Таковыми мы полагаем громаднейшие территориальные пространства и необыкновенное разнообразие проживающих в России народов. Управление государством с такими характеристиками, безусловно, возможно только на основе мощного центра - через последовательный централизм - будь то самодержавие или диктатура пролетариата, или... Последующее развитие большевистской революции [25] убедительно подтвердило, что, при всем своем разнообразии, отдельные народы России, при наличии неодинакового экономического и культурного уровня, не могут более или менее полноценно, в рамках общегосударственных критериев, развиваться без наличия мощного центра, способного решать масштабные задачи развития. В то же время, для «центра» отмеченное «разнообразие» народов создавало необходимые условия актуализации задач обеспечения общего порядка, поскольку потенциальный единый всплеск недовольства, угрожающий государственности, балансируется различными менталитетами (гражданской активностью) этих народов.
Наряду с этим, следует особо подчеркнуть, что и до, и после 1917 г. российское государство, как таковое, представляло и по-прежнему представляет собой абсолютную ценность. Его целостность, в известной степени, оказалась безусловным приоритетом и для большевиков, сумевших воссоздать его на новой политической основе. Когда, под давлением эпохи общеевропейской модернизации и ввиду неспособности высшей власти имперской России адекватно воспринимать тектонические цивилизационные сдвиги, централизм самодержавия ослаб, империя тут же распалась. Но большевикам удалось реанимировать централизованное государство - теперь уже на основе фундаментальной идеи строительства нового социалистического общества под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! » (сохранялся до последнего дня существования советского государства). Именно благодаря этому СССР во многом и достиг немалых успехов в социально-экономическом развитии. Но, когда коммунистическая идеология, не выдержав испытания временем, стала вырождаться, когда ослабший в этой связи в конце 1980-х гг. советский централизм оказался ослабленным, а «центр» максимально дискредитировал себя - СССР тут же распался.
Современная Россия решениями высшей власти демонстрирует приверженность идее сохранения и укрепления основ государственности, о чем, в первую очередь, свидетельствует тенденция все к большей централизации государственного управления. В частности, эта тенденция находит свое отражение в упомянутых выше конституционных поправках. Однако при этом, к сожалению, сегодня нет должной ясности в том, какие идеологические ценности должны обеспечивать целостность государства, какие приоритеты являются для российского общества основными, незыблемыми, по-настоящему объединяющими. Принципиальный вопрос состоит в том, что эти ценности не могут быть отвлеченными, абстрактными. Они должны основываться на реальных интересах и потребностях общества. В этой связи, по существу, вопрос о том, что должно последовать за самодержавием и диктатурой пролетариата остается открытым уже три десятилетия. Соответственно, остается сомнительной способность нынешних политических структур не повторить грубых ошибок своих имперских и советских предшественников.
Литература и источники
1. Почти 200 депутатов из 26 российских регионов подписали открытое письмо против "узурпационных" поправок в Конституцию // https://www.newsru.com/russia/03jun2020/uzurp.html (дата обращения: 15.06.2020 г.).
2. Явлинский Г. Путинские поправки и «обнуление» - вне закона // https://www.yavlinsky.ru/article/vne-zakona/ (дата обращения: 15.06. 2020 г.).
3. Основные государственные законы // Свод законов Российской империи. Т.1. - СПб.: Типогр. Второго Отделения СЕИВК, 1857. - С. 1-56.
4. Дунаева И.В. Власть, политика, право // Проблемы экономики и юридической практики. - 2008. - № 1. - С. 192-193.
5. МещеряковА.Н. Реформы периода Мэйдзи: человеческое измерение // Ежегодник Япония. - 2018. - № 47. - С. 350-366.
6. Бархатов В.И., Плетнев Д.А., Арбачаускас В.О. Природа и эволюция российского капитализма // Вестник Челябинского государственного университета. - 2017. - №2(398). Серия: «Экономические науки». - Вып. 56. - С.5-18.
7. Бузгалин А.В., КолгановА.И. Глобальный капитал 2014. В 2 т. Т.1: Методология: по ту сторону позитивизма, постмодернизма и экономического империализма (Маркс re-loaded). - М.: Ленанд, 2015. - 640 с.
8. Скворцов С.С. Профсоюзы как институт социальной интеграции рабочего класса (на материалах становления профсоюзного движения России) // Вестник Адыгейского гос. ун-та. Серия: «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология». - 2009. - Вып.2. - С. 71-80.
9. Турицын И.В. Власть, общество и терроризм: размышления о российской исторической традиции // Современная научная мысль. - 2014. - №1. - С.6-35.
10. ШиповД.Н. Воспоминания и думы о пережитом. - М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1918. - 592с.
11. Записка Витте от 9 октября 1905 г. // Красный Архив. - 1925. - Т. 11-12. - С. 51-б1.
12. Свод законов Российской империи. Ч.1. Т. 1-4. - СПб.: Тов-во А.А. Левенсона, 1910. - 1280 с.
13. Медушевский А.Н. Конституционная монархия в России // Вопросы истории. - 1994. - № 8. - С. 30-4б.
14. Зубов А.Б. Почему не воплотились «бессмысленные мечтания» (Манифест 17 октября 1905 г.) // Россия и современный мир. - 200б. - № 1(50). - С. 92-113.
15. Трубецкой E.H. О Христианском отношении к современным событиям // Новый мир. - 1990. - № 7. - С. 220-223.
16. Конституция (Основной Закон) Российской Социалистической Федеративной Советской Республики (принята V Всероссийским съездом Советов 10.07.1918) // СУ РСФСР. 1918. № 51. Ст. 582.
17. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. В 30 т. Т.4. - М.: Госполитиздат, 1955. - 630 с.
18. Левин В. «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса в России 50-80-х годов XIX века // Вопросы истории.
- 1948. - № 2. - С. 100-108.
19. Второй съезд РСДРП. Июль-август 1903 г.: протоколы/ Подг. к печати: Г.Н. Шаншиев. - М.: Госполитиздат, 1959. -850 с.
20. Дурново П.Н. Записка Дурново со вступительной статьей М. Павловича // Красная новь. - 1922. - № 6 (10). - С. 178-199.
21. Никонов В.А. Октябрь 1917: почему большевики смогли завоевать власть? // Государственное управление. Электронный вестник / http://e-journal.spa.msu.ru/vestnik/vipusk/64_2017.htm. 2017. Вып. 64 (октябрь). С.7-33.
22. Шульц Э.Э. «Классовый подход» и «пролетарский характер» революции 1917 г. в России // Вестник Российского ун-та Дружбы народов. - 2014. - №3. - С.47-б1.
23. Дементьев Б.П. Почему большевики пришли к власти и были ли они демократической партией? // Вестник Пермского унта. Серия: «История». - 2001. - Вып. 1. - С. 118-127.
24. Будник Г.А. Новые подходы к изучению революции 1917 г. в России // Вестник Ивановского государственного университета. - 2008. - №1. - С.1-б.
25. Турицын И.В. Великая Российская революция 1905-1927 гг.: от исторических клише - к новому пониманию феномена // Современная научная мысль. - 2017. - №6. - С.30-39.
References and Sources
1. Pochti 200 deputatov iz 26 rossijskih regionov podpisali otkrytoe pis'mo protiv "uzurpacionnyh" popravok v Konstituciyu // https://www.newsru.com/russia/03jun2020/uzurp.html (data obrashcheniya: 15.06.2020 g.).
2. Yavlinskij G. Putinskie popravki i «obnulenie» - vne zakona // https://www.yavlinsky.ru/article/vne-zakona/ (data obrashcheniya: 15.06. 2020 g.).
3. Osnovnye gosudarstvennye zakony // Svod zakonov Rossijskoj imperii. T.1. - SPb.: Tipogr. Vtorogo Otdeleniya SEIVK, 1857. - S. 1-56.
4. Dunaeva I.V. Vlast', politika, pravo // Problemy ekonomiki i yuridicheskoj praktiki. - 2008. - № 1. - S. 192-193.
5. Meshcheryakov A.N. Reformy perioda Mejdzi: chelovecheskoe izmerenie // Ezhegodnik YAponiya. - 2018. - № 47. - S. 350-3бб.
6. Barhatov V.I., Pletnev D.A., Arbachauskas V.O. Priroda i evolyuciya rossijskogo kapitalizma // Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. - 2017. - №2(398). Seriya: «Ekonomicheskie nauki». - Vyp. 56. - S.5-18.
7. Buzgalin A.V., Kolganov A.I. Global'nyj kapital 2014. V 2 t. T.1: Metodologiya: po tu storonu pozitivizma, postmodernizma i ekonomicheskogo imperializma (Marks re-loaded). - M.: Lenand, 2015. - б40 s.
8. Skvorcov S.S. Profsoyuzy kak institut social'noj integracii rabochego klassa (na materialah stanovleniya profsoyuznogo dvizheniya Rossii) // Vestnik Adygejskogo gos. un-ta. Seriya: «Regionovedenie: filosofiya, istoriya, sociologiya, yurisprudenciya, politologiya, kul'turologiya». - 2009. - Vyp.2. - S. 71-80.
9. Turicyn I.V. Vlast' obshchestvo i terrorizm: razmyshleniya o rossijskoj istoricheskoj tradicii// Sovremennaya nauchnaya mysl'. -2014. - №1. -S.6-35.
10. Shipov D.N. Vospominaniya i dumy o perezhitom. - M.: Izd. M. i S. Sabashnikovyh, 1918. - 592s.
11. Zapiska Vitte ot 9 oktyabrya 1905 g. // Krasnyj Arhiv. - 1925. - T. 11-12. - S. 51-61.
12. Svod zakonov Rossijskoj imperii. Ch.1. T. 1-4. - SPb.: Tov-vo A.A. Levensona, 1910. - 1280 s.
13. Medushevskij A.N. Konstitucionnaya monarhiya v Rossii // Voprosy istorii. - 1994. - № 8. - S. 30-46.
14. Zubov A.B. Pochemu ne voplotilis' «bessmyslennye mechtaniya» (Manifest 17 oktyabrya 1905 g.) // Rossiya i sovremennyj mir. - 2006. - № 1(50).
- S. 92-113.
15. Trubeckoj E.H. O Hristianskom otnoshenii k sovremennym sobytiyam // Novyj mir. - 1990. - № 7. - S. 220-223.
16. Konstituciya (Osnovnoj Zakon) Rossijskoj Socialisticheskoj Federativnoj Sovetskoj Respubliki (prinyata V Vserossijskim s"ezdom Sovetov 10.07.1918) // SU RSFSR. 1918. № 51. St. 582.
17. Marks K., Engel's F. Sochineniya. V 30 t. T.4. - M.: Gospolitizdat, 1955. - 630 s.
18. Levin V. «Manifest Kommunisticheskoj partii» Marksa i Engel'sa v Rossii 50-80-h godov XIX veka // Voprosy istorii. - 1948. - № 2. - S. 100-108.
19. Vtoroj s"ezd RSDRP. Iyul'-avgust 1903 g.: protokoly / Podg. k pechati: G.N. Shanshiev. - M.: Gospolitizdat, 1959. - 850 s.
20. Durnovo P.N. Zapiska Durnovo so vstupitel'noj stat'ej M. Pavlovicha // Krasnaya nov'. - 1922. - № 6 (10). - S. 178-199.
21. Nikonov V.A. Oktyabr' 1917: pochemu bol'sheviki smogli zavoevat' vlast'? // Gosudarstvennoe upravlenie. Elektronnyj vestnik / http://e-journal.spa.msu.ru/vestnik/vipusk/64_2017.htm. 2017. Vyp. 64 (oktyabr'). S.7-33.
22. Shul'c E.E. «Klassovyj podhod» i «proletarskij harakter» revolyucii 1917 g. v Rossii // Vestnik Rossijskogo un-ta Druzhby narodov. - 2014. - №3.
- S.47-61.
23. Dement'ev B.P. Pochemu bol'sheviki prishli k vlasti i byli li oni demokraticheskoj partiej? // Vestnik Permskogo un-ta. Seriya: «Istoriya». - 2001. -Vyp. 1. - S. 118-127.
24. Budnik G.A. Novye podhody k izucheniyu revolyucii 1917 g. v Rossii // Vestnik Ivanovskogo gosudarstvennogo universiteta. - 2008. - №1. - S.1-б.
25. Turicyn I.V. Velikaya Rossijskaya revolyuciya 1905-1927 gg.: ot istoricheskih klishe - k novomu ponimaniyu fenomena // Sovremennaya nauchnaya mysl'. - 2017. - №6. - S.30-39.
ЯБЛОЧКИНА ИРИНА ВАЛЕРЬЕВНА - доктор исторических наук, профессор, Российский экономический университет имени Г.В. Плеханова.
УПОРОВ ИВАН ВЛАДИМИРОВИЧ - доктор исторических наук, кандидат юридических наук, профессор, кафедра конституционного и административного права Краснодарского университета МВД России (kiap_krdu@mvd.ru).
YABLOCHKINA, IRINA V. - Doctor of History, Professor, Plekhanov Russian University of Economics (info@helri.com). UPOROV, IVAN V. - Doctor of History, Ph.D. in Law, Professor, Department of Constitutional and Administrative Law of Krasnodar University of MIA of Russia.
УДК 94(47).084.3:303.446.4
МАРМАЗОВА Т.И.
ХАРАКТЕРИСТИКА ОСНОВНЫХ ЭТАПОВ МАХНОВСКОГО ДВИЖЕНИЯ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1920-Х ГОДОВ
Ключевые слова: махновское движение, Н. Махно, повстанческое движение, Гражданская война, историография, крестьянское движение, историческая литература, мемуарная литература, Советская власть, махновщина, крестьянство, анархизм, анархо-махновщина.
В статье, на основе исторической литературы 1920-х годов, раскрыта степень научного исследования повстанческого движения под предводительством Н. Махно, осуществлен историографический анализ периодизации махновского движения и его роль в повстанческом крестьянском движении периода Гражданской войны. Особое внимание уделено освещению исследователями периода 1920-х годов темы участия махновских формирований в совместной с большевиками Крымской операции и разгроме армии П. Врангеля. Показано, что историография 1920-х годов была представлена исследованиями, содержащими противоречивые и зачастую диаметрально противоположные оценки исторического значение повстанческого движения под предводительством Н. Махно. В значительной части работ оно характеризуется, как бандитизм, мелкобуржуазная анархическая стихия. При этом советские историки 1920-х годов признавали положительный вклад махновского движения в дело защиты интересов крестьян лишь на определенных его этапах - во время борьбы против немецко-австрийских оккупантов и деникинцев.
MARMAZOVA, T.I
CHARACTERISTIC OF THE MAIN STAGES OF THE MAKHNOVIST MOVEMENT IN THE HISTORICAL LITERATURE OF THE 1920S
Keywords: The Makhnovist movement, N. Makhno, insurrectionary movement, Civil War, historiography, peasant movement, historical literature, memoir literature, Soviet power, Makhnovism, peasantry, anarchism, anarcho-Makhnovism.
In the article, based on historical literature of the 1920s, reveals the degree of scientific research of the insurrectionary movement led by N. Makhno, considers in detail the historiographic analysis of the periodization of the Makhnovist movement and its role in the insurrectionary peasant movement during the Civil War. Special attention is paid to the coverage by researchers of the 1920s of the participation of the Makhnovist forces jointly with the Bolsheviks in the Crimean operation and in the debellation of P. Wrangel's army. It is shown that the historiography of the 1920s was represented by studies containing conflicting and often diametrically opposed assessments of the historical significance of the rebel movement led by N. Makhno. In a large part of the work, it is characterized as banditry, the petty-bourgeois anarchist element. At the same time, Soviet historians of the 1920s recognized the positive contribution of the Makhnovist movement to protecting the interests of peasants only at certain stages — during the struggle against the German-Austrian invaders and Denikinists.
Повстанческое движение во главе с Нестором Ивановичем Махно отличалось не только своим значительным размахом, но и глубокой противоречивостью. Будучи важным военно-политическим фактором общественно-политической жизни на протяжении всех трех лет гражданской войны 1918-1920 гг., оно пережило периоды подъема и спада, динамичного расширения, а потом и сужения сферы социального влияния. Не случайно, изменчивость политической ориентации, движущих сил и, в определенной степени, содержания и направленности движения, уже в 1920-е годы побудила исследователей дифференцировать его на этапы и на этой основе охарактеризовать его содержание и историческое значение. Целью данной статьи является анализ исторической литературы 1920-х годов, посвященной рассмотрению вопросов периодизации махновского движения и его роли в повстанческом крестьянском движении периода Гражданской войны.
Своеобразными первыми историками махновского движения стали уже современники -участники событий, прежде всего, вожди Российской коммунистической партии (большевиков) -РКП(б). Так, отдавая должное влиянию повстанцев на общую расстановку «классовых сил» в условиях войны, В.И. Ленин акцентировал внимание на закономерностях превращения Украины в один из самых мощных центров войны крестьян против Советской власти [1, с.186]. В этой связи он ставил Н. Махно в один ряд с Юденичем, Колчаком и Петлюрой, каждый из которых, по выражению вождя пролетариата, отражал «разнообразие форм и окрасок контрреволюции в разных местах России» [2, с. 428]. Вслед за В. Лениным исключительно с классовых позиций оценивал махновское движение Л.Д. Троцкий, в понимании которого оно представляло собой «ужасное колебание мелкого буржуа» [3, с. 224].
