CC BY
340
Вестник ПСТГУ
II: История. История Русской Православной Церкви
2007. Вып. 1 (22). С. 21-39
Русские изгнанники в Болгарии в 1920—1950-х годах
Косик В.И.
д.и.н., ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН
В статье на основании широкого круга литературных источников впервые воссоздается картина жизни русских эмигрантов, нашедших пристанище на болгарской земле. Центральное место в предлагаемом очерке посвящено деятелям просвещения — профессорам, учителям, — а также представителям других областей знания, их судьбам и трудам на благо принявшей их страны.
На тему русской эмиграции в Болгарии написано уже свыше пятисот статей, очерков, книг, заметок и прочее. Для небольшой страны, где нашли свой второй дом тысячи русских беженцев, это очень много1. Практически исследованы все аспекты их бытия, особенно это относится к культуре. Десятки трудов посвящены Н.Н. Глубоковскому, Н.О. Массалитинову, П.Н. Бицилли. Среди авторов доминируют болгарские исследователи. Из новейших работ можно назвать книгу «Бя-лата емиграция в България. Материали от научна конференция София, 23 и 24 септември 1999 г.» (София, 2000) с объемной вводной статьей Лизбет Любеновой и Ганки Рупчевой «Извороведски и исто-риографски проблеми на бялата емиграция в България», а также монографию «Руската емиграция в България» (София, 2002) Цветаны Кьосевой, автора многочисленных трудов по этой проблематике. Среди отечественных историков, давно работающих в этой области, заметны труды А.Н. Горяинова, посвятившего многие свои страницы вопросам культурной жизни русской эмиграции в Болгарии. Интереснейшие воспоминания написал И.Г. Тинин: «Бытие, исход, второзаконие. История глазами очевидца. Династия Тининых и иже с ними. Воспоминания» (Волгоград, 2001).
Поэт, укрывшийся под сочетанием «Цкий» писал:
1 Если большинство исследователей склоняется к цифре в 30—40 тыс. человек, то один из болгарских русских — А.П. Мещерский — пишет о десяти с небольшим тысячах русских.
Об заклад готов я биться На волос последних клок,
Что болгарская столица —
Это русский уголок2.
Русские стремились, как и везде, устроиться по-своему — со своими магазинами, лавками, ресторанами, библиотеками и всем прочим, что могло бы напоминать Россию. В сфере «газетно-журнальной» господствовала София. У любителей новостей, прогнозов, обзоров, фельетонов, чужих мыслей и иной информационной мешанины был большой выбор: «Бюллетень» (издание Российского Общевоинского Союза — РОВС); «Вестник общества галлиполийцев», «Вольный Дон», «Галлиполийский бюллетень», «За Россию», «За рубежом» (орган галлиполийцев), «Зарубежный клич» и многие другие издания3. Были и свои издательства: «Златолира». «Русская трудовая артель», «Русская библиотека», «Балканский журнал», «Зарницы» и др.4
Писатели, поэты и философы размышляли на тему связи географии с историей и, в большинстве своем, быстро поняв, что Прага или Париж лучше Софии, стремились ее покинуть, как только им предоставлялась такая возможность. Тяжелым преподавательским трудом зарабатывал себе на жизнь лауреат Пушкинской премии РАН, писатель, поэт и переводчик Александр Федоров. Ему принадлежит публикация замечательного сборника «Антология болгарской поэзии». Предисловие к этой книге написал болгарский писатель Ст. Чилингаров, по мнению которого, перевод Федорова «один из наилучших, когда бы и на какой бы язык он ни делался». А. Федорову, своему другу, высоко ценившему культуру Болгарии, Ст. Чилингаров посвятил стихотворение «Псалом» и роман «Хлеб наш насущный». Федоров неоднократно ездил по Болгарии с курсом лекций о России и ее литературе. Часто его в этих поездках сопровождал Евгений Чириков, их шутливо-уважительно называли Кириллом и Мефодием. Сам русский поэт часто публиковался в болгарской прессе (в переводах Чилингарова): здесь и стихи о Болгарии, и очерки о ее монастырях, о деятелях болгарского искусства, в частности о скульпторе Андрее Николове. А. Федоров единогласно был избран
2 Вопль: Орган абсолютно независимой мысли (София). № 1. 1929. 38 марта. С. 1.
3 См.: Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий русского зарубежья в библиотеках Москвы 1917—1996 гг. М., 1999.
4 См.: Владева Л. Русские писатели в Болгарии Ч. 1 // Русская газета. 2006. № 13 (http://russkayagazeta.com/rg/gazeta/fulIstory/russian-writes-bulgaria/).
председателем Союза русских писателей и журналистов5. Любовь Никитична Столица (1884—1934) воспевала языческую Русь. Был и свой «Хлестаков». В этом обличье, если верить корреспонденции в «Руси», выступил в г. Видине некий Мазуркевич, представлявшийся «академиком» и «поэтом» и требовавший лучший номер в гостинице. Он отрекомендовывал себя и членом-корреспондентом РАН, «ибо пересылает в академию тифлисские газеты»! 6
К услугам любящих «источник знаний» — книгу действовали, среди прочих, книжный магазин «Печатное дело»7, книжный склад «Зарница», французский книжный магазин «Наука и литература», библиотека при Русском доме. Купить нужные газеты можно было у букиниста Манько близ русского посольства. Там же шла покупка и продажа старых и новых книг 8. Работали библиотеки при Обществе галлиполийцев, Русской гимназии, Союзе русских студентов 9.
В Варне, портовом городе, где обосновалось много беженцев, действовало «Деловое бюро», торговавшее книгами и одновременно устроившее у себя библиотеку 10.
Родина была далеко, слезами ее нельзя было вернуть. Надо было стараться жить и обживать Болгарию, нуждавшуюся в квалифицированных кадрах.
Первая гимназия была создана одесскими педагогами 23 апреля 1923 г. в Варне, через которую шел основной поток беженцев. 17 июня того же года русско-болгарский благотворительный комитет открыл гимназию в Софии 11. К середине 1920-х годов, кроме столичной, функционировали еще четыре гимназии: Варненская, Шумен-ская, Галлиполийская, Пещерская (последняя, по имени школьной иконы, носила название «Крестовоздвиженской»). К этому времени близ Тырново была создана сельскохозяйственная школа-колония, для которой власти отвели расположенные по соседству заброшенные здания Копиловского и Плаковского монастырей и 110 гектаров земли. К 1922 г. в ней учились дети, главным образом, донских и кубанских казаков, а также калмыки. Но количество будущих земледельцев постоянно сокращалось: если в начале 1924 г. в ней обучалось 112 человек, то в 1930 г. там жило всего 20 воспитанников12.
5 См.: ВладеваЛ. Указ.соч.
6 Русь. № 108. 24 июня 1923 г. С. 3.
7 См.: Русская жизнь. № 7. 1925. 2 авг. С. 4.
8 См.: Русь. № 85. 1923. 6 мая. С. 4.
9 См.: Матвеева И.В. Указ. соч. С. 522.
10 См.: Русская жизнь. № 7. 1925. 2 авг. С. 4.
11 См.: Горяйнов А.Н. Учебные заведения русской эмиграции в Болгарии (20—30-е годы) // Славянский альманах. 1997. М., 1998. С. 182.
12 См.: Там же. С. 188—189.
Естественное сокращение учеников коснулось и гимназий. Уже к началу 1930-х годов, вследствие нехватки средств и упомянутого процесса «убыли», осталась одна — Софийская гимназия святителя Николая Мирликийского. Туда перевели учащихся из провинциальных гимназий после открытия девичьего интерната 13. До 1925 г. гимназия помещалась в здании 2-й Софийской мужской гимназии. Утром в ней учились болгары, а с 14 часов — русские. В 1925/26 учебном году гимназисты учились в помещении болгарской четырехклассной прогимназии, а в следующем году — в прекрасном здании училища «Васил Априлов»14.
Огромное значение придавалось преподаванию Закона Божьего. По этому предмету, который вел протопресвитер Георгий Шавель-ский в русской Софийской гимназии, «нельзя было получить отметку ниже «пятерки». При «четверке» шла проработка в присутствии классного наставника... При «тройке» вызывались родители, и разговор уже шел с намеком: а не вероотступники ли сами родители? При «двойке» разговоров не было: ставили вопрос о твоем исключении из гимназии, и долго потом приходилось упрашивать педсовет, чтобы тебя оставили хотя бы на второй год»15. 19 декабря гимназия праздновала день своего покровителя — святителя Николая Мирликийского. Торжественный вечер открывался гимном гимназии: слова учителя словесности Нилова, музыка учителя пения болгарина Динева.
Судьба и братское влеченье В страну нас эту привели.
В ней обретаем мы ученье,
Храня завет родной земли.
Невзгоды, тяжкие страданья Пройдут добром и красотой.
Окрепнувши под стягом знанья,
Творить вернемся мы домой.
В России помнить будем вечно Тот край, где молодость прошла,
Где мы поверили сердечно В бессилье тьмы, непрочность зла.
Там берегутся талисманы,
Там святы юные года,
13 См.: Тинин И. Бытие, исход, второзаконие (главы из книги) // Диаспора: Новые материалы. Вып. 3. Париж; СПб., 2002. С. 191.
14 См.: Матвеева И.В. Из жизни русской эмиграции в Болгарии: отрывки воспоминаний // Славянский альманах. 2003. М., 2004. С. 511.
15 Тинин И. Бытие. Исход. Второзаконие (История глазами очевидца). Династия Тининых и иже с ними. Воспоминания. Волгоград, 2001. С. 52—53.
Там Плевен, Шипка и Балканы В нас не померкнут никогда16.
Небольшое добавление: в Болгарии до 1944 г. насчитывалось 440 памятников русским солдатам, отдавшим свои жизни освобождению Болгарии в войне 1877—1878 годов. После прихода советских войск начался демонтаж монументов, но многие все же были сохранены: то ли денег не хватило, как пишет И.Г. Тинин, то ли «болгары оказались более мудрыми»17.
В старших классах историю преподавал одессит Валериан Антонович Жуковский. Практикуемая им система штрафов за плохие оценки или отказ отвечать позволяла накапливать некоторые суммы, которые шли на оплату учебы бедных учеников 18. Латыни учил директор гимназии Анатолий Павлович Стефанов, требовавший безукоризненного знания от своих, часто великовозрастных учеников. С одним из них связан курьезный случай, когда, получив двойку, бывший офицер, возвращаясь на место, громко сказал: «С красными сражался, под обстрелом был, так двойкой меня не испугаешь!»19 Рисование преподавал Глинский, потомок княжеского рода. Был известен и тем, что писал картины в стиле Ивана Билибина, оформлял оперные спектакли, в частности «Садко», «Борис Годунов»20.
Некоторые отдавали детей во французскую школу при ордене кармелиток, в немецкую школу, в частный лицей Варвары Павловны Кузьминой. Правда, уровень знаний у таких выпускников был весьма невысок, и тем, кто хотел поступать в Софийский университет, приходилось доучиваться в русской Софийской гимназии, брать репетиторов21 из числа тех же учителей.
Всего к середине 1920-х годов в Болгарии насчитывалось 224 педагога, из которых 99 преподавали в болгарских учебных заведениях. Те, кто учил детей болгар, получали наравне со своими болгарскими коллегами «за 18 недельных уроков до 32 долларов (4500 левов), сумму вполне обеспечивающую жизнь семьи в 2—3 человека»22.
Вот «картинка» из жизни обычного русского учителя.
Федор Георгиевич Александров (год рождения неизвестен — скончался не ранее 1964 г.), языковед. В 1913 г. оставлен при Ново-
16 Тинин И. Бытие, исход, второзаконие (главы из книги). С. 191.
17 Там же. С. 201.
18 См.: Матвеева И.В. Указ соч. С. 507—508.
19 Там же. С. 508.
20 См.: Тинин И. Бытие, исход, второзаконие (главы из книги). С. 181.
21 См.: Матвеева И.В. Указ. соч. С. 505.
22 Фивейский П. Болгария // Русский учитель в эмиграции: Сб. статей. Прага, 1926. С. 66.
российском университете для подготовки к профессорскому званию при кафедре сравнительного языкознания, хранитель историко-филологического кабинета. Читал лекции по истории фонетики латыни на педагогических курсах в Одессе. После высылки в 1922 г. осел в Софии. Преподавал латынь в болгарских и русских гимназиях и в духовной семинарии, затем — русский язык в софийских школах23.
17 декабря 1926 г. он писал А. В. Флоровскому: «О себе сообщаю следующее. Обратился (может быть, навсегда) в преподавателя латинского языка средней школы. Преподаю в трех учебных заведениях и потому занят до крайности. Весь день разбит совершенно: утром — в болг[арскую] гимназию, после обеда — опять в болг[арскую] гимназию (II смена), после чего — в русскую; кроме того, два раза в неделю — в семинарию». «.Ни о каком продолжении научной работы. не может быть и речи». «Могу еще сообщить о себе, что имел дерзость участвовать в конкурсе на должность лектора русского языка в университете и провалился, ибо победила национальная кандидату-
ра»24.
Любопытно, что у «отверженного» были в 1936 г. на родине опубликованы его переводы од Квинта Горация Флакка, изданные в Полном собрании сочинений под ред. Ф.А. Петровского. Что же относится к его мечте — работе в Софийском университете, то она осуществилась в 1953 г., когда он получил возможность вести там практические занятия со студентами русистами, стал одним из авторов учебников по грамматике русского языка для средней школы25.
Если гимназисты учились, то взрослые зачастую переучивались. Для них, как и почти везде, организовывались разнообразные курсы для получения профессии, дающей заработок. Так, с 1921 г. действовали «Подготовительные инженерные курсы» — дорожностроительное отделение и архитектуры, электротехническое, механическое. Выпускники получали диплом техников»26.
Русские получали высшее образование в основанном в 1921 г. Высшем торговом училище в Варне, где преподавали О.Н. Андерсон, Ф.К. Бельмер, Н.В. Долинский, Ю.К. Рапопорт, А.Г. Стоянов27, в основанной в 1924 г. в Софии Высшей кооперативной шко-
23 См.: Савина Г.А. «Пусть барахтаются.»: К истории «одесской высылки» за рубежом // Диаспора: Новые материалы. Вып. 3. Париж; СПб., 2002. С. 338.
24 Там же. С. 346.
25 См.: Там же. С. 338.
26 Горяинов А.Н. Учебные заведения русской эмиграции в Болгарии. С. 189—
190.
27 См.: Бирман М. Русская эмиграция в Болгарии (в науке, культуре и просвещении) // Новый журнал (Нью-Йорк). 2000. № 218. С. 173.
ле, где читал лекции Сергей Семенович Демосфенов28, в Высшем экономическом институте в Свиштове, в Балканском ближневосточном университете, переименованном позднее в Свободный университет. В нем за четыре года готовили специалистов по экономике и праву, самым доходным и востребованным специальностям. Поступали туда, в отличие от Софийского университета, без конкурса, учились по вечерам, что давало возможность совмещать работу с обучением, что было особенно удобно для русских среднего возраста29.
Но «гнездом» русского студенчества был, конечно, Софийский университет, имевший квоту для русских. Так, на медицинский факультет ежегодно принимали 100 болгар и 10 русских с нансеновски-ми паспортами, на химический — 22 болгарина и 2 русских. Принявшие болгарское подданство поступали на общих основаниях, т. е. наравне с болгарской молодежью30. Русская молодежь училась преимущественно на агрономическом и медицинском факультетах31. С 1924-го по 1946 г. медицинский факультет окончили 100 уроженцев России32. У русских был популярен и филологический факультет. Его выпускники-русисты, особенно с болгарскими паспортами, не имели проблем с трудоустройством, преподавая в школах русский язык.
Из русских студентов этого факультета надо упомянуть имя слависта Николая Михайловича Дылевского, выпускника Крестовоз-движенской гимназии в г. Пещера. С 1928 г. он стал одним из двух русских правительственных стипендиатов, которые должны были в будущем трудиться над развитием болгаро-русских связей. После окончания университета он учительствовал три года в Неврокопе (Гоце Делчев), где преподавал болгарский язык и литературу. В 1934 г. начался отсчет его преподавательской и научной деятельности в alma mater. В 1946 г. Дылевский стал одним из инициаторов создания специальности «русская филология» и, соответственно, кафедры по русскому языку. С 1951-го по 1972 гг. он возглавлял кафедру русского языка. В 1955 г. избран профессором по исторической грамматике русского языка. С 1934-го по 1984 г. преподавал русский язык на богословском факультете в университете, а также в Духовной академии. Его студенты стали основателями кафедр русского языка во многих высших учебных заведениях Болгарии — Пловдиве, Велико Тырнове, Шуме-
28 См.: Бирман М. Указ. соч.
29 См.: Матвеева И.В. Указ. соч. С. 511, 514.
30 См.: Там же.
31 См.: Там же. С. 515.
32 См.: Васильев К.К. Врачи в Русском зарубежье. Ч. 2 // Русская газета. 2005. № 25 (http://russkayagazeta.com/rg/gazeta/fullstory/emigrl/).
не, Благоевграде. Он дуайен не только болгаристики, русистики, славистики, но и всей русской эмиграции в Болгарии33.
Были у русских и планы создания своей высшей школы, но дело застопорилось в связи с отсутствием средств. Удалось открыть 3 апреля 1927 г. не требующий больших средств уже привычный Русский народный университет с лекциями, связанными в основном с Россией. Слушатели могли внимать выступлениям литературоведа П.М. Би-цилли, правоведов И.А. Базанова, П.М. Богаевского, экономиста С.С. Демосфенова, физика К.И. Иванова, лекциям русских ученых из Праги и других центров эмиграции. Последнее упоминание о работе университета относится к августу 1931 г.34.
В Софийском университете с 1920-го по 1948 г. читали лекции 36 русских преподавателей, половина из них — на созданном в 1918 г. медицинском факультете35. В ходе развернувшейся 22 мая 1920 г. в стенах Народного собрания дискуссии по вопросу о приеме в университет русских преподавателей академик С.С. Бобчев заявил, что медицинский факультет не может работать без русских коллег. В 1920-х годах на медфаке особенно много было русских из Новороссийского университета: А.Ф. Маньковский, А.К. Медведев, В.В. Завьялов, Д.Д. Крылов, Н.М. Попов. Русские профессора стали авторами первых болгарских учебников для будущих врачей36.
Читавшие лекции на разных факультетах преподаватели из России нередко привлекались к чтению лекций по контракту, заключавшемуся на два года, потом на три, с 1929 г. — на четырехлетний срок, что «не давало никакой обеспеченности русским преподавателям, т. к. их зависимость от количества собранных голосов на Советах факультета и Академического совета у[ниверситет]а каждые два-три-че-тыре года была всем очевидной. Эта непривычная и оскорбительная для большинства из них зависимость от личных отношений с профессорской средой ф[акультет]а была иногда трудно выносимой»37.
Но не русские определяли условия, тем более что атмосфера все же была в целом благоприятной. Профессора работали на четырех из
33 См.: Рупчева Г. Жизнен и профессионален път на профессор Николай Михайлович Дилевски // Доайенът. Юбилеен сборник, посветен на 100-годиш-нината на проф. Николай Михайлович Дилевски. София, 2004. С. 18—21.
34 См.: ГоряиновА.Н. Указ. соч. С. 192—193.
35 См.: Велева М. Българската съдба на проф. П. М. Бицилли. София, 2004. С. 28-30.
36 См.: Васильев К.К Врачи в Русском зарубежье. Ч.2// Русская газета. 2005. № 25 (http://russkayagazeta.com/rg/gazeta/fullstory/emigrl/).
37 Мещерский А. П. Из заметок и материалов к биобиблиографии русских преподавателей в высших учебных заведениях Болгарии // Славянский альманах. 2005. М., 2006. С. 453.
семи факультетов в межвоенный период: на историко-филологическом — 10, на юридическом — 6, на медицинском — 16, на Богословском — 4. Квалификационная структура была такова: 24 ординарных профессора, 2 — экстраординарных, 3 доцента, 5 ассистентов, 2 преподавателя. Судя по некоторым неполным данным, 12 человек из общего количества прибыли из Одессы, 3 — из Харькова, 2 — из Киева, 1 — из Севастополя, 10 — из Петрограда, 3 — из Москвы, 1 — из Варшавы. Детально исследовавшая эту тему М. Велева пишет, что почти половина из них работали в вузах от 1 года до 4 лет, девять человек — от 5 до 10 лет, шесть — свыше 10 лет и еще столько же — больше 20
лет38.
Кто же они были и как их встретила Болгария? Интересную информацию можно найти в публикации Г.А. Савиной «„Пусть барахтаются../1: К истории „одесской высылки“ за рубежом».
Вот несколько биографических реалий болгарской жизни.
Высланный из Советской России в 1922 г. ассистент Новороссийского университета ботаник Георгий Андреевич Секачев (1894—?) первый год работал на семеноводческой станции. С иронией он писал
А.В. Флоровскому о своей «служебной» обязанности — перебирать горох: «.эта работа имеет свою хорошую сторону, так как, Бог знает, может быть, придется в будущем где-нибудь работать на кухне в качестве „мужика“, а там эта специальность всегда пригодится»39. В своем очередном письме А.Ф. Флоровскому и Валентине Афанасьевне (от 7 января 1923 г.) были такие строки: «Работаю поденно и получаю 50 лев[ов] в день. сижу от 8 часов до 12 и перебираю семена, как это делают хозяйки, очищая семена перед приготовлением их в пищу»40. Килограмм белого хлеба стоил в Софии 12 левов, мяса — 24 лева, поденный рабочий получал в день 50 левов41. По сведениям учителя П. Фивейского, один доллар в 1926 г. был равен 138 левам, а прожиточный минимум тогда составлял 20 долларов или примерно 2800 левов.
«Сумма эта, — писал Фивейский, — может быть, достаточна для одинокого, но для семейного ее ровно хватает только на то, чтобы покрыть ежедневные расходы на самые существенные надобности, как-то на сахар, чай, картофель, жиры и т. п.»42.
Через полгода Секачев напишет: «Заставили. еще и гербарий собирать, что отнимает более чем 8 часов в день, а оклад тот же. .Жи-
38 См.: Велева М. Указ. соч. С. 21—22.
39 Савина Г.А. Указ. соч. С. 302.
40 См.: Там же. С. 321.
41 См.: Матвеева И.В. Указ. соч. С. 525.
42 Фи вей ский П. Указ. соч. С. 71.
вется тяжело, так как не только нельзя одеться, но не хватает даже на пищу»43. И наконец, сентябрьское письмо тому же Флоровскому: «Со службы меня уволили в июле месяце, и вот до сих пор не могу найти подходящей работы. Одно время работал на постройке в качестве чернорабочего. Заработок сносный, но слишком тяжелая работа отзывается на здоровье сердца. Пришлось эту работу оставить и жить на 400 лев[ов] в месяц, которые получает Соня в качестве кельнерши столовой Русско-болгарского ком[итета]. Правда, кроме 400 лев[ов] Соня получает еще обед, но все-таки и это очень мало»44. С октября 1923 г. Секачев жил торговлей книгами, изготовлением деревянных игрушек и другими видами мелкого предпринимательства 45.
Но «бизнесмен» из ботаника не вышел, и в итоге вместе с семьей он 23 ноября 1925 г. уехал в Тунис46.
А вот еще одна русская натура — высланный из России в 1922 г. правовед, историк права Александр Сергеевич Мулюкин (? — не ранее 1944 г.), жена и дочь которого остались в России за неимением средств для выезда47. Летом 1923 г. русская община нашла ему место на 1500 левов в месяц48. Его история жизни в Болгарии затрагивается в пяти письмах К.В. Флоровской к брату Антонию Васильевичу в Прагу.
30 октября 1923 г.: «Мулюкин бегает по-прежнему и утверждает, что очень доволен своим положением».
16 июля 1924 г.: «Он получает 1400 л[евов] и буквально голодает».
21 ноября 1939 г.: «На днях видела Мулюкина, — и он не изменяется и даже не стареет. он занимается живописью.».
27 декабря 1942 г.: «Недавно видела Мулюкина, он усердно — уже давно — пишет какое-то опровержение марксизма».
27 марта 1944 г.: «Мулюкин где-то в провинции»49.
Но не все так бедствовали. Неплохо устраивались медики, нужда в которых была велика. Но в начале 1920-х годов, когда эмиграция больше напоминала своеобразную стаю перелетных птиц, ищущую лучших условий, Болгария для многих стала промежуточным пунктом в их странствиях.
Судьбы и жизнь русских профессоров складывались по-разному: иные, приехав в Болгарию, уже не искали других стран, другие через
43 Савина Г.А. Указ. соч. С. 326.
44 Там же. С. 327.
45 См.: Там же. С. 317.
46 Там же. С. 328.
47 См.: Там же. С. 328.
48 См.: Там же. С. 337.
49 Там же.
некоторое время уезжали в европейские Прагу, Париж, Берлин, даже в Африку.
Здесь можно назвать имя Н.П. Кондакова, который вошел в конфликт с некоторыми болгарскими коллегами, и когда ему истек срок договора, уехал в Прагу. Его преподавание в Софийском университете ограничилось временем с 1 июля 1920 г. по 1 апреля 1922 г. Другая знаменитость — лингвист и философ Н.С. Трубецкой был недоволен, что ему дали место доцента, а не профессора, поэтому, когда его позвали в Вену, то сразу уехал. Его срок пребывания в Софии длился с 1 октября 1920 г. по 1 октября 1922 г.50.
Недолго проработал в Софии и палеограф В.А. Погорелов (1872— 1955), профессор Варшавского (с 1911 г.) и Донского (1918—1920) университетов: в 1920—1922 гг. за время работы в Национальной библиотеке в Софии он составил систематическую опись болгарских рукописных книг, потом уехал в Братиславу, в университет51.
Ко рот кое вре мя про был, обос но вав ший ся бы ло с 1919 г. в Бол га -рии литературовед, филолог Константин Васильевич Мочульский (1892—1948). Бывший приват-доцент Саратовского университета стал читать лекции в Софийском университете. Но. провинциальная София, видимо, скоро надоела ему, и в 1922 г. он меняет ее на мировую столицу культуры — Париж52. Профессор М.А. Бирман (Израиль) пишет, что в числе причин, по которым выдающиеся ученые недолго проработали в Болгарии, были неудовлетворенность окладом, невос-требованность средой, «недостаток внимания и понимания». Так, лекционный курс упоминавшегося Трубецкого «Введение в сравнительное языкознание» посещали только три человека53. Теперь о зарплате. По одним данным, русские профессора получали по 12 тыс. левов в месяц54. По другим сведениям, зарплата составляла 36 тыс. левов в год55, т. е. всего в два раза больше платы поденного работника, во что поверить трудно.
Были и те, которые возвращались на родину, но этот процесс относится уже ко времени окончания Второй мировой войны. Но правил без исключения не бывает: таким исключением был профессор на контракте историко-филологического факультета на кафедре но-
50 См.: Любенова Л. Моите разговори // Доайенът. Юбилеен сборник, по-светен на 100-годишнината на проф. Николай Михайлович Дилевски. София,
2004. С. 521-522.
51 См.: Бирман М. Указ. соч. С. 172.
52 См.: Савина Г.А. Указ. соч. С. 313.
53 Бирман М. Указ. соч. С. 172.
54 См.: Любенова Л. Указ. соч. С. 513.
55 См.: Мещерский А.П. Указ. соч. С. 452.
вой и новейшей истории Европы Э.Д. Гримм, преподававший с 1 сентября 1920 г. по 20 июля 1923 г. Получавший 36 тыс. левов в год, он не мог снять жилье в столице. Бывший в России ректором Санкт-Петербургского университета, Гримм жил в сереньком домишке в Княжеве, близ Софии, и писал просьбы министру Омарчевскому увеличить зарплату, решить квартирный вопрос, так как имел жену и дочь. В 1920—1921 гг. он вместе со своим коллегой, бывшим профессором Санкт-Петербургского университета, преподававшим в Софии государственное право, К.Н. Соколовым издавал «Русские сборники».
Но в 1922 г. с профессором произошла метаморфоза. А.П. Мещерский ее объясняет так: «В феврале 1922 г. в Болгарию прибыла неофициально делегация советского Красного Креста. Один из руководителей этой делегации, бывший матрос Черноморского военного флота В.Н. Чайкин, сумел значительно активизировать в русской беженской среде настроения по возвращению на родину. В апреле 1922 [г.] был создан в Софии «Союз возвращения на Родину», а с 24 мая 1922 [г.] начала выходить в Софии 3 раза в неделю газета Союза под заглавием «На Родину». Эта газета не располагала хорошим кадром сотрудников; ее содержание было серо и неубедительно. Тем более были поражены ее читатели, когда... стали появляться блестящие передовицы». Авторство этих талантливых выступлений установил Соколов, знавший «стиль и манеру» Гримма.
Начался бойкот «красного» профессора. В итоге после переворота 9 июня 1923 г. он был выслан главой нового правительства профессором Александром Цанковым «как коммунист и большевистский агент» этапом в г. Варну и передан полицией капитану советского парохода «Керчь», отплывшего в Одессу 21 июля 1923 г. В России Э.Д. Гримм стал работать в Наркоминделе и в Институте востоковеде ния56.
По-другому сложился жизненный путь В.А. Григорьева, ученика В.Р. Вильямса. Вместе со своим однокашником по Петровско-Разумовской академии сельского и лесного хозяйства болгарином Иваном Странским они создали агрономический факультет в университете, в котором Григорьев преподавал до 1923 г., когда был вынужден уйти по политическим мотивам. Получил известность в Болгарии как мастер паркостроительства. С 1950 г. Григорьев работал в Институте почвоведения БАН. В 1955 г. вернулся на Родину, через це-
лину57.
56 См.: Мещерский А.П. Указ. соч. С. 454—457.
57 Григорьев П.А. Воспоминания об отце. Владимир Александрович Григорьев // Русская газета. 2004. № 51. http://russkayagazeta.com/rg/gazeta/fUllstory/ vospominanie/
Еще одна судьба: Флоровская Клавдия Васильевна (1883—1965?), историк и преподаватель иностранных языков, сестра А.В. Флоров-ского, выпускница Высших Бестужевских курсов, с 1915 г. — приват-доцент Новороссийского университета по кафедре средних веков. С 1920 г. в Болгарии сначала преподавала латынь в русских и болгарских гимназиях, потом русский язык в Софийском университете58.
Не все из них, читая лекции, владели даром слова, столь необходимого профессору университета. Так, живший с 1919 г. в Софии Михаил Георгиевич Попруженко (1866—1944), историк и филолог-славист, бывший профессор Новороссийского университета, читал, как вспоминал А.П. Мещерский, на болгарском, но скучно и монотонно, из года в год по одним и тем же своим записям, приходилось назначать дежурных студентов, чтобы аудитория не пустела59. Но его знания были оценены высоко: почетный доктор Софийского университета (1939 г.), член-корреспондент (1923), академик (1941) Болгарской академии наук.
Совсем иное впечатление своими лекциями по новой и новейшей истории оставлял П.Н. Бицилли60. Он читал свой курс и никогда, в отличие от М.Г. Попруженко, его не повторял. В предоставленную ему небольшую аудиторию набивались студенты и философы, и историки, и богословы, и юристы, и филологи, и агрономы и др. Говорил по-русски, потом по-болгарски, но с «убийственным акцентом». Входил в ту небольшую группу профессоров, которым аплодировали после лекции, хотя это не было принято в университете. Был «изгнан без пенсии» из университета в 1948 г.61.
Запомнился студентам и читавший русскую историю профессор
В.А. Мякотин, входивший долгое время в партию социалистов-рево-люционеров. Один из его бывших студентов дал ему любопытную характеристику: «Мякотин говорил великолепно, но в России занимался политикой, а не наукой, которой отдавал время только в тюрьме (камера его была полна книг). Жалко, что его держали в тюрьме короткое время». Он был «спец» по русско-украинским вопросам, противник, как и Бицилли, «самостийности» Киева62.
Русские преподаватели с 1920-го по 1953 г. опубликовали 26 учебников и учебных пособий. Из них 9 были связаны с медициной, 4 — с правом, столько же — по истории, причем три принадлежали П.Н. Бицилли. Назову только один его труд: «Основные направления и
58 См.: Савина Г.А. Указ. соч. С. 310.
59 См.: Любенова Л. Указ. соч. С. 517.
60 См.: Там же.
61 См.: Там же. С. 523, 526.
62 См.: Там же. С. 518.
историческое развитие Европы с начала христианской эры до нашего времени» (София, 1940).
Н.Н. Глубоковский и М.Е. Поснов были авторами трудов, связанных с историей христианства.
По истории хозяйства, политической экономии писал И.К. Кинкель (три работы), упомяну его изданный в 1949 г. «Курс по болгарской истории хозяйства».
В Болгарии были и иные «поля и нивы» для деятельности, например практическая медицина. В Болгарии обосновалось около 200 врачей, т. е. примерно 20% всех врачей в стране. В 1929 г. Народное собрание приняло закон, уравнявших русских медиков в правах с болгарскими коллегами. Закон позволил русским врачам, не состоящим на службе, заниматься частной практикой. Так, Всеволод Михайлович Тылинский (1876-1967), попав в 1921 г. в Болгарию, сначала работал врачом в больнице г. Фердинанда. В 1924 г. на его место назначили болгарина, а русского перевели, было, в г. Кула — «на самом конце болгарской географии», но он отказался. В итоге его судьба сложилась неплохо: через короткое время он стал работать городским врачом в том же Фердинанде, а потом, воспользовавшись законом 1929 г., оставил службу и открыл свою небольшую клинику на 15 коек, которая была закрыта только в 1942 г. в связи с затруднениями по обеспечению больных лекарствами63. Трейман открыл клинику для туберкулезных больных. Русские стояли во главе спецотрядов по борьбе с венерическими заболеваниями. Нужно назвать и доктора Чернецкую, организовавшую службу по борьбе с бешенством64. По ее инициативе были не только созданы по всей стране пункты прививок против бешенства, но она научила бороться с этой страшной болезнью многих болгарских врачей и успешно занималась научной работой в этой области. Один из ее учеников позднее занял место Чернецкой заведующего отделом по борьбе с бешенством в Институте здравоохранения65.
Следует вспомнить и выпускника Санкт-Петербургского нейрохирургического института Роберта Юрьевича Берзина (1887—1950), имя и деятельность которого теснейшим образом связана с сформированной в октябре 1918 г. в Армавире больницей Русского общества Красного Креста, врачи и сестры которой эвакуировались 30 октября 1920 г. из Евпатории и смогли переехать в Софию 66. В своей больни-
63 См.: Васильев К.К. Врачи в Русском зарубежье.
64 Матвеева И.В. Указ. соч. С. 499.
65 См.: Там же. С. 501
66 См.: Цветкова Л. Больница Русского Красного Креста // Русская газета. 2005. № 31 (http://russkayagazeta.com/rg/gazeta/fullstory/bolnitsa/).
це, разместившейся на улице Искър, 58 67, он успешно делал операции, на которые не решался идти ни один болгарский врач, в частности на позвоночнике. Его молодые болгарские коллеги начали было кампанию против него, как не имеющего диплома о завершении медицинского вуза, но за своего доктора встала горой болгарская общественность, не позволив «уничтожить» русского врача 68. Его хирургическая клиника стала одной из лучших. До 1938 г. в ней было проведено 7878 операций, в среднем — 525 в год. После Второй мировой войны, в конце 1950 г., клиника из ведения Союза советских граждан и министерства здравоохранения окончательно вошла в разряд государственных медицинских учреждений 69.
В отличие от врачей, инженерам найти работу было сложно в слаборазвитой стране. Многие из них стали работать землемерами, что считалось удачей. Тем не менее «группе русских инженеров удалось основать предприятие по устройству системы отопления в квартирах», т. е. модернизировать производство железных печей 70.
Многие беженцы начинали с физического труда, становились шахтерами, работали на стройках. Большой труд русские вложили в строительство софийского водопровода, начатого в 1934 г., а также в прокладку трамвайных путей в болгарской столице. Те, которые оседали в деревнях, занимались, в частности, дублением овечьих шкур. Одним из эмигрантов была даже открыта фабрика дубленок, которую в 1947 г. «владелец подарил Советскому Союзу»71.
У русских не только лечились, учились, но и покупали. В Софии стали появляться русские мастера и мастерские: юрист становился печником, князь открывал на паях с болгарином производство мебели, во главе одного из трех колбасных производств в Софии был тоже русский, некто Суханов. При своей «мини-фабрике», размещенной в обычной квартире, он открыл магазин, где торговал еще теплой ветчиной, малороссийской, краковской, «собачьей радостью» и другими сортами.
Присутствие русских в провинции тоже было заметным. Так, в Разграде и его окрестностях поселилось около 50 семей, оказавших «влияние на жизнь 13-тысячного тогда областного центра». Интеллигенты и кадровые офицеры зарабатывали на жизнь, трудясь на мель-
67 Цветкова Л. Больница Русского Красного Креста // Русская газета. 2005. № 32 (http://russkayagazeta.com/rg/gazeta/iullstory/bolnitsa/).
68 См.: Матвеева И.В. Указ. соч. С. 501—502.
69 См.: Цветкова Л. Больница Русского Красного Креста // Русская газета.
2005. № 33 (http://russkayagazeta.com/rg/gazeta/iullstory/bolnitsa/).
70 См.: Матвеева И.В. Указ. соч. С. 497.
71 См.: Там же. С. 496.
ницах, маслобойнях, открывая свои магазины. В частности, они открыли два колбасных цеха, слесарную мастерскую, а Николай Иванович Никитин, бывший врангелевский офицер, кроме колбасной, открыл и магазин одежды «Дрехарница».
Авторитет снискали русские врачи Виктор Климов и Георгий Ло-бодовский. В истории Разграда хранится память еще о двух русских — Иване Портянове, изготовившем крест с распятием для городской церкви святителя Николая, и об учителе-агрономе, директоре училища по практическому земледелию в с. Топчии Иосифе Исидоровиче Попове, собравшем богатую коллекцию народной тесьмы самобытной этнической группы «капанцев», ныне хранящейся в этнографическом музее села72. И так было во многих городах и селах Болгарии, в историю которых зачастую вплетаются русские имена и русские дела.
После освобождения Болгарии в конце Второй мировой войны для русских наступили другие времена. В сентябре 1944 г. новые власти наложили запрет на все эмигрантские организации, пронизанные «фашистской и националистической идеологией». Здесь были и Русский академический союз, и Объединение русских художников, и Объединение русских педагогов, и Союз русских инвалидов и др. Прямого отношения к фашизму все эти общества, как пишет Ц. Кьо-сева, не имели, за исключением Союза галлиполийцев и Союза русской национальной молодежи73.
В 1946 г. только «в болгарских лагерях оказалось 424 русских», обвиненных в сотрудничестве с немцами. В то же время болгарское правительство в соответствии с требованиями СКК (Союзной Контрольной Комиссии) выделяло с 1945-го по 1948 г. 72 млн левов «на содержание бедных и больных русских беженцев. С 1949 г. под советским давлением страна помогала около 20 000 русским, но только тем, которые приняли советское гражданство. Это вынудило почти всех социально слабых русских, больных и инвалидов принять гражданство СССР». При этом, как отмечает Ц. Кьосева, новые советские граждане пользовались рядом преимуществ при занятии «государственных и общинских должностей, при выдаче жилья, приеме их детей в высшие учебные заведения» и пр. Все «несоветские» граждане автоматически попадали в поле зрения органов безопасности. Для наблюдения
72 См.: Колева Д. Русская белоэмиграция // Русская газета. 2005. № 35 (http://russkayagazeta.com/rg/gazeta/fulIstoiy/russkaja-beloemigraciya/).
73 Да и тут, как представляется, следует быть осторожнее. Нужно согласиться с тогдашними «товарищами», что все они были «антисоветскими», если следовать следующей логике: если ты эмигрант, значит «антисоветчик».
за высланными из Югославии в 1949—1952 гг. 777 русскими в министерстве внутренних дел НРБ была создана специальная секция «Белогвардейцы»74. Да и за «своими» болгарскими русскими была слежка, писались донесения. Например, на князя Леонида Ратиева было написано 303 доноса, причиной которых был его безобидный разговор с турком 75.
Возвращаясь в 1946 г., надо напомнить об указе Сталина от 14 июля, по которому бывшие подданные Российской империи могли получить советское гражданство и вид на жительство в стране пребывания, для болгарских русских — в Болгарии. Иван Григорьевич Тинин, автор замечательных воспоминаний, писал о том времени: «.Если для советских людей в СССР было много пятен в отечественной истории. то на Западе мы знали и про Соловки, и про травлю интеллигенции, и о поруганных церквах и монастырях. Мы знали о пломбированном вагоне, в котором приехал Ленин в Россию из Германии в апреле 1917 г., и об убийстве Царской семьи, и даже о Катыни. Так что для нас в эмиграции белых пятен в истории нашей страны первой половины XX в. не было. Но такие предупреждающие знания не смогли затмить эйфорию радости по случаю возможности вернуться на родину у всех слоев эмиграции, от монархистов до эсеров или кадетов. Сталинский указ, а тогда все указы назывались сталинскими, воспринимался нами как знак того, что любовь наша к родине взаимна. Мы никогда не забывали ее, и родина не забыла нас»76. Но для многих память родины обернулась лагерями, тюрьмами.
В 1946 г. был создан клуб советских граждан в Народной Республике Болгарии (бульвар Евлоги Георгиева, 11, в войну — Адольфа Гитлера, Бенито Муссолини, после сентября 1944 г. — Климента Готвальда), размещавшийся в огромном здании бывшего немецкого училища со своим бассейном и игровыми площадками. Кроме этого дома, клуб получил от советского посольства в собственность два бывших немецких предприятия. «Одно из них, «Лигнум», было деревообделочным и, — как вспоминал И.Г. Тинин, — производило несколько десятков финских домиков в день. Другое, металлургическое предприятие, выпускало оборудование для пекарен, а самое главное, делало для нового партийного дома в центре Софии все вентиляционное оборудо-
74 См.: Кьосева Ц. Документы о жизни русских эмигрантов в Болгарии 19451958 гг. // Русская газета. № 52. 2004 (http://russkayagazeta.com/rg/gazeta/iullsto-ry/emigr/).
75 См.: Тинин И. Бытие, исход, второзаконие: История глазами очевидца. Династия Тининых и иже с ними. Воспоминания. С. 214.
76 Там же. С. 172.
вание. Эти предприятия были освобождены от уплаты налогов болгарскими налоговыми службами, а прибыль от них оставалась клубу. На эти средства наш клуб и существовал. На них содержалось более
18 кружков художественной самодеятельности»77. Среди них были симфонический и струнный оркестры, два танцевальных коллектива, хор-октет под руководством известного всей Софии Евгения Евгеньевича Комарова, театральная студия во главе с Н.О. Масалитино-
вым78.
Активными членами клуба были А.Н. Гирский, К. Типлицкий, Христензен, Н.Д. Формаш, Г. Шервашидзе, Н. Заутова и др. Среди его спонсоров были А. Цицианов, занимавшийся строительством, ресторатор В. Капитанов, крупный меховщик Есауленко, имевший свой магазин. В 1949 г. в Софии был создан Союз советских граждан с отделениями в Варне, Бургасе, Шумене, Ст. Загоре и др. городах. Первым председателем стал А.Н. Гирский. В 1951—1952 гг. было построено во многом своими силами здание Союза. В нем действовали политический, культурно-просветительный, молодежный, женский, детский сектора, а также библиотека, концертный зал, медицинский кабинет, спортзал. В 1950 г. в Софии стала действовать Смешанная русская средняя школа с преподаванием на русском языке с русскими учителями.
В 1955 г. при Н.С. Хрущеве была организована акция «Возвращение на Родину» — в основном эмигрантские эшелоны (уехало около 10 тыс. человек). Они шли на целину, где пришлось жить подоходному, осваивать инженерам, докторам, учителям новые сельские профессии79. Но многие остались, и до сих пор русское имя можно встретить в Болгарии. Потомки русских трудятся в самых различных сферах, занимая разные посты, вплоть до Президента Болгарской Академии наук.
77 Тинин И. Бытие, исход, второзаконие: История глазами очевидца. Династия Тининых и иже с ними. Воспоминания. С. 181.
78 См.: Там же. С. 190.
79 См.: Заутова (Пчелинцева) Н.Г. Послевоенная организация русских эмигрантов в Болгарии // Русская газета. 2005. № 19 (http://russkayagazeta.com/rg/ gazeta/fulIstory/emigrl/).
Russian exiles in Bulgaria in 1920-1950
byV. Kosik
Based on numerous literary sources the article for the first time reconstructs the life of those Russian nmigms, who took refuge in Bulgaria. It focuses on those who worked in the sphere of education, i.e. professors, teachers, Russian scholars along with other learned people, on their lives and works for the welfare of the country which sheltered them.
