CC BY
150
УДК 94(571.66)"165/175"
Н.В. Толкачева
Камчатский государственный технический университет, Петропавловск-Камчатский, 683003 e-mail: love-lion@yandex.ru
РУССКИЕ ЛЮДИ И КОРЕННЫЕ НАРОДЫ КАМЧАТКИ: ПЕРВЫЕ КОНТАКТЫ.
НАЧАЛО ИНКОРПОРАЦИИ В СОСТАВ ГОСУДАРСТВА
Характеризуются первые контакты русских людей и коренных этносов Камчатки - коряков и ительменов, а также начало процесса их вхождения в состав Российского государства в конце XVII - первой половине XVIII вв.)
Ключевые слова: русско-аборигенные связи, коряки, ительмены, Камчатка, инкорпорация, государство.
N.V. Tolkacheva (Kamchatka State Technical University, Petropavlovsk-Kamchatsky, 683003) The Russian people and the indigenous peoples of Kamchatka: the first contacts. The beginning of incorporation in the state
N.V. Tolkacheva's article is devoted to consideration of Kamchatka history and its indigenous peoples in the period of the first contacts with Russians. The author studies a history of beginning of incorporation of aboriginals in Russian state at the end of the XVIIth - the first part of the XVIIIth centuries.
Key words: Russian-aboriginal contacts, the Koryaks, the Itelmens, Kamchatka, incorporation, state.
DOI: 10.17217/2079-0333-2015-32-100-109
Первые контакты русских людей с коренными жителями Камчатки начались в XVII в. Сначала землепроходцы познакомились с коряками, жившими на севере (первые упоминания о которых в русских документах относятся к 30-40-м гг. XVII в.), а затем - с ительменами, обитавшими южнее.
Ульинское зимовье, Охотский и Анадырский остроги стали базами продвижения русских на территорию обитания коряков. В 1651-1653 гг. Михаил Стадухин с Анадыря дошел до р. Пенжи-ны на северо-западе Камчатки. Он первым узнал о новом необъясаченном народе - коряках: «Пенжина река безлесная, а людей на ней живет много, род словут коряки» [1, с. 83, 84]. Также М. Стадухин сообщил следующее: «...159 [1651] г. апреля в 5 день пришли на Аклей (Оклан. - И.Г.)1 реку к корятским людям к острожку и тот острожек божьей милостью взяли., а на той реке боев было много, а на тех боях убили служилых людей 7 человек, а 3 человека умерли своей смертью» [2, с. 50]. Его отряду в 1652 г. прошлось сражаться с воинственными коряками на р. Гижиге и уйти, не взяв ясак, из-за малолюдства и понесенных жертв, также в указанном году стадухинцы видели селение коряков в устье р. Ямы, впадающей в Охотское море [1, с. 85].
Члены знаменитой экспедиции 1648 г. Семена Дежнева, Федота Алексеева (Попова) и Герасима Анкудинова, открывшей пролив между Азией и Америкой, потерпели крушение у мыса Гека [1, с. 67]. В 1653 г. в районе устья Анадыря «на карге у моря» Юрий Селиверстов и Семен Дежнев ходили в поход против сидячих (пеших) коряков, нападавших на них, взяли поселок, состоявший из 14 юрт, и захватили в плен женщин и детей, но большая часть коряков - жителей острожка - спаслась бегством [2, с. 50].
Судьба спутника - экипажа Ф. Алексеева (Попова) - была С. Дежневу неизвестна, но, как следует из его отписки Ивану Акинфову, во время столкновения с аборигенами (пенжинскими коряками), случившегося в устье р. Анадыря летом 7162 (1654 г.), он «.отбил у коряк якутскую бабу помянутого Алексеева, которая ему сказывала, что Федот с одним служивым цингою умерли, а иные товарищи их побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках одною душою, а куды неведомо» [3, с. 474].
'Оклан - правый приток реки Пенжины.
Исследования Б.П. Полевого значительно пополнили знания о первых русских людях, побывавших на севере Камчатки. Ученый установил, что Федор Чюкичев и Иван Камчатой в 1658-1659 гг. ходили на р. и Гижигу, Парень, Пенжину [3, с. 121-123]. На р. Чендон (Пенжи-не) Ф. Чюкичев взял два корякских острожка [2, с. 50]. Кроме того, на севере Камчатки была группа красноярского казака Проньки Федора Травина (Травника). Ее из Колымы на Пенжину в 1658 г. отправил торговый человек Алексей Яковлев Усолец.
Советский историк и географ М.И. Белов заметил: «Походы на Олюторский полуостров и в Коряцкую землю шли по двум встречным направлениям - с Анадыря на юг и с Охотска на север» [4, с. 99].
В 1669 г. отряд Константина Дмитриева, посланный для «приведыванья» коряков из Охотска на Тауй и Олу, был уничтожен [2, с.50].
Иван Голыгин с Анадыря ходил к корякам в северной части Камчатского полуострова, позже, в 1691 г. он собирал ясак с олюторских коряков.
Его однофамилец Иван Голыгин между 1686-1688 гг. был послан из Анадыря в «Коряцкую землю».
В 1693-1694 гг. далеко на юг по побережью Пенжинской губы ходил казак Сидор Бычан, но оленные коряки (пенжинцы) не дали ему ни аманатов, не уплатили ясак.
Первые контакты русских с коряками в этот период, как видно из приведенного выше материала, были как мирными, так и немирными.
Весной 1651 г. русские люди - отряд М. Стадухина - достигли северной части полуострова Камчатки - территории проживания ительменов, но о контактах с ними сведений от участников похода нет [1, с. 84]. В 1660-1661 гг. на р. Камчатке, у ительменов, побывал Ф. Чюкичев [5, с. 45].
В 1961 г. Б.П. Полевой обнаружил документы о плавании Ивана Рубца с р. Лены на р. Камчатку в 1661-1662 гг. [6-8].
По данным Б.П. Полевого, в середине XVII в. русские доходили до Карагинского залива, места обитания ительменов [9, с. 234].
В 1695-1696 гг. совершил поход Лука Морозко Старицын, который был на р. Тигиль [1, с. 52-67], но не дошел до р. Камчатки один день «за малолюдством служилых людей» [1, с. 64].
Соратник Петра I, обер-секретарь Сената И.К. Кирилов в книге «Цветущее состояние Всероссийского государства» писал: «Сыскана та земля (Камчатка. - Авт.) назад тому близ 30 лет от Анадырского острогу служилым человеком Морозко Сцарицыным, который ведал тот острог и окрестных иноземцев про Камчатку, то в десяти человеках служилых людей и в платье ино-земческом ходил внутрь Камчатки разведать, можно ли оную землю под Русскую державу покорить, и будучи там усмотрел возможность к покорению» [10, с. 298]. Итак, переодевшись в «иноземческий» наряд, Л. Морозко собрал первые конкретные сведения об ительменах.
М.И. Белов, отметив, что с конца 60-х годов XVII в. якутский воевода производил смену пенжинских зимовщиков регулярно раз в два года [11, с. 27], пришел к выводу: «... есть основания полагать, что к 80-м годам XVII в. небольшие группы казаков проникли на Камчатский полуостров» [12, с. 98]. Следовательно, на севере Камчатки до похода В.В. Атласова побывало много русских людей, однако не все их имена известны.
Для царской казны походы казаков до конца XVII в. важного значения не имели, так как большая часть коряков оставалась необъясаченной. Ситуация резко изменилась после открытия Камчатки В.В. Атласовым, поскольку именно через земли коряков пролегли основные пути на полуостров. Этнограф И.С. Гурвич писал: «Лишь в самом конце XVII в. после больших походов Дмитрия Потапова (1695 г.), Луки Морозка (1696 г.) и Владимира Атласова (1697-1699 гг.) пен-жинские и олюторские коряки стали вносить ясак» [2, с. 50].
Подробное этнографическое описание народов Камчатки - коряков, ительменов, курильцев (айнов) дал В.В. Атласов. Экспедиция под его руководством из служилых, торговых и промышленных русских людей и ясачных юкагиров вышла на оленях из Анадырского острога 14 декабря 1696 г. [13, с. 101]. Отношения коренных народов Камчатки и членов экспедиции складывались по-разному. Начальный отрезок пути В.В. Атласов описал следующим образом: «И шли де они из Анадырского чрез великие горы на оленях полтретьи недели и наехали подле моря к губе на Пенжине реке в Акланском и в Каменном и в Усть-Пенжинском острожках неясачных седя-чих пеших коряк человек ста с три и больши, и призывал их под государеву самодержавную высокую руку ласково и приветом... А бою де у них с ними не было, потому что по государской участе учинились они неясашные коряки покорны» [14, с. 20]. Когда В.В. Атласов стал вторично
требовать ясак с тех коряков, которые уже уплатили его в 1696 г., они ответили отказом, землепроходец применил силу, что вызвало их жалобу: «. у острожек погромил родников наших, прибил всех, а жен их и детей имал в полон неведомо каким обычаем и по какому указу.» [1, с. 85].
Отряд В.В. Атласова, пройдя по восточному берегу Пенжинской губы в течение двух недель, повернул на восток и дошел до Олюторского залива. Землепроходцы пришли к корякам-алюторцам, призывали их «ласкою и приветом» и собирали ясак лисицами [14, с. 21]. Там экспедиция разделилась - Лука Морозко должен был пойти по восточному побережью, подле «Лю-торского моря» «для проведывания той земли и островов и для призыву под царскую высокосамодержавную руку вновь неясачных людей с ясачным платежом» [14, с. 21], а В.В. Атласов вернулся на западное побережье, где местные коряки не хотели платить ясак «и он де, Володи-мер, поговоря с служивыми людьми громил их и побил» [14, с. 21].
На р. Парень восстали юкагиры, отметим, что информировали их о положении русских в крае и, конкретно, об Анадырском остроге, коряки. Бунт юкагиров русские подавили, отряды В.В. Атласова и Л. Морозко соединились и продолжили поход, несмотря на жертвы среди русских и бегство части юкагиров.
Когда землепроходцы дошли до р. Тигиль, они повернули на восток - и вышли к р. Камчат-ке2 - Уйкоаль, где обнаружили «людей гораздо много и посады великие» [14, с. 22], то есть камчадалов (ительменов) [14, с. 22].
Ительмены, жившие в среднем течении р. Камчатки, уплатили В.В. Атласову ясак и предложили оказать им поддержку и помощь в военных действиях против тех, кто жил в нижнем течении. Через три дня сплава вниз по р. Камчатке союзники подошли к острогам камчадалов, отказавшихся платить ясак: там стояло более 400 юрт. «И они, камчадалы, великому государю не покорились и ясаку платить не стали. И он-де, Володимер с служилыми людьми их, камчадалов, громили и небольших людей побили и посады их выжгли» [14, с. 22].
Уход с р. Камчатки отряда В.В. Атласова ускорили известия о том, что коряки угнали экспедиционных оленей, которых казаки оставили в верховьях р. Тигиль. Перевалив через Срединный хребет, В.В. Атласов начал преследование оленных коряков, которых настиг у самого Охотского моря: «.и бились день и ночь, и... их коряков человек ста с полторы убили и олени отбили, и тем питались, а иные коряки разбежались по лесам» [14, с. 23].
Затем В.В. Атласов снова повернул на юг и шел шесть недель вдоль западного берега Камчатки, собирая со встречных камчадалов ясак «ласкою и приветом» на реках Нани, Гити, Ники, Сиунчю и Хайрюзовой [14, с. 23]. А на реках Кукше и Кыкше оленные коряки ясака не дали, и с ними произошел бой.
Осенью 1697 г. на юге полуострова отряд В.В. Атласова встретился с айнами (курильцами). Границей между курильцами и ительменами служили реки Опала и Нынгучу (Голыгина). Встреча была немирная, в ответ на требование платить ясак казаки получили отказ, состоялся бой «и ку-рилов человек шестьдесят, которые были в остроге и противились - побили всех» [14, с. 23]. Позже В.В. Атласов отмечал «.у них никакова живота нет и в ясак взять нечего» [14, с. 24], и, хотя на земле курильцев водилось много соболя и лис, они их не добывали.
Зимовал отряд В.В. Атласов на р. Ича. В конце марта 1699 г., когда установился наст, экспедиция В.В. Атласова отправилась назад, в Анадырский острог.
С р. Ичи В.В. Атласов отправил Потапа Серюкова с 14 русскими и 13 юкагирами [15, с. 91] в верховья р. Камчатки, где они поставили первое русское постоянное поселение -Верхнекамчатский острог и прожили там три года, но из-за малочисленности и сопротивления аборигенов ясак не собирали, только торговали. Большая часть отряда, возвращаясь в Анадырь, в том числе и П. Серюков, погибла от рук коряков.
Изучая историю похода В.В. Атласова, С.П. Крашенинников отмечал, что отношения с местным населением у членов экспедиции в основном складывались хорошие. Жители Акланского, Каменного, Усть-Таловского острожков и рек Напаны, Кигиль, Ича, Сиупче, Харьузовой сдавали В.В. Атласову ясак без принуждения [3, с. 475]. Советский исследователь М.И. Белов, напротив, считал, что поход В.В. Атласова нарушил мирное развитие отношений между русскими
2 Единой точки зрения о маршруте отряда В.В. Атласова с западного побережья на реку Камчатку нет. Одни исследователи считают, что с верховьев реки Тигиль отряд перешел на исток Левой Еловки и по ней спустился на Камчатку, другие предполагают, что члены экспедиции добирались к реке Камчатке через реки Хайрюзово, Анавгай и Быстринский хребет.
и местными камчатскими народами, которое проявилось во время похода на полуостров И. Го-лыгина и Л. Морозко [11, с. 30]. Кстати, в «скаске» от 3 июня 1700 г. В.В. Атласов сообщал: «И есть ли из Якуцского на Камчатку служилым людям впредь будет посылка, и с ними надобно послать две пушечки небольшие, для страха иноземцом, потому что после их, Володимира с товарищи, тех вышеписанных родов иноземцы острог и свои от приходу русских людей почали крепить» [14, с. 25]. Эта цитата, по нашему мнению, подтверждает точку зрения М.И. Белова.
Спустя шесть лет В.В. Атласов вернулся на Камчатку, чтобы наводить там порядок и «прежние вины заслуживать». К этому времени обстановка на полуострове осложнилась. Айны воевали, не платили ясак, отказывались платить и ительмены. В 1707-1711 гг. восстали ительмены на р. Большой. Они сожгли Большерецкий острог, разграбили ясачную казну, захватили порох, свинец, пищали убитых русских служилых людей. В стычках погибло много местных жителей и казаков [16, с. 33-34].
Для налаживания хороших отношений с ительменами В.В. Атласов отпустил их аманатов. Затем он решил усмирить авачинских ительменов, которые отказывались платить ясак, и в августе 1707 г. на Авачинскую губу послал казаков во главе с И. Таратиным. Поход был неудачным и послужил одной из причин бунта казаков в 1711 г.
Ительмены сопротивлялись русскому господству и в последующие годы. С.П. Крашенинников писал: «.оная страна совершенно не покорена, ибо до самого главного камчатского бунта, который учился в 1731 году, тамошние жители почти всегда в измене были» [3, с. 479].
Итак, в 1731 г. произошло одно из самых крупных восстаний ительменов. На его начало повлияло известие о гибели части экспедиции А. Шестакова (14 марта 1730 г. в бою с чукчами погиб и сам ее руководитель - А. Шестаков), а также отъезд членов I Камчатской экспедиции и многих русских людей на судне «Святой Гавриил» с Камчатки. Восстание началось в НижнеКамчатском остроге. П. Словцов писал: «Нетерпеливые камчадалы, и в том числе крещеные тойоны с соумышленниками. начали убивать казаков и русских жителей, не щадя ни пола, ни возраста, и грабить имущество; они завладели крепостью и все в ней выжгли». Рассказывая о восстаниях ительменов 1707 и 1731 гг., П.А. Словцов обвинял местную администрацию, писал, что она, в отличие от центральных властей, не несла цивилизации народам Камчатки [17, с. 447].
Восстание было жестоко подавлено. Следственная комиссия под руководством майора (позже - полковника) В. Мерлина и при участии майора Д. Павлуцкого вскрыла многочисленные факты злоупотреблений («притеснений и неправд»), допущенные со стороны служилых людей при сборе ясака [3, с. 495], поэтому были казнены не только ительмены - руководители и участники восстания, но и русские, которые спровоцировали его своими действиями. В частности, на допросе ительмены объясняли причины восстания: «А вышеозначенная де наша измена учинилась от несносных обид. Брали де с нас на один год по два ясака и по три, а кроме ясака с нас берут себе за каждый ясак чащин3 по три или по четыре лисицы или соболей лисишных, а ежели де у кого чащин кунного нет, то берут себе у нас за чащины жен и детей под заклад, а строки пишут на малое время, что нам на такие строки выкупить нечем, и то охолопливают их себе вовсе. А еще де летнею порою посылают нам закащики за юкольным сбором, собирают с нас с каждого человека вязки по три и по четыре юколы, а у кого юколы нет, то берут у нас за юколу за вязку по лисице, а ежели и лисицы нет, то последние с нас парки и куклянки. Да еще берут с нас траву сладкую с человека по полтора пуда, а травы у кого нет, то также берут, у кого что увидят. Тако же кипрей, сарану берут повсягодно. Да еще сбирают с нас гуси, утки, а уток по пятидесят [с] человека. А зимою прикащики посылают сбирать с нас рыбу, гольцы и ушканы и всяким с нас берут неокладными и необстоятельными поборы.
А также поборы собрав и отвозим в острог Нижнекамчадальской мы сами на нашем коште, летом в батах и каюры нашими, а зимой на собаках и на санках наши же. Да еще летом закащики посылают нас в кормовую пору по дрова себе и нас всегда продержат в каюрах. И за иными своими прихотьми, летом не дадут нам в удобное время примыслить к зиме рыбного корму, а зимой не дадут нам и промыслить зверя за своими излишними прихотьми и за необстоятельными с нас поборами.
.и за свои они прикащики и закащики и сборщики чащины и другие иные поборы бьют нас батоги и на правеже на смерть, а иные не стерпя такого мучения давились» [18, с. 45-46].
3Чещина (чащина) - подарок за честь платить налог в казну, фактически - побор ясачных сборщиков, часто по объему многократно превосходивший ясак, который в казну попадал в мизерном размере, так же, как и беляк - дар «белому царю» или императору.
По результатам следствия всего было повешено 9 ительменов и 4 русских, подвергнуто телесным наказаниям 44 ительмена и 61 русский [3, с. 495]. Тогда же у ительменов появилась поговорка: «Чего нам быть невеселу, когда нас всех повесили».
Еще одно восстание произошло в 1741 г. на западном побережье Камчатки у ительменов, «живущия на реках, впадающих в Пенжинское море, Утколоки да Подкагерной» [19, с. 81-82]. Кроме того, ительмены оказывали помощь корякам, бунтовавшим в 1745-1749 гг. [20, с. 96-111].
Что касается истории русско-корякских отношений, то один из самых драматических и кровавых периодов приходится на 1708-1715 гг. События этих лет известны по документам Якутского архива (грамоты, отписки анадырских и камчатских приказчиков и руководителей военных походов против коряков, распросные речи служилых и др.), которые были скопированы под руководством академика Г.Ф. Миллера. В 1714-1716 гг. коряки не пропускали русских через свои территории, невозможно было сменить приказчиков и привезти ясак, собранный с ительменов, проживавших на Камчатском полуострове.
В монографии «Этническая история Северо-Востока Сибири» И.С. Гурвич отмечал, что отряды служилых и промышленных, устремившихся в «новую землицу», быстро восстановили против себя пенжинских и олюторских коряков, живших на перешейке, соединявшем Камчатку с материком: «Жестокость и грубый произвол, допускавшиеся при сборе ясака, при постое и обмене, вызвали ответные действия коряков» [2, с. 103]. Ученый писал: «Пытаясь упрочиться в новом крае, обезопасить путь на Камчатку, царская администрация вынуждена была вести длительные и дорогостоящие военные предприятия. Колониальные методы эксплуатации, произвол казачьих военачальников приняли на отдаленном северо-востоке крайне грубые и жестокие формы. Это вызвало ряд восстаний камчадалов - ительменов и коряков (1731-1732, 1741 гг.), жестоко подавленных» [2, с.63].
В 1730 г. ямские, ирецкие и сигланские коряки уничтожили оставшуюся часть отряда А. Шестакова — 26 человек во главе с пятидесятником И. Лебедевым и сожгли Ямский острог. Весной 1732 г. Д. Павлуцкий разгромил коряков на устье р. Парени, а затем отправил туда пятидесятника Ивана Атласова с отрядом казаков, чтобы восстановить Олюторский острог, разрушенный еще в 1715 г. и собрать ясак с тамошних коряков [21, с. 35-36].
Как отмечал исследователь А.С. Зуев, первая половина XVIII в. - это цепь непрерывных военных столкновений между русскими служилыми и коряками, когда обычными стали как разгромы аборигенных острогов, так и ответные убийства ясачных сборщиков и промышленных, нападения на отряды, шедшие на Камчатку с провиантом и оружием и обратно с ясачной казной.
По данным С.П. Крашенинникова с 1703 по 1716 гг. при переходе из Якутска или Анадыря на Камчатку и обратно погибло 200 казаков. Путь по суше был опасен, как и жизнь в дальних краях. С.П. Крашенинников записал поговорку камчатских казаков: «На Камчатке можно прожить семь лет, что не зделаешь, а семь де лет прожить, кому бог велит» [3, с. 484].
Коряки отваживались нападать на отряды служилых, имевших на вооружении не только пищали, но и пушки, сами использовали захваченное огнестрельное оружие. Казакам приходилось изучать и учитывать корякские методы и средства ведения войны.
Борьба коряков за независимость продолжалась во второй четверти XVIII в., но силы были неравными, и их сопротивление было сломлено в начале второй половины XVIII в. О коряках С.П. Крашенинников писал: «Все вообще прегрубые, сердитые, несклонные, злопамятные и немилосердные люди» [3, с. 450]. Эта оценка отражает взгляды камчатских служилых людей [20]. В.И. Иохельсон, который изучал корякский этнос на рубеже ХК-ХХ вв., в характере коряков выделил такие черты, как гордость, независимость [22, с. 29]. Он отмечал: они «чувствительны к обиде и стараются отомстить всеми известными способами», к тому же и смерти они не боятся [22, с. 29]. Анализируя военные предприятия русского правительства, в частности походы Д. Павлуцкого против коряков, В.И. Иохельсон пришел к выводу: «Эта политика военного завоевания. была бессмысленна как способ приобретения новой колонии для государства», «принимая во внимание национальный характер коряков», результатом подобных походов «была бы полная депопуляция страны» [22, с. 214].
И.С. Гурвич указывал, что «жестокие меры, предпринятые анадырским гарнизоном против пенжинских и олюторских пеших и оленных коряков, сказались уже в первой четверти XVIII в.» -резкое сокращение численности населения, ослабление его боеспособности, что привело к активизации набегов чукчей, нарушение традиционных связей между различными этническими группами коряков и их соседями [2, с. 104]. Береговые, оседлые коряки - нымыланы - потеряли
до половины общей численности, особенно сильно пострадали алюторцы, паланцы, а также пенжинские коряки, численность которых сократилась в 3-4 раза. Меньше потерь понесли кочевые, тундровые коряки - чавчувены.
По подсчетам А.С. Зуева, в 1700-1716 гг. произошло 31 вооруженное столкновение русских с коряками [5, с.76] и 40 - с ительменами [5, с.90].
В то же время Г.В. Стеллер, имея в виду ительменов, писал: «Можно предполагать, что с самого же начала и по сей день Камчаткою удалось бы овладеть безо всяких волнений и кровопролития, если бы завоеватели обошлись по-христиански, разумно и человечно с этими покладистыми людьми» [23, с. 137]. Потери ительменского населения (цена инкорпорации) были также велики. К 40-м гг. XVIII в., по мнению С.П. Крашениннникова, осталось около 3 тыс. чел. ясачных плательщиков, а к приходу русских, по данным, которые он получил от казаков, их было 12-15 тыс. чел., а всего ительменского населения, следовательно, - 48-60 тыс. [24, с. 10]. Г.В. Стеллер считал, что от первоначального количества ясачных ительменов осталась 1/12 или даже 1/15 часть, то есть первоначально этнос насчитывал до 100 тыс. человек [23, с. 137]4.
Изучая русско-аборигенные отношения, новосибирский историк А.С. Зуев выделил следующие этапы присоединения:
1. «Государево жалованное слово», произносимое воеводами и приказчиками о том, что аборигены поступают под управление, юрисдикцию и защиту великого государя» с обязател ь-ной уплатой ясака.
2. Принесение присяги (шерти) на верность царю [5, с. 168].
3. Строительство русских поселений [5, с. 170-171].
4. Объясачивание.
5. Распространение на присоединенные народы государственной системы управления в лице воевод, приказчиков, ясачных сборщиков [5, с. 171].
В процессе инкорпорации коренных народов Сибири в состав Русского государства использовалась данническая система, которую была перенята у Золотой Орды и трансформирована. Аборигенам Сибири и Северо-Востока был определен вид тягла - ясак, а также приписка к ясачным волостям - улусам, землицам, родам. Интересна, но не бесспорна, по нашему мнению, мысль московского историка Г.А. Леонтьевой, которая отметила: «Такую очень важную обязанность служилых людей, как сбор ясака, следует рассматривать не только с экономической, но и с политической стороны. Через ясак руками служилых людей нерусские народы Сибири приобщались к государственности и к пониманию своих обязанностей в пользу государства, которое их оберегало и защищало. Поэтому этот род службы. может оцениваться в большей степени с позитивной, нежели с негативной стороны, а сама служба рассматриваться не только как фискально-административная, но и как социально-политическая» [25, с. 229].
Русские в соответствии с общей правительственной установкой с «ласкою и приветом» предлагали народам Северо-Востока платить ясак. Но крайне редко случалось, чтобы аборигены вносили ясак без сопротивления. Это касается немногих территориальных групп коряков и ительменов. Чаще же, получив отказ, казаки, если позволяли силы, «ратным боем» подчиняли «изменников», так как русские, в соответствии с наказами в любом случае обязаны были взять ясак [5, с. 59]. Исследователь А.П. Уманский пришел к выводу, что «жесточь» в отношении сибирских аборигенов была результатом не только и не столько действий непосредственных исполнителей (воевод и служилых людей), сколько проявлением правительственной политики, так как царское правительство требовало от воевод собирать ясак полностью, принимать все меры по ликвидации его недобора, «приискивать новые землицы» и приводить в подданство новые народы не только добром, но и силой.
С другой стороны, русские против немирных народов использовали объясаченных аборигенов. А.С. Зуев отметил, что, к примеру, из коряков непосредственно в военных действиях на стороне русских периодически принимали участие только акланцы (против косухинцев, камен-цев, паренцев, гижигинцев), по одному разу отмечено участие в походах оленных апукинцев (против сидячих алюторов) и анадырских оленных коряков (против чукчей). Из ительменов союзниками русских (против авачинцев) выступали камчадалы этнической группы бурин, обитавшие на реках Камчатке и Еловке [5, с. 103].
4 Вопрос о численности коренного населения Камчатки к моменту прихода русских является дискуссионным, но не он является предметом данной статьи.
Коренные жители не только увеличивали боевые силы русских в походах, но и обеспечивали их средствами передвижения и продовольствием, их помощь использовалась также для разведки, ведения переговоров, в качестве толмачей - переводчиков, для перевозки корреспонденции. Исследователь сделал вывод: «Тем самым они включаются в русскую систему управления и превращаются в агентов русского влияния» [26, с. 15].
А.С. Зуев пишет: «Отмечая подобную практику союзов с одними «племенами» (родами, территориальными группами) против других, можно, казалось бы, говорить о политике «разделяй и властвуй» [5, с. 103]. И на самом деле, русские с помощью одних подчиняли других. Как писал Г.В. Стеллер, «русским все эти раздоры между туземцами с самого начала оказались чрезвычайно выгодными: они охотно поддерживали поэтому одну партию против другой и, внушая всем большой страх, разоряли тех и других» [23, с. 142]. Однако, как считает А.С. Зуев, это только первое и поверхностное впечатление. Все было иначе и даже, скорее, наоборот. Во-первых, подобные «военные союзы» представляли интерес и для самих аборигенов, которые получали в лице русских защиту, с их помощью могли расправляться со своими врагами и иметь возможность участвовать в дележе добычи. Во-вторых, источники ни прямо, ни косвенно, ни даже намеком не позволяют обнаружить со стороны русских сколько-нибудь сознательную политику натравливания аборигенов друг на друга. Наоборот, они стремились прекратить междоусобицы и установить мир в регионе, руководствуясь при этом простыми принципами: ясачные -свои, их надо защищать, неясачные - чужие, враги, их надо подчинить и объясачить, и, в конечном счете, всех превратить в плательщиков ясака и своих подданных [5, с.103].
На протяжении XVIII в. правительственная политика в отношении аборигенов крайнего Северо-Востока Сибири (коряков и чукчей) дважды претерпела принципиальные изменения. До начала 1740-х гг. она характеризовалась приверженностью традиционным установкам во взаимоотношениях с «иноземцами», когда пытались сочетать два метода их приведения в подданство и ясачный платеж - «ласку» и «жесточь», отдавая приоритет в формальных декларациях мирным уговорам, а в практических действиях- силовому принуждению. В 1740-1742 гг. власть отказалась от попыток мирными средствами решить «чукотскую» и «корякскую» проблемы и сделала ставку на войну, принципиальным новшеством в русской аборигенной политике в Сибири стало стремление к поголовному уничтожению всех чукчей и коряков, не желающих «добровольно» принять русское подданство и оказывающих этому вооруженное сопротивление. Во второй половине 1750-х - первой половине 1760-х гг. правительство вновь кардинально меняет стратегические и тактические подходы к урегулированию ситуации на северо-восточной окраине империи и пытается опробовать новый сценарий взаимодействия с непокорными «иноземцами»: сделав ставку исключительно на мирные переговоры [26, с. 17].
В чем же причины того, что народы крайнего Северо-Востока Сибири встретили русских преимущественно «в штыки» и оказали им упорное сопротивление? На этот непростой вопрос ученые отвечали по-разному. Исследователи, начиная с Г.Ф. Миллера, Г.В. Стеллера и С.П. Крашенинникова, обращали внимание на различные аспекты данной проблемы - политические, экономические, психологические, но, в конечном счете, все причины русско-аборигенного противостояния сводили к тому, что аборигены выступали против ясачного режима и злоупотреблений ясачных сборщиков. Советские историки добавляли, что последние, в свою очередь, были порождением эксплуататорского феодально-крепостнического строя. В постсоветское время исследователи стали также указывать на то, что столкновения явились результатом соприкосновения «носителей разных цивилизаций» и «неподготовленности» «социальной психологии» аборигенов к встрече «неведомых» пришельцев.
А.С. Зуев в своей докторской диссертации и монографии выделил такие конфликтогенные факторы, как:
- конфликт культурно-психологических стереотипов;
- конфликт встречных действий;
- конфликт социально-политических институтов;
- конфликт этнополитический;
- конфликт материальных интересов (борьба за природные ресурсы) [26, с.18, 19].
В монографии «Русско-аборигенные отношения на крайнем Северо-Востоке Сибири во второй половине XVII - первой четверти XVIII вв.» А.С. Зуев пришел к выводу: «В целом вполне определенно можно говорить о том, что подчинение крайнего Северо -Востока Сибири и обитавших там народов во второй половине XVII - первой четверти XVIII вв. происходило военным
путем и, соответственно, сам процесс присоединения этого региона носил характер завоевания. Иначе в то время, учитывая все объективные и субъективные факторы, и быть не могло. Встреча русских и аборигенов, находившихся на разных ступенях общественного развития с разными культурно-психологическими установками, сопровождаемая многими конфликтогенными факторами, на первых порах выливалась в вооруженное противостояние двух разительно отличавшихся друг от друга миров. Сопротивление чукчей, коряков и ительменов было реакцией на действия русских «конкистадоров», которые не умели или не хотели выстраивать с «иноземцами» мирные отношения, а также следствием естественного стремления аборигенных народов сохранить свою независимость и свой образ жизни» [5, с. 184].
Детально изучив ход присоединения крайнего Северо-Востока Сибири в XVIII в., А.С. Зуев квалифицировал разворачивавшиеся здесь военно-политические события со стороны России как колониальную войну, а со стороны местных народов (чукчей, коряков, ительменов) - как национально-освободительную [27, 28]. «Колониальной войной» назвал действия русских на Чукотке в XVII-XVIII вв. петербургский историк А.К. Нефедкин [29].
Методы инкорпорации коренных жителей Камчатки в состав Русского государства не учитывали особенностей аборигенного населения, вызывали в их среде социальные конфликты, так как, к примеру, тойоны становились посредниками в сборе ясака между представителями власти и рядовыми общинниками. Они получали власть над сородичами и значительные экономические выгоды, так как могли присваивать часть собранной пушнины, ведь в первые годы российского господства преобладал неокладной ясак, собиравшийся по принципу «кто сколько даст». Ясачная повинность, собираемая в полном объеме, оказалась непосильной и отражалась на жизни аборигенов из-за низкого уровня развития их хозяйства, грабежей, насилия, злоупотреблений ясачных сборщиков, приказчиков и простых казаков.
Сопротивление вызывали: 1) создание местной администрации и ее злоупотребления, 2) ясачный гнет, 3) навязывание чужеродных религиозных воззрений в первые годы христианизации - и проявлялось оно в таких формах, как бегство, отказ от выполнения повинностей, открытое неповиновение властям [30, с. 66-67].
К концу первой четверти XVIII в. степень подчинения северо-восточных народов сильно варьировалась. Чукчи и эскимосы оставались непокоренными, на их территории не было построено ни одного русского поселения, с их основной массой не удалось установить мирных отношений.
В 1700-1704 гг. на Камчатке были построены остроги - Нижнекамчатский, Верхнекамчатский и Большерецкий. Их местоположение позволяло поддерживать связь между западным и восточным побережьями, почти посредине рассекая ительменскую территорию, они помогали подчинять и держать в повиновении не только большерецких и камчатских ительменов, но и аборигенов, обитавших от них к северо-западу и юго-востоку. Также на полуострове некоторое время существовали еще зимовья - Ичинское (1698 г.) и Укинские (1703 г.), в 1725 г. упоминается зимовье на р. Аваче. Но среди ительменов не все еще признали русскую власть, причисляясь последней к категории «немирных иноземцев». С.П. Крашенинников, который изучал Камчатку в 1737-1741 гг., перечислил 5 русских поселений: Большерецкий, Верхне-Камчатский и Нижне-Камчатский остроги, Петропавловскую гавань, Тигильскую крепость [3, с. 500-504].
Ясачное состояние (а соответственно, и приведение в подданство) коряков было крайне нестабильным, ясак вносился нерегулярно, в незначительном и произвольном размере, а часть коряков (возможно, значительная) вообще никогда его не платила [26, с. 14]. Не увенчались успехом и попытки русских закрепиться на их земле, этот процесс на территории обитания коряков шел гораздо медленнее. Во второй половине XVII в. здесь существовали лишь временные перевалочные базы - зимовья в устьях р. Гижиги и Тауй в начале 1650-х гг., на устье р. Барановой -в 1650-1660-х гг., в верховьях Гижиги - в 1657 г., в среднем течении Пенжины у устья р. Часо-вишной - в 1670-1680-х гг., на Яме - в 1692 г., на Апуке - в 1696 г. Они изредка посещались русскими, не имели постоянных гарнизонов и к началу XVIII в. были заброшены. Поэтому опорными базами, откуда русские действовали против коряков, были Охотский и в большей степени Анадырский остроги.
Только со второй половины XVIII в. постепенно начинают устанавливаться мирные отношения аборигенов Камчатки с русскими людьми, появляются русские поселения, развивается торговля, в хозяйство и быт ительменов и коряков входят новые орудия труда, ткани, пищевые продукты, распространяется русский язык. Улучшению отношений способствовала заинтересо-
ванность некоторых групп корякского населения в торговле с русскими служилыми людьми, некоторое ограничение произвола местных властей, изменение правил сбора ясака. И.С. Гурвич и К.Г. Кузаков в исследовании «Корякский национальный округ» писали: «Включение коряков и других народов северо-востока Азии в состав Русского государства было исторически прогрессивным событием. Несмотря на колониальный гнет, жестокости, допущенные во время объяса-чивания, коряки получили железные орудия, среди них прекратились взаимные кровавые междоусобицы, к ним, хотя и очень медленно, стали проникать отдельные элементы русской культуры. Таким образом, прекратилась вековая изоляция коряков» [31, с. 55].
Благодаря тому, что российская государственность анализируемого периода обладала «евразийскими чертами», а русский этнос и большинство народов Северо-Востока Азии - «открытым» состоянием, в отношении аборигенов отсутствовали изоляционистские настроения и не проводилась политика, отграничивающая их от остального русского населения. Правовая подмена этнической принадлежности сословно-податной ускоряла их инкорпорацию в систему формирующейся российской государственности, создавая предпосылки для их дальнейшего развития в ее рамках. На бытовом уровне это проявлялось в распространенности смешанных браков, облегчавшейся тем, что в XVII - начале XVIII вв. на Камчатке было очень мало русских женщин. Начинается процесс взаимопроникновения и взаимовлияния русской и аборигенных культур.
Литература
1. Полевой Б.П. Новое об открытии Камчатки. Ч. I. — Петропавловск-Камчатский: Камчатский печатный двор, 1997. - 159 с.
2. Гурвич И.С. Этническая история Северо-Востока Сибири // Тр. Ин-та этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН ССР. - НС. - Т. 89. - М.: Наука, 1966. - 276 с.
3. Крашенинников С.П. Описание земли Камчатки. - М.-Л.: Изд-во Главсевморпути, 1949. -841 с.
4. Белов М.И. Новые данные о службах Владимира Атласова и о первых походах русских на Камчатку // Летопись Севера. Т. II. - М.: Гос. изд-во географ. лит-ры, 1957.
5. Зуев А.С. Русско-аборигенные отношения на крайнем Северо-Востоке Сибири во второй половине XVII - первой четверти XVIII вв. - Новосибирск: Новосибирский гос. ун-т, 2002. - 330 с.
6. Полевой Б.П. Забытый поход И.М. Рубца на Камчатку в 60-х годах XVII в. // Известия АН СССР. Сер. географическая. - 1964. - № 4. - С. 130-135.
7. Полевой Б.П. Забытое плавание с Лены до Камчатки в 1661-1662 гг. Итоги архивных изысканий 1948-1991 гг. // Известия Российского географ. общ-ва. - 1993. - № 2. - С. 35-42.
8. Полевой Б.П. Плавал ли Иван Рубец от Лены до Камчатки? // Известия АН СССР. Сер. географическая. - 1981. - № 66. - С. 93-138.
9. Полевой Б.П. К истории формирования географических представлений о северовосточной оконечности Азии XVII в. (Известия о «Каменной преграде». Возникновение и дальнейшая метаморфоза легенды о «необходимом носе») // Сибирский географический сборник. -М.-Л., 1964. - Т. 3.
10. КириловИ.К. Цветущее состояние Всероссийского государства. - М.: Наука, 1977.
11.Белов М.И. Русские походы на Камчатку до Атласова // Известия Всесоюзного географического общества. - 1957. - № 1. - С. 30-31.
12.Белов М.И. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX века // История открытия и освоения Северного морского пути. Т. I. - М.: Морской транспорт, 1956.
13. Белов М.И. Новые данные о службах Владимира Атласова и о первых походах русских на Камчатку // Летопись Севера. Т. II. - М.: Гос. изд-во географ. лит-ры, 1957.
14.Атласов В. Поход на Камчатку пятидесятника Владимира Атласова в 1697 г. // Землепроходцы. История Камчатско-Охотского края и Русской Америки в художественном и документальном повествовании. - Петропавловск-Камчатский: Изд-во «Камшат», 1994. - С. 20-29.
15. Полевой Б.П. Новое об открытии Камчатки. Ч. II. - Петропавловск-Камчатский: Камчатский печатный двор, 1997. - 203 с.
16. «Челобитная» служилых людей Анциферова, Козыревского и других Петру I от 26 сентября 1711 г. // Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в.: сб. арх. материалов / под ред. Я.П. Алькора и А.К. Дрезено. - М.-Л.: Изд-во ин-та народов Севера ЦИК СССР, 1935. - С. 33-35.
17. Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. 2-е изд. Кн. 1. - СПб.: Изд-во Сибиряко-ва, 1886.
18. Из «доношения» о допросах камчадалов Федора Харчина, Тенивина и других, август -октябрь 1731 г. // Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в.: сб. арх. материалов / под ред. Я.П. Алькора и А.К. Дрезено. -М.-Л.: Изд-во ин-та народов Севера ЦИК СССР, 1935. - С. 63-69.
19. «Доношение» Сибирского приказа в Сенат от 8 февраля 1742 г. // Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в.: сб. арх. материалов / под ред. Я.П. Алькора и А.К. Дрезено. - М.-Л.: Изд-во ин-та народов Севера ЦИК СССР, 1935. - С. 81-82.
20. Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в.: сб. арх. материалов / под ред. Я.П. Алькора и А.К. Дрезено. - М.-Л.: Изд-во ин-та народов Севера ЦИК СССР, 1935. -211 с.
21. Зуев А.С. Поход Д.И. Павлуцкого на Чукотку в 1731 г. // Актуальные проблемы социально-политической истории Сибири (XVII - XX вв.): Бахрушинские чтения 1998 г.: межвузовский сб. науч. тр. / под ред. В.И. Шишкина. - Новосибирск: Новосибирский гос. ун-т, 2001. - С. 3-38.
22. Иохельсон В.И. Коряки. Материальная культура и социальная организация: пер. с англ. / отв. ред. Ч.М. Таксами. - СПб.: Наука, 1997. - 237 с.
23. Стеллер Г.В. Описание земли Камчатки. - Петропавловск-Камчатский: Камчатский печатный двор. Книжное изд-во, 1999. - 287 с.
24. Огрызко И.И. Очерки истории сближения коренного и русского населения Камчатки (конец XVII - начало XX в.). - Л.: ЛГУ, 1973. - 192 с.
25. Леонтьева Г.А. Служилые люди в Восточной Сибири во второй половине XVIII - первой четверти XVIII вв. (по материалам Иркутского и Нерчинского уездов). - М., 2012. - 321 с.
26. Зуев А.С. Присоединение крайнего Северо-Востока к России: военно-политический аспект. Вторая половина XVII-XVIII век: авторефер. дис. . д-ра ист. наук. - Томск, 2005. - 23 с.
27. Зуев А.С. Восстание коряков-карагинцев в 1764 г. и братья Лазуковы // Вестник КРА-УНЦ (Камчатской региональной ассоциации «Учебно-научный центр»). Сер. Гуманитарные науки. - Петропавловск-Камчатский: КГПИ, 2003. - № 2. - С. 38-48.
28. Зуев А.С. Из истории присоединения Северо-Востока Сибири: русско-корякские отношения в XVII-XVIII вв. // Якутия - форпост освоения Северо-Востока Сибири, Дальнего Востока и Русской Америки (XVIII-XX века): материалы Всерос. науч. конф. - Якутск, 2004. - С. 59-81.
29. Нефедкин А.К. Военное дело чукчей (середина XVII - начало XX в.). - СПб., 2003. -352 с.
30. Непомнящая М.М. Методы управления аборигенным населением Камчатки в 17-18 веках и их последствия // Культурно-историческое развитие народов Камчатки: сб. докл. межд. науч.-практ. конф. - Петропавловск-Камчатский: Изд-во Камчатского гос. пед. ин-та, 1999. -С. 66-68.
31. Гурвич И.С., Кузаков К.Г. Корякский национальный округ (очерки географии, истории, этнографии, экономики). - М.: Изд-во АН СССР, 1960. - 303 с.
