CC BY
18
УДК 82.09
О. Е. ПЕРОВ
«РУССКИЙ ВЗГЛЯД» ВАСИЛИЯ РОЗАНОВА («ИНАЯ ЗЕМЛЯ, ИНОЕ НЕБО...». ПУТЕВЫЕ ОЧЕРКИ В. РОЗАНОВА ПО ЕВРОПЕ)
Рассматриваются путевые очерки В. Розанова в аспекте национальных духовно-культурных традиций. Ключевые слова: русская идея, художественный стиль, жанр очерка.
Путевые очерки Василия Розанова «Иная земля, иное небо...» являются особенными по своей направленности, обладают своеобразным - ро-заповским стилем. Подход к описанию действительности отличается у Розанова тем, что его интересует не только культура и цивилизация другой страны, другого народа, но в большей степени их источник, а именно - тип национального миросозерцания, способ восприятия и воспроизведения окружающего, осознания его.
Розанов обладал вполне определённым представлением о Западе и его сознании, так как путешествовал довольно много, побывал в Италии, Германии, мог наблюдать, анализировать, сопоставлять. Во многих его зарисовках можно выделить то особенное ощущение «своего - чужого», которое было так характерно для него. Непосредственность и чёткость восприятия наблюдаются во всех очерках. Для лучшего понимания иного нужны активные впечатления, которых можно достичь только во время путешествия. Ведь «пассивные впечатления это такое, в котором сам не принимаешь никакого участия, а между тем оно падает на твою душу, потребляет и утрачивает частицу душевного роста...» [1, 55].
Когда впервые были опубликованы «Итальянские впечатления» Розанова, все рецензенты отметили, что даже Италия (самое посещаемое место у всех путешественников) предстала у писателя в новом свете. Хотя, как отмечали критики, на пространстве очерков достаточно элементарных исторических ошибок, выбор сокровищ из итальянских музеев несколько странен, но всё же особенность принципа восприятия и отражения действительности поразила своей новизной, н естан д артностью.
Следует отметить то, что сотворённое Розановым находится в рамках русской литературной традиции. Произведения такого рода положили начало новой русской литературе XIX века (как не вспомнить «Письма русского путешественника» Карамзина и «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева). Принципиально новые вещи
проявились не только в языке и стиле и ином отношении к действительности - событие частной жизни (путешествие) становилось явлением литературным и, более того, культурным.
Но в данном случае очевидно глубоко-личное, творящее действие розановского стиля. И, как результат - «подлинная традиция всегда выступает не только как чисто литературное явление. Она исходит так или иначе из жизни в её целостности, а собственно литературные источники традиции предстают прежде всего как её художественное закрепление, её предметное воплощение в образности, композиции, слове, ритме» [4, 37].
Общий тон написанного определят внимательность к увиденному, обострённость чувства и восприятия. Уже на первой странице «Итальянских впечатлений» Розанов говорит о цели своей поездки. Можно уже сделать предварительный вывод о том, что он хочет увидеть главное: тех, кто построил, создал культуру и цивилизацию, воплотил свои замыслы в камне, слове, на полотне. Человек, являющийся носителем, апологетом западного сознания, интересует его.
«Я поехал... посмотреть усталым взглядом усталых людей. Мне хотелось взглянуть на Европу как на место чудовищной исторической энергии, где отложились слои великого труда, подвигов, замыслов, гения, надежд и разочарований.
Мне хотелось “понюхать их пота”, “взглянуть на их лица”: как? Что? Горит ли там энергия? Есть ли вера, надежда и любовь?» [1, 83].
Есть некоторая законченность, завершённость в этой цивилизации (по сравнению с русской). И если исторически сначала предопределялось европейское влияние, то сейчас - русское.
«Ну, для чего Европе ещё жить? Лучше Шекспира не сочинишь, больше Ньютона не надумаешь. От гения до сумасшествия, от Гёте до Ницше они придумали всё и пережили всё...» [1,433-434].
Сказано «по-розановски»: полушутя-полусерьёзно. Специфика содержания заключается в
постоянном сравнении со «своим». Только в сопоставлении становятся видными те вещи, понятия, на основе наблюдения которых можно дать определение типу сознания. И это сравнение носит характер материальный, заземлённый, по-авторски провокационный, но явный контраст не даёт возникнуть инерции восприятия.
«Так для меня совершенно очевидно, до чего немец, как вообще человек, - грубее русского. Острая рюмка водки, жгущая вас внутри и кружка пива, только приятно полощущаяся в животе, - вот отношение русского и немца» [1, 47].
Находясь в Италии, Розанов отмечает то, что имело большое воздействие на западное сознание, и сейчас тоже определяет многое. Это может быть и религия, вопросы связанные с которой всегда интересовали писателя. Религия как особенное, в высшей степени организующее начало. Наблюдая мессу в соборе Святого Петра Розанов, отмечает:
«Простой взгляд, простое наблюдение показывает вам, что католицизм вобрал в себя всё талантливое из расы и оставил политике, торговле, литературе объедки своего вкусного завтрака» [1, 86].
Но суть не в явлении как таковом. За ним всегда стоят люди, люди с осознанием своей особой значимости и желанием побеждать при любых обстоятельствах. Это священники, прелаты, для которых всё, чем они занимаются - важнейшая «мировая служба». Служба и призвание, которые исключают сомнения в собственной правоте и силе. Сам процесс, действие - должны быть насыщены пониманием, что это в высшей степени «нужно».
«Когда слушаешь это пение, некрасивое, прелатов и красивое, хора, чувствуешь, что это голос людей, которые уверены в своём будущем. Тысяча побед за спиною слышится в тоне: “Мы всегда побеждали”, и “мы всё победим и всех победим”. И ни малейшего сомнения» [1, 86].
Почти всё основывается на последовательности, размеренности, строжайшей дисциплине. Однако, личностное, индивидуальное начало, которое находит своё отражение в западном сознании, существует и здесь. Поражает своеобразное сочетание внешней регламентации и внутренней свободы.
«Нет свободнее и, так сказать, внутренне буй-ственнее человека, чем католический священник, академик, семинарист. Точно они все летают около какой-то добычи, огромными кругами, быстро рея в воздухе, свободно, именно как птица в воздухе» [1, 115].
Здесь есть обещание, обетование того, что правительства там, в миру, предоставить не в силах. Через описание увиденного действа, изложение личных впечатлений Розанов приходит к объёмным, серьёзным выводам и в сжатой, но красоч-
ной форме предлагает их, возможно, рискуя вызвать всплеск недоумения, несогласия, а иногда негодования. Но в этом заключается изначальный посыл к неравнодушному восприятию и образному осмыслению написанного.
«Католичество определило себя как подвиг земной, опасный, рискованный, многообещающий. Только этой всепрощающей психологией, скрывающей необузданную мечту с ледяным расчётом, можно объяснить толпы юношей красивейших, сильнейших, очевидно, самых даровитых в стране...» [1, 120].
Толпы, направляющиеся туда, где «сильно», «величественно», «вечно»... Безусловно, каждый человек обладает своим законом, способом понимания действительности, и душа его обладает своим стилем, то есть вкусом. Из «Антропологии в прагматическом отношении» И. Канта можно узнать, что «вкус - это возможность эстетической способности суждения осуществлять выбор, имеющий свеобщее значение» [3, 248].
И эта способность осуществлять выбор, имеющий значение для себя лично, говорит о новом явлении. О том, что «всякий человек есть центр крошечной религии, особенной, таинственной, своей: и только оттого, что вообще люди не сходны, что они сцепляются в массы, эти крошечные религии сливаются в одну большую» [1, 248].
У Розанова особый взгляд, который проявляется в рассуждении по поводу своего, личного. У него личное закономерно противопоставляется христианскому («общему»).
Как только открывает свой глазок собственность, личная, своя, особенная, поимённая - там нет и христианства. Своя жена! Свои дети! Свой дом! - всё это - отрицание и вековечное отрицание христианства» [1, 278].
Можно достаточно долго говорить об эстетике в религии, искусстве и об её отсутствии в реальной жизни человека - это закономерно.
«Если эстетика приковывает внимание, то непременно должно быть и даже вожделено что-то “после эстетики”, то есть, где нет эстетики: ибо вечное напряжение невозможно и хочется отдыха, свободы. Эстетически можно умереть, прожить никак нельзя эстетически и здесь - права жизни...» [1, 279].
В этом, возможно, весь Розанов. Предположительно, этот пункт является общим и для восточного, и для западного сознания. Само понятие эстетического относительно.
Особое мировосприятие Запада, его эстетика могут быть выражены во многом, например, в архитектуре. Розанов упоминает об этом в «Германских впечатлениях», глава «Капище Молоха». Это описание храма в Берлине.
«...стена была вся прямая, без выступов, без фигур, без украшений. “Ничего, кроме Бога”, -вспомнил я католический принцип. “Стиль”... всё
здание было из кирпича самого обыкновенного и из стекла - но какое впечатление!» [1, 288].
Наблюдая это, стоит задуматься о том, какой дух, какое сознание нашло здесь своё отражение в особой форме.
«Стиль есть настроение и только настроение души человеческой, выразившееся в камне: и здесь это было настроение монолитное, монотонное, вечное, “до скончания мира” - как бы влюбленность в некую идею, чёрную или светлую - всё равно...» [1, 228].
Здание оказалось старинным кафедралом в центре Берлина. Оно замечалельно тем, что заставляет задуматься не об архитектуре, а об идее, в камне выраженной, идее холодной, уверенной силы, чёткости, строгости, спокойствия.
Нужно «выдвинуть такую же и равную, но противоположную поэзию, и мысль, и вдохновение, имеющее окраской своей радость религиозную. Иначе ничего наши “Василии Блаженные” не сделают с ним, вот перед одной такой дьявольской махиной они окажутся филигранною, незанимательною игрушкою». [1 291].
Но трудно найти эту мысль и вдохновение, пробудить начальный импульс, так как не всё делается вовремя и не теми, кем надо. Сам автор по ходу повествования, отвлекаясь разговором на другие темы, себя же и винит, а заодно и раскрывает более общую тенденцию:
«Но где же моя тема? Милая русская привычка говорить, писать и даже жить не на тему. Вы не замечали этого, что почти все русские живут не на тему? Химики - сочиняют музыку, военные - комедию, финансисты пишут о защите и взятии крепостей, а специалист по раскодоведению попадает в государственные контролёры, выписывает из Вологды не очень трезвую бабу и заставляет все свои департаменты слушать народные песни» [1, 435].
Но - другое сознание, иная система мышления начинают проявляться с мелочей. Достаточно уделить внимание некоторым вещам при въезде в страну, а они скажут сами за себя. Буквально любая мелочь даёт материал для сопоставления. И не всегда в системе «лучше - хуже», а просто -это есть, это данность.
«Может ли быть “дух” у столба? У казённого, пограничного столба? Вообразите, - есть! Немецкий столб - короткий и белый - являет прямой дух, вместе с тем хорошо промытый и без запаха.
Наш...
“Лукавая и грязная страна”... “без границ и определений”... “без концов и начал”». [1, 448].
И вообще, дух и сознание находят своё отражение в образах и предметах, явлениях вполне конкретных. И личные впечатления тоже играют большую роль. И проявляется этот экстремальный субъективизм Розанова, которые так часто приводил в неистовство и литературных крити-
ков, и русских религиозных философов, и церковные власти. Но сейчас автор обращается к явлениям вроде бы будничным - к виду людей, за которыми он наблюдает и в своих выводах довольно безжалостен.
«Все немецкие лица какие-то бесформенные, неопределённые, безлинейные, бесстильные... Точно Бог начал что-то творить, но бросил, не закончив, за какой-то безнадёжностью...» [1,435].
Однако от этой картины его мысль по стремительной исторической и культурной экспоненте взлетает в совершенно иные сферы. В описании старинных развалин есть знаковость и глубокая символика, которая определяет смысл увиденной цивилизации в целом. И конкретный образ, пронизанный личными впечатлениями, приобретает более сложный вид, он расширяется и захватывает. И в этом есть определённая закономерность.
«Форма чувственного сознания свойственна искусству. Именно искусство доводит до сознания истину в виде чувственного образа и притом такого чувственного образа, который в самом своём явлении имеет высший, более глубокий смысл и значение» [2, 75].
У многих значащих явлений, процессов есть свои символы. В основе европейской культуры и цивилизации лежит римское начало. С учётом этого можно уделить особое вниманипе главе «В военном лагере римлян» из «Германских впечатлений» Розанова.
Именно римское, сугубо деловое и рациональное начало, находится в центре, сердцевине европейского духа и сознания.
«Римский военный лагерь»... а не сто Колизе-ев с ревущею от возбуждения толпою зрителей побуждает богомольно произносить имя «Roma» полторы тысячи лет спустя после того, как умерло всё «римское» [1, 498].
Ведь если сравнить раннее и позднее, исток и действие, то можно сравнить и увидеть, что «Колизей, это грязь и смерть Рима; “военный лагерь на берегу Рейна”, это свежесть и молодость Рима, его доблесть, и гражданская, и военная...» [1,498].
До этого были основополагающие принципы и достижения в разных культурах и цивилизациях. Но осталось то, что необходимо всегда: это повседневное дело, труд и пот человеческий. Почти поэтическим сравнением представлено это сопоставление, где Вечное просачивается в повседневном (типологический для Розанова приём).
«Пусть Эллин хвалится цитрою и мрамором...
Пусть еврей выразит себя в псалмах....
До Рима история говорила стихами... обрывающимися, прекрасными, невечными. В Риме первом история заговорила прозою: о деле, о нуждах человеческих. И это пережило собою всё» [1,499].
Различные культуры и цивилизации имеют сходство и различие между собой, так как и об-
щее, и разделяющее существует между различными типами сознания, способами восприятия действительности. И своё путешествие Розанов определяет не только в описании значимых исторических мест, культурных явлений и знаков, не только в изложении собственных впечатлений, но и в сопоставлении со своим изначальным ви-дейием континуума и единства мировой культуры. Более того, внешние впечатления согласуются с идеей внутреннего пути, то есть осознания окружающего через собственное, глубоко-субъективное созерцание и оригинальный Стиль. И движение в душе иногда преобладает над познанием мира, которое достигается шагами по дорогам земным. Ранее было отмечено, что многое в авторе сформировано не только его знанием философских систем, но и его интересом к определённым личностям. Как тут не вспомнить:
«Я странник... И что бы ни сулила мне судьба, что бы ни пережил я, - жизнь моя будет вечным странствием и восхождением в горы: в конце концов, человек живёт только тем, что внутри него» [5, 325].
А на упрёки в том, что он «заразился» католичеством (они появились в отзывах после публикации путевых очерков), Розанов отвечает кратким определением особенности своего пути: путешествие - это не средство для описания собственных впечатлений, не метод указания на русские недостатки путём сравнения с иноземными реалиями, а расширение, развёртывание внутренних душевных горизонтов и уровней через проникновение в другой тип сознания и усвоение
того, что этим сознанием в самых разнообразных формах представлено.
Можно прийти к выводу, что одними из главных соображений автора при создании путевых очерков было создание полноразмерной, объёмной, красочной - и конкретной в деталях, и символической в отдельных проявлениях картины европейской культуры и цивилизации, представление через призму собственного взгляда и Стиля её особенностей и главных моментов, определение творящих энергий, действовавших в этом пространстве и установление идеи, чувства не только отличия, но и общего, близкого в ином.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Розанов, В. В. «Иная земля, иное небо...» Полное собрание путевых очерков 1899-1913 годов / В. В. Розанов. - М., 1994.
2. Гегель, Георг Фридрих. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Гл: лекции по эстетике / Г. Ф. Гегель. - М., 1967.
3. Кант, И. Сочинения в 6 томах / И. Кант. - М.,' 1965.
4. Кожинов, В. В. Размышления о русской литературе / В. В. Кожинов. - М., 1991.
5. Ницше, Ф. Так говорил Заратустра / Ф. Ницше. - Минск, 1997.
Перов Олег Евгеньевич, доктор гуманитарных наук, Каунасский гуманитарный факультет, Вильнюсский Университет.
УДК 82 А. П. РАССАДИН
МУЛЬТИМЕДИЙНЫЙ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИИ ПРОЕКТ «ЛИТЕРАТУРНЫЕ КАРТЫ УЛЬЯНОВСКА И УЛЬЯНОВСКОЙ ОБЛАСТИ»
Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ («Волжские земли в истории и культуре России», проект 07-04-21401 а/В).
Рассмотрен проект создания мультимедийной карты г. Ульяновска и Ульяновской области. Ключевые слова: литературная карта, мультимедиа, региональная литература.
Сведения о писателях родного края можно сгруппировать по-разному, в том числе и в виде так называемой карты-схемы. Первые разработки в этом направлении появились ещё в начале второй половины прошлого века [1]. В последние годы, в связи с повсеместным развитием информационно-коммуникационных технологий,
А. П. Рассадин, 2007
с бумажными носителями всё более и более начинают конкурировать, хотя и не заменяя их, носители электронные: электронные визитки и базы данных, мультимедийные энциклопедии, презентации и т. п.
Принципиально важно, что образовательные структуры не остаются в стороне от этих тенденций. Так, уже несколько лет успешно функцио-
