CC BY
50
ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ
РУССКИЕ БЫЛИНЫ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПЕДАГОГИКЕ XIX ВЕКА: РОЛЬ ХРЕСТОМАТИЙ Ф. И. БУСЛАЕВА
Арсений Станиславович МИРОНОВ
кандидат филологических наук, и. о. ректора
Московского государственного института культуры, г. Москва, Россия e-mail: [email protected]
В статье анализируется значение хрестоматий Ф. И. Буслаева (1861, 1870) для рецепции русского былинного эпоса. Фрагменты былин в этих учебных пособиях играли служебную роль - в первой хрестоматии по былинам изучали историю языка, во второй они были источником сведений о литературных памятниках. В хрестоматиях к тому же предлагалась не совсем верная трактовка былин, которая не давала представления о ценностных концептах былинного мира. Однако хрестоматии Ф. И. Буслаева всё же способствовали восстановлению искаженного ранее образа былинного мира.
Ключевые слова: былина, хрестоматия, аксиологический анализ, ценностный смысл русского эпоса, Ф. И. Буслаев.
RUSSIAN EPICS IN THE NATIONAL PEDAGOGY OF THE 19TH CENTURY: THE ROLE OF THE F. BUSLAEV'S MEDIEVAL RUSSIAN LITERATURE READERS
A. S. Mironov, Ph.D. (Philology), the Acting Rector of the Moscow State Institute of Culture, Moscow, Russia
e-mail: [email protected]
The article analyzes the meaning of F. Buslaev's medieval Russian literature readers (1861, 1870) for the reception of the Russian epic epics. Fragments epic in these tutorials played a service role - in the first textbook on the epic studied the history of the language, in the second they were a source of information about literary monuments. In reading books, besides, the interpretation of the epic that was not quite correct was offered, which did not give an idea of the value concepts of the epic world. However, the textbooks of F. Buslaev nevertheless contributed to the restoration of the previously distorted image of the epic world.
Keywords: epics, medieval Russian literature reader, axiological analysis, the value meaning of the Russian epic, F. Buslaev.
Впервые тексты русских былин появились в «Исторической хрестоматии церковно-славянского и русского языка» (1848) А. Д. Галахова [3], включившего туда несколько «богатырских повестей». Первоначально, правда, былины приводились в учебных книгах как образцы для изучения истории языка, а не как произведения изящной словесности. И только в 1861 году А. Д. Галахов подготовил девятое издание «Полной русской хрестоматии» [4], где привёл полные тексты русских былин. Чуть раньше, в 1852 году, А. Д. Галахов и Ф. И. Буслаев выпустили совместное учебное пособие «Конспект русского языка и словесности для руководства в военно-учебных заведениях» [5].
В дальнейшем Ф. И. Буслаев самостоятельно составил две хрестоматии; их роль и значение для понимания русского эпоса будут предметом настоящей статьи.
В 1861 году было опубликовано первое учебное пособие Ф. И. Буслаева - «Историческая христоматия церковнославянского и древнерусского языков» [1]. Составляя её для воспитанников военно-учебных заведений, Ф. И. Буслаев жёстко структурирует материал по столетиям, поэтому былинам не находится места в основных разделах его сборника. Составитель выносит их в приложения. В первом приложении («Памятники народной словесности XVIII века») богатырский эпос помещается вслед за поговорками и пословицами.
Ф. И. Буслаев начинает с того, что полностью приводит текст былины о Соловье Будимировиче из сборника Кирши Данилова; скорее всего, эта песня получает первое место потому, что содержит необычные описания - чудесного корабля, драгоценных подарков, теремных интерьеров. Из былины про Дюка составитель выбирает лишь один фрагмент, снова сосредоточивая внимание читателей на описании, на этот раз одежды, убранства и вооружения. В былине о Волхе Всеславиче Ф. И. Буслаев считает наиболее значимой сцену охоты богатыря-оборотня, а в первой былине про Садка («Садко, богатый гость») - жертвоприношение героя Волге-реке и её напутствие. Всю историю договора с Морским царём и спора с Новгородом Ф. И. Буслаев исключает. Во второй былине о новгородском герое («Садков корабль на море стал») опускается важнейшая сцена выбора невесты, но сохраняется спуск Садка на дно морское, игра на гуслях и обрывание струн по совету Николы.
Ф. И. Буслаев полагает полезным для воспитанников военных учебных заведений познакомиться с кровавой сценой расправы Дуная над загордившейся женой с последующим самоубийством героя. При этом ни одна из былин про Добрыню и Алёшу не удостоена чести быть включенной в эту хрестоматию даже частично.
Заметим, что некоторые былинные стихи, целомудренно заменявшиеся точками в хрестоматии А. Д. Галахова 1848 года, Ф. И. Буслаев не счи-
тает нужным скрывать от глаз будущих русских офицеров (это касается, например, страстных поцелуев Потока и его невесты). Однако эта искренность отнюдь не компенсирует ущерба, который наносит смыслу эпических песен парадоксальная избирательность составителя.
Так, во втором приложении («Образцы современной народной словесности») Ф. И. Буслаев целиком помещает злополучный вариант былины об Илье Муромце из собрания П. В. Киреевского, сообщённый ему учителем из Шенкурского уезда Н. Борисовым якобы со слов некоего крестьянина. В этой былине Илья Муромец нарушает все представления эпического сознания о «чести-хвале» богатырской: убивает безоружную дочь Соловья, а затем напивается на княжьем пиру и до смерти запарывает плетью всех гостей «ласкового князя» Владимира.
Ценностный центр героя в этой записи совершенно не соответствует аксиологической системе былинного мира и не может восприниматься эпическим сознанием как модельный. Помещение этой уникальной и нехарактерной записи в учебное пособие для воспитанников военно-учебных заведений в наше время представляется странным. Однако в 1861 году научное сообщество ещё не имело в своём распоряжении записей А. Ф. Гильфердинга, а публикациям П. Н. Рыбникова мало кто доверял. Ф. И. Буслаеву нужно было показать читателям хрестоматии, как современные им записи былин отличаются от текстов XVIII века из сборника Кирши Данилова. Не вписывающаяся в аксиологический «канон» былина, опубликованная в «Москвитянине» в 1843 году, действительно составляла разительный контраст с помещёнными в сборнике Кирши Данилова и потому была принята за «образец современной народной словесности».
При этом Ф. И. Буслаев не удержался от соблазна трактовать кровавый дебош Ильи на пиру у князя как проявление классового сознания русского крестьянства. По сути, в комментарии к этой былине он говорит о «порче» эпоса за время его бытования в крестьянской среде: «... выходки против сословий в пользу крестьянина Ильи Муромца могли составиться не ранее той эпохи, когда ... народный эпос, утратив свойственное ему беспристрастие, стал односторонним выражением крестьянских интересов. Самое превосходство Ильи Муромца перед прочими богатырями ... объясняется тем, что эпические предания сохранились у нас в крестьянском быту[1]».
Таким образом, Ф. И. Буслаев выдает за результат классовой ненависти крестьянства естественное искажение исходных былинных смыслов, допущенное конкретным певцом (очевидно, обиженным на власть и, возможно, происходившим из разбойничьей или раскольничьей среды). Однако заметим, что эти искажения вовсе не были «легализованы» коллективным эпическим сознанием и не восприняты другими сказителями именно потому, что предлагаемые новации не соответствуют ценностной
системе эпоса. Запись былины, в которой слушателям предлагается, по сути, образ кровавого богатыря-садиста, остаётся единственной в своем роде и, конечно, не должна была быть включена в учебные пособия, тем более для будущих офицеров, готовящихся идти на смерть за Веру, Царя и Отечество.
Итак, Ф. И. Буслаев включает в свою первую хрестоматию такие фрагменты русского героического эпоса, которые характеризуют его как памятник истории языка и не могут дать читателю никакого представления о смыслах русского эпоса и его системе ценностей. Между тем в том же 1861 году А. Д. Галахов выпускает девятое издание уже упоминавшейся «Полной русской хрестоматии» [4], в которой эпос рассматривается как драгоценный памятник народной словесности в одном ряду с «Илиадой» и «Песнью о Нибелунгах».
В 1870 году Ф. И. Буслаев выпускает следующую книгу - «Русская хрестоматия: памятники древней русской литературы и народной словесности» [2]. На эту хрестоматию традиционно указывают как на первый удачный опыт включения былинных текстов в учебный материал, однако за семь лет до неё была издана «Русская хрестоматия» (1863-1867) А. Г. Филонова [6] со множеством былин и подробными пояснениями; обширный раздел былин появился также в девятом издании «Русской хрестоматии» А. Д. Галахова [4].
Не будучи первопроходцем, Ф. И. Буслаев всё же извиняется перед читателем за решение включить народные песни в учебник. Он признаёт, что в былинах и духовных стихах исторические события «постоянно смешиваются» «с баснословными», искажаясь «анахронизмами и грубыми ошибками географическими» [2]. Тем не менее Ф. И. Буслаев предлагает почтеннейшей публике допустить сермяжных богатырей в приличное общество хотя бы за то, что они «служат дополнением к более точному пониманию исторических произведений древнерусской литературы [2]». Таким образом, эпос включается в хрестоматию исключительно в служебной роли источника сведений о литературных памятниках; Ф. И. Буслаев отказывает былинам в их собственном значении.
Пусть на правах «служанки» истории и литературы, но всё же народная песня была допущена знаменитым эпосоведом на страницы учебника для детей образованного общества, и значение этого события сложно переоценить.
Составитель не имел возможности включить в свою хрестоматию варианты, которые будут опубликованы впоследствии в сборниках А. Ф. Гиль-фердинга, А. Д. Григорьева и других. Заметим, впрочем, что в последующие переиздания (а их было десять) почти ничего из новейших открытий отечественных собирателей Ф. И. Буслаев так и не включил. Невольно возникает вопрос - отчего же?
Новые, полные варианты былин зачастую более доходчиво раскрывали эпические смыслы, однако Ф. И. Буслаев не верил в то, что эти смыслы, доступные пониманию молодёжи, можно улавливать «на поверхности» читательского восприятия. Исследователь копал слишком глубоко (в направлении Индии, древнеарийского Ирана, языческой Германии и Скандинавии), поэтому недостаточно «древние» христианские ценности простого русского народа, отражённые в эпосе и очевидные даже крестьянской аудитории, его не интересовали.
Поскольку выбор Ф. И. Буслаева был ограничен, постольку и образ русского богатырства, возникавший в восприятии учащихся, оказывался далеко не полным. Многие эпические события казались лишёнными смысла, а поведение героев - ничем не мотивированным. Ф. И. Буслаева это едва ли могло смущать, ведь он владел недоступным для учащихся знанием об обрывках древних мифологических смыслов, светивших ему в глубине эпических образов. Эти глубинные аналогии, доступные пониманию адептов мифологической школы (поскольку ими же самими и были измышлены), не планировалось сообщать юношеству. Поэтому и трансляция подлинных смыслов русского эпоса не являлась задачей составителя фольклорного отдела хрестоматии. Былины предлагалось изучать с точки зрения языка, формальных примет эпической поэзии (повторов, параллелизмов и пр.), внешней образности и диалектизмов.
В содержательном плане допускались только сопоставления Муромца с земством, Добрыни и Алёши - с одноимёнными летописными деятелями, змея и Соловья - с враждебными силами природы, Идолища и Калина-царя - со степняками. Никаких попыток аксиологического анализа эпических сюжетов, структуры ценностных центров героев и особенностей их мировосприятия Ф. И. Буслаев не предпринимает. Это особенно удивительно потому, что результатами такого анализа отдельных былинных сюжетов уже поделились А. К. Аксаков и Орест Миллер; более того, даже в дешёвых «лубочных» книжках для народа вполне можно было обнаружить такой анализ.
О том, насколько тяжело было ученикам воспринимать подлинные смыслы русского эпоса, можно судить на основании самого поверхностного обзора исключений, сделанных Ф. И. Буслаевым. Например, он выбирает вариант былины, обрывающийся на хэппи-энде (Илья целует вновь обретённого сына во «уста сахарные»), и только скороговоркой упоминает о том, что в других вариантах «Сокольник вновь вступает в бой с Ильею, который его убивает, разорвав на полы [2]». Таким образом, составитель лишает ученика возможности разобраться в мотивациях героев: почему Сокольник вернулся и напал на отца? И что заставило Илью так жестоко расправиться с сыном? Ответы на эти вопросы дают представление о важнейших ценностных концептах былинного мира: о характере богатырской
силы, о чести-хвале богатырской. Однако ученики не получают ответа на эти вопросы.
В хрестоматии Ф. И. Буслаева мы не находим ни передачи силы от Свя-тогора к Илье Муромцу (не говоря уже об истории с женой Святогора), ни перевоплощения богатыря в нищего странника для избавления Царь-града от Идолища поганого. Для знакомства юношества с образом Ильи Ф. И. Буслаев почему-то считает более полезным показать, как богатырь отмахивается от станичников и уезжает прочь, оставляя их разбойничать дальше (при наличии вариантов, в которых Илья требует от станичников оставить свои преступные занятия). Отворачивается Ф. И. Буслаев и от варианта, где Илья Муромец вступается за Алёшу Поповича и просит Добрыню не убивать того, чтобы не проливать крови богатырской.
Нет в хрестоматии сюжета о встрече Добрыни с Настасьей, об обещании обоих хранить друг другу верность в течение года, оставшегося до свадьбы. Нет коварной королевны, заманивающей богатыря на «кроватку обмансливу» с последующим низвержением в подвалы глубокие, где уже томятся ранее соблазнённые королевичи. Отсутствует ссора Ильи с князем Владимиром. О Дюке Степановиче ученики узнают лишь то немногое, что есть в начале его истории и где сообщается о его доспехах и вооружении. На этом песнь обрывается, и смысл этой былины остаётся недоступен ученикам.
Вариант былины про Садко, выбранный Ф. И. Буслаевым, не показывает ключевой роли Николы Можайского в том, как герой выиграл спор с Новгородом, а былина о пребывании героя на дне морском и вовсе отброшена составителем.
Не только неудачные варианты, но и комментарии самого Ф. И. Буслаева нередко уводят юношество от понимания подлинного смысла былин. Так, составитель хрестоматии сводит смысл песни «Вольга и Микула» к прославлению земледельческого быта: Микула «с своею сохою представляется могущественнее всей княжеской дружины, и вещий пахарь могущественнее вещего князя Волха или Вольги [2]».
Такой комментарий, наверное, мог понравиться и толстовцам, и демократам, и даже некоторым поздним славянофилам, однако в нём не содержится ответ на вопрос о мотивации былинного героя - что происходит в былине? Неужели народ передавал её из поколения в поколение для того только, чтобы сохранить сцену с верчением сошки дружинниками Вольги? И главное - зачем Микула пошёл с Вольгой, если первый настолько могущественнее второго? Ответ на этот вопрос и составляет смысл былины, смысл, вполне доступный пониманию крестьянской аудитории. Микула спасает от смерти сперва молодого князя, а затем от последующих казней он спасает и незадачливых мужичков из Гурчевца, Ораховца и Крестья-новца. К сожалению, излишняя образованность и увлечение мифологиче-
ской теорией не позволили Ф. И. Буслаеву как составителю хрестоматии прояснить этот простой эпический смысл поколениям русских гимназистов.
Отмеченные недостатки не умаляют значения этой замечательной книги. Именно хрестоматия Ф. И. Буслаева со временем ликвидировала искажённый образ эпоса в сознании образованного общества - образ, созданный лубочными картинками и зингшпилями, выдумками сказочников и клеветой либеральных критиков, романтическими интерпретациями и жанрово-бытовыми иллюстрациями.
В 1870 году по хрестоматии Ф. И. Буслаева только начали работать первые ученики; нужно было подождать ещё лет двадцать, пока они вырастут и начнут создавать стихи и пьесы, книжные иллюстрации и живописные полотна, учебники и научные статьи.
Литература
1. Буслаев Ф. И. Историческая христоматия церковно-славянскаго и древне-русскаго языков / составлено, на основании наставления для образования воспитанников военно-учебных заведений ..., Ф. Буслаевым. - Москва : в Университетской типографии, 1861. - [8], II, VIII с., 1632 стб.
2. Буслаев Ф. И. Русская хрестоматия : Памятники древнерусской литературы и народной словесности, с историческими, литературными и грамматическими объяснениями, с словарем и указателем : для средних учебных заведений / сост. Ф. Буслаев. - Москва : тип. Грачева и К°, 1870. - XVI, 429 с.
3. Галахов А. Д. Историческая хрестоматия церковно-славянского и русского языка / сост. А. Галахов. Т. 1-. - Москва : Унив. тип., 1848. - 23 с.
4. Галахов А. Д. Полная русская хрестоматия : в 2-х ч. Ч. 1-2 / сост. А. Галахов. - 9-е изд., с переменами. - Санкт-Петербург : тип. Штаба воен.-учеб. заведений, 1861. - 2 т.
5. Галахов А. Д., Буслаев Ф. И. Конспект русского языка и словесности для руководства в военно-учебных заведениях, составленный А. Галаховым и Ф. Буслаевым, на основании Наставления для образования воспитанников военно-учебных заведений высочайше утвержденного 24-го декабря 1848 года. - Санкт-Петербург : тип. Штаба воен.-учеб. заведений, 1852. - [2], 27, 84, 33 с.; 26.
6. Филонов А. Г. Русская хрестоматия с примечаниями. Для высших классов средних учебных заведений. Вып. 1-4. - Санкт-Петербург, 1863-1867.
