CC BY
152
И з истории российского освободительного движения
YAK 94(47).082 ББК 63.3(2)51
O.A. МИЛЕВСКИИ
O.A. MILEVSKY
СЛ. ПЕРОВСКАЯ: СТАНОВЛЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОНЕРКИ (ОПЫТ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ПОРТРЕТА)
S.L. PEROVSKAYA: FORMATION OF THE REVOLUTIONARY (EXPERIENCE OF A PSYCHOLOGICAL PORTRAIT)
В статье на основе использования методологических подходов американского психоисторика Э. Эриксона рассматривается формирование революционного мировоззрения С.Л. Перовской.
The article deals with a psychological portrait of S.L. Perovskaya based on methodological approaches of E. Eriksson, an American psychohistorian. The author dwells upon the formation of S.L. Perovskaya revolutionary outlook.
Ключевые слова: Революционное движение, народничество, «Народная воля», терроризм, «хождение в народ», Э. Эриксон, психоистория.
Key words: Revolutionary movement, populism, «National will», terrorism, «circulation in people», E. Eriksson, psychohistory.
История изучения революционной организации «Народная воля» изобилует удивительными коллизиями и во многом показательна для развития отечественной исторической науки советского и постсоветского периода. Трудно не согласиться со словами Н.А.Троицкого, написавшего, что «судьба «Народной воли» трагична вдвойне: сначала она как субъект истории прошла сквозь шквал репрессий со стороны царизма, а потом уже как исторический объект - сквозь тернии предвзятых оценок со стороны историков, вплоть до сегодняшних» [22, с. 268]. Различными историческими мифами окружены и сами народовольцы. Причём в зависимости от политической ситуации в России эти легенды и мифы приобретали совершенно различную трактовку от преклонения перед героизмом и самопожертвованием народовольцев до проклятий в их адрес.
Не осталась в стороне и С.Л. Перовская - первая женщина в России, публично казнённая за политические преступления. Её жертвеннический образ, как ни один другой, привлекал к себе внимание деятелей искусства и культуры на протяжении жизни нескольких поколений.
Так, есть свидетельства, что знаменитое стихотворение в прозе И.С. Тургенева «Порог» было написано как отклик на казнь С. Перовской [19, с. 15]. В августе 1882 г. поэт К. Фофанов написал стихотворение «Погребена, оплакана, забыта» памяти С. Перовской [20, с. 91], а Л.Н. Толстой воспринимал Софью Перовскую, как «идейную Жанну д' Арк» [19, с. 286]. Она стала героиней одной из лучших поэм А. Блока «Возмездие» [3, с. 200-201].
В настоящее время можно считать полностью доказанной и версию о том, что выдающийся русский художник В. И. Суриков начал писать свою знаменитую картину «Боярыня Морозова» под впечатлением казни С. Перовской, а точнее говоря - под впечатлением провоза первомартовцев к месту казни [21, с. 38].
Согласитесь, немного женщин за всю тысячелетнюю историю России удостаивались такого внимания выдающихся деятелей отечественной культуры. Поэтому-то и представляется чрезвычайно важным посмотреть на главную участницу «дела 1 марта» объективно и непредвзято, опираясь на использование современной исторической методологии, в том числе и концепции американского психоисторика Э. Эриксона. В своей работе «Молодой Лютер» Э. Эриксон исследовал биографию молодого М. Лютера используя метод психоанализа, но не в традиционном фрейдистском понимании, а с опорой на социально-исторический анализ.
В данной статье основное внимание фокусируется на анализе причин и обстоятельств, способствовавших формированию революционного мировоззрения С. Перовской. Прибегая к опыту Э. Эриксона, автор исходит из некоторой тождественности поведенческих мотивов героя книги Э. Эриксона -М. Лютера и С. Перовской. Естественно эти люди родились и творили историю в совершенно разные эпохи, но их объединял особый дар - дар высокого социального служения, заключающийся стремлении преобразовать мир на новых основаниях.
Поэтому, как нельзя лучше лейтмотив статьи выражают слова Э. Эрик-сона: «...мы дополним формулировку историческим анализом, который покажет как в период между наступлением половой зрелости и взрослым состоянием силы традиции сливаются с новыми внутренними силами, чтобы создать нечто совершенно новое: новую личность; вместе с новой личностью -новое поколение, а вместе с последним - новую эпоху» [22, с. 44]. М. Лютер, С. Перовская и им подобные - это активные участники исторического процесса, подлинные творцы истории и тем они всегда будут интересны исследователям.
Софья Львовна Перовская родилась 1 сентября 1853 г. в Санкт-Петербурге в аристократической дворянской семье. Она по прямой линии праправнучка Кирилла Григорьевича Разумовского. Дед С. Перовской Николай Иванович (будущий губернатор Крыма) был внебрачным сыном Алексея Кирилловича Разумовского и получил фамилию Перовский по названию имения Перово. Отсюда, по-видимому, и появилась одна из устойчивых легенд о С. Перовской (периода «чайковцев»), как «о барышне, которая ещё недавно блистала в аристократических петербургских салонах» [8, с. 283]. На самом же деле, несмотря на принадлежность к знаменитой фамилии, семья Перовских не имела серьёзных финансовых средств.
Отец Софьи - Лев Николаевич действительно первоначально делал неплохую карьеру. Он занимал в разное время пост вице-губернатора в Псковской и Таврической губерниях. С июля 1861 по декабрь 1864 г. он - вице-губернатор, а с января 1865 г. назначен губернатором Санкт-Петербурга, но уволен с должности 22 июля 1866 г. в связи с выстрелом Д. Каракозова в Александра II. В дальнейшем Л.Н. Перовский служил по министерству внутренних дел.
Весьма удивительным для его круга был брак Льва Николаевича с Варварой Степановной Веселовской, происходившей из семьи небогатых провинциальных помещиков. В дальнейшем этот брачный мезальянс наложил серьёзный отпечаток на жизнь семьи Перовских и не мог не отразиться на детях.
В свою очередь это породило вторую устойчивую легенду об отце- деспоте, тиранившим жену и детей, например, «заставлявшим малолетнего сына бить свою мать» [2, с. 9] и С. Перовской, как о жертве домашнего насилия. По версии ряда авторов, Л.Н. Перовский особенно не любил младшую дочь Соню [2, с. 8-9; 17, с. 406]. Это утверждение не подтверждается братом С. Перовской Василием Львовичем, оставившим воспоминания, в которых отметаются все эти крайности. В них В. Перовский отмечает, что «отец относился совсем неплохо ко всем нам в годы нашего детства» [12, с. 15].
Другое дело, что Л.Н. Перовский действительно был человек своего времени - типичный сановник-аристократ, эгоист и сибарит. Он тяготился
незнатным происхождением супруги, а главное её неумением, да и нежеланием соответствовать требованиям столичного света. Особенно это стало проявляться в бытность Л.Н. Перовского столичным губернатором. Часто вспыхивавшие домашние сцены глубоко ранили психику детей и особенно маленькой Софьи, боготворившей свою мать. Привязанность к ней Софья сохранила на всю жизнь. О чем свидетельствуют строки её последнего предсмертного письма: «В своей глубокой привязанности к тебе я не стану уверять, так как ты знаешь, что с самого детства ты была всегда моей самою постоянною и высокою любовью. Беспокойство о тебе было для меня всегда самым большим горем» [7, с. 43]. Естественно неприкрытая грубость отца по отношению к матери не могла не породить резкого охлаждения между ним и младшей дочерью.
«Все мы «родом из детства», и естественно, что формирование характера С. Перовской проходило именно в детские годы. Здесь представляется вполне уместным обратиться к концепции Э. Эриксона о «кризисе идентичности»1. Э. Эриксон вводит понятие «кризиса идентичности» для объяснения жизненного цикла стадий жизни, которые проходит личность в процессе её социализации. Всего он выделяет 8 стадий от младенчества до старости [10, с. 176]. Однако, по его мнению важнейшую роль играют «кризисы идентичности», выпадающие на годы детства и юности. Естественно, что в этот момент времени роль семьи, взаимоотношения отца и матери, их личное воздействие на ребёнка имеют первостепенное значение [23, с. 454-463].
По-видимому, именно из детских переживаний, как реакция на неприятие отца - очень недоверчивое отношение С. Перовской к мужчинам в дальнейшем. Хорошо знавшие её по народовольческому подполью товарищи в воспоминаниях о ней подчёркивали, что «она была большая «женская патриотка» и всегда утверждала, что мужчины в сущности ниже женщин. Серьёзное уважение она чувствовала к очень немногим» [5, с. 124]. «Чайков-цы» вспоминали, что самой презрительной оценкой мужчины у С. Перовской было слово «бабник» [8, с. 284]. Только в последний год своей жизни она нашла настоящую любовь в лице А. Желябова. Он оказался «человеком по плечу Соне».
Не слишком здоровая обстановка в семье сделала Софью весьма скрытной и сдержанной в проявлении своих чувств к окружающим. Обратим внимание и на важную примету того времени - С. Перовская росла в фактически безрелигиозной семье. Отец и мать не докучали детям вопросами веры, да и сами не часто посещали церковь [5, с. 116]. Это, несомненно, важный факт, который нам поможет лучше понять мотивы дальнейших поступков Софьи.
Не будем забывать того обстоятельства, что сами «великие реформы» Александра II, породившие у общества надежды на обновление российских политических институтов и невиданный доселе всплеск либерализма, подтачивали фундамент традиционной российской идентичности, заключенной в уваровскую формулу «православия, самодержавия, народности».
В такой ситуации переход семьи Перовских к пассивной православной религиозности был обычным веянием времени. Однако подобное манкирование религиозными обязанностями порождало определённый духовный и идеологический вакуум у детей Перовских, который в период смены исторических эпох, а следовательно, и определённой трансформации традиционной российской идентичности требовал нового наполнения.
С. Перовская получила домашнее образование. Первоначально было решено, видимо под давлением отца, не отдавать её в гимназию и дать ей образование, подобающее девицам из аристократических семей. Карьерная же катастрофа Л.Н. Перовского в 1866 г. в одночасье лишила семью имевшегося ранее достатка, к тому же обнаружились и серьёзные долги. Поэтому в дальнейшем ни о каком систематическом образовании Софьи и речи не было. По-
1 Идентичность - это социализированная часть нашего «Я».
сле событий 1866 г. мать с детьми в 1867 г. перебирается в Крым, в имение Кильбурун, а отец остаётся в столице.
Думается это обстоятельство сыграло немаловажную роль в дальнейшей судьбе С. Перовской. Вообще, оценивая формирование её мировоззрения, следует обратить внимание на то, что и в петербургский период она и её братья благодаря матери жили весьма просто. На лето в целях экономии не нанимались дорогие дачи, а ездили либо в Псков к знакомым Варвары Степановны, либо в доставшееся отцу по наследству крымское имение. Там подолгу находились одни без отца, он бывал лишь наездами, а это ещё больше отдаляло детей от отцовского влияния. На летних выездах дети были предоставлены сами себе и развлекались отнюдь не по-барски, обходясь без бонн и гувернеров. Этот подчёркнутый провинциализм весьма показателен для понимания формирования поведенческих установок юной девушки.
Получается, что фактически С. Перовская в детстве испытывала влияние двух культур. Одна - это культура аристократических салонов, носителем и пропагандистом которой выступал отец. Вторая - это культурная среда провинциального дворянства, даже более близкая к разночинной культуре, на которую ориентировалась мать, и в ней вообще не было присутствия отца. Как уже указывалось выше, он никогда надолго не присоединялся к семье летом в провинции.
В подобной дихотомии проходило детство С. Перовской, а так как авторитет отца в её глазах был невелик, в отличие, от материнского то в период взросления «прелесть салонной жизни» её практически не коснулась, более того она её категорически не принимала, о чем вспоминал впоследствии и её брат [12, с. 30]. Таким образом, уже в пубертатном возрасте зерна негативизма в отношении праздной «салонно-аристократической жизни», с которой ассоциировалась личность отца, глубоко засели в подсознании С. Перовской.
Крымский период С. Перовской с весны 1867 по 1869 гг. - это своего рода водораздел, ставший начальным этапом формирования её радикального мировоззрения. Не будем забывать, что ей было около 14 лет, а это время, совпадающее с началом самого серьёзного «кризиса индентичности», когда в жизни подростка, а тем более девушки происходят «важные биологические, психологические и социальные перемены и он начинает поиск своего призвания» [10,с. 176].
Конечно выработка нового «социального самочувствия»1 [11, с. 317] была пока стихийной и скорее эмоционально-интуитивной, никак идейным образом неоформленной. В имении имелась отличная библиотека, состоящая не только из французских романов, но и серьёзной литературы, и С. Перовская приохотилась к чтению.
Здесь необходимо обратить внимание на ещё одно обстоятельство -старший брат Софьи Василий поступает в 1868 г. в Санкт-Петербургский университет и окунается в студенческую жизнь, пропитанную тогда оппозиционными противоправительственными настроениями. Представляется, что после самоустранения отца от воспитания детей и разлада между ним и Софьей из- за матери фигура отца, как нравственного авторитета и наставника в какой- то мере замещается для неё личностью брата Василия, который, как уже указывалось выше, и являлся носителем «передовых идей», иначе говоря, той самой другой идентичности, характерной для расколотого тогда российского социума.
Таким образом, благодаря брату Софья получает доступ к сочинениям Писарева, Добролюбова, Сеченова, Молешотта, Бюхнера и др., которые до-
1 Под термином «социальное самочувствие» литературовед Д.Н. Овсянико-Куликовский понимал те личные переживания, из которых образовывались впоследствии общественные, научные и литературные стремления и откуда появлялись элементы политического образа мыслей.
ставлялись Василием из столицы. Естественно, что для девушки знакомство с этими авторами было открытием дороги в иной мир. Здесь уместно упомянуть о том, что, зачастую описывая, те или иные события историки обращают внимание главным образом на так называемых «единожды-рождённых». Этот термин используется психологами и психоисториками для характеристики тех, кто довольно безболезненно приспосабливается и даёт себя приспособить к идеологии своей эпохи [23, с. 80], но здесь психолог У. Джеймс предлагает отличать «единожды-рождённых» от так называемых «Больных душ» и «раздвоенных Я», стремящихся ко второму рождению, к «кризису роста» [23, с. 80-81], а фактически именно эти индивиды и делают историю, к таковым следует отнести и Софью Перовскую.
Авторы, которых теперь читает Софья, отвечают на вопросы, которые так болезненно волнуют молодёжь, переживающую «втрое рождение». В числе этих проблем остро поставлен и женский вопрос. Если в старой патриархальной российской идентичности женщине отводилась в основном пассивная роль в общественной жизни, то теперь певцы женской эмансипации заговорили об активном участии представительниц «слабого пола» в разрешении наболевших социальных вопросов. В частности, остро стоит вопрос о допуске женщин к получению высшего образования. Это требование времени нашло весьма сочувственную поддержку не только в либеральном спектре российского социума, но и среди почтенных, благонамеренных семейств.
Показательно, что наболевшие вопросы российской действительности волновали и старшее поколение. Так, в изучении работ «передовых» мыслителей вместе с детьми принимала участие и мать Софьи. Работы Д. Писарева оказали мощнейшее воздействие на мировоззренческие установки С. Перовской. Под влиянием его статей она решила обратиться «в мыслящую реалистку», для чего хотела продолжить образование и серьёзно занялась математикой [6, с. 59], к которой, как оказалось, имела хорошие способности. Для продолжения образования детей и воссоединения семьи решено было вернуться в столицу.
Отъезд в Санкт-Петербург осенью 1869 г. открывает второй этап формирования революционного мировоззрения С. Перовской. В пути она знакомится с сёстрами Кузнецовыми и Анной Вильберг, исповедующими те же писаревские взгляды. Знакомство с последней было особенно важным для идейного формирования С. Перовской.
А. Вильберг была на 8 лет старше С. Перовской, имела более ясные и устоявшиеся жизненные цели и как результат - совместное решение о поступлении на Аларчинские женские курсы. Первоначально отец никак не мешал С. Перовской заниматься получением образования. Однако её окружение, состоящее из сестёр А., Л. и В. Корниловых, А. Вильберг, С. Лешерн фон-Герцфельд, их наряды, показной нигилизм вскоре начинают его откровенно раздражать, и он пытается помешать общению дочери с ними, а это фактически стало началом разрыва С. Перовской с семьёй.
Представляется, что можно с большой степенью вероятности определить время, когда С. Перовская принимает окончательное решение отдать свою жизнь общественному служению. Это происходит летом 1870 г. Воспользовавшись отъездом отца на воды в Европу, С. Перовская все лето проводит вместе с подругами на даче в Лесном. Совместное времяпрепровождение, занятие научной работой, серьёзные разговоры на социальные темы - все это сблизило девушек и ещё больше укрепило их желание отдать все силы для достижения общественного блага. Выработке такой позиции, несомненно, способствовало и появление в 1869 г. «Исторических писем» П.Л. Лаврова с его призывом к уплате интеллигенцией нравственного долга народу.
Фактически в семью возвращается уже другая С. Перовская, окрепшая духовно, сильная дружеской поддержкой. Стоит отметить, что искреннее и сильное чувство товарищества вообще было характерно для весьма закрыто-
го характера С. Перовской, что в дальнейшем определит мотив многих её поступков. Тогда же в 1870 г. она знакомится с членами Вульфовской коммуны, среди которых были такие «звезды революции», как М. Натансон, А. Сердюков, В. Ивановский и др. [6, с. 68]. В этих людях С. Перовская, презирающая «бабников», увидела другой тип мужской личности, настоящего человека дела, готового всего себя отдать идее служения народу.
Не будем забывать и того факта, что у М. Натансона была подготовлена целая система «по затягиванию» молодёжи в революцию посредством правильно организованного знакомства с литературой по социальным вопросам. Естественно, что молодые курсистки, в том числе и С. Перовская, испытали воздействие этого метода, который лёг на уже подготовленную почву. Здесь вновь уместно будет обратиться к мыслям и наблюдениям Э. Эриксона, отмечавшего «что потребность в преданности чему- то является одним аспектом кризиса идентичности, который мы, психологи, делаем ответственным за все тенденции и болезненные явления. Потребность в отрицании - другой аспект. В около двадцатилетнем возрасте молодые люди, даже при отсутствии явной идеологической вовлечённости или интереса, отдаются с преданностью отдельным лидерам и группам, напряжённой деятельности или сложным идеям; в тоже самое время они демонстрируют резкую нетерпеливую готовность отвергать и дискредитировать людей (в том числе иногда и себя)... Эти конструктивные и деструктивные аспекты молодёжной энергии использовались и используются в формировании и переделке традиции в самых разных сферах. Как в индивидуальной жизни, так и в обществе молодёжь занимает положение между прошлым и будущим; она также стоит перед выбором между альтернативными образами жизни» [23, с. 82].
Подобные же чувства испытывала и С. Перовская поэтому неудивительно, что уже в ноябре 1870 г. происходит окончательная её размолвка с отцом, пытавшимся запретить ей общаться с подругами и ходить на курсы. С. Перовская уходит из дома и некоторое время живёт у знакомых О. Шлейс-нер в Киеве. Все попытки отца добиться её возвращения оканчиваются ничем, и весной 1871 г. он даёт своё согласие на получение ей отдельного вида на жительство.
Впрочем, получение личной свободы - это хотя и важный, но не последний шаг на пути «служения делу освобождения народа». Представляется, что важным фактором, повлиявшим на окончательный выбор С. Перовской, стал «процесс нечаевцев», проходящий летом 1871 г. Отчёты о нем в надежде на дискредитацию революционного дела открыто печатали официозные издания, но эффект воздействии на молодёжь оказался обратным. Так и С. Перовская, осуждая иезуитскую систему построения «Народной расправы», не могла не оценить в «нечаевцах» стремления бороться за освобождение народа и против гнёта правительства.
В результате этим же летом 1871 г. она становится членом кружка самообразования организованного М. Натансоном и Н. Чайковским и известного в литературе под названием кружка «чайковцев» или «Большого общества пропаганды». Несомненно, на выбор С. Перовской повлияло и то обстоятельство, что «чайковцы» категорически не принимали методов С. Нечаева. Неприятие «нечаевщины» нашло отражение в организационном устройстве «чайковцев», не признававших никакого генеральства и доверяющих только силе нравственного авторитета.
Исследователи отмечают, что «приём в организацию новых членов был необычайно строгим: кандидаты тщательно отбирались и предварительно изучались, причём оценивались не только их умственные и деловые качества, но и чуть ли не в первую очередь нравственный облик. Выдвинутая кандидатура обсуждалась на общем собрании группы со всей откровенностью и утверждалась лишь при единогласном её одобрении» [19, с. 136]. В свою очередь - это не могло не порождать определённой изолированности, своеобразной кастовости «кружка чайковцев».
На эту особенность русского революционного движения впоследствии обращал внимание в прошлом активный его участник, а позднее его жёсткий критик Л. Тихомиров. В одном из писем В. Бурцеву он отмечал: «Когда я хочу уловить, в чем разница между мной и товарищами - основная разница, то я постепенно убеждаюсь: не во мнениях, не в идеалах (менее всего) ни даже в способах действия, а в том, что я давно стал жить с людьми вообще и в течение жизни все более вставал на общечеловечекую почву, а они, товарищи, замыкались в свой кружок, все более съёживающийся. Многие, по крайней мере некоторые из прежних могли бы выйти крупнейшими общественными деятелями, если бы не это замыкание. Характеры огромные: это ведь главное в деятеле. Но раз закружило сектантство, из него почти невозможно выскочить даже для крупного характера.» [16, с. 112].
По мнению ряда психологов, «.любое лидерство должно обладать способностью полностью заключать индивида в определённую пространствен-ность и во временную рутину, которые сужают сенсорное снабжение, идущее от внешнего мира, и блокируют его сексуальные и агрессивные побуждения, так что новая потребность жадно ищет нового образа мира. Ни в какое другое время индивид не чувствует себя так сильно предрасположенным к анархическим проявлениям своих побуждений, как в юности; и ни в какое другое время он не нуждается так в сверхсистематизированных мыслях и сверхценных словах чтобы придать видимость порядка своему внутреннему миру. Поэтому он готов принять аскетические ограничения, что совершенно противоположно тому, что он хотел бы, будь он один, сам с собой, со своим телом, своими мыслями или в компании старых друзей; он готов принять необходимое условие индоктринации - дефицит личной жизни»1 [23, с. 244].
Во многом выше приведённая мысль помогает пролить свет на организационный феномен «чайковцев», которые «.впервые сумели на практике согласовать дисциплину в своём кружке с свободным самоопределением членов кружка. ибо в основе их организации лежал принцип нравственной солидарности, безусловного доверия друг к другу» [1, с. 66], и во многом этому способствовала С. Перовская.
Удивительно, но факт - С. Перовская 18-летняя девушка благодаря своим личным качествам практически сразу стала своеобразным нравственным эталоном «чайковцев». Это отмечает абсолютное большинство мемуаристов. «В кружке Перовская пользовалась большим уважением и влиянием за свою стоическую строгость к самой себе, за неутомимую энергию и в особенности за обширный ум», - писал С. Степняк-Крачинский [17, с. 408].
В это же время она впервые попадает на заметку Третьего отделения. С. Перовская была допрошена по делу Н.П. Гончарова, составившего и распространившего четыре прокламации под общим названием «Виселица» [6, с. 76]. В рассматриваемый период в активной кружковой деятельности С. Перовская пытается найти выход для кипевшей в ней психофизиологической энергии, и в своих порывах она не одинока. Многие представители молодого поколения такие же, как и С. Перовская «больные души» ищут для себя настоящего дела.
Под влиянием событий в России в конце августа 1871 г. на заседании кружка было решено заняться распространением литературы, чтобы этим служить народному делу, но этого С. Перовской явно недостаточно, тем более и что и сами «чайковцы» допускали разные виды деятельности. По воспоминаниям А.И. Корниловой-Мороз: «Программные вопросы мало интересовали членов кружка, они могли свободно располагать собою и искать наиболее подходящих для себя путей деятельности в народе» [6, с. 82].
1 При этом от увлечений молодости, юношеской влюблённости убежать полностью все равно невозможно. Поэтому ещё одной особенностью «чайковцев» были внутригруппо-вые браки, как отмечает исследователь Н.А. Троицкий, за 4 года существования группы в ней сложилось 7 супружеских пар (почти столько же супругов было в провинциальных группах общества)» [19, с. 135].
В результате, чтобы реально соприкоснуться с массой простого народа С. Перовская в 1872 г. успешно сдаёт экзамен на народную учительницу, но к её большому разочарованию ей без объяснения причин не выдали диплома [14, с. 288]. Тем не менее, она в конце апреле уезжает в Ставропольский уезд, Самарской губернии, где занимается оспопрививанием. Осенью этого же года она работает помощницей народной учительницы в селе Едимове, Корчевского уезда Тверской губернии.
Из её писем к А.Я. Ободовской видно, что она не слишком высоко оценивает деятельность знакомых ей земцев, в частности приютившего её доктора Е.А. Осипова, считая что «постепенно он начинает совершенно погрязать в семейную, барскую, мелочную жизнь; все внимание своё он обращает на земскую докторскую деятельность» [13, с. 246].
Стоит отметить, что в оценке С. Перовской тогдашнего положения дел, касающихся пропаганды в деревне доминировали идеи П. Лаврова. Этот мыслитель выдвигал тезис, что «критически мыслящая личность» имеет право свои субъективные идеалы ставить во главу угла изучения истории, «усвоив по степени нравственного развития тот или иной нравственный идеал, располагать все факты истории в перспективе, по которой они содействовали или противодействовали этому идеалу» [9, с. 81].
В основе же предлагаемого им идеала лежала идея «неоплатного долга интеллигенции перед народом», а основной пафос его работ заключался в призыве к интеллигенции работать среди народа во имя его духовного преображения и политического освобождения. «Критическим личностям», прежде всего молодёжи необходимо понять задачи исторического момента, потребности народа, помочь ему осознать свою силу и вместе с ним преступить к борьбе с общественным злом, начать «творить историю». Именно лав-ристский взгляд на работу в народе заметен в письмах С. Перовской из деревни: «Одно чувствую, что для меня необходимо, - это какая-нибудь деятельность, даже в самом обыденном смысле этого слова. Одной теорией и книгами я решительно не могу довольствоваться; является у меня сильное желание какой-нибудь работы» [13, с. 249].
Однако свои первые попытки контактов с крестьянами С. Перовская оценивала не слишком высоко: «Кругом видишь только сонное царство, а другие личности, бьются, бьются, но усилия их, как мне кажется, пропадают почти задаром, и вследствие того мне кажется, что мало знаний как существующих условий, так и теоретических, а потому они не могут правильно и окончательно решить, за что нужно теперь взяться» [13, с. 248].
Пребывание в народе обогащает С. Перовскую новым опытом, который отметим, налагается на все тот же юношеский «кризис идентичности» и ставит новые вопросы, главный из которых, какой путь избрать для достижения своего пускай ещё и умозрительного социального идеала. А такая цельная и сильная натура, как С. Перовская переживает этот кризис особенно остро.
Специалисты, опирающиеся на психоисторические концепции отмечают, что «чем личность является внутренне богаче, чем она значительней, чем сильнее её переживания, чем она тоньше улавливает порождённые кризисом общества массовые ожидания, тем острее конфликтнее протекает у неё кризис идентичности, тем чаще характеризующий её внутренний конфликт выплёскивается наружу, тем большую социальную значимость он приобретает» [10, с. 176].
Все это как никогда относится к С. Перовской в рассматриваемый нами момент времени. В архиве сохранились фрагменты её заметок написанных летом 1873 г. Они проникнуты размышлениями о личности и её предназначении. Главный вопрос, который тогда волновал 19-летнюю С. Перовскую: «Что нужно для того, чтобы личность выбрала себе основательно путь для достижения своей цели?» Она выделяет 3 основных на её взгляд критерия: теоретическое знание; практическое знание и знание своих свойств [имеются ввиду свойства своей личности. - О.М.], опираясь на которые и приведя их в согласие личность выберет свой путь.
Любопытны в качестве характеристики те качества, которые С. Перовская считала важнейшими для людей-действия, иначе говоря, товарищей по борьбе: а) закваска самостоятельности; б) известная степень способности развиваться; в) способность вдумываться как в себя, так и в окружающих; в) известного рода честность и искренность; д) преданность известной идее [4, с. 158].
Достижению какого же социального идеала собиралась посвятить свою жизнь молодая революционерка? Например, она отвергает то, что «Флеров-ский ставит целью человечества плодить жизнь на земле» [4, с. 160]. После некоторого анализа вывод С. Перовской следующий: «Замечается же, что все действия людей имеют одну цель: счастье», однако счастье понимается ей не как нечто индивидуально достижимое. Вот каков её идеал, вот к чему она хочет стремиться в будущем: «Наибольшее счастье человечество может достичь тогда, когда индивидуальность каждого человека будет уважаться, и каждый человек будет сознавать, что его счастье неразрывно связано с счастьем всего общества. Высшее же счастье человека заключается в свободной умственной и нравственной деятельности» [4, с. 160-161].
Эти фрагментарные дневниковые записи С. Перовской со всей очевидностью свидетельствуют об усиленной выработке девушкой «новой идентичности», которая от первоначально весьма размытых очертаний в виде абстрактной идеи «отдачи нравственного долга народу», почерпнутой из работ П. Лаврова, найдёт в дальнейшем более ясное выражение в принятии идеи прямого действия против сил правительственной реакции.
Уже много позже на одном из допросов по «делу 1 марта» С. Перовская фактически подтвердит то о чем сказано выше: «Стремясь к поднятию экономического благосостояния народа и уровня его нравственного и умственного развития, мы видели первый шаг к этому в пробуждении в среде народа общественной жизни и сознания своих гражданских свобод. Ради этого мы стали селиться в народе для пропаганды, для пробуждения его умственного сознания» [14, с. 287].
Таким был изначально мотив действий С. Перовской, не правда ли есть в нем что-то от религиозного подвижничества. Но все таки главная направленность её мыслей, а затем и поступков - это конструирование новой социальной реальности, попытка переделать несовершенный «мир отцов», но не в отдалённом, а в обозримом будущем.
Стремление к непосредственному социальному действию, наполняет всю активную натуру С. Перовской. К тому же она, будучи человеком очень цельным встав на путь служения «делу освобождения народа» уже с него не сворачивает. Молодость чужда компромиссов и это отчётливо видно на примере С. Перовской. Здесь уместно будет развеять ещё один миф - порождённый в своё время охранительной историографией и активно поддерживаемый сегодня рядом ученых (О.А. Платонов, А.А. Левандовский и др.) и писателей (П.Н. Краснов Э.С. Радзинский) о «маниакальной кровожадности» народовольцев и в частности С. Перовской.
Обратимся к свидетельству хорошо знавшего С. Перовскую по кружку «чайковцев» П. Кропоткина. «Перовская была «народницей» - писал он, - до глубины души и в то же время революционеркой и бойцом чистейшего закала. Ей не было надобности украшать рабочих и крестьян вымышленными добродетелями, чтобы полюбить их и работать для них. Она брала их такими, как они есть, и раз помню, сказала мне: «Мы затеяли большое дело. Быть может, двум поколениям придётся лечь на нем, но сделать его надо. Перовская, должно быть, с самого начала сказала себе, что к чему бы ни привела агитация, она нужна, а если она приведёт к эшафоту - пусть так: стало быть, это будет нужная жертва» [8, с. 284].
С. Перовская была человеком долга и видела его именно в этом бескомпромиссном служении народному делу. Позднее на процессе по «делу 1 марта» в своём последнем слове она так ответила на все обвинения и наветы: «Много, очень много обвинений сыпалось на нас со стороны господина
Прокурора. Относительно фактической стороны обвинений я не буду ничего говорить ...но относительно обвинения меня и других в безнравственности, жестокости и пренебрежению к общественному мнению .я позволю себе возражать и сошлюсь на то, что тот, кто знает нашу жизнь, наши условия, при которых нам приходится действовать, не бросит в нас ни обвинения в безнравственности, ни обвинения в жестокости» [15, с. 321].
Не кровожадность, а самопожертвование во имя идеи, за друга своя -вот что отличало абсолютное большинство народников, в том числе и С. Перовскую. Её мировоззренческие установки и нравственные понятия как нельзя лучше характеризует ситуация сложившаяся осенью 1879 г. Зная, что С. Перовская не разделяет народовольческих воззрений целиком, представители «Чёрного передела» предлагали ей «выждать некоторое время, пока возможна будет деятельность в народе, и звали её уехать вместе с ними за границу. На это она ответила: «Я останусь здесь погибать вместе с борющимися товарищами» [5, с. 127].
Стремление до конца нести свой крест вообще было доминирующим признаком «поколения 70-х» годов XIX в. Формирование этого поколения, к которому принадлежала и С. Перовская проходило в условиях серьёзных социально-политических изменений - Россия активно и в социально-экономическом, и политическом плане переживала смену исторических вех, порождённую реформами Александра II, ту самую «революцию модерности»1,
0 которой писал историк-славист В. Страда [18].
Несомненно, «социальным феноменом» России 70-х гг. XIX в. явилось народничество, облечённое в начальной своей фазе в совершенно мирные формы, более походившие на некий религиозный порыв русской молодёжи. В качестве же своеобразного революционного евангелия выступило тогда сочинение П. Лаврова «Исторические письма». «Это была книга жизни, революционное евангелие, философия революции» - вспоминал О. Аптекман [1, с. 122]. Квинтэссенцией же движения стало знаменитое «хождение в народ». Недаром, близко знавший многих непосредственных участников этого движения П. Лавров называл их - «крестоносцами социализма» [19, с. 145].
В таких исторических условиях проходила кристаллизация социальных взглядов и революционного мировоззрения С. Перовской. Летом 1873 г. она возвращается в Петербург, где продолжает работу в кружке «чайков-цев». Тем более, что на повестке дня деятельности кружка встала новая задача - организация пропаганды среди рабочих Петербурга. С. Перовская сразу включается в новое направление деятельности кружка. Под видом жены революционера Д. Рогачёва она нанимает квартиру на Выборгской стороне, вблизи ткацких фабрик, расположенных по Симпсониевскому проспекту [7, с. 22]. В этой квартире она вела занятия с рабочими вместе с «чайковцами» Л. Шишко и М. Купреяновым.
Об обстановке того времени и о работе С. Перовской в роли пропагандистки среди рабочих сохранились воспоминания П. Кропоткина: «Мы собирались тогда в предместье Петербурга, в домике который снимала Софья Перовская, жившая под паспортом жены мастерового. Со всеми женщинами в кружке у нас были прекрасные товарищеские отношения. Но Соню Перовскую мы все любили» [8, с. 283].
Работа на новом поприще продолжалась недолго. 5 января 1874 г. С. Перовская была арестована на квартире Корниловых и доставлена в III Отделение. По этому политическому делу она впоследствии судилась на знаменитом «процессе 193-х». Так началась революционная карьера С. Перовской, впоследствии сделавшая её «героиней 1 марта 1881 г.» и закончившаяся на эшафоте 3 апреля 1881 г.
1 Под модерностью В. Страда понимает исторический период, длящийся около трёх столетий и соответствующий «Новой истории» Страда полагает, что история России, а следовательно и история развития её общественной мысли не могла проходить полностью изолированно от развития мировой и уж тем более европейской цивилизации и её политико-культурной традиции.
Литература
1. Аптекман, О.В. Общество «Земля и воля» 70-х годов [Текст] / О.В. Аптек-ман. - Пг. : Колос, 1924. - 459 с.
2. Ашешов, Н.П. Софья Перовская. Материалы для характеристики [Текст] / Н.П. Ашешов. - Птб. : Госиздат, 1921. - 143 с.
3. Блок, А.А. Возмездие [Текст] / А.А. Блок // Собр. соч. : в 6 т. - М. : Правда, 1971. - Т. 3. - С. 187-233.
4. Кан, Г.С. «Народная воля»: идеология и лидеры [Текст] / Г.С. Кан. - М. : Пробел, 1997. - 196 с.
5. К биографиям А.И. Желябова и С.Л. Перовской [Текст] // Былое. - 1906. -№ 8. - С. 108-129.
6. Корнилова-Мороз, А.И. Перовская и кружок чайковцев [Текст] / А.И. Корнилова - Мороз // Революционеры 1870-х годов. Воспоминания участников народнического движения в Петербурге. - Л. : Лениздат, 1986. - С. 56-86.
7. Корнилова-Мороз, А.И. Софья Перовская - Член Исполнительного комитета партии «Народная воля» [Текст] / А.И. Корнилова-Мороз. - М. : Всесоюзное общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1930. - 45 с.
8. Кропоткин, П.А. Записки революционера [Текст] / П.А. Кропоткин. - М. : Мысль, 1990. - 526 с.
9. Лавров, П.Л. Избранные произведения [Текст] : в 2 т. / П.Л. Лавров. - М. : Мысль, 1986. - Т. 2. - 714 с.
10. Могильницкий, Б.Г. История исторической мысли ХХ века. Курс лекций. Вып 3. Историографическая революция [Текст] / Б.Г. Могильницкий. -Томск : Томский ун-т, 2008. - 554 с.
11. Овсянико-Куликовский, Д.Н. Литературно-критические работы [Текст] : в 2 т. / Д.Н. Овсянико-Куликовский. - М. : Художественная литература, 1989. - Т. 2. - 526 с.
12. Перовский, В.Л. Воспоминания о сестре (Софье Перовской) [Текст] /
B.Л. Перовский. - М. ; Л. : Госиздат, 1927. - 116 с.
13. Письма С.Л. Перовской к А.Я. Ободовской [Текст] // Красный архив. - 1923. -№ 3. - С. 246-250.
14. Показания С.Л. Перовской [Текст] // Былое. - 1918. - № 4-5. - С. 285-290.
15. Последние слова подсудимых [Текст] // 1 марта 1881 г.: Казнь императора Александра II. - Л. : Лениздат, 1991. - С. 318-321.
16. Репников, А.В., Милевский, О.А. Две жизни Льва Тихомирова [Текст] / А.В. Репников, О.А. Милевский. - М. : Academia, 2011. - 560 с.
17. Степняк-Кравчинский, С.М. Подпольная Россия // Собр. соч. [Текст] : в 2 т. /
C.М. Степняк-Кравчинский. - М. : Художественная литература, 1987. -Т. 1. - С. 338-519.
18. Страда, В. Западничество и славянофильство в обратной перспективе [Текст] // Вопросы философии. - 1993. - № 7. - С. 57-64.
19. Троицкий, Н.А. Крестоносцы социализма [Текст] / Н.А. Троицкий. - Саратов : Саратовский ун-т, 2002. - 372 с.
20. Троицкий, Н.А. Народные заступники (Российские народники в художественной литературе) [Текст] / Н.А. Троицкий. - Саратов : Наука, 2007. -228 с.
21. Троицкий, Н.А. «Орлы-богатыри» (Русские народники в искусстве) [Текст] / Н.А. Троицкий. - Саратов : Наука, 2009. - 120 с.
22. Троицкий, Н.А. Россия в XIX веке. Курс лекций [Текст] / Н.А. Троицкий. -М. : Высшая школа, 1997. - 431 с.
23. Эриксон, Э. Молодой Лютер. Психоаналитическое историческое исследование [Текст] / Э. Эриксон. - М. : Медиум, 1996. - 506 с.
