CC BY
52
УДК 93Q.2
РУССКОЕ НАРЕЧЕНИЕ В 1890-1920-е гг. В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНОЙ ИСТОРИИ СТРАНЫ: МЕТОДОЛОГИЯ, МЕТОДИКА И НЕКОТОРЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ АНАЛИЗА.
ЧАСТЬ I1
© Владимир Львович ДЬЯЧКОВ
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, кандидат исторических наук, доцент кафедры российской истории, e-mail: mayormp@mail.ru © Елена Владимировна ТРОФИМОВА Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, ассистент кафедры русского языка, e-mail: mayormp@mail.ru
Движение русского наречения на отрезке 1890-1920-х гг. отразило переломный характер данного периода социальной истории страны. Анализ электронных баз данных показывает, что антропони-мическая система в обоих полах эволюционировала по синергическим линиям сжатия активных именников, развития благозвучия и понятности наречения, выхода за рамки православного календаря, сближения городских и сельских подсистем наречения. Региональные скорости этих процессов прямо зависели от уровня социального развития региона.
Ключевые слова: антропонимическая система; войны и революции; гендер; регион; город и село.
Введение
Сколько-нибудь эффективные ономастические исследования невозможны без «единственно верной» методологии, без производной от нее оптимальной методики и, естественно, без приличного знания истории изу-
1 Статья подготовлена по результатам научноисследовательской работы по Государственному контракту № 14.740.11.0206 от 15 сентября 2010 г. в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг.
чаемого отрезка движения языка в его антро-понимической (в данном случае) части.
Наш метод один - обязательный общенаучный принцип историзма, требующий брать изучаемое явление в непрерывном развитии, в системной, синергической совокупности всех его частей и таким, каким оно было в исторической действительности. Для того чтобы антропонимическое исследование отвечало принципу историзма на любом масштабе охвата, ономатолог должен рабо-
тать с базами (корпусами) количественно репрезентативных данных, в которых помимо ФИО нареченных содержались бы, как минимум, сведения о точном времени их рождения (вплоть до дня рождения и крещения-регистрации), о конкретном месте их рождения, об их социально-сословном и конфессиональном происхождении. В качестве идеальных первичных источников таким информативным требованиям отвечают дореволюционные метрики и «загсовские» документы. Правда, (из-за особенной трудоемкости их получения и обработки на фоне современного исполнительского кризиса гуманитарных наук) использование одной лишь «первички» делает непосильным сравнительные антропонимические исследования не только в масштабе страны, но даже сравнения на уровне субрегионов. На простор репрезентативных общероссийских, межрегиональных сравнений и обобщений по заявленному историческому отрезку нас выводят многотысячные и многомиллионные персоналии новейших энциклопедий и различных Книг памяти. В заявленном «примерном» удобно-возможном срезе антропонимическо-го анализа мы опираемся, в первую очередь, на электронную базу социографических данных Героев Советского Союза (12 тыс. ГСС., составлена Г.В. Дьячковым). В необходимых случаях для достижения сравнимой репрезентативности выборок по 1890-м гг. рождения привлечены базы данных общероссийских и региональных Книг памяти погибших военнослужащих и жертв политических репрессий, а также собранные авторами базы данных студенческих генеалогий. В случае изучения движения во времени и региональных концентраций календарных редкостей и революционных новшеств наречения использовалась ОБД - Мемориал, вобравшая 13 млн персоналий.
В своей совокупности названные источники по непрерывному вековому движению наречения позволяют на выбранном отрезке 1890-1920-х гг. репрезентативно выявить, сравнить и объяснить макрорегиональные антропонимические процессы не только по «нашим» 7-летиям, но и по годам (и даже дням рождения-регистрации, что важно в выявлении «привязки» наречения к церковному или советскому празднику) носителей имен.
В своих работах мы на непрерывных линиях показываем, как на протяжении последних четырех с половиной веков, в русском наречении в обоих полах синергически взаимодействовали: именники городских и сельских социальных слоев-сословий; эволюция наречения как уникальной личной и общей социальной идентификации носителя имени; факторы и тенденции расширения-сжатия активных именников; происхождение и движение антропонимической моды от социальных «верхов» к «низам» при неуклонном объединении и растущем быстродействии социокультурного и информационного пространств; стремления к благозвучию имени с отслеживанием наречения по [Л], [Л’], [Р], [Р’] и другим согласным звукам имени; стремления к положительной ассоциативной понятности имени; движение аллитерационно-ассонансного (А-А) наречения в двучленном и трехчленном имени и т. д. [1].
Выхваченный для данной статьи формирующий отрезок наречения диалектически и уникально соединил в себе как достаточно плавные вековые тренды, так и перерывы постепенности, вызванные ускоренной модернизацией и урбанизацией от виттевско-столыпинских реформ до ленинского нэпа, тремя революциями, Первой мировой и Гражданской войнами с имманентными социальными кризисами и катастрофами. Все это отражалось на менявшейся русской антропо-нимической физиономии.
Русское наречение въехало в XX в. на долговременных восходящих синергических силах сжатия активных именников, сближения их до совпадения при сжимавшемся временном лаге между городом и деревней, роста «нежности» [Л, Л’] наречения девочек и «твердо-рычащей нежности» [Л, Р и Л’, Р’] имен мальчиков, «взлома» санкций святцев с прорывом в наречение всяческих некалендарных новшеств, развития прямой и квазипонятности наречения, распространения до низов общества аллитерационного-ассонанс-ного (А-А) наречения в дву- и трехчленном имени вплоть до А-А сочетаемости антропонима с комонимом. Помимо модернистских трендов крепко держались изначальные традиции-константы наречения в честь главных святых, положительно популярных героев-деятелей истории и ближних родственников.
Итак, оставив пока в покое «прекрасный» пол с их общим и особенным в наречении, покажем главные перемены в наречении городских и сельских мальчиков на общероссийском и сравнительном региональном срезах.
Сжатие - расширение наречения мальчиков и его факторы
На уровне всероссийской агрегации наречение сельских мальчиков в 1890-1920-е гг. находилось на крутом восходящем тренде сжатия активного именника от исторического минимума с К = (-55) в 1794-1800 гг. до исторического пика К = 91 к началу 1980 гг. К началу 1890-х гг. индекс К в сельском мужском наречении добрался до 20,5, а промежуточный финал 1920-х гг. зафиксировал К = 54. Доминантным фактором сокращения активного именника сельчан на данном этапе выступало утверждение обретенного за два поколения до того трехчленного имени для деревенских мужчин. В этом синергизме
сжатия участвовали также факторы высвобождения наречения из-под церковного канона за счет отбрасывания неблагозвучных, суеверно-неприемлемых, ассоциативно-непонятных календарных имен + сужающая семейная традиция + проникновение и прогресс в селе А-А наречения, отсекавшее сла-
бо «валентные» для того имена + развитие в селе повальных городских поветрий при растущей скорости объединявшегося культурноинформационного поля + социальные кризисы и катастрофы периода с неизменным сжатием активных именников (рис. 1).
Тренд городского наречения периода не был столь линейным, т. к. любой массовый «вброс» сельчан в города оборачивался расширением городского наречения за счет количественно и качественно отличной от него деревенской традиции, принесенной на подошвах крестьянских иммигрантов. Как только наступала иммиграционная ремиссия и город начинал «переваривать» очередной
Рис. 1. Движение конформизма и благозвучия наречения сельских мальчиков в 1738-2010 гг. (здесь и далее пограничные 7-летия рождения рассматриваемого отрезка 1890-1920-х гг. выделены увеличенными маркерами)
приток из деревни, городское мужское наречение реагировало немедленным сжатием. На анализируемом отрезке модернизации, войн и революций город и деревня были еще мирами с разным социокультурным метаболизмом, а сельские «вливания» нарастали - и с промежуточного минимума с К = 45 в начале 1830-х гг. городской именник вяло и неровно расширялся до промежуточного максимума с К = 22 в конце 1920-х гг. В 1892-1898 гг. городской индекс К подпрыгнул до 46,3, затем два 7-летия падал до 21,3 в 1906-1912 гг., т. е. именник расширялся, в годы Первой мировой и Гражданской войн городской именник закономерно сжимался до К = 32-36, несмотря на миграционную круговерть той поры (рис. 2).
Общую доминанту сжатия на рассматриваемом отрезке агрегированного мужского именника демонстрирует и сравнение имен отчеств и имен наших героев Советского Союза (ГСС). Отцы ГСС, родившиеся в 1860-1905 гг. наречены 282 именами при К = (-8), а в наречении сыновей-Героев, родившихся в 1892-1926 гг., они использовали 249 имен, что при модном росте долей наиболее популярных имен заметно сжало активный именник, дав К = 29,83.
Влияние на наречение данного кризисного военно-революционного отрезка 1913-
1926 гг. заслуживает и требует рассмотрения по годам. В 1913-1915 гг. общероссийский агрегированный индекс К находился на уровне 30-31 со слабым понижающим трендом за счет модернистских новаций на теле традиции. В 1916 г., когда Первая мировая война когтями системного кризиса поцарапала общество, наречение мальчиков отреагировало слабым сжатием до К = 32,2. Революционный, освобождающий многих, 1917 г. за счет первых выходов за рамки святцев понизил конформизм мужского наречения до К = 30,9. А дальше - Гражданская война с уже многими миллионами погибших в синергизме боевых действий, репрессий, болезней и голода, и родителям стало не до моды и разнообразия наречения сыновей. В 1918 г. индекс К прыгнул до 43, в 19201921 гг. он составил 50 и 46,2 соответственно. Первый же год мира и нэпа - 1922 г. -расширил мужской именник до К = 38 с дальнейшим неизбежным и плавным модернистским сжатием с подтягиванием сельско-
го наречения к городскому, обеспечившим к
1927 г. К = 42 (рис. 3).
Эти выкладки - «средние температуры по российскому роддому для мальчиков». А как поживали объемы активных именни-ков в синергизмах отдельных российских регионов?
Для начала скажем, что на региональные сжатия - расширения активных мужских именников города и села дополнительно влияли следующие факторы.
Рост доли городского населения и качества модернистской урбанизации конкретных городов региона, меньшая социокультурная, этническая, конфессиональная мно-гоукладность сжимали мужское активное наречение.
Сниженная модернистская «продвину-тость» региона и развитая всяческая много-укладность непременно и резко расширяли наречение в городской и сельской подсистемах региона. Конкретно-исторические комбинации факторов «дыхания» региональных именников формировали общее и типичное в состояниях и движениях макро-региональ-ных антропонимических физиономий1.
Рассмотрение объединенных (город + село) региональных (К) отчеств ГСС показывает, что сочетание а) локальных традиций наречения в многонациональных, многоконфессиональных и прочих наиболее многоукладных зонах + б) относительно слабая модернизация-урбанизация региона в первые пореформенные десятилетия обеспечивало наиболее разнообразное православное наречение отцов ГСС. Потому К отчеств Центра и Запада Украины оказался (-45,54), Запада -(-34,8), Востока Украины - (-31,4), Дона и Кавказа - (-25,6), Новороссии - (-22,6), Казахстана и Средней Азии - (-23,6), Сибири и Дальнего Востока - (-18). Особым фактором поддержания весьма разнообразного наречения в русских православных регионах на востоке и на юге империи являлось распрост-
1 В данном исследовании русского наречения мы делим страну на 15 естественноисторических макрорегионов (групп губерний): 1) Северо-Запад (с Эстонией и Латвией); 2) Европейский Север; 3) Урал; 4) Сибирь и Дальний Восток; 5) Казахстан и Средняя Азия; 6) ЦПР; 7) Верхняя Волга; 8) Средняя Волга; 9) Нижняя Волга; 10) ЦЧР; 11) Дон и Кавказ; 12) Новороссия (с Крымом и Молдавией); 13) Восток Украины; 14) Центр и Запад Украины; 15) Запад (Белоруссия, Литва, Польша).
80
70
60
50
40
30
20
10
0
' /\
Ж 12,2 _ * >________*
29,14 ^ 28,9 *
^ ^ 16 16,1 16,5 • •- д 14,6
*
,5 Д 15, 15,,
Ж* ’А'
17
15,6
Д 11,2
Д14,4М15'/
7,8
5,1 ^ 6,2 5,2
--1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-Г"
^<Н001ЛР^№ЮГАОГ«*^<Н001ЛР^№ЮГАОГ^^
—I----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1-|—
ир |*ч |«ч 00 СП о о
сп ъо т о с*
т^1Л1Л1СГчоооо
0б1ЛГЧ№1етОГч«?тН001Л(Ч
001ЛР^№ЮГАОГ^^<Н001Л
ООгНР^Р^т^1Л1ЛЮГ^ГчОО№
0<НР^Р^ГА^^1Л1С1С
ГчГчГч|>чГчГчГчГч^00 00 00 00 00 00 00 00 00 00 00 00 00 00№№№№№№№№№№№
ю т О Д ^
1^ 00 №. О
№ № Ф N О
гН гН гН № N
Рис. 2. Движение конформизма и благозвучия наречения городских мальчиков в 1738-2010 гг.
ОК имен Г\ 46 2
042,7 1 ( 42,
► 49,8
I 38,3
32,2
°30030.6у£
130,9
^39,2 138,1
-О40-7
-/) 39,9-------
1--------1---------1--------1--------1--------1--------1--------1--------1--------1--------1
1913 г. 1914 г. 1915 г. 1916 г. 1917 г. 1918 г. 1919 г. 1920 г. 1921 г. 1922 г. 1923 г. 1924 г. 1925 г. 1926 г.
Рис. 3. Движение индекса «конформизма» наречения мальчиков в 1913-1926 гг.
50
48
46
44
42
40
38
36
34
32
30
раненное там старообрядчество, ибо раскольники вплоть до революции 1917 г. крепко держались святцев вопреки всем модерни-стким «сквознякам» и «модным болезням», в отличие от сектантов и протестантов, ускоренно разрушавших православный обычай.
В наиболее корневых русских регионах Европейской России доминантой объема активного пореформенного мужского именни-ка выступала степень общей модернизации региона, соединенная с глубиной его истории в рамках растущей России. Поэтому на уровне имен отчеств ГСС наиболее разнообразным (традиционным) был именник ЦЧР -К = (-2,1), затем по степени его сжатия шли Урал - 9,6, Нижняя Волга - 14,2, ЦПР - 16,6, Средняя Волга - 18,1, Северо-Запад - 18,14, Север - 30 и Верхняя Волга - 49,5.
Но в пору рождения и наречения самих будущих ГСС, т. е. в 1890-1920-е гг., картина сравнительного движения региональных объемов городских и сельских мужских антропонимиконов становится сложней и многоцветней из-за разных региональных скоростей перемен в балансе модернизации и традиции, перемноженных на их изначальные социокультурные особенности.
Наречение мальчиков сжималось везде, но общие повышенные скорости сжатия практических именников продемонстрировали Восточная Украина, Дон и Кавказ, Новороссия, Сибирь и Дальний Восток, Казахстан, Средняя Азия, ЦЧР, ЦПР, Средняя и Нижняя Волга, Северо-Запад. Меньшие скорости сжатия были на Севере и на Верхней Волге, т. к. эти регионы до того достаточно сильно сократили свои именники, а также на белорусско-литовско-польском Западе и в Центральной и Западной Украине. В большинстве регионов городские темпы сжатия именников были выше или примерно равны сельским, что было «правильно», учитывая первородство городского мира во всех ан-тропонимических новациях. Но в Центре и на Западе Украины, в Новороссии, на Дону и Кавказе, а также в ЦЧР сжатие мужских именников в сельском мире было очевидно сильнее, чем в городах этих регионов. В первых трех названных регионах данный парадокс объясняется многонациональной смесью в их городах, в отличие от их более восточнославянских сел. Для ЦЧР с его острейшим аграрным перенаселением эта «непра-
вильность» объясняется сильнейшей деревенской антропонимической интервенцией в его маловместительные города.
Движение структуры активных имен-ников и фонетическая эволюция наречения мальчиков
Рассматриваемый период был временем векового ускорявшегося, тотального распространения «сверху вниз» - от дворянской социально-сословной элиты через все остальные городские слои-сословия в деревню - синергической связки вымывания из наречения неблагозвучных, непонятных, «низких» имен с развитием моды на «элитные», «городские», понятные имена - «плоды просвещения» + подъем к вершинам популярности имен «поливалентных» для А-А наречения и падения до выведения из наречения имен «низковалентных» + развитие «окраски» наречения по [Л, Р и Л’, Р’] с сокращением наречения именами без этих сонорных согласных звуков + влияние на антропонимикон культурно-политических «возмущений» военно-революционной поры (табл. 1 а, 1 б).
Рассматривая данный синергизм по частям обнаружим, что в наречениях городских мальчиков в 1864-1891 гг. в нашей выборке (24 тыс. человек 1864-1926 гг. рожд.) было использовано 151 имя, а на переходе к поколениям 1892-1926 гг. было «потеряно»
61 имя и приобретено 26 с общим уровнем обновления городского активного именника = 57,6 % и сокращением его до 116 имен.
Выходили из городского наречения устаревшие имена, но приобретения лишь наполовину состояли из некалендарных революционных прорывов и новшеств вроде Вилена, Гарри, Генриха, Герольда, Демократа, Кима, Леопольда, Револьда, Рэма, Рудольфа, Рюрика, Спартака, Тимура и т. п. Остальные (весьма окрашенные старообрядчеством) пополнения городского антропонимикона принесли приливы из деревни: Ананий, Венедикт, Вукол, Гурий, Донат, Захар, Касьян, Пимен, Рафаил, Родион, Феоктист.
Сельский мужской именник, состоявший в 1864-1891 гг. из 201 имени, потерял всего 26 имен, но приобрел в 1892-1926 гг. 48 имен, расширившись - в противоположность городу - до 223 имен и обновившись в промежуточном итоге лишь на 36,8 %. Также очевидно, что деревня вводила в достаточно заметное наречение преимущественно кален-
Таблица 1а
Региональные рейтинги наречений городских мальчиков, родившихся до 1906 г.
(%; имена - региональные лидеры периода выделены заливкой; 2-е места - жирным шрифтом)
Таблица 1 б
Региональные рейтинги наречений городских мальчиков, родившихся в 1920-1926 гг.
дарные имена городской предреволюционной моды на понятные имена из «плодов просвещения»: Вадим, Всеволод, Вячеслав, Игорь, Олег, Юрий, Ярослав. Имена из революционного творчества и из иной свободы от святцев были в селе очень большей редкостью (табл. 2а, 2б).
Данное общее сокращение-обновление мужского именника на том переходе от «отцов к детям» подтверждают и наши ГСС: в их отчествах использовано 282 имени, потеряно в сыновьях - 106, приобретено -73 имени с уровнем обновления 63,5 %.
Анализ региональных срезов данных качественных перемен в наречении мальчиков в 1890-1920-е гг. лишний раз доказывает, что городская антропонимическая подсистема развивалась как единая с одномоментными поворотами от Минска и Питера до Ташкента и Владивостока с незначительными региональными особенностями. Сельские же части регионов разнились много больше с доминантой уровня общей модернизации и урбанизации региона, помноженной на внутрирегиональную доминанту степени географической близости конкретных сел к городам, транспортным узлам, развития в конкретных селах «агентов городского антропонимиче-ского влияния» в виде школ, больниц, «дворянских гнезд» и т. п.
Если мы нанесем места появления пред-и революционных новшеств наречения на карту России, то получим замечательную полосу их концентрации в конкретных корневых и наиболее модернизированных, урбанизированных регионах страны, а также в местах политической ссылки. Более 80 % новомодных наречений окажется на Северо-Западе (с максимальной концентрацией в Питере с пригородами), в регионах Твери, Ярославля, Костромы, Москвы, Иваново, Владимира, Н. Новгорода, Удмуртии, Коми, Перми, Челябинска, Омска, Красноярска, Новосибирска, Читы. Почти весь остаток новшеств вне этой полосы сгустится в районах Самары, Оренбурга, Саратова, Царицына, Харькова, Екатеринослава (Днепропетровска), Ростова-на-Дону и Краснодара, т. е. также в зонах индустриальной модернизации (рис. 4).
Типологически однородная картина выстраивается и в результате анализа окраски наречения мальчиков по [Л, Р и Л’, Р’]. В
отличие от девочек, которые от петровской эпохи до позднего Брежнева последовательно нарастили в наречении долю имен с [Л, Л’] с 18 до 65 % при падении доли наречений именами с [Р, Р’], мальчики явили более сложную динамику использовании имен с данными «нежными» и «рычащими» сонорными звуками.
В инициирующей городской подсистеме доля наречений мальчиков именами с [Л, Л’] (без [Р, Р’]: Алексей, Василий, Илья, Михаил, Николай, Павел и т. п.) на отрезке 18361926 гг. неровно снижалась от промежуточного пика в 44,2 % до промежуточного минимума в 33,7 % (абс. макс. = 46,2 % в 194147 гг., абс. мин. = 21,3 % в 1738-44 гг. и 23,1 % в 1962-68 гг.). Суммарная доля имен с [Л, Л’+ Л, Л’, Р, Р’] (Александр, Владимир, Кирилл и т. п.) на том же отрезке неровно сползла с 59,2 до 52 % (в 1892-98 гг. -48,8 %; абс. макс. - 73,1 % в 1941-47 гг., абс. мин. - 33,3 % в 1738-44 гг. и 38,5 % в 1962-68 гг.). Имена с [Р, Р’] + [Л, Л’, Р, Р’] (Георгий, Григорий, Петр, Роман, Родион, Федор, Александр и т. п.) на том же отрезке развили суммарную долю с 40,3 до 50,7 % (в 1892-98 гг. - 41,3 %; абс. макс. - 67,1 % в 1955-61 гг., абс. мин. - 34 % в 1759-65 гг.). Доля имен «неокрашенных» по [Л, Р и Л’, Р’] (Иван, Антон, Семен, Степан и т. п.) в 18361926 гг. колебалась в коридоре 14-23 % со снижением на отрезке 1892-1926 гг. (абс. макс. - 30,7 % в 1787-93 гг. и 29,1 в 20042010 гг., абс. мин. - 5,1 % в 1941-47 гг. и 1969-75 гг.) (рис. 2).
В селе движение окраски мужского наречения по [Л, Р и Л’, Р’] было по-крестьянски простым. «Неокрашенная» доля сползала с ускорением с 45-47 % от елизаветинско-екатерининских времен до исторического минимума в 4,8 % к началу 1880-х гг. (32,6 % в 1892-98 гг. и 21,6 % в 1920-26 гг.). Наречение именами с [Л, Р и Л’, Р’] в 18921926 гг. восходило с ускорением: имена с [Л, Л’] продвинулись с 30 до 43,1 %, с [Л, Л’+ Л, Л’, Р, Р’] - с 37 до 54,8 %, а доля «рыкающих» имен только с [Р, Р’] снизилась с 28,4 до 24,1 %. Иными словами, в пореформенную и военно-революционную эпохи православная деревня «села на хвост» давней городской моде на «нежное» и «нежно-рыча-щее» наречение своих сыновей (рис. 1).
Таблица 2а
Региональные рейтинги наречений сельских мальчиков, родившихся до 1906 г.
Таблица 2б
Региональные рейтинги наречений сельских мальчиков, родившихся в 1920-1926 гг.
В общем тогдашнем росте общероссийской «средней температуры» мужского наречения, окрашенного [Л, Р и Л’, Р’], местная температура прямо зависела от уровня общей модернизации городской и сельской частей региона. Потому общий дружный и наибольший рост «ласкового» и «нежно-рыча-щего» наречения дали ЦПР и Поволжье в целом с сокращением шага от Волги Верхней к Нижней. Дружный, но меньший рост получился во внутренне равномерно, но в более отсталых ЦЧР, на Западе и в Средней Азии. В зонах с большим цивилизационным, системным разрывом «продвинутого» города и более традиционного села образовался разрыв между высоким уровнем [Л, Р и Л’, Р’] в городах и пониженным в их сельских секторах, и разрыв этот нарастал по мере движения от русских северных к многонациональным южным регионам. Так, на Северо-Западе, Севере, Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке разницы между агрегированными долями по [Л, Р и Л’, Р’] 1892-1926 гг. в городах и селах данных регионов составили соответственно (%) 59,5 : 51,7; 63 : 56,2; 58,4 : 48,6; 56 : 48,4. На Дону и Кавказе, в Новороссии, на Лево- и Правобережной Украине эти уровни были пониже и разрывы побольше:
51,7 : 44,1; 55,5 : 43,7; 54,8 : 43; 52,6 : 40.
Такой рост «ласково-рычащей» окраски наречения мальчиков неразрывно связан с также вековым развитием А-А наречения от элиты к нижележащим слоям. В дворянских верхах к концу XIX в. намеренное А-А сочетание имени и отчества было практически поголовным и, как минимум, в 3-х наречениях из 4-х аллитерация-ассонанс (если звуки фамилии то позволяли) присутствовало в трехчленном имени, начиная с пяти последних царей и кончая политиками военнореволюционной поры вроде Павла Николаевича Милюкова, Лавра Георгиевича Корнилова, Александра Васильевича Колчака, Александра Федоровича Керенского или Владимира Ильича Ульянова-Ленина.
Родительские семьи наших «героев» были не столь амбициозны и, следовательно, антропонимически модны, но, тем не менее, на входе в XX в. А-А наречение было подавляющим во всех городских слоях. К городам за «музыкальным» наречением тянулась деревня: сначала социально «продвинутая»,
пригородная, затем все более отдаленная и отсталая.
На отрезке 1890-1920-х гг. почти все регионы быстро прогрессировали в А-А наречении с подчинением ему антропонимиче-ских новшеств.
«Коренные» русские европейские, столичные регионы к 1906 г. достигли агрегированных 32-36 % А-А наречения в трехчленном имени и развились по этой части до 40-45 % при подавляющем «музыкальном» наречении в сочетаниях имени-отчества и имени-фамилии. Вершиной «музыкального» наречения военно-революционной эпохи стало проклюнувшееся на время в отдельных продвинутых селах изощренное А-А наречение с учетом звучания родного комонима (например, Краснослободцев Кронид Васильевич из Каменного Брода) [2].
Азиатские и южные регионы шли от 16-25% «музыкальности» ФИО и средине 1920-х гг. развили ее до 27-39 % при одинаково высоком А-А имени-отчества. Отставание по А-А наречению в русских регионах было тем больше, чем традиционней были их сельские части, чем сильнее было влияние православного канона вообще и старообрядчества в особенности, не впускавших в моду имена, «поливалентные» для А-А наречения.
В украинских и белорусских регионах главным тормозом трехчленного А-А наречения оказывались фонетические и морфологические особенности значительной части корпуса украинско-белорусских фамилий, а также отличные от русских формы и звучание многих календарных имен (например, украинские Ковпак или Вовк заметно хуже А-А сочетаются с Олэксандром и Мыколой, нежели русские Колпаков и Волков с Александром и Николаем).
При восхождении [Л, Р и Л’, Р’] тренда наиболее валентными для А-А наречения при восхождении [Л, Р и Л’, Р’] тренда оказывались Александр и Владимир. Самые слабые А-А способности в этой ситуации обнаруживали Иван, Матвей, Семен и т. п. «бледные» по сонорной окраске имена. Поэтому «военно-революционная» эпоха стала бурным продолжением и победным завершением восхождения А-А «поливалентных» имен на верхушки рейтингов со свержением с вершин наречения вплоть до длительного выведения из активного именника слабых по
А-А возможностям имен. На это работало и «когерентное» желание социальных низов через детей ассоциировать себя с «верхами» модными «господскими», «дворянскими»
именами, сокращая качественный разрыв с городским наречением.
К началу 1890-х гг. в первой общероссийской незнатной городской десятке были: Николай, Александр, Иван, Михаил, Василий, Владимир, Алексей, Петр, Дмитрий, т. е. имена [Л, Р и Л’, Р’] валентные для А-А наречения поднялись на верхушку активного именника. Состав современной ей «знатной» первой десятки был почти таким же, только Иван с Михаилом, Василием и Алексеем съехали уже на 5-8-е места, Владимир и Петр поднялись до 3-го и 4-го, Павел и Сергей - до 9-го и 10-го, а Дмитрий оказался на 11-м. В то же время общероссийская сельская первая десятка оставалась довольно традиционной, с большим пока отрывом от городских веяний: Иван, Василий, Михаил, Петр, Алексей, Федор, Николай, Александр, Павел, Андрей и Григорий.
В 1925-26 гг. подвижный город, забывая вчерашние увлечения Валентином, Евгением, Леонидом, Юрием, выстроил первую десятку в виде Владимир, Борис, Виктор, Николай, Анатолий, Георгий, Иван, Александр, Василий, Михаил. В то же время первая сельская десятка подобралась как: Николай, Иван, Михаил, Василий, Александр, Алексей, Петр, Владимир, Сергей, Виктор, т. е. к первым местам в селе поднялись 5 имен из городской А-А моды, двигая сельский активный именник к послевоенному совпадению с городским.
Регионами с сельскими подсистемами наиболее резвыми в погоне за городской модой (в 1920-26 гг. с Александром, Николаем на первых местах, с Владимиром, Анатолием, Виктором и т. п. в первой десятке), стали закономерно Северо-Запад, Европейский Север, ЦПР, Средняя и Нижняя Волга.
Сельские части русских регионов к востоку от Волги, начиная с Урала и к югу от центра, начиная с ЦЧР, оказались более инертными, сохранив Ивана на крепком 1-м месте и не впустив Владимира и порой Александра в первую десятку.
Свое обычное лицо вновь показали украинские и белорусские сельчане: в 1920-26 гг. в своих четырех регионах они сохранили
Ивана на самых крепких 1-х местах с 16-21 %, отдали Николаю слабое 2-е место, здорово опустили Александра, но при этом подняли Владимира на 3-5-е место. Кого они при этом себе представляли в качестве положительной ассоциации: Владимиров - великих киевских князей или Владимира Ленина?
Дело в том, что ассоциативно-понятные без перевода русские «исторические» имена, а также имена нерусских легендарных деятелей и любимых литературных героев, ставшие положительно знакомыми на школьных уроках и в домашнем чтении (кроме Владимира - Борис, Вадим, Всеволод, Вячеслав, Глеб, Игорь, Мстислав, Олег, Ростислав, Рюрик, Святослав, Юрий, Ярослав + Виктор, Герман, Евгений, Леонид, Цезарь), вошли в городскую «элитную» моду в первые пореформенные десятилетия. На пути от незнатных горожан 1864-1891 гг. рожд. до горожан «образца» 1892-1926 гг. рожд. перечисленные имена из «плодов просвещения» участились в наречении в среднем в 2 раза с суммарной доли в 12,5 (у знати - 18,4 %) до
25,8 %. По отдельным именам городской рост их долей составил от 1,5 (Владимир) до 10 раз (Олег).
За городом «правильно» тянулась деревня с более чем четырехкратным ростом доли «плодов просвещения» за 35 лет от 1,5 до 6,4 %, причем до начала XX в. 10-ти имен из списка не было в крестьянском наречении вообще. На переходе от отцов ГСС к их сы-новьям-героям прогресс тех же «плодов просвещения» с добавкой к нему (также ставших понятно-осмысленными) Александра и Николая впечатляет еще больше - с агрегированной суммарной доли в 9,9 до 29,5 %, т. е. в 3 раза (среди сыновей «элиты» 1864-1905 гг. рожд. эта доля «плодов просвещения» составила 40 %). При этом, например, Владимиров среди отцов Героев - 108, среди самих Героев - 450. По Борису такое соотношение выглядит как 40:176, по Вадиму - 2 : 12, по Вячеславу - 2 : 22, по Глебу - 1 : 4; по Евгению -18 : 112, по Леониду - 11 : 111. Владиславов, Всеволодов, Германов, Игорей, Мстиславов, Олегов, Ростиславов, Юриев, Ярославов среди отцов ГСС не было вовсе, а среди самих Героев их оказалось в сумме 119 человек.
Но вернемся к многозначному Владимиру. Движение его агрегированной популярности по годам внутри 1913-1926 гг. выгля-
дело так: к 1914 г. Владимир набрал 4,2 %, в 1915-16 гг. упал до 2 %, а с 1917 г. наречение Владимиром ускоренно росло, дойдя до почти 7 % в 1926 г. Ко времени Великой Отечественной войны Владимир нарастит свое 1-е место в городах (с 1924 г.) до доли в 14 % и с 8-10-го до 3-го - в деревне с 11 %. Очевидно, что мощная А-А валентность Владимира соединилась с 1917 г. с родительской подавляющей положительной ассоциацией с именем В.И. Ленина, когда оно «шумело, как ветр по краю, давая мыслям ход, как мельничным крылам», а революция открыла широкие и стремительные лифты тем, «кто был ничем». И дело было не только в большевистском агитпропе. Людей не заставишь нарекать своих детей отрицательно-ассоциативными именами, потому наречение Иосифом исчезло в конце 1920-х гг., Борисом - в конце 1990-х гг., а в 2000-е гг. наречение тем же Владимиром сократилось в 2,5 раза.
У военно-революционного периода были не только «любимцы», но и жертвы политико-психологических пристрастий в наречениях. В 1900-е гг. в модном незнатном городском наречении (вслед за дворянами XIX в., в подражание соседям-немцам и с впечатлением от знакомого по школьным урокам героя «Пиковой дамы») на 0,2 % появляется вполне календарный и А-А валентный Герман. С развитием «германской» войны наречение Германом в 1914-1917 гг. заметно съеживается (особенно, среди россий-
ских немцев и в районах, пострадавших сильнее от той войны). Но после подписания в 1922 г. Рапалльского договора с Веймарской Германией Герман возродился в модном русском наречении, набрав к 1925 г. 0,5 %. В этот период дружбы советских людей с германским пролетариатом в русскую городскую моду врываются и другие уже некалендарные имена, ассоциирующие их носителей с революцией на Западе вообще и в Германии в частности: Август, Адольф, Альберт, Вальдемар, Вильгельм, Карл, Леопольд, Роберт, Ромуальд, Рудольф, Фридрих, Эдуард, Эмиль и т. п., и особенно Спартак (помните светловское: «Спартаковцев смелых бойцов!»?). С приходом фашистов к власти в Германии антропонимическое «германофильство» в СССР сначала многократно сократится, а с 22 июня 1941 г. исчезнет, став психологически невозможным.
1. Дьячков В.Л., Трофимова Е.В. Русское наречение в четырех веках социальной истории страны. Тамбов, 2011.
2. Дьячков В.Л., Трофимова Е.В. Крониды Каменного Брода и Павлы речки Челновой // Славянский мир: духовные традиции и словесность: сборник материалов 3 Международной конференции. Тамбов, 2012.
Поступила в редакцию 2Q.Q6.2Q12 г.
UDC 930.2
RUSSIAN NAMING THROUGH THE 1890-1920S IN SOCIAL HISTORY CONTEXT: METHODS AND SOME RESEARCH RESULTS
Vladimir Lvovitch DYACHKOV, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Candidate of History, Associate Professor of Russian History Department, e-mail: mayormp@mail.ru
Elena Vladimirovna TROFIMOVA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Assistant of Russian Language Department, e-mail: mayormp@mail.ru
Russian naming of the 1890-1920s reflected a crucial social impact of that “war-revolutionary” epoch. Our E-data base on secular trends of naming reveal as its system moved in synergic lines of reduction of active name-sets, of progress of harmonious and understandable naming, of breaking the Orthodox calendar limits, of city-village naming convergence. The regional speeds of those trends depended directly on the level of a region’s social advance.
Key words: naming system; wars and revolution; gender; region; city and village.
