Русские православные священники в Балтии в 1943-1944 гг. : между неопределенностью и пастырским подвигом Текст научной статьи по специальности «История и археология»

И. В. Петров

Русские православные священники в Балтии в 1943-1944 гг.: между неопределенностью и пастырским подвигом*

В статье рассматривается проблема организации попечения и религиозного окормления русских беженцев, прибывших на территорию Латвии и Эстонии из районов РСФСР, оккупированных нацистами в 1943-1944 гг. При отступлении были насильственно эвакуированы и представители православного духовенства, служившие по всему периметру занятых нацистами территорий РСФСР — от Орла до Пскова. Большинство священников оказалось в пределах деятельности Прибалтийского экзархата, подчинявшегося митрополиту Сергию (Воскресенскому). Для помощи беженцам митрополитом были организованы миссии в Литве и Латвии. В их компетенцию входил учет православного духовенства, прибывшего из российских территорий, а также назначение к местам нового служения.

Ключевые слова: Православная Церковь, Псковская миссия, Прибалтийский экзархат, нацистская оккупация, Вторая мировая война, Латвия, Литва

Период Второй мировой войны в истории Русской Православной Церкви незримым образом поделил страшный для верующих ХХ в. на две части. До войны, с 1917 г., советская власть вела непрерывную и непримиримую борьбу с православием, отразившуюся в массовом уничтожении епископата, православного духовенства и активных мирян. С началом войны (причем здесь следует вести речь не о 1941 г., а о 1939 г.) вектор гонений существенно сместился. В период 1939-1948 гг. Церковь понадобилась советской власти для внешнеполитических целей: в начале для воссоединения всех церковных юрисдикций, не зависящих от московских церковных властей в странах Балтии, в Западной Белоруссии, Западной Украине и Молдове, а затем уже и для пропаганды в странах Европы и в США. Священники же стали в этом процессе настоящими заложниками реалий и представлялись многим верующим в тех же Латвии, Литве и Эстонии частью государственной машины Кремля.

С началом нацистской оккупации Балтийского региона возникает новая проблема — поиск взаимоотношений с германской администрацией, не всегда расположенной к деятельности Православной Церкви, но позволяющей

* Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 18-78-00048) в Санкт-Петербургском государственном университете.

проводить, пусть и в очень усеченном и полностью подконтрольном виде, приходское возрождение.

В 1943 г. на оккупированной немцами территории СССР происходит существенное изменение настроений местного населения. Если в начале войны у многих верующих были надежды на германскую политику и на решение аграрной проблемы в виде «колхозной реформы», то в начале 1943 г. разочарование политикой оккупантов вкупе с военными поражениями Вермахта заставило многих местных жителей пересмотреть свое отношение к воюющим сторонам. Православное же духовенство в данном случае оказалось в гораздо более сложной ситуации.

С одной стороны, оно во многом разделяло настроения мирян и было глубоко разочаровано оккупационным режимом. Однако с другой стороны, у священников, абсолютное большинство которых в довоенные годы было лишено возможности служения и работало на гражданских должностях или же проживало на иждивении у родственников, появилась боязнь новых репрессий со стороны сталинской карательной машины. В качестве возможной альтернативы (кто вольно, а кто и нет) многие выбрали эвакуацию на Запад. Первым таким пунктом на пути от родных мест в неизвестность стал Балтийский регион.

Наибольшее количество жителей РСФСР было эвакуировано на территорию современных стран Балтии с Северо-Запада России, где действовала знаменитая Псковская православная миссия. Однако прибывшее духовенство отнюдь не ограничивалось исключительно данными районами. Так, на территорию Остланда, в особенности нынешних Литвы и Латвии, прибыло много священников из Смоленска, Орла, Брянска и прилегающих к этим городам населенных пунктов.

Наиболее полно данную ситуацию описал современный специалист по истории Православной Церкви в Литве Герман Шлевис. В одной из глав своей новой книги (название главы — «Литовский клир пополняется за счет беженцев») он связал начало эвакуации с успехом Красной армии на Кур-ско-Орловской дуге [4, с. 121]. В июле 1943 г. начинается долгая страдная дорога православного священства вместе с семьями на Запад.

Орловская епархия в 1943 г. представляла собой наиболее разрозненную и неопределившуюся в каноническом подчинении оккупированную зону РСФСР. Отсутствие на территории Орловщины правящего архиерея, подчиненного либо митрополиту Сергию (Страгородскому), либо обновленческому епископату, привела к временному обращению духовенства и мирян к юрисдикции Русской Православной Церкви Зарубежом. Однако стойкое неприятие немцами идеи какого-либо расширения влияния РПЦЗ на территорию России приводит к тому, что орловские православные приходы находятся в настоящем юрисдикционном вакууме: переговоры с «карловчанами»,

в начале увенчавшиеся успехом, впоследствии оказались тщетными, в результате чего приходы находились под управлением местной управы и созданного епархиального управления [2, оп. 1, д. 8, л. 3-3 об.]. В 1943 г., в связи с тем что общая политика немцев была направлена на передачу властных полномочий благочинным, в Орле был поднят вопрос о восстановлении канонического подчинения одной из соседних епархий. Начавшаяся эвакуация вновь «заморозила» на неопределенный срок данный вопрос.

Отправившееся в столь опасный путь орловское духовенство первоначально размещалось в фильтрационных лагерях, в которых и происходили богослужения. Возможности служить многие эвакуировавшиеся из РСФСР пастыри были лишены, однако впоследствии лагерная администрация пошла на уступки.

Следующей задачей для российского духовенства стало получение возможности вхождения в клир Виленской и Литовской епархии Прибалтийского экзархата. Сам митрополит Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский) впервые в сентябре 1943 г. узнал о бедственном положении священников, размещавшихся часто по несколько семей в одном бараке, и предложил им немедленно написать прошения на собственное имя с просьбой зачисления в штат. Подобного рода прошения вскоре были составлены и направлены в Вильнюс. Затем последовало распределение священников на приходы в Швенченис, Векшняй, Шауляй, а также другие города и села Литвы [1, л. 2]. Специфика служения духовенства заключалась в проблеме окормления не только вновь прибывших мирян, но и тех, кто ранее был их прихожанами. Назначение на приход означало освобождение семьи священника от опасности отправки в Германию на принудительные работы. Кроме того, оно давало возможность выживания в условиях обострившихся военных неудач Германии.

Одним из самых интересных примеров в этой связи стала биография священника Александра Данилушкина. До 1937 г. он служил на орловских приходах, в одном из сел недалеко от города Болхова [1, л. 4]. В период массовых репрессий отец Александр перестал служить у себя на приходе и вплоть до 1941 г. работал «по гражданским специальностям». В Орле с началом нацистской оккупации создаются органы гражданского управления религиозной жизнью (в виде специального отдела просвещения, культуры и культа при городской управе) и епархиальное управление, которое так и не возглавил епископ. В марте 1942 г. Данилушкин был назначен на приход в село Короськово, недалеко от Кром. Служил отец Александр в данном приходе до эвакуации на территорию Литвы. 20 сентября 1943 г. митрополит Сергий (Воскресенский) определил священника из Орла к Свято-Троицкой церкви в Швенченис [1, л. 3]. По данным современного литовского историка Г. Шлевиса, старшая дочь орловского священника Галина Данилушкина

была направлена на работу в Германию, несмотря на то, что ее отец получил возможность церковного служения в новых для себя условиях. Еще более 10 лет она провела в советских лагерях, после чего смогла воссоединиться в Швенченисе со своей семьей [4, с. 123]. Сам же Александр Данилушкин, хоть и не раз предпринимал попытки возвращения в клир Орловской епархии, до последних дней оставался на церковном служении в Литве. Двое других прибывших с ним пастырей были назначены в Шауляй (священник Всеволод Соколов) и Векшняй (священник Николай Харченко) [4, с. 122-123].

В связи с массовым появлением на территории Балтии священников с Северо-Запада России как церковные власти, так и немецкая администрация стали менять свое отношение к вновь прибывшему духовенству. У митрополита Литовского и Виленского были иные цели более тщательной проверки прибывающих священников, чем у немцев. Так, если нацистов в первую очередь интересовала политическая благонадежность русских православных священников, экзарх Прибалтики заботился о том, чтобы не допустить к служению самосвятов, появившихся в тяжелое военное время и способных скомпрометировать своим поведением Православную Церковь. Кроме того, на протяжении всей германской оккупации митрополит Сергий (Воскресенский) оставался верен канонической линии своего учителя — митрополита, а впоследствии патриарха, Сергия (Страгородского), не желая допускать к служению как представителей разного рода автокефалий, так и священников РПЦЗ. Такие же строгие меры применялись к обновленческому духовенству, которое также массово стало открывать приходы на территории РСФСР.

Отныне необходимо было сообщать о прибывших священниках не только церковным властям, но и генеральному комиссару, коменданту полиции и СД. Сами же благочинные могли назначить данных священников только после того, как получали разрешение немецкой администрации, подтвержденное затем волей архиерея.

Большие проблемы стали возникать со священниками из Беларуси и Украины. Далеко не всегда можно было проверить каноничность их рукоположения, в связи с чем многие представители духовенства не желали обращаться к епископату Прибалтийского экзархата для «легализации» собственного служения в новых условиях. Доходило до парадоксальных случаев: одни священники-беженцы обвиняли других священников-беженцев в расколе. (Так, один прибывший с Орловщины священник был обвинен собратом в подчинении РПЦЗ.) После поступления таких наветов чаще всего экзарх Сергий (Воскресенский) лично разбирал подобного рода споры и «уврачевывал» наметившиеся из-за приходов конфликты [4, с. 125].

Следующая волна беженцев, ставшая, по сути дела, предпоследней, состояла из клириков и мирян, входящих ранее в состав Псковской миссии.

Митрополит Литовский и Виленский организовал ее в августе 1941г. для духовного попечения жителей Северо-Запада России и теперь должен был проследить за тем, чтобы его детище оккупационного периода не кануло в безвестность.

По данным специалиста по истории православной миссии в освобожденных областях России К. П. Обозного, уже в декабре 1943 г. экзарх принимает решение о создании внутренней миссии в пределах Латвии. Главной целью создаваемого органа была объявлена забота о православных верующих и русских беженцах. Внутренняя миссия была создана при епархиальном управлении, ее руководителем был признан епископ Рижский Иоанн (Гарклавс), один из главных сподвижников митрополита Виленского и Литовского. Вся же основная работа по организации миссии была поручена протоиерею Сергию Ефимову, который был первым руководителем Псковской миссии и знал о трудностях окормления населения, пережившего два десятилетия безбожных гонений [3, с. 467].

Главными целями внутренней миссии в Латвии стали забота о духовных нуждах эвакуированного населения и материальная поддержка нуждающихся. Очень скоро входящие в Псковскую миссию священники стали распределяться по приходам Латвии. Многие из них, например Георгий Бенигсен или Владимир Толстоухов, ранее служили в этой балтийской республике и фактически вернулись к служению в новых, экстремальных для духовенства и мирян условиях. Количество беженцев было огромным. К. П. Обозный отмечает, что только в пределах Риги разместилось более 30 000 новых русских изгнанников, срочно нуждавшихся в помощи и опеке [3, с. 482]. Латвийские и эвакуировавшиеся священники смогли собрать средства и теплые вещи для беженцев, организовали попечение о сиротах, постоянно посещали беженские лагеря, давали духовные концерты, печатали необходимые богослужебные книги для голодных в духовном плане жителей РСФСР. С наступлением 1944 г. поток беженцев только усилился. Расширялась и география их пребывания, в связи с чем необходимо было менять и устройство миссии.

1944 г. был отмечен массовой эвакуацией представителей Псковской миссии на территорию Литвы. Кроме ранее служившего в этой республике отца Николая Мироновича, здесь оказываются такие видные миссионеры как Владимир Бируля и третий руководитель миссии протоиерей Кирилл Зайц. Экзарх Сергий (Воскресенский) решил, что в Литве следует применить опыт внутренней миссии в Латвии и создать аналогичный орган. Начало организации внутренней миссии в Литве датируется мартом 1944 г., когда основной поток бежавшего с Северо-Запада России православного населения и духовенства достиг пределов Литвы. В начале миссией руководил протоиерей Димитрий Флоринский, но вскоре его сменил более опытный

миссионер — протоиерей Кирилл Зайц. Управление внутренней миссией в Литве находилось в городе Шавли (современный Шауляй). Все его члены, по мнению К. П. Обозного, были назначены митрополитом Виленским и Литовским [3, с. 490-491]. Однако же на деле основное руководство миссией в Литве осуществлялось даже не епархиальным управлением, а лично экзархом, а затем сменившим его архиепископом Ковенским Даниилом (Юзвьюком).

Следует отметить, что как на территории современной Латвии, так и в Литве православное духовенство сумело быстро наладить хорошие отношения с органами, ведавшими «русскими делами», — Русским комитетом в Латвии и Управлением по делам русского населения и беженцев в Литве. В мае 1944 г. внутренняя миссия в Литве была разделена на семь округов по территориальному принципу, во главе каждого из которых встал уважаемый пастырь.

В мае 1944 г. необходимо было провести своего рода собрание-съезд внутренней миссии в Литве, но трагическая гибель 29 апреля 1944 г. митрополита Виленского и Литовского, экзарха Прибалтики Сергия (Воскресенского) стала причиной невозможности проведения данного собрания. Новый глава Прибалтийского экзархата архиепископ Даниил (Юзвьюк) занялся вопросами эвакуации духовенства и мирян уже из самой Литвы далее в Центральную и Западную Европу, переложив тем самым весь груз ответственности по организации миссии в Литве на плечи окружного духовенства.

Важной проблемой, вставшей перед православным духовенством внутренней миссии в Литве, стала разнородность эвакуированного населения. Несмотря на то, что существенная часть оказавшихся в пределах Балтии беженцев была воцерковлена, многие прохладно относились к вере и Церкви. Шлевис в своей недавно изданной монографии привел очень интересное свидетельство служившего в составе внутренней миссии в Литве псковского священника Николая Попова о религиозности окормляемого населения: «Беженцы в религиозном плане представляют собой сплошной ужас. У собранных из разных мест России, не освободившихся еще от антирелигиозной пропаганды, многих из них отношение к вере и религии безразличное. Большинство не знает молитв, не умеет креститься, есть дети 7-10 лет некрещеные. Когда же предлагаешь им окрестить ребенка или отпеть умершего, то они, прежде всего, спрашивают: а сколько это будет стоить? Многие не имеют возможности купить крестик, не говоря уже о том, чтобы уплатить священнику. Приличное существование на таком приходе для священника немыслимо, а нищенское и зависимое унижает его достоинство; особенно это заметно здесь при сравнении с католическим духовенством» [4, с. 150].

Факты подобного «прохладного» отношения эвакуированного населения к православному духовенству предопределили и равнодушие к арестам духовенства, предпринятым советскими специальными органами. Большинство бывших псковских миссионеров были с приходом Красной армии на территорию Литвы арестованы, многие из них отправлены в лагеря, из которых не вернулись (Кирилл Зайц).

В дальнейшем большинство православных священников, сумевших эвакуироваться дальше на Запад, вошло в состав клира Православной Церкви в Америке или РПЦЗ. Многие миряне попали за океан и пополнили тем самым состав верующих данных юрисдикций. Однако, если бы митрополитом Сергием (Воскресенским) не было организовано попечение о страждущих русских беженцах, неизвестно, смогли бы они выстоять в экстремальных условиях или нет.

Источники и литература

1. Архив Виленско-Литовской епархии Православной Церкви в Литве. Дело Александра Данилушкина.

2. Государственный архив Орловской области (ГАОО). Фонд р-159. Орловская городская управа. Оп. 1. Д. 8.

3. Обозный К. П. История Псковской Православной миссии. 1941-1944 гг. М., 2008.

4. Шлевис Г. «Он пришел сюда как странник...». Судьба митрополита Сергия (Воскресенского). Вильнюс, 2017.

I. V. Petrov

The History or the Russian Orthodox Clergy in Baltic Lands in 1943-1944

This paper deals with the problems of Russian Orthodox Christians' religious life in Latvia and Estonia in 1943-1944. In this period many refugees from Russian territories, which were occupied by Nazi Germany, were forcibly sent to Latvia and Lithuania. The clergy of Baltic Exarchate of Moscow Patriarchate, ruled by metropolitan Sergius (Voskresensky), helped these people in the last period of World War II.

Keywords: Russian Orthodox Church, Pskov Mission, Baltic Exarchate, Nazi occupation, World War II, Latvia, Lithuania