CC BY
39
Суслова Е. Д. Рыболовный промысел Успенского Муромского монастыря в первой трети XVIII века / Е. Д. Суслова // Научный диалог. — 2016. — № 11 (59). — С. 334—351.
Suslova, Y. D. (2016). Fishery of Dormition Murom Monastery in the First Third of the XVIII Century. Nauchnyy dialog, 11(59): 334-351. (In Russ.).
ERIHJMP
Журнал включен в Перечень ВАК
и I к I С н' s
PERKXMCALS DIRECIORV.-
УДК 94(470.2)"16/19"
Рыболовный промысел Успенского Муромского монастыря в первой трети XVIII века 1
© Суслова Евгения Дмитриевна (2016), кандидат исторических наук, специалист Исследовательской лаборатории локальной и микроистории Карелии, старший научный сотрудник (государственная бюджетная тема: ГБТ 653-14 «Традиционное общество как фактор стабильности в полиэтничном приграничном регионе: Карелия в XVII—начале XX в.»), Институт истории, политических и социальных наук, Петрозаводский государственный университет (Петрозаводск, Россия), [email protected].
Статья посвящена малоизученной проблеме организации озерного рыболовства в Карелии в эпоху раннего Нового времени на примере рыболовного промысла Успенского Муромского монастыря на юго-восточном побережье Онежского озера в первой трети XVIII века. Впервые на основе анализа сведений хозяйственной учетно-отчетной документации предпринята попытка оценить интенсивность промысла в той части Онежского озера, которая позднее считалась одним из основных районов вылова рыбы. Материалом исследования служат приходо-расходные книги за 1720—1722 гг., обнаруженные в фонде Александро-Свирского монастыря Научно-исторического архива Санкт-Петербургского института истории РАН. Как удалось установить, почти треть всех доходов обитель выручала от продажи рыбы. Основной промысел производился силами вкладчиков и наемных работников осенью и весной во время нагула и нерестового хода рыб, среди которых наибольшую ценность представляли сиг, ряпушка, щука, окунь, ерш и лещ. Достаточно интенсивный промысел в указанные годы объяснялся не только рыбными богатствами озера, но и хорошей организацией братией, тщательно контролировавшей свои права на угодья, вылова и сбыта рыбы. Обработка рыбы и ее продажа позволяла обители в неурожайные для сельского хозяйства годы поддерживать свой хозяйственный «баланс».
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке Минобрнауки России в рамках проектной части государственного задания в сфере научной деятельности, № 33.1162.2014/К.
Ключевые слова: история окружающей среды; озерное рыболовство; рыбный промысел; Успенский Муромский монастырь; Олонецкий уезд; Онежское озеро; Карелия; первая треть XVIII в.
1. Введение
Расположенный на восточном берегу Онежского озера близ устья реки Муромки, вытекающей из рядом расположенного внутреннего озера, Успенский Муромский монастырь считается одной из древнейших мужских общежитийных обителей края. Его история насчитывает не одно столетие, хотя выявленные несоответствия в тексте жития прп. Лазаря Муромского и установление поддельности землевладельческих документов заставляют ученых усомниться в правоте предания, относящего дату основания к XIV веку [Чернякова, 1998, с. 222; Кожевникова, 2001, с. 99]. Привлекая сведения актов приказного делопроизводства, писцовых и переписных книг XVI—XVII веков, делопроизводственную документацию XVIII—XX веков, ученые и краеведы восстановили общую канву событий в истории обители, акцентируя внимание на анализе состава храмов и численности братии, размерах земель и угодий, уровне материального благосостояния, деятельности настоятелей [Докучаев-Басков, 1886; Петров, 1886; Шайжин, 1905; Нилов, 1993; Чернякова, 1998; Кожевникова, 2009].
Обращаясь к особенностям организации монастырского хозяйства, исследователи не раз отмечали особую роль и значение в жизни братии рыболовного промысла. Так, Е. Г. Нилов, опираясь на текст опубликованного К. Докучаевым-Басковым отрывка из отчета архимандрита Александро-Ошевенского монастыря Нафанаила, оценившего в 1864 году возможности для восстановления обители, отметил, что служивший в приходе пономарь Охотин вылавливал «много рыбы» и «продавал ее на 100—200 рублей в год» [Докучаев-Басков, 1886, с. 522, 526; Нилов, 1993, с. 33—34; Кожевникова, 2009, с. 86, 130]. Ссылаясь на заметку епископа Петрозаводского и Олонецкого Мисаила, опубликованную в «Олонецких епархиальных ведомостях» в 1907 года, автор подчеркнул, что в начале XX века у братии была «довольная рыбная ловля» [Нилов, 1993, с. 37].
В монографии, посвященной судьбам карельских монастырей в XVIII — начале XX веках, Ю. Н. Кожевникова обратилась к анализу хозяйственной деятельности возрожденной в 1867 году обители. Подчеркивая достигнутый братией уровень благосостояния, исследовательница в качестве иллюстрации привела обнаруженные ею в донесении игумена Онисима суммы денежных доходов за 1887 год. Сведения о прибыли, полученной от продажи рыбы — 220 из 1627 руб. (14 %), свидетельствуют о том, что рыболовный промысел играл существенную роль в хозяйствен-
ной жизни монастыря [Кожевникова, 2009, с. 152]. Ссылаясь на данные отчета о состоянии Олонецкой епархии за 1904 год, Ю. Н. Кожевникова констатировала, что доходы от продажи рыбы «благодаря опытной эксплуатации монастырских рыбных ловель» в этом году составили еще большую сумму в 924 руб. [Кожевникова, 2009, с. 152].
В свете приводимых сведений особый интерес представляет вопрос об истории организации рыболовства в этой части Онежского озера в длительной хронологической перспективе. Всестороннее изучение проблемы, с нашей точки зрения, позволит оценить промысловые усилия, которые предпринимала обитель и окружавшее ее крестьянское сообщество с точки зрения истории окружающей среды и в перспективе оценить взаимодействие человека и используемых им природных популяций в исторической динамике [Море ..., 2010, с. 8, 12].
На данном этапе исследования предпринята попытка реконструкции истории рыболовного промысла монастыря в раннее Новое время. В центре внимания — вопросы, связанные с выявлением мест рыболовных угодий (тонь), особенностей пользования ими, организации лова, соотношения рыбного промысла и других видов деятельности монастыря и локального сообщества, возможностей сбыта и хранения рыбы — с учетом социальных и климатических факторов, оказывавших влияние на промысловое усилие [Море ..., 2010, с. 12—13].
2. Организация рыболовства на Онежском озере в XVI—XIX вв. в историографии
История рыболовства на Онежском озере в XVI—XVIII веках стала предметом специального изучения только в XX веке. Н. Н. Виноградов одним из первых проанализировал сведения писцовой книги Андрея Лихачева 1563 года о состоянии рыболовства вдоль берегов озера во второй половине XVI века. Перечислив рыболовные угодья крестьян и монастырей, в том числе Муромского, установив перечень орудий лова, выявив виды промысловых рыб, автор заключил, что источник содержит ценные сведения «о современном ей рыболовецком хозяйстве на Онежском озере» за исключением количественных данных об уловах [Виноградов, 1936, с. 216].
Описывая хозяйственные занятия крестьян Олонецкого горного округа, территория которого в первой четверти XVIII века охватывала почти весь Олонецкий уезд — от Белого моря до Ладожского озера, Я. А. Балагуров дал краткую обобщенную характеристику озерного рыболовства в рассматриваемом регионе. Однако преимущественное внимание ученый
уделил анализу источников конца XVIII — первой половины XIX веков [Балагуров, 1962, с. 4, 155—159].
Опираясь на достижения историографии в области археологии и этнографии, сведения писцовых книг Заонежских погостов 1496 и 1563 годов, а также собранные олонецким губернским земством данные об условиях рыболовного промысла в Олонецкой губернии, И. В. Мельников охарактеризовал особенности рыболовства в Заонежье (вдоль северо-западных и северо-восточных берегов Онежского озера) в длительной хронологической перспективе — с эпохи мезолита (VII—V тыс. до н. э.) до первой трети XX века. Уделив внимание оценке орудий лова, степени участия локального сообщества в промысле, возможностям сбыта рыбы, исследователь заключил, что рыболовство как вид деятельности прошло длительный путь развития — от обычной рыбной ловли до становления в XIX — начале XX вв. системы крупноозерного товарного рыбного промысла [Мельников, 2000, с. 124, 128].
Несмотря на то, что в историографии сделаны ценные замечания об организации рыболовства на Онежском озере в раннее Новое время, эта тема остается малоизученной. Исследователи привлекают главным образом сведения опубликованных массовых источников — писцовых книг Заонежских погостов 1496 и 1563 годов, уделяя преимущественное внимание оценке рыболовства в северной части озера в районе Заонежья.
3. Источники
Трудоемкость изучения рыболовства в XVI—XVIII веках во многом объясняется сложностью поиска и последующего анализа источников, которые содержат либо неполные данные об уловах, либо косвенные сведения о них, требующие для объективной интерпретации особых подходов и методик [Море ..., 2010, с. 14].
В основу исследования рыболовного промысла Успенского Муромского монастыря в раннее Новое время положены приходо-расходные книги за 1720—1722 гг., обнаруженные в фонде Александро-Свирского монастыря Научно-исторического архива Санкт-Петербургского института истории РАН. Монастырской документации, в том числе приходо-расходным книгам, которые по образному выражению З. В. Дмитриевой представляли собой «хозяйственные дневники эпохи», ученые отводят особое место в реконструкции истории промыслов в XVI—XVIII веках, отмечая, что обители уделяли пристальное внимание тщательному учету вылова рыбы с принадлежавших им угодий [Дмитриева, 2010, с. 7; Море ..., 2010, с. 31].
Приходо-расходные книги Успенского Муромского монастыря велись монахами Мисайлой, Иовом и Тарасием, которые, сменяя друг друга, поочередно занимали в 1720—1722 годах должность казначея [ПРК, л. 1 об., 12 об., 16 об.]. Книги, являясь учетно-отчетными документами, фиксируют денежные и материальные поступления в монастырь, так же как и статьи расходов. Первая книга занимает семь (Л. 1—7), вторая — восемь (Л. 8—15), третья — десять (Л. 16—25) тетрадных листов. Характерные для данного типа документации итоговые записи о суммах прихода и расхода, пометы о том, сошелся ли приход с расходом, отсутствуют [Дмитриева, 2010, с. 6]. В то же время, красными чернилами на каждой странице фиксируются промежуточные суммы прихода / расхода.
Статьи приходных книг, составлявшиеся по месяцам с указанием конкретных дат, содержат данные о суммах, вырученных от продажи рыбы — как выловленной собственными силами, так и оброчной. В отдельных случаях сведения дополнены указаниями на места вылова рыбы, состав уловов, виды проданной рыбы (свежая, соленая, вяленая). В расходные книги внесены статьи о приобретении монастырем конопли и пеньки для изготовления сеток, об оплате труда наемных работников, приобретении снастей и соли.
Помимо приходо-расходных книг, к исследованию привлечены писцовые книги Заонежских погостов 1563 года (Андрей Лихачев), 1582/83 г. (Андрей Плещеев), 1616—1619 гг. (Петр Воейков) и 1628—1631 гг. (Иван Долгоруков). Описывая монастырские владения, писцовые комиссии останавливались и на характеристике рыболовных угодий, перечисляя названия и количество тоней, принадлежавших той и или иной обители, указывая на установленные правила пользования ими, отмечая попутно применявшиеся орудия лова, виды промысловых рыб, сезоны ловли. С целью уточнения количества рыболовных угодий, характеристики орудий лова были также использованы опубликованные акты приказного делопроизводства, связанные с размежеванием земель на Унойских островах между Муромским и Палеостровским монастырями в конце 1530-х — начале 1540-х годов.
4. Рыболовные тони монастыря
Две статьи приходных книг упоминают о рыболовных угодьях обители. В частности, казначей Мисайла под 17 января 1720 года и казначей Та-расий под 9 января 1722 года сделали записи о том, что в этих числах была продана рыба «Уноского улову» [ПРК, л. 1 об., 16 об.]. Рыболовные тони близ Унойских островов, расположенные в северо-восточной части Онежского озера близ берегов Спасского Шальского погоста, стали предметом
ожесточенного спора, возникшего в первой половине XVI века между Муромским и Палеостровским монастырями. Опираясь на свидетельства крестьян-старожилов и сведения писцовой книги Юрия Сабурова 1496 года, власти поставили под сомнение юридическую силу предъявленных игуменом Муромской обители Леонидом грамот и решили спор в пользу Па-леостровского монастыря [Петров, 1886, с. 109—110]. Муромскому монастырю была оставлена деревня «на Онеге озере в Шалском погосте на Уноском острове по книгам и по старине» и половина ловель «в Уноских» [ПГ, с. 139]. В 1540 году староста Кижского погоста Спир Михайлов, которому было поручено размежевать угодья между обителями, в число их общих ловель включил три тони близ «Сиго острова» («тоня Новая, да тоня Метей, да тоня Падо»), тоню близ «Высоко острова», тони «в Унай губе» и «по Чажве реки» [Петров, 1886, с. 110; РГ, с. 142].
В писцовых книгах 1563 г., 1582/83 г. и 1616—1619 гг. находим сведения, которые позволяют заключить, что во второй половине XVI — первой трети XVII веков Муромская обитель продолжала пользоваться отведенной ей половиной угодий в Унойских островах. Так, в описании вотчины Палеостровского монастыря в Спасском Шальском погосте писец Андрей Лихачев в начале 1560-х годов отметил, что в собственности братии «ввопчи с Муромского манастыря крестьяны» находилась «тоня вопчая на Сиговом острову» [ПК 1563, с. 173]. В описании Муромского монастыря, включенном в состав земель Андомского погоста, писец привел более подробные сведения, указав, что тони «Новая», «на Высоком» и «на Консопе» в Унойских островах числились по половинам за монастырями [ПК 1563, с. 201]. В писцовых книгах 1582/83 г. и 1616—1619 гг. находим только обобщенную запись об общей тоне «на Сиговом острову» [ПК 1582/83, с. 223; ПК 1616—1619; л. 286 об.—287].
Воды, прилегающие к монастырю, близ впадения в Онежское озеро реки Муромки, вытекавшей из Муромского озера, обитель делила с местными крестьянами. Как указал писец Андрей Плещеев, в начале 1560-х годов братии принадлежала половина ловель на «Муромской речке»; за ней также числилась «под манастырем на Онеге озере в Селганде половина луды» [ПК 1563, с. 201]. Однако позднее, в начале 1580-х годов писец Андрей Плещеев, в конце 1610-х годов писец Петр Воейков и в начале 1630-х годов писец Иван Долгоруков, описывая владения монастыря, не упомянули о рыболовных угодьях в указанных местах [ПК 1582/83, с. 263—264; ПК 1616— 1619, л. 304—308; ПК 1628—1631, с. 321—322]. Есть основание полагать, что после разорения обители в 1612 году «польскими и литовскими ворами» тони монастырем не эксплуатировались [Петров, 1886, с. 110]. Впол-
не вероятно, что их могли самовольно захватить местные крестьяне — как черносошные, так и проживавшие в вотчине Спасо-Хутынского монастыря, которые, как отметил писец Петр Воейков в конце 1610-х годов, «на Онего озере» ловили «рыбу... безоброчно» [ПК 1616—1619, л. 303]. На мысль об этом наводит и то обстоятельство, что в 1650 году строитель обители Илларион Запольский вынужден был обратиться в приказ Новгородской четверти с просьбой выдать межевую грамоту взамен документов, утраченных в начале 1610-х годов. Строитель, в частности, отмечал, что после того, как «немецкие и литовские людские воры. монастырь их разорили. и всякия крепостныя монастырския дела поимали..., Никольского Андомскаго и Пу-дожскаго погостов крестьяне их монастырскою землею и водами завладели насильством» [Петров, 1886, с. 113—115].
Таким образом, обращение к сведениям писцовых книг и актов приказного делопроизводства дает возможность заключить, что в собственности монастыря находились старинные тони, простиравшиеся вдоль восточного побережья Онежского озера, и монастырь ввиду того, что все угодья уже были распределены внутри локального сообщества, отстаивал свои права на пользование ими.
5. Породы промысловых рыб и время их вылова
Сравнительный анализ сведений статей приходных книг о продаже рыбы за 1720—1722 годы позволяет установить, что с середины октября братия приступала к вылову сига-«лудоги», получившего свое название по излюбленному месту обитания — на «лудах», то есть вблизи прибрежных каменистых отмелей [ОзО, 1959, с. 108]. Изучая биологию рыб Онежского озера, ученые установили, что эта разновидность сига идет на нерест в конце октября — начале ноября, когда температура воды достигает 40—50 [ОзО, 1959, с. 108]. Лов сига, судя по статьям приходных книг, продолжался вплоть до первой половины января [ПРК, л. 1 об., 3 об., 12 об., 14 об., 16 об.]. Чуть позднее начинался вылов ряпушки. Известно, что в ноябре — декабре во время нагула ряпушка появляется в поверхностных слоях воды между устьями рек Водлы и Андомы, усиленно питаясь перед нерестом [ОзО, 1959, с. 101].
Весной вылавливались другие породы рыб. Статьи приходных книг за апрель 1722 года фиксируют прибыль от продажи свежих ершей [ПРК, л. 18]. Сразу после вскрытия рек ерш выходит к устью реки Муромки и начинает нерестовый ход в Муромское озеро [ОО, 1975, с. 113]. В мае — июне основной улов составляли щука, лещ и окунь [ПРК, л. 18 об.]. Согласно наблюдениям ученых, щуки, популяция которых в Уницкой губе оставалась многочисленной и в XX веке, идут на нерест в первых чис-
лах мая в прибрежные воды и заливаемые береговые участки рек [ОзО, 1959, с. 116]. Во второй декаде мая подходит к местам нереста, в том числе в мелководные заливы Муромского озера и Уницкой губы, лещ [ОзО, 1959, с. 115]. В это же время начинается нерест окуней, скопления которых становятся многочисленными на лудах в северо-восточной и южной частях Онежского озера [ОзО, 1959, с. 114].
Сведения писцовой книги Заонежских погостов 1563 года позволяют отчасти судить о том, на каких именно тонях вылавливались те или иные породы рыб. В частности, писец Андрей Лихачев отметил, что братия вылавливала «всякую рыбу», в том числе «репуксу и сиги и палью рыбу» на общих с Палеостровским монастырем тонях в Унойских островах [ПК 1563, с. 173]. О наличии в составе «Уноских» уловов сигов упоминают спустя более чем полтора столетия и монахи-казначеи [ПРК, л. 1 об., 16 об.]. В то же время близ устья речки Муромки, как указал писец, братия вылавливала «мелкую рыбу», среди которой, по всей видимости, были менее ценные породы — окуни, ерши и лещи [ПК 1563, с. 201].
6. Орудия промысла
В изучаемые годы Муромская обитель прикладывала немалые усилия к тому, чтобы тщательно подготовиться к путине. К новому сезону, как свидетельствуют статьи расходных книг, братия в конце года закупала «на сети» коноплю и пеньку. Так, в декабре 1720 года обитель приобрела 3 пуда 4 фунта (51 кг) конопли (1 рубль 27 алтын — 1,8 руб.), а также пеньку (2 рубля 30 алтын — 2,9 руб.) [ПРК, л. 7 об.]. В ноябре следующего года вновь среди статей расходов значится конопля, хотя без указания объема (2 рубля 9 алтын — 2,3 руб.), а в декабре 1722 года — пенька (6 алтын — 0,2 руб.) [ПРК, л. 10 об., 24 об.]. Эти суммы выглядят как довольно значимые. Для сравнения укажем, что в 1722 году за рубль братия продала жителю Гакукской волости Корнилию Петрову мерина (подчеркнуто, что он был «доморощеной») [ПРК, л. 20].
Для починки сетей монастырь нанимал местных крестьянок, в числе которых в расходной книге за 1721 год значится коровница Марфа [ПРК, л. 11]. За труд «работницам, что пряли нитей сетных», в январе
1720 года было заплачено 20 алтын 3 деньги (0,6 руб.), в ноябре — декабре
1721 года — 4 алтына 7 денег (0,2 руб.) [ПРК, л. 4 об., 7 об., 11]. Привлекались наемные работники и для «мятья конопляного»: в декабре 1722 года им было «дано за работу» 18 алтын 2 деньги (0,6 руб.) [ПРК, л. 24 об.].
В статьях расходных книг казначеи фиксируют и сведения о закупавшихся монастырем снастях. Так, 14 января 1720 года была приобретена
«ринда», то есть невод с частыми ячеями, за 3 алтына 4 деньги (0,1 руб.) [ПРК, л. 4 об.; СРЯ, 1997, с. 164]. В этот же день обитель купила «сетных тятив», — шнуров с грузилами и поплавками для невода, на 1 рубль 3 алтына 2 деньги (1,1 руб.) [ПРК, л. 4 об.]. Орудия лова сразу окупились. В приходной книге находим запись о том, что уже 17 января выручка от продажи рыбы свежего улова составила более чем 12 рублей [ПРК, л. 1 об.].
В распоряжении монастыря находились разнообразные лодки, в числе которых в приходо-расходных книгах упоминаются «тренабойка» —выдолбленная из осиновой колоды лодка с набитыми для увеличения высоты бортов досками («набоями»); «ботик»; «ловецкая лотка» [ПРК, л. 3, 6 об., 19 об.; СРЯ, 1983, с. 21].
Уже в первой половине XVI века для вылова рыбы вдоль северных берегов Онежского озера применялись в большом количестве сложные по конструкции сети. В материалах разбиравшегося в 1538—1539 гг. судебного дела о размежевании земель и рыболовных угодий в Унойских островах сохранились показания игумена Палеостровской обители Корнилия о том, в монастырских деревнях хранились «пятнадцать переметов сетей сиговых», то есть длинных ставных сетей, с помощью которых перегораживали во время нереста рыбы заливы близ островов, и «шесть кокотов сетей плавучих», представлявших собой снасти, состоявшие из кольев с привязанными к ним крючками и опускавшимися на дно озера [ПГ, с. 132; СРЯ, 1988, с. 263; СРЯ, 1980, с. 230]. Об орудиях лова, использовавшихся Муромским монастырем, находим сведения в писцовой книге 1563 года. Писец Андрей Лихачев, в частности, указал, что в Унойских островах монахи ловили на своей половине «в весне и в осень всякую рыбу сетми и неводы», в то время как в устье реки Муромки и «под манастырем на Онеге озере» — «сетми мелкую рыбу» [ПК 1563, с. 201].
Ссылаясь на сведения этнографии, И. В. Мельников пришел к выводу о том, что «все основные виды сетных рыболовных снастей, использовавшихся заонежскими крестьянами в XVI веке (гарва, гердяга, сиговые сети), бытовали, и в XIX—начале XX века» [Мельников, 2000, с. 126]. В свете заключения И. В. Мельникова уверенно полагаем, что братия Муромской обители пользовалась традиционными рыболовными снастями, которые широко применялись крестьянами уже в XVI веке.
7. Особенности организации промысла
Объемы вылова рыбы зависели не только от своевременной подготовки к путине, но и от того, сколь интенсивно монастырь и окружавшее его локальное сообщество участвовали в промысле. Вполне вероятно, что
ловля рыбы могла быть послушанием для какой-то части братии, которых в 1722—1725 годах насчитывалось 20 человек, включая строителя иеромонаха Кирилла [Кожевникова, 2009, с. 65].
Тем не менее есть основания полагать, что все основные заботы по вылову рыбы на монастырских угодьях лежали на плечах мирян. Посильную помощь в организации лова могли оказывать вкладчики — крестьяне Вытегорского, Андомского и Пудожского погостов, о чем позволяет судить их собственное свидетельство. В челобитной, поданной в приказ Новгородской четверти 29 августа 1686 года с просьбой о возвращении братии в Муромскую обитель и переводе стариц во главе с игуменией Неониллой в другие монастыри, крестьяне отмечали, что вкладчики «в бедности своей... обещали Богу и Пресвятей Богородицы, Иоанну Предтечю к прежним вкладом вклады давать и вновь за вклады работать» [ДоП, с. 55—56].
Из числа местных крестьян монастырь нанимал сезонных работников. Им, в частности, выплачивались деньги за работу на подсеке («за пало-прят»), в поле («за жнитво», «сенокозцам и сеногребцам»), на пашне («за сланье назма») [ПРК, л. 5 об.—7]. В расходных книгах за 1720—1721 годы находим статьи с общими заголовками — о выдаче «вешнего» и «осен-ного найму работникам». Уверенно полагаем, что плату они получили и за участие в путине, как раз приходившейся на весну и осень. Согласно этим статьям, в 1720 году наемным работникам было заплачено в апреле — 18 рублей 16 алтын, в ноябре — 9 рублей 6 алтын (итого — 21,7 руб.), в 1721 году — в мае — 4 рубля 13 алтын 2 деньги, в июле — 2 рубля 3 алтына 2 деньги (итого — 6,5 руб.) [ПРК, л. 5 об., 7, 9 об.—10]. Значимые суммы, которые шли на ремонт снастей и на оплату труда работников, ставят вопрос о том, насколько оправданы были усилия братии, какой доход ей удавалось выручить от рыболовного промысла.
8. Размеры выручки от продажи рыбы
Согласно нашим подсчетам, доход от продажи монастырем рыбы в 1720—1722 годах составил 45,1, 24,3 и 23,6 руб. соответственно. Первая цифра в ряду приведенных вряд ли свидетельствует о том, что 1720 год оказался наиболее богатым на улов. Большая часть суммы — 30 из 45,1 руб. — была выручена за счет продажи рыбы «разных уловов» (возможно даже предшествовавших лет) — «просольной и вялой» [ПРК, л. 2 об.].
Наибольшие уловы приходились на осенне-весенний период, то есть на время путины. Так, доходы от продажи свежей рыбы в октябре — январе 1720—1722 годов составили 15,1 (34 %), 8 (33 %) и 3,6 руб. (15 %) соответственно. Весенние уловы в 1721—1722 годах (в 1720 году статьи
о продаже свежей рыбы в это время года отсутствуют) позволили выручить монастырю 7,1 (29 %) и 17,6 руб. (75 %) соответственно.
Сопоставление сумм всех статей дохода за 1720—1722 годы дает возможность заключить, что рыбный промысел — наряду с сельским хозяйством и животноводством — играл значимую роль в процветании обители, поддержании ее материального благосостояния. Как видно из приведенной таблицы, в 1720 и 1722 годах доля прибыли от продажи рыбы составила 28,1 и 26,6 % соответственно, а в 1721 году — превысила треть всех доходов: 34,9 % (табл. 1).
Таблица 1
Доходы Успенского Муромского монастыря (1720—1722 гг.)
Статья дохода 1720 г. 1721 г. 1722 г.
руб. % руб. % руб. %
Рыбный промысел 45,1 28,1 24,3 34,9 23,6 26.6
животноводство 9,9 6,2 9,6 13,8 19 21.4
Сельское хозяйство 30 19 22,1 31,8 12,2 13.8
Изделия ремесла 0,1 0,1 1,8 2,6 0 0
Пожертвования 44,1 27 11,8 16,9 30,1 34
Приняты долги 2,6 1,6 0 0 0 0
Остаток от прежнего года 29 18 0 0 3,7 4.2
Итого: 160,8 100 69,6 100 88,6 100
Выручка от рыболовного промысла в указанные годы превышала доходы от сельского хозяйства; при этом в 1722 году — в два раза. Интенсивный вылов рыбы в значительной степени был связан не только со своевременными заботами монастыря по организации вылова и сбыту рыбы, но и со сложившейся ситуацией. Дождливое и холодное лето, которое пришлось на 1720—1721 годы, засуха в 1722 году привели к недородам и голоду, которые продолжались вплоть до 1724 года [Борисенков, 1988, с. 353—354]. Рыбный промысел позволил монастырю, с одной стороны, компенсировать доходы от сельского хозяйства и, с другой стороны, обеспечить пропитание для общины и окружавшего ее локального сообщества.
Оценивая интенсивность промысла, следует подчеркнуть, что в нем наряду с монастырем участвовали и крестьяне. Некоторые из них брали у братии в аренду доли рыболовных угодий. Об этом позволяет судить запись, внесенная казначеем монахом Иовом в приходную книгу под 7 октя-
бря 1721 года. В этот день в казну было «принято кортомы у ловцов» на 7 алтын 4 деньги (0,2 руб.) [ПРК, л. 14].
Крестьяне, проживавшие в вотчине обители, вылавливали рыбу на отведенных к их деревням участках рыболовных угодий. За пользование ими они вносили в пользу монастыря натуральный оброк в виде «пятин-ной сиговой рыбы», то есть пятой части улова [ПРК, л. 1 об., 3 об., 14 об.]. Хотя в нашем распоряжении нет сведений о том, какое количество сигов отдавали братии крестьяне, в приходных книгах зафиксирована выручка, полученная от продажи оброчной рыбы. В частности, в 1720 году она составила 25 алтын 5 денег, в 1721 году — 15 алтын (сведения за 1722 год отсутствуют) [ПРК, л. 1 об., 3 об., 14 об.]. В свете выявленных данных можно заключить, что от продажи всего улова сигов крестьяне могли получить 3,9 руб. в 1720 году и 2,3 руб. в 1721 году.
9. Организация сбыта рыбы
Значимые суммы, которые монастырь получил в 1720—1722 годах от продажи рыбы, во многом объяснялись заботами братии о ее сбыте. Часть свежевыловленной рыбы, вероятно, из-за невозможности сразу найти покупателя, соответствующим образом обрабатывалась (солилась, вялилась) и продавалась позднее [ПРК, л. 2 об.]. Для этих и других хозяйственных нужд монастырь ежегодно закупал соль. В расходной книге 1721 года указана не только сумма, затраченная на приобретение соли, но и ее объем. Казначей монах Иов отметил, что в этом году было приобретено 45 пудов 20 фунтов соли (745 кг) на 8 рублей 6 алтын 2 деньги (8,01 руб.) [ПРК, л. 9]. Годом ранее на покупку соли братия потратила гораздо большую сумму — 21 рубль 33 алтына 9 денег (22 руб.), годом позднее — 7 рублей 18 алтын 4 деньги (7,6 руб.) [ПРК, л. 4 об.—5,21 об.].
Рыба продавалась не только местным крестьянам. В начале июня 1722 года было «продано рыбы щук и лещев в отвозе на Вытегру» на 10 рублей [ПРК, л. 18 об.]. Как указал Я. А. Балагуров, в XVIII веке Вы-тегра являлась «оживленным торговым пунктом», который связывал «Карелию с волжскими городами» [Балагуров, 1962, с. 185]. Братия знала и о Ве-сьегонской ярмарке, на которую в декабре 1720 года был отправлен с товаром, в числе которого могла быть и рыба, монах Лукиян [ПРК, л. 7 об.]
10. Выводы
Приходо-расходные книги Успенского Муромского монастыря, отражающие движение сумм прихода и расхода за три года — с 1720 по 1722 гг., содержат крупицы ценных сведений, которые, в сопоставлении с данными ак-
тов приказного делопроизводства и писцовых книг, позволили реконструировать особенности рыболовного промысла обители в первой трети XVIII века.
В собственности братии находились обширные рыболовные угодья, располагавшиеся близ устья реки Муромки, в Муромском озере и далее на север — в Унойских островах. При этом в прибрежных водах монастырь делил угодья с крестьянами черносошными и теми, которые проживали в его вотчине и в вотчине Спасо-Хутынского монастыря; в Унойских островах — с крестьянами Палеостровской обители. Хотя на данном этапе исследования судить о долях вылова, которые приходились на крестьянские общины, сложно из-за отсутствия источников, суммы доходов, которые выручил Успенский Муромский монастырь в 1720—1722 годах от продажи рыбы, позволяют уверенно заключить, что промысел на восточном — юго-восточном побережье Онежского озера в первой трети XVIII века был достаточно интенсивным.
Основной улов приходился преимущественно на весну — осень, то есть время нагула промысловых рыб, которые шли на нерест к заливам, устьям рек и прилегающих к Онежскому озеру водоемов, в том числе Муромскому озеру. Обитель покупала и ремонтировала достаточно сложные по конструкции снасти, среди которых были плавные и ставные сети, широко известные заонежским крестьянам в XVI—XVII веках. Сведения, выявленные в актах приказного делопроизводства и приходо-расходных книгах, позволяют предположить, что в путине монастырю оказывали помощь вкладчики и наемные работники.
Пойманная рыба, без сомнения, оставлялась на свой «обиход», однако часть ее, судя по суммам получаемой выручки, весьма значимая, шла на продажу. Соответствующим образом обработав, рыбу развозили по окрестным деревням и в соседние погосты, в том числе в Вытегру и в Весьегонск.
Хорошо организованный вылов рыбы и ее сбыт принес Муромскому монастырю в 1720—1722 годах немалую выручку и с лихвой покрыл затраты на приобретение снастей и наем сезонных работников. Учет социально-экономической ситуации дает основание заключить, что братия во главе с игуменом стремилась сохранить хозяйственный «бюджет», компенсируя снижение сумм доходов от сельского хозяйства и пожертвований в неурожайные годы более интенсивным выловом рыбы и организацией ее сбыта.
Источники и принятые сокращения
1. ДоП — Дело о переводе из Палеостровскаго и других монастырей старцев в Муромский Успенский монастырь и о выводе стариц из сего монастыря в Вознесенский и Никольский монастыри, 1686 г. августа 29—1688 г. марта 19 // Чтения
в Императорском обществе истории и древностей российских — 1887. — Кн. 3. — V Смесь. — С. 54—76.
2. ОО — Онежское озеро / Г. С. Бискэ, С. В. Григорьев, Т. И. Малинина, А. Ф. Смирнов, Е. М. Эпштейн. — Петрозаводск : Карелия, 1975. — 165 с.
3. ОзО — Озеро Онежское / Б. М. Александров, К. И. Беляева, Ю. С. Дмитрен-ко, В. В. Покровский, А. Ф. Смирнов, В. В. Урбан // Озера Карелии. Природа, рыбы и рыбное хозяйство : шравочник / ред. колл. Б. М. Александров [и др.]. — Петрозаводск : Гос. изд-во КАССР, 1959. — С. 86—135.
4. ПГ — Правая грамота судей Третьяка Кривякина и Спиридона Михайлова Палеостровскому монастырю по делу его с Муромским монастырем о спорных землях на Уноских островах 1538—1539 гг. // Материалы по истории Карелии XII—XVI вв. / под ред. В. Г. Геймана. — Петрозаводск : Гос. изд-во КФССР, 1941. — С. 131—140. (№ 53).
5. ПК 1563 — Писцовая книга Обонежской пятины Заонежской половины А. Лихачева 1563 г. // Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг. / под ред. М. Н. Покровского. — Ленинград : Изд-во Акад. наук СССР, 1930. — С. 57— 254.
6. ПК 1582/83 — Писцовая книга Заонежской половины Обонежской пятины А. В. Плещеева и подьячего С. Кузьмина 1582/83 г. // История Карелии XVI— XVII вв. в документах : Asiakirjoja Karjalan Historiasta 1500- ja 1600-luvuilta / ред. И. А. Чернякова, К. Катаяла. — Петрозаводск ; Йоэнсуу, 1993. — Т. 3. — С. 35—341.
7. ПК 1616—1619 — Писцовая книга Заонежских погостов Обонежской пятины П. Воейкова и дьяка И. Льговского 1616—1619 гг. (поместные, митрополичьи и монастырские земли) // Российский государственный архив древних актов. — Ф. 1209. Поместный приказ. — Кн. 8551. — 458 л.
8. ПК 1628—1631 — Писцовая книга Заонежских погостов Обонежской пятины И. М. Долгорукова и подьячего П. Ракова 1628—1631 гг. (одиннадцать погостов Водлозерского и Оштинского станов) // Олонецкие губернские ведомости. — 1850. — № 47. — С. 321—322.
9. ПРК — Приходо-расходные книги Муромского Успенского монастыря, 1 января 1720 г. — 26 декабря 1722 г. // Научно-исторический архив Санкт-Петербургского института истории РАН. — Ф. 3. Александро-Свирский монастырь. — Оп. 3. Хозяйственные книги. — Д. 295. — 25 л.
10. РГ — Разъезжая грамота Спиридона Михайлова на земли в Уноских островах между Палеостровским и Муромским монастырями, 18 июня 1540 г. // Материалы по истории Карелии XII—XVI вв. / ред. В. Г. Гейман. — Петрозаводск : Гос. изд-во КФССР, 1941. — С. 141—143. (№ 55).
11. СРЯ — Словарь русского языка XI—XVII вв. / гл. ред. Ф. П. Филин. — Вып. 7. — Москва : Наука, 1980. — 403 с.; Вып. 10. — Москва : Наука, 1983. — 327 с.
12 СРЯ — Словарь русского языка XI—XVII вв. / гл. ред. Г. А. Богатова. — Вып. 14. — Москва : Наука, 1988. — 311 с.; Вып. 22. — Москва : Наука, 1997. — 298 с.
Литература
1. Балагуров Я. А. Приписные крестьяне Карелии в XVIII—XIX вв. / Я. А. Балагуров. — Петрозаводск : Карельское книжное изд-во, 1962. — 351 с.
2. Борисенков Е. П. Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы / Е. П. Борисенков, В. М. Пасецкий. — Москва : Мысль, 1988. — 522 с.
3. Виноградов Н. Н. Рыбные ловли на Онежском озере четыре века тому назад [Электронный ресурс] / Н. Н. Виноградов. — Режим доступа : http://histfishing.ru/ ЫЫю/tema/1-fishfauna/322-vmogradov-nn-rybnye-lovH-na-onezhskom-ozere-chetyre-veka-tomu-nazad-.
4. Докучаев-Басков К. Подвижники и монастыри крайнего севера. Муромский монастырь / К. Докучаев-Басков // Христианское чтение. — 1886. — № 9/10. — С. 492—536.
5. Дмитриева З. В. Введение / З. В. Дмитриева, О. А. Абеленцева // Приходные и расходные денежные книги Кирилло-Белозерского монастыря, 1601—1637 гг. — Москва ; Санкт-Петербург : Альянс-Архео, 2010. — С. 3—14.
6. Кожевникова Ю. Н. Возрождение монастырей Петрозаводской и Карельской епархии. Муромский Успенский монастырь / Ю. Н. Кожевникова // Олонецкая епархия : страницы истории / ред. колл. И. Тереняк [и др.]. — Петрозаводск, 2001. — С. 99—101.
7. Кожевникова Ю. Н. Монастыри и монашество Олонецкой епархии во второй половине XVIII—начале XX в. / Ю. Н. Кожевникова. — Петрозаводск : Изд-во Спасо-Кижского Патриаршего Подворья, 2009. — 304 с.
8. Мельников И. В. Рыболовный промысел в Заонежье (краткий исторический очерк) / И. В. Мельников // Кижский вестник : сб. статей / отв. ред. И. В. Мельников. — Петрозаводск : ПетрГУ, 2000. — Вып. 5. — С. 122—134.
9. «Море — наше поле» : количественные данные о рыбных промыслах Белого и Баренцева морей, XVII—начало XX в. : коллективная монография / ред. Ю. А. Лай-ус, Д. Л. Лайус. — Санкт-Петербург : Европейский ун-т, 2010. — 219 с.
10. Нилов Е. Г. Муромский монастырь / Е. Г. Нилов. — Пудож : Приз, 1993. —
82 с.
11. Петров К. Муромский монастырь (в Пудожском уезде) / К. Петров // Олонецкий сборник : материалы для истории, географии, статистики и этнографии Олонецкого края / ред. А. Иванова. — Петрозаводск : Губернская типография, 1886. — Вып. 2. — С. 99—117.
12. Рыбное хозяйство Карелии / ред. М. Н. Бессонова [и др.]. — Ленинград : Снабтехиздат, 1936. — Вып. 3. — С. 213—217.
13. Чернякова И. А. Карелия на переломе эпох : очерки социальной и аграрной истории XVII века / И. А. Чернякова. — Петрозаводск : Изд-во ПетрГУ, 1998. — 295 с.
14. Шайжин Н. С. Старая Пудога с XIV по XVIII век (историко-бытовой очерк) / Н. С. Шайжин // Историко-культурные традиции малых городов Русского Севера / отв. ред. Ю. А. Савватеев. — Петрозаводск : Изд-во КарНЦ РАН, 2006. — С. 52—112.
Fishery of Dormition Murom Monastery in the First Third of the XVIII Century1
© Suslova Yevgeniya Dmitriyevna (2016), PhD in History, specialist of Research Laboratory of Local and Micro-History of Karelia, senior research scientist (state budget theme: SBT 653-14 "Traditional Society as Factor of Stability in the Multi-Ethnic Border Region: Karelia in XVII — the beginning of XX Centuries"), Institute of History, Political and Social Sciences, Petrozavodsk State University (Petrozavodsk, Russia), evgenia. [email protected].
The article is devoted to insufficiently studied problem of the organization of lake-fishing in Karelia in early Modern Age by example of fisheries of the Dormition Murom monastery on the South-Eastern coast of lake Onega in the first third of the XVIII century. For the first time on the basis of the analysis of economic information, accounting and reporting documentation an attempt is made to assess the intensity of fishing in that part of lake Onega, which later was considered one of the main areas of fishing. Material of the study are abstract of vouchers over the years 1720—1722, found in the collection of Aleksandro-Svirsky monastery of the Scientific-historical archive of St. Petersburg Institute of History of Russian Academy of Sciences. As it was established, almost a third part of all revenues of the monastery was taken from the sale of fish. The main business was made by the investors and employees in autumn and spring during foraging and spawning of fish, among which the greatest value were vendace, pike, perch, ruff and bream. Rather intense fishing in those years was explained not only by the fishing riches of the lake, but also good organisation of brethren, carefully controlling their rights to land, harvesting and marketing fish. Processing of fish and its sale allowed the monastery to maintain its economic balance in the lean agriculture years.
Key words: history of the environment; lake fishing; fishing industry; Dormition Murom monastery; Olonets region; Lake Onega; Karelia; first third of XVIII century.
Material resources
DoP — Delo o perevode iz Paleostrovskago i drugikh monastyrey startsev v Muromskiy Uspenskiy monastyr' i o vyvode starits iz sego monastyrya v Voznesens-kiy i Nikolskiy monastyri, 1686 g. Avgusta 29—1688 g. Marta 19. 1887. Chteniya v Imperatorskom obshchestve istorii i drevnostey rossiyskikh, 3: 54—76. (In Russ.).
OO — Biske, G. S., Grigor'ev, S. V., Malinina, T. I., Smirnov, A. F., Epshteyn, E. M.
1975. Onezhskoye ozero. Petrozavodsk: Kareliya. (In Russ.). OzO — Aleksandrov, B. M., Belyaeva, K. I., Dmitrenko, Yu. S., Pokrovskiy, V. V., Smirnov, A. F., Urban, V. V. 1959. Ozero Onezhskoye. In: Aleksan-drov, B. M. (ed.). Ozera Karelii. Priroda, ryby i rybnoe khozyaystvo: sprav-ochnik Petrozavodsk: Gos. izd-vo KASSR. (In Russ.). PG — Pravaya gramota sudey Tretyaka Krivyakina i Spiridona Mikhaylova Paleostrovs-komu monastyryu po delu yego s Muromskim monastyrem o spornykh zem-
1 The study is financially supported by Ministry of Education and Science of Russia within project part of state task in the sphere of scientific activities, № 33.1162.2014/K.
lyakh na Unoskikh ostrovakh 1538—1539 gg. 1941. In: Geymana, V. G. (ed.). Materialy po istorii Karelii XII—XVI vv. Petrozavodsk: Gos. izd-vo KFSSR. (In Russ.).
PK 1563 — Pistsovaya kniga Obonezhskoy pyatiny Zaonezhskoy poloviny A. Likhache-va 1563 g. 1930. In: Pokrovskogo, M. N. (ed.). Pistsovyye knigi Obonezhskoy pyatiny 1496i 1563gg. Leningrad: Izd-vo Akad. nauk SSSR. (In Russ.).
PK 1582/83 — Pistsovaya kniga Zaonezhskoy poloviny Obonezhskoy pyatiny A. V. Pleshcheeva i podyachego S. Kuzmina 1582/83 g. 1993. In: Cherny-akova, I. A., Katayala, K. (eds.). Istoriya KareliiXVI—XVII vv. v dokumen-takh: Asiakirjoja Karjalan Historiasta 1500-ja 1600-luvuilta,3. Petrozavodsk; Yoensuu (In Russ.).
PK 1616—1619 — Pistsovaya kniga Zaonezhskikh pogostov Obonezhskoy pyatiny P. Voyeykova i dyaka I. Lgovskogo 1616—1619 gg. (pomestnyye, mitro-polichi i monastyrskiye zemli). Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv drevnikh aktov. F. 1209. Pomestnyy prikaz. Kn. 8551. 458 l. (In Russ.).
PK 1628—1631 — Pistsovaya kniga Zaonezhskikh pogostov Obonezhskoy pyatiny I. M. Dolgorukova i podyachego P. Rakova 1628—1631 gg. (odinnadtsat' pogostov Vodlozerskogo i Oshtinskogo stanov). 1850. Olonetskiye gubern-skiye vedomosti, 47: 321—322. (In Russ.).
PRK — Prikhodo-raskhodnyye knigi Muromskogo Uspenskogo monastyrya, 1 yan-varya 1720 g. — 26 dekabrya 1722 g. Nauchno-istoricheskiy arkhiv Sankt-Peterburgskogo instituta istorii RAN. F. 3. Aleksandro-Svirskiy monastyr'. Op. 3. Khozyaystvennyye knigi. D. 295. 25 l. (In Russ.).
RG — Razyezzhaya gramota Spiridona Mikhaylova na zemli v Unoskikh ostrovakh mezhdu Paleostrovskim i Muromskim monastyryami, 18 iyunya 1540 g. 1941. In: Geymana, V. G. (ed.). Materialy po istorii Karelii XII—XVI vv. Petrozavodsk: Gos. izd-vo KFSSR. (In Russ.).
SRYa — Filin, F. P. (ed.). 1980/1983. Slovar' russkogoyazykaXI—XVIIvv, 7/10. Moskva: Nauka. (In Russ.).
SRYa — Bogatova, G. A. (ed.). 1988/1997. Slovar' russkogo yazyka XI—XVII vv., 14/22. Moskva: Nauka. (In Russ.).
References
Balagurov, Ya. A. 1962. Pripisnyye krestyane Karelii v XVIII—XIX vv. Petrozavodsk: Karelskoye knizhnoye izd-vo. (In Russ.).
Bessonova, M. N. 1936. Rybnoye khozyaystvo Karelii, 3. Leningrad: Snabtekhizdat. (In Russ.).
Borisenkov, E. P., Pasetskiy, V. M. 1988. Tysyacheletnyaya letopis'neobychaynykhyav-leniyprirody. Moskva: Mysl'. (In Russ.).
Chernyakova, I. A. 1998. Kareliya na perelome epokh: Ocherki sotsialnoy i agrarnoy istoriiXVII veka. Petrozavodsk: Izd-vo PetrGU. (In Russ.).
Dmitrieva, Z. V., Abelentseva, O. A. 2010. Vvedeniye. In: Prikhodnyye i raskhodnyye denezhnye knigi Kirillo-Belozerskogo monastyrya, 1601—1637 gg. Moskva; Sankt-Peterburg: Alyans-Arkheo. (In Russ.).
Dokuchaev-Baskov, K. 1886. Podvizhniki i monastyri kraynego severa. Muromskiy monastyr'. Khristianskoye chteniye, 9/10: 492—536. (In Russ.).
Kozhevnikova, Yu. N. 2009. Monastyri i monashestvo Olonetskoy eparkhii vo vtoroy polovine XVIII—nachale XX v. Petrozavodsk: Izd-vo Spaso-Kizhskogo Pa-triarshego Podvorya. (In Russ.).
Kozhevnikova, Yu. N. 2001. Vozrozhdeniye monastyrey Petrozavodskoy i Karelskoy yeparkhii. Muromskiy Uspenskiy monastyr'. In: Terenyak, I. (ed.). Olonets-kayayeparkhiya: Stranitsy istorii. Petrozavodsk. (In Russ.).
Layus, Yu. A., Layus, D. L. (eds.) 2010. «More — nashepole»: kolichestvennyye danny-ye o rybnykh promyslakh Belogo i Barentseva morey, XVII—nachaloXX v.: kollektivnaya monografiya. Sankt-Peterburg: Evropeyskiy un-t. (In Russ.).
Melnikov, I. V. 2000. Rybolovnyy promysel v Zaonezhye (kratkiy istoricheskiy ocherk). In: Kizhskiy vestnik, 5: sb. statey. Petrozavodsk: PetrGU. (In Russ.).
Nilov, E. G. 1993. Muromskiy monastyr'. Pudozh: Priz. (In Russ.).
Petrov, K. 1886. Muromskiy monastyr' (v Pudozhskom uezde). In: Ivanova, A. (ed.)
Olonetskiy sbornik: materialy dlya istorii, geografii, statistiki i yetnografii Olonetskogo kraya, 2. Petrozavodsk: Gubernskaya tipografiya. (In Russ.).
Shayzhin, N. S. 2006. Staraya Pudoga s XIV po XVIII vek (istoriko-bytovoy ocherk). In: Savvateev, Yu. A. (ed.). Istoriko-kulturnyye traditsii malykh gorodovRussk-ogo Severa. Petrozavodsk: Izd-vo KarNTs RAN. (In Russ.).
Vinogradov, N. N. Rybnye lovli na Onezhskom ozere chetyre veka tomu nazad. Available at: http://histfishing.ru/biblio/tema/1-fishfauna/322-vinogradov-nn-rybnye-lovli-na-onezhskom-ozere-chetyre-veka-tomu-nazad-.(In Russ.).
Татауров Ф. С. Детские игрушки как показатель социального статуса в русском обществе Западной Сибири в XVII — первой половине XVIII вв. / Ф. С. Татауров // Научный диалог. — 2016. — № 11 (59). — С. 352—362.
Tataurov, Ph. S. (2016). Children's Toys as Indicator of Social Status in Russian Society of Western Siberia in XVII — first half of XVIII Centuries. Nauchnyy dialog, 11(59): 352-362. (In Russ.).
ERIHJMP
Журнал включен в Перечень ВАК
и I к I С H ' s
PfJHOCXCALS t)IKK"TORY-
УДК 904+908(571.1)"16/17":316.342
Детские игрушки
как показатель социального статуса в русском обществе Западной Сибири в XVII — первой половине XVIII вв.1
© Татауров Филипп Сергеевич (2016), младший научный сотрудник Центра материальной культуры и дизайна, Омский государственный технический университет (Омск, Россия), [email protected].
Актуальность исследования обусловлена недостаточной изученностью процесса формирования русского социума в Западной Сибири. Уделяется внимание тому, что в условиях оторванности от прежней социальной среды русские переселенцы в Сибири были вынуждены адаптироваться к новым условиям существования. Новизна исследования видится в том, что оно проводится на основе археологических материалов. Их анализ позволяет реконструировать социально-культурный облик русского сибиряка. По мнению автора, формирование социально-культурного облика начиналось с детства, о чём свидетельствуют обнаруженные на археологических памятниках детские игрушки. Автор утверждает, что игрушки имитировали предметы, имеющие определенное социальное значение. Некоторые виды игрушек являлись своеобразным отражением специфической деятельности конкретных социальных групп. Делается вывод, что детские игрушки являются важным источником для реконструкции социально-культурного облика русского общества. На основании проведённых исследований автор заключает, что в Западной Сибири в XVII — первой половине XVIII веков доминантой в рамках западносибирского русского социума продолжал оставаться служилый человек, первопроходец. Подчеркивается, что его социально-культурный облик был объектом для подражания детей всех сословий.
Ключевые слова: Западная Сибирь; русские; общество; археологический источник; социально-культурный облик; детские игрушки; имитации.
1 Работа подготовлена по гранту РГНФ № 14-31-01023.
