CC BY
193
ИСТОРИЯ
И.Е. ВОРОНКОВА, кандидат исторических наук, доцент кафедры социально-гуманитарных наук Орловского государственного института экономики и торговли (ОрелГИЭТ).
Тел. дом.: (4862) 745776,моб. 8 910 2064833; [email protected]
РУССКО-КИТАЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА В ОЦЕНКЕ КОНСТИТУЦИОННЫХ ДЕМОКРАТОВ
В работе освещаются взгляды кадет на проблему русско-китайских отношений начала XXвека. На основе системного изучения источников по методу критического анализа автор приходит к выводу, что китайская политика царской России с ее отказом рассматривать дальневосточного соседа в качестве равноправного партнера подвергалась кадетами резкой критике, основания которой изложены в нижеследующей работе.
Ключевые слова: конституционные демократы, русская дальневосточная политика, Санкт-Петербургский договор 1881 года, Цицикарский инцидент.
В конце XIX века Китай, ослабленный, по замечаниям кадет, невежеством, упрямством и тупым высокомерием китайского правительства, противившегося всяким переменам, стал ареной острой борьбы за сферы влияния европейских стран и США. Огромные внешние долги Китая (только за 1895-1898 гг. сумма семи китайских займов составила 370 млн. лянов) позволили заинтересованным государствам получить 19 соглашений на постройку железнодорожных линий, из которых Англия заключила 9, Франция — 3, Германия — 2, Бельгия и США — по 1 [1. С. 483]. Упрочивая свои позиции, западные державы «приобретали» права на аренду военно-морских баз: Германия — на бухту Цзяочжоу на 99 лет, Англия — на порт Вэйхайвэй на 25 лет и часть полуострова Цзюлун на 99 лет, Франция — на территорию Гуаньчжоувань и часть полуострова Лэйчжоу на юге Гуандунской провинции сроком на 99 лет.
Не отставала и Россия: в мае 1896 г. был заключен секретный русско-китайский договор, в котором содержалось обязательство России оказать вооруженную помощь Китаю в случае нападения на него Японии. Затем была приобретена концессия на строительство Китайско-Восточной железной дороги, которая рассматривалась как средство постепенного экономического проникновения в страну. В русле экономической экспансии России стояли основание г. Харбина, открытие порта Дальнего (Даляньван), разработка Яньшайских и Вафандянских угольных копий в Маньчжурии, а также соглашение с Китаем 1898 г. о проведении южной ветви КВЖД. К 1900 г. по размерам капиталов, вложенных в Дальний Восток, Россия стала занимать третье место после Англии и Франции.
Неспособность маньчжурской династии Цин предотвратить финансовую зависимость империи способствовала развертыванию мощного национального движения под лозунгами освобождения страны от засилья иностранцев. Дополнительное ускорение революционному движению придала русско-японская война и ее результаты, которые воочию показали пример «возвышения азиатского государства на степень
© И.Е. Воронкова
великой державы» [2. С. 183]. Агенты МИД России, сообщавшие о реорганизации китайских войск и обучении их японскими инструкторами, подчеркивали воинственный настрой китайской стороны в отношении России. В Маньчжурии, по сообщениям российского посла в Китае Д.Д. По-котилова, упорно держались слухи о готовящемся нападении китайцев на Россию с целью не только изгнать ее из Маньчжурии, но даже присоединить к Китаю Амурскую и Приморскую области. Однако на запросы Покотилова китайской стороне относительно происходящего в Маньчжурии был получен ответ, что источником подобных слухов являются, как правило, молодые китайцы, получившие поверхностное образование в Японии и мнящие себя государственными деятелями. При этом китайская сторона подчеркивала, что «прежде всего у них являются при этом высокие патриотические чувства и сознание необходимости освободить Китай от вожделений алчных иностранцев» [3. Ф. 188. Оп. 761. Д. 823. Л. 2].
Для успокоения общественного мнения относительно возможного разрыва отношений Китая и России было решено выпустить совместное объявление для борьбы с вредными слухами. Вместе с тем уверенность в слабости Китая и полученные разъяснения позволили Покоти-лову сделать вывод о том, что «китайцы совершенно ясно отдают себе отчет в том, что от такого столкновения выиграть можем только мы и что им нет никакого расчета начинать с нами ссору» [3. Ф. 188. Оп. 761. Д. 823. Л. 8]. Исключая непосредственную военную угрозу со стороны Китая, царская дипломатия упускала из виду чрезвычайно важный, на взгляд кадет, аспект русско-китайских отношений. Образ России, с которой, в сущности, до 1900 г. все межгосударственные вопросы решались без осложнений либо путем мирных политических средств, с вводом русских войск в Пекин в связи с боксерским восстанием и последующей оккупацией Маньчжурии стал приобретать негативную окраску, которая значительно усилилась после подписания русско-японского соглашения 1907 г. и раздела страны на сферы влияния.
Оказавшись в ряду «врагов-покровителей» Китая, стремительно продвигающегося по пути реформ, Россия вполне закономерно могла рассчитывать на серьезные проблемы в отношениях с дальневосточным соседом. Момент, когда «...государственные реформы и европейски обученная армия сделают из этого величайшего икса азиатской проблемы определенную и, без сомнения, грозную величину.» [4. С. 195], по мнению кадет,
был уже весьма близок. Указывая, что смерть вдовствующей императрицы Цы Си в ноябре 1908 г. поставила маньчжурскую династию на грань «.. .самого тяжелого и бурного кризиса, какой (она. — И.В.) когда-либо переживала.» [5], кадетская пресса подчеркивала, что этот кризис не может пройти бесследно для России.
Наблюдающееся народное брожение само по себе было чревато серьезными потрясениями внутреннего строя империи, но еще большую настороженность российской стороны должны были вызывать «.усиленная колонизация китайского берега Амура, продвижение китайского корпуса европейски обученных войск в близком соседстве с строящейся Амурской железной дорогой, нако-нец...уже выясняющаяся фактически роль этой дороги в качестве проводника китайской колонизации» [4. С. 195]. В этой ситуации ссылки царской дипломатии на слабость и расшатанность власти в Китае и, как следствие, отказ рассматривать его в качестве перспективного союзника против притязаний Японии на Азиатском материке выглядели для кадет явной ошибкой.
Кадет Н. Некрасов в своей статье «Противоречия русской дальневосточной политики» подчеркивал, что уже русско-японская война показала, сколь сильно от позиции Китая — доброжелательной или негативной — зависит положение России на Дальнем Востоке. Тем не менее царское правительство, по мнению автора статьи, продолжало совершать действия, ведущие к ухудшению русско-китайских отношений. Среди них он назвал принятие законопроекта «О мерах против наплыва в Приамурский край китайцев и корейцев», а также отказ от предложения Китая о немедленном выкупе им КВЖД. С выводами Некрасова в полной мере соглашался лидер партии П.Н. Милюков, настаивавший на выработке более продуманной и взвешенной политики в отношении Китая. Указывая, что заключенное в 1907 г. соглашение с Японией на почве раздела Китая фактически превратило последний во врага России, Милюков призывал помнить, что победа Японии в войне с Россией стала убедительным доказательством для китайцев возможности ведения с европейскими государствами равного диалога. Лозунг «Китай для китайцев» превратился из узкошовинистического в национальный и охватил широкие массы китайского населения, поднявшегося на борьбу с русским и японским владычеством. Однако, уверенный в том, что волна шовинизма, направленная против иностранцев, рано или поздно спадет и Китаю потребуются иностранные капиталы, Милюков считал необходимым уже на данном этапе
озаботиться восстановлением былых дружеских отношений с Китаем.
Но, на взгляд официальных представителей России в Китае, в частности генерала от инфантерии Ф.Ф. Палицына, идти рука об руку с Китаем являлось противным интересам России ввиду внутренних настроений в империи, ее тяжелого политического и военного положения. Как отмечал статский советник М.С. Щекин, «мы стали встречать возрастающее сопротивление со стороны китайцев, которые не столько, быть может, утратили страх перед нашей преобладающей силой, сколько гораздо шире, чем когда-либо раньше, начали сознавать свои государственные интересы, и в частности вести активную политику на окраинах» [3. Ф. 150. Оп. 493. Д. 207. Л. 71]. Может быть, во многом по данным причинам Россия отвергла предложение Китая о досрочном выкупе КВЖД и план Нокса о нейтрализации маньчжурских дорог, определив тем самым русло дальнейших отношений с Китаем. «.Мы должны, не толкуя распространительно своих прав, не уступать ничего, что является нашим прямым, бесспорным правом, — писал Щекин главе МИД А.П. Извольскому, — вне этих рамок считать, что наступает конфликт интересов, и в каждом отдельном случае решать прежде всего, имеет ли дело первостепенную государственную важность или без ущерба может быть улажено на почве компромисса» [3. Ф. 150. Оп. 493. Д. 207. Л. 72 об.].
Сделав окончательный выбор в пользу сближения с Японией в ущерб русско-китайским отношениям, царская дипломатия в 1910 г. подписала очередное русско-японское соглашение, имевшее цель «.раздела влияния в Маньчжурии, вовлечения Монголии в сферу русского влияния, «исправления границ» в Урянхайском крае» [6. Ф. 579. Оп. 1. Т. 1. Д. 1444. Л. 1 об.]. Так, избавившись от одного врага — Японии, Россия, по мнению кадет, обрела себе другого — в лице Китая. Как писала «Речь», Россия, перенося «операционный базис из Владивостока и северной Маньчжурии к Байкалу и Монголии», запускала свои руки «в ту область, которую китайцы считают своей» [7]. Встав в отношении Китая «на путь захватного авантюризма и жестокого вымогательства», российская дипломатия, указывали кадеты, своими руками создавала темное и неизвестное будущее внешней политике России на Дальнем Востоке.
Однако, твердо веря в то, что «Китай, переживающий ныне такой острый кризис, не представляет из себя такой величины, на которую нам можно опереться в нашей дальневосточной полити-
ке» [8. С. 38], новый министр иностранных дел С.Д. Сазонов склонен был придерживаться установленной Извольским линии русско-китайских отношений, с завидным постоянством отклоняя предложения «некоторых лиц» о сближении с Китаем в целяхего«политического использования» против гегемонистских планов Японии, продолжая активно утверждать имеющиеся и желаемые права России в Китае. Какими методами они реализовывались, ярко показывают события, связанные с пересмотром Санкт-Петербургского договора с Китаем 1881 г.
Срок действия договора истекал в 1911 г., и статья 15 предусматривала возможность его пересмотра через 10 лет либо автоматическое продление на новый срок. В 1891 и 1901 гг. вопрос об обновлении договора не поднимался сторонами. Однако ослабление позиций России на Дальнем Востоке позволяло предположить, что китайская сторона захочет или изменить его содержание не в пользу российской стороны, или даже откажется от его продления. В связи с этим 3(16) февраля 1911 г. дипломатическое ведомство России предъявило Китаю ноту, в которой потребовало сохранить беспошлинную торговлю в Синьцзяне и Монголии, продолжить беспошлинную торговлю в 50-верстной полосе границы, открыть новые консульства в Кобдо, Хами и Гучене, сохранить неизменность статуса экстерриториальности, право на покупку земель и возведение построек в китайских городах, право в одностороннем порядке устанавливать на своей границе ввозные и вывозные тарифы. Заканчивался ультиматум предупреждением о возможности в случае непризнания Китаем спорных пунктов в российской редакции оставить за собой право принять те меры, которые российская сторона сочтет необходимыми [9. С. 263]. Характер «необходимых мер» был весьма прозрачно продемонстрирован мобилизацией войск из Туркестана и Семиречья, сосредоточением в Джаркенте военного отряда.
Уступка Китая по всем спорным вопросам договора, за исключением двух пунктов, касающихся определения пределов права беспошлинной торговли русских и отказа русским купцам в праве на торговлю чаем в Синьцзяне, не удовлетворила царскую дипломатию. Как следствие, развернулась настоящая «бумажная война», полная агрессии и воинственного духа, которая подвигла Китай на активные мероприятия по усилению обороноспособности районов, прилегающих к русской границе. Хотя очередной ответ Поднебесной на ультиматум России от 11(24) марта формально признал все российские условия, до заверше-
ния вопроса о пересмотре Санкт-Петербургского договора было еще далеко.
Для пересмотра тех пунктов, которые наносили ущерб экономическим интересам Китая и ущемляли его государственный престиж, в Петербург был направлен китайский дипломат Лу Чжи-сян. Однако в связи с начавшейся в Китае Синь-хайской революцией переговоры вынужденно были прерваны и окончательно вопрос решен только летом 1912 г., причем в одностороннем порядке. «Убедившись, что Китайское правительство или не может, или не желает вести переговоры по пересмотру Санкт-Петербургского трактата», Императорское российское правительство уведомило китайскую сторону о том, что «оно принуждено считать Санкт-Петербургский договор 1881 г. остающимся в силе на новый 10-летний срок» [3. Ф. 195. Оп. 529. Д. 247. Л. 112]. Попытка Китая возобновить переговоры и направить в Петербург своего представителя закончилась неудачей — российский посланник в Пекине В.Н. Кру-пенский отклонил китайские предложения.
Размышляя о перспективах русско-китайских отношений, кадеты приходили к выводу о необходимости качественного изменения российского курса на Дальнем Востоке. По мнению С.А. Кот-ляревского, дальневосточной политике России были присущи две негативные черты, вызывающие озлобление Китая. Первая — «грозить Китаю оружием к делу и не к делу, только потому, что он азиат и иного обращения будто бы не понимает». Вторая — «оскорбительная небрежность в отношениях России к Китаю», когда, заключая с ним торговые договоры и трактаты, мы требуем их исполнения преимущественно от Китая, а сами «в значительной мере считаем себя свободными во всякое время и односторонне эти договоры нарушить» [10]. Потому и «200-летнюю дружбу» российский сосед воспринимает как взятие от него всего, что «нам было нужно или что казалось нужным: земли, торговлю и всякие иные привилегии русских подданных на территории Китая. Таким образом, — подчеркивал Котляревский, — это была «дружба» собаки с палкой». Но теперь, как показали русско-китайские переговоры по договору 1881 года, Китай уже «не так быстро пугается ультиматумов». Пора понять, что «.нынешний Китай не похож на Китай в русском представлении. главным образом тем, что он желает иметь большую армию, .в нем пробудился национальный дух», а русский МИД продолжает «руководиться сведениями о Китае, каковые его чиновные консультанты добыли четверть века тому назад.» [10].
Устойчивость демонстративно-силовых приемов России в отношении Китая показали события 1913 г., когда произошла серия инцидентов, в которых российская сторона диктовала свою волю и получала желаемый результат. Речь идет о делах Титаренко, Акименко, о задержании русских скотопромышленников в г. Калган, о самовольном вскрытии китайскими властями Русской почтовой сумы, которые были связаны с деятельностью Ци-цикарского губернатора Сунь-Сяо-ляна [3. Ф. 195. Оп. 529. Д. 243. Л. 180 об-181]. Желая получить удовлетворение по всем вышесказанным пунктам, российская сторона выдвинула на Цицикар русский отряд, и, как следствие, китайское правительство пошло на уступки. Оценивая результаты действий в Цицикарском и других инцидентах, Кру-пенский писал из Пекина: «Решительное и успешное выступление Императорского правительства. послужит, можно надеяться, некоторым уроком для китайцев на будущее время и побудит их осторожнее обращаться с русскими подданными и с большим вниманием относиться к нашим требованиям. Вместе с тем оно (Цицикарское дело. — И.В.) несомненно подымет здесь наш престиж, не бывший за последние годы на подобающей значению России высоте» [3. Ф. 195. Оп. 529. Д. 243. Л. 166-166 об.].
На взгляд кадет, выбранная царским правительством в Цицикарском инциденте тактика была неверной, как, впрочем, и намеченный официальной Россией курс на присоединение Северной Маньчжурии. Как замечал Некрасов, Россия не могла похвастаться здесь какими-либо значительными успехами. По данным 1908 г., общая сумма русского вывоза в Маньчжурию достигала всего лишь 81/2 млн. рублей, что объяснялось неправильной тарифной политикой КВЖД, высотой фрахтов Добровольного флота, плохим оборудованием Владивостокского порта. КВЖД вплоть до 1910 года работала с финансовым дефицитом, когда в 1910 г. сумела впервые получить 1 млн рублей эксплуатационной прибыли, а с 1915 года стать бездефицитной [11. С. 49-50]. Русско-китайский банк, по мнению «Речи», можно было назвать чем угодно, но только не кредитным учреждением, так как ссуды он выдавал только под процентные бумаги. Отсутствие необходимого кредита угнетало и русскую торговлю, и русскую промышленность [12].
К мнению Некрасова присоединялся Милюков, который считал присоединение северной Маньчжурии нецелесообразным, поскольку ее последующая оборона потребовала бы внушительных финансовых затрат. «В будущие годы к вам будут при-
ходить и говорить вам: мы вынуждены, чтобы удержаться в захваченной окраине, прибегать к усиленным мерам самообороны, — говорил Милюков в думском выступлении. — У вас будут требовать миллионы и сотни миллионов, чтобы создавать, может быть, столь же недействительные новые средства обороны» [13. Стб. 3326]. Кроме того, втягивание в военное противостояние на Дальнем Востоке грозило оказать негативное влияние на международное положение России, во-первых, потому, что можно было «потерять из виду Балканы», а во-вторых, создать благоприятный фон для Японии, которая только выиграла бы от русско-китайского конфликта. В конечном итоге вопрос о присоединении Маньчжурии оказался в подвешенном состоянии — Россия так и не решилась на данный шаг без согласия Японии.
В 1912 г., когда Япония подняла маньчжурский вопрос, Россия отказалась от каких-либо активных действий, заключив конвенцию о разграничении «специальных интересов» России и Японии в Маньчжурии. Примечательно, что буквально накануне подписания конвенции между Николаем II и Сазоновым состоялся разговор, смысл которого сводился к оценке Китая как возможного союзника России против экспансии Японии на Дальнем Востоке. Император высказал мнение о том, что Россия может взять на себя заботу о вооруженных силах Китая, дабы впоследствии использовать его мощь в своих интересах. Однако Сазонов указал, по крайней мере, три причины, по которым данное предложение было неприемлемо. Во-первых, в условиях нестабильной ситуации в Европе отвлечение внимания на Дальний Восток грозило обернуться непредсказуемыми последствиями,
во-вторых, создание военной мощи Китая руками России неизбежно привело бы к столкновению с Японией, и, в-третьих, вооружать соседа, внешнеполитический курс которого еще не вполне определен, было бы весьма рискованным шагом [14. С. 54-55].
С началом первой мировой войны Китай «в твердом желании сохранить мир на Дальнем Востоке» [15. С. 415] заявил о своем строгом нейтралитете. Однако остаться в стороне от событий ему не удалось: наличие на территории Китая немецких баз обусловило вступление японцев в его пределы, вызвав японо-китайский конфликт 19141915 гг. с последующим заключением соответствующего соглашения. Реакция на него китайцев была неоднозначной. Как отмечала «Речь», «одни стояли за соглашение с Японией, другие звали в бой, третьи надеялись на помощь со стороны Германии или Америки» [16].
Несмотря на некоторые политические волнения и рост воинственных настроений в Китае, кадеты отметили положительный для России результат заключенного соглашения. На волне антияпонско-го движения отмечалось растущее единение правительства с народом, раздавались голоса, что «у Китая есть верные друзья и что среди таких друзей Китай склонен считать и Россию» [17]. Впрочем, все попытки России уже в период пребывания на посту главы МИД Милюкова вовлечь Китай в войну на стороне Антанты закончились неудачей: так и не преодолев недоверия к новой власти в России, опасаясь заключения ею сепаратного мира с Германией, Китай вступил в войну только в августе 1917 г., лелея надежду вернуть себе потерянные провинции.
Библиографический список
1. Непомнин О.В. История Китая. Эпоха Цин. — М., 2005.
2. Русская мысль. — 1910. — № 3.
3. Архив внешней политики Российской империи.
4. Русская мысль. — 1908. — № 12.
5. Речь. 4 (17) 11. 1908 г.
6. Государственный архив Российской Федерации.
7. Речь. 1 (14) 01. 1911 г.
8. Цит. по: Белов Е.А. Россия и Китай в начале XX века. — М., 1997.
9. Моисеев В.А. Россия и Китай в Центральной Азии (II половина XIX века — 1917). — Барнаул, 2003.
10. Речь. 18.04 (2.05) 1911 г.
11. Ковальчук М.А. Соревнование российских и японских железных дорог в Маньчжурии в начале XX века //
Дальний Восток России — Северо-Восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы со-
трудничества. Материалы международной научно-практической конференции, посвященной 60-летию Хабаровского края, 100-летию со дня начала строительства Китайско-Восточной железной дороги и гор. Харбина. — Хабаровск, 1998.
12. Речь. 7 (20) 07. 1910 г.
13. Государственная Дума. Созыв III. Стенографические отчеты. Сессия IV. — СПб., 1911.
14. Сазонов С.Д. Воспоминания. — М., 1991.
15. Русско-китайские договорно-правовые акты (1689-1916). — М., 2004.
16. Речь. 15 (28) 08. 1915 г.
17. Речь. 4 (17) 03. 1915 г.
I.E. VORONKOVA
RUSSIAN-CHINESE RELATIONS IN THE BEGINNING OF THE XXTH CENTURY IN CONSTITUTIONAL
DEMOCRATS ESTIMATION
The article enlightens the cadets’ views on the problem of Russian-Chinese relations in the beginning of XXth centuries. On the basis of system study of original sources analysis the author comes to the conclusion, that the Chinese policy of imperial Russia with its refusal to consider the Far Eastern neighbour as the equal partner was exposed to sharp criticism by cadets. The basis for their criticism are stated in the article.
Key words: constitutional democrats, Russian Far East politics, Saint Petersburg contract 1881, Tsitsihar incident.
