CC BY
78
РОССИЯ И ЗАПАД
РУССКИЕ ГРАМОТЫ XV -ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVI вв.
(По материалам Рижского городского архива)
^ астоящая публикация является продолжением тех, которые увидели свет ^ в «Археографическом ежегоднике» за 1965 и 1967 гг. Издаваемые грамоты происходят в основном из Центрального государственного исторического архива Латвии [1], из внешнего фонда рижского городского совета. Несистематичность занятий в этом архиве не позволила подготовить к публикации все грамоты XV - начала XVI вв. одновременно. Грамоты, обнаруженные в этом архиве в 1967 г., происходят в основном из Пскова, одна (№ 1) еще времени его независимости, другие относятся ко времени княжения Василия III, Ивана IV и Федора Иоанновича.
Историки Прибалтики давно обратили внимание на преобладание Пскова в торговых отношениях северо-западных русских городов с Ригой в конце XV - начале XVI вв. [2]. Вновь публикуемые документы позволяют подтвердить это мнение. Значение грамот не ограничивается только этим. Оно позволяет познакомиться со структурой и организацией псковской внешней торговли, с некоторыми экономическими результатами политики Василия Ш во Пскове, с некоторыми методами русской великокняжеской международной дипломатии.
Так, грамота № 1, которая, судя по водяному знаку и 4 индикту, должна быть датирована 1486 или 1501 г., показывает социальный состав псковского купечества, ездившего за границу.
«Псковскими купцами» называют себя портной мастер, кожевник, котельник, т.е. псковские ремесленники. В их среде находится и один, неизвестный ранее представитель крупной псковской купеческой семьи Иголкиных - Семен Иголка [3], фамилия которой тоже восходит вероятно к ремесленному прозвищу. По-видимому, и в Пскове, как и в Москве конца XV в. [4], во внешней торговле участвовали бывшие ремесленники.
Не менее интересны сведения грамоты № 1 о «национальном» составе «псковского» купечества: наряду с коренными псковичами, к числу которых следует, вероятно, отнести Семена Иголку, были выходцы и из других северо-западных русских городов Твери и Ржева, причем возможно настолько недавние, что это еще не забылось, а было их отличительными признаками. Весьма возможно, что переезд тверичей и ржевичей в Псков, еще остававшийся независимым, был вынужденным той политикой, которую проводило во вновь присоединенных русских городах правительство Ивана III. По грамоте можно представить и некоторые бытовые подробности жизни псковичей в Риге. Они, как и полочане, не жили в Риге совместно и не имели еще собственного подворья, но останавливались у отдельных рижан. Только благодаря этому товары умершего псковича могли оказаться в рижской ратуше.
По-видимому, псковские купцы не могли пользоваться и «гостинными палатами», которые находились при русской церкви св. Николая [5].
Все купцы-псковичи имели собственные печати, для которых характерны некоторые признаки, свойственные только псковским печатям именно этой категории населения - это очень небольшие размеры печатей, употребление воска грязно-коричневого цвета и самое главное - изображения животных и птиц, вырезанных с очень большим искусством. Подобные изображения на купеческих печатях других русских и белорусских городов неизвестны.
Обращает на себя внимание тот факт, что поручная грамота псковичей написана не ими самими, а священником церкви св. Николая в Риге. Священник в эту церковь назначался полоцким епископом и происходил обычно из Полоцка. Этим и объясняется появление некоторых литовско-белорусских терминов и слов: «посполито», «вси посполите», «вызнаваем», «их милость панове» и сходство общего характера документа с современным ему белорусскими (см. в приложении поручные грамоты витебских купцов начала XVI в.).
В отличие от псковичей московские сведенцы, поселившиеся в Пскове, сами писали свою поручную. Вернее писал ее один из них - Федос Семенов, писал, по-видимому, с большим напряжением, крупными буквами, и если этот почерк из-за его многочисленных отклонений от тогдашних норм написаний, можно назвать уставом, - то уставом, с бесчисленными ошибками, пропусками и исправлениями в строке и над строкой. Все это отмечает в Федосе не очень опытного писца. Остальные купцы были, по-видимому, неграмотны, они не расписывались сами, но приложили «свои клеймо и печати». В отличие от псковичей московские гости далеко не все имели свои печати. Их заменяли товарные клейма, форма которых настолько примитивна, что заставляет предполагать, будто и эти клейма недавнее нововведение.
Тем не менее московские сведенцы [6] не обращались к помощи никольского священника.
Московские купцы, унаследовавшие от псковских купцов традиции внешней торговли Пскова, ездили в Ригу целыми товариществами, выбирая себе и «голову». По-видимому, они, едва устроившись в Пскове, вели там крупную торговлю. Так, они обязались выплатить рижским ратманам тысячу гривен, если кто-либо будет еще раз требовать товар удавившегося в Риге Нестера.
Грамоты 3 и 4 рисуют борьбу псковских властей за возвращение полных холопов, бежавших из Пскова в Ригу [7]. Их владелец, псковский гость, по-видимому, московский сведенец Юрий Константинов, сын Константина Кожевникова, обратился с челобитной к псковскому наместнику о возвращении его «людей крепостных». Этих опознал псковский гость Микула Личнин, однако из-за вмешательства полочан, и заявления самих холопов, что они «литовские люди», он не сумел получить их. Произведенный во Пскове розыск подтвердил, что «родом один псковитин, а другой москвитин». Во Пскове жили и их родственники. «А у нас здесе во Пскове у тых люди отци и матери, жены и дети».
Просьба псковского наместника передать холопов псковскому гостю Личнину не помогла возвращению беглых. В Ригу отправился сам владелец, взявший с собою крепости на этих людей [8]. Таким образом и оказалась в Риге пока единственная сохранившаяся до нашего времени псковская полная 1511 г.
Переписка Пскова с Ригой по поводу беглых холопов показывает, с каким упорством боролись великокняжеские
наместники за крепостных людей. Пункт псковско-русско-литовских договоров о возвращении беглых не был мертвой буквой. Он настойчиво проводился в жизнь.
Еще более интересно, что владельцем полных холопов был не кто иной, как псковский гость, отнюдь не желавший расставаться со своими крепостными. Наряду с сокращением роли холопьего труда в боярском хозяйстве, возможно, наблюдалось и иное явление
- расширение его роли в купеческом хозяйстве. Позднее, в начале XVII в. именно холопы выступали в качестве приказчиков и «мальцов» крупных торговцев. По-видимому, и в начале XVI в. купцы уже применяли холопий труд.
Грамота ]№ 5 посвящена переговорам о передаче товаров умершего в Риге псковского или московского купца Игнатия Костенева (брат его Григорей обращался с этой просьбой даже к Василию III), представляет интерес в трех отношениях. Она рисует некоторые дополнительные черточки деятельности Мисюря Мунехина в Пскове, характеризует объем торговли русских купцов в Риге (только у одного купца в одной партии товара было 20 берковцев тимьяна, т.е. 3,2 т.) и, наконец, как и все другие грамоты, исходившие от псковских наместников, показывает далеко идущие внешнеполитические цели Василия III. Великого князя Василия III все эти грамоты называют «царем», причем делают это очень последовательно. Титулуя Василия III «царем», псковские наместники подготовляли тем самым на международной арене в полном согласии с великокняжеской программой венчание великого князя на царство, венчание, которое решился осуществить только Иван IV.
Группа грамот (№№ 6-9) рижского архива посвящена переписке Михаила Львовича Глинского с рижским городским советом относительно покупки лекарств. Михаил Львович Глинский, тяжело болевший последние годы жизни, систематически пользовался лекарствами, купленными в Риге. Пользуясь своей близостью к Василию III, он отправлял за ними в Ригу знаменитого толмача Истому Малого. Дважды в ноябре-декабре 1528 и 1529 гг. тот ездил в Ригу, снабженный грамотами от самого Глинского и от великого князя Василия III.
Грамота 1№ 10 приоткрывает завесу еще над одной страницей международных связей Руси времени Василия III. Три грамоты рисуют широкий размах русско-ливонской торговли середины XVI в., отличавшейся разнообразным ассортиментом товаров.
Наконец, две последние грамоты, относящиеся к концу XVI в., содержат сведения не только об ассортименте торговли, но и об ее участниках в том числе и таком приметном в это время лице, как Борис Федорович Годунов. О нем стоит сказать несколько подробнее. И не только потому, что его участие в зарубежной торговле началось еще в 70-е годы, не потому, что объем его экспорта резко отличался от объема торговых операций мелких торговцев, но и потому, что типичен для русской знати товар, которым должен был промышлять по его поручению юрьевский толмач.
Участие русской знати, прежде всего новгородской, в русском экспорте заметно еще с ганзейских времен. О попытке советников великого князя продать имперскому послу свои меха писал еще С.Герберштейн. Теперь утверждения последнего подкрепляются документально. В 1576 г. с толмачом русского посольства в Регенсбург Б.Ф.Годунов направил соболей на 1000 рублей. Нужды нет доказывать, что это предприятие не принесло искомой выгоды, и через 20 лет Годунов пытался вернуть потерянные деньги. Самое главное - Годунов продавал именно меха, т.е. тот самый товар, который входил не только в состав дани в Древней Руси, но и в состав ясака с покоренных народов в XVI в. Пушнина аккумулировалась в руках русской знати и самого царя, в первую очередь. И бояре, и сам царь активно использовали дипломатические каналы для продвижения своих товаров на экспорт. При этом они обращались не только к собственному купечеству, превращая его в своего рода агентство по продаже пушнины, но и представителям других народов. Годунов прибег к помощи некоего Федора-Вилима Филиппова, находившегося на службе у царя Ивана Васильевича. В грамоте № 8 в качестве «посылщика» М.Л.Глинского выступает также переводчик Истома Малый. Широкое участие русской знати в экспорте пушнины, главным образом дорогими ее сортами, делало ее почти монополистом в экспортной торговле, функции которой наряду с профессионалами выполняли и представители великокняжеской и царской администрации, и сковывающе действовало на становление и развитие деятельности русского купечества.
На его долю, как показывает грамота 1№ 11, оставалась более мелкая торговля. Товар псковитина Ивана Павлова чего только не включал: он вывозил и мелкие партии белки и горностаев, и готовые меховые изделия - шубы и рукавицы, и ткани русского производства - сермяги и крашенину, и пояса разных сортов
(обшитые тимом и татауры, так называемые в XIX в. боярские пояса, которые в XVI были «земскими»), и уздечки, и серпы. Сравнение этого набора товаров с аналогичным начала XVI в. обнаруживает огромные сдвиги в хозяйстве Руси. Уже не только продукты промыслов, но и предметы различных отраслей ремесла упорно прокладывали путь на запад. Особенно показательна в этом отношении грамота № 13, повествующая о незадаче псковитина Федора Алексеева. Его товар состоял исключительно из сельскохозяйственных орудий - 450 лемехов и десяти сох. В силу высокого развития сельскохозяйственного производства в Ливонии она, по-видимому, уже не могла полностью обеспечивать себя орудиями местного производства и вынуждена была ввозить их как с запада, так и с востока.
Что же касается торговли более дешевыми сортами мехов, в частности белкой, то и в этом отношении публикуемые грамоты вносят некоторые новые нюансы, однако уже не в социальные аспекты торговли, а в понимание отдельных терминов. Речь идет о «лычной белке», которая в ганзейских документах XIV-XV вв. выступает под названием «1уз^шегк». По поводу происхождения его высказывалось много разных гипотез. По-видимому, так назывались шкурки белки, снятые «лыком», т.е. полосками, скорее всего хребтины.
По типам документов преобладают обычные послания - от имени псковских наместников и дьяков, кн. М.Л.Глинского в период его последней «реабилитации» и полного отхода от политических дел, наконец, самого великого князя Василия III, т.е. материалы дипломатической и торговой переписки. Среди публикуемых материалов находятся и три, созданные в самой Риге. Это поручные псковских купцов, псковских купцов-сведенцов из Москвы по своих собратьях - купце и купеческой вдове, в результате урегулирования имущественных дел умерших в Риге торговцев. Эти грамоты (1 и 2) показывают степень организации псковского купечества, ведшего торговлю за границей - в Риге. Особый тип грамоты представляет из себя обязательство Тимофея Семенова взять на себя материальную ответственность за убытки, которые могли нанести рижанам в Пскове в отместку за задержание самого Семенова в Риге. Грамота показывает, сколь сложным стало положение России после Ливонской войны, сколь неравноправны стали отношения прежних торговых партнеров. Грамота № 14 интересна и другим - она показывает, что купцы самостоятельно
выполняли не только торговые поручения великого князя, но и мелкие дипломатические.
Некоторый материал публикуемые грамоты содержат и относительно политических представлений русских людей. В середине XVI в. рижские бургомистры в грамотах выступают в качестве «посадников» (№№ 11-13). Этот термин временно сменил или мирно соседствовал с более точным «боргоместеры» (№ 4), «бурмистры» (№№ 5,6,8) и «бергоместеры» (№№ 7,9,10,13). Лишь в самом конце XVI в. появляется термин «буимистры». Легче происходило усвоение термина «ратман», наряду с которым в середине XVI в. употреблялся и новый - «палатник». Изменялось и название или классификация самой Риги. Из «Ризкого места» конца XV в. (№№ 1,11) и «города Риги» первой трети XVI в. произошла «Рижская держава» середины столетия (№ 13). Возрождение терминологии времен независимости и введение нового термина - «держава», которое получит права гражданства в начале XVII в. в период Смуты и «безгосударства», свидетельствует, вероятно, о появлении «децентрализаторских» настроений в среде знати, находившейся на окраинах Русского государства или хотя бы в среде дьячества, занимавшегося составлением посланий в Ригу от имени великокняжеских наместников.
К сожалению, публикуемые грамоты подготовлены к печати по разным правилам. Те документы, копиями которых издатель в 1996 г. располагал, воспроизведены с указанием выносных. Остальные же, а их большинство, переданы в упрощенной транскрипции. Издатель не располагает даже современным точным наименованием архива, в связи с чем возможно неточное его обозначение. Не надеясь на возможности проверки документов de visu, автор предлагает к печати публикацию, несовершенства которой очевидны и за которые приносит извинения читателям.
1968,1980,1996 гг.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Характеристику его см.: Енш Г.А. Из истории архивного дела Латвии. Рига. 1981.
2. Дорошенко В.В. Торговля Риги в XVII в. Рига. 1986.
3. Об этой семье см.: Марасинова Л.М. новые псковские грамоты XIV-XV веков. М., 1986. С. 92-93.
4. Сыроечковский В.Е. Гости-сурожане. М., 1935.
5. Полоцкие грамоты XIII — начала XVI вв. Вып. II. М., 1978. № 139. С. 28.4.^[1470].
6. Впрочем, московскими они могут быть названы условно. Эти выходцы из Московского княжества происходили из его различных городов. Судя по частому «оканью» («Семонов» вместо «Семенов», «запечатоли» вместо «запечатали», «приехов» вместо «приехав», «скозала» вместо «сказала», «нописаны» вместо «написаны», «поискивот» вместо «поискиват» и т.д.), сам Федос был «володимерский». Во Пскове он очень успешно освоил псковскую социально-политическую терминологию, так рижских ратманов он называет «посадниками», вспоминая упраздненных великим князем московским Василием III Ивановичем представителей псковской верховной власти времени независимости княжества.
7. Полную грамоту на одного из них см.: Хорошкевич А.Л. Псковская полная грамота 1511 г. // Археографический ежегодник за 1967 год. М., 1969. С. 68-72.
8. Грамоты, касающиеся возвращения беглых холопов псковского купца, датированы и публикуются в соответствии с датами, указанными в самих документах. Однако их последовательность вызывает сомнение: по смыслу № 4 должна бала бы предшествовать № 3, обе должны бы быть написаны почти одновременно. Произвести уточнение датировко на основании упоминаемых представителей псковской власти не удается. О псковском наместнике Юрии Дмитриевиче псковские летописи умалчивают. Михаил Васильевич Горбатый Суздальский Кислица занял эту должность в 1519 г. (Псковские летописи. Вып. I. М.-Л., 1941. С. 100).
№ 1. (1486 или 1501 г. июля 15). Поручная псковских купцов по Иване Цюзонове, получившем товар псковского купца Василия Цюзонова, умершего в Риге.
ЦГИА Латвии. Ф. 673. Оп. 1. Ящ. 19. № 268.
Подлинник, бумага 21,8 х 31,7 см. Водяной знак - корона с навершием и крестом. Следы 5 печатей.
Шестая печать сохранилась «Стефанова». Коричневого воска с круговой надписью: ПЕЧЕТ ..ЕФА МАРК.. МЬ/МЬ во внешнем круге над буквами КП/, в центре диаметром 0,9 см - изображение пятиногого зверя, обращенного влево от зрителя, с удлиненным туловищем и небольшой приплюснотой головой. Печати были прикрыты нижними 9-ю см. бумаги, поэтому на этом нижнем краю сохранились их отпечатки. Можно точно установить размеры несохранившихся печатей: Иванова 1,6 на 1,8 см, Моисеева круглая диаметром 1,1 см, «ржовитина» - круглая диаметром 1,6 см, Тимохова - круглая - 1,4 см.
На фрагменте «Семеновой» печати во внешнем круге -
извилистая линия, в центре которой - птица с поднятой ногой, обращенная вправо, с небольшой головкой на длинной шее и толстым туловищем.
Мы, на имя Оксентеи, кожевник, Стефан, портной мастер, Иван Тверитин, Моисеи котелник, Иван з Ржова, Семен Иголка, Тимох котелник, купцы пъсковскии, вызнаваемъ сим нашим листом вси посполито: ручили есмо по Иване, по Цюзонове с(ы)не, по Василеве брате. А тот Васил(ь) Иванов брат в Ризком месте загиб безведома. И Иван, приехав к Риз(е), хотел побрати товары брата своег(о) Ивана1 Васил(ь)я, ино тыи товары побрали панове2 Ризког(о) иеста на ратушю. Ино Иван просил панов их м(и)л(о)сти, штобы их м(и)л(о)сть пановъ тыи товары ему дали. И панове ему тых товаров не дали, не верячи, што тот Иван Василю тому брат, который загиб.
И мы для тог(о) по Иване ручили, што ж Василю тому брат, и панове их м(и)л(о)сть нам поверили и тому Ивану, брату Василеву, товары отдали.
А есть ли ж хто иншии будеть тых товаров поисковати на панове их м(и)л(о)сти после тог(о) Ивана(а), Василева брата, и мы вси посполите будем платити тому. А панове от тог(о) просты. А на то есмо паном Ризког(о) места дали сеи наш листъ под нашими печатми.
Оксентеева Стефанова Иванова Моисеева Ржовина Семенова Тимохова
А писал поп Иван, служител(ь) с(вя)т(о)го Николы в Ризе. М(еся)ца июл(я) 15 д(е)нь индик(т).
№ 2. 1517 г. июля 30. - Поручная псковская купцов по Ховронье, вдове купца Нестера, умершего в Риге.
ЦГИА Латвии. Ф. 673. Оп. 4. Ящ. 19. № 85 а.
Подлинник, 32 х 29 см. Водяной знак - голова быка.
На оборотной стороне - архивные пометы XVIII в. На лицевой
- карандашные пометы Г.Гильдебранта: Н.Н. 1517.
Игнатия Костенева 0,9 х 1,2 см., с двумя соединенными овалами.
Се яз гости3
Се мы купцы московские сведены в Псков4 именем Иван Познеков в головах да Олексеи Душка, да Игнатеи Костенев, да Елизареи Елоха, да Иван Голова, да Федос Семонов, что был наш купець Нестер в Рижском месте, и тот Нестер удавился в пелту5 сам и посадних6 рыские по своему праву запечатоли тар7 его. И, приехов8, жена его Ховронье и сын его Ларка
к тому товару, что после его остался, и били чело9 посадником, чтобы товар его отдали и посадни10 ее пытали; есть ли у тебя грамота от намесников псковъских11 до нас. И она грамоты не скозала.
И мы купци, именем своим нописаны, ручили есма риским посадником в том, что нихто не будет по тот товар по Нестеров поискиват(ь) на посадниках в Риском месте.
Есть ли хто поискивот, черес того и мы, купчи, будемъ виновати посадним12 тысяча гривен.
И посадники риские через нашу поруку ее жаловали, отдали са всем навсо мужен товар Нестеров.
И мы, купчи, на болшую твердодость13 свои клеино и печати к сему нашему листу приложили: я, Федос писал в Ризе сес лист своею рукою лета полторатысач и семънатцет, то иж день по Петрове дни.
Иван Познеков Алексей Душкин Игнатеи Елизареи
Федос Семенов
№ 3. 1521 г. апреля 9. - Грамота псковского наместника князя Михаила Васильевича Горбатого Суздальского Кислицы Рижскому городскому совету с просьбой выдать Юрию Константиновичу двух его полных холопов, бежавших в Ригу.
ЦГИА Латвии. Ф. 673. Оп. 1. Ящ. 19. № 88.
Подлинник, бумага 21х34,3 см. Следы печати на обратной стороне и 12 двойных прорезей для подкладки от печати.
На обратной стороне адрес: В Ригу ратманом Онтону да Вилеему и всем посадником.
Великого государя Василья божьею милостью царя государя всеа Руси и великого князя от наместника псковского от князя Михаила Васильевича в Ригу ратманом Онтону да Вилему и всем посадником. Здесе мне бил челом государя нашего гость Юрьи Костянтинов сын. А сказывает, бежали от него люди крепостные к вам в Ригу. И тех деи людеи у вас в Ризе изымал государя нашего гость Микула Личнин, да и перед вами их ставил. И те люди и перед вами сказалися, что государя нашего гостю Юрью холопи. И нынеча сказывают, напрасно вступилися полочане в тех людеи. А у нас хдесе во Пскове у тых людеи отци и матери, жены и дети.
И мы нынеча того государя нашего гостя Юрья отпустили и к вам в Ригу с крепостми на тех людеи. И как к вам государя нашего гость юр(ь)и в Ригу приедет, и вы б тех людеи государя нашего гостью Юрью
выдали по крепостному цолованью и по перемирным грамотам и по его крепостем, что б у нас в том мир не рушился до урочных лет.
Писан во государя нашего вочине во Пскове лета 7029 апреля в 9 день.
№ 4. 1522 г. марта 11. - Грамота псковского наместника Юрья Дмитреевича рижскому городскому совету с просьбой выдать псковитину Юрию Константинову его холопов, бежавших в Ригу.
ЦГИА Латвии. Ф. 673. Оп. 1. Ящ. 19. № 92.
Подлинник, бумага размером 18,2 см на 38,8 см. Водяной знак.
Писано столбцом аккуратной скорописью. На обороте красновосковая печать диаметром 1,6 см., прикрытая бумажкой. На печати ясно видно изображение сидящей нагой женщины. Для подкладки от печати две прорези.
На обороте адрес: В Ригу боргоместером Онтону да Вилему, да Юрью да Ивану Мятлю и всем ратманом.
Великого государя Василия божьею милостью царя и государя всея Руси и великого князя от наместника псковского от князя Юрья Дмитриевича в Ригу боргоместером Онтону да Вилему да Юрью да Ивану Мятлю и всем ратманом.
Бежали отселе изо Пскова от государя нашего гостя от Юшка Костянтинова сына два человека, его холопи полные. А родом один псковитин, а другой мисквитин. А тех Юшковых людеи поимал государя нашего гость Микула Дмитреев сын Личнина у вас в Ризе, да и перед вами деи Микула тех людеи ставил. И те деи люди перед вами сказалися родом литовских людей. И вы деи тогды тех людеи государя нашего гостю Микуле не выдали. А велели дее сте14 посажати их на крепости до обыску. И мы здесе того обыскивали государя нашего добрыми людьми, что те люди дополна родом один псковитин, а другои москвитин.
И вы бы тех людеи государя нашего гостя Юшковых холопеи выдали государя нашего гостю Микуле Дмитреевичу Личнина по сеи нашеи грамоте.
Писан во государя нашего отчине во Пскове лета 7030 марта в
11 день.
№ 5. 1526 г. февраля 16. - Грамота дьяка Михаила Григорьевича мисюря Мужнехина рижским бургомистрам с просьбой передать товар Игнатия Костенева его брату Гриде.
ЦГИА Латвии. Ф. 673. Оп. 4. Ящ. 19. № 94 а.
Подлинник, бумага без водяного знака 20,2х29,2 см. 4 прорези
для печати. На обратной стороне - подкладка и фрагмент маленькой (диаметром около 1,5 см.) черновосковой печати. Написано аккуратной скорописью. Поля сбоку по 3 см., наверху - 4 см., внизу - 9 см.
Великого ос(по)д(а)ря Васил)ь)я божьей милостью царя и государя всеа Русии и великого князя от дьяка от Михаила от Григорьевича от Мисюря в Ригу бурмистром и ратманом рижзским. Здес нам бил челом от великого осподаря нашего царя всеа Русии гость Гридя Костенев. А сказывает, что положил брат его Тгнатеи Костенев у вашего немчина у Матфея темъяну черного двадцать берковеск. И того брата его Игнатья Костенева в животе не стало. И Игнатеи, отходя сего света, отказал весь свои живот своему брату Гриде. И нынече Гридя поехал к вам в Ригу.
И вы б тому немчину Матфею Гриде Костенову Игнатьев темъян двадцать берковеск, сыскав, сполна велели отдати, чтоб тот осподаря нашего царя всеа Руси гость Гридя Костенев осподарю нашему царю всеа Русии вперед о том не бил челом, да и нам о том не докучал же.
Писан в осподаря нашего царя всеа Русии отчине во Пскове лета 7030 четвертаго феврал(я) в 16 день.
№ 6. 1528 г. ноября 30. - Грамота Михаила Львовича Глинского рижским ратманам с просьбой разрешить московскому толмачу Истоме Малому купить лекарства для Глинского.
ЦГИА Латвии. Ф. 673. Оп. 4. Ящ. 19. № 95.
Подлинник, бумага без водяного знака 18,8 х 28 см., 3 прорези для печати. На лицевой стороне подписи: собственноручная подпись Михаила Глинского:
Michel Dux man apix.
На лицевой стороне - карандашные пометы Г.Гильдебранта: сор. Н.Н. 112 1528, Novemb. 30.
На обороте - следы небольшой печати, архивные пометы XVIII в. и адрес: Чеснодостоиным паном и бурмистром и ратманом славного града Риги.
Чеснодостойным паном бурмистром и ротманом славного града Риги, от князя Михаила Львовича Глинского приятельское поздравление.
Пожаловал меня слугу своего государъ наш великий государъ Василеи божею милостью царь и государъ всеа Русии и великии княз(ь), ослободил мне послати своего толмачя государева Истому Малого о зельях лекарских к вам в Ригу для нашего здравья.
И мы, имеючи надею ко нашему достоинству, о таковых зельях послали есмя его к вам да и список тех зелеи в сеи нашеи грамоте к вам послали есмя. И вы бы к нам любовь свою учинили. И в том потружалися и таких зелии свежих новопривозных по тому списку по нашему, которои
есмя к вам послали, за наши денги нам изобрали да, изобрав такие зелья, дали тому нашему посылщику государя великого князя царя всеа Русии толмачю Истоме Малому. А где придет к нам ваше слово, и мы також против вас ради всякую истому и труды приняти, готовы есмя.
Писан на Москве лета 1528 ноября 30 день святаго Ондрея.
№ 7. 1528 г. декабря. - Грамота великого князя Василия III с просьбой оказать содействие Истоме Малому в покупке лекарств для князя Михаила Львовича Глинского.
ЦГИА Латвии. Ф. 673. Оп. 4. Ящ. 19. № 97.
Подлинник, бумага 27 х 36,2 см. без вод. знака.
На лицевой стороне - каранд. - 1529 Дес. поля - 4, 4, 10 см. (внизу).
На обороте - великолепно сохранившаяся красновосковая печать Василия III, диам. 3,8 см. с изображением всадника, поражающего копьем змея и круговой надписью вязью: Василеи б(о)жю милостью осподарь всея Русии и великии князь.
Адрес: В Ригу бергомистром и ратманом.
От великого государя Василья боожиею милостью царя и государя всеа Русии и великого князя владимерского, московского, новгородцкого, псковского, смоленского, тферского, югорского, пермьского, вятцкого, болгарского и иных, государя и великого князя Новагорода Низовские земли, и черниговского, и резанского и волотцкого и ржевского и белского, ростовского, и ярославского и белоозерского и удорского и обдорского и кондинского и иных.
1 Зачеркнуто.
2 Ими исправлено из ею.
3 Написано вверху листа. Следующая строчка с пропуском в полторы-две строки.
4 Написано над строкой
5 Так в рукописи. Слово непонятно.
6 Так в рукописи. Следует читать «посадники».
7 Так в рукописи. Следует читать «товар».
8 Так в рукописи.
9 Так в рукописи. Следует читать «челом».
10 Так в рукописи. Следует читать «посадники».
11 Так в рукописи. Следует читать «псковских».
12 Так в рукописи. Следует читать «посадником».
13 «до» написано над строкой.
14 Так в рукописи.
