CC BY
36"Культурная жизнь Юга России"
№ 3 (28), 2008
по отношению ко всему обществу может пониматься только как культурная политика в широком смысле этого слова (8). Отсюда с учетом вышеизложенного напрашивается вывод, что общая демократизация полиэтничного и многоконфессионального государства требует равноправного диалога этнокультур. Таким образом, в условиях трансформации многосоставного сообщества этнокультурный диалог становится одним из важнейших факторов стабильного социально-политического развития.
Литература
1. Абдулатипов Р. Г. Кавказская цивилизация: самобытность и целостность // Научная мысль Кавказа. 1995. № 1. С. 56-57.
2. Давидович В. Е. Существует ли Кавказская цивилизация? // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 28-29.
3. Лубский А. В. Северный Кавказ - периферия российской цивилизации // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 36.
4. Черноус В. В. К вопросу о горской цивилизации // Россия в XIX - нач. XX в. Ростов н/Д, 1992. С. 36-37.
5. Черноус В. В. Кавказ - контактная зона цивилизаций и культур // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 32.
6. Поликарпов В. С. Культурный ландшафт Кавказа // Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия: тез. докл. и собщ. все-рос. науч.-практ. конф. Ростов н/Д, 1999. С. 85.
7. Жданов Ю. А. Солнечное сплетение Евразии. Ростов н/Д, 1999.
8. Россаде В. Социокультурные и этнокультурные подходы к проблемам преобразования Европы // Этничность. Национальные движения. Социальная практика. СПб., 1995. С. 92.
I. M. SAMPIYEV. ETHNO-CULTURAL DIALOGUE AS A FACTOR OF THE CAUCASUS AREA STABILITY
This article is dedicated to the structure and state of inter-ethnic cultural dialogue in the Caucasus area. The author reveals that the ethno-cultural dialogue becomes a significant factor in conditions of transformation of multi-national community for sustainable development of the area.
Key words: inter-ethnic cultural dialogue, mountainous Caucasian civilization, ethno-cultural politics.
С. Н. ЛУКАШ
РУССКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ МЕНТАЛИТЕТ: СПЕЦИФИКА ЮГА РОССИИ
В статье рассматриваются вопросы типологии ментальности русского народа с учетом регионализации его культуры. Автор анализирует ментально-ценностную сферу культуры казачества как одного из субэтносов русского народа.
Ключевые слова: менталитет, Юг России, казачество, культура, педагогический потенциал.
Понятие «менталитет» (от лат. - ум, мышление, образ мыслей, душевный уклад) впервые начало употребляться в средневековой схоластике еще в XIV веке (1). Этот термин получил развитие на рубеже XIX-XX столетий во Франции в исследованиях представителей школы «Анналов», развивающих идеи исторической антропологии. В частности, М. Блок, Л. Февр, И. Хайзенга, Ф. Айрес, Ж. Ле Гофф, Ж. Дюби довольно широко трактовали понятие «ментальность», включая в него эмоциональное ощущение мира, «коллективное бессознательное» (2). Основоположники исторической антропологии призывали историков отказаться от приоритета письменных, архивных источников и повернуться «лицом к ветру», привлекая для решения современных проблем не только опыт людей прошлого, но и их привычки мыслить, почувствовать алгоритмы их действий в различных обстоятельствах.
Сторонники «новой исторической науки» Л. Февр и М. Блок стремились к воссозданию целостного представления о жизни людей, смело раздвигая для этого рамки исторической науки и используя понятийный аппарат и данные других
наук - географии, экономики, психологии, лингвистики. Л. Февр писал: «Удобства ради человека можно притянуть к делу за что угодно - за ногу, за руку, а то и за волосы, но, едва начав тянуть, мы непременно вытянем его целиком. Человека невозможно разъять на части - иначе он погибнет» (3). Ментальность и явилась тем научным инструментом, с помощью которого ваяли свой «антропологический заряд» представители школы «Анналов».
Категория «ментальность» в настоящее время вошла в понятийный аппарат целого ряда наук: истории, этнографии, этнологии, психологии, фольклористики, литературоведения и т. д. Интересны замечания классика французской исторической антропологии Жака Ле Гоффа о тенденции сближения ряда наук в связи с введением понятия ментальности (4). О том, что такая тенденция действительно существует, свидетельствует и появление новых дисциплин в отечественной науке. Направление исторической психологии успешно развивается, в частности, А. Я. Гуревичем, впервые использовавшим в 80-х годах XX столетия предшествующий опыт, накопленный запад-
№ 3 (28), 2008
"Культурная жизнь Юга России"
— 45
ноевропейской наукой в изучении истории мен-тальностей.
В отечественной науке осмысление понятия ментальности пришлось на середину 90-х годов XX столетия. К тому времени в России были опубликованы труды классиков исторической антропологии И. Хайзенга «Осень Средневековья» и М. Блока «Короли-чудотворцы», изданные на Западе более 60 лет назад, прошли конференции и круглые столы историков, философов, психологов, посвященные данной проблеме.
В современных отечественных исследованиях менталитет интерпретируется как динамично развивающийся феномен, который, являясь транслятором культуры ценностей общества или группы, в то же время формируется у личности под воздействием социального окружения путем воспитания и самовоспитания. Он определяет направленность поведения и решений личности, оказывает воздействие на выбор ею моделей социального поведения, образцов мыслей и поступков и, таким образом, выступает как активный фактор человеческой жизнедеятельности. С одной стороны, менталитет способствует формированию определенных стереотипов в мышлении, чувствах, ценностных ориентациях, способах действий, с другой - играет роль своеобразного фильтра, отвергая все то, что противоречит ценностным меркам и вызывает неприятие у конкретной личности. «Менталитет выступает вектором жизненного поведения человека», - отмечают В. С. Кукушин и Л. Д. Столяренко (5).
Понятия «менталитет» и «ментальность» являются исходными в осмыслении национального менталитета как одного из признаков нации. Эта проблема рассматривается в работах Х. Ортеги-и-Гассета, Р. Г. Абдулатинова, Ю. П. Андреева, В. В. Бабакова, Ю. В. Бромлея, П. С. Мамута, М. Н. Руткевича, Т. Г. Стефаненко, В. М. Семенова, В. А. Тишкова, М. Ю. Шевякова, Л. А. Чумихина и др.
Русский национальный менталитет, составляющий основу российской цивилизации, складывался под влиянием четырех основных сил: природных условий, социальной жизни, православной религии и специфических особенностей национального воспитания (6). Детерминанты русского национального менталитета раскрываются в ряде исследований. Среди них труды, посвященные российской системе образования и воспитания (К. Д. Ушинский, А. П. Ветошкин, А. И. Минаков), роли природных факторов (И. А. Ильин, В. О. Ключевский, Д. С. Лихачев, О. А. Платонов, Н. С. Трубецкой, А. С. Хомяков), особенностям авторитарного устройства государственной власти и крестьянской общины (Н. А. Бердяев, А. О. Бороноев, А. А. Зиновьев, П. И. Смирнов), православному вектору русского сознания (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, И. А. Ильин, П. А. Флоренский, П. И. Новгородцев).
Проблема русского национального менталитета всегда была объектом пристального внимания представителей общественной гуманитарной мысли. Тенденцией сегодняшнего дня стал перенос ак-
центов с общего на частное, т. е. на изучение ментальных процессов, происходящих в региональных социально-этнических группах русского населения, и выявление закономерностей их развития (7). Исследование регионально-культурных особенностей собственно русского народа заметно отстает от рефлексии в национальных республиках, входящих в состав России. До сих пор не только в обыденной жизни, но и в науке существуют некие фобии в отношении процессов, исследующих национально-культурную самоидентификацию русского населения. Такая позиция наряду с заметным истончением, а в некоторых центральных областях (Тверской, Тульской, Смоленской, Псковской, Ивановской) практическим исчезновением материнской русской сельской субкультуры приводит к невосполнимым потерям. Например, характерной чертой эпидемии российской депопуляции является ее ярко выраженная этническая окраска: она охватывает в основном центральную часть России и русский этнос. На территории с преимущественно русским населением (Центральный и СевероЗападный районы России) естественная убыль в два и более раза превышает среднероссийскую (8). Профессор Л. Л. Рыбаковский замечает: «В третьем тысячелетии от Рождества Христова Россия создает исторический прецедент, когда большие народы в мирное время, без внешнего воздействия, могут исчезнуть только потому, что воспроизводство населения "сузилось" до уровня, не гарантирующего его выживание» (9).
На рубеже тысячелетий обострилась проблема цивилизационной самоидентификации России, а также ее станового хребта - русского этноса. Многие причины кризиса следует искать в прошлом столетии, когда модернизационный рывок к статусу великой державы осуществлялся за счет принесения в жертву социокультурной модернизации. В наши дни сказать о себе «я - русский» значит не сказать ничего, а сказать «я - бизнесмен, пролетарий, инженер, ученый, тракторист» означает сообщить самое главное (10).
Последние два десятилетия выявили и другие деструктивные факторы, влияющие на самоидентификацию русской нации: сузился ареал распространения русского языка, в массовой культуре осуществляется его примитивизация, жаргониза-ция; снизился уровень образованности населения; обострилась проблема алкоголизма и наркомании. Возникает угроза существования всей российской цивилизации. Сегодня мы являемся свидетелями того, что исчезает ядро материнской сельской культуры русского народа, исторически располагавшейся в центральных областях России. Этот деструктивный процесс сопровождается изменениями в традиционной ценностно-смысловой, ментальной сфере общественного сознания, формируя не свойственные ранее русской ментальности черты эгоцентризма, индивидуализма, гедонизма.
В связи с этим весьма проблематичным выглядит соотношение вертикали: материнская русская культура - центральные области России, региональные культуры русского народа - рос-
"Культурная жизнь Юга России"
46 —
№ 3 (28), 2008
сийские регионы. В ситуации, когда центральная материнская составляющая русской культуры стремительно стагнирует, роль центров русской культуры смещается к региональным культурам: русскому Северу, Уралу, Сибири, Югу России, Дальнему Востоку. Такая децентрализация вполне закономерна и отвечает общей тенденции культурной регионализации российских регионов. Более того, давно назрела проблема дифференциации собственно русского этноса, имеющего свои существенные культурно-исторические различия на просторах России.
В анализе таких культурно-региональных различий важная роль должна принадлежать категориям ментальности и менталитета. А. О. Бороноев замечает по этому поводу: «Региональные различия, кроме экономических и других, имеют ментальный характер, который понимается как определенная система образов окружающего мира, коллективные и индивидуальные представления, включающие архетипы социокультурной памяти, ценности, символы, традиции (установки) и чувства, сформировавшиеся в определенных условиях» (11). Проблема типологии ментальности русского народа, рассматриваемая с учетом регионализации русской культуры, открывает новые направления в общественных науках, выводит изучение особенностей национального менталитета на более качественный уровень.
В культурно-региональных особенностях Юга России таким новым вектором исследований является ментально-ценностная сфера культуры казачества как одного из субэтносов русского народа. Важно уяснить, что контрпродуктивно оперировать одним набором ценностей или нравственных качеств личности представителя казачьей культуры в процессах социализации и идентификации молодого человека с культурой казачества. Необходимо задействовать и глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, в том числе и бессознательную совокупность установок, обусловливающих особенности действий, чувств, мыслей и восприятия мира отдельным индивидом или социальной группой, т. е. всего того, что включает понятие «менталитет».
Исследователи феномена казачества задолго до введения в научный оборот термина «менталитет» уделяли значительное внимание особенностям мировоззрения, характера, привычек, образа мыслей и действий, целостной картины мира казачества (12). Однако эти сведения носили, как правило, описательный, констатирующий характер. Более образный, эмоционально-чувственный подход, приближающий нас к ментальному пониманию феномена, преобладал в творчестве великих русских писателей и поэтов, обращавшихся к теме казачества, - А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, Л. Н. Толстого. Глубокое проникновение в ментальный мир субэтноса можно встретить у выдающихся казачьих писателей Ф. Крюкова, П. Краснова, Р. Кулова,
A. Серафимовича, а также в творчестве современных казачьих прозаиков А. Губина, И. Кузнецова,
B. Бутенко. Вершиной художественного осмысле-
ния казачьей ментальности является роман М. А. Шолохова «Тихий Дон», выдающееся творение ХХ столетия.
В советский период в общественных науках в качестве основной методологии превалировал экономический детерминизм, игнорирующий приоритетное значение цивилизационных качеств и ценностей личности. И только к началу III тысячелетия, когда понятие «менталитет» прочно вошло в лексикон целого ряда отечественных общественных наук, появляются труды историков, этнографов, социологов, исследующих отдельные стороны прошлой и современной жизни казачества с позиций ментальности. К ним следует отнести работы В. В. Глущенко, А. Л. Худобородова, Т. В. Таболиной, В. П. Трут, А. А. Озерова, А. П. Скорика, М. А. Рыбловой, В. А. Дорофеева, В. Е. Щетнева, С. А. Головановой, Я. А. Перихова, А. Г. Масалова и др. Весьма плодотворно и системно используются категории казачьей ментальности в работах краснодарского историка О. В. Матвеева.
По нашему мнению, возможности, открывающиеся в изучении феномена казачества с позиций кросснаучного ментального подхода, только начинают осмысливаться отечественными учеными. В исследованиях истории и культуры казачества еще не до конца преодолены укоренившиеся стереотипы, а идеи «новой исторической науки» с трудом пробивают себе дорогу. Антропологизм как методология наталкивается на упорное сопротивление тех, кто, по образному выражению Л. Февра, «нередко только тем и занимаются, что расчленяют трупы» (13). В частности, по отношению к казачеству продолжают бытовать такие мифологемы, как «казак без службы не казак» или «с приходом советской власти заканчивается история казачества». Типичную точку зрения сторонников подобного подхода выразил И. Г. Яковенко: «Вне вполне определенного, архаичного, ставшего навсегда достоянием истории, социального, культурного и геополитического контекста казачество существовать не может» (14).
Анализ педагогических исследований, в той или иной мере использующих понятия казачьего менталитета и ментальности, приводит к констатации того, что их авторы выделяют ментальные конструкты дореволюционного прошлого казачества и выстраивают теории переноса ценностей, норм, смыслов, качеств личности в реалии сегодняшнего дня. Такая логика научных исследований верна лишь отчасти. Механический перенос ментального сознания, ценностей, смыслов, свойственных казачьей культуре прошлого, и моделирование на этой основе систем воспитания не принесет планируемого эффекта. Поскольку ценностно-смысловая сфера личности детерминирована культурно-историческими, социально-экономическими факторами развития общества, то и в анализе исследовательских задач, связанных с использованием педагогического потенциала культуры казачества, должны присутствовать не только императивы прошлого, но и ментальные образования, и культура современного возрожденного казачества. Именно в такой последо-
№ 3 (28), 2008
"Культурная жизнь Юга России" ^
вательности, по нашему мнению, необходимо выстраивать педагогические исследования, разрабатывающие воспитательные системы на основе культуры казачества.
Педагогам, политикам и казачьим лидерам следует всегда помнить одну из незыблемых истин, которую точно выразил российский общественный и политический деятель первой четверти ХХ столетия Н. И. Астров: «Судьба казачества - это судьба русского народа. И чем теснее будет между ними взаимодействие, чем крепче органическая и духовная связь, тем скорее эта судьба изменится и прояснится» (15). Возрождающиеся ценностные основы казачьего менталитета свидетельствуют о пробуждении национального «русского духа», и ростки этого пробуждения важны для единства всего российского суперэтноса.
Литература
1. Шеуджен Э. А. Историография. История исторической науки: курс лекций. Майкоп, 1999. С. 221.
2. Горюнов Е. В., Дюби Ж. История ментальнос-тей // История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. С. 20.
3. ФеврЛ. Бои за историю. М., 1990. С. 36.
4. ЛеГоффЖ. Другое средневековье: время, труды и культура Запада / пер. с франц. С. В. Чистяковой и Н. В. Шевченко, под ред. В. А. Бабинцева. Екатеринбург, 2000. С. 202.
5. Кукушин В. С., Столяренко Л. Д. Этнопедаго-гика и этнопсихология. Ростов н/Д, 2000. С. 142.
6. Трофимов В. К. Менталитет русской нации. Ижевск, 2002. С. 9.
7. Стефаненко Т. Г. Этнопсихология: учеб. для вузов. М., 2004. С. 153.
8. Феофанов К. А. Социально-политические и ценностно-ментальные особенности цивилизаци-онного развития России // Социально-гуманитарные знания. 2006. № 1. С. 119.
9. Рыбаковский Л. Л. Депопуляция - угроза выживанию // Почему вымирают русские. Последний шанс / под общ. ред. И. В. Бестужева-Лады. М., 2004. С. 27.
10. Скворцов Л. В. Проблема цивилизационной самоидентификации России: теоретический аспект // Россия и современный мир. 2005. № 2. С. 55.
11. Бороноев А. О. Территориально-региональный менталитет: сущность и функции // Менталь-ность этнических культур: материалы междунар. науч. конф. СПб., 2005. С. 16.
12. Сухоруков В. Д. Общежитие донских казаков в XVII-XVШ столетиях. Новочеркасск, 1892.
13. Февр Л. Бои за историю... С. 67.
14. Яковенко И. Г. Цивилизация и варварство в истории России // Общественные науки и современность. 1996. № 3. С. 111.
15. Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Ростов н/Д, 1992. С. 33.
S. N. LUKASH. RUSSIAN NATIONAL MENTALITY: SPECIAL NATURE OF THE SOUTH OF RUSSIA
This article is dedicated to the questions of typology of Russian people mentality in view of regionalization of the Russian culture. The author analyzes mental-valuable part of Cossacks' culture as one of subethnoses of the Russian people.
Key words: mentality, the South of Russia, Cossacks, culture, pedagogical potential.
Э. Н. БОГДАНОВА
САМООРГАНИЗАЦИЯ И УПРАВЛЕНИЕ В СОЦИАЛЬНЫХ ИНСТИТУТАХ:
ВЗАИМОСВЯЗЬ ПРОЦЕССОВ
В статье на примере функционирования и трансформации некоторых социальных институтов рассматривается, как сосуществуют в этих процессах организационная и самоорганизационная составляющие.
Ключевые слова: самоорганизация, управление, социальный институт.
Управление в обществе, представляющее собой взаимодействие управляемых и управляющих субъектов, основанное на том, что одна сторона (субъект управления) вырабатывает решения, доводит их до исполнителя и контролирует их выполнение, а другая (объект управления) их реали-зовывает, немыслимо без социальных институтов.
Термин «социальный институт» используется достаточно широко и часто без точного определения. Тем не менее наиболее распространенной является трактовка институтов как «совокупности норм и правил поведения, устоявшихся поведен-
ческих образцов, лишающих совершаемые действия индивидуализации и делающих их понятными, привычными, предсказуемыми» (1). Эта трактовка близка и к определению, которое дает М. Дюверже, представитель французской школы социологии: «Институты есть известные модели человеческих отношений, с которых копируются конкретные отношения, приобретая, таким образом, характер стабильных, устойчивых и сплоченных» (2).
В зависимости от социальных потребностей, специфики действий и отношений, регулируемых
