CC BY
77
СТРАНИЧКА ГАЗЕТЫ "ДАР"
24 мая 2015 года исполняется 110 лет со дня рождения М.А. Шолохова. В преддверии этого юбилея мы предлагаем читателю статью "Русские эмигранты первой и второй волн о Михаиле Шолохове: pro et contra", расширяющую наши представления о восприятии личности и творчества великого русского писателя зарубежной критикой.
УДК 821.161.1.09"1917/1991"
РУССКИЕ ЭМИГРАНТЫ ПЕРВОЙ И ВТОРОЙ ВОЛН О МИХАИЛЕ ШОЛОХОВЕ: PRO ET CONTRA
Т.О. Осипова
В свое время Андрей Синявский в беседе с известным американским переводчиком и исследователем русской культуры Джоном Глэдом заметил, что в литературе первой и второй волн русской эмиграции было весьма заметно ощущение "психологической стены", которая возникала между миром эмиграции и миром метрополии [1]. И все же нельзя не заметить, что эта стена не была монолитной, в ней постоянно появлялись бреши, объясняемые горячим интересом эмигрантов к тому, что происходит на родине. Произведения М. Булгакова, Л. Леонова, И. Бабеля и др. были предметом пристального внимания эмигрантской критики. Личность и творчество М. Шолохова в данном случае не является исключением. Убедительным свидетельством этого стала обстоятельная работа "Шолохов и русское зарубежье", представляющая собою "первый систематизированный свод идей и мнений о художественном и политическом феномене классика мировой литературы М.А. Шолохова в критике русского зарубежья" [2, с. 4]. Можно смело утверждать, что благодаря В. Васильеву сегодня мы имеем относительно полную (к сожалению, не все материалы оказались доступными составителю) картину восприятия личности и творчества М.А. Шолохова литературоведением и критикой первой и второй волн русской эмиграции.
Большинство эмигрантских критиков первой волны высоко оценили роман "Тихий Дон", отмечая его безусловное художественное достоинство. Так, священнослужитель Русской православной церкви, богослов и писатель Кирилл Зайцев (архимандрит Константин) в статье «"Тихий Дон" Шолохова», опубликованной в еженедельной парижской газете "Россия и славянство", охарактеризовал произведение как "сенсацию", а его автора - как "человека, несомненно одаренного", обладающего "большой и зоркой памятью и острым и глубоким взглядом" [3, с. 47-48]. При этом К. Зайцев главным достоинством романа считал изображение казачьего быта, близкого и хорошо знакомого автору. Не только главные герои "Тихого Дона", но даже эпизодические персонажи, по мнению автора, создают впечатление подлинности.
Г. Адамович, отмечая "большой природный талант" М. Шолохова, главную его заслугу видит в общечеловеческой значимости созданных писателем образов: "Он не сводит бытие к схеме в угоду господствующим в России тенденциям <...> Шолоховские герои всегда и прежде всего люди: они могут быть коммунистами или белогвардейцами, но эта их особенность не исчерпывает их внутренний мир" [4, с. 75].
Осипова Татьяна Осиповна - кандидат филологических наук, доцент кафедры отечественной литературы Южного федерального университета, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 150, e-mail: filippidi@rambler.ru, т. 8(863)2370374.
Tatiana Osipova - Southern Federal University, 150, Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: filippidi@rambler.ru, tel. +7(863)2370374.
Публицист и литературный критик В. Александрова, назвав в 1939 г. Шолохова "одним из самых неизученным современных писателей", писала о романе Шолохова как о закономерном продолжении великих литературных традиции века девятнадцатого: "Шолохов не новатор, не художник-революционер <...> По всему своему письму Шолохов крупный завершитель, полнокровный наследник старого литературного богатства" [5, с. 86].
Однако в оценке романа имели место и иные характеристики. Уже упоменутый К. Зайцев увидел в произведении некоторую противоречивость. Все, что связано с изображением Шолоховым войны и революции, представляется Зайцеву "надуманным и выхолощенным". Критик признается, что основные деятели белого движения - Корнилов, Каледин, Кутепов, Чернецов и другие - выписаны Шолоховым "даже с известной симпатией", в которой Зайцев увидел не свойство художественного таланта писателя-эпика, а лишь снисходительное отношение победителя к поверженному врагу. В результате автор приходит к выводу: «В романе "Тихий Дон" автор является художником и только художником, пока он описывает далекий от политики казачий быт. Как только ему приходится сойти с этой "аполитической" позиции, он начинает лгать. Типичная большевицкая идеология начинает овладевать его пером» [3, с. 50].
И.А. Бунина, напротив, не устраивали именно картины казачьего быта в романе: "Талантлив, но нет словечка в простоте. И очень груб в реализме. Очень трудно читать от этого с вывертами языка, с множеством местных слов" [6].
Г. Адамович, давший высокую оценку роману, тем не менее сравнивая М. Шолохова и Л. Леонова, на его взгляд, наиболее значительных советских писателей, отдавал предпочтение последнему. Правда, похвала в адрес автора "Барсуков" и "Вора" весьма оригинальна: "Леонов способен написать сто или двести плохих и лживых страниц, но вдруг "взлетит" и в нескольких строках искупит все свои грехи. Шолохов не срывается, но и не взлетает. Мысли у Шолохова нет" [4, с. 78]. На противоречивость этой характеристики в свое время обратила внимание литературовед Н. Дворяшина, отметив, что многие критики просто оказались в "недоумении по поводу необычности художественного мышления Шолохова" [7, с. 98].
Как отмечал В. Васильев, долгое время "Тихий Дон" "воспринимался русским зарубежьем как роман по преимуществу семейно-бытовой и областнический" [2, с. 10], повествующий о таком историческом феномене, как казачество. В связи с этим безусловный интерес представляют отзывы о Шолохове и его произведении представителей казачьего зарубежья. Как заметили современные исследователи истории казачества, именно с Шолоховым "казачье зарубежье стало связывать восстановление и очищение своего имени от осквернения "советской пропагандой" [8, с. 35]. Известный прозаик и публицист Д. Воротынский, казак по происхождению, назвал "Тихий Дон" "вершиной человеческого творчества" [9, с. 83], сравнимой с "Войной и миром" Л. Толстого. В наши дни жанровая близость двух великих романов не вызывает сомнений. Однако в 1930-е годы далеко не все в русской зарубежной критике принимали это. Интересна в связи с этим реакция редколлегии пражского эмигрантского журнала "Вольное казачество", выразившей свое несогласие с позицией литературного критика В.С. Познера. В рецензии на "Тихий Дон", опубликованной на французском языке в журнале "La Nouvelle Revue française" ("Новое французское обозрение") В.С. Познер охарактеризовал М. Шолохова как "выдающегося пролетарского писателя, безусловно, более одаренного, чем Гладков, но не могущего сравниться ни с Артемом Веселым, ни с Фадеевым" [10, с. 17]. При этом Познер категорически возражал против каких-либо сопоставлений М. Шолохова с Л. Толстым: "В действительности роман Шолохова не имеет ничего общего с романом Толстого" [10, с. 17].
Полемизируя с В. Познером, критик, скрывающийся за инициалами М.М., напротив, называет "Тихий Дон" "книгой, столь же трепетной, столь же страстной, столь же волнующей и такой же самобытной <...>" [10, с. 18].
В. Васильев в связи с этим отмечает, что мнение В. Познера представлено редколлегией журнала как "своеобразный курьез" [2, с. 16]. Тем более, что сразу после высказывания В. Познера приведена цитата из рецензии на роман М. Шолохова М. Слонима, опубликованной в пражском журнале "Словански прожеглед" ("Славянское обозрение"), где автор сравнивает Григория Мелехова и Аксинью с главными героями романа "Война и мир" Алексеем Вронским и Анной Карениной! Посетовав на забывчивость М. Слонима, перепутавшего два великих произведения Л. Толстого, а заодно и назвавшего старика Болконского князем Волконским, М.М. замечает, что подобное "критическое" забвение особенно непростительно, когда речь заходит о произведениях такого уровня.
Заметим, что представители казачьего зарубежья были достаточно едины в ответе на вопрос «Кто написал "Тихий Дон?». Д. Воротынский, называя слухи о Ф. Крюкове как авторе романа "мнимой легендой", заявлял: "С Ф.Д. Крюковым я был связан многолетней дружбой, я был посвящен в планы его замыслов, и если некоторые приписывают ему "потерю" начала "Тихого Дона", то я достоверно знаю, что такого романа он никогда и не мыслил писать" [9, с. 82].
Известный американский шолоховед Г. Ермолаев, ссылаясь на мнение походного атамана генерала П.Х. Попова, автора ряда работ о судьбе донского казачества, писал: «Вскоре после появления первых книг "Тихого Дона" стало ясно, что Ф.Д. Крюков <.. .> не мог быть его автором» [11, с. 58].
Не менее противоречиво отношение русской эмигрантской критики первой волны и к роману "Поднятая целина". 21 апреля 1932 г. в литературном обзоре эмигрантской газеты "Возрождение" отмечалось, что Шолохов является одним тех советских писателей, которые пишут ".не благодаря Советской власти, а несмотря на нее" [12]. Именно поэтому тема "Поднятой целины", которая могла бы показаться достаточно скучной под пером другого писателя, у Шолохова ".облекается такой плотной плотью, что с первых строк мы уже подкуплены" [12]. Авторами этих слов, печатающимися под псевдонимом Гулливер, были В. Ходасевич и Н. Берберова.
Г. Раковский, эмигрантский журналист, автор книг о судьбе белого движения, отметил безусловный талант писателя, особенно "в художественном изображении сцен чисто бытового характера" [13, с. 113], неподражаемый шолоховский юмор.
Н. Оцуп, поэт и переводчик, в статье "М.А. Шолохов", отмечая живой и меткий язык романа, яркие характеристики героев, все же признавался, что в романе он не увидел «той трагической глубины, которую читатель ощутил в "Тихом Доне"» [14, с. 106].
Н. Тимашев, социолог, правовед и публицист, один из создателей науки "социология права", напротив, видя в писателя человека, зараженного "красным духом", поддавшегося "коммунистическому затмению", тем не менее признавался, что в "Поднятой целине" М. Шолохову удалось передать "подлинно трагедийный характер "социалистического переустройства деревни" [15, с. 72].
Справедливости ради стоит отметить, что многие негативные отзывы о Шолохове в среде русских эмигрантов первой волны носили не столько литературно-критический, сколько идеологический характер. В данном случае примечательна позиция старейшего русского писателя первой волны эмиграции Б.К. Зайцева. В 1965 г. в письме литературоведу Л.Н. Назаровой он с раздражением писал: "Поздравляю Вас с новым лауреатом. И шведскую Академию поздравляю. Премудрые старики" [16]. От имени эмигрантского Союза писателей и журналистов, председателем которого Зайцев являлся, он резко протестовал против присуждения Шолохову Нобелевской премии. На идеологический характер подобных оценок обратила внимание А.В. Яркова: "<.> Зайцев был непримирим к советской власти и советской литературе, считая ее несвободной, а следовательно, неподлинной" [17].
Вторая мировая война, как известно, породила новую волну русской эмиграции, литература которой долгие годы оставалась "неизведанным материком" для широкого российского читателя. Замалчивание этого пласта национальной культуры происходило по разным причинам. Вторая волна не так уж богата крупными писателями и поэтами. Как отмечал критик В. Бонда-ренко, "они не стали модными нигде" [18, с. 3].
Кроме того, весьма остро ощущаются и нравственные аспекты проблемы: и сегодня можно встретить утверждения о том, что литература ДИ-ПИ (первые буквы английского выражения "перемещенное лицо") сплошь состояла из предателей, власовцев и полицаев, хотя среди них были не только солдаты РОА, но и мирные жители оккупированных территорий, никогда не бравшие в руки оружие, и узники фашистских лагерей.
Критики второй волны весьма живо откликались на литературу метрополии. На наш взгляд, наиболее интересными, хотя и не бесспорными, являются статьи о М. Шолохове двух дипийцев, Б. Ширяева и М. Корякова (Подробнее см.: [19]).
Дважды приговоренный в СССР к смертной казни, прошедший соловецкий лагерь, в 1944 году Б. Ширяев вместе с отступающими вражескими войсками навсегда покинул родину.
Пожалуй, наиболее точно свою позицию Б. Ширяев выразил в автобиографической повести "Кудеяров дуб". Главный герой книги, доцент Всеволод Брянцев, alter ego самого автора, в разговоре с немецким куратором русской газеты заявляет: ".я сейчас служу вам, немцам
<...> служу честно и не изменю. Почему? Потому что уверен: служа вам, через ваше посредство служу России, этой вот самой единой, великой и неделимой" [20]. Позиция, прямо скажем, весьма спорная, если учитывать время и место этого заявления: 1942 год, оккупированный Ставрополь.
Казалось бы, все советское Б. Ширяевым должно полностью отторгаться. Однако именно ему принадлежит глубокая статья "Воля к правде", в центре которой - Шолохов, великий писатель и бесстрашный человек. Утверждая грандиозную художественную правду "Тихого Дона", Ширяев в союзники приглашает самого генерала Краснова, охарактеризовавшего Шолохова как "огромного по размерам своего таланта писателя" [21, с. 121].
Весьма интересна и оценка первой книги "Поднятой целины", в которой, по словам Ширяева, Шолохов показал "сопротивление крестьян и казаков попыткам правительства загнать их в колхозы <...> Это была правдой для того времени. Шолохов написал ее" [21, с. 123].
Утверждая личное бесстрашие Шолохова, Ширяев обращается к его выступлению на втором съезде писателей СССР, когда в "лягушачьем болоте" вранья, взаимных нападок и оскорблений неожиданно прозвучал "голос русского человека", и это была "уже не литературная правда, пленявшая в его произведениях, но еще более высокая - ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРАВДА" [21, с. 126].
В статье Б. Ширяева Шолохов представлен как поистине трагическая личность: ".воля к правде истинного художника-писателя" была задушена и писатель замолчал. Однако человек Шолохов, вопреки всяческим обвинениям "в непартийности, отклонениях от "принципиальных позиций" [21, с. 126], молчать не мог, и в этом его подвиг.
Не менее интересны размышления о М. Шолохове М. Корякова, бывшего студента МИФ-ЛИ, участника Великой Отечественной войны, члена советской военной миссии, невозвращенца с 1946 г. Б.К. Зайцев писал о М. Корякове: "Он все дальше и дальше отходил - не от России, а от правящей в ней силы. У него слагалось мистическое чувство: он не зря в некоем потоке стремится на дальний Запад - ему назначено принести с собой истинную Россию, прославить ее и рассказать Западу правду о неправедной лже-России, возглавляемой безбожием" [22].
В статье М. Корякова "Две темы: [Из дневника публициста]" (1961) Шолохов и представлен как часть той самой "истинной России", о которой писал старейший прозаик первой волны эмиграции. Главное, что, по мнению Корякова, отличает Шолохова от большинства советских писателей, - это способность показать "глубокую и таинственную в своей первооснове сращен-ность всей народной жизни" [23, с. 118]. Поэтому гражданская война в его творчестве - это не борьба добра и зла, света и тьмы, это "болезнь народа.которою поражены как белые, так и красные, как большевики, так и антибольшевики" [23, с. 118]. Более того, только благодаря такому взгляду на Россию и русский народ, по мнению автора, "может быть достигнуто национальное единство" [23, с. 119].
Как и Б. Ширяев, М. Коряков высоко оценил первую книгу "Поднятой целины", в которой, по его словам, показана "одержимость" идеального и стопроцентного партийца теорией классовой борьбы, одержимость, которая неминуемо "отрыгнется" в его собственной судьбе. Как и многим почитателям Шолохова на Западе, Корякову очень хотелось увидеть совершенно иной финал романа. Задержку публикации второй книги он объясняет тем, что в ней показано, как Давыдова арестовывают во время ежовщины и он кончает жизнь самоубийством в тюрьме, повторяя тем самым популярные в те годы слухи, которые, как известно, опроверг сам Шолохов.
Как видим, оценки личности и творчества М. Шолохова в эмигрантской критике полярны. При этом контрастные взгляды и мнения можно встретить не только в работах разных критиков, но даже в пределах данной статьи: художник большого таланта и автор, в чье творческое "будущее верится с трудом" (Г. Адамович), "жертва большевистского режима" и человек, несомненно, одаренный, в чьих книгах чувствуется рука настоящего писателя (К. Зайцев). И все же можно утверждать, что представители русской эмигрантской критики при всем негативном отношении и к Советской России, и к советской литературе не только увидели в Михаиле Шолохове большого художника, но и отметили неповторимое свойство его художественного таланта: эпическую объективность авторской позиции. Заметим, что эта сторона творческого наследия писателя не сразу была оценена советскими критиками, не одно десятилетие выясняющими, чьими глазами смотрит Шолохов на революцию и Гражданскую войну. Не менее важным пред-
ставляется и то, что критика эмиграции обратила внимание на единство шолоховского творчества, а это представляется серьезным доказательством того, что именно М.А. Шолохов является автором "Тихого Дона".
ЛИТЕРАТУРА
1. Глэд Д. Беседы в изгнании: Русское литературное зарубежье. М.: Кн. палата, 1991. 318 с. С. 139.
2. Шолохов и русское зарубежье / Сост. и автор предисл. В. Васильев. М.: Алгоритм, 2003. 448 с.
3. Зайцев К. "Тихий Дон" Шолохова // Там же. С. 47 - 51.
4. Адамович Г. Шолохов // Там же. С. 74 - 80.
5. Александрова В. Михаил Шолохов // Там же. С. 84 - 92.
6. Бунин И. Дневниковая запись от 3. VIII. 41 // Цит по: Шолохов и русское зарубежье. С. 21.
7. Дворяшина Н.А. Михаил Шолохов в восприятии писателей русского зарубежья "первой волны" // Вешенский вестник. 2011. № 11. С. 88 - 101.
8. Гаврилов А., Акользина Л. Казачье зарубежье о Шолохове // Вешенский вестник. 2010. № 10. С. 35 - 45.
9. Воротынский Д. Близкое - далекое (Новочеркасск - Шолохов) // Шолохов и русское зарубежье. С. 81 - 83.
10. М.М. Иностранная критика о "Тихом Доне" Шолохова [Foreign criticism of the "Quiet Flows the Don" Sholokhov] // Вольное казачество. 1930. № 58. С. 17-18.
11. Ермолаев Г. Действительность и вымысел в эпопее "Тихий Дон": Описание военного совета в Ольгинской // Войны России ХХ века в изображении М.А. Шолохова. Ростов н/Д.: Изд. РГУ, 1996. С. 55 - 61.
12. Цит. по: Михаил Шолохов: Летопись жизни и творчества (материалы к биографии) / Сост. Н.Т. Кузнецова. М.: Галерия, 2005, 536 с. С. 88.
13. Раковский Г. "Поднятая целина" // Шолохов и русское зарубежье. С. 112 - 114.
14. Оцуп Н. М.А. Шолохов // Шолохов и русское зарубежье. С. 93 - 111.
15. Тимашев Н. Поднятая целина // Шолохов и русское зарубежье. С. 66 - 73.
16. Зайцев Б.К. Письмо Л.Н. Назаровой. 26 ноября 1965. Париж // Б.К. Зайцев. Собр. соч.: В 11 т. Т. 11. М.: Русская книга, 2001, 512 с. С. 231.
17. Яркова А.В. Жанровое своеобразие творчества Б.К. Зайцева 1922-1972 годов: Литературно-критические и художественно-документальные жанры. СПб.: Изд-во ЛГОУ им. А.С. Пушкина, 2002, 212 с. С. 39.
18. Бондаренко В. Архипелаг ДИ-ПИ // Русский рубеж. 1991. № 11. С. 2 - 3.
19. Осипова Т. М.А. Шолохов в сознании писателей второй волны русской эмиграции: Борис Ширяев и Михаил Коряков // Вешенский вестник. 2010. № 10. С. 295 - 300.
20. Ширяев Б. Кудеяров дуб. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1958, 190 с. C. 95.
21. Ширяев Б. Воля к правде // Шолохов и русское зарубежье. С. 120 - 126.
22. Зайцев Б. Предисловие к книге М. Корякова "Освобождение души" // Русский рубеж. 1991. № 11. С. 6.
23. Коряков М. Две темы (Из дневника публициста) [Two themes (From the diary of a publicist)] // Шолохов и русское зарубежье. С. 115- 119.
REFERENCES
1. Gled D. Besedy v izgnanii: Russkoe literaturnoe zarubezh'e [Conversations in Exile: Russian Literature Abroad]. Moscow, Book Chamber, 1991, 318 р., p. 139.
2. Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p.
3. Zaytsev K. "Tikhiy Don" Sholokhova ["Quiet Flows the Don" Sholokhov]. Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p., pp. 47-51.
4. Adamovich G. Sholokhov [Sholokhov]. Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p., pp. 74-80.
5. Aleksandrova V. Mihail Sholokhov [Mikhail Sholokhov]. Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p., pp. 84-92.
6. Bunin I. Dnevnikovaya zapis' ot 3. VIII. 41 [Diary Entry 3.VIII. 4]. Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p., p. 21.
7. Dvoryashina N.A. Veshenskiy vestnik, 2011, no. 11, pp. 88-101.
8. Gavrilov A., Akol'zina L. Veshenskiyvestnik, 2010, no. 10, p. 35-45.
9. Vorotynskiy D. Blizkoe - dalekoe (Novocherkassk - Sholokhov) [Close - Far (Novocherkassk - Sholokhov). Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p., pp. 81-83.
10. M.M. Inostrannaya kritika o "Tikhom Done" Sholokhova [[Foreign Criticism
of the "Quiet Flows the Don" Sholokhov]. Vol'noe kazachestvo, 1930, no. 58, pp. 17-18.
11. Ermolaev G. Deystvitel'nost' i vymysel v epopee "Tikhiy Don": Opisanie voennogo soveta v Ol'ginskoy [Reality and Fiction in the Epic "Quiet Flows the Don": Description of the Military Council in Olginskaya]. Voyny Rossii 20
veka v izobrazhenii M.A. Sholokhova [Russia's war of the twentieth century in the image of M A. Sholokhov]. Rostov-on-Don, Rostov State Univ. Press, 1996, pp. 55-61.
12. Quoted from: Mikhail Sholokhov: Letopis' zhizni i tvorchestva (materialy k biografii) [Mikhail Sholokhov: Chronicles the Life and Work (Materials for Biography]. Compiler N.T. Kuznetsova. Moscow, Galleries, 2005, 536 p., p. 88.
13. Rakovskiy G. "Podnyataya tselina" ["Virgin Soil Upturned"]. Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p., pp. 112-114.
14. Otsup N. M.A. Sholokhov [M.A. Sholokhov]. Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p., pp. 93-111.
15. Timashev N. Podnyataya tselina [Virgin Soil Upturned]. Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p., pp. 66-73.
16. Zaytsev B.K. Pis'mo L.N. Nazarovoy. 26 noyabrya 1965. Parizh [Letter to L.N. Nazarova. 26 November 1965. Paris. Sobranie sochineniy [Collected works]. In 11 vols., vol. 11, Moscow, Russkaya kniga, 2001, 512 p., pp. 230-231.
17. Yarkova A.V. Zhanrovoe svoeobrazie tvorchestva B.K. Zaytseva 1922-1972 godov: Literaturno-kriticheskie i khudozhestvenno-dokumental'nye zhanry [Genre Originality of B.K. Zaitsev 1922-1972: Literary-critical and Artistic Documentary Genres]. St. Petersburg, Publishing LGOU named by A.S. Pushkin, 2002, 212 p., p. 39.
18. Bondarenko V. Russkiy rubezh, 1991, no. 11, p. 2-3.
19. Osipova T. Veshenskiy vestnik, 2010, no. 10, pp. 295-300.
20. Shiryaev B. Kudeyarov dub [Kudeyarov Oak]. Frankfurt-na-Mayne, Posev, 1958, 190 p.
21. Shiryaev B. Volya k pravde [Will to Truth. Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p., pp. 120-126.
22. Zaytsev B. Russkiy rubezh, 1991, no. 11, p. 6.
23. Koryakov M. Dve temy (Iz dnevnika publitsista) [Two Themes (From the Diary
of a Publicist)]. Sholokhov i russkoe zarubezh'e [Sholohov and Russian Abroad]. Moscow, Algoritm, 2003, 448 p., pp. 115-119.
10 марта 2015 г.
