РУССКО-КРЫМСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРИОД ВТОРОГО ПРАВЛЕНИЯ ХАНА ГАЗИ-ГИРЕЯ II 1597-1607 ГГ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 94:327(477.7)" 1597/1607"

РУССКО-КРЫМСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРИОД ВТОРОГО ПРАВЛЕНИЯ ХАНА ГАЗИ-ГИРЕЯ II 1597-1607 гг.

© 2019 г. А.В. Виноградов

Статья посвящена периоду русско-крымских отношений накануне и в начальный период Смуты в Русском государстве. Показаны роль крымского фактора в развитии Смуты в Русском государстве и предпосылки складывающегося на завершающем этапе Смуты направленного против Речи Посполитой русско-крымского военно-политического союза.

Ключевые слова: Крымское ханство, Русское государство, Порта, Речь Посполитая, хан Гази-Гирей II, Борис Годунов, Самозванец.

1. Русское государство и Крымское ханство в конце первого правления хана Гази-Гирея II (1596 год)

К осени 1596 года отношения между Москвой и Бахчисараем приближались к очередному витку конфронтации. Осуществлявшаяся в течении двух лет (с осени 1594 года) дипломатическая игра с Крымским ханством фактического правителя Русского государства Бориса Федоровича Годунова, выражавшаяся в отказе выполнять обязательства по выплате в Крым «поминок» и «запросных денег», принятых на себя им лично во время переговоров с Ямгурчеем аталыком, как главное условие заключения русско-крымского «докончания», в конечном итоге, привела к тому, что хан Гази-Гирей II вынужден был вернуться к политике «силового давления» на Москву. Это был вынужденный шаг, так как основные цели хана в течении этих двух лет заключались в максимальном использовании ситуации, сложившейся в результате привлечения Портой сил Крыма для участия в войне с антиосманской коалицией. В результате двух военных кампаний 1594 и 1595 гг. Гази-Гирею II удалось не только захватить огромный полон и значительные «материальные средства», но и создать условия для подчинения Молдовы. Вместе с тем, хан расчитывал закрепить свое положение на бахчисарайском престоле с перспективой обеспечить престолонаследие своему старшему сыну Тохтамыш-Гирею. Выполнение Москвой своих материальных обязательств, принятых в 1593-1594 гг., рассматривалась ханом в контексте решения этих задачь.

Однако Борис Годунов не только свел «ссылки» с Крымом исключительно к обмену гонцами, затягивая посольский размен, но и предпринял действия, которые небезосновательно рассматривались ханом как нарушение достигнутых договоренностей. В мае 1595 года Б.Ф.Годунов фактически выпроводил из Москвы посольство бека Ишмаметя Ширинского без посольского размена (Виноградов, 2018, с. 49-51).

Москва, пользуясь отвлечением крымских сил в Центральную Европу усиливаля свое влияние на Кавказе и в Ногайской орде. Организация нового посольского размена постоянно окладывалась Б.Ф.Годуновым под предлогом отсутствия хана в Крыму. Это неоднократно «озвучивалось» при приемах крымских гонцов Москве Посольским дьяком В.Я.Щелкаловым.

Весной 1596 года Гази-Гирей II, предполагая выступить в поход для участия в очередной кампании османов в Центральной Европе, предпринял ряд дипломатических демаршей для организации набегов на «московские украйны» ногайских мурз. Однако эти акции не принесли ожидаемого результата. В ожидании исхода своих дипломатических демаршей хан оставался в Крыму, отказавшись лично присоединиться к османской армии. В составе османской армии с начала лета 1596 г. вместо него находился калга Фетх-Гирей. После того, как выяснилось невозможность организовать какие-либо действия, направленные против Москвы, хан, формально удовлетворившись объяснениями очередного московского гонца (А.Зиновьева), выступил в поход на Молдову и Валахию (Виноградов, 2018, с. 60). Эти действия Гази-Гирея II спроцировали его смещение с престола Портой и привели к очередному династическому кризису в Крымском ханстве.

2. Династический кризис в Крымском ханстве 1596-1597 гг.

События 1596-1597 гг. были своеобразной вершиной в долгой и наполненной взлетами и падениями жизни хана Гази-Гирея II. Мало кому из Гиреев удавалось сохранить престол после смещения султаном. Между тем, Гази-Гирей II сам пошел на провоцирование ставшего уже неизбежным кризиса, отказавшись прибыть на театр военных действий.

Правда, хан в начале лета двинулся в поход на Молдову и Валахию, но это было совсем не то, чего ожидала от него Порта. В итоге, осенью 1596 года произошло давно уже предполагавшееся всеми «заинтересолванными сторонами» его смещение с престола. Этому предшествали изменения в расстановке сил в османских «высших эшелонах власти».

В апреле 1596 года умер великий везирь Коджа Синан-паша опытный и энергичный политик в значительной степени способствовавший хотя бы частичной консолидации Османской империи, находящейся, по мнению некоторых представителей англо-саксонской историографии, «в полном расстройстве» (Финкель, 2014, с. 242). Коджа Синан-паша конфликтовал с Гази-Гиреем II во время его пребывания на театре военных действий в 1594 году и явно был недоволен амбициями хана в Молдове. Тем не менее, Коджа Синан-паша за время всего своего длительного, хотя и прерываемого многочисленными интригами и опалами пребывания в должности (апрель 1589 г. - июль 1591 г., январь 1593 г. - февраль 1595 г., июль - ноябрь 1595 г. и с декабря 1595 г.), так и не поднял перед султаном Мурадом III вопрос о смещении Гази-Гирея с престола, хотя, возможно, и склонялся к этому решению.

Великий везирь, несомненно, осознавал, какие негативные для Стамбула последствия имело пребывание на территории Русского государства претендентов на бахчисарайский престол в лице сыновей Мухаммед-Гирея II. Коджа-Синан-паша во время переговоров с посланником Москвы Г.Нащокиным в 1593 году имел возможность убедиться в том, что там всегда будут рады видеть крымских Гиреев. Опытный османский государственный деятель, при всей его личной неприязни к хану, опасался, что смещение Гази-Гирея будет иметь опасные для Порты последствия. Его сменил Дамат Ибрагим-паша, «выдвиженец» знаменитого последнего великого везиря султана Сулеймана I Мехмеда-паши «Соколу», продержавшийся в этой должности до октября месяца. Под его руководством османами была подготовлена и проведена осенняя кампания 1596 года, апофиозом которой было взятие Эгера 13 октября. При этом впервые с 1566 г. в кампании участвовал лично султан Мехмед III, который номинально возглавлял османские силы. Падение Эгера побудило габсбургское командование «наконец сокрушить османское войско в открытом бою» (Шушарин, 1998, с. 35). Последовало сражение у Мезекереста 23-26 октября 1596 года (известно также как Кере-стецкая битва). Заключительный день сражения ознаменовался решающим вкладом крымских сил во главе с калгой Фетх-Гиреем в спасение османской армии от почти неминуемого разгрома (1уашс8, 1994, 8. 90-91). Источники, находящиеся в распоряжении автора не позволяют выявить детали дальнейшего развития событий. О.Гайваронский опираясь на сведения, почерпанные из известного сочинения «Розовый куст ханов», полагает, что смещение Ибрагима-паши с должности великого везиря 27 октября 1596 года имело решающее значение и для смещения с престола Гази-Гирея II (Гайваронский, 2007, с. 333). Новый великий везирь Юсуф-Синан паша (Чигала-заде) был врагом Гази-Гирея уже долгое время, начиная с войны с Сефевидами начала 80-х гг.

Все источники указывают на решающую роль Юсуфа Синан-паши (Чигила-заде) в решении султана назначить ханом Фетх-Гирея. Позиция последнего относительно решения Порты не совсем ясна.

О.Гайваронский, опираясь на «Розовый куст ханов», рисует яркую картину отказа Фетх-Гирея от предлагаемого престола (Там же).

Аналогично описывает события и В.Д.Смирнов (Смирнов, 2005, т. I, с. 336). Действительно крымская историографическая традиция при описании событий 1596-1597 гг. отмечала нежелание калги Фетх-Гирея занять престол. Так, Абдулгаффар Кырыми отмечает, что «этот несчастный долго сопротивлялся (Кырыми, 2018, с 104).

Русская посольская документация по связям с Крымом дает прямо противоположную картину «политической линии» Фетх-Гирея относительно возможности занятия им престола на протяжении достаточно длительного периода. По донесениям русских дипломатов из Крыма амбиции Фетх-Гирея начинают проявляться с начала 90-х гг. В Москве с средины 90-х гг. рассматривали возможность замены Портой Гази-Гирея на престоле именно Фетх-Гиреем, что нашло выражение в многочисленных «наказах» русским гонцам в Крым (Виноградов, 2018, с. 44, 53, 59).

На решение султана явно повлияло и результаты похода Гази-Гирея II в Молдову и Валахию. Порта была информирована о его начале, судя по всему, «задним числом»: Гази-Гирей к тому же имел неудачное сражение с господарем Михаем Храбрым в октябре месяце и не двинулся на соединение с основными силами османов, а вернулся в Крым. Прибыв в Крым, Гази-Гирей узнал о своем смещении. В историографии приводятся различные версии его первоначальных планов: выход из Крыма к Днепру и испрашивание помощи у запорожцев, установление контактов с императором Рудольфом II и др. Польский историк Дариуш Скорупа отмечает, что планы вмешательства в конфликт в Крыму со стороны Речи Посполитой руками запорожских казаков серьезно рассматривались там осенью 1596 года, причем Гази-Гирей II планировал обратиться за помощью к королю Сигизмунду III и к «спольному» (объединенному) сенату (Skorupa, 2004, s. 69-71). Ясно, что обращение за помощью в Москву не было. В противном случае это в какой-либо форме отразилось в последующей русской посольской документации периода второго царствования Гази-Гирея II. Наоборот, в дальнейшем крымская сторона косвенно обвиняла Москву в поддержке Фетх-Гирея. Несомненно, что от открытого сопротивления Порте хан отказался.

Прибыв в Крым, Фетх-Гирей назначил калгой бывшего при Гази-Гирее II нураддином Бахт-Гирея, а на его место - нураддином Селамет-Гирея (возможно, сын Адыл-Гирея). Смещенный хан из Балаклавы отправился было в Стамбул, но из-за шторма оказался в Синопе. Там он якобы узнал о грядущих переменах в Стамбуле: всеобщим недовольством новым великим везирем и его скором смещении. Неизвестно как бы развивались события, если бы действительно не последовало падение Юсуфа Синан-паши (Чигила-заде) и повторное назначение великим везирем Ибрагима-паши 5 декабря 1596 года. Ибрагим-паша опасался длительной «ссоры великой» в Крыму, вполне обоснованно предполагал, что Гази-Гирей начнет борьбу за престол. Решающая роль Ибрагима-паши в возвращении Гази-Гирея II отмечена в крымской исторической традиции. Так Абдулгаффар Кы-рыми прямо пишет: «Ибрагим Паша стал везирем, и снова сделал ханом Гази Герая» (Кырыми, 2018, с. 104).

Гази-Гирей вернулся в Крым и водворился в Кафе. Последовала «захватывающая дух интрига» об отправлении в Крым с эмиссаром Порты Ханданом-агой двух взаимоисключающих фирманов султана о подтверждении смещения Гази-Гирея и его призвании на престол. Затем последовали встреча двух претендентов в Кафе и знаменитый суд муфтия Азаки-эфенди «присудившего престол» Гази-Гирею (Ivanics, 1994, s. 94-97; Skorupa, 2004, s. 75-76; Смирнов, 2005, т. I, с.335-336). В конечном итоге Гази-Гирей II вернул себе престол, а Фетх-Гирей со своими сторонниками и семьей спешно отправился на Северный Кавказ. В.Д.Смирнов полагает, что причиной отправления Фетх-Гирея «в черкасы» явились его родственные связи - женитьба на вдове его брата Мубарак-Гирея. Есть все основания считать, что в этом главную роль сыграли связи Фетх-Гирея с крымским кланом «черкасских мурз», присутствие которых среди его «ближних людей» отмечалось в донесениях русских дипломатов из Крыма.

Сложившаяся затем ситуация напоминала события 1584 года. Летом 1597 года Фетх-Гирей, узнав в выступлении хана из Крыма в очередной поход «на Можары», вторгся в Крым и двинулся на Бахчисарай. К нему примкнул Бахт-Гирей с частью знати. Однако Гази-Гирей II, едва выдвинувшийся к Днепру, вернулся в Крым. Силы Фетх-Гирея были разгромлены, а сам он бежал в Ка-фу. Далее Фетх-Гирей по необъяснимым причинам не отбыл в Стамбул, а отправился со всей семьей, Бахт-Гиреем и частью сторонников в полевую ставку Гази-Гирея под Кафой, где все они были уничтожены. О.Гайваронский считает, что главной причиной этого решения было опасения Фетх-Гирея в том, что в Стамбуле раскроются его связи с Москвой, которые он установил во время своего пребывания в Черкесии (Гайваронский, 2007, с. 337). Эта точка зрения не лишена оснований, хотя и не подтверждается известными источниками, за исключением невнятных обвинений Ахмед-паши Яшлавского в поддержке Москвой Фехт-Гирея при переговорах с русскими «разменными послами» во время посольского съезда и размена под Царевым Борисовым в мае 1602 г. (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1601 г. Д. 2. Л.122).

Второе царствование Гази-Гирея II привело к очередным изменениям в расстановке сил среди «царевичей» Гиреев. Калгой стал прибывшей из Стамбула давний недорожелатель хана, его брат Селамет-Гирей, бежавший из Крыма в 1588 году, нураддином - сын Ертуган и Сеадет-Гирея II -Девлет-Гирей. Большинство «ближних царевых» людей» Гази-Гирея II Ахмед-паша «Сулешев», Ахмед-ага и Абдель Ази Челеби сохранили ему верность и по-прежнему заняли ключевые позиции в его диване (Skorupa, 2004, s. 104; Виноградов, 2016, с. 40).

Хан достаточно быстро овладел ситуацией, активизировав начавшиеся в 1595 году переговоры с Речью Посполитой о заключении договора, в значительной степени «разграничившие интересы» обеих сторон в Дунайских княжествах. В Речь Посполитую было отправлено посольство Джан Ахмета Челеби, сумевшее к весне 1598 года добиться заключения договора (Kolodziejczyk, 2011, р. 112-113).

Итак, Гази-Гирей II повторно занял престол. Соображения престижа и реальные опасения усиления позиций Москвы заставили его предпринять военно-дипломатическую комбинацию, известную как «крымский поход 1598 года».

3. «Крымский поход 1598 г.». Предотвращенная военная конфронтация или дипломатическая комбинация?

Источники событий 1598 года - разряды и частично материалы актов, собранных в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицею (ААЭ). Вся посольская документация по связям с Крымом с начала 1596 г. по лето 1601 г. полностью утрачена.

Сведения разрядов дают следующую хронологию событий:

I апреля 1598 из Оскола, от неких «языков», взятых за Донцом Северским донскими казачьими атаманами, были получены сведения о якобы готовящемся походе Газы-Гирея на Русское государство с 7 000 османских янычар (РК, 1475-1605, т. IV, ч. I, с. 21).

20 апреля 1598 г. вновь получены сведения от языков, взятыми донскими казачьими атаманами, о походе хана «по повелению турского царя» (Там же, с. 24).

7 мая 1598 г. «царь и великий князь Борис Федорович всеа Руси» двинулся из Москвы в крымский поход (Там же, с. 25).

II мая царь Борис Федорович прибывает в Серпухов.

В мае (перед 13 числом) Годунов получает от белгородских воевод, полученные ими сведения от бежавших полоняников, что «царь» уже вышел из Крыма «с великим собранием, а идет на государевы украины» (Там же, с. 41).

В июне (около 18 числа) получены сведения от елецких и ливенских воевод о скором прибытии отпущенного из Крыма посланника Л.Лодыженского вместе с гонцом Иваном Бунаковым и отправлении с ними крымского посла Алея-мурзы (Там же, с. 42).

Поход сворачивается. Из полков в Серпухов отзываются первые воеводы с большей частью войск. Общий сбор - 27 июня. Начинается интенсивная подготовка к приему крымского посольства (Там же, с. 44-45).

27 июня в Серпухов прибывает Леонтий Лодыженский, отправленный в ставку царя Бориса Федоровича.

28 июня крымское посольство прибывает в расположение руссих войск.

29 июня следует помпезный прием в Серпухове крымского посла Алея-мурзы (Там же, с. 46-47).

30 июня царь Борис Годунов возвращается из Серпухова к Москве (Там же, с.47).

В отечественной историографии эти события традиционно рассматриваются как важнейший временной отрезок от избрания (21 февраля) до венчания на царство (3 сентября) Бориса Федоровича, не особенно вдаваясь в явное несоответствие сообщений разрядов (Зимин, 1986, с. 224-227, Козляков, 2011, с. 185-189).

Если османы увязли в войне с «Священной лигой» и Порте в трудной кампании 1598 года требовалась крымские силы во главе с ханом на театре военных действий, то «повелении турского царя» хану идти «на государевы украйны» выглядит абсурдным. Правда, А.А.Зимин предположил, что хан самостоятельно принял решение о начале похода сразу же после получения известий о смерти царя Федора Ивановича (Зимин, 1986 с. 224). Эта точка зрения имеет под собой некоторые основания, но проблема в том, что «практика» русско-крымских «ссылок» в любом случае предусматривала первоначальное отправление гонца с уведомлением о смене правителя. Можно предположить, что таким гонцом был упомянутый в разрядах Иван Бунаков. Для такого многоопытного политика как Борис Федорович Годунов какие-либо жесткие требования хану сразу же после избрания московским царем были невозможны. Скорее всего, Бунаков информировал хана о отправлении в Крым дипломата в ранге посланника, коим и стал Л.Лодыженский.

Если готовился поход именно на Русское государство, то разворот Гази-Гирея II «на Можа-ры», о котором сообщает Лодыженский, объясняется либо изначальной комбинацией хана по дезинформации русской стороны с целью «запугивания», либо распоряжением Порты изменить на-

правление похода, либо изменением направление похода в результате переговоров с русским посланником, как это имело место в 1593 году в ходе миссии в Крым С.В.Безобразова. Между тем, Мария Иванич отмечает, что летом 1598 г. Гази-Гирей II уже вел совместно с османами военные действия в Трансильвании (Ivanics,1994, s. 113). В июне 1598 года на театре военных действий хан принимал польского гонца «литовского татарина» Мехмеда Юзефовича с известиями о скором возвращении своего посла Джан Ахмеда Челеби с королевким послом Николаем Коссаковским, который должен был доставить подписанный королем Сигизмундом III в Варшаве 21 апреля текст договора (перемирного листа) Речью Посполитой с Крымом (Skorupa, 2004, s. 77).

Одновременное стремление «обезопасить себя» договорными актами с двумя соседними государствами, причем договор с Речью Посполитой должен был гарантировать скорое поступление польско-литовских «упоминик» («подарков»), что вполне «укладывалось» в военно-дипломатическую стратегию хана в условиях продолжающейся войны Порты с австрийскими Габсбургами (Kolodziejczyk, 2011, р.113)1.

Прибытие отпущенных русских дипломатов в Серпухов ранее крымского посольства свидетельствует, как показывает практика русско-крымских «ссылок», о стремлении к урегулированию отношений по инициативе крымской стороны. Само отправление посольства Алея-мурзы странным образом происходит одновременно с выступлением крымских сил в поход на Русское государство. Весьма показательной выглядит «связка» похода крымцев с одновременным отправлением ханом посольства в Пискаревском летописце: «придиша крымские послы с великою грозою и со мгогими похвалами на Русскую землю» (Материалы по истории СССР, т.П, 1955, с. 102).

Изложение «речи» в разрядах крымского посла на приеме в Серпухове явно является компе-ляцией, смешивавшей информацию об успешном исходе переговоров с Лодыженским и стремление к заключению нового договора.

Это дало А.А.Новосельскому сделать вывод о том, что «Мир с Казы Гиреем, заключенный в 1594 г., московским послом князем М.Щербатовым был подтвержден посольством Л.Лоды-женского в 1598 г.» (Новосельский, 1948, с. 47). Однако при этом А.А.Новосельский фактически признал, что этот его вывод не может быть в полной мере подтвержден, «потому что дипломатическая переписка с Крымом за первые годы правления царя Бориса не сохранилась» (Там же). Правда, в источниках, в частности в Новом летописце, говорится о том, что Лодыженский сообщил Борису Федоровичу: «царь крымский с ним замирился» (Хроники Смутного времени, 1998 с. 286). Возможно, это означает, что в июне 1598 года было достигнуто предварительное соглашение о новом посольским съезде и размене, который состоялся в 1601-1602 г.

При этом материалы разрядов содержат важные детали русско-крымских «ссылок». Л.Лодыженский в 1598 году, как и князь М.А.Щербатов и дьяк А.Демьянов в 1594 году, посылает одновременно в Елец и Ливны известия о своем благополучном возвращении. При этом в Ливны, как в «основную базу» по приему и отправлению дипломатических представителей обеих сторон, посылается толмач Сенчюра, которого, несомненно, должен был прибыть туда во главе нескольких служилых татар, приписанных к посольству. Из сообщений толмача явно следует, что отпущенные русские дипломаты и крымское посольство следуют вместе либо от Перекопа, либо от Молочных вод.

Леонтий Лодыженский, как лицо активно участвовавшее в проведении ноябрьского 1593 года посольского съезда под Ливнами, вне всякого сомнения, хорошо известен Годунову, который лично его «расспрашивает».

С Лодыженским из Крыма отпускается гонец Иван Бунаков. Из контекста материалов разрядов можно предположить, что он был направлен в Крым ранее Лодыженского. В таком случае возможен вариант, при котором именно миссия Лодыженского явилась «поворотной» в урегулировании отношений с Крымом. Суть проблемы заключается в том, что мы не знаем времени отправления ни И.Будакова, ни Л.Лодыженского.

Таким образом, даже поверхностный анализ материалов разрядов оставляет без ответа главный вопрос: была ли в 1598 году реальная угроза крымского нападения, или мы имеем место с ис-кустной военно-дипломатической игрой обеих сторон. Вероятнее всего, на наш взгляд, последнее.

1 Текст договора: Kolodziejczyk, 2011, p. 788-793 (Doc 35).

4. Подготовка и ход посольского съезда и размена в 1601-1602 гг.

Достигнутые в 1598 г. договоренности с большей долей вероятности предусматривали проведение посольского размена, который по уже принятому при осуществлении русско-крымских «ссылок» порядку должен был сопровождаться посольским съездом, на котором должно было быть заключено предварительное соглашение. Ввиду пребывания хана на театре военных действий, отправление новых посольств обеими сторонами откладывалось до его возвращения в Крым. При этом нет никаких сведений о дальнейшем пребыванием на территории Русского государства посольства Алея-мурзы.

Переговоры о проведении посольского съезда и размена начались после возвращения хана в Крым осенью 1599 года. Материалы статейного списка «разменных послов», проводивших весной 1602 г., посольский съезд и размен под Царевым Борисовым, показывают, что Б.Ф.Годунов отправил, вероятно, весной 1600 г. гонца Ивана Лодыженского, который был отпущен Гази-Гиреем II с гонцом Магметом (Мухаммед-мурзой), являвшегося зятем Ахмед-паши Яшлавского - «князя Су-лешева» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1601 г. Д. 2. Л. 107). Таким образом, изначально Яшлавские контролировали ход подготовки к посольскому съезду и размену. Мухаммед-мурза, с которым «царь словом приказывал, что хочет быти с великим государем царем и великим князем Борисом Федоровичем Всея Руси в братстве и любви» был оставлен «на Москве», а в Крым с извещением отправлении нового посольсва был послан служилый татарин толмачь Сенчюра Байкешев.

Сохранившиеся материалы столбцов 123 фонда РГАДА за 1601 г. свидетельствуют, что соглашение о проведении посольского съезда и размена было достигнуто только к лету 1601 г., когда гонец Сеит-Казы аталык, вернувшийся вместе с отпущенным Сенчюрой Байкешеевым, привез послания хана царю Борису Федоровичу Годунову об отправлении посольства Мустафы-мурзы Яшлавского и назначении разменным послом «Ахмед-паши князя Сулешева» (Там же, л. 108). Муста-фа-мурза являлся племянником Ахмед-паши, сыном хорошо известного в Москве Кошум-мурзы Яшлавского, находившегося в свое время в Астрахани при Мурад-Гирее. Местом проведения съезда и размена по-прежнему должны стать берега реки Сосны у крепости Ливны2. Сеит-Казы аталык при переговорах в Посольском приказе «говорил что Ахмед-паша князь Сулешев и крымские послы Мустафа-мурза с товарыщи у Ливен будут вскоре» (Там же, л. 62). Показательно, что первым «разменным послом» с русской стороны был назначен окольничьий Иван Михайлович Бутурлин, являвшейся в начале 90-х гг. ливенским воеводой и имевшей непосредственное отношение к проведению посольского съезда и размена в ноябре 1593 г. Во всяком случае, Ахмед-паше Яшлавско-му, назначенному весной 1601 г. «разменным послом» с крымской стороны, как показал ход переговоров 1602 г., он был хорошо известен. Вторым «разменным послом» был назначен князь Василий Михайлович Лобанов-Ростовский, которого осенью заменил Иван Михайлович Пушкин, третьим - дьяк Григорий Клобуков. Посольство в Крым возглавил князь Григорий Константинович Волконский, что явилось его первой дипломатической миссией. Вторым послом назначался дьяк Михаил Огарков.

К этому времени в Москве находилось значительное количество крымских гонцов, точное время прибытия которых определить затруднительно из-за утраты посольской документации периода 1596-1601 гг. Ключевыми фигурами были ханские гонцы Магмет (Мухаммед-) мурза, Сеит-Казы аталык и Казан-ага, который уже направлялся в Москву Гази-Гиреем II при отпуске летом 1594 года посольства князя М.А.Щербатова. Первым, вероятно, в начале года прибыл Мухаммед-мурза, затем к лету - Сеит-Казы аталык, последним - Каза-ага. Именно эти три крымских дипломата вели переговоры с русскими «разменными послами» у Ливен осенью 1601 года. Первоначально из Москвы был отпущен Мухаммед-мурза с группой гонцов, которые были размещены в Лив-нах. После прибытия к Ливнам в июле, посольство расположилось на берегах реки Сосны и несколько недель ожидало известий о приближении крымского посольства. К августу, когда стало ясно, что сведений нет, положение в посольском стане стало усложнятся. Посольский приказ предписал потребовать объяснений у первой группы гонцов во главе с Мухаммед-мурзой. «Разменные послы» и князь Г.К.Волконский на встрече с вызванными из Ливен крымскими гонцами жестко потребовали объяснений. Было высказано предположение, что хан готовит поход на Русское государство, и заявлено, что «украиннные города устроены» и «воинские люди пожалованы и изволены

2 Автор так именует реку Сосна как это принято о русской посольской документации (современное название Быстрая Сосна).

всем» (Там же, л. 3-8). Мухаммед-мурза отговаривался, что он выехал из Крыма давно, и про «царево умышление» не знает, хотя, когда гонец Сеит-Казы аталык выехал из Крыма, посольство Мустафы-мурзы уже готовилось к отправлению. Однако, далее Мухаммед-мурза высказал предположение, что, возможно, «какая в Крыму рознь учинилося», допустив даже возможность смены хана на престоле. Впрочем, гонец оговорился, что он «про то не ведает». Возможно, Мухаммед-мурза лукавил: гонец Сеит-Казы аталык мог сообщить ранее прибывшим крымцам об обострении конфликта между Гази-Гиреем II и калгой Селамет-Гиреем. Мухаммед-мурза заверил, что о нападении на Русское государство не может быть и речи (Там же, л. 9-10).

В конце августа из Москвы пришло распоряжение послам зачитать отправленную им в виде грамоты «речь» крымским гонцам с изложением последствий срыва посольского съезда и размена. 29 августа послы вызвали гонцов во главе с Мухаммед-мурзой, и толмач Посольского приказа Семейка Судаков зачитал им «речь». Этот весьма объемный документ констатировал, прежде всего, неусточивость положения Гази-Гирея II на престоле. На основании ранее полученных посланий Гази-Гиря II к Б.Ф.Годунову указывалось, что хан должен находиться в Крыму ввиду его нежелания принимать участие в военных действиях против «Священной лиги»: «самому царю в Можары не ходити», потому что он «турскому опасен». Отмечалось, что для организации кампании «в Мо-жарах», даже в случае, если сам «царь останется в Крыме», он не сможет собрать значительных сил, так как «многие» перешли из Дивеева улуса в Казыев улус. Напоминалось, что сам Гази-Гирей писал Б.Ф.Годунову, что он «не чает идти на государевы украйны». В этих условиях Москва настоятельно требует определиться со временем проведения посольского съезда и размена до сентября месяца, о чем крымцам следует известить хана наряду с отправляемыми вместе с ними служилыми татарами (Там же, л. 11-12). Однако крымцы не дали определенного ответа. В начале сентября к Ливнам прибыли гонцы во главе с Сеит-Казы аталыком. Все крымские гонцы «старые» и «новые» были поставлены в Ливнах (Там же, л. 15). Сентябрь не принес изменений. Начались проблемы с продовольствием и конфликты с крымцами относительно выдачи им «жалования». Тогда, в начале октября, в Москве было принято решение отпустить всех крымских гонцов «старою посольскую дорогою» с «провожатыми» непосредственно в Крым, минуя «новые города» Оскол Во-луйки и Царев Борисов. Протест крымцев следовало отклонить. С крымцами посылался служилый татарин Исенча Русакешев. «Разменным послам» и послам князю Г.К.Волконскому и М.Огаркову предписывалось двигаться отдельно от крымцев в Царев Борисов (Там же, л. 24-28). 14 октября из Москвы прибыли последние отпускаемые крымские гонцы во главе с Казан-агой (Там же, л. 28). В тот же день «лучшие» крымские гонцы были вызваны в посольский стан, где были извещены «разменными послами» об отпуске. Им была вручена грамота Бориса Федоровича Годунова к хану, «писанная татарским письмом». Гонцы пытались отказаться ее принять, но безуспешно. (Там же, л. 34). 15 октября все крымские гонцы в сопровождении «провожатых» перешли реку Сосны (Там же, л. 35). Их должны были провожать до Донца, где их поджидали контингенты, присланные из Царева Борисова.

Итак, базой проведения посольского размена становился недавно возведенный «новый город» Царев Борисов. В Посольском приказе этот вариант рассматривался с конца лета, и вскоре на него было получено согласие крымской стороны. Еще в начале августа из Москвы в Крым для прояснения причин задержки крымского посольства был послан гонец Иван Брехов. 25 октября он прибыл в Ливны и сообщил, что везет послания от хана Гази-Гирея II и от Ахмед-паши царю Борису Годунову. Отдельное послание Ахмед-паши адресовалось «разменным послам». Послание было написано «татарским письмом» и тут же переведено послам (Там же, л. 36-37). Содержание послания и сообщенные «словом» сведения И.Брехова объясняли причину задержки прибытия крымского посольства. В сентябре 1601 г. в Крыму разразился очередной династический кризис: «от царя к тур-скому побежал брат его калга» (Там же, л. 37), и по этой причине Ахмед-паша, якобы уже выступивший из Перекопа вместе с посольством Мустафы-мурзы, вынужден был вернуться. В послании Ахмед-паша сообщал послам о том, что «царь учинил калгою сына своего Тохтамыш-Гирея» (Там же, л. 39). Крымская сторона соглашалась на размен под Царевым Борисовым, куда Ахмед-паша обещал выступить в ближайшее время.

В послании послам Ахмед-паша, естественно, не указывал главную причину своего возвращения в Крым (если оно вообще имело место): его давние личные связи с Селамет-Гиреем. К тому же Ахмед-паша умалчивал о том, почему с июля послы не получали никаких известий из Крыма. Событиям сентября 1601 г. предшествовала в июне расправа над его сторонниками, как из числа зна-

ти так и представителей династии Гиреев. В числе прочих погиб сын Сеадет-Гирея II и Ертуган Девлет-Гирей, наиболее вероятный наследник бездетного Селамет-Гирея в случае занятия им бахчисарайского престола. Погиб также племянник хана влиятельный бек Кутлу-Гирей Ширинский, активно участвовавший в «ссылках» с Москвой еще с конца 80-х гг. (Гайваронский, 2007, с. 341). Подробности этих событий послам Ахмед-пашой сообщены не были. Между тем, именно расправа над Девлет-Гиреем привела к противостоянию хана с Селамет-Гиреем, продолжавшегося до сентября месяца, когда он бежал в Стамбул (Там же, с 342). После бегства Селамет-Гирея положение Гази-Гирея II на престоле оставалось крайне неустойчивым. Об этом свидетельствуют как приводимые Д.Скорупой донесения польского посла в Бахчисарае Л.Пясецкого ^когира, 2004, s. 110), так крымские и османские источники, приводимые В.Д.Смирновым (Смирнов, 2005, т. 1, с. 336). Это объясняет дальнейшее затягивание выступления Ахмед-паши к Цареву Борисову. Кроме того, необходимо учитывать, что в любом случае посольство князя Г.К. Волконского и дьяка М.Огаркова должно было прибыть в Крым после отпуска польского посольства Л.Пясецкого, так как одновременное пребывание посольств Русского государства и Речи Посполитой в Бахчисарае или в другом местопребывании хана исключалось, исходя из сложившийся практики дипломатических «ссылок» Крымского ханства с двумя сопредельными государствами. Переговоры с Л.Пясяцким по ряду причин затянулись до весны 1602 г.

В любом случае пребывание послов у Ливен завершалось. И.Брехов был незамедлительно отправлен в Москву, а послы стали готовится к отъезду. 26 октября посольство князя Г.К. Волконского и «разменные послы» перешли реку Сосну и двинулись к Цареву Борисову, куда они прибыли 18 ноября ((РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1601 г. Д. 1. Л. 2; Д. 2. Л. 40-41).

Пребывание послов в Цареве Борисове продолжалось до весны 1602 г. Сведений о положении дел в Крыму не было. В марте в Крым из Царева Борисова был послан Федор Челюскин. Его отправление было следствием получения из Москвы указной грамоты о немедленном прояснении ситуации, связанной с задержкой посольского размена (Там же, д. 2, л. 49-50). Федор Челюскин прислал сведения о выступлении крымского посольства 6 апреля со служивыми татарами (Там же, л. 52). С ними прибыли гонцы от Ахмед-паши, направлявшиеся в Москву с посланиями от него к царю Борису Годунову. Гонцы были «расспрошены» послами. Ахмед-паша информировал Москву о своем выступлении из Перекопа и скором подходе к Донцу. Крымцы также сообщили, что вторым «разменным послом» хан назначил брата Ахмед-паши Ибрагима-мурзу (Там же, л. 57).

К апрелю послы расположились на берегах Донца (точное местопребывание лагеря неизвестно). «Государева казна» оставалась в Цареве Борисове. Для получения сведений о приближении крымского посольства из Царева Борисова к реке Камиус были направлены служилые татары и казаки. 20 апреля они вернулись в Царев Борисов с известием о приближении крымского посольства. Это же подтвердил прибывший 22 апреля в Царев Борисов служилый татарин от Федора Чею-скина. Ахмед-паша не отпустил самого Челюскина. Прибытие крымского посольства в район Царева Борисова ожидалось к 24 апреля (Там же, л. 81). В течении двух дней велись поиски удобного места для проведения посольского съезда и размена. Проблема заключалась в вопросе о постройке моста через реку Донец. 24 апреля послы завязали «ссылки» с прибывающим посольством, в очередной раз послав за Донец служилых татар (Там же, л. 84). Возвратившись, те сообщили, что посольство уже на подходе.

26 апреля крымское посольство подошло к одному из известных крымцам «перевозов» («своему перевозу») Донца (Там же, л 87). В тот же день в крымский лагерь был послан толмач Разгил-дей Бученков с предложением о порядке переговоров. Согласно «наказу», они были состояться в шатрах на «московском берегу». Однако Ахмед-паша заявил, что за Донец ему «ехать не приказано» В ответ напоминание о том, что под Ливнами он вел переговоры в шатрах, Ахмед-паша заявил, что это он делал тогда «без царева ведома», и теперь переговоры будут проходить на мосту. Далее он заявил, что в случае, если не будет возможности возвести мост, переговоры должны будут проходить в крымском лагере (Там же, л. 88-91). Таким образом, обозначилась конфликтная ситуция.

Вечером к послам явился Ислам-оглан, «а русское имя ему князь Федор», с ранее отпущенным из Москвы «младшим» крымским гонцом Епроком, отправленным в начале года к царевичу Федору Борисовичу, и доверенным лицом Ахмед-паши Аллой аталыком для ведения переговоров (Там же, л. 92). Появление «князя Федора» было знаковым: как и в 1593 году, во время посольско-

го съезда под Ливнами хан Гази-Гирей II придал Ахмед-паше в качестве своего эмиссара многоопытного сына Ак-Мухаммед-оглана (Ахмед-улана)3.

Начались напряженные переговоры. Ислам-оглан жестко заявил, что Ахмед-паша действительно имеет приказ хана не пересекать Донец и вести переговоры только на мосту через реку. Послы предъявили претензии относительно затягивния прибытия крымского посольства, из-за чего были понесены «великие убытки». Было заявлено, что место размена под Царевом Борисовым было согласовано с крымской стороной, о чем Ахмед-паша сообщил при отпуске гонца Ивана Брехо-ва. Однако послы вынуждены были провести в Цареве Борисове всю зиму. Были высказаны претензии и относительно задержания Федор Челюскина. Ислам-оглан напомнил, что когда ранее размен происходил под Ливнами, тогда переговоры также начались на мосту через реку Сосна. При этом Ислам-оглан отмечал, что «ныне» расположение крымского лагеря «от берега далеко» и «моста на реке нет». И.И.Бутурлин жестко заявил, что сам был под Ливнами и прекрасно помнит, что и тогда крымский лагерь был «не близко» от реки Сосны. Ислам-оглан заявил, что река Донец не река Сосны, она быстрая и к тому же «разлилася» из-за весеннего паводка и возвести мост «не мочно». И.М.Бутурлин категорически заявил, что на «московском» берегу будут поставлены шатры для переговоров. Сами послы за реку не поедут. Ислам-оглан заявил, что сообщит это решение послов Ахмед-паше (Там же, л. 92-97).

29 апреля в крымский лагерь несколько раз ездил Разгилдей Бученков. В конечном итоге, после безуспешных переговоров с Ахмед-пашой послами было принято решение делать мост (Там же, л. 97-99). 30 апреля ценой огромных усилий мост был поставлен (Там же, л. 99). 1 мая на «московском» берегу были возведены шатры. К Ахмед-паше были посланы толмачи Разгилдей Бучен-ков и Семейка Судаков. Было предложено начать переговоры на мосту, «сошедши с лощадей», а затем проследовать в шатер. Ахмед-паша заявил, что переговоры будут проходить только на мосту. В конечном итоге, после повторного визита толмачей было решено проводить переговоры на мосту в сопровождении «немногих люднй», количество которых не должно было превышать десяти человек (Там же, л. 100-102). Послы направились к мосту через реку Донец, где вскоре появился Ахмед-паша в сопровождении крымских мурз (Там же, л. 103).

Переговоры послов с Ахмед-пашой изначально ознаменовались конфликтом. Встретившись на середине моста послы предложили Ахмед-паше проследовать в шатер, указав, что «на мосту говорити невместно». И.М. Бутурлин напомнил, что «преж того» под Ливнами переговоры проходили в шатре. Однако Ахмед-паша занял жесткую позицию, заявив, что «царь того не приказывал, чтоб мне сидеть у вас в шатре» (Там же, л. 103-104). После препирательств послы вынуждены были вести переговоры на мосту. Они продолжались несколько часов, причем все участники все это время стояли. Сопровождавшие Ахмед-пашу мурзы в обмене «речами» не участвовали и стояли в отдалении. Переговоры Ахмед-паша вел лично. С русской стороны их фактически единолично вел И.М.Бутурлин. Дьяк Г.Клобуков играл второстепенную роль, лишь изредка вступая в ход обмена «речами». Между И.М.Бутурлиным и Ахмед-пашой явно чувствовалась взаимная неприязнь, выражавшаяся в обмене жестникими репликами, что серьезно осложняло ход переговоров. И.М.Бутурлин зачитал краткую приветственную «речь». После традиционного обмена приветствиями и вопросами о здоровье государей между Ахмед-пашой и И.М.Бутурлиным начался обмен взаимными претензиями, доходящей подчас до откровенной перебранки. Вначале И.М.Бутурлин изложил претенезии относительно долгого ожидания размена у Ливен и затем у Царева Борисова, в котором они стояли «всю зиму». И.М.Бутурлин сообщил, что везет в Крым «великие поминки» и «жалование деньгами и платьем» князьям и мурзам, не уточнив при этом суммы «запрсных денег» предназначавшихся хану и представителям династии Гиреев. Далее И.П.Бутурлин выразил недвусмысленное требование принесение Ахмед-пашой шерти «за весь Крым» «по прежнему обычаю», исходя из порядка проведения съездов и разменов, сложившимся в 1593 году (Там же, л. 108-113). Ахмед-паша потребовал уточнение суммы «запросных денег». И.П.Бутурлин оценил общее количество «поминок» и «запросных денег» всем Гиреем в четырнадцать тысяч рублей, уточнив, что помимо этого лично хану посылается четыре тысячи «запросных денег» (Там же, л. 113-114). Это приворечило сумме, оговоренной при переговорах Б.Ф.Годунова с Ямгурчеем аталыком летом 1593 года - десять тысяч «запрсных денег» хану при каждом посольском размене. Ахмед-паша выразил неудовольствие, и тогда И.П.Бутурлин разразился огромной «речью» с изложение хода

3 Подробнее о его судьбе: Зайцев, 2013, с. 146-156.

«ссылок» между Москвой и Бахчисараем за весь период правления хана Гази-Гирея II. «Разменный посол», напомнив, что Борис Федорович учинился «на Российском царстве», таким образом взял под сомнение прежние договоренности между ним, как «везирем» и ханом Гази-Гиреем. Далее он напомнил, что сам хан вторично «учинился на своем царстве». И.П.Бутурлин подчеркнул, что целью отправляемого посольства является заключение нового договора, причем особо напирал на то, что шертовать хан должен с калгой Тохтамыш-Гиреем и всеми «царевичами» и «ближними людьми» «по тому списку» договора, который составлен в Москве. И.П.Бутурлин подчеркивал, что положение Русского государства на южных рубежах значительно укрепилось: поставлены «новые города» (Там же, л. 114-118). Далее посол напомнил, что при государе Федоре Ивановиче в то время как «Казы-Гирей царь ходил на Можары, а калга Фети-Гирей царевич ходил на Волохи и в Крыме в те поры никого не было» можно было «государю нашему недружбу царю учинити» (Там же, л. 118). Фактически И.М.Бутурлин возвращался к хорошо известным Ахмед-паше угрозом посольского дьяка В.Я.Щелкалова при переговорах с крымскими гонцами в 1595 г. (Виноградов, 2018 с. 50). Впрочем, затем, после многочисленных заверений в «любви» и в «дружбе» царя Бориса Федоровича к хану Гази-Гирею, И.П.Бутурлин напомнил о временах «братства и любви» при их «правродителях», ненавязчиво подчеркнув тем самым права Бориса Годунова на российский престол. Далее И.М.Бутурлин напомнил, что «дружба и любовь государей» принесли «государством своим расширение», несомненно, имя в виду падение Большой Орды. После этого И.П.Бутурлин вновь обратился к закамуфлированным угрозам, красочно описав как сейчас «у государя нашего многая воинская рать устроена», поведал, что в настоящее время «недруга великому государю нашему никого нет» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1601 г. Д. 2. Л. 118-121). Затем дьяк Г.Клобуков напомнил об обязательствах, принятых Ахмед-пашой при принесении им шерти под Ливнами, причем особо отметил, что «по прошению» Ахмед-паши ему был передан тогда его брат Ибрагим-мурза. Напомнил Г.Клобуков и об отпуске «царицы» Ертуган (Там же, л. 121). Это упоминание было наверняка воспринято Ахмед-пашой весьма болезненно: менее чем погода назад сын Ертуган Девлет-Гирей был убит по приказу хана при расправе со сторонниками Селамет-Гирея. Впрочем, и без этого у Ахмед-паши было достаточно оснований для резкого ответа русским послам. Ахмед-паша жестко напомнил, что после того «как по турского указу на Крыме царем» был «учинен» Гази-Гирей, уточнив, что он «в нове учиился царем» «неправд» от него Московскому государству не было. Хан также желает «дружбы и любви» с Москвой, но не потерпит угроз со стороны московского государя. В этой связи Ахмед-паша заявил, что в последние годы, когда «царь ходил на Мо-жары в Крыму люди были». Ахмед-паша признал, что «по цареву прошению» в Крым была отпущена «царица» Ертуган и был освобожден его брат Ибрагим-мурза, но не без оснований заявил, что именно это явилось причиной принесения им шерти на посольском съезде и размене под Лив-нами. Кроме того, Ахмед-паша напомнил, что тогда русское посольство везло в Крым десять тысяч «запросных денег». Так как «нынешняя посылка не та». Ахмед-паша отказывается приносить шерть. После этого Ахмед-паша «пошел с моста» (Там же, л. 121-124).

Ситуация во многом напоминала события ноября 1593 года под Ливнами, но с явными признаками срыва переговоров. Вечером на «крымскую сторону» один за другим были посланы несколько толмачей с призывами «съехаться в том же месте и о добром деле договор учинить». Ахмед-паша дал согласие только ночью (Там же, л. 124-127).

2 мая переговоры вновь возбновились на мосту. Этому предшествовали длительные препирательства явившегося к мосту Ахмед-паши с посланным к нему послами толмачами Разгилдеем Бу-ченковвм и Семейкой Судаковым. Ахмед-паша заявил им, что ему «не для чего на мост ходити», отказавшись, таким образом, от дальнейших переговоров (Там же л. 127-129). Ахмед-паша согла-сашался только на посольский размен: « я де царевых послов отпущу» (л. 130-131). Послы проявили неуступчивость, вновь потребовав через толмачей принесения шерти «за весь Крым» на мосту. Только после этого должен был состояться посольский размен. «Разменное жалование» Ахмед-паша и мурзам должно быть отдано в шатре «на московском берегу» реки после перехода посольств (Там же, л. 131-132). Наконец, Ахмед-паша «сошелся» с послами посреди моста, и начались переговоры, как и накануне зачастую переходящими в откровенную склоку. И.П.Бутурлин в очередной раз обратился к предшествующему посольскому съезду, напомнив, что после принесения на нем Ахмед-пашой шерти посольство князя М.А.Щербатова и дьяка А.Демьянова привезло в Крым «великие поминки», и еще более «великие поминки» везет сейчас в Крым посольство князя Г.К.Волконского и дьяка М.Огаркова вместе с «запросными деньгами». И.П.Бутурлин настаивал

что такую «великую посылку нельзя дати без шерти» Ахмед-паши (Там же, л. 132-133). Однако глава клана Яшлавских был непреклонен, заявив, что не принесет шерть ни при каких обстоятельствах. Если московский государь действительно хочет «дружбы и любви с Казы-Гиреем царем», то ему достаточно будет принесения шерти самим ханом в Крыму. Далее Ахмед-паша обвинил русскую сторону в том, что нарушены обязательства царя Бориса Годунова по присылке «запросных денег», так как он «с крымскими гонцы с Магмет-мурзою писал, что по запросу все сполна послано», а послы привезли недостаточное количество «запросных денег». Ахмед-паша готов был даже отказаться от «жалования» и вообще угрожал «разъехаться» (Там же, л. 133-135). В соответствии «с наказом» И.П.Бутурлин, И.М.Пушеин и дьяк Г.Клобуков вынуждены были согласиться на «размен послов без шерти» (Там же, л. 135). Но и здесь Ахмед-паша проявил неуступчивость, заявив, что не поедет «на московский берег» для получения «жалования». И.П. Бутурлин в очередной раз напомнил, что под Ливнами Ахмед-паша отправился «в шатер к князю Федору Ивановичу Хворо-стинину с товарыщи». Ахмед-паша незатейливо ответил, что тогда там его ждал освобожденный брат Ибрагим-мурза. Тогда И.П.Бутурлин в очередной раз пригрозил вообще «не выдавать жалование» (Там же, л. 136-137). Разъяренный Ахмед-паша напомнил, что он, как и его отец и брат, «исконне служит» московским государям, «пошел прочь с моста» (Там же, л. 138-139).

Впрочем, вечером переговоры на мосту возобновились. На этот раз Ахмед-паша потребовал, чтобы «разменное жалование» ему и мурзам было отдано «за рекою», т.е. отправлено в крымский лагерь до совершения посольского размена. Послы вновь жестко заявили, что, согласно «наказу», жалование может быть отдано только в шатре на «московской стороне реки» (Там же, л. 139-141).

3 мая с утра послы отправили толмача Семейку Судакова к Мустофе-мурзе Яшлавскому «с товарыщи» с посланием, где излагались последствия непреклонной позиции Ахмеда-паши. В случае срыва посольского размена и Ахмед-паша и Мустофа-мурза будут «у царя в опале». Если Ахмед-паша организует несогласованный с послами переход крымского посольства по мосту «на московскую сторону», то Мустафу-мурзу «с товарыщи» ожидает «утеснение»: невыплата «встречного жалования» и корма и вообще незавидное будущее из-за гнева царя Бориса Федоровича. (Там же, л. 141-144). После встречи Мустафы-мурзы и Ахмед-паши Семейка Судаков привез новое предложение крымской стороны: шатер должен был быть установлен посреди моста в «том месте где они сходилися». Ахмед-паша с мурзами в шатре получит «жалование», затем состоится посольский размен. Послы не соглашались и только к ночи решили дать согласие, «памятуючи службу Сулешеву к великим государям» (Там же, л. 144-145). Переговоры послов с Ахмед-пашой в шатре ознаменовались очередной конфликтной ситуацией. Ахмед-паша потребовал выдачи жалования командному составу («есаулам») «царевых янычар» - контингенту сейменов, выделенным крымскому посольству в качестве «провожатых»4. Послы согласились, уточнив, что «жалование» будет выдано только на следующий день. Непосредственно в шатре на мосту «жалование» было роздано только пятнадцати мурзам (Там же, л. 145).

На следующий день, 4 мая, переговоры, вновь шедшие в шатре на середине моста, касались уже условий получения «жалования» направляющимся в Москву послами, а также уточнения количества «разменного жалования» остальным мурзам и «есаулам царевых янычар», которое после очередных препирательств было передано Ахмед-паше и отправлено в крымский лагерь (Там же, л. 142-153). После этого переговоры продолжились. Последовали традиционные претензии относительно нападений донских казаков на «казыевские улусы». Послы парировали обвинениями в нападении «казыевцев» на «московские украйны». Затем началось длительное выяснение «частных вопросов» относительно деятельности крымских гонцов по «выкупу полонянников» и взаимной выдачи перебежчиков. В «лучших традициях» не обошлось и без претензий относительно получения недостаточного «жалования» в Москве ханским гонцам. При этом выяснилось, что ханский гонец Сеит Казы аталык имеет тесные связи с кланом Яшлавских (Там же, л. 153-165).

5 мая посольский размен был совершен. Подробности перехода посольств через реку Донец в «статейном списке» не приводились. Послы настояли, чтобы крымские послы получили «встречное жалование» на «московском берегу в съезжем шатре», что и было исполнено (Там же, л. 168). Утром 5 мая Ахмед-паша предъявил претензии относительсно недостаточного количества «жалования». Семейке Судакову удалось договориться с Ахмед-пашой о том, что встреча с послами состоится уже после размена (Там же, л. 166). Последние переговоры послов с Ахмед-пашой уже по-

4 В ряде случаев именуются «янычарскими головами» (Там же, л. 149).

сле перехода посольств через мост ознаменовались очередными препирательствами. Глава клана Яшлавских был недоволен количеством «жалования» и напоследок заявил, что будь его воля, он «на розмену не ехал» и «государю вашему послов не отпустил» (Там же, л. 167). 7 мая послы сообщили государю о завершении «размены». В Москву «посольскую крымскую дорогою» отправлялось посольство Мустафы-мурзы (Там же, л. 170). Всего для совершения размена и сопровождения посольства к Москве было задействовано 83 сына боярских, 230 стрельцов «украйных городов», более 750 казаков - Ахмед-пашу сопровождали более тысячи человек. Хан предоставил 70 своих «янычар»-сейменов (Там же, л. 171).

Московские послы до последнего стремились обеспечить предварительное принесение шерти Ахмед-пашой, однако это им не удалось достигнуть. В целом первый и последний посольский съезд, и размен под Царевым Борисовым явился своеобразным эпилогом посольских разменов в эпоху Бориса Годунова и хана Гази-Гирея II.

5. Посольство князя Г.К.Волконского. Заключение русско-крымского договора 1602 г.

Ход посольского размена под Царевым Борисовым показал, что установление «дружбы и любви» с царем Борисом Федоровичем Годуновым хан Гази-Гирей II обусловливал рядом условий, что проявилось во время переговоров Ахмед-паши Яшлавского с «разменными послами». На первый взгляд, конфликт касался выплаты «запросных денег», которые рассматривались крымской стороной как главное условие заключения нового «докончания». Однако при переговорах Ахмед-паши отчетливо проявилось стремление хана не дать Москве воспользоваться напряженностью его отношений с Портой и обострившейся династической ситуацией. С 1598 года Гази-Гирей II вел сложную дипломатичесую игру с тем, чтобы исбежать дальнейшего участия в войне со «Священной Лигой», при этом сохранить лояльность султану (Ivanics, 1994, s. 149-160)5. Его переговоры с Речью Посполитой и контакты с трансильванским князем Жигимонтом Батори формально не противоречили политике Порты, но, несомненно, свидетельствовали о стремлении использовать сложившуюся ситуацию для укрепления внешнеполитических позиций Крыма. Оставление ханом театра военных действий в 1599 г. само по себе было достаточно рискованным шагом в условиях его его конфликта с великим везирем Ибрагимом-пашой (Грайворонский, 2007, с. 339-340). Ситуация усугублялась событиями лета и осени 1601 года. Хан явно опасался возможности своего низложения. Тяжелая династическая ситуация повлияла на фактический провал польского посольства Л.Пясечинского осенью 1601 г., Гази-Гирей II заподозрил польского посла в том, что он считает незбежным его смещение с престола и замену Селамет-Гиреем. Это, наряду с нежеланием части политической элиты Речи Посполитой во главе с Я.Замойским отказываться от вмешательства в ситуацию в Молдове и Валахии, привело к неудаче переговоров. Свою роль сыграло и недостаточное количество привезенных «подарков». Между тем, переговоры с Пясечинском были одной из причин затягивания Гази-Гиреем посольского размена с Москвой (Skorupa, 2004, s.110). Весной 1602 г., вернувшийся в Крым из Речи Посполитой посол Джан Ахмед Челеби известил хана о том, что в Москве состоялись переговоры с польско-литовским посольством о продлении перемирия и, возможно, даже о заключении «вечного мира». Это, по мнению Д.Скорупы, повлияло на решение Гази-Гирея II «принять московского посла» (Там же, s. 111).

Материалы русской посольской документации по пребыванию посольства князя Г.К.Волконского и дьяка М.Огаркова в Крыму в 1602 году полностью утрачены. В июне 1602 года Гази-Гирей II принес шерть на тексте, разработанном в Москве тексте «докончания». В реестре шертных грамот крымских ханов А.Малиновского документ обозначен (№32 реестра) как «Шерт-ная грамотв Крымского Царя Казы-Гирея, данная Царю Борису Федоровичу Годунову пред Российскими в Крыму посланниками князем Волконским и дьяком Огарковым, на основании прежде бывших постановлений между Российскими Государями и Крымскими Царями, относительно взаимной дружбы, общего спокойствия и свободного послам и купцам проезда» (Малиновский, 1890, с. 17-18). Документ опубликован Ф.Ф.Лашковым по копии, доставленной в 1604 г. в Москву посланником Джан Ахмедом Челеби (Лашков, 1890, с 9-11). Шертная грамота в целом дословно соответствует той, на которой Гази-Гирей II шертовал в апреле 1594 года перед послами князем

5 Этой проблеме также был посвящен доклад Марии Иванич «Дипломатическая активность Крымского ханства в Восточной Европе (1598-1682) на VI Международном Золотоордынском Форуме 28 июня 2019 г. (в печати, предполагается в «Золотоордынском обозрении»).

М.А.Щербатовым и дьяком А.Демьяновым. Хан шертовал за Дивеев улус и Казыев улус исходя из того, что они находятся под его политическим контролем, хотя, возможно, степень его контроля Казыева улуса была относительна. Отмечено, что к шерти был приведен калга Тохтамыш-Гирей «да сын наш Сефер-Гирей царевич и иные царевичи, и братья наши, и каречеи, и уланы, и князи, и мурзы». Факт приведения к шерти сыновей хана и «ближних царевых людей» в дальнейшем многократно подтверждался в русской посольской документации, в частности при принесении шерти ханом Джанибек-Гиреем перед тем же послом князем Г.К.Волконским в сентябре 1614 года. Факт принесения ханом шерти «перед Борисовы с послом перед князем Григорием Волконским» являлся главным аргументом в пользу сохранения мирных отношений между Москвой и Бахчисараем при царе Василии Шуйском, что отражено в составленном в апреле 1607 г. посланнику С.М.Ушакову тексте (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1607 г. Д. 2. Л. 10-11). Заключение очередного «до-кончания» было успехом русской дипломатии, однако оно должно было сопровождаться достижением взаимных обязательств сторон, о которых мы, к сожалению, не можем узнать.

Восстановить ход переговоров князя Г.К. Волконского и М.Огаркова в Крыму не представляется возможным. Утрачены и инструкции посольству. Отсутствие достоверной источниковой базы (за исключением относящейся к посольскому съезду и размену под Ливнами) сделало неизбежным значительный разброс мнений в историографии относительно результатов посольства. Прежде всего, это касается возможных договоренностей между ханом Гази-Гиреем II и Борисом Федоровичем Годуновым о поддержке хану со стороны Москвы в случае его смещения с престола Портой. А.А.Новосельский, как известно констатировал, что успех посольсива князя Г.К.Волконского и М.Огаркова был обеспечен династическими распрями в Крыму, угрозой смещения хана с престола Портой и вообще общим ослаблением внешнеполитического положения Крыма «неприязнынными отношениями с горскими черкасами и Малыми Ногаями» (Новосельский, 1948, с 47-48). Возможность сближения Русского государства и Крыма на антиосманской основе А.А.Новосельский не рассматривал в принципе.

Московская дипломатия, как и польско-литовская, учитывала, что в случае неподчинения Га-зи-Гирею II султану начнется открытый конфликт с Портой, следствием чего может быть его соглашение с союзниками Габсбургов, а, возможно, и с императором, а также союз с Москвой. В этом случае влиятельные силы в Речи Посполитой предполагали активизировать политику в отношении Валахии и Молдовы хотя о том, насколько эти планы могли быть предотворены в жизнь, в польской историогафии нет единства мнений6.

Ввиду отсутствия русской посольской документации по связям с Крымом нет ясности и в отношении планов относительно дальнейших «ссылок» с Бахчисараем Бориса Федоровича Годунова. Д.В.Лисейцев исходит из того, что в ходе посольства А.И.Власьева в империю в 1604 г. рассматривалась возможность выхода Крыма из под контроля Порты. Д.В.Лисейцев полагает, что этот вопрос был ранее затронут во время переписки Гази-Гирея с Борисом Годуновым, касающейся организации посольского размена, что повлекло за собой активизацию контактов Гази-Гирея II с императором Рудольфом II (Лисейцев, 2006 с. 248). Действительно в ходе переговоров разменных послов с отпускаемыми крымскими гонцами под Ливными видно, что в посланиях от хана к Годунову содержались недвусмысленные свидетельства его конфликта с Портой. Это дало возможность Д.В.Лисейцеву предположить, что посольство князя Г.К. Волконского, по всей видимости, должно было передать хану предложение совместных действий против Османской империи (Там же, с 249). Возможно, что такие инструкции были действительно даны Волконскому. Однако ход переговоров Ахмед-паши с разменными послами демонстрировал лояльность хана Порте. Как и в 1594 году при переговорах посольства князя М.А.Щербатова опасная тема возможности выхода Крыма из-под власти султана не рассматривалась. Гази-Гирей, как и в 1594 году, прежде всего, стремился к сохранению мирных отношений, которые позволяли ему нейтрализовать действия донского казачества, вообще избегать возможных неожиданностей в отношении с Москвой. Это же касалось и дипломатических контактов Крыма с Речью Посполитой, куда в 1603 году, после возвращения хана с театра военных действий, было отправлено посольство Джан Антона, которому к началу

6 Д.Колодзейчик не исключает, что «османско-крымская напряженность» открывало перед политикой Замойского определенные возможности (Kolodziejczyk, 2011, р. 118) Однако при этом Д.Колодзейчик, как и Д.Скорупа, констатирует фактический провал посольства Джан Ахмеда Челеби в Речи Посполитой весной 1602 г. и неудачу второй миссии Л.Пясечинского 1602-1603 гг.

1604 г. отчасти удалось смягчить напряженность в польско-крымских отношениях (Kolodziejczyk, 2011, р. 118; Skorupa, 2004, s. 121-123). При этом приводимые Д.Скорупой подробности переговоров посла с Замойским показывали, что стороны были согласны в том, что напряженность в их отношениях «выгодны Московскому, так же как и Турку (султану)» (Skorupa, 2004, s. 122)7. Антиосманские настроения хана Гази-Гирея II, проявившиеся в отношениях c Речью Посполитой, не означали его готовность к разрыву с Портой.

Между тем, сам факт принесения шерти Гази-Гиреем II перед посольством князя Г.К.Волконского в дипломатических «ссылках» с империей, как показал Д.В.Лисейцев анализируя материалы по прибытию в Москву имперского гонца летом 1604 г., трактовался как решение «главной задачи»: чтобы хан «турсскому не вспомогал и на цесареву землю войной сам не ходил» (Лисей-цев, 2006, с. 249). Однако, есть все основания утверждать, что эти объяснения делались «задним числом», исходя из факта уже известного в Москве очередного самовольного оставления ханом театра военных действий в Венгрии. Тем не менее, Д.В.Лисейцев полагает, что, прежде всего, именно в результате переговоров посольства князя Г.К.Волконского и М.Огаркова «Имеются основание высказать предположение о том, что связи Московского государства с Крымским ханством в начале XVII столетия не только имели мирный характер, но и шли к заключению военного союза» (Там же, с 246). На наш взгляд, не отрицая «вполне мирного характера» русско-крымских отношений в 1600-1604 гг. относительно возможности заключения военного союза имел место только осторожный и весьма ограниченный зондаж при обмене посланиями между Гази-Гиреем II и Б.Ф.Годуновым еще до отправления посольства князя Г.К.Волконского и М.Огаркова. Об этом косвенно свидетельствуют заявления «разменных послов» и Г.К.Волконского с М.Огарковым на основании инструкций Посольского приказа во время переговоров с отпускаемыми крымскими гонцами под Ливнами осенью 1601 года.

Время и обстоятельства отпуска из Крыма посольства князя Г.К.Волконского и М.Огаркова неизвестны. Есть все основания утверждать, что его отпуск не сопровождался отправлением в Москву нового крымского посольства. Посольство Мустафы-мурзы Яшлавского пребывало на территории Русского государства до осени 1603 г. и было отпущено по сведениям разрядов 26 ноября (РК, 1475-1605, т.4, ч.2, с.76). Отказ Гази-Гирея от отправления в Москву нового посольства, вероятно, был связян с его очередным пребыванием на театре военных действий с осени 1602 года по весну 1603 г.

Участие в кампании 1602/1603 гг. хана оказалось малорезультативным, и весной он уже второй раз самовольно покинул театр военных действий. В польской историографии укоренилось мнение, что это решение было связано с развитием событий в Османской империи, в которые оказались втянуты изгнанные из Крыма в разное время и при разных обстоятельствах Гиреи - Села-мет-Гирей, Мухаммед-Гирей и Шагин-Гирей (Skorupa, 2004, s. 119-120). Мятежи в османских провинциях поэтому грозили непредсказуемыми последствиями не только для Порты, но и для крымского хана. Восшествие на престол султана Ахмеда I декабре 1603 г. только усложнило ситуацию. Мухаммед-Гирей был им помилован за участие в мятеже и, наряду с Селамет-Гиреем, превратился в одного из возможных претендентов на бахчисарайский престол (Там же, s. 121).

Однако «больших неприятностей» от нового султана, занятого «вхождением во власть» Гази-Гиреем II, пока не ожидалось. Хан обратился к дипломатическим контактам с Русским государством и Речью Посполитой.

6. Дипломатический кризис 1603 г. Провал посольства князя Ф.П.Барятинского и дьяка Д.Бохина

Осенью 1603 года русско-крымские дипломатические «ссылки» активизировались. В Бахчисарай вместе с отпускаемым посольством Мустафы-мурзы Яшлавского было отправлено посольство князя Ф.П.Барятинского и дьяка Д.Бохина8. Пребывание посольства в Крыму ознаменовалось серьезным конфликтом, завершившимся выдворением посольства «без дела»: без сопровождения не только новых послов, но и гонцов.

Суть конфликта была изложена в «речи» гонца Джан Ахмеда Челеби от имени хана на аудиенции у царя Бориса Федоровича Годунова 12 сентября 1604 г. По версии крымской стороны, ау-

7 Из послания Яна Замойского королю Сигизмунду III.

8 По сведениям разрядов было отправлено 26 ноября 1603 г. (РК, 1475-1605, т. IV, ч.2, с. 76).

диенция послов у хана по приезде прошла без конфликтов: «послы у нас на посольстве были, и что с ним о добрых делах который приказ был, то нам от вас, брата нашего объявили» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 23; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с 159). Однако спустя пять дней после аудиенции в Бахчисарае стало известно о нападении донских казаков на «на наши улусы на Карасан». Гази-Гирей II потребовал отправления служилых татар из состава посольства к казакам с целью возвращения полона.. При этом в «речи» гонца указывается, что первоначальным требованием хана было, чтобы «посол бы твой для того полону х казакам ехал или товарища (второго посла Д.Болхина - А.В.) послал» (Там же, л. 23-24; там же, с. 159). Последовал отказ послов от участия в конфликте в любой форме так как подобные требования нарушали «посольские обычаи»: князь Ф.П.Барятинский заявил, что «он прислан не для казаков, чтоб их унимать и полон сыскивать» (Там же, л. 2; там же, с. 160). Послы исходили из традиционных положений «наказов» о том, что «казаки - воры беглые», и Москва не несет за их действия никакой ответственности, о чем они и заявили крымской стороне. Тогда послам было предложено отправить младшего по рангу Д.Бохина в Москву вместе с крымскими гонцами с изложением претензий крымской стороны. Послы ответили отказом, причем в речи Джан Ахмеда Челеби особо подчеркивалось, что они отказались даже отправить с крымскими гонцами служилых татар. В результате хану «учинилось досадно» и «потому есмя вашего посла из Крыму и выслали, и с ним к вам, брату нашему, послов своих и гонцов не послали» (Там же).

Таким образом, по версии крымской стороны, причина конфликта заключалась в действиях донских казаков. Однако в историографии небезосновательно отмечается, что это был только повод. Такая мера как «выбивание» из Крыма русского посольства без сопутствующего отправления крымских дипломатов крайне редко встречалась в практике русско-крымских «ссылок». Последний раз это имело место осенью 1573 года, когда из Крыма было выдворено посольство А.Ф.Нагого и Ф.А.Писемского. Однако тогда имел место тяжелейший кризис в русско-крымских отношениях, связанный с фактическим разрывом царем Иваном Грозном дипломатических «ссылок» с Крымом после провала летнего похода 1572 года хана Девлет-Гирея I на Русское государство. Присутствовал ли такой кризис зимой 1603/1604 гг.? Д.В.Лисейцев полагает, что «одной из причин осложнения в отношениях с Бахчисараем стало появление в Польше претендента на российский престол» (Лисейцев, 2006, с. 249-250). Действительно, в 1604 году русско-крымские отношения протекали под знаком обозначившейся угрозы со стороны Самозванца, активно стремившегося к установлению союзных отношений с ханом. Однако осенью 1603 года проблема Самозванца в «ссылках» с Крымом вряд ли приобрела первостепенное значение.

Чтобы выяснить причину конфликта, надо обратиться к последовательности событий. В «речи» гонца Джан Ахмеда Челеби она представляется следующей: посольский размен и съезд, причем подчеркивается, что «на розмену» ханом был послан «верный человек» Ахмед-паша. В Москву отправляется посольство Мустафы-мурзы. «И после послов послали к вам, брату нашему в гонцах меня Ян Ахмеда Челеби» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 22; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с 159).

Именно результатом миссии Джан Ахмеда Челеби к осени 1603 г. стало отправление в Крым посольства князя Ф.П.Барятинского и дьяка Д.Болхина, и отпуск посольства Мустафы-мурзы, вместе с которым он и был отпущен (Там же, л. 23, с. 59). Таким образом, отпуск посольства Муста-фы-мурзы прошел без осуществления посольского съезда и размена, который должен был сопровождаться не только новыми переговорами, но и выплатой «жалования» «разменным послам» во главе с Ахмед-пашой Яшлавским. Возможно, что эпопея предшествующего посольского съезда и размена сопровождавшегося отказом Ахмед-паши принести новую шерть и последовавшими многочисленными конфликтами явно не вызывала у Бориса Федоровича Годунова желания повторения. Отсюда стремление выпроводить крымское посольство без посольского размена и без отправления нового посольства с «запросными деньгами», что, по версии крымской стороны, было главным условием «докончания», заключенного посольством князя Г.К.Волконского. Такой ход Борис Федорович уже предпринял в мае 1595 года, выпроводив из Москвы без посольского размена посольство князя Ишмаметя Ширинского. Тогда этот ход удался ввиду отсутствия хана в Крыму. Вероятно, в 1603 году Годунов рассчитывал на то, что хан также надолго «застрянет» на театре военных действий. Задачу Годунову облегчало возвращение посольства князя Г.К.Волконского без нового крымского посольства. Однако, как известно, Гази-Гирей II, вернувшись без позволения Порты в Крым, не желал больше появляться на театре военных действий. Раздраженный хан посылал в

Москву гонца Джан Ахмеда Челеби, который возратился с посольством князя Ф.П.Барятинского и дьяка Д.Болхина опять без проведения посольского съезда и размена. Вероятно, миссия Джан Ахмеда Челеби в 1603 г., помимо всего прочего, имело целью и выяснение вопроса о выплате в Крым «запросных денег». Судя по всему, их количество, доставленное посольством князя Ф.П.Барятинского и дьяка Д.Болхина, хана не устроило. Показательно, что в отличие от посольств князя М.А.Щербатова 1594 года Л.Ложыженского 1598 г. и князя Г.К.Волконского 1602 г., это посольство в дальнейшем вообще не упоминается в русской посольской документации по связям с Крымом. Возможно, что имел и другой повод для конфликта: затягивание царем Борисом Федоровичем церемонии крестоцелования «на русском противне» «докончания» 1602 года. Это также было его старой уловкой: договор 1594 г. так и не был утвержден крестоцелованием царя Федора Ивановича. Однако в сохранившейся русской посольской документации по связям с Крымом в последние годы правления царя Бориса этот сюжет вообще не затрагивается.

7. Крымская дипломатия и начало Смуты в Русском государстве. Миссия в Москву Джан Ахмеда Челеби

Вопрос о влиянии угрозы со стороны Лжедмитрия I царю Борису Годунову на русско-крымские отношения давно поднимался в отечественной историографии. Д.В.Лисейцев достаточно убедительно доказал, что весной 1604 г. в Крыму было извесно о появлении Самозванца на территории Речи Посполитой и его планах вторжения в Россию (Лисейцев, 2006, с. 250).

В начале 1604 года в Крым был отправлен гонец Александр Хрущов. О его миссии, как справедливо отмечает Д.В.Лисейцев, «в крымских делах сохранились лишь самые общие сведения» (Там же). Хрущов вернулся уже в конце июля - начале августа 1604 г. Он отбыл из Крыма вместе с большой группой гонцов во главе с посланником хана Джан Ахмедом Челеби. Это был один из наиболее опытных ханских дипломатов, исполнивший ряд ответственных дипломатических миссий как в Речь Посполитую, так и в Русское государство.

Содержание доставленных хану Гази-Гирею II грамот приводится Джан Ахмедом Челеби в «речи» от имени хана на аудиенции у царя Б.Ф.Годунова 12 сентября 1604 г.: «а в грамоте своей к нам писали, что мы Кази-Гирей царь, с тобой, братом нашим, кабы не хотя бытии в дружбе и в любви, послов наших к вам отпустили без дела и с ними к нам послов своих и гонцов не послали правду свою и шерть порушили» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 25-26; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с. 160). Далее следовало требование прислать «послов своих или гонцов». Таким образом, в изложении крымской стороны тон послания Годунова к хану отправленного с А.Хрущовым был достаточно жестким. Д.В.Лисейцев указывает, что «основной задачей русского гонца была попытка добиться отказа крымского хана от поддержки Лжедмитрия» (Лисейцев, 2006 с 251). В реальности для достижения этой цели А.Хрущова, несомненно, должен был подтвердить намерение Москвы следовать условиям договора 1602 г. с принятыми при его заключении «материальными обязательствами». В противном случае его отпуск не состоялся бы так быстро.

Возможно, быстрый отпуск А.Хрущова был связан и со стремлением хана получить достоверную информацию о военно-политической ситуации в Русском государстве. Собственно эту цель и преследовала миссия Джан Ахмеда Челеби, которой суждено было стать последней крымской дипломатической миссией, принятой царем Борисом Федоровичем.

Дело по приему Джан Ахмеда Челеби в составе столбцов крымских дел за 1604 г. сохранилось практически в полном объеме, и было опубликовано в 1918 году (Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с. 150-247). В тех условиях это было фактическое посольство, историю которого можно разделить на три этапа: сентябрь-ноябрь 1604 г., март 1605, июль 1605 г.

Первый этап представляет собой переговоры в Посольском приказе и прием у государя по приезде с последующими попытками Джан Ахмеда Челеби решить вопросы с возобновлением переговоров и с его отпуском. Второй этап - кратковременное возобновление переговоров в марте 1605 г.; третий этап - прием и отпуск гонцов Лжедмитрием I в июле 1605 г.

Крымские гонцы - 145 человек - прибыли в Ливны 18 августа 1604 г. (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 1; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с. 152). На следующий день, 19 августа, они были отправлены в Москву по традиционному маршруту через Новосиль и Калугу (Там же, л. 34; Там же, с. 153). Столь быстрый отпуск гонцов из Ливен, казалось бы, свидетельствовал о скорейшем намерении царя Бориса Годунова осуществить их прием. Однако наиболее вероятной

представляется другая причина: гонцов необходимо было убрать из Ливен ввиду сосредоточения там крупных военных сил на случай предполагаемого вторжения хана Гази-Гирея II, возможно, в союзе с Самозванцем. Д.В.Лисейцев обратил внимание на то, что в июне имперскому гонцу вообще сообщили о готовности царского войска идти на Крым (Лисейцев, 2006, с. 251). Сопровождавшие крымских гонцов приставы доложили 8 сентября Посольскому дьяку о впечатлении, которое произвело сосредоточение войск около Ливен; «говорили деи с ними Ян-Ахмед чилибей в разговоре, пришед на Ливне увидя рать великую государеву, полки большие: людей де государевых на Ливнах добре много, не бывало столько» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 7; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с. 155). Д.В.Лисейцев усматривает в показе крымцам войск «впечатляющую демонстрацию российской военной мощи» (Лисейцев, 2006, с.251). Действительно, Джан Ахмед Челеби расценил это как подготовку похода на Крым и заявил приставам, что «у нашего деи царя Казы-Гирея также люди стоят в зборе для бережения» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 7; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с. 155). Однако причину предполагаемого похода крымский дипломат связал с действиями Лжедмитрия I по привлечению Крыма к союзу против царя Бориса Годунова: «а такую деи смуту учинил промежи великих государей наших один человек» (Там же, л. 7; там же, с. 155). Затем Джан Ахмед Челеби и остальные гонцы начали уверять приставов в отсутствии у хана договоренностей с Самозванцем, ссылаясь на полученные от него устные инструкции, приводя при этом слова Гази-Гирея: «только де надобны государю царю и великому князю Борису Федоровичу всеа Русии люди на помочь на своего государева недруга, - и яз деи великому государю за люди не стою, да не токмо деи людей послать, и сам деи яз со всеми людьми своими, где мне велит быть государь царь и великий князь Бория Федорович всеа Русии готов на его государева недруга» (Там же, л. 8; Там же, с. 156). Таким образом, в случае, если «военная демонстрация» предполагалась, то заранее «ожидаемого эффекта воеводам добиться удалось» (Лисейцев, 2006, с. 251). Однако декларируемая готовность к совместным действиям против самозванца сочеталась у крымских гонцов на пути в Москву с ненавязчивыми вопросами об общем внутриполитическом состоянии Русского государства. В частности, памятуя о голоде, обрушившимся в предшествующие годы на Россию, был задан весьма примечательный вопрос «хлеб ди родился ли великого государя на царстве?» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 7; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с. 155). Ответ, естественно, был дан, что «хлеб родился добре». В целом, уже на пути в Москву проявилась двойственность целей миссии Джан Ахмеда Челеби. Как отметил Д.В.Лисейцев, анализируя донесения приставленных к Джан Ахмеду Челеби приставов, «нельзя не заметить противоречие: с одной стороны, он говорил о «смуте» между Крымским ханством и Московским государством, а с другой - сообщал о готовности хана двинуть орду против врагов Бориса Годунова» (Лисейцев, 2006, с. 251). Это противоречие позиции хана Гази-Гирея II, который «еще не определил свою позицию относительно назревавшего в России конфликта» (Там же) проявилось и на первом этапе миссии Джан Ахмеда Челеби в Москве.

3 сентября 1604 г. крымские гонцы прибыли в Москву и были размещены на Крымском дворе (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 5; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с. 155). 8 сентября приставы доложили в Посольском приказе об обстоятельствах их следования, 12 сентября была назначена аудиенция гонцов у царя Бориса Годунова.

По традиции ей предшествовали т.н. «распросы» - предварительные переговоры в Посольском приказе с Посольским дьяком А.Власьевым. К переговорам и аудиенции были как всегда допущены только «лучшие» гонцы: помимо Джан Ахмеда Челеби от «царевичей»-султанов, и от наиболее влиятельных «ближних царевых людей» (38 человек). Цель своей миссии Джан Ахмед Челеби определил как необходимость для сохранения «доброго дела» решить вопрос с «неправдами» во время пребывания в Крыму посольства князя Ф.П.Барятинского и дьяка Д.Болхина (Там же, л. 15-17; там же, с. 157-158). После этого все гонцы были отпущены «а иные речи царев гонец Ян Ахмед Чилибей с Офонастем говорил втай». Содержание переговоров в столбцы дела по приему гонцов внесено не было («и то писано особо»). Переговоры о «тайном деле» накануне аудиенции у государя, как правило, с вручением посольскому дьяку «тайных посланий» от хана с начала 90-х годов было устоявшейся традицией «ссылок» хана Гази-Гирея II с Борисом Федоровичем Годуновым, сначала как фактического правителя, а затем как царя. В отечественной историографии наибольшее распространение получила точка зрения Д.В.Лисейцева о том, что в данном случае речь шла о определении ханом своей позиции относительно угрозы со стороны Самозванца (Лисейцев, 2006, с. 252).

Аудиенция гонцов у царя в изложении материалов дела по приему Джан Ахмеда Челеби прошла в русле переговоров с А.Власьевым. «Речь» гонца от имени хана содержала претензии послам князю Ф.П.Барятинскому и дьяку Д.Болхину. Выражалось удовлетворение содержанием послания царя хану с гонцом Александром Хрущовым. Наконец, Джан Ахмед Челеби изложил от имени хана главное: «мы Кази-Гирей царь с вами братом нашим с великим государем хотим быти в дружбе и в любви, по тому, как есмя перед послы вашими, перед князем Григорием Волконским и перед Михаилом Огарковым, правду дали, на куране шерть учинили, и как к вам с гонцом нашим с Ян Ахмед Челеби наперед сего приказывали» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 27; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с 160-161). Таким образом, Гази-Гирей II декларировал сохранение в силе договора 1602 года, как и было изложено им в посланиях, доставленных ранее тем же гонцом Джан Ахмедом Челеби в предшествующем году9.

Ответа гонцы не получили, что в принципе не противоречило традициям двусторонних «ссылок». После произнесения «речей» они были посажены «в лавке от окольничего места в сажень» и затем пожалованы (строго по иерархии) «шубами и ковши с чарками серебряными». Затем им были поданы «меды красные в ковших серебрянных» (Там же, л. 29; там же, с. 161). Приглашения к столу не было. Государево «жалование, в столе места корм» было доставлено гонцам на «подворье». Главную роль на аудиенции играл окольничий Петр Федорович Басманов, являвший гонцов и «поминки» от хана, калги и нурадина. Посольский дьяк А.Власьев принимал у «лучших» гонцов (от хана, калги и других «царевичей» и «цариц») послания. На аудиенции присутствовал царевич Федор Борисович и большое количество думных чинов. Сам Борис Федорович Годунов ограничился традиционным вопросом о здоровье хана и калги Тохтамыш-Гирея.

Далее последовало более чем двухмясячное пребывание гонцов на Крымском дворе, без деловых контактов с Посольским приказом. Эта «пауза» в переговорах в условиях уже состоявшегося вторжения Лжедмитрия II на территорию Русского государства интепретируется в исторографии как сомнения Бориса Федоровича Годунова в действительности дружеских намерений хана (Новосельский, 1948, с. 48). Однако это далеко не бесспорно. Судя по поведению Джан Ахмеда Челеби, полученные им инструкции от Газии-Гирея II предусматривали скорейшее проведение переговоров. После ряда обращений гонцов к ним 28 ноября на Крымский двор был послан толмач Петр Муратов с целью «проведовати о каких делах учнут они говорити». Переговоры толмача с гонцом Джан Ахмед Челеби показали его серьезную обеспокоенность затягиванием пребывания в Москве при отсутствии реальных переговоров. При этом гонец передал толмачу содержание уже изложенной им в сентябре «втайне» информации. Было указано, что «Дмитрием называют царя Ивана сына, а мы деи того не ведаем, прямой ли он царя Ивана сын или непрямой, только деи меж дву государей смуту учинил велику» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 128; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с 175). Джан Ахмед Челеби изложил извесные в Крыму подробности пребывания Самозванца в Речи Посполитой. Они показывали большую осведомленность в Бахчисарае развитием ситуации. Перваночально Самозванец «был у Вишневецкого», который потом «его отвез к канцлеру (Л. Сапеге), а канцлер с ним съездил к королю». Была обозначена основная проблема уклонения Сигизмунда Вазы от открытой поддержки Самозванца: наличие перемирия с Москвой - король «учинил целование на 20 лет и на два года». Подчеркивалось, что главная роль в организации вторжения принадлежит Вишневецкому. Наконец, посланник сообщил, что Гази-Гирей II готов «покамест лед крепок» совершить нападение на Речь Посполитую, главной целью которого будет Киев. Посланник просил Посольского дьяка не затягивать с ответом, так как летом будущего года поход будет уже невозможнен. Причина заключается в наличии сильной пропольской группировки в Бахчисарае, которые склоняют хана к поддержке Самозванца. В этих условиях затягивание пребывания крымских гонцов в Москве опасно прежде всего для царя Бориса Годунова. Джан Ахмед Челеби потребовал «о государевых делах самому с Офонасием переговорить» (Там же, л. 129; Там же, с. 175).

9 С.М.Соловьев приводит отрывок, возможно из утраченной части дела по приему Джан Ахмеда Челеби о его «тайной» аудиенции у царя Бориса в присутствии боярина С.Н.Годунова и Посольского дьяка А.Власьева на котором было передано требование Гази-Гирея II о крестоцеловании Годунова на противне договора 1602 г. Требование было отвергнуто Годуновым (Соловьев, 1989, с.362). Возможно, это имело место, так как посланник привез шертную грамоту хана от 1602 г.

На следующий день, 29 ноября, Джан Ахмед Челеби с семью «лучшими гонцами» был принят А.Власьевым в Посольском приказе.

Джан Ахмед Челеби, вновь напомнив о ходе предшествующих «ссылок», настойчиво поставил вопрос об отпуске. В случае отказа он просил разрешения отпустить в Крым хотя бы нескольких гонцов. В этом ему было отказано. А.Власьев объявил, что «отпуск» гонцам будет «вскоре» и что их задержание не означает «недружбы между двумя государями» (Там же, л. 138; Там же, с. 178).

Переговоры свелись к вручению Посольскому дьяку посланий от «ближних царевых людей», не врученных на аудиеции у государя и к просьбам о разрешении крымским гонцам предпринять действия по выкупу полоняников, содержащихся приславших их представителей крымской знати (Там же, л. 139-141; Там же, с. 178). Попытки Джан Ахмеда Челеби поднять вопрос о количестве «запросных днег», истребованных ханом, Власьевым были жестко пресечены. Затем последовала очередная «пауза» до марта 1605 г.

Задержание крымских гонцов и отказ от каких-либо контактов с ними было связано с началом в ноябре 1604 года военных действий против Самозванца, вторгнувшегося на территорию Русского государства. В свете дальнейшего развития событий это представляется крупнейшим просчетом правительства Бориса Годунова. Так, Д.В.Лисейцев отмечает, что «В случае оказания Казы-Гиреем помощи Борису Годунову поход Самозванца мог завершиться крахом в самом начале, так как его силы были бы зажаты между годуновской армией, надвигавшейся с севера, и татарскими ордами, пришедшими с юга» (Лисейцев, 2006, с. 252). Однако у царя Бориса Федоровича, очевидно, были свои соображения взять «паузу» в «ссылках» с Крымом. Возможно, это было связано с его амбициозными кавказскими планами, реализация которых вызвала бы вполне объяснимую негативную реакцию в Крыму. Вероятно, Годунов многого ожидал от миссии в Речь Посполитую Постника Огаркова. Впрочем, главная ошибка Бориса Годунова, ставшая во многом роковой, заключалась в том, что, ввиду отсутствия каких-либо русских дипломатических представителей в Крыму после отпуска гонца А.Хрущева, Москва была лишена возможности получения оттуда любой информации. Показательно, что руководство Посольского приказа во главе с А.Власьевым не проявило инициативе в этом вопросе. Время для интенсификации контактов с Бахчисараем было упущено. Как бы то ни было, в марте 1605 г. переговоры с крымскими дипломатами во главе с Джан Ахмед Челеби возобновились по инициативе русской стороны.

17 марта состоялись переговоры Джан Ахмеда Челеби и четырех «лучших» гонцов в Посольском приказе (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 153-155; Акты времени Лжедмитрия I (16031606 гг.), с. 182-183). На этот раз в них помимо посольского дьяка А.Власьева участвовали два доверенных лица царя - бояре Степан Васильевич Годунов и Семен Никитич Годунов. Оба они имели значительный опыт ведения дипломатических переговоров. Ход переговоров записывал еще одно доверенное лицо царя Бориса Годунова - переводчик Посольского приказа Вельямин Степанов, участвовавший в многочисленных переговорах с крымцами, в том числе и в посольском съезде, и размене под Ливнами в ноябре 1593 года. Запись текста переговоров в полном виде утрачена. Известно только, что поводом к переговорам были сведения об интенсивных «ссылках» Лжедмитрия I с Гази-Гиреем II.

На следующий день 18 марта переговоры возобновились. А.Власьев объявил, что «государь наш слову цареву Казы-Гирея верит», и что «служба» Джан Ахмеда Челеби государю «ведома». Он объявил гонцам об отпуске. Однако при этом в немедленном выезде из Москвы крымцам было фактически отказано ввиду «шаткости» в северских городах. Власьев спросил гонцов отпустить ли их «вскоре» или после того, как «государевы люди над вором промыслят». Гонцы согласились с невозможностью ехать через уже находившиеся в руках Лжедмитрия I Ливны, предложили двигаться другими путями. Власьев заявил, что «дороги к Крыму нигде нет». При этом Власьев уверял гонцов в скором разгроме сил Самозванца. Поставил Власьев и вопрос о совместных действиях против «литовского короля», фактически констатируя разрыв перемирия с Речью Посполитой 1601 года, что не соответствовало действительности. Московский государь долго терпел «неправды литовского короля», но теперь вам самим ведомо, что у государя нашего рати многие и стоят наготове». Джан Ахмед Челеби поведал, что московскому государю необходимо «сослаться» с ханом, и по получении известий, «царь тому поверит и тотчас пойдет на Литву». После этого последовали долгие взаимные заверения в «добром деле» с обращением к временам совместной войны против

«литовского короля» при хане Менгли-Гирее I. Наконец, «покошевавшись» с гонцами, Посольский дьяк отпустил их на Крымский двор (Там же, лл. 154-164, с. 183-186).

Итак, буквально накануне катастрофы династии Годуновых в Посольском приказе обсуждали планы совместных военных действий притов «литовского короля». Неясно, насколько Джан Ахмед Челеби и А.Власьев вели взаимную игру.

Несмотря на серьезные меры, обычно применяемые к содержащимся непосредственно в Москве крымским дипломатам, Джан Ахмед Челеби, вероятно, мог получать информацию о развитии событий. Тем не менее, инициатива в возобновлении ссылок принадлежала Посольскому приказу во главе с А.Власьевым. Март 1605 года был вообще отмечен активизацией его деятельности: 18 марта последовала аудиенция английскому послу Т. Смиту, позже на пограничный съезд со шведами было отправлено представительное посольство П.Н.Шереметева (Лисейцев, 2003, с. 328).

Это был последний всплеск внешнеполитической активности при царе Борисе Годунове Дальнейшая «пауза» в переговорах, несомненно, объясняется общей сумятицей в Москве после кончины царя Бориса Федоровича и лавиной событий, приведшей в Москву Самозванца. Трудно сказать, как пережили эти события, находившиеся на Крымском дворе крымские дипломаты. Во вяком случае скоро им пришлось иметь дело с тем самым «одним человеком», который мог посеять «смуту» между Москвой и Бахчисараем.

8. Отношения с Крымом во внешнеполитическом курсе Лжедмитрия I

«Ссылки» между Лжедмитрием I и Гази-Гиреем II в период борьбы за престол рассмотрены Д.В.Лисейцевым (Лисейцев, 2006, с. 252-253) Достоверные известия в русской посольской документации известны только миссии Константина Ширкова, отправленного Самозванцем в Крым весной 1605 года из Путивля и вернувшегося в начале 1606 года уже после его воцарения. Судя по всему, миссия Ширкова в 1605 г. не добилась успеха.

В определении позиции Гази-Гирея II относительно событий в Москве, повлекших за собой воцарение Лжедмирия I, следует учитывать «личный фактор». Гази-Гирей II имел дело с Борисом Федоровичем Годуновым, как с внешнеполитическим партнером с весны 1588 г., значительную часть этого периода, находясь с ним в личной переписке вне рамок официального «протокола». Судя по косвенным признакам, обеим правителям импонировало взаимное желание обеспечить наследование престолов их сыновьями. Отметим в этой связи постоянные упоминания царевича Федора Борисовича, как адресата посланий и от хана, и от калги Тохтамыш-Гирея, и от ведущих «ближних царевых людей». Только при прибытии посольства Джан Ахмеда Челеби в сентябре 1604 г. на аудиенцию к царю Борису, на которой присутствовал и его старший сын, было допущено более десяти гонцов к царевичу Федору Борисовичу из общего количества тридцати восьми. В свою очередь, калга Тохтамыш-Гирей постоянно упоминается в русской посольской документации как наследник отца исключительно в уважительном ключе, в отличии от его предшественника Се-ламет-Гирея.

В июне 1605 г. крымские гонцы во главе с Джан Ахмедом Челеби оказались в Москве после водворения «царя Дмитрия Ивановича» на отца своего и прародителей своих престоле» без получения определенных полномочий на действия в стремительно изменившиейся ситуации.

Тем не менее, Джан Ахмед Челеби, один из опытнейших ханских дипломатов, предпринял необходимые меры: сразу же после свержения и убийства царя Федора Борисовича через приставов обратился к присланным Самозванцем в Москву думным чинам с просьбой обеспечить безопасность пребывания гонцов в столице и желание получить аудиенцию у «царя Дмитрия Ивановича». Ему было передано, что крымцы могут «увидить государевы очи» после его «прихода» в Москву. (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1604 г. Д. 2. Л. 166; Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.), с. 186).

Другие подробности дело о приеме Джан Ахмеда Челеби, к сожалению, не содержит. Сразу же после «царева прихода» Джан Ахмед Челеби известил Посольского дьяка Афанасия Власьева о необходимости получить аудиенцию у «царя Дмитрия Ивановича».

8 июля 1605 г. по приказу «царя Дмитрия Ивановича», который, «похотел быть в дружбе и в любви с Казы-Киреем царем» как и его отец Иван Васильевич (при правлении которого Гази-Гирей II еще не был ханом. - А.В) и брат Федор Иванович». Джан Ахмед Челеби был вызван с крымскими гонцами в посольский приказ. Были вызваны 30 «лучших гонцов» (Там же). Задача одновременно и облегчалась, и отягощалась тем, что на своем посту оставался А.Власьев, ведший с крымцами переговоры при «царе Борисе». Тем не менее, во время переговоров, которые вел Джан Ахмед Челеби

фактически единолично (прочие крымские гонцы играли роль «статистов») ему быстро удалось найти взаимопонимание с Посольским дьяком. А.Власьев встретил крымцев в полном соответствии с принятами традициями «посольского обычая» и, «покорошевавшись», выслушал Джан Ахмеда Че-леби, который поведал ему о «радости», которые испытали гонцы по получении известия о водворении «царя Дмитрия Ивановича» «на своих великих государствах». После цветистого описания возвращения «царя Дмитрия Ивановича на престол прародителей» в ответ А.Власьев объявил, что после его венчания на царство все крымские гонцы будут приняты на аудиенции и отпущены. Политических вопросов на переговорах не затрагивали. Джан Ахмеда Челеби волновал вопрос о «челобитиях» на получения «жалования» на обратную дорогу и вопросы, связанные с делами о выкупе полонянни-ков. Многоопытный А.Власьев посоветовал эти вопросы на время не затрагивать, так как новому царю они «не ведомы» (Там же, л. 169, л. 172; Там же, с. 187).

После венчания на царство «царя Дмитрия Ивановича», 21 июля последовала аудиенция у него 30 «лучших» крымских гонцов во главе с Джан Ахмедом Челеби. Сразу же определился отчасти унизительный для крымцев характер аудиенции, которые были приняты после касимовского царя Ураз-Мухаммеда и шведского королевича Густава (Там же, л. 172-173; Там же, с. 188). Многозначительным было появление на аудиенции возвращенного Самозванцем в Москву и недавно пожалованного в окольничьи бывшего Посольского дьяка Василия Яковлевича Щелкалова, который являл гонцов государю (Там же, л. 175; Там же, с. 188). Однако главной, вполне предсказумо, была роль Посольского дьяка Афанасия Ивановича Власьева, впервые упомянутого как казначей. В целом, прием прошел без осложнений. Джан Ахмед Челеби произнес «речь» с поздравлениями. Ответную «речь» от имени царя произнес А.Власьев, особо подчеркивая, что он учинился на престоле по благословению «матери нашей великой госудаыни царицы и великие княгини иноки Марии Федоровны всея Русии». «Царь Дмитрий Иванович» устами Власьева выразил твердое желание «быть с царем Казы-Гиреем в дружбе и в любви» как его отец и брат «смотря по его правде и свыше прежнего». В заключении Власьев объявил гонцам об отпуске и об отправлении «к Казы-Гирею царю» посланника. После этого гонцы были отпущены. Аудиенция показала большой опыт В.Я.Щелкалова и А.И.Власьева, организовавших ее церемониальную часть. В «речи» Власьева было лишь мельком упомянуто, что гонцы были присланы «к Борису Годунову». К «руке» царя были позваны 15 гонцов из 30 - от представителй династии Гиреев. Все гонцы во время аудиенции были пожалованы шубами. Им были также поданы «меды в серебренных ковшах» (Там же, л. 175-183; Там же, с. 188-189). Словом, внешне все прошло в соответствии с нормами «посольского обычая», принятых в «ссылках» московских государей с крымскими ханами.

Однако Джан Ахмеда Челеби не могло не настрожить важные детали. Новый посланник на аудиенции не был назван по имени и показан крымцам, как это обычно практиковалось. Это свидетельствовало о том, что новый государь еще не определился с тем, когда и каким образом возобновлять «ссылки» с Крымом. Кроме того, сам отпуск крымцев из Москвы не означал их немедленного следования в Крым.

13 сентября приставу В.Т.Коробьину был дан «наказ» о сопровождении крымцев. Отпускались все без исключения гонцы в количестве 144 человек. Их было предписано вести по традиционному маршруту «до Боровска ми до Колуги и до Болхова и до Мценска и до Новосили и до Ли-вен» (Там же, л. 210; Там же, с. 195). Однако доехать крымцы должны были только до Мценска, где им было предписано «постояти до указу, покаместа придет во Мценск государев посланник, которому идти в Крым» (Там же, л. 212; Там же, с. 195).

Такая задержка также было обычной практикой при отпуске крымцев, однако на этот раз речь шла о весьма продолжительном задержании гонцов. Началось длительное пребывание крымских гонцов в Мценске. Столбцы дела по приему Джан Ахинда Челеби изобилуют беспрерывными че-лобитиями крымских гонцов о недостатке корму. Джан Ахмед Челеби через пристава В.Т.Коробьина настаивал на возвращение в Москву. Но все было тщетно. Только в феврале 1606 г., после попытки самовольного выезда из Мценска в Москву, в Посольском приказе сочли обратить внимание государя на сложившееся положение. 4 февраля боярину князю Б.П.Татеву было предписано отправить через посольский приказ крымцам жалование. Гонцов было предписано перевести из Мценска в Новосиль. Контролировать это поручение было предписано думным дьякам И.Ф.Стрешневу и Т.Витовтову. При этом приставу В.Т.Кобылину предписывалось пресекать все попытки гонцов самовольно двигаться в Крым, отставая в пути из Мценска. Как бы то ни было, в

конце февраля все отпускаемые крымцы находились в Новосили (Там же, л. 230-235; Там же, с. 238-239).

Таким образом, до начала 1606 г. в Посольском приказе не было распоряжений о «ссылках» с Крымом. Перевод крымских гонцов в Новосиль, конечно, не был связан с их челобитиями. В конце января 1606 года в Москву прибыла группа гонцов во главе с Аллаш Богатыром вместе с отпущенным К.Ширковым. 9 февраля гонец был принят Лжедмитрием I (Там же, 1606 г. Д. 1. Л. 5; Там же, с. 247). Сведения о пребывании гонцов во главе с Аллаш Богатыром недостаточно полные из-за фрагаментации сохранившегося в составе столбцов 123 фонда РГАДА дела о его приеме. 5 марта его отпустили из Москвы вместе с другими многочисленными гонцами (Там же, 1606 г., д. 1, л. 8; Там же, с. 248). Маршрут следования был традиционен: «на Боровск, на Калугу, на Болхов, на Мценск, в Новосиль». В Новосиле, куда гонцы прибыли 13 марта, им велено было ждать распоряжений (Там же, л. 8-9; Там же, с. 248).

Вместе с Аллаш Богатыром в марте в Крым был отправлен Афанасий Мелентьев-Ерлаков. Д.В.Лисейцев, анализируя столбцы крымских дел за 1605 год, убедительно доказал, что первоначально Мелентьева собирались отправить в Крым в сентябре 1605 г. (Лисейцев, 2006, с. 256). Отправление Мелентьева, возможно, было отложено до возвращения К.Ширкова и прибытия гонцов из Крыма. В столбцах крымских дел за 1606 год, дело по отпуску Мелентьева совмещено с делом по отпуску крымских гонцов. «Наказная память» гонцу не сохранилась. 21 марта 1606 г. А. Мелен-тьев прибыл в Новосиль (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1606 г. Д. 2. Л. 1). После встречи с «лучшими» крымскими гонцами 22 марта он двинулся на Ливны (Там же, л. 4). На следующий день за ним двинулась большая часть крымских гонцов во главе с Джан Ахмед Челеби и Аллаш Богатыром. Остальные были «рассредоточены» по нескольким городам. 26 марта А.Мелентьев и крымские гонцы в количестве 56 человек выступили в Крым (Там же, л. 8). 10 апреля в Ливнах было получено сообщение, что они благополучно перешли Донец. Таким образом, обмен гонцами между Гази-Гиреем II и «царем Дмитрием Ивановичем» завершился только к весне 1606 года. Рассматривая ход русско-крымских «ссылок» в 1605-1606 гг., Д.В. Лисейцев отмечает, что «оперативный обмен дипломатическими миссиями между Москвой и Бахчисараем не дает оснований заподозрить вызревающий конфликт» (Лисейцев, 2016, с. 42). На наш взгляд, о «оперативности» Посольского приказа как раз говорить не приходится. Сам Джан Ахмед Челеби в марте 1606 года высказывал приставом «недоумение» задержкой своего отпуска и отправлением гонца в Крым. Приставы в ответ объяснили это задержкой Константина Ширкова (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1606 г. Д. 2. Л. 3). Однако это объяснение скрывает, на наш взгляд, более глубокие причины.

«Царь Дмитрий Иванович» не опредилился окончательно с планами в отношении Крымского ханства. Источники не позволяют показать побудительные мотивы принятия его решений относительно «крымского дела», следствием чего явилась значительные различия в оценке этих планов в отечественной историографии. А.А.Новосельский рассматривал «воинственные планы Самозванцв в отношении Крыма и Турции» в контексте его стремления войти в антиосманскую коалициию (Новосельский, 1948, с. 48-49). Б.Н.Флоря с некоторыми оговорками полагает, что предполагался поход Лжедмитрия I на Азов (Флоря, 1998, с. 55-56). Д.В.Лисейцев исходит из того, «что Лжедмитрий планировал начать войну с Османской империей и надеялся привлечь на свою сторону крымского хана тяготившегося зависимостью от Стамбула» (Лисейцев, 2006, с. 257). Таким образом, планы похода на Азов в отечественной историографии представляются наиболее предпочтительными. В русской посольской документации по связям с Крымом при царе Василии Шуйском также говориться о планах идти «войною на Азов», как, например, в инструкциях посольству С.М.Ушакову в 1607 г. (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1607 г. Д. 2. Л. 29).

Не менее неоднозначной представляется позиция хана Гази-Гирея II относительно возобновления «ссылок» с Москвой. Между отправлением миссии Джан Ахмеда Челеби летом 1604 г. и отправлением Аллаш Богатыра в конце 1605 г. прошло почти полтора года. Между прочим, приставы, сопровождавшие крымских гонцов в Ливны в марте 1606 года, высказали мнение явно для передачи в ханский диван о том, что в Москве ждали, что «царь услыша про государево здоровье тотчас пошлет больших своих послов блтжних людей», договариваться о «добром деле» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1606 г. Д. 2. Л. 4). Таким образом, руководство Посольского приказа их устами высказывало мнение, что одновременно с К.Ширковым, в Москву должно было прибыть представительное крымское посольство. Проблема заключается в том, что ввиду утраты донесений К. Шир-

кова по материалам русской посольской документации практически невозможно определить реакцию хана на смену власти в Москве в 1604 г. и на «воинственные планы» Самозванца.

9. Дипломатические «ссылки» с Крымом и дальнейшее развитие Смуты в Русском государстве

К моменту гибели Самозванца отношения с Крымом находились в состоянии неопределенности. Для правительства царя Василия Шуйского отношения с Крымом не являлись первоочередной внешнеполитической задачей. Все внимание уделялось тяжелейшему конфликту с Речью Посполи-той, связанным с московскими событиями мая 1606 г.

Между тем Гази-Гирей II ожидал, что согласно «посольским обычаям» к нему будет направлен гонец с извещением о воцарении Василия Шуйского. Так как этого не произошло, хан отпустил А.Мелентьева вместе с гонцами во главе с Хедир-уланом, которые прибыли, вероятно, летом

1606 г. (Лисийцев, 2003, с. 330). Материалы по приему Хадир-улана в 1606 г. не сохранились. Однако содержание посланий Гази-Гирея II к царю Василию Шуйскому известно по материалам приема Хадир-улана у государя 22 апреля 1607 г. Тогда в «речи» Посольского дьяка В.Г.Телепнева к крымским гонцам было сказано, что «в грамоте своей к нашему царскому величеству Казы-Гирей царь писал, что порадовался тому, что на московском государстве учинились мы великий государь» В.Г.Телепнев также напомнил о том, что в «речи» при своем первом приеме Хадир-улан сообщил о желании «царя» быть «с нами великим государем в крепкой дружбе и в братстве навеки неподвижно и другу нашему другом и недругу нашему недругом быть» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1.

1607 г. Д. 1. Л. 5).

В Крым тем же летом было отправлено посольство ясельничего Андрея Матвеевича Войекова и подъячего Захария Языкова (Лисейцев, 2003, с. 220; Лисейцев, 2006, с. 260). С ним были отпущена часть гонцов. Сам ханский гонец Хадир-улан был оставлен «на Москве». Материалы, связанные с миссией А.М.Войекова, утрачены. Д.В.Лисейцев полагает, что оно было принято ханом и отпущено в конце 1606 г. (Лисейцев, 2006, с. 260). В «речи» Посольского дьяка В.Г.Телепнева на приеме крымских гонцов 22 апреля 1607 г. отмечалось, что Гази-Гирей II принял А.М.Войекова и З.Языкова «любительно» и отпустил, «не задержав». (Там же, л. 6). Однако о реальных результатах переговоров послов в Бахчисарае ничего не известно. На обратном пути посольство вместе с крымскими гонцами во главе с Сеит-Казы и Ахмедом-Халифа (Халифой) было захвачено «ворами» «царевича» Петра около Валуек. В дальнейшем они были освобождены царскими войсками и прибыли в Москву, вероятно, в конце 1607 г. или в начале 1608 г. (Лисейцев, 2006, с. 263).

Сложившаяся ситуация побудила царя Василия Шуйского активизировать «ссылки» с Крымом. Было решено отправить к хану Гази-Гирею II посольство во главе со Степаном Михайловичем Ушаковым. Об этом ханскому гонцу Хадир-улану было сообщено на аудиенции, которая состоялась 24 апреля 1607 г. (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1607 г. Д. 1. Л. 1). На аудиенцию было приглашено 15 «лучших гонцов» во главе с Хадир-уланом. В церемониальной части приема главную роль играл казначей князь Григорий Петрович Ромодановский, являвший гонцов и произносившей приветственную «речь» (Там же, л. 2-3), в деловой части приема - Посольский дьяк Василий Григорьевич Телепнев, который произносил обширную «речь гонцам» и давал ответ на их «челобитие» (Там же, л. 4-13). Посольский дьяк констатировал, вероятно, уже известный крымцам захват «ворами-казаками» миссии В.М.Войекова и следовавших вместе с ним крымских гонцов, и объявил об отправлении в Крым С.М.Ушакова. С ним отпускалось несколько «лучших» гонцов. Челобитие Хадир-улана об отпуске было отклонено ввиду угрозы захвата «ворами». Правительство В.Шуйского уже не считало целесообразным скрывать от задержанных крымцев тяжелое положение в стране. Совершенно другое впечатление оставляют инструкции С.М.Ушакову. Они сохранились полностью в составе дела по его отпуску (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1607 г. Д. 2. Л. 1-62). А.А.Новосельский, детально рассматривающий задачи стоящие перед посольством С.Ушакова, считал, что основная его цель заключалась в заключении союза против Речи Посполитой. Однако при этом предписывалось не допускать вступления крымцев в южные области Русского государства под предлогом помощи против «воров» (Новосельский, 1948, с. 52-53). Рассматривавший инструкции С.М.Ушакову, Д.В.Лисейцев отметил, что если при приеме у хана и при контактах посла с «ближними царевыми людьми» (в первую очередь с Ахмед-пашой Яшлавским) ему предписывалось сообщать, что Смута в Русском государстве прекратилась, то в реальности ему предписывалось препятствовать возможным контактам Крымского ханства с мятежниками. Особенно опаса-

лись в Москве выступления отдельных крымских мурз на помощь мятежникам (Лисейцев, 2006, с. 261-262). 24 апреля С.М.Ушаков выехал из Москвы с тремя отпущенными гонцами от «ближних царевых людей», в т.ч. и от Ахмед-паши Яшлавского (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1607 г. Д. 2. Л. 1). С.М.Ушаков был последним московским дипломатом, принятым ханом Гази-Гиреем II, однако при том, что сам факт исполнения им миссии в Крыму в современной историографии уже не подтвер-гается сомнению, все сведения о его миссии утрачены. Неизвестна также дата его возаращения10.

Последний посланник хана - Сеферь - прибыл в Москву в сентябре 1607 г. (Лисейцев, 2006, с. 263). Материалы по его приему также утрачены. Дата его прибытия определена Д.В.Лисейцевым по материалам 79 фонда РГАДА (Сношения России с Польшей). Других сведений о его миссии пока не обнаружено.

Таким образом, «ссылки» между Москвой и Бахчисараемв последние годы правления Гази-Гирея II развивались с неослабевающей интенсивностью, что показывает заинтересованность сторон в поддержании контактов. Налицо стремление правительства царя Василия Шуйского не только к поддержанию добрососедства с Крымским ханством, но и установлению союзных или, по крайней мере, близких к союзным отношений. В 1608-1610 гг. этот курс правительства царя Василия Шуйского был продолжен вплоть до планов создания «антипольского альянса Московского государства, Швеции, Крымского ханства и Ногайской Орды» (Там же, с. 268).

Позицию хана Гази-Гирея II в отношении развития Смуты в русском государстве определить сложнее. Сохранившиеся материалы русской посольской докуметации показывают, что Гази-Гирей II в целом благожелательно отнесся к падению Самозванца и признал царя Василия. Однако на русско-крымские отношения в этот период все большее влияние оказывала меняющееся ситуация в Восточной и Центральной Европе и на Кавказе.

Есть все основания рассматривать «паузу», взятую Гази-Гиреем II в отношении с Москвой после гибели Самозванца, в контексте сложной дипломатической игры, которая шла между Портой и Речью Посполитой по достижению взаимоприемлимого компромисса в дунайских княжествах одновременно с мирными переговорами Порты с австрийскими Габсбургами. Фактор военного потенциала Крымского ханства в этих сложных дипломатических комбинациях 1605-1606 гг. был весьма существенным. Позиция Порты заключалась в продолжении участия Крыма в войне против «Священной лиги», учитывая неясные перспективы начавшихся в июне 1606 г. мирных переговоров. Заключение в ноябре 1606 года мира означало не только о том, что «вопрос о вступлении Московского государства в антитурецкую коалицию был снят» (Там же, с. 259), но и меняло взаимоотношения Крыма и Речи Посполитой. Дипломатия Речи Посполитой еще в правление Лжедмитрия I «активно стремилась столкнуть Московское государство и Крымское ханство». Это проявилось и в ходе злополучного посольства к Самозванцу Николая Олесницкого и Александра Госев-ского 1606 г., и при переговорах посольства О.Флориана в Крыму 1605 г. (Там же, с. 258-259). Это признает (с оговорками) и польская историография. Так, Д.Скурупа отмечает, что главной задачей посольства О.Флориана было выяснение позиции Гази-Гирея II относительно планов Самозванца с перспективой склонить его к нападениям на Русское государство, но хан не пошел на антимосковское соглашение с Речью Посполитой (Skorupa, 2004, s. 134-135) .

Вопрос о том, насколько реально было сохранение Гази-Гиреем II благожелательного по отношению к Москве нейтралитета в ходе дальнейшего развития Смуты и вмешательства в нее Речи Посполитой остается открытым. После свержения и гибели Самозванца антимосковский вектор во внешней политике Речи Посполитой «на крымском направлении» заметно усиливается (Новосельский, 1948, с. 49-50). Успешно действовала польская дипломатия в Стамбуле. 16 июля 1607 г. между Речью Посполитой и Османской империей был заключен договор, предусматривающей безопасность Польско-Литовской конфедерации от крымских нападений, при условии выплат хану «подарков». Ввод в действие статей договора, относящихся к Крыму, обеспечивала Порта, которая принимала на себя посредничество в осуществлении дипломатических связей между Крымом и Речью Посполитой (Новосельский, 1948, с. 49). Тем не менее, в польской историографии признается, что ввод в действие этих статей договора при хане Гази-Гирее II был трудновыполним (Kolodziejczyk, 2011, р. 121, Skorupa, 2004, s.145-146).

10 А.А.Новосельский считал, что «нет никаких указаний на то, что С.Ушакову удалось пробраться в Крым» (Новосельский, 1948, с. 52).

Мир с Речью Посполитой был связан с общей «периориентацией» военной активности Порты. В 1603 г. возобновился военный конфликт с Ираном. Эта война «оказала опустошительное воздействие» на Османское государство, углубив его структурный кризис (Финкель, 2014, с. 259). К 1605 году центр военной активности Порты бесповоротно «переключился» на персидский театр военных действий. Гази-Гирей II использовал сложившуюся ситуацию для укрепления позиций Крыма на Кавказе, однако отказался принять активное участие в военных действиях против Ирана. Это, естественно, не могло устраивать Стамбул. Назревавший кризис оборвала внезапная смерть хана.

Гази-Гирей II скончался в ноябре 1607 года. Иногда дата его кончины ставится под сомнение: фигурирует дата март 1608 г. (Skorupa, 2004, s. 147). Тем не менее, общепринятой в историографии считается датировка ноября 1607 (Le Chanat de Crimee, s. 333). Кончина Гази-Гирея II вызвала для Крымского ханства очередные потресения. Наследовавшей отцу хан Тохтамыш Гирей оказался перед лицом мощной коалиции противников своего отца и, не имея возможности ей противостоять, лишился и престола, и жизни.

10. Заключение

Последние годы правления Гази-Гирея II прошли под знаком успешнного закрепления военно-политических позиций Крыма на Кавказе. Эти успехи были возможны во многом благодаря ослаблению там позиций Москвы, неизбежного в условиях структурного кризиса Российской государственности. В отношении вмешательства в ход Смуты в Русском государстве Гази-Гирей II, судя по всему не принял окончательного решения. Есть все основания предполагать, что он опасался усиления роли Речи Посполитой в Восточной Европе. Внезапная кончина хана в момент, казалось бы, укрепившегося положения Крыма, оставила открытым вопрос о его дальнейших внешнеполитических планах. Между тем внешнеполитические амбиции хана вступали в противоречии с местом, которое занимало Крымское ханство во внешнеполитической стратегии Порты. Эти противоречия, обозначившиеся уже к середине 90-х гг. и приведшие к династическому кризису 1596-1597 гг., сохранялись и при втором правлении Гази-Гирея II. Внешнеполитические акции хана в годы «долгой войны» 15931605 гг. небезосновательно рассматривались в Стамбуле как нелояльные. Ситуацию усугибила сохраняющейся напряженность в отношениях с Речью Посполитой, в условиях, когда был достигнут ее компромисс с Портой. Действия Гази-Гирея II на Кавказе, формально осуществлявшиеся в рамках внешнеполитического курса Порты только «приглушили» ситуацию.

Наличие многочисленных недругов из числа «царевичей»-султанов, принадлежавших к дому Гиреев и находящихся вне контроля Гази-Гирея II, в том числе и на территории Оманской империи, делали проблематичной наследование престола его сыном Тохтамыш-Гиреем. События, последовавшие за кончиной хана, привели к очередному династическому кризису Крымского ханства. Для пришедшиего к власти хана Селамет-Гирея в течение длительного времени ключевой проблемой было укрепление позиций на престоле, и все та же проблема престолонаследия. Это отчасти сковывало его внешнеполитическую активность, особенно «на московском направлении» в самые страшные годы Смуты.

Наследием хана Гази-Гирея II в отношениях с Москвой, сочетавшим военно-дипломатическое давление с достижением взаимопреемлимого соглашения, направленного против Речи Посполитой, было суждено воспользоваться только хану Джанибек-Гирею на завершающем этапе Смуты в Русском государстве, когда упоминание о «дружбе и братстве между «Казы Киреем царем» и «блаженной памяти великим государем царем и великим князем Федором Ивановичем» и глухо упоминаемыми царями «Борисом» и «Василием Шуйским» стала постоянно присутствовать в русской посольской документации по связям с Крымом.

ЛИТЕРАТУРА

1. Абдулгаффар Кырыми Умдет ал-ахбар. Кн. 2. Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2018. 199 с.

2. Акты времени Лжедмитрия I (1603-1606 гг.) // Смутное время Московского государства (16041613 гг.). Материалы, изданные императорским обществом истории и древностей российских при Московском университете. М., 1918. С.150-247.

3. Виноградов А.В. Дипломатическое противостояние Москвы и Бахчисарая после договора 1594 года; от мирного соглашения до династического кризиса в Крыму 1596-1597 годов // Средневековые тюрко-татарские государства. 2018. №10. C. 33-62.

4. Виноградов А.В. Состав политической элиты Крымского ханства по материалам русской и польско-литовской посольской документации Восток (ORIENS). 2016. №5. С. 25-41.

5. Зайцев И.В. Судьба аристократа. Ак-Мухаммед-оглан и сын его Федор // Золотоордынское обозрение. 2013. Т.2. C. 146-156.

6. Зимин А.А. В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России. М.: Наука, 1986. 333 с.

7. Гайваронский О. Повелители двух материков. Киев; Бахчисарай: Оранта, Майстерня книга, 2007. Т. 1. Крымские ханы XV-XVI столетий и борьба за наследие Великой Орды. 368 с.

8. Козляков А.Н. Борис Годунов: Трагедия о добром царе. М.: «Молодая гвардия», 2011. 311 с.

9. Лашков Ф.Ф. Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством в XVT-XVTI вв., хранящиеся в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных дел // ИТУАК. Т.Х. №10. Симферополь, 1890. С. 9-60.

10. Лисейцев Д.В. Посольский приказ в эпоху Смуты. М.: Институт российской истории РАН, 2003.

485 с.

11. Лисейцев Д.В. Русско-крымские дипломатические контакты в начале XVII столетия // Тюркологический сборник 2005. Тюркские народы России и Великой степи. М.: Восточная литература, 2006. С. 238282.

12. Лисейцев Д.В. Северное Причерноморье в геостратегических планах Московского государства начала XVII в. Собирался ли Дмитрий Самозванец завоевывать Крым? // Проблемы история Новороссии / отв. ред. В.Н.Захаров. М., 2016. С. 36-44.

13. Малиновский А. Реестр шертных грамот Крымских ханов, записях послов их и другие постановления с крымскими татарами бывшими // ИТУАК. 1890. Т. 10. №IX. С. 10-31.

14. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. М., Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1948. 452 с.

15. Пискаревский летописец // Материалы по истории СССР. Т. II. Документы по истории XV-XVII вв. М., 1955. С. 5-210.

16. Повесть о честном житии царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси. Новый летописец. Хроники Смутного времени. М., 1998. С 263-410.

17. Разрядная книга 1475-1605. Т. IV. Ч. I / сост. Л.Ф.Кузьмина. М.: Институт российской истории РАН,

1998.

18. Разрядная книга 1475-1605. Т. IV. Ч. II / сост. Л.Ф.Кузьмина. М.: Институт российской истории РАН, 2003.

19. РГАДА. Ф. 123 (Сношения России с Крымом). Оп. 1. 1601 г. Д. 1.

20. РГАДА. Ф. 123 (Сношения России с Крымом). Оп. 1. 1601 г. Д. 2.

21. РГАДА. Ф. 123 (Сношения России с Крымом). Оп. 1. 1604 г. Д. 1.

22. РГАДА. Ф. 123 (Сношения России с Крымом). Оп. 1. 1604 г. Д. 2.

23. РГАДА. Ф. 123 (Сношения России с Крымом). Оп. 1. 1606 г. Д. 1.

24. РГАДА. Ф. 123 (Сношения России с Крымом). Оп. 1. 1606 г. Д. 2.

25. РГАДА. Ф. 123 (Сношения России с Крымом). Оп. 1. 1607 г. Д. 1.

26. РГАДА. Ф. 123 (Сношения России с Крымом). Оп. 1. 1607 г. Д. 2.

27. Семенова Л.Е. Дунайские княжества в контексте международных отношений в Юго-Восточной Европе в конце XVI - начале XVII в. // Османская империя и страны Центральной, восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. Ч. 1. М., 1998. С.65-75.

28. Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты. М., 2005: Рубежи XXI. Т.! 314 с.

29. Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн.^. История России с древнейших времен. Т.8. М., 1989. 752 с.

30. Финкель К. История Османской империи: Видение османа / Алексеев К. Яблоков (пер.). М.: АСТ, 2010. 850 с.

31. Флоря Б.Н. Османская империя, Крым и страны Восточной Европы в конце XVI - начале XVII в. // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. Ч. 1. М., 1998. С. 49-65.

32. Шушарин В.П. Королевство Венгрия и Трансильвания во время войны османов с Габсбургами // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. Ч. 1. М., 1998. С. 29-49.

33. Ivaninics Maria Krimi Kansag a tizenot eves haboruban. Budapest, 1994.

34. Le khanat de Crimee dans les Archives du Musee du Palais Topkapi. Paris, 1978.

35. Kolodziejczyk Dariusz. The Crimean Khanate and Poland-Lithuania: International Diplomacy on the European Periphery (15th-18th Century): A Study of Place Treaties Eollowed by Annotated Documents. Leiden., Boston, 2011.

36. Skorupa Dariusz Stosunki polsko-tatarskie 1595-1623. Warzawa, 2004.

Список сокращений

ИТУАК - Известия Таврической ученой архивной комиссии

РК - Разрядная книга

РГАДА - Российский государственный архив древних актов

A.V. Vinogradov

RUSSIAN-CRIMEAN RELATIONS DURING THE SECOND RULE OF THE KHAN GAZI-GIREI II (1597-1607)

The article is devoted to the period of Russian-Crimean relations on the eve and in the initial period of the Time of Troubles in the Russian state. The role of the Crimean factor in the development of the Time of Troubles in the Russian state and its prerequisites taking shape at the final stage of the Time of Troubles is shown in this article. The Russian-Crimean military and political union directed against the Commonwealth of Poland is also the topic of this issue.

Keywords: Crimean Khanate, Russian State, the Ottoman Empire, Commonwealth of Poland, Gazi-Girey II khan, Boris Godunov, the Impostor.

Сведения об авторе:

Виноградов Александр Вадимович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории Российской Академии наук (г.Москва); avinogradov1957@yandex.ru

Vinogradov Aleksandr V. - Candidate of Historical Sciences, Senior Researcher of the Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences (Moscow).