CC BY
92
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 25 (279). История. Вып. 52. С. 104-114.
РЕЛИГИЯ. ОБЩЕСТВО. ВЛАСТЬ
Т. Р. Галимов
РУССКАЯ ЦЕРКОВНАЯ ИЕРАРХИЯ
В КНЯЖЕСКИХ МЕЖДОУСОБИЦАХ СЕРЕДИНЫ XII - ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIII ВЕКА
Активным участником княжеских усобиц в Древней Руси была церковь. Её высшие иерархи нередко привлекались для преодоления различных внутридинастических конфликтов. В представленной работе рассмотрены различные способы канонического влияния, использовавшиеся русским епископатом для преодоления политических противостояний в древнерусском обществе XI - первой трети XIII в.
Ключевые слова: межкняжеские усобицы, Русская православная церковь, высшая церковная иерархия и её деятельность.
Межкняжеские усобицы домонгольской Руси были тяжелым и одновременно естественным и даже закономерным этапом в истории нашего отечества. Отразив собой сложные процессы разрастания правящего рода, усложнение межкняжеских родственных и военно-экономических отношений, они были порождены и иными не менее значимыми обстоятельствами. Главным из них необходимо считать усложнение социальных отношений, вызванное повышением роли городских вечевых структур, а также обострением межсоциальных и этнических конфликтов1. Своеобразие политического устройства древнерусского государства и общества накануне монгольского нашествия придало политическим связям этого периода настолько необычные черты, что отождествить государственную организацию этого периода с современным пониманием государства крайне трудно. В итоге в историографии на настоящий день отсутствует единство в обозначении типа той государственности, с которой приходится иметь дело на Руси в середине XII - первой трети XIII в. Именно поэтому представляется важным определиться с тем, что понимать под дипломатическими отношениями и междоусобицами на Руси в обозначенный период.
Сформулированная проблема отчасти была разрешёна в исследованиях В. Т. Пашу-то, А. Н. Сахарова, М. Б. Свердлова, А. В. На-заренко, Н. Ф. Котляра, а в отношении западнорусских земель в работах А. В. Майо-рова2. Даже если оставаться на точке зрения А. В. Назаренко, увидевшего в политическом
устройстве Руси исследуемого периода не распавшуюся державу, как это представлено в работах Б. Д. Грекова, Б. А. Рыбакова и И. П. Ермолаева3, а государство в форме братского совладения4, то приходится признать, что такое родственное соуправление ничуть не ограничивало прав князей и городов в сфере международных отношений. Все они могли выступать в качестве равноправных субъектов международного права (насколько этот термин вообще применим к реалиям древнерусской и современной ей европейской действительности). С середины и второй половины XII в. значительная часть земель и городов Руси выступали силой, самостоятельно решающей свои внутри- и внешнеполитические задачи: выбор князей, избрание епископа, участие в различных междоусобных и европейских конфликтах, призвание военной помощи и т. д. Кроме этого внутреннее политические устройство древнерусских центров имело региональные особенности, порой принципиально отличавшие политические структуры различных княжеств. При этом наличие епископской кафедры придавало городам и князьям этих земель высокий внутрирусский и международный статус.
Вся перечисленная совокупность условий сформировала на Руси несколько типов земель. М. Б. Свердлов различал три основных варианта: 1) «монархическая княжеская власть»; 2) «средневековая республиканская структура», определяемая выборами властных институтов и должностей города и регламентированная договорными отношениями
в том числе с княжеской властью; 3) южнорусские и юго-западные княжества с приблизительным «равенством» власти князей, боярства и города5. В итоге внутрирусские межкняжеские, межгородские, княжеские и городские отношения нередко выстраивались так, как если бы их участники были жителями не одного, а различных государств. В возникших условиях, при которых значительная часть усобиц между князьями и городом или же между соперничающими княжествами или землями, обладавшими высоким уровнем развития внутренней политической автономии, взаимоотношения соперничающих сторон могут быть рассмотрены в контексте дипломатических отношений. При этом следует отметить, что одна из ключевых ролей в развивавшихся конфликтах, и подобных дипломатических отношений соответственно, отводилась именно церкви, определяемой как своеобразный беспристрастный посредник либо же как полномочный представитель одной или нескольких сторон.
Древнерусское летописание и западноевропейские источники содержат большое число примеров этой политической автономии, которая воспринималась в Европе как естественное явление, ничуть не бросающее тень недоверия на политическую правоспособность участников дипломатических диалогов и противостояний. Одним из примеров этого могут служить дипломатические браки. Если во времена Владимира Святославича и Ярослава Владимировича Мудрого такие супружеские союзы возникали исключительно по воле или при прямом участии главы правящего рода, отца6, то уже младшие Ярослави-чи, после смерти своего родителя, не считали себя обязанными согласовывать с великим князем, Изяславом, вопросы о браках своих детей. Во всяком случае письменные источники больше не упоминают о такой практике. Несомненно, сложившаяся политическая ситуация с децентрализацией политической силы и развитием новых центров власти не могла не сказаться на жизни киевской митрополии и деятельности киевских митрополитов. Примером этого может служить возникновение на Руси во второй половине XI в. трёх митрополий. Помимо Киевской на некоторое время были учреждены митрополии в Чернигове и Переяславле7. Если не углубляться в разбор историографической полемики о статусе этих церковных новообразований, были
ли они по отношению к Киеву титулярными8, или же какое-то время пользовались правами широкой канонической автономии9, то их появление может быть рассмотрено как результат дипломатического признания прав политической автономии или самостоятельности (от Киева) Черниговского и Переяславского княжеских столов.
С точки зрения Б. А. Рыбакова, все перечисленные процессы привели в первой трети XII столетия к распаду цельного тела Киевской Руси, что, впрочем, представляет предмет научной дискуссии. Однако несомненно то, что проблемы политической автономиза-ции не обошли стороной и церковь, что подтверждается событиями середины и второй половины XII в.
Середина XII - первая треть XIII столетий могут быть однозначно названы временем непрекращающихся княжеских усобиц и периодом поиска политического равновесия между вечевыми и княжескими началами в древнерусском политическом устройстве, между стареющим Киевом и усиливающимся Владимиром, между родовым старейшинством и фактическим доминированием в княжеском роду10. После смерти Мстислава Великого (|1132) произошло дальнейшее усложнение структуры государства. Однако это не предполагало уничтожения статуса Киева как «матери городов Русских». Обладание великим киевским княжением в качестве титула и признака старейшинства сохраняло свою ценность даже после разграбления города во время похода Мстислав Андреевича (1169 г.)11 и усиления Владимирского княжения. Указанное обстоятельство было удачно отмечено и обосновано А. А. Горским12. Примечательно, что возникшая тогда ситуация во многом повторяла состояние дел в области высшего церковного управления. Сын Юрия Долгорукого, Андрей Боголюбский, попытался создать во Владимире собственную митрополию во главе со своим любимцем Фео-дором. Тем не менее князь так не добился для своего любимца Феодора митрополичьего сана. Вместе с этим трудно отрицать то, что это обстоятельство не помешало установить в Ростово-Суздальской земле по отношению к киевской митрополичьей кафедре фактическую церковную автономию. Последнее, вероятно, и стало причиной жестокой митрополичьей расправы над Феодором13. Но не менее интересны и более ранние события,
затянувшиеся на несколько лет церковно-по-литические конфликты вокруг имени русского митрополита Климента Смолятича14. Отказавшийся подчиняться новому киевскому первосвятителю, новгородский епископ Нифонт был возведён в сан архиепископа15, а его церковный округ был выведен из подчинения Киеву и переподчинён непосредственно константинопольскому патриарху. За этим шагом Нифонта скрывались не только его явное грекофильство, но и интересы Новгорода16.
Если поднимать проблему усложнения внутрицерковных отношений, то на вторую половину XII в., помимо указанных противостояний, а также всплесков внутрицерковных противоречий и церковно-политических конфликтов, приходятся регулярные недовольства клириков и городского населения поведением епископата17, активное оформление местного канонического права18, активизация епископских и митрополичьих перемеще-ний19. Все перечисленные изменения были вызваны к жизни и обусловлены политической жизнью, ростом национально-религиозного самосознания древнерусских элит, а также противоречиями, неминуемо возникавшими в условиях феодализации Руси. Именно на эти десятилетия приходится появление целой плеяды блестящих мыслителей: Кирилла Туровского, Никифора, Кирика Новгородца и других.
Как уже было отмечено, в ряде случаев княжеские междоусобицы крайне трудно отделить от противостояний между внутригородскими элитами (или партиями) и между различными городами вообще. Например, свержение и убийство в 1146-1147 гг. князя Игоря20 в равной степени можно считать и следствием межкняжеских противоречий и рассматривать как один из результатов сложных отношений между князем и городом. Наконец, упомянутые события характеризовались и как внутригородское волнение. Подобным же образом можно оценивать конфликт 1113 г., приведший в нарушение лествичного права на киевский престол князя Владимира Мономаха21. Не менее интересны конфликты 1134-1135 гг., связанные с Суздалем, Черниговом, Киевом и Новгородом22. Примечательно, что активными участниками всех перечисленных усобиц и мятежей, особенно 1113, 1135 гг., была церковь в лице её высших иерархов, киевского митрополита и новгородского епископа.
Городские (межгородские) противоречия, касавшиеся вопросов власти, так или иначе были обусловлены межкняжескими разногласиями, что объяснялось высоким статутом князя в древнерусской иерархии, даже не предполагавшей возможности существования политической автономии без представителя правящего княжеского рода23. На это положение князя в древнерусской системе управления и власти обратил внимание ещё А. Е. Пресняков24. Одним из примеров такого развития событий могут служить противоречия, существовавшие между Новгородом и Псковом, двумя могущественными центрами княжеской власти и вечевого самоуправления. Но и в их случае - присутствие в городе князя являлось непременным элементом легитимности и стабильности власти, подтверждением суверенитета25. Особенно ярко этот комок проблем выявляется в отношениях Киева и Новгорода в XII в.26, у которых, как верно акцентировал внимание С. Э. Цветков, отсутствовали собственные княжеские ветки27.
Для церковной организации древней Руси, в которой даже в XII в. епископ был «словно вытесненным из его социального простран-ства»28, подобные конфликты имели самое серьёзное значение. В существовавшей в тот период ситуации представляет интерес следующее: каким образом митрополит осуществлял свою дипломатическую деятельность в усобицах и мятежах домонгольской Руси? Для решения столь сложной задачи наиболее оптимальным видится: во-первых, рассмотреть механизмы митрополичьего влияния на политические и социальные конфликты Древней Руси и, во-вторых, степень участия митрополита в различных конфликтах с учётом времени.
Определение механизмов или способов участия митрополитов в решении внутриполитических задач невозможно без рассмотрения вопросов о светских и церковных правах русских первоиерархов в условиях древнерусских политических и канонических реалий. В значительной мере обозначенная проблема была разрешена как в дореволюционной, советской, так и современной историографии. Вовлечённость митрополитов в решение политических задач, имевших дипломатический характер: укрепление княжеского представительства на территориях, обладавших широкой автономией, преодоление социальных, политических и династи-
ческих конфликтов во многом выражались в канонических шагах первосвятителей. Именно посредством своей канонической власти и выполняемых функций (церковные суды, интердикты, объезды [в том числе миссионерские], рукоположения или отказ от них, послания, поучения и миротворчество) он мог участвовать в преодолении тех или иных конфликтов. Решимость предпринимавшихся действий архиереев во многом определялась не только личными их качествами, но и иными факторами, например, остротой конфликтов или важностью решаемых задач.
Если верить Никоновской летописи, в качестве одного из первых политических шагов киевских первосвятителей можно рассматривать миссионерские митрополичьи поездки 990-991 гг. в Новгород и Ростовскую землю29. При том, что личности русских иерархов Михаила и Леона легендарны, а сам факт их существования нередко становится предметом научной дискуссии, практика миссионерства, несомненно, может быть оценена в дипломатической плоскости. Использование проповеди христианства не только в религиозных, но и политических целях было нормальным явлением и в Византии, и в Германии30. Собственно и культ византийских императоров со времён Константина был тесно связан с культом апостольства31.
Миссионерская деятельность и митрополичьи поездки. Очевидно, что распространение самого христианства на Руси в эпоху князя Владимира было заслугой не столько прибывшей на Русь высшей церковной иерархии, усилия которой на проповедническом поприще более чем сомнительны, сколько самого великого князя. Данная точка зрения уже давно утвердилась в историографии. Вместе с этим хотя бы и косвенное участие киевского иерарха32 в распространении евангельской проповеди было бы несправедливо отрицать, хотя бы потому, что глава киевского диоцеза не мог не участвовать в рукоположении архиереев и духовенства. Административное устройство Киевской Руси времени Владимира Святославича и его предшественников обладало особой спецификой: значительная часть территорий государства находилась если не в условной, то, по меньшей мере, ограниченной зависимости от Киева и его правителей. Существовавшая ситуация находила отражение и в ограниченной территории полюдья33, и в постоянной необходи-
мости каждого нового правителя «матери городов русских» завоёвывать территории, которые казалось бы уже были покорены его предшественниками. В сложившихся условиях епископские кафедры и храмы выступали зримыми символами великокняжеской власти на этих землях. Вероятно, прежде такую функцию выполняли создававшиеся во времена «языческой реформы Владимира» капища. Однако в отличие от прежних языческих символов великокняжеской власти, устанавливавшихся за пределами городских стен34, христианские храмы устанавливались внутри них. Наверное, именно такое символическое утверждение киевской власти своего присутствия в столицах земель стало источником новгородского мятежа 991 г. по случаю прибытия на берега Волхова епископа Иоакима Корсунянина35. Таким образом, миссионерская деятельность первых русских первосвятителей была тесно связана с процессами укрепления великокняжеской власти, и с некоторой долей условности ее можно квалифицировать как деятельность, способствовавшую консолидации управления на землях, входивших в состав древнерусского государства.
Поездки митрополитов в Киевской Руси могут считаться редким явлением36. При этом перемещения, которые были обусловлены не церковными, а политическими интересами, занимают в череде архиерейских путешествий крайне ничтожный процент. По сути дела, в домонгольской Руси зафиксирован только один случай путешествия митрополита из Киева в Новгород (1135) для снятия церковного интердикта и преодоления возникшего между Новгородом и Суздалем конфликта37. Обозначенный сюжет получил освещение и анализ в диссертации П. И. Гай-денко38. Однако автор сосредоточил своё внимание на внутрицерковной стороне этой истории. Вместе с этим проблема видится более сложной. Такое путешествие не могло быть осуществлено без помощи княжеской власти. Поэтому здесь необходимо искать корни не только во внутрицерковных противоречиях, но и противоречиях между Киевом и Новгородом, а также Киевом, Новгородом и Суздалем.
Миротворчество. Участие митрополитов в примирении враждующих сторон - одно из интересных явлений церковно-политической жизни домонгольской Руси. Это объясняет-
ся существенными отличиями реалий затрагиваемых исторических эпизодов от более поздних конфликтов XVI-XVII вв., в которых архиереи, как правило, занимали сторону центрального правительства, и их усилия в преодолении противостояний имели целью не столько примирить враждующие стороны, сколько склонить одну сторону в пользу другой. В условиях Киевской Руси ситуация видится более сложной. Во-первых, большая часть конфликтов была порождена внутренними противоречиями в правящей княжеской династии. Во-вторых, роль митрополитов в примирении сторон оказывалась более чем неоднозначной. Летописание запечатлело четыре случая появления митрополитов в подобных ситуациях.
В 1097 г. митрополит Николай участвовал в примирении Владимира Мономаха со Святополком Изяславичем и киевлянами39. Хотя в церковной историографии киевскому иерарху отводилась едва ли ни ведущая роль в совершённом примирении40, однако реконструкция событий, проведённая П. И. Гай-денко, позволила увидеть более сложную и интересную ситуацию41. Не сумевший покинуть Киев, митрополит был вынужден подчиниться воле горожан и против своего желания вошёл в состав посольства к Владимиру. Однако, как справедливо заметил исследователь, тем самым был создан прецедент участия русского первосвятителя в подобном конфликте.
Второй случай примирения в 1101 г. враждующих князей также связан с именем этого митрополита, вступившегося перед великим князем Святополком за Ярослава Ярополчи-ча42. И на этот раз, если верить летописанию, это была инициатива самого митрополита.
Третий случай участия митрополита в межкняжеских и княжеско-городских противоречиях - уже рассматривавшееся путешествие в 1135 г. митрополита Михаила в Новгород, которое, судя по всему, едва ли можно рассматривать в качестве успешного. Поэтому неудивительно, что в противостоянии того же года между Киевом и Черниговом примирителем враждовавших сторон стал не митрополит, а новгородский епископ Нифонт43.
Четвёртый случай миротворческой деятельности киевских первосвятителей связан с событиями 1195 г., когда митрополит Ни-кифор II убедил собственного великого князя
Рюрика Ростиславича пойти на уступки его сопернику, суздальскому князю Всеволоду44.
В какой-то мере к названным эпизодам примыкает история 1113 г., связанная с вовлечением митрополита Никифора в возведение на киевский престол Владимира Моно-маха45. Данный случай крайне примечателен уже тем, что одним из активных инициаторов произошедшего тогда в Киеве династического переворота стал глава русской церковной
организации46.
Церковные суды и интердикт. Ещё одним эффективным способом преодоления политических конфликтов с участием митрополитов было употреблением киевскими иерархами интердиктов и использование в политических целях церковных судов или судов, в которых церковь имела право принимать участие. В русской церковной истории запечатлено 2 интердикта и несколько церковных судов или разбирательств, которые можно отождествить с церковным судом. Вполне возможно, что практика применения судов и интердиктов для преодоления церковно-по-литических конфликтов была в той или иной мере заимствована в Византии и Западной Европе47.
История домонгольской Руси сохранила лишь несколько упоминаний о митрополичьих судах, или действиях, которые могут быть отождествлены с судами. Практически все они были обусловлены и вызваны не только каноническими проблемами, но и политическими интересами. Первый суд (10541059) связан с именем новгородского епископа Луки Жидяты48. Обстоятельства этого суда малопонятны. Обвинённый в каких-то злоупотреблениях от своих холопов, епископ Лука провёл три года в Киеве, а на обратном пути к месту прежнего служения скончался. Вполне можно согласиться с выводами В. В. Милькова и П. И. Гайденко о том, что суд был несправедливым, отразив процессы автономизации новгородской кафедры и новгородской земли49. Очевидно, что этот процесс не мог состояться без поддержки киевского князя и части новгородской знати. Вероятно, совершённое митрополитом Ефремом разбирательство имело своей целью не допустить укрепления церковной и государственной самостоятельности северо-западных земель Руси.
Второй митрополичий суд 1168 г. над пе-черским игуменом Поликарпом также ока-
зался пристрастным. Игумен прославленной обители был в тесных отношениях с Черниговским князем Святославом. Это вызвало ревность черниговского епископа Антония. Дело осложнилось тем, что советы, которые давались черниговскому князю Антонием и Поликарпом относительно соблюдения поста в господские праздники различались. Возникшее противоречие и стало формальным поводом для суда над известным настояте-лем50. Но могла быть ещё одна причина организации суда. Весьма вероятно, в Поликарпе видели возможного преемника Антонию, который в свою очередь не собирался уступать кому-либо свою кафедру. В итоге летописец назвал совершённое дело «митрополичьей неправдой». В данном случае важно то, что суд был призван ограничить влияние строптивого, с точки зрения Антония и митрополита Константина, Поликарпа на князя и не допустить дальнейшего усиления русской части духовенства и местных церковных норм51. В условиях усиления церковно-политической автономии Новгорода и Владимира, такая задача было более чем актуальной. Что касается Антония, то своими действиями всё же вызвал гнев своего князя и вскоре был изгнан из Чернигова.
Наконец, самый яркий пример митрополичьего суда домонгольской Руси - расправа над любимцем Андрея Боголюбского Феодорцом. Как бы ни оценивались эти события - суд и казнь были призваны остановить политическую экспансию и ограничить властные амбиции владимирского князя. В результате ключевая роль в разрушении «тандема» Андрея Боголюбского и владыки Феодора принадлежала митрополиту. Поэтому неудивительно, что во время взятия Киева разграблению подверглись не только город, но и его храмы. Во всяком случае, с падением Феодора начался закат всевластия и деспотии Андрея, после чего пришла и его гибель.
Рукоположения, постриги или отказ от них. Рукоположения, постриги или отказ от них в контексте церковно-государственных отношений вполне могут, а в ряде случаев и должны, рассматриваться как важнейших инструмент церковной и политической власти. В акте рукоположения присутствовало множество интересов, выходивших за рамки сугубо духовной жизни.
Во-первых, рукополагаемый или постригаемый, если речь идёт о монашествующем,
попадал в духовную зависимость и контроль от того, через чьи руки становился преемником благодати священства, епископства, архиепископства или ангельского образа. Такая зависимость открывала в ряде случаев неограниченные возможности для контроля возглавляемых ставленниками и рукоположенными лицами церковных институтов и их материальных и финансовых ресурсов. Более того, через посредство рукоположенных можно было оказывать влияние и на их паству, представлявшую самые различные политические и социальные интересы. История изобилует такими примерами. Так, возведение в 1165 г. в архиепископский сан новгородского епископа Ильи открыло для митрополита и киевского князя колоссальный источник личного дохода, о чём недвусмысленно сообщают источники52. Конечно, приведённый пример, - прежде всего, образец взятки (симонии), вошедшей в норму русской церковной жизни XII в.53 Вместе с этим указанные события выявляют один из интереснейших механизмов поиска взаимовыгодных отношений между Новгородом и Киевом. Очевидно, обе стороны считали ситуацию наиболее выгодной: Новгород поддерживал статус архи-епископии и сохранял широкую церковную автономию, а Киев не утрачивал возможность получения денежных и материальных поступлений из богатейшего города Руси. Во всяком случае, в 1219 г., когда по вине местной знати в городе оказалось два архиепископа, Митрофан и Антоний, новгородцы отправили их решать свой спор в Киеве54.
Ещё один пример того, как митрополит мог влиять через постриг и рукоположение на политическую и церковную жизнь, - события 1183 г. В то лето в Киеве умер архимандрит Печерского монастыря Поликарп. Необходимо отметить, что отношения Пе-черской обители с митрополитом в предыдущие годы переживали не лучший период. После 1171 г. монастырь волей Андрея Бого-любского вновь приобрёл княжескую ставропигию и удостоился статуса архимандритии. Перемены стали ответом на злоупотребления со стороны митрополита и греческого духо-венства55. Вопрос о восстановлении митрополичьей власти над обителью стоял крайне остро. Возобновление первосвятительского влияния на монастырь было достигнуто руками престарелого туровского епископа Лаврентия, постриженика Печерского монастыря
и недавнего затворника56. Отличаясь на закате своей жизни неумеренным послушанием, этот старец, единственными добродетелями которого были пост, молитва и затвор57, принял епископский сан и взошёл на туровскую кафедру, смиренно сместив с неё находившуюся в какой-то духовной оппозиции к Киеву Кирилла Туровского, яркую и даровитую лич-ность58. Последний был не менее искренним подвижником, но в отличие от Лаврентия обладал образованием, пастырской ревностью и снисходительностью. Таким образом, киевским светским и духовным властям удалось пресечь возрастающую самостоятельность туровской земли. Теперь, в 1183 г., участвуя в постриге «попа Василия»59, Лаврентий способствовал духовному подчинению Василия митрополиту через постриг, монашеское вос-приемство и возведение в сан архимандрита. Примечательно, что хиротессия Василия в архимандриты на этот раз совершалась не по воле князя, а по благословению митрополита, а участие Лаврентия снимало вопрос о законности возведения на архимандритию Василия, поскольку один из участников службы был постриженник знаменитой обители. Результаты такого духовного сыновства нового архимандрита по отношению к митрополиту не заставили себя ждать. Последующие десятилетия однозначно характеризуются как время духовного упадка монастыря и снижение его влияния на политическую и церковную жизнь Руси60.
Во-вторых, учреждение в какой-либо земле кафедры и присутствие в городе епископа придавало княжеству больший вес. Поэтому отказ в своевременном рукоположении также может рассматриваться как способ церковно-политического давления на строптивого князя. В этом отношении заслуживает внимание возникновение во второй половине XI в. ещё двух митрополий помимо Киевской: Черниговской и Переяславской. Уже фактом своего появления, существования и исчезновения они позволяют заключить, что их учреждение было способом церковно-политического влияния на ситуацию на Руси.
Послания и поучения. Митрополичьи послания к князьям и духовенству были одним из инструментов оказания влияния на действия князя. Насколько эти послания были эффективны, существуют различные мнения. Однако нет ни одного достоверного и ясного подтверждения того, чтобы эти советы имели
безусловное влияние на волю князя. Уже сообщения 996 г. о приходе к князю Владимиру епископов61, которых согласно Никоновской летописи якобы послал митрополит62, показали, что уже вскоре данный епископами совет был отвергнут, а между крестителем Руси и церковными иерархами пролегла трещина княжеского раздражения. Однако в XI-XII вв. обращения митрополитов к князю или лицам, способным повлиять на представителей правящей династии, приобрели более изысканный характер. Практически во всех случаях эти обращения были связаны с интересами Византии, не желавшей сближения киевских властей с Западной Европой. Например, в 70-е гг. XI в. в условиях тесных политических (военных, дипломатических и брачных) сношений Ярославичей с Западной Европой предпринял попытки создания полемического сочинения «Стязание с лати-ною»63. Митрополит Иоанн II пошёл дальше и писал о нежелательности княжеских браков с еретиками64. Но наиболее изысканно и полно попытка влияния на внутри- и внешнеполитические процессы предпринял митр. Никифор65. По мнению петербургского церковного историка о. Константина Костроми-на, результат такого влияния привёл к переориентации внутри- и внешнеполитического курса Киева в сторону Византии66.
Таким образом, можно заключить, что киевские митрополиты обладали широким спектром возможностей влияния на религиозно-политическую ситуацию в древнерусском государстве. Это влияние осуществлялось посредством различных канонических действий: миссионерства и поездок, миротворчества, церковных судов и интердиктов, рукоположений или отказов от них, постригов, посланий и поучений. Дискуссионным может считаться вопрос эффективности этих действий. Однако в совокупности все они способствовали всё большему вовлечению митрополитов во внутриполитическую жизнь Руси.
Примечания
1 Наиболее обстоятельно проблема этнических отношений в древнерусской дипломатии была разработана В. Т. Пашуто (Пашу-то, В. Т. Русь. Прибалтика : (Избранные статьи). М., 2011. С. 162).
2 Новосельцев А. П. Древнерусское государство и его международное значение /
А. П. Новосельцев, В. Т. Пашуто, Л. В. Череп-нин, В. П. Шушарин, Я. Н. Щапов. М., 1965; Пашуто, В. Т. : 1) Внешняя политика Древней Руси. М. : Наука, 1968; 2) Русь. Прибалтика. Папство : (Избранные статьи). М., 2011; Сахаров, А. Н. : 1) Дипломатия Древней Руси. IX - первая половина X в. М., 1980; 2) Дипломатия Святослава. М., 1991; Свердлов, М. Б. Домонгольская Русь : (Князь и княжеская власть на Руси VI - первой трети XIII в.). СПб., 2003; Назареко, А. В. : 1) Русь и Германия в К—К вв. // Древнейшие государства Восточной Европы. Материалы и исследования 1991 г. М., 1994. С. 5-138; 2) О династических связях сыновей Ярослава Мудрого // Отечеств. история. 1994. № 4-5. С. 181-194; 3) Древняя Русь на международных путях : междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII веков. М., 2001; 4) «Зело неподобно правоверным» : (Межконфессиональные браки на Руси в XI-XII вв.) // Вестн. истории, лит., искусства. М., 2005. Т. 1. С. 269-279; Котляр, Н. Ф. Дипломатия Южной Руси. СПб., 2003; Майоров, А. В. : 1) Галицко-Волынская Русь : очерки социально-экономических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001; 2) Русь, Византия и Западная Европа. СПб., 2011.
3 Греков, Б. Д. Киевская Русь. М., 2004. С. 605-616; Рыбаков, Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982. С. 469-564; Ермолаев, И. П. Становление Российского самодержавия : (Истоки и условия его формирования. Взгляд на проблему). М., 2004. С. 58-93.
4 См. подробнее: Назаренко, А. В. : 1) Братское совладение, отчина сеньорат (династический строй Рюриковичей X-XII вв. в сравнительно-историческом аспекте) // Древнейшие государства Восточной Европы : 2005 год. Рюриковичи и Российская государственность / отв. ред. М. В. Бибиков, Е. А. Мельникова, В. Д. Назаров. М., 2008. С. 132-179; 2) Древняя Русь на международных путях : междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII веков. С. 505-558; 3) Древняя Русь и славяне. М., 2009. С. 5-206.
5 Свердлов, М. Б. М. В. Ломоносов и становление исторической науки в России. СПб., 2011. С. 37.
6 Назаренко, А. В. О династических связях сыновей Ярослава Мудрого // Отечеств. история. 1994. № 4-5. С. 181-194.
7 О переяславской митрополии см.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 281; Хрусталёв, Д. Г. Разыскания о Ефреме Переяславском. СПб., 2002. С. 9798. О черниговской митрополии см.: Наза-ренко, А. В. «Новороссия», «Великороссия» и «вся Русь» в XII в. // Вестн. истории, лит., искусств. М., 2008. Т. 5. С. 86; Съказание чюд[е]съ с[вя]тою страстотьпьцю х[ристо] воу рамана и двда // Успенский сборник XII-XIII вв. / сост. О. А. Князевская и др. ; под. ред. С. И. Коткова. М., 1971. С. 62.
8 Присёлков, М. Д. Очерки по церковно-по-литической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб., 2003. С. 70-95; Поппэ, А. В. Русские митрополии константинопольской патриархии в XI столетии // Византийский временник. М., 1968. Вып. 28. С. 85-108; М., 1969. Вып. 29. С. 95-104; Назаренко, А. В. Древняя Русь и славяне. С. 207-245.
9 Гайденко, П. И. : 1) Очерки истории цер-ковно-государственных отношений в Киевской Руси: Становление высшего церковного управления (1037-1093 гг.). Казань, 2006. С. 84-115; 2) Становление высшего церковного управления в Киевской Руси : дис. ... д-ра ист. наук. Екатеринбург, 2011. С. 187232.
10 См.: Цветков, С. Древняя Русь : Эпоха междоусобиц 1054-1212. М., 2009.
11 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 544-545.
12 Горский, А. А. Русское Средневековье. М., 2010. С. 91-108.
13 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 356; Петр (Гайденко, П. И), иером. Церковные суды домонгольской Руси: декларируемые причины и возможные мотивы / иером. Петр (Гайденко, П. И.), В. Г. Филиппов // Современные проблемы изучения истории церкви : междунар. конф. : тез. докл. / науч. ред. Г. М. Запальский. М., 2011. С. 177180; Гайденко, П. И. Церковные суды в Древней Руси (XI - середины XIII века) : несколько наблюдений / П. И. Гайденко, В. Г. Филиппов // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2011. №12 (227). История. Вып. 45. С. 106-116.
14 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 315; Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви : История Русской Церкви в период совершенной зависимости её от Константинопольского патриархата (988-1240). М., 1995. Кн. 2. С. 289-291; Голубинский, Е. Е. История Русской Церкви. Т. 1. Период первый, Киевский или домонгольский. Ч. 1. М., 1901. С. 300-316.
15 Голубинский, Е. Е. История Русской Церкви. Т. 1, ч. 1. С. 443-444.
16 Гайденко, П. И. О церковном статусе Ки-рика Новгородца и иных составителей во-прошания / П. И. Гайденко, Т. Ю. Фомина // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2012. № 16 (270). История. Вып. 51. С. 88-89.
17 Это видно и по умолчанию древних общерусских летописей о митрополитах и значительной части епископата, и по комментариям в адрес Феодорца, и по панегирикам о скончавшихся архиереях, и из известий об изгнании из Новгорода нескольких епископов, и из завещания Антония Римлянина, и по обстоятельствам суда над Авраамием Смоленским .
18 Это появление «Вопрошания Кирика» и канонических ответов «митрополита Иоанна». Вероятно, этот процесс был как-то связан с появлением местных «Правд» (о развитии городских Правд см. подробнее: Пашуто, В. Т. Русь. Прибалтика. Папство. С. 60-79).
19 Гайденко, П. И. Митрополичьи поездки в Киевской Руси : цели, обстоятельства, значение / П. И. Гайденко, В. Г. Филиппов // Христианское просвещение и русская культура : материалы XIV науч.-богосл. конф. Йошкар-Ола, 2011.С. 66-80.
20 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 317-318.
21 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 274-276.
22 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 302-303; Т. 3. С. 207-209; Т. 9. С. 158-159.
23 История Древней Руси сохранила память лишь об одном случае попытки отказа от княжеского управления, выразившемся в установлении боярского самоуправления в западнорусских землях в 1212 г. Однако этот опыт, источники которого следует искать в политических амбициях Венгрии, стремившейся воспользоваться любой возможности для расчленения Галиции, оказался невостребованным и политически бесплодным (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 727-728; Майоров, А. В. Галицко-Волынская Русь : очерки социально-экономических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. С. 408-436; Котляр, Н. Ф. Дипломатия Южной Руси. С. 128-131).
24 А. Е. Пресняков следующим образом характеризовал отношения земель и князей: «[В XII-XIII вв. - Т. Г.] внутренняя обособленность земель-волостей не только не встречала противодействия во влиянии княжого элемента, но, напротив, встречала в нем силу, которая каждой земле-волости давала возможность выработать себе законченный
политический строй в соответствии с общим укладом древней политической жизни». И, завершая эти выводы, подытоживал: «Каждая волость-земля становилась волостью княжением, стремясь упрочить свой политический быт укреплением у себя определённой княжой семьи» (Пресняков, А. Е. Княжеское право в древней Руси : лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993.С. 466).
25 Именно к таким выводам пришел А. Е. Мусин при анализе противоречий, возникавших между Новогородом и Псковом (Мусин, А. Е. Церковь и горожане средневекового Пскова. СПб., 2010. С. 70-73).
26 См.: Фроянов, И. Я. Мятежный Новгород : (Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX - начала XIII столетия). СПб., 1992. С. 186-207; Янин, В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода. М., 2008. С. 43-66; Петров, А. В. От язычества к святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003. С. 109-160.
27 Цветков, С. Э. Древняя Русь : эпоха междоусобиц. 1054-1212. М., 2009. С. 213.
28 Это выражалось, прежде всего, в правовом и социальном статусе духовенства, жизнь которого никак не охранялась древнерусским законодательством этого периода. Впервые жизнь священника получила правовую защиту в договоре 1191-1192 гг. между Новгородом и Готландом, одна из статей которого предусматривала за убийство новгородского или немецкого «попа» «20 гривен серебра за голову». Вместе с этим внутри Руси жизнь собственных священников никак не оценивалась. Поэтому установленная по договору вира (штраф), очевидно, возникла под влиянием зарубежного право по вопросам охраны жизни и имущества духовенства (Мусин, А. Е. Церковная организация средневекового Новгорода в XI в. // Новгородская земля в эпоху Ярослава Мудрого / науч. ред. В. Л. Янин. Великий Новгород, 2010. С. 161; Гайденко, П. И. Обзор письменных источников по истории русской церкви и церков-но-государственных отношений в домонгольской Руси. Т. 1. Источники по истории русской церкви и церковно-государственных отношений в Киевской Руси (до 1154 г.). Ч. 1. Летописные и каноническо-правовые источники, назидательные послания духовенства / П. И. Гайденко, Т. Ю. Фомина. Казань ; Набе-реж. Челны, 2008. С. 135; Грамоты Великого
Новгорода и Пскова / под ред. Н. С. Валка. М. ; Л., 1949. С. 56; Мельникова, Е. А. К предыстории Готского двора в Новгороде // История : дар и долг : юбил. сб. в честь А. В. Наза-ренко. СПб., 2010. С. 191-193).
29 ПСРЛ. Т. 9. Стб. 63-65; Татищев, В. История Российская : в 3 т. М., 2005. Т. 2. С. 56.
30 См. подробнее: Иванов, С. А. Византийское миссионерство : (Можно ли сделать из «варвара» христианина?). М., 2003; Назаре-ко, А. В. Древняя Русь на международных путях : междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII веков. М., 2001.
31 Иванов, С. А. Византийское миссионерство... С. 224-226; Дагрон, Ж. Император и священник. Этюд о византийском «цезарепа-пизме». СПб., 2010. С. 176-185.
32 Скорее всего, первоначально резиденция русского первосвятителя располагалась в Пе-реяславле (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 208).
33 О том, что княжеское полюдье X в. охватывало лишь ограниченные территории, видно и по описанию полюдья Константином Багрянородным, и по реформе порядка и норм сбора полюдья во времена княгини Ольги, власть которой ограничивалась Киевской, Древлянской и Новгородскими землями (Константин Багрянородный об управлении империей // Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2010. Т. 2. С. 158-166; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 60).
34 Это хорошо видно на примере археологических свидетельств северо-западных районов Древней Руси и особенно Новгорода, в котором капище Перуна располагалось вне городских стен (Седов, В. В. : 1) Древнерусское языческое святилище в Перыни // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. М., 1953. Вып. 50. С. 92-103 (далее КСИИМК); 2) Новые данные о языческом святилище Перуна // КСИИМК. М., 1954. Вып. 53. С. 105-108; Свирин, К. М. Языческие святилища северо-запада Древней Руси в VIII - начале XI в. // Новгород и Новгородская земля. Великий Новгород, 2006. Вып. 20).
35 В отличие от капища Перуна, устроенного за пределами городских стен, христианский храм был взведён внутри них. Возможно, именно это вызвало протест новгородцев, увидевших в храме и прибывшем епископе покушение на свои свободы (Кузьмин, А. Г. Крещение Руси. М., 2004. С. 221-226).
36 См. подробнее: Гайденко, П. И. Архиерейские поездки в домонгольской Руси : (К вопросу о механизмах церковного управления) // Иерархическое Средневековье [в печати].
37 ПСРЛ. Т. 3. С. 145-146; Т. 4, ч. 1. С. 208; Т. 9. С. 158.
38 Гайденко, П. И. Становление высшего церковного управления в Киевской Руси. С. 340342.
39 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 263-264; Т. 2. Стб. 237-238.
40 Муравьёв, А. Н. История российской церкви. М., 2002. С. 66-67; Доброклонский, А. П. Руководство по истории Русской Церкви. М., 2001. С. 47.
41 Гайденко, П. И. Становление высшего церковного управления в Киевской Руси. С. 302308.
42 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 275; Т. 2. Стб. 250.
43 ПСРЛ. Т. 3. С. 208-209.
44 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 684.
45 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 267-268; Т. 2. Стб. 275; Татищев, В. Н. История Российская. Т. 2. С. 146.
46 См. подробнее: Гайденко, П. И. Место русской церковной иерархии в событиях киевского восстания 1113 г. // Клио : журн. для учёных. 2011. № 1 (52). С. 34-37.
47 Гайденко, П. И. Церковные суды в Древней Руси (XI - середины XIII века) : несколько наблюдений. С. 106-116.
48 ПСРЛ. Т. 3.С. 182-183; ПСРЛ. Т. 4. С. 118.
49 См. подробнее: Мильков, В. В. Духовная дружина русской автокефалии : Лука Жидята // Россия XXI в. 2009. № 2. С. 116-157; Гай-денко, П. И. Ещё раз о суде Лукой Жидятой (1055-1059 гг.) // Каптеревские чтения. 7. М., 2009. С. 53-63.
50 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 354.
51 Присёлков, М. Д. Очерки по церковно-по-литической истории Киевской Руси X-XII вв. С. 220.
52 Татищев, В. Н. История Российская : в 3 т. Т. 2. М., 2003. С. 331.
53 Гайденко, П. И. Становление высшего церковного управления в Киевской Руси. С. 351, 359.
54 ПСРЛ. Т. 3. С. 261.
55 Присёлков, М. Д. Очерки по церковно-по-литической истории Киевской Руси X-XII вв. С.220-221.
56 Киево-Печерский патерик // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 4. XII в. / под ред. Д. С. Лихачёва, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. СПб., 2004. С. 360-361.
57 Киево-Печерский патерик. С. 396-397.
58 О том, что Лаврентий взошёл на Туровскую кафедру при ещё живом Кирилле, позволяют заключить результаты исследований О. В. Лосевой (Лосева, О. В. Жития русских святых в составе древнерусских прологов XII - первой трети XV в. М., 2009. С. 122).
59 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 627.
60 Присёлков, М. Д. Очерки по церковно-по-литической истории Киевской Руси X-XII вв. С.222.
61 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 111-112.
62 ПСРЛ. Т. 9. С. 67.
63 О том, что указанное послание связано с борьбой Изяслава за киевский престол писал митр. Макарий (Булгаков) (Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Кн. 2. С. 282).
64 РИБ. Т. 6. Стб. 7.
65 Послание от Никифора митрополита Киевского к Владимиру князю Всея Руси [о вере латинской] // Митрополит Никифор / исслед.
B. В. Мильков, С. В. Милькова, С. М. Полянского. СПб., 2007. С. 281-286; [Послание неизвестному князю] митрополита Никифо-ра о латинах // Там же. С. 379-383; Полянский, С. М. Этика отношений с иноверцами в антилатинских произведениях Никифора // Там же. С. 112-125.
66 Костромин, К. А. Церковные связи Древней Руси с Западной Европой (до середины XII в.) : дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2011.
C. 163-167.
