CC BY-NC
99Философия и культура
Правильная ссылка на статью:
Третьякова М.С. — Русская тоска и корейское хан: в поисках красоты // Философия и культура. - 2019. - № 6. DOI: 10.7256/2454-0757.2019.6.28679 URL: https://nbpublish.com'llbrary_read_article.php?id=28679
Русская тоска и корейское хан: в поисках красоты
Третьякова Мария Сергеевна
кандидат искусствоведения доцент, Уральский государственный архитектурно-художественный университет 620075, Россия, Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. Карла Либкнехта, 23
Статья из рубрики "Диалог культур"
Аннотация.
Статья посвящена вопросу понимания «тоскливой» красоты в разных культурах. Объект исследования - влияние представлений о тоске на понимание красоты в русской и корейской культуре. Цель исследования - определив и сопоставив связь «тоски» и красоты в Корее и в России, выявить специфику «тоскливой красоты» в обеих культура, и прежде всего, в русской. Методологической базой исследования является компаративный метод, а также методы этнолингвистики, позволяющие рассматривать культуру с помощью «ключевых слов». Сначала в статье даётся определения «тоски». Если русская тоска - это ощущение «тесноты простора», а также «переживание богооставленности», то «корейская тоска» хан - это «неосуществлённое желание», которое возникает в результате ограничений или несчастий. И русская тоска, и корейское хан содержат ощущение надежды. Кроме того, их сближает преодоление через творчество. Затем рассматривается влияние чувства «тоски» на представления о красоте в обеих культурах. Авторы приходят к выводу о том, что в русской «тоскливой» красоте «тоска пустого фона» обычно уравновешивается ликами изобразительных орнаментов, которые служат "опорой в пустоте". Корейская же «неправильной красоты» мот - это красота потока, ритма и его нарушения (в связи с чем, она обычно не связывается с цветом). Чувство хан в красоте мот уравновешивается радостью творчества хын, из-за чего в объектах мот есть ощущение как иронии, так и тоски.
Ключевые слова: орнамент, корейская эстетика, русская эстетика, творчество, образ, пустота, хан, мот, тоска, красота
DOI:
10.7256/2454-0757.2019.6.28679
Дата направления в редакцию:
27-04-2019
Дата рецензирования:
28-04-2019
Представления о красоте неоднородны в разных культурах и даже в рамках одной культуры, поэтому существуют разные грани красоты, или как их поэтично назвала Т. П. Григорьева «лики прекрасного». Так, в Корее существует специфичная красота мот , а в русском языке мы используем слово «красота», включая в него в том числе специфичные для нашей культуры значения («мир спасёт красота!», «красивый поступок»). Для того чтобы глубже понять значение красоты в русской культуре, мы предлагаем сопоставить красоту в нашей культуре с корейской красотой мот .
Корейская культура примечательна для нас тем, что одним из ключевых её понятий является хан , или «корейская тоска». Поскольку тоска - одно из ключевых понятий русской культуры (по А. Вежбицкой), логично предположить её влияние на наше представление о красоте. Мы полагаем, что аналогичное влияние существует и в Корее, в собственно корейской «неправильной красоте» мот .
Цель исследования - определив и сопоставив связь «тоски» и красоты в Корее и в России, выявить специфику «тоскливой красоты» в обеих культурах, и прежде всего в нашей. Мы полагаем, что такой подход позволит по-новому взглянуть на наши представления о красоте. Методологической базой исследования является компаративный метод, а также в некоторой степени методы этнолингвистики, которые позволяют нам опираться на ключевые для понимания культуры слова в языке.
Поскольку корейская эстетика малоизучена у нас, мы будем обращаться к корейским и японским авторам, среди которых Ли Орён, Огура Кидзо, Мин Джусик и др. Русская эстетика, напротив, изучена достаточно глубоко (В. В. Зеньковский, В. В. Бычков и др.), и к теме тоски также обращались многие авторы (Н. А. Бердяев, В. В. Набоков, М. Н. Эпштейн, А. Вежбицкая и др). В ходе исследования мы также будем опираться на наше более раннее исследование, опубликованное в журнале «Культура и искусство» в 2017 году -Ш.
Для начала мы дадим определение корейского хан и русской тоски , а затем попробуем установить связь этих понятий, соответственно, с корейской красотой мот и русской «тоскливой» красотой . Мы также приведём примеры тех вещей, которые выражают ту или иную красоту.
1. «Неосуществлённое желание» («корейская тоска») хан и корейская «неправильная красота» мот
Хан - одна из ключевых категорий для понимания корейской культуры. Японский кореевед Огура Кидзо переводит его словом «желание» и связывает с бессознательным чувством сожаления, которое накапливается в душе человека в связи с какими-либо несчастливыми событиями в его жизни и впоследствии не даёт его душе «вознестись на небо». К «несчастливым событиям» мы бы ещё добавили различные ограничения, в том числе социальные нормы.
В связи с комментариями Огуры нам представляется удачным определение этого слова, которое в одном из интервью дал советский и российский писатель А. А. Ким: «Хан - это внутреннее состояние человека, которое включает в себя великое неосуществленное желание. Это надежда, которая всегда впереди, и в то же время - неутолимая тоска» ^
Хан ещё называют «корейской тоской».
Огура указывает, что хан накапливается в изделиях, созданных вручную, например, в «свободных» (то есть выражающих «неправильную» красоту мот ) корейских глиняных сосудах. Он отмечает, что в связи с тем, что ручной труд преграждает путь к небесному миропорядку (то есть естественному ходу вещей), и сделанное руками человека накапливает хан , в Корее сформировалось пренебрежительное отношение к вещам [3, с-
Чувство хан связывается корейцами, прежде всего, с обычными людьми. Лектор университета Сэйка в г. Киото Син Чанхо пишет: «В основном те, кто чувствуетхан - это люди, не имеющие власти, испытывающие материальные затруднения низшие слои населения. В правящих кругах, у зажиточных людей по большей части не хан , а злоба. Поэтому считается, что в повседневности и искусстве богатых людей нельзя увидеть хан » [4, с. 2081.
Дадим определение корейской красоты мот и рассмотрим связь мот с «корейской тоской» хан .
Известный корейский писатель и литературный критик Ли Орён (р. 1934) указывает, что корейцы используют слово «мот», когда говорят не о природе, а о вещах, сделанных человеком, или о поступках человека. Мот ощущается в неправильности, в нарушении порядка, - утверждает он. Согласно поэту Чо Джихуну, в мот есть «изящество, роскошь, смелость, живость, ритм и неправильная красота» [5, с 41.
В японском энциклопедическом словаре "Sekai Daihyakka Жеп" даётся следующий комментарий. Мот можно уловить во всех сферах искусства. Также, как японское ики и ваби или французское эспри, мот является понятием, специфичным для определённой культуры. В первую очередь категория мот связана с внешностью - это щеголеватая красота. Мот - это отход от правильности, небольшое нарушение монотонности и сдержанности. Мот ощущается не в статичной красоте, а в «красоте потока, ритма»; в плавных линиях, кривизне, оригинальности; а также в юморе, игривости, в том, что непреднамеренно привлекает внимание.
С плавными линиями связывает представление о красоте мот и корейская писательница Пак Кённи. Поскольку в плавных линиях «есть движение», они воспринимаются как
«естественные». Естественными являются также простота и баланс [6, с- 91.
Как раз на балансе внутри мот , двойственностиакцентирует внимание Ан Сансу, который пишет, что мот - это «красота противоположностей»: «оживлённая и спокойная, скромная и богатая, грустная и забавная...» [7, с 901.
Если говорить о «забавном» в красоте мот , то по утверждению профессора Йоннамского университета Мина Джусика, категория мот связана с радостью [творчества], интересом хын и воодушевлением синбарам [8, с 268-2691 (о том, что хын - радость творчества см. у
Пак Кённи [6, с- 91). Таким образом, мот - это красота, возникающая при нарушении правил в момент творческого подъёма.
Как и чувство хан , красота мот связана с обычными людьми. Директор музея истории г. Кёнджу Кан Убан полагает, что именно обычные люди могут позволить себе быть «неправильными», потому что у них нет необходимости соответствовать какому-то
образцу - они более свободны [9, с 16"". Он пишет: «В вещах, которые созданы обычными людьми и в которых бессознательно выражается их натура, есть удивительная неправильность». При этом: «То, что я смог понять, изучая корейское искусство - это чувство юмора корейского народа. ... Юмор рождается от неправильности -
незавершённости, асимметрии, безудержной свободы» [9, с- 21"".
Однако, как уже говорилось, в красоте мот отражается не только радость творчества, но и грусть. Развивая рассуждение К. Огуры о накоплении хан в «свободных глиняных сосудах» (яркий пример - «лунные сосуды» тальханари из белого фарфора, которые являются классическим образцом красоты мот ), мы можем предположить, что грусть красоты мот тесно связана с «неосуществлённым желанием» хан , то есть с «корейской тоской».
Отсюда можно заключить, что мот - это красота, в которой воплотилась и тоска, связанная со всевозможными ограничениями (хан ), с одной стороны, и радость её преодоления через творчество с другой (хын ). Пренебрежение к вещам с одной стороны и ценность выплеска энергии с другой привели к некоторой грубоватости мот в предметной среде, но именно в этой грубоватости ощущается тонкий вкус.
Отметим, что красоту мот редко связывают с цветом, поскольку её важнейшей составляющей является не цвет, а ритм, однако, Огура Кидзо указывает на связь хан с традицией использования ярких цветов в Корее. Дело в том, что в традиционном корейском обществе простые люди, одевавшиеся в белое, не могли позволить себе
одежду ярких цветов, ведь окрашивание тканей стоило денег [10, с- 70] (аналогичное
мнение мы встречаем у Ли Орёна [11, с- 112-115""). Более того, они, как правило, не окрашивали её даже в простой синий цвет, как делали японцы, а предпочитали естественные (в смысле нетронутые, то есть не нарушающие «небесный миропорядок») неокрашенные ткани, поскольку цвет в корейской культуре связывался с желаниями и был как бы «неприличен» для простых людей с точки зрения конфуцианской морали. Отсюда можно сделать вывод о том, что, хотя семантика белого цвета в корейской культуре и неоднозначна, белый цвет (как отсутствие цвета) связан здесь с чувством хан , с «корейской тоской».
Примерами красоты мот , наряду с «лунными кувшинами» тальханари , может служить и другая керамика эпохи Чосон (1392-1897). На первый взгляд эта керамика воспринимается как симметричная, но при более близком рассмотрении бросается в глаза её рукотворная кривизна - и в форме, и в рисунке. При этом она имеет плавные очертания и, не смотря на грубоватость, не лишена изящества.
Традиционные подушечки и платки для заворачивания вещей, сшитые из цветных лоскутов, - ещё один пример красоты мот . Красота здесь, прежде всего в ритме, который задаёт цвет и форма лоскутков.
Итак, мот - это красота «неправильного». Важным отличием мот является ощущение «потока» и «ритма». «Неправильность» мот , с одной стороны, рождается при нарушении правил в момент творческого подъёма хын , с другой - как выражение накопленного чувства хан , «неосуществлённого желания», или «корейской тоски».
Таким образом, на уровне формы, как часть «неправильной красоты», хан проявляется в «грустной» небрежности и плавности форм. Кроме того, хан связано с белым цветом. Компонентом, уравновешивающим хан в красоте мот , является радость творчества хын -созданные под её влиянием грубоватые формы, создают ощущение иронии. Кроме того,
в самом чувстве хан есть надежда.
2. Русская тоска как «теснота простора» и её связь с красотой
Тоска - одно из ключевых понятий русской культуры. Хотя само по себе оно не связано с красотой, аналогично тому, как корейское чувство хан , накапливаясь в изделиях, примешивается к красоте мот , логично предположить, что оно влияет на наше пре дс та в ле ние о кра соте .
В статье «От красоты ики к тоскливой красоте: выявление модификаций прекрасного в русской культуре в диалоге с японской эстетической традицией» (2017) мы писали о том, что по Н. А. Бердяеву тоска близка прежде всего страху и скуке, но в отличие от них двойственна - связана не только с земным, но и с божественным, с надеждой, то есть в ней есть два уровня - сакральный и профанный
Анализируя «корейскую тоску», мы говорили о том, «сделанное руками человека, накапливает хан », передавая вещам соответствующее ощущение. Рассмотрим отношение к труду и его связь с тоской в нашей традиции.
Как отмечает В. В. Малявин, «интуиция тщеты человеческого делания издавна питала русскую тоску». Малявин В. В. в принципе характеризует сущность русской цивилизации как находящуюся в постоянном «внутреннем разладе»: «Кризис - это сама сущность русской цивилизации», - пишет он. Однако он отмечает, что «цивилизация кризиса»
регулируется «творческим хаосом жизни» [1211. Иначе говоря, В. В. Малявин указывает на то, что ощущение тоски, или «тщеты делания» приводит к хаосу, который в свою очередь уравновешивается творчеством.
Таким образом, он даже усиливает мысль Н. А. Бердяева, считавшего, что творчеством преодолевается скука. Творчество не только преодолевает скуку, но и позволяет парадоксальным образом сохранить русскую цивилизацию в целости, становясь наряду с «тоской» или «образом» одним из ключевых понятий русской культуры.
Творчество - деятельность, которая сближает человека с Богом, в конечном счёте «боговдохновляемое творчество», или теургия (о чём подробно пишет В. В. Бычков). Отсюда же проистекает стремление русского человека выйти за пределы «просто ремесла», непременно быть со-творцом, художником - так он преодолевает «разлад» и «ощущение богооставленности» (одно из определений тоски у Н. А. Бердяева).
В упомянутой выше статье мы развили мысль М. Эпштейна о связи тоски с пустотой, причём пространственной и душевной, и пришли к выводу о том, что в нашей традиции зримая пустота есть напоминание об абсолютной пустоте, небытии или Ничто. Такова, на наш взгляд, связь зримой пустоты с тоской (безусловно, здесь наше вполне западное негативное восприятие пустоты отличается от «порождающей пустоты» на Востоке).
Однако в тоске есть надежда, а, значит, она не может сводиться лишь к одной пустоте -это бы прировняло тоску к скуке. Мы полагаем, что в изобразительном плане, если зримая пустота - это пустой (обычно белый) фон, то надежда тоски кроется в изображаемом на фоне орнаменте
Особое отношение в русской культуре к изображению и, как следствие, к изобразительному орнаменту, связано с важнейшей для нашей культуры категорией образа, которая тесно связана с иконописным образом, или ликом. Как отмечает в своей диссертации Е. В. Ковалёва, утверждение В. С. Соловьёва о том, что «носитель идеи
есть лицо » («Чтения о богочеловечестве», 1878), «можно считать новой вехой в истории платонизма, определившей его дальнейшее развитие в трудах русских
религиозных философов конца XIX начала XX века»[13, с' 36". Сближение образа с иконой , точнее ликом , без которого никакая икона не мыслится, мы встречаем у П.
Флоренского, когда он рассуждает об идеях [14, с- 90". Мы заключили, что разница греческой идеи и русского образа заключается в том, что образ - это в принципе выражение абстрактной идеи в конкретной форме , а в русской традиции - это ещё и выражение божественной сущности (лик) , и, как следствие, духовности.
Орнамент (прежде всего изобразительный) - это то, на чём останавливается глаз в тоскливой пустоте двухмерного пространства, а икона - опора в состоянии душевной пустоты, тоски , поэтому, как мы полагаем, именно орнамент может трактоваться как визуализация существующей в тоске надежды. Безусловно, утверждая так, мы опираемся не только на П. Флоренского, но и на С. Булгакова, считавшего, что «языческий мир полон икон и иконопочитания» («Икона и иконопочетание», 1931). Напомним, что у С. Булгакова это утверждение вытекает из представлений о Софии, являющейся своего рода средним звеном между духом и материей, Богом и его творением. Как отмечает Е. В. Ковалёва, «поскольку Бог, с точки зрения Булгакова, закономерно открывает себя в творении и весь мир софиен, т. е. несет на себе отпечаток божественной мудрости, то и всякое изображение тварного мира может в
какой-то степени считаться иконой» [13, с- 146"".
Отметим ещё одну функцию орнамента. Поскольку орнамент, являясь украшением, так или иначе связан с богатством, праздниками, роскошью, он может восприниматься как надежда на лучшую жизнь: в высоком смысле - на воссоединение с трансцендентным, в более обыденном - на праздник или богатство. В этом смысле русская тоска напоминает корейское «неосуществлённое желание» хан .
С одной стороны, чем больше зримой пустоты , тем сильнее ощущение тоски , однако, с другой стороны тоску может выражать и густой «тесный» орнамент, но в том случае, например, когда он нанесён на дешёвый материал. Так, например, в изображении кружев на простом ситце есть подражание богатству, и в этом есть тоска . Согласно Ю.
С. Степанову, значение слова «тоска» связано, прежде всего, с ощущением тесноты с 896"". Тоска - это и «стесняющий простор», с которым неясно, что делать и как обживать.
Так или иначе, как «опора в пустоте» или как «подражание богатству» орнамент в нашей культуре может служить выразителем надежды.
По понятным причинам тоски много в вещах советского времени. Вспомним советскую керамику: белые тарелки с контурным рисунком из линий синего, зелёного или коричневого цвета по краю, белые ткани в мелкий цветочек и т.д.
Другой пример - недорогие одноцветные пластиковые шкатулки с «богатым» цветочным орнаментом на крышке, в которых, безусловно, ощущается тоска , рождающаяся из противоречия между «богатым» орнаментом и дешёвым материалом.
Важно отметить, что для вещей советского периода было характерно ощущение ясности и упорядоченности, которое придавал не только белый (по преимуществу) цвет, но, прежде всего, симметрия и регулярность рисунка. В этом, на наш взгляд, важное отличие нашей тоскливой красоты от корейской красоты мот .
Итак, с одной стороны, поскольку тоска связана с небытием и душевной пустотой, её выразителем является физическая пустота, например, белый фон. Но, с другой стороны, в тоске есть надежда на лучшую жизнь, которую, на наш взгляд, выражает орнамент, и прежде всего, картиночный, как имеющий лик . На уровне формы тоска, с одной стороны связана с упрощением, ясностью и логикой, которая часто выражается в симметрии, с другой - даже изобилие декора в ней компенсируется дешевизной материала и технологий.
Прежде чем перейти к заключению сделаем важное отступление, касающееся связи тоскливой красоты с цветом.
Тоскливая красота в цвете
Мы уже говорили о том, что корейская «неправильная красота» мот обычно не связывается с цветом, хотя «неосуществлённое желание» хан , как и русская тоска тесно связаны с белым цветом. Остановимся на связи тоски с цветом подробнее.
В иконописной традиции белый цвет связан с божественным светом и чистотой. Известный исследователь русской эстетики Бычков В. В. пишет: «С античности белый цвет имел значение "чистоты" и святости, отрешенности от мирского (цветного),
устремленности к духовной простоте и возвышенности» Hêl. о восприятии белого света (и цвета) как божественного мы находим, и у Е. Трубецкого («Смысл жизни», 1914), и у П. Флоренского («Небесные знамения», 1919).
Однако в обычной жизни мы не склонны воспринимать белый свет непременно как «божественный» - это, прежде всего, дневной свет, повседневность (так, выражение «белый свет» в русском языке может обозначать весь земной мир). По этой причине белый цвет может ассоциироваться у нас с пустотой и тоской (латинское tabula rasa -«чистый лист» - мы ещё называем «белым», «начать с белого листа», то есть с пустого). Отсюда можно заключить, что в нашей культуре существует «вертикаль» белого.
Ещё один цвет, ассоциирующийся у нас со светом - это жёлтый или золотой. Вспомним слова П. А. Флоренского о том, что иконописный фон, как правило, золотится и
«является именно светом, чистым светом, не цветом» [14, с 1611. Поскольку золотой фон в иконописной традиции - метафора божественного света, показательно, что при переносе иконописной традиции в палеховскую роспись, то есть при переходе из сферы сакрального в сферу профанного, изменились не только сюжеты, но и цвет фона. На палеховских миниатюрах в большинстве случаев чёрная ночь, поскольку золотой фон придал бы им сакральное звучание, что не соответствует назначению палеха.
Хотя в иконописи жёлтые и охристые цвета часто служат заменой золота, и в этом случае имеют аналогичную с ним семантику, в русской литературе, например, за тем же жёлтым цветом закреплено значение болезни, старости и увядания. Это означает, что, как и в случае с белым цветом, жёлтый цвет имеет два уровня - сакральный и профанный, то есть в определённом контексте, он может приобретать тоскливое звучание, хотя и в меньшей степени, чем белый, поскольку не ассоциируется у нас с простором - белыми снегами и пасмурным небом. Интересно, что цвета, которые не ассоциируются у нас со светом, лишены двойственности в нашем сознании.
Ещё один «не-цвет» - чёрный. В церковной традиции он обозначает смирение и покаяние, а также смерть (в том числе отказ от мирской жизни при постриге как смерть при жизни), по причине чего это цвет монашеского облачения ÜÉ!. Поскольку в тоске
есть свет надежды , на наш взгляд, именно белый цвет, а не чёрный прежде всего ассоциируется с тоской .
Серый цвет сам по себе для традиционной русской культуры не характерен, поэтому с тоской в нашем сознании связан в меньшей степени, чем белый. Однако будучи малонасыщенным, блеклым цветом, особенно в сочетании с белым, а также, например, с бледно-жёлтым, он, безусловно, может восприниматься как «тоскливый».
Таким образом, помимо белого цвета, ощущение тоски передают неяркие малонасыщенные цвета: бледно-зелёный или тёмно-зелёный, голубой или синий, сиреневый, коричневый, серый и даже бледно-жёлтый. С одной стороны, это «обыденные» цвета северной природы, с другой, как бы выгоревшие и поблекшие со временем цвета, отражающие наше «бытие-к-смерти». Мы также можем назвать эти цвета «скромными» или «смиренными», придавая им нравственный компонент.
Вывод:
В качестве вывода приведём сравнительный анализ тоски и связанной с этим чувством грани красоты в России и в Корее (Таблица 3) .
Таблица 3. Схема представлений о тоске и красоте в России и Корее
I I
тоскливая («скромная») красота: «неправильная красота» мот:
пустота фона + лики орнамента ритм и его нарушение
В ходе сопоставления русской и корейской «тоски», а также их влияния на представления о красоте, мы обнаружили не только различия, но и сходства, обусловленные аналогичностью рассматриваемых понятий.
1) Русская тоска - это ощущение «тесноты простора», а также «переживание богооставленности» (Н. А. Бердяев), разлад (В. В. Малявин). «Корейская тоска»хан -это «неосуществлённое желание», которое возникает в результате каких-либо ограничений и несчастий (то де своего рода «разлад»).
2) И русская тоска , и корейское хан содержат в себе ощущение надежды на лучшую жизнь. Поскольку для русской культуры важно понимание «вертикали»: сакральное -профанное, в ней также есть надежда на соединение с Богом, стремление быть частью целого (преодолеть разлад).
3) В случае с русской тоской разлад, хаос регулируется творчеством, в высоком смысле частично преодолевается теургией («боговдохновляемым творчеством»). Корейское чувство хан , которое возникает в условиях запретов, стеснений или несчастий,
уравновешивается «радостью творчества», процессом высвобождения, выходом за рамки (хотя «разрешается» не творчеством).
4) В «скромной» русской красоте всегда присутствует ощущение тоски , но «тоска белого фона» в ней уравновешивается ликами изобразительных орнаментов, которые служат как бы «опорой в пустоте». Корейская «неправильная красота» мот - это красота потока, ритма и его нарушения. В ней есть и чувство хан , и радость творчества хын , грусть и юмор.
Интересно, что триада «тоска - надежда - творчество» - это то что, как ни удивительно, сближает русскую и корейскую тоскливую красоту.
Библиография
1. Третьякова М. С. От красоты ики к тоскливой красоте: выявление модификаций прекрасного в русской культуре в диалоге с японской эстетической традицией / М. С. Третьякова // Культура и искусство. - 2017. - № 11. - С. 46-55. DOI: 10.7256/2454-0625.2017.11.22958. URL: http://e-notabene.ru/pki/article_22958.html
2. Третьякова М. С. «Неправильная красота» вещей в Японии и Корее: «естественный» и «эмоциональный» дизайн упаковки / М. С. Третьякова // Восток. -2017. - № 4. - С. 24-37.
3. Ogura, Kizo. Chosen-no Bi to Jikan Ishiki [Korean Beauty and Time Consciousness] / K. Ogura // Ritsumeikan Hogaku. - 2010. - No. 5-6. - P. 390-416. URL: http://www.ritsumei.ac.jp/acd/cg/law/lex/1056/2010-56.htm (in Japanese).
4. Shin, Chang-Ho. Han to Kankoku-no Shukyo-shi [Han and Korean religion history] / Ch. Shin // Journal of Kyoto Seika University. - 2001. - Vol. 20. - P. 203-217. URL: http://www.kyoto-seika.ac.jp/researchlab/wp/wp-content/uploads/kiyo/pdf-data/no20/shin.pdf
5. Lee, O-young. Chic that Accommodates All Sizes and Shapes / O. Lee // Koreana. -1998. - Vol. 11. - No. 3. - P. 4-7. URL:
https ://issuu.com/the_ korea_foundation/docs/1998_03_e_b_a
6. Park, Kyong-li. Môt: The Natural Rhythm of Life and Soul / K. Park // Koreana. -1998. -Vol. 11. - No. 3. - P. 8-9. URL:
https ://issuu.com/the_ korea_foundation/docs/1998_03_e_b_a
7. Ahn, Sang-soo. Meot / S. Ahn // Korean Beauty. - Seoul: Korean Culture and Information Service, 2010. - P. 87-127. URL:
https ://issuu.com/kocis9/docs/korean_beauty_en
8. Min, Joosik. Korean Arts and Culture, the World of Its 'Meot' or Elegance / J. Min // Higashi Ajia ni okeru "Sho no Bigaku" no Dento to Hen'yo [Tradition and Transformation of "Calligraphy Aesthetics" in Asia]. - Tokyo: Sangen-sha, 2016. - P. 266-291.
9. Kang, U-bang. Môt: The Charm of Anomaly in Korean Art / U. Kang // Koreana. - 1998. - Vol. 11. - No. 3. - P. 16-21. URL:
https ://issuu.com/the_ korea_foundation/docs/1998_03_e_b_a
10. Ogura, Kizo. Kokoro-de Shiru, Kankoku [Korea, Knowing by Heart] / K. Ogura. -Tokyo: Iwanami-shoten, 2012. - P. 63-70.
11. Lee, O-young. Kankokujin-no kokoro [The Soul of Koreans] / O. Lee. - Tokyo: Gakusei-sha, 1982. - P. 112-116.
12. Малявин В. В. Русская историософия / В. В. Малявин // Русский журнал. -2004. URL: http://old.russ.ru/columns/poison/20040716.html
13. Ковалёва Е. В. Философия иконы: эстетический и онтологический аспекты
сакрального образа в русском платонизме.- Орёл: Орловский государственный университет, 2006. - с. 169. URL:
http://oreluniver.ru/file/employee/2938/E._V._Kovaleva_-_Monograph_-_Philosophy_of_Icon.pdf
14. Флоренский П. А. Иконостас // Избранные труды по искусству. - М.: Изобразительное искусство, 1996. - С. 73-198.
15. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры / Ю. С. Степанов. - М.: Академический Проект, 2004. - С. 892-810.
16. Бычков В. В. Феномен иконы / В. В. Бычков. - М.: Ладомир, 2009. - 638 с. URL: https ://predanie.ru/bychkov-viktor-vasilevich/book/184733-fenomen-ikony
