Научная статья на тему 'Русское наречение в 1890–1920-е гг. В контексте социальной истории страны: методология, методика и некоторые результаты анализа. Часть II'

Русское наречение в 1890–1920-е гг. В контексте социальной истории страны: методология, методика и некоторые результаты анализа. Часть II Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
338
55
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
АНТРОПОНИМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА / ВОЙНЫ И РЕВОЛЮЦИИ / ГЕНДЕР / РЕГИОН / ГОРОД И СЕЛО / NAMING SYSTEM / WARS AND REVOLUTION / GENDER / REGION / CITY AND VILLAGE

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Дьячков Владимир Львович, Трофимова Елена Владимировна

Движение русского наречения на отрезке 1890–1920-х гг. отразило переломный характер данного периода социальной истории страны. Анализ электронных баз данных показывает, что антропонимическая система в обоих полах эволюционировала по синергическим линиям сжатия активных именников, развития благозвучия и понятности наречения, выхода за рамки православного календаря, сближения городских и сельских подсистем наречения. Региональные скорости этих процессов прямо зависели от уровня социального развития региона.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по истории и археологии , автор научной работы — Дьячков Владимир Львович, Трофимова Елена Владимировна

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

RUSSIAN NAMING THROUGH THE 1890–1920S IN SOCIAL HISTORY CONTEXT: METHODS AND SOME RESEARCH RESULTS. PART II

Russian naming of the 1890–1920s reflected a crucial social impact of that “war-revolutionary” epoch. Our E-data base on secular trends of naming reveal as its system moved in synergic lines of reduction of active name-sets, of progress of harmonious and understandable naming, of breaking the Orthodox calendar limits, of city-village naming convergence. The regional speeds of those trends depended directly on the level of a region’s social advance.

Текст научной работы на тему «Русское наречение в 1890–1920-е гг. В контексте социальной истории страны: методология, методика и некоторые результаты анализа. Часть II»

УДК 93Q.2

РУССКОЕ НАРЕЧЕНИЕ В 1890-1920-е гг. В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНОЙ ИСТОРИИ СТРАНЫ: МЕТОДОЛОГИЯ, МЕТОДИКА И НЕКОТОРЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ АНАЛИЗА.

ЧАСТЬ II1

© Владимир Львович ДЬЯЧКОВ

Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, кандидат исторических наук, доцент кафедры российской истории, e-mail: mayormp@mail.ru © Елена Владимировна ТРОФИМОВА Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, ассистент кафедры русского языка, e-mail: mayormp@mail.ru

Движение русского наречения на отрезке 1890-1920-х гг. отразило переломный характер данного периода социальной истории страны. Анализ электронных баз данных показывает, что антропони-мическая система в обоих полах эволюционировала по синергическим линиям сжатия активных именников, развития благозвучия и понятности наречения, выхода за рамки православного календаря, сближения городских и сельских подсистем наречения. Региональные скорости этих процессов прямо зависели от уровня социального развития региона.

Ключевые слова: антропонимическая система; войны и революции; гендер; регион; город и село.

«Женские прихоти» наречения в 18901920- е гг.

Наречение девочек - лишь гендерная половина одной антропонимической системы с одними и теми же нарекающими, и принципиально иных путей движения иметь не могло. Идущее в одних колеях с мужским, женское наречение все же имело значительные особенности, продиктованные не столько правилами языка, сколько социальной историей и психологией.

Так, в селе на отрезке 1890-1920-х гг. сжатие мужской и женской частей именника было общим, фактически линейным и стремительным: от К = 16,5 в 1885-1891 гг. до К = 43,2 в 1927-1933 гг. Подстегиваемое голодовками, большими войнами, мятежами с их подавлениями, репрессивными социальными опытами советской власти сжатие активного именника деревенских девочек притормозило лишь в «столыпинскую» модернизацию за счет подражательного вкушения и усвоения многих плодов городской моды в виде Антонины, Валентины, Веры, Галины, Клавдии, Ларисы, Лидии, Любови, Людмилы

1 Статья подготовлена по результатам научноисследовательской работы по Государственному контракту № 14.740.11.0206 от 15 сентября 2010 г. в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг.

Надежды, Нины, Серафимы, Таисии, Тамары и т. п.

А в городе женское наречение вело себя иначе. Если на рассматриваемом отрезке именник мальчиков расширялся слабо падающей синусоидой, отражая нараставшие, но циклические приливы из перенаселенной деревни, то именник горожанок в то же время расширялся линейно и стремительно от К = 34 до исторического максимума с К = 6, чтобы только с середины 1930-х гг. разогнать еще более стремительное и «правильное» сжатие. С одной стороны, такая неуклонная гендерная несолидарность коренилась в открытых нами «женских атаках», обеспечивавших массовость и первенство на очередь в город «лишних» деревенских невест. Устраиваясь в городах на более высоких семейно-социальных ступенях, вчерашние крестьянки чаще, чем сыновей, нарекали уже городских дочерей массовыми именами из вековой деревенской традиции: Агриппина (Аграфена), Акулина, Домна, Мавра, Меланья, Евдокия, Прасковья, Фекла, Федосья и т. п. Вместе с тем женскую часть городского именника в 1890-1920-е гг. к расширению толкала психологическая потребность уникальной бытовой идентификации девочки именем в условиях ускорявшейся модернистской эмансипации горожанок при том, что

грядущее замужество устраняло девичью фамилию, а отчеством в обращении к женщинам не из элиты не слишком пользовались.

Касаясь благозвучия наречения, напомним, что у мальчиков в ту пору в рост шли «нежно-рычащие» имена с [Л, Р и Л’, Р’]. Женскому имени «рычать» и «твердеть» не пристало, потому тогдашнее наречение девочек находилось на длительном восходящем тренде «ласки и нежности» только по [Л, Л’].

Для «нежного» наречения девочек то был трудный период падений с высот, достигнутым к 1890-м гг., и усилий наверстать утраченное. Каждый смертный удар по популяции (прежде всего, по сельской как более уязвимой) бил по фонетическому качеству наречения. Так, смертные голодовки

1891-1892 и 1898 гг. отбросили уровень «нежного» именования сельских девочек в

1892-1898 гг. к временам Николая I. Неурожай 1901 г. и события первой революции не позволили отыграть утраченное полностью. Лишь в 1906-1912 г. село компенсировало потери в «нежности» и готово было пойти дальше с достигнутого промежуточного максимума в 32,3 %, но этот рывок был проиг-

ран в 7-летие с Первой мировой и Гражданской войнами. Только с мирных и неголодных нэповских лет деревенские девочки бросились вдогонку за городской «лаской и нежностью» своих имен (рис. 1).

Город много меньше был подвержен голодным, эпидемическим и военным страданиям (на Первую мировую горожане, вообще, обратили мало внимания), потому он имел на военно-революционном отрезке восходящий тренд «нежности». Два сильных промежуточных падения на нем (с 41 до 29 % в 1899-1905 гг. и с 55 до 41 % в 1920-е гг.) -замечательные следствия тогдашних массовых деревенских вливаний в города в условиях сохранения значительных различий в качестве городского и сельского наречения девочек. А революционное городское имено-творчество для женщин наполовину состояло из имен с [Л, Л’], что в сочетании с пиками и подъемами городской моды на Алевтину, Александру, Аллу, Валентину, Галину, Елену, Клавдию, Ларису, Лидию, Любовь, Людмилу, Ольгу, Полину, Юлию обеспечило прыжок «нежности» в 1906-1919 гг.

Рис. 1. Движение конформизма и благозвучия наречения городских и сельских девочек в 1738-2010 гг.

Аллитерационно-ассонансное наречение девочек восходило в 1890-1920-е гг. по одной лестнице с мальчиками, но отставало от них на пару пролетов. Обязательная тогда смена фамилии при 95 %-ном замужестве часто губило родительские усилия в А-А наречении дочери в трехчленном и двучленном (имя + фамилия) имени, и «музыкальные» Пелагея Николаевна Логинова 1885 г. р., Светлана Сергеевна Свиридова 1900 г. р., Серафима Андреевна Терехова 1904 г. р., Евгения Ивановна Оневская 1909 г. р., Любовь Васильевна Суслова 1912 г. р., Валентина Алексеевна Никулина 1923 г. р. превращались, как «золушки» после свадьбы с «принцами», в соответственно П.Н. Матвееву, С.С. Шико-ву, С.А. Мукину, Е.И. Михееву, Л.В. Брюхи-ну, В.А. Егорову. Также девочки из-за господства женских имен в большинстве случаев лишались возможностей простейшего А-А наречения повторением имени в отчестве и (или) в отыменной фамилии, произведенной практически всегда от мужского имени. Наверное, не случайно среди самых модных женских имен тех лет были женские варианты мужских имен: Александра, Анастасия, Антонина, Валентина, Евгения, Клавдия, Серафима.

В синергическом итоге намеренному А-А наречению девочек оставалась «поляна музыкальности» в двучленной комбинации имя + отчество, что реализовалось в многолетнем буме таких сочетаний, как Александра Петровна и Александра Федоровна, Анна или Антонина Ивановна, Валентина Павловна, Елена или Людмила Владимировна, Клавдия Алексеевна, Мария или Раиса Сергеевна, Валентина, Наталья, Ольга, Полина или Светлана Васильевна, Ольга Николаевна и т. п. Именно потребность в «нежном» А-А наречении определяло моду на более валентные для того времени имена. Та же причина стала основной и в тогдашнем многократном падении популярности прежних вековых лидеров женских частей города и села - Анны, Марии, Евдокии, Прасковьи, Дарьи, Мавры, Марфы, Матрены и т. д., в практическом выводе из оборота имен, начинавшихся с [Ф] и [Х] -Февронья, Федосья, Фекла, Феофания, Фео-фила, Христина и т. п., в недолгой моде на грубоватые для девочки и (или) слабо А-А валентные имена вроде Зинаида, Зоя, Маргарита, Раиса, Римма, Серафима, Тамара и т. п.

Некоторым женским именам помогли «умереть» особенные «политико-лингвистические» обстоятельства военно-революционной поры. Так, например, случилось с Прасковьей - двухвековом мощном лидере сельского наречения, а до конца 1890-х гг. и именем сначала первой 10-ки, а затем 20-ки городского рейтинга. Гипокористические формы Прасковьи - Параша, Параня - не только не вызывали до поры отрицательных ассоциаций, но даже подвигали отдельных литераторов на сочинение лирико-романтических опусов. Но в революционной России разрасталась тюрьма, число «сидельцев» множилось и сленг из мест заключения пошел в массы. И вот кто-то из остроумных арестантов обозвал выносное отхожее место камеры «Прасковьей Ивановной», «парашей», вероятно, от созвучия со словом «опростаться». Отныне называть девочку Прасковьей (Параскевой), а затем ласково звать ее Парашей стало рискованно. С 1899 г. рождения в нашей базе данных нет ни одного наречения городской девочки Прасковьей. В селе рейтинг этого имени за 1890-1920-е гг. упал с

4-го (6,12 %) на 23-е место (0,97 %). В 19341940 гг. Прасковьей нарекали лишь одну из тысячи деревенских девочек. С 1941 г. это имя исчезло и из сельского именника без шансов на возрождение где-либо, в отличие от второго сельского дореволюционного лидера Евдокии, которой активно (1-2 %) нарекали в городе до 1930-х гг., в селе - до 1950-х гг. с возобновлением наречения Евдокией, Авдотьей, Дуней в городе в 1990-е гг.

Неизменной особенностью российского женского наречения является большая, чем для мальчиков, подвижность - скорость и объемы обновления и несравненно больший «побег из святцев». Залог данной волатильности - в почти четырехкратно меньшем, чем у мужчин, предложении святцев (315 женских имен против 1152 мужских) при неприменимости большей доли имен из-за их неблагозвучия и отрицательной ассоциации (Асклипиодота, Голиндуха, Епихария, Препе-дигна, Сосипатра, Христодула, Яздундокта и т. п.) и при упомянутом замедленном развитии двух- и трехчленного именования.

Если начать с города как локомотива перемен в антропонимической системе сравнивать на одних тех же, что у мужчин, отрезках количественно-качественное состояние и

движение активных женских именников, то получим следующее. В агрегации 18641891 гг. городские уроженки нашей БД (выборка 1190 человек) нарекались 106-ю именами; 29 (27,4 %) из них были некалендарными. На отрезке 1892-1926 гг. (931 человек) число имен сократилось до 73-х, а доля некалендарных - до 15 %. Почти двукратное сокращение некалендарного наречения наперекор революционному именотворчеству было вызвано известным упрощением и плебеиза-цией городского социума, сочетавшихся с «перекрещиванием» в православие бывших иностранцев. Парадокс резкого расширения активного женского городского именника (падение индекса «конформизма») при сильном сокращении набора имен сложился из-за крестьянских вливаний, понизивших доли первых имен городской моды и поднявших доли «деревенских» имен в 3-4-м десятках рейтинга. При этом городской женский именник обновился на 70,8 % против 57,6 % обновления у городских мальчиков.

В селе в 1864-1891 гг. (1127 человек) для наречения девочек понадобилось 71 имя с 2,8 % «некалендарности». В 1892-1926 гг. (3653 человек) эти цифры поменялись на 85 и 11,8 %, т. е. село подтягивалось к городу и по части сжатия именника, и по части усвоения городской моды с его революционным выходом за святцы с Альбиной, Инной, Кларой, Майей, Риммой, Розой и т. п. Обновление женского именника в селе на переходе от отмены крепостного права к советской власти составило 52,1 % против 36,8 % у мужчин.

На обоих отрезках село сохранило в своих женских активных наборах имен одинаковые доли «чисто деревенских» имен, т. е. тех, которые в городе не использовались - по

28,2 %. Городские же антропонимические «ценности» были принципиально пограблены деревней - от 52,8 % «чисто городских» имен осталось лишь 16,4 %.

Если посмотреть движение тех же характеристик внутри военно-революционного перелома в количественно корректном сравнении срезов 1885-1912 гг. и 1913-1933 гг., то картина окажется несколько иной. Число имен и доли «некалендарности» в обеих подсистемах вырастут: в городе - с 65 до 69 и с

12,3 до 23,2 %, в селе - с 77 до 80 и с 3,9 до 15 % соответственно. Уровни обновлений женских именников составят 61,5 % в городе и 42,9 % в селе. Что и говорить, скорость перемен для такого консервативно-эволюционного дела как наречение - прямо революционная!

Табл. 1 показывает, как быстро сближались на этом переломном отрезке подсистемы наречения города и села в части самых популярных имен: если к началу 1890-х гг. их первые 20-ки разнились наполовину, всего через два поколения в антропонимических физиономиях маленьких горожаночек и селяночек отличий наберется лишь на пятую часть лица, а 1930-1940-е гг. сотрут и их.

Имена и приметы регистрации детей, принесенные ветром революции

Начнем с примет. Менявшееся общество военно-революционной эпохи не могло не изменить с нескольких сторон парадигму «рождение - регистрация рождения - наречение». Интегрально эти изменения заключались в развитии «суеверного» фактора данной парадигмы. Известно, что вплоть до «развитого социализма» действительный день рождения ребенка не совпадал с днем его крещения-регистрации. «При царе» этот зазор варьировал от одного дня до шести недель при наиболее частых случаях крещения младенца через одну-две недели или 40 дней после рождения. «Надо, чтоб дожил» - говорили тогда. Подобная практика (в качестве одного из главных мотивов выбора имени) подразумевала и наречение по календарю по близкому к дню рождения-регистрации ребенка дню «крупного» святого, желательно. не мученика. При этом на линейке дней месяца и года суеверия облюбовывали «благотворные» места и избегали мест «вредоносных». Так, самым нежелательным днем крещения-наречения младенца было 15 мая ст. ст. (28 мая н. ст.) - день убиения в 1591 г. царевича Дмитрия. В метриках традиционной деревни этот день оставался без крещений новорожденных. Даже среди 5 тыс. православных ГСС, родившихся до 1917 г. и «продвинутых» по духу времени рождения, лишь трое «записаны» на 28 мая н. ст., что в 5 раз меньше средней доли рождений одного дня в году.

Таблица 1

Сравнительные рейтинги наречения городских и сельских девочек в начале и в конце отрезка 1885-1933 гг.

(имена популярностью от 1 % наречений и выше; выборка 6314 человек)

Город 1885-1891 Село 1885-1891 Рейтинг Город 1927-1933 Село 1927-1933

Мария Анна 1 Мария Мария

Ольга Мария 2 Надежда Александра

Анна Евдокия 3 Валентина Анна

Александра Прасковья 4 Нина Нина

Елена Пелагея 5 Зинаида Клавдия

Наталья Анастасия 6 Анна Зинаида

Вера Александра 7 Екатерина Валентина

Надежда Елена 8 Татьяна Раиса

Макрида Наталья 9 Лидия Анастасия

Софья Ольга 10 Людмила Екатерина

Елизавета Екатерина 11 Галина Антонина

Пелагея Татьяна 12 Ольга Лидия

Евдокия Елизавета 13 Елена Татьяна

Екатерина Дарья 14 Любовь Вера

Клавдия Варвара 15 Клавдия Любовь

Евгения Аграфена (Агриппина) 16 Зоя Надежда

Зинаида Матрена 17 Раиса Елена

Маргарита Агафья 18 Вера Елизавета

Татьяна Ирина 19 Полина Евдокия

Полина Ксения 20 Тамара Серафима

Валентина Акулина 21 Александра Таисия

Лидия Ефросинья 22 Антонина Ольга

Фекла 23 Маргарита Прасковья

Домна 24 Серафима Тамара

Клавдия 25 Фаина

Марфа 26 Анастасия

Степанида 27 Варвара

28 Клара

45,5 55,6 Доли несовпадений 28,6 16,7

В пореформенные годы наши прадеды, вообще, крепко «подсели на нумерологию» в деле регистрации рождений своих детей. С давних пор существовала суеверно-прагматическая практика «привязки» регистрации к 1-му числу каждого месяца (особенно - к 1 января) при соответственном избегании крещения детей в последние 3-5 дней месяца (особенно - в конце декабря). Эмансипация традиционного общества парадоксально дополнительно развила исключительно суеверную манеру «записывать» ребенка (а чаще -«записываться» уже взрослым) на число месяца в григорианском календаре, кратное 5-ти. В итоге распределение рождений-регистраций на линейке месяца вместо статистически ровной «змеи» с поднятой головой 1-го числа и опущенным хвостом 29-го -31-го приобрело вид горной цепи с пиками

5-го, 10-го, 15-го (высший), 20-го и 25-го, с

меньшими пиками 7-го и 12-го числа, также полагавшимися счастливыми.

Что же принесли революция 1917 г., Гражданская война и нэп в парадигму «рождение - регистрация рождения - наречение»? В целом эмансипирующая секуляризация того перелома придавила некоторые прежние суеверия, что-то сохранила и развила, а также породила новые «счастливые приметы».

До смешного неизменной осталась нумерология чисел месяца, лишь чуть больше приподнялись доли 1-го, 5-го, 10-го и больше опустился «хвост» 27-го - 31-го. Такое почти полное совпадение говорит и о том, что родившиеся до революции и до перехода на новый стиль уже в сознательном возрасте массово переписывали свои реальные дни рождения на «счастливые номера» по новому стилю. Эта суеверная практика «вольного» первого послереволюционного десятилетия «рассосалась» уже в 1930-е гг. с распростра-

нением вширь и вглубь государственного родовспоможения и достаточно строгой регистрации родившихся. Ныне от нее остались лишь нередкий прагматический перенос дня рождения на 1 января, если ребенок родился 30-31 декабря, и обеспечение ежегодного дня рождения для родившихся 29 февраля (рис. 2).

К середине 1920-х гг. в отношении праздников, к которым нередко «привязывались» регистрация и наречение ребенка, в православной части СССР ненадолго сложилась уникальная ситуация. Так, книжка «Календаря коммуниста» на 1925 г. открывалась (после 18 страниц своеобразной нэповской рекламы от рыбы волго-каспийских ловцов до продукции изоляторов спецназначения) разделом «Праздники, дни отдыха и годовщины». «Праздниками» тогда считались 13 дней «атавистических» главных православных праздников от Крещения Господня до Рождества Христова, данных в этом календа-

ре почему-то по старому стилю. «Днями отдыха» тогда были (данные уже по новому стилю): 22 января (день «кровавого воскресенья»), 12 марта (низвержение самодержавия), 18 марта (день Парижской коммуны), 1 мая (день Интернационала) и 7-8 ноября (день Пролетарской Революции). Под «общегосударственными годовщинами» подразумевались 21 января (день траура, смерти В.И. Ленина), 23 февраля (день Красной армии), 8 марта (международный день работниц), 17 апреля (память ленского расстрела), 5 мая (день рабочей печати), 6 июля (день утверждения конституции СССР) и 5 сентября (международный юношеский день). Всего в расцвете нэпа трудящиеся имели, кроме воскресений, 26 нерабочих дней, поровну собранных из церковных и советских праздников. Как в этой ситуации вели себя регистрация и наречение детей при том, что почти всех рожденных - даже горожан - продолжали крестить в еще не закрытых храмах?

Рис. 2. Распределение числа (%) дней регистраций-рождений ГСС периода 1939-1945 г. р. и жителей Тамбова 1995-1997 г. р. на линейке месяца (3 выборки по 6 тыс. человек каждая)

С одной стороны, все менее православный народ избавлялся от некоторых календарных суеверий. Страха зарегистрировать ребенка 28 мая стало в три с лишним раза меньше. Правда, мальчиков, родившихся в этот день, Дмитриями нарекать избегали. С другой стороны, желающих записать рождение ребенка 31-м декабря или 29-м февраля стало в два раза меньше. Рождались и новые ограничения регистрации рождения, порожденные новыми скорбными праздниками, причем по их датам в обоих стилях: в 19171926 гг. доли числа регистраций рождений на «расстрельные» годовщины 9 (22) января и на 4 (17) апреля снизились в полтора раза по сравнению с дореволюционными временами. Показательно, что в значительной части тогдашнего, устремленного в светлое будущее общества, ленинский день траура 21 января воспринимался не как скорбное, но как зовущее к борьбе и к коммунистическому труду событие. Потому среди ГСС 19171926 гг. рождения число зарегистрированных родившихся 21 января выросло в 1,5 раза при том, что В.И. Ленин умер лишь в 1924 г., оставив в данном случае лишь три года на ассоциацию с покойным любимым вождем. А регистрации на день рождения В.И. Ленина (22 апреля н. ст.) взлетели после революции и вовсе в 2,5 раза, хотя этот день и не был официальным праздником. И в те же три года (1924-1926) случился небывалый взлет наречений Владимиром, выведший это имя на 1-е место в городе и на 3-е - в деревне.

Ранняя советская регистрация рождений никак не отреагировала подъемами на такие новые, но не ощущавшиеся душой и сердцем праздники, как международные дни работниц, юношества, день конституции и день Парижской коммуны. Настоящим бойцам революции и тем, кто считал себя таковыми, роднее и ближе были (вместе с двумя ленинскими датами) 12 марта, 23 февраля, 1 мая, 7-8 ноября. В агрегации привязка официального дня рождения ребенка (мальчика, в случае с ГСС) к этим дням выросла в 19171926 гг. в 2 раза по сравнению с рождениями

1892-1916 гг. Но в данном случае этот взлет означал лишь приятное удобство отметить день рождения сына в общий большой и любимый советский праздник, ибо он не был связан напрямую с синхронным взлетом революционного именотворчества (рис. 3).

Нарекать детей к советским праздникам продолжали во многом по церковным календарям с учетом общих - еще дореволюционных - модных трендов. В регистрациях-наречениях на 21 января в 1917-1926 гг., хоть и появился Владимир, но, как и в 18921916 гг. на первых местах остались Григорий и Иван, т. к. главные календарные Григории помещаются в январе, а Иоаннов хватает в каждом месяце. Алексей остался безоговорочным лидером наречений на 23 февраля и 12 марта, ибо два главных Алексия тогдашних святцев праздновались в эти месяцы, да имя это хорошо переводилось - «защитник» -для регистрации мальчика в день Красной армии. По тем же причинам в лидерах на 1 мая оставались Николай, Виктор, Георгий, Афанасий, а на 7-8 ноября - Дмитрий и Михаил.

Наконец, не забудем еще одну особенность ранней советской регистрации рождения-наречения. Первый подскок привязки дня рождения мальчиков к первым советским праздникам состоялся в 1911-1916 гг., т. е. до свержения самодержавия и Октября. Это значит, что родители или сами подросшие мальчики уже после революции «по-советски» легко переписывали дату рождения, а нередко меняли заодно и имя на что-нибудь более модное, революционное и благозвучное. Обратим внимание и на «правильное» охлаждение подобных порывов в 1920-1921 гг. - в пике страданий, общей усталости и разочарований от Гражданской войны и «военного коммунизма», и на их новый «разогрев» в годы обнадеживающего и поднимающего нэпа.

Антропонимические порождения большевистской революции входят в группу имен, понятных для нарекающих. В наших выборках встречаются такие плоды городского революционного творчества, как Авиард, Герольд, Демократ, Ким, Марат, Револьд, Рим, Рэм, Спартак, Тимур и, конечно, варианты на ленинскую тему -Влад(и)лен, Вилен, Вилий и т. п. В то же время некоторые календарные редкости стали «расшифровывать» в революционном ключе: Вил (В.И. Ленин), Ор (Октябрьская революция), Римма (Революция и Маркс, с укороченным вариантом Рим). В модный химический элемент Гелий превратился календарный Еллий (рис. 2).

ГЧР0^1Л1вГ>00№01НГЧР0^1Л1вГ>00№01НГЧР0^1Л1вГ>00№01НГЧР0^1Л1в

ететететететететоооооооооо'н'н'н'н'н'н'н'н'н'нгчгчгчгчгчгчгч 00 00 00 00 00 00 00 00№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№

Рис. 3. Движение в 1892-1926 гг. долей числа регистраций на дни главных ранних советских праздников, а также на 28 мая дней рождений будущих ГСС

В данном сюжете напомним о двух особенностях послереволюционного именотвор-чества и его позднейшего восприятия: 1) после редких «первых ласточек» это явление взлетело с 1923 г., достигло пика в конце 1920-1930-х гг., т. е. после Гражданской войны и голода с их закономерным сжатием наречения, и также «правильно» съежилось в голоде 1932-1933 гг. и с подъемом внутренних массовых репрессий; 2) сумма наречений за 1917-1940 гг. сотнями «революционных» изобретений не составит и 0,04 % (4 на 10 тыс. рождений) числа рождений-регистраций за этот период. Просто эти чрезвычайно заметные для массового бульварного интереса имена концентрировались в заметных семьях с заметной судьбой их носителей. Например, ГСС Тимур Фрунзе 1923 г. р., Рем Хохлов 1926 г. р. - крупнейший ученый и ректор МГУ, Эра Георгиевна Жукова 1928 г. р., Рада Никитична Хрущева 1929 г. р., Рэма 1927 г. р. - дочь, Слата 1928 г. р. - племянница директора тамбовского «Ревтруда»

Н.П. Басилова и т. п.

Постреволюционное наречение различается в гендерном количественно-качественном отношении.

Мальчикам давали «революционные» имена в 4,5 раза реже, чем девочкам: 18 подобных наречений на 100 тыс. рождений мальчиков в 1917-1926 гг. против 82 таких наречений у девочек (рис. 4, 5).

Девочек в 2,5 раза реже, чем мальчиков, нарекали «революционными» аббревиатурами и сложносокращенными словами, зато в

1,5 раза чаще именами, повторявшими антропонимы великих революционных деятелей, и главных «пролетарско-революцион-ные» слова и названия новых праздников.

В любом случае революционное имено-творчество родилось и скончало свой короткий 20-летний «век» в синергических колеях благозвучия, А-А валентности и понятности наречения. Самыми массовыми и прижившимися даже до наших дней - но с утратой революционной коннотации - стали поливалентные изобретения вроде Владлена или Тимура.

Таблица 2

Перечень-классификация произведений и числа носителей революционного именотворчества по ОБД-Мемориал (выборка 13 млн человек)

Мужское имя Примечание Число в ОБД-Мемориал Женское имя Примечание Число в ОБД-Мемориал

Ким Коммунистический Интернационал молодежи Ок. 750 (без корейцев) Нинель 37

Владлен Владимир Ленин 92 Гертруда 15

Вилен В.И. Ленин 69 Кима 11

Рим 60 Владилена 5

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Рэм Революция, Энгельс, Маркс и др. варианты 44 Рэма Революция, Энгельс, Маркс 3

Нинель Ленин - наоборот 38 Ревмира 2

Гертруд Герой труда 13 Вилена 1

Ревмир Революция мировая 9 Слата Слава труду 1

Интер Интернационал 5

Зор Заря Октябрьской революции 2 Дара Дар революции 1

Ор Как «Октябрьская революция» 19 Эльмара и Эльма Энгельс-Маркс 2

Эль-Маркс Энгельс-Ленин-Маркс 1 Марксэна Маркс-Энгельс 1

Всего имена-аббревиатуры и сложносокращенные слова 1110 - 47,4 % революционных наречений М Всего имена-аббревиатуры и сложносокращенные слова онных наречений Ж

Марат Без татар Ок. 250

Маркс 174

Спартак 149 Клара В честь К. Цеткин 128

Энгельс 120 Роза В честь Р. Люксембург 93

Наполеон Без поляков, армян и грузин 53 Сталина 3

Тимур Без тюрко-татар 20 Владимира 3

Жорес 16

Робеспьер 8

Гарибальди 2

Дантон 3

Франклин 2

Люксембург 1

Всего наречения по фамилиям и именам «революционных» деятелей Всего наречения по фамилиям и именам «революционных» деятелей

800 - 34,2 % 227 - 55,4 %

Октябрь 178 Майя 48

Май Без тюркоязычных носителей 143 Октябрина 30

Коммунар 29 Слава 8

Авангард 24 Эра 4

Револьд С франц. - «мятежник» 17 Свобода 4

Герольд 15

Сталь 7 Рада 4

Труд и Слав-Труд (1) 7 Лира 3

Лидер 4 Труда 1

Прогресс 2 Зоря 1

Пролетарий 2 Коммунара 1

Демократ 1

Молот 1

Серп 1

Всего наречения по названиям праздников и Всего наречения по названиям праздников и

«революц.» словам 429 - 18,4 % «революц.» словам 104 - 25,4 %

Всего мужчин - носителей 38-ми революционных имен Ок. 2340 -доля 0,018 % Всего женщин - носителей 26-ти революционных имен 410 - 0,082 %

I 32,6

□ Доли лет рождений носителей революционных имен М •О* Доли лет рожд носителей календарных редкостей Ж

I 26,9

Л Доли лет рожд носителей календарных редкостей М Доли лет рожд Ж с рев именами

—--------------------------------------------Л- ------------------------^-------

• V9 /V з /У 3,6 38' 3,6 3,9' 3,9. 4,1 А, 3,9'* 3,6 3,

V- * 19 , ^ 2,7'Л^6. 1^2,5 2^^3’>-Ч1|

\Л 1,5 1,^ 19 1,^ 1,8і 1,8 _ « •. ^ 4В ^ ^ ^ -‘шЛг<К13 1

П 0,7 0 4 0 3 0 3 0,4 0'8 0,5 0,4 0'8 0,6 0,8 0,6 0,4 0,9 0,7 0,8 0,6 0,4 1,0 10 0,4 ' '

і---1 — и'-' ^ і ^=^1 ,-- 9 і---1 і----. ^ ' і---11 1 ' і---1—

1,9 2,3

,3 1,3

8,5

6,4 А6,8. ^'2

5,0 2,9

-|-------------------1----------------1-----------------Г"

рр

25

20

15

10

5

0

Рис. 4. Распределение носителей редких календарных и «революционных» имен по годам их рождения (ОБД-Мемориал, выборка 13 млн человек)

Так, в Тамбове в 1995-2010 гг. четырех православных мальчиков под давлением межнациональных связей назвали Тимурами, а в 1996 г. состоялось наречение Спартаком (скорее всего, в честь футбольной команды, а не вождя восставших рабов). Также в Тамбове модно-благозвучной красоты ради, а не в честь В.И. Ленина, в 1996 г. одну девочку назвали Виленой и в 1997 г. еще одну - Владленой. И вряд ли тамбовские родители имели в виду «юную коммунистку», нарекая в 1995 г. дочь Юнкомой.

Основная «А-А - благозвучная» мотивация наречения ребенка «революционным» именем замечательно описана Л.К. Чуковской в написанной в 1939-1940 гг. «в стол» повести «Софья Петровна». Ее совсем не советская героиня в середине 1930-х гг. так мечтала об именах будущей жены сына Николая и будущих внуков: «Засыпая, Софья Петровна старалась представить себе ту девушку, которую полюбит Коля и которая

станет его женой: высокую, свежую, розовую, с ясными глазами и светлыми волосами -очень похожую на английскую открытку, только со значком КИМа на груди. Ната? Нет, лучше Светлана. Или Людмила: Милочка. <...> Кто знает, быть может, годика через два и у нее будет такая же милая внучка. Или внук. Она уговорит Колю внука назвать Владлен - очень красивое имя! - а внучку Нинель - имя изящное, французское, и в то же время, если читать с конца, получается Ленин» [1].

Наконец, обратим внимание на то, что более 10 % числа мужских носителей «революционных» имен родились до 1917 г. Это говорит о чрезвычайно высоком коммунистическом порыве в их семьях, заставлявшем уже «готовому» и большому сыну менять «старорежимное», данное при рождении, имя на «советское». Наверное, для них Спартак звучал слаще Спиридона, Демократ был лучше Демида или Демьяна, а Марк превращался

15,9

* ч/

-£> о?’

✓ * ✓

* ♦' о?

Рис. 5. Доли регионов в наречении «революционными» именами поколений 1890-1920-х г. р. (текстурная заливка), доли регионов в населении России в 1917 г. (белая заливка) и в наречении «календарными редкостями» (черная заливка)

16

14

12

10

8

2

0

в Маркса добавлением всего одной буквы. Мы улыбаемся, глядя из сегодня на этих увлеченных чудаков, но людьми они (в подавляющем большинстве своем) были хорошими - честными, верными, активными, жизнерадостными. И то, что сегодня мы их находим для изучения движения именников на скорбных страницах Книг Памяти, говорит о многом в том поколении. В любом случае, их антропонимические порывы выглядят морально лучше переименований Святославов в Стивенов, Иванов в Джонов, Михаилов в Майклов в семьях наших «колбасных эмигрантов» из советского общества периода разложения.

Региональные концентрации до- и послереволюционной антропонимической моды совпадают. Это - семь городских подсистем упоминавшейся широтной полосы в 700 км, включившей столичные Северо-Запад и ЦПР, Поволжье, юг Европейского Севера, Урал. В них в 1920-1926 гг. доля

модного на ту пору наречения составила в среднем 58,4 %, а в восьми городских подсистемах регионов восточнее, южнее и западнее «модной русской полосы» - лишь

40,5 %.

Деревня в то время отставала от городской моды лет на 10, да и революционных порывов в ней было много меньше. В целом уровни следования региональных сельских подсистем антропонимической моде своих городских подсистем коррелируют: в 19201926 гг. - средних 18,3 % новейшего городского наречения в селах семи регионов «модной полосы» и 11,7 % за ее пределами. Ожидаемые модные особенности продемонстрировало село Европейского Севера с его политической ссылкой (26,6 %) и многонациональная, более торгово-промысловая, нежели земледельческая, сельская местность Новороссии (19,9 %).

Для слияния и совпадения городских и сельских подсистем русского наречения во

всех его синергических составляющих потребуется специфическая советская модернизация с ее унифицирующим социальным переустройством и Великая Отечественная война, развившая и закрепившая социокультурную однородность и общность христианско-европейского большинства СССР.

UDC 930.2

RUSSIAN NAMING THROUGH THE 1890-1920S IN SOCIAL HISTORY CONTEXT: METHODS AND SOME RESEARCH RESULTS. PART II

Vladimir Lvovich DYACHKOV, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Candidate of History, Associate Professor of Russian History Department, e-mail: mayormp@mail.ru

Elena Vladimirovna TROFIMOVA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Assistant of Russian Language Department, e-mail: mayormp@mail.ru

Russian naming of the 1890-1920s reflected a crucial social impact of that “war-revolutionary” epoch. Our E-data base on secular trends of naming reveal as its system moved in synergic lines of reduction of active name-sets, of progress of harmonious and understandable naming, of breaking the Orthodox calendar limits, of city-village naming convergence. The regional speeds of those trends depended directly on the level of a region’s social advance.

Key words: naming system; wars and revolution; gender; region; city and village.

1. Чуковская Л.К. Софья Петровна // Нева. 1988. № 2.

Поступила в редакцию 16.07.2012 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.