CC BY
78Русская социологическая мысль о проблеме смертной казни
Кудрявцев Владимир Александрович,
кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова E-mail: [email protected]
Грудина Татьяна Николаевна,
кандидат социологических наук, старший преподаватель кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова E-mail: [email protected]
Лось Екатерина Владимировна,
кандидат социологических наук, ведущий специалист Отдела клиентского опыта МРФ «Центр» ПАО «Ростелеком», ассистент кафедры социологии и культурологии факультета социальных и гуманитарных наук МГТУ им. Н.Э. Баумана E-mail: [email protected]
В статье анализируются взгляды на проблему смертной казни представителей русской социологической, социально-философской и социально-правовой мысли преимущественно конца XIX - первой половины XX вв., а также обосновывается авторская позиция. Поскольку уже несколько десятилетий в России не применяется данный вид уголовного наказания, но периодические опросы общественного мнения показывают спорность в суждениях о сохранении или же отмене введенного моратория на смертную казнь, то рассмотрение столь острого и вместе с тем достаточно сложного с нравственной точки зрения вопроса представляется темой актуальной и своевременной. Кроме того, проблему смертной казни важно понимать объемно и системно, а русская социологическая и в целом общественная мысль как раз отличается своим универсальным подходом к анализу социальных процессов. Авторы подробно излагают взгляды Вл. Соловьева, сравнив сформулированные им «доктрину отмщения» и «доктрину словесного вразумления», анализируют аргументы против смертной казни в рамках философско-мировоззренческой концепции Н.А. Бердяева, рассматривают позиции по данному вопросу таких мыслителей, как С.Н. Булгаков и В.В. Розанов. В статье также приводятся взгляды известных криминалистов, юристов и правоведов конца XIX в. - М.Н. Гернета, Г.И. Солнцева,
И.В. Васильева, Н.С. Таганцева, подробно анализируется магистерская диссертация «Исследование о смертной казни» (1867) А.Ф. Кистяковского. Акцентируется внимание и на взаимосвязи характера преступления и тяжести наказания в рамках социологии П.А. Сорокина, а также приводятся доводы современных исследователей - социолога И.В. Бестужева-Лады и юриста И.И. Карпеца. Несмотря на то, что подавляющее большинство рассмотренных в статье мыслителей выступали против смертной казни, авторы убеждены, что без глубокого понимания кризисных тенденций как в российском обществе (бездуховность, безответственность, отсутствие качества в управлении всеми сферами жизнедеятельности и пр.), так и в российской науке (излишний прагматизм, утилитаризм, предельное обобщение при игнорировании индивидуально-личностного строения общественного бытия и сознания и др.) невозможно найти верные векторы решения столь сложной проблемы.
Ключевые слова: смертная казнь, русская социологическая мысль, Вл. Соловьев, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, П.А. Сорокин, российское общество, мораторий
26
В настоящий момент напряженные дискуссии в обществе по поводу отмены или сохранения моратория на смертную казнь в России ушли на задний план, иногда всплывая в информационном пространстве. Пандемия, только жирно подчеркнувшая дискретность и атомизацию социума, ухудшение экономического положения в стране и мире, общецивилизацион-ный кризис будущего человечества с полной его флуктуацией и непредсказуемостью, с очевидным крахом международной и внутригосударственной системы права как многовекового остова западной цивилизации, - все это породило целый комплекс страхов, неуверенности, растерянности как в элитах, так и в массах. Именно этими реалиями жизни и характеристиками общественного и личного сознания ныне почти целиком определяется содержание политологического, экономического, социологического, ценностно-этического дискурса. Тем не менее, зафиксированный еще экзистенциалистами, а позже развитый постмодернистами в 1960-1970-е гг. прошлого столетия антропологический кризис, выраженный в ценностном релятивизме и плюрализме, продолжении и усилении тенденции к нравственно-нормативной деформации огромных слоев общества на всех его «этажах» и во всех его срезах, - все это никуда не делось. Все это в комплексе дает основания сделать неутешительный прогноз: количество преступлений против личности, причем зачастую в крайних, зверских формах, как минимум, не уменьшится, а как максимум увеличится. В любом случае, ушедшая теперь в тень проблема смертной казни обещает в скором времени дать о себе знать. А значит возобновятся и споры по поводу ее вновь введения. Готово ли сегодня общественное сознание и власть адекватно подойти к действенному решению данной проблемы? Напряженные раздумья на сей счет наших социальных мыслителей, как нам кажется, помогут прийти к верным и взвешенным решениям.
Если обратиться к мировой истории, то очевидно, что смертная казнь как социокультурный феномен существует достаточно давно. Можно вспомнить хотя бы расправу над пытавшимся убить Людовика XV Робером-Франсуа Да-мьеном, всю жестокость которой описывал М. Фуко в своей работе «Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы» (1975). Уже в начале XIX в., когда страх наказания вошел в плоть и кровь европейца и общественные нравы смягчились, а уголовно-исправительная система становилась более гуманной, широкое распространение получили тюрьмы как средства изоляции злодеев, а не их физического устранения. От жесткой общественно-государственной мести преступнику в крайних формах «публичность смещается к судебному разбирательству и приговору» [23, С. 14]. Если обратиться к истории России, то высшая мера наказания в разные времена назначалась за убийство, кражу, государственную измену, разбой, поджог, ложный донос и даже аборт. Из истории правления царя Алексея Михайловича можно вспомнить московский пожар 1634 г., причиной которого, как посчитал правитель, послужило курение, его и запретили потом, а смертная казнь была устрашением для пристрастия к вредной привычке [13]. В период царствования Елизаветы Петровны и Екатерины II ее вовсе отменили, а в середине XIX в. смертная казнь «была предусмотрена только за государственные и карантинные преступления» [Цит. по 6, С. 65]. В СССР смертная казнь периодически отменялась и восстанавливалась, что напрямую связано с происходящими в тот период историческими событиями: обе революции 1917 г., гражданская война, Великая Отечественная война, послевоенный период восстановления. В перестроечное время произошло сокращение числа приговоренных к высшей мере наказания: 1987 г. - 344 человека, 1990 г. -195 человек [11, С. 476-481]. В постсоветский период, в связи с формированием новой законодательной базы РФ, продолжилось снижение показателей,
27
а впоследствии смертная казнь постепенно уходит из активной правоприменительной практики и с апреля 1997 г. на нее накладывается мораторий.
Отметим, что проблему смертной казни можно понять и рассматривать только в более целостном и объемном контексте, а в фокусе русской социологической мысли как раз были такие универсальные понятия, как солидарность, правосознание, борьба за индивидуализм, «правда-истина», «правда-справедливость» и пр. В дискуссии принимали участие такие выдающиеся умы, как Вл. Соловьев, Н.А. Бердяев, В.В. Розанов, С.Н. Булгаков, С.Л. Франк, М.Н. Гернет и др. Тот факт, что практически все мыслители, зачастую объединенные на почве христианского мировоззрения, оценивали правомерность применения смертной казни, говорит о том, что рассматриваемый вопрос является сложным, болезненным и неоднозначным с точки зрения нравственно-духовных ценностей, поскольку санкция на казнь ставит под сомнение достижение совершенного устройства государства и общества.
Философски масштабной фигурой, уделявшей внимание рассматриваемой проблеме, является Вл. Соловьев (1853-1900). Обратимся к его фундаментальному произведению позднего периода творчества «Оправдание добра» (1897), где мыслитель специально и подробно останавливается на проблеме смертной казни в главе «Уголовный вопрос с нравственной точки зрения». Как Б. Спиноза, И. Кант и неокантианцы, Соловьев именно нравственный аспект жизни видит центральным при рассмотрении данной проблемы: «По истинному понятию о наказании положительная его задача относительно преступника есть не физическое его мучение, а нравственное излечение или исправление» [17, С. 310]. Обращаясь чуть ли не ко временам князей Владимира и Ярослава Мудрого, философ констатирует: «Учреждение смертной казни есть последняя важная позиция, которую варварское уголовное право (прямая трансформация дикого
обычая) еще отстаивает в современной жизни» [16, С. 166]. Каковы же его главные аргументы?
Соловьев выделяет две противоположные доктрины, которые для краткости называет «доктриною отмщения» и «доктриною словесного вразумления». В рамках первого принципа восстановления права посредством справедливого воздаяния подразумевалось «уравнение наказания с преступлением лишь в относительно количественном смысле (мера наказания), т.е. они требуют, чтобы преступление, более тяжкое сравнительно с другим, подвергалось и более тяжкому наказанию, так, чтобы вообще была лестница ^са!а) наказаний, соответствующая лестнице преступлений» [17, С. 299]. Такого рода наказания по своей жестокости возрастали в зависимости от степени тяжести совершенного преступления. Именно поэтому, как отмечает Соловьев, возникает необходимость нравственного оправдания подобного рода наказаний, «но при этом основание (а следовательно, и вершина) карательной лестницы остается неопределенным, а потому и характер самих наказаний может быть какой угодно - бесчеловечно жестокий и, напротив, крайне мягкий» [17]. Например, в некоторых законодательных системах за незначительные по тяжести преступления полагались денежные штрафы, в других же смертная казнь применялась даже в случаях кражи (до недавнего времени так было и в современном Китае). Нельзя не обратить внимание на то, что такой подход был больше присущ обществу на самых примитивных этапах его развития, поэтому свою позицию мыслитель аргументирует следующим образом: «Лучшим опровержением доктрины может служить то обстоятельство, что наибольшее ее применение мы находим в некоторых законодательствах народов полудиких или же в законах варварских времен, где, например, за известное увечье виновный подвергался такому же увечью, где за дерзкие речи отрезали язык и т.п.» [17]. Вместе с тем Соловьев добавляет, что эта тен-
28
денция всегда опиралась на принцип устрашения и возмездия, но подчеркивает, что «конечно, страх есть один из важных мотивов человеческой природы, однако он не имеет в ней решающего значения. Все более возрастающее число самоубийств доказывает, что и смерть не страшна для многих» [17.С. 300]. Тот факт, что смертная казнь как наказание постепенно уходит из законодательных норм многих стран, Соловьев считает большим нравственным достижением, и эта тенденция «показывает, что иная, нравственная точка зрения уже проникла в эту область и сделала в ней значительные завоевания» [17.С. 301]. Но все же и в западных, и в российских пенитенциарных системах до сих пор присутствует и насилие, и чрезмерные наказания, в том числе и смертная казнь, которую гуманист Соловьев считает неприемлемой для развитого гражданского общества.
Что касается второй доктрины, «доктрины словесного вразумления», мыслитель отмечает ее эффективность только тогда, когда человек, совершивший преступление, раскаивается и желает исправления, в противном случае, данный принцип совершенно не оправдан и даже неуместен. Соловьев отмечает: «Одно из двух. Или остановленный нами преступник еще не утратил человеческих чувств, и тогда он, разумеется, будет только благодарен, что его вовремя избавили от греха, не менее благодарен, чем утопавший за то, что его вытащили из воды... Или же преступник настолько потерял человеческие чувства, что остается недовольным, что ему помешали зарезать его жертву, но к человеку в таком состоянии обращаться со словом разумного убеждения было бы уже верхом нелепости - все равно, что мертвецки пьяному говорить о пользе воздержания, вместо того чтобы облить его холодною водой» [17, С. 304]. С точки зрения Соловьева, если человек совершает преступление обдуманно, имея злой умысел, то здравые убеждения подействуют на него только в порядке исключения, на которое в ситуации смертельной опасности
рассчитывать не стоит. Вместе с тем, он неизменно отстаивает нравственный принцип при рассмотрении феномена смертной казни и проявления всякого зла в принципе: «Противодействовать злу злом непозволительно и бесполезно; ненавидеть злодея за его злодеяние и поэтому мстить ему есть нравственное ребячество» [Там же]. В качестве решающего аргумента он призывает обращаться к голосу совести и попытаться остановить преступную волю, дать возможность злоумышленнику опомниться и одуматься.
Подытожив сказанное, необходимо отметить, что в целом Вл. Соловьев не оправдывает применение смертной казни с нравственной точки зрения, поскольку она отрицает в преступнике человека с присущим ему правом на существование и раскаяние, но в то же время мыслитель не приемлет равнодушное отношение к самому факту преступления, так как в этом случае не будет никакого противодействия злому умыслу, и судьба обижаемых целиком и полностью окажется в руках худших и безнравственных людей. Он отмечает: «Нравственное начало требует реального противодействия преступлениям и определяет это противодействие (или наказание в широком смысле этого слова, не совпадающем с понятием возмездия) как правомерное средство деятельного человеколюбия, законно и принудительно ограничивающее внешние проявления злой воли не только ради безопасности общества и его мирных членов, но непременно также и в интересах самого преступника» [17, С. 308].Именно поэтому сам процесс определения степени наказания и его непосредственного применения является многоаспектным, сложным и трудным, ведь изначальным посылом должна выступать гуманность и соблюдение прав всех сторон: права пострадавшего на защиту и возмещение ущерба, права общества на обеспечение безопасности, и наконец, права преступника на исправление и нравственное перерождение, что тоже может быть возможным и во что не терял веру сам
29
Соловьев. Главным условием достижения такого равенства являются люди, олицетворяющие собой закон, которые окажутся способны к столь трудной задаче, это должны быть «лучшие из юристов, психиатров и лиц с религиозным призванием» [17, С. 311].
Другой выдающийся религиозный философ, Н.А. Бердяев (1874-1948), также занимался исследованием вопроса смертной казни в рамках своей философско-мировоззренческой концепции. В работе «О назначении человека» (1931) он отмечал следующее: «Смертная казнь есть древний инстинкт кровавой мести и человеческих жертвоприношений, принявший цивилизованные государственно-правовые формы.Если война и дуэль не есть убийство, ибо человек идет на войну не только убивать, но и умирать и всегда рискует своей жизнью, то смертная казнь есть чистое убийство... В смертной казни мы имеем самый яркий пример перехода государства за допустимые пределы, ибо жизнь человеческая не принадлежит государству, она принадлежит Богу» [2, С. 180-181]. Очевидно, что Бердяев выносит в центр обсуждения проблему соотношения евангельского христианского учения и его абсолютные духовно-нравственные ценности с реальностью несовершенства самого общества и государственного устройства, которые остаются греховными и порочными даже тогда, когда своей основой провозглашают христиански идеалы.
В статье «Казнь и убийство» (1906) Бердяев выступает с осуждением террористических методов борьбы самодержавия в период революции 1905 г., которые практиковались в обществе: «Кровь, которую проливает русское правительство, убийства, которые оно совершает, не могут быть подведены под юридический институт смертной казни. Этот криминальный институт давно уже признан нецелесообразным наукой уголовного права, давно уже восстало против него моральное сознание человечества» [1.С. 202]. В работе «Русская идея» (1946) Бердяев часто,
но, вместе с тем, не акцентируя внимания отдельно, упоминает смертную казнь. Он пишет, что «отрицание смертной казни входит в русскую идею» [3, С. 82], и далее: «лучшие русские люди в верхнем культурном слое и в народе не выносят смертной казни и жестоких наказаний, жалеют преступника. У них нет западного культа холодной справедливости. Человек для них выше принципа собственности, и это определяет русскую социальную мораль. Жалость к падшим, к униженным и оскорбленным, сострадательность -очень русские черты» [3, С. 121]. Таким образом, Н.А. Бердяев выступает против смертной казни и считает ее применение противоречащим русской менталь-ности. Бердяев, конечно, христианский модернист, однако он, хотя и радикально гуманно, мыслит в русле церковной традиции.
С.Н. Булгаков (1871-1944) также имел большой интерес к рассматриваемому вопросу. Он придерживался позиции, согласно которой в истории возможен нравственный прогресс как рост снисхождения к преступлениям. Но он также отмечал, что абсолютное преображение общества в безупречную гармонию возможно только в рамках эсхатологического и едва ли постижимого прорыва за пределы истории. Рациональными действиями организовать такой прорыв невозможно, он достижим лишь благодаря нравственному совершенству и следованию религиозным догмам. В работе «О смертной казни» (1907) он пишет: «Всякое убийство есть дело ненависти. Не может быть, чтобы человек убивал человека из любви к нему. Смертная казнь есть один из самых ужасных видов убийств, потому что она есть холодное, расчетливое, сознательное, принципиальное убийство -убийство без всякого аффекта, без всякой страсти, без всякой цели, убийство ради убийства. И в этом главный ее грех и ужас» [5, С. 211]. Подобная позиция также была высказана в романе «Идиот» (1868) писателем Ф.М. Достоевским. «Убивать за убийство, - говорит князь Мышкин, - несоразмерно
30
большее наказание, чем само преступление. Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье. тут всю последнюю надежду, с которою умирать в десять раз легче, отнимают наверно; тут приговор, и в том, что наверно не избегнешь, вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете. Кто сказал, что человеческая природа в состоянии вынести это без сумасшествия? Зачем такое ругательство, безобразное, ненужное, напрасное? Об этой муке и об этом ужасе и Христос говорил. Нет, с человеком так нельзя поступать!» [8, С. 24]. Сам Достоевский столкнулся со смертной казнью лицом к лицу, и если бы приговор был приведен в исполнение, то мы бы не узнали многих его произведений, обладающих такой глубиной и духовным содержанием и сильно повлиявших на общественное сознание.
В.В. Розанов (1856-1919) с его эпа-тажной манерой и любовью к жизни по данной проблеме рассуждает так: «Эти живодерни именуются отчего-то и обставлены в "делопроизводстве" не своими словами, не собственными названиями, а уворованными чужими словами из лексикона добропорядочных людей: "уголовный суд", "приговор о смертной казни", "суд приговорил такого-то к повешению", "приговорил к расстрелянию". Когда нужно говорить просто: "Мы, судьи, удавили сегодня Петра", "мы приказали солдатам Николаю и Фаддею застрелить мещанина Семена". Дьявольская эта вещь, при свете дня, в торжественной обстановке, творится только государством. Все остальные, "последние люди", стыдятся этого: и "средь бела дня зарезал" -это звучит как жалоба на последнюю степень бесстыдства, вызова человеку и человечеству» [14, С. 247-248]. Очевидно, что рассуждения Розанова очень созвучны традиции социальной мысли русского Серебряного века.
Далее обратимся к взглядам видного криминалиста, профессора М.Н. Гер-нета (1874-1953), которые имели весомое значение с точки зрения пропаганды идей несовместимости смерт-
ной казни и передовых принципов цивилизованного общества. В сборниках «Против смертной казни» (1906) и «О смертной казни. Мнения русских криминалистов» (1909), а также крупной монографии «Смертная казнь» (1913), наполненной огромным фактическим материалом и статистическими данными, с опорой на богатый исторический опыт по данному вопросу и апеллируя к истории, Гернет высказывает собственную точку зрения. Он отмечает: «Смертная казнь считает годы своего существования тысячелетиями, а свои жертвы - миллионами. Пройдя долгий кровавый путь, она с гордостью указывает своим противникам, что ее жертвенники стоят почти во всех государствах. Не знавшая ранее врагов, не имевшая противников, она теперь принуждена вести упорную борьбу за свое сохранение, и в лицо ей все чаще бросают позорные упреки и тяжкие обвинения» [7, С. 133]. Его убеждения звучат крайне однозначно: «окружающая нас русская действительность с ее ежедневными смертными приговорами и с ее еженощными привидениями их в исполнение дает все новые и новые факты, громко кричащие об ужасе, бессилии и несправедливости этого наказания» [7, С. 143-144]. Гернет справедливо обращает внимание, что назначение смертной казни в приговоре носит дифференцированный характер. Продолжая тему нравственной компоненты усовершенствования общества со стороны государства, его политики и действий, высказанную ранее многими учеными, он отводит первостепенную роль именно нравственному подходу к данной проблеме. Вместе с тем, ученый считает, что сам народ сможет противостоять всем тем настроениям, которые возникали в обществе раньше, и так актуально звучат сейчас.
Отметим, что принципиальными противниками смертной казни были также и другие видные криминалисты двадцатых годов XIX в. - профессор Казанского университета Г.И. Солнцев и видный представитель Московского университета того же времени И.В. Ва-
31
сильев. Правовед Г.С. Фельдштейн приводит главный аргумент их позиции: «Употребление казней никогда не делало людей лучшими. чрезмерные судные наказания ожесточают сердца. смерть гражданина в обыкновенном состоянии общества ни полезна, ни нужна» [21, С. 164]. Вместе с тем отмечается еще и тот аспект, что даже со всеми осторожностями в суждениях по поводу преступления можно ошибиться и осудить невиновного, что бывают случаи, когда истина спустя долгое время открывается, когда осуждены бывают люди, которые не совершали вменяемых им злодеяний. Подобные взгляды и убеждения организационно воплотились летом 1908 г., когда появилось предложение по созданию в России «Лиги борьбы против смертной казни». Данная организация признавала наказание смертной казнью не совместимым ни с началами христианской морали, ни с идеей правды и справедливости как основы правового порядка в государстве, ни даже с принципами разумной уголовной политики.
«Лига» считала смертную казнь средством неподходящим для рациональной борьбы с преступностью. Так, позиция криминалиста Н.С. Таганцева совпадает с этими взглядами по данному вопросу: «Я сорок лет с кафедры говорил, учил и внушал той молодежи, которая меня слушала, что смертная казнь не только нецелесообразна, но и вредна, потому что в государственной жизни все то, что нецелесообразно, то вредно и при известных условиях несправедливо». [20, С. 153]. Другому известному криминалисту, историку права, общественному деятелю, профессору Н.П. Загоскину принадлежит следующая мысль, высказанная им в 1892 г.: «Смертная казнь чужда правовому мировоззрению русского народа, как чуждо ему суровое отношение к преступнику вообще. "Повинную голову меч не сечет", - говорит русская народная пословица. Русский народ из глубины веков унаследовал себе воззрение на преступление как на "грех", "прегрешение", "несчастье". "Несчастные", "не-
счастненькие - так до сих пор называет наш народ присужденных к наказанию преступников, готовый поделиться с такими "несчастненькими" последним трудовым грошем своим» [24, С. 14]. Вслед за Н.А. Бердяевым, профессор полагает, что неприятие смертной казни заложено в самом менталитете русского народа.
Еще одной крупной работой того времени, посвященной рассматриваемой проблеме, была магистерская диссертация «Исследование о смертной казни» (1867) профессора Киевского университета А.Ф. Кистяковского (1833-1885), отца социолога и правоведа Б.А. Кистяковского. В ней профессор задается следующими вопросами: Устрашает ли смертная казнь или нет? Сможет ли она уменьшить число преступлений? Возможно ли с помощью смертной казни искоренить известный род преступлений? За счет того, что отношение к этой проблеме в данной работе рассматривается глубоко исторически, диссертация вызвала большой интерес в самых разных слоях российского общества. А.Ф. Кистяковский полагает, что «возобновлять вечный вопрос и безысходный спор о справедливости и несправедливости смертной казни - бесполезная и пустая работа. Но зато с философско-исторической стороны смертная казнь есть мало разработанный и потому богатейший материал исследования» [10, С. 6]. Вопрос о смертной казни, по мнению А.Ф. Ки-стяковского, возможно решить лишь тогда, когда мы признаем в качестве верховного судьи весь пройденный нами исторический опыт прошлого и настоящего, когда мы сможем подчинить личные наши убеждения и взгляды нелживому авторитету объективной действительности.
Рассуждая о крайних мерах необходимости использования смертной казни в первобытных обществах, в силу примитивности нравов и отсутствия сдерживающих регуляторов поведения, А.Ф. Кистяковский пишет о том, что в тех исторических условиях высшая мера наказания носила характер
вынужденного и достаточно частого явления, хотя и не считалась чем-то необходимым, даже справедливым. С образованием государства получилось достичь некоего формального внутреннего единства (умственного, нравственного, религиозного и пр.), в связи с чем, необходимость прибегать к жестоким мерам постепенно отпадает. Жизнь в государстве, с точки зрения А.Ф. Кистяковского, подразумевала достижение определенных социально-экономических и духовно-нравственных совершенствований, что означало смену жестокой системы наказаний и смягчение нравов, а значит имеет место нравственная обусловленность постепенного отказа от смертной казни. На данном этапе и происходит формирование философского убеждения в том, что смертная казнь выступает наказанием ненужным, несправедливым и бесполезным. В рамках данного подхода неоспоримым является факт того, что необходимость применять смертную казнь все больше уменьшается по мере развития народов. Также он упоминает о том, что на начало XIX в. в Англии, во Франции принимается ряд законов, которые приводят к сокращению числа смертных приговоров и их исполнений. Неизбежностью на пути к ее отмене послужила не столько воля законодателей и воздействие убеждений определенных мыслителей, сколько те перемены, которые происходят в сознании самого народа. «Кто определенно и когда именно научил европейские народы не применять смертную казнь за религиозные и нравственные преступления? Разве многие из присяжных, не допускавшие и не допускающие смертной казни за преступления против собственности, читали сочинение Беккариа или другого писателя, противника смертной казни, или даже слышали их имена? Разве есть какой-нибудь закон или какое-нибудь положительное определение о крайне ограниченном в действительности применении смертной казни за некоторые преступления, за которые до сих пор, так же, как и прежде, закон угрожает
этим наказанием? Кто внушил европейским народам то отвращение, которое они питают к обязанности и личности палача?» [10, С. 267]. Таким образом, прогресс общественной жизни предполагает отмирание смертной казни как меры наказания.
Классик русской социологии П.А. Сорокин (1889-1968) в своей работе «Преступление и кара, подвиг и награда» (1914) рассматривал взаимосвязь преступления и наказания, каким образом происходила эволюция наказания, а также насколько неодинаково влияют наказания на поведение людей. Он также писал о праве наказывать и карательном прейскуранте, отмечая что между преступлением и наказанием существует причинно-следственная связь. Сорокин был убежден, что наказание носит карательный характер, т.е. является возмездием за совершенное преступление, и, как правило, эквивалентно ему по своему характеру, тем самым наказание причиняет страдание, а потому оказывает влияние на повторяемость преступного поведения. Также Сорокин указывал на принцип талиона, который послужил эволюции уголовного наказания, способствовавшей ограничению кар, их интенсивности, а также количеству по отношению к совершившим преступление лицам. Социолог писал: «Аресты и обыски, устрашения и «милости», тюрьмы и виселицы, самосуды и смертные казни, денежные пени и конфискации, полицейская опека и деспотизм, уничтожение свободы печати и других неотъемлемых прав, короче, весь арсенал карательных мер в подобных случаях становится неизбежен. Становится неизбежным потому, что добровольного подчинения власти нет, и у последней нет иного средства для правления, кроме кар и параллельных им наград» [18]. В духе нравственного императива звучит и другое рассуждение Сорокина: «Если индивид не обладает твердыми убеждениями по поводу того, что правильно, а что нет, если он не верит в Бога или в абсолютные моральные ценности, если он больше не питает уважения к своим
33
обязанностям, и, наконец, если его поиски удовольствий и чувственных ценностей являются наиважнейшими в жизни, что может вести и контролировать его поведение по отношению к другим людям? Ничего, кроме желаний и вожделения. В таких условиях человекте-ряет всякий моральный или рациональный контроль и даже просто здравый смысл. Что может удержать его от нарушения прав, интересов и благосостояния других людей? Ничего, кроме физической силы» [19, С. 142]. Вот почему вся история преступлений и наказаний сводится к соотношению поведения индивида и власти, которая способна его обуздать, а значит именно физическое насилие способно заменить справедливость. Но тогда неизбежным последствием станет увеличение числа конфликтов, кровавых революций и войн.
Российский социолог И.В. Бестужев-Лада (1927-2015), в связи с проблемой смертной казни, пишет о том, что в обществе очень высоки показатели преступности и она непрерывно воспроизводится, поскольку имеет социальные корни. В отношении того, откуда эти корни растут, ученый одним из первых называет подрыв и развал семьи: «Почти миллион разводов ежегодно оставляет после себя почти три четверти миллиона детей-полусирот при живых родителях. Подумал ли кто-нибудь, как сказываются годы кошмара, предшествующие разводу? Какой степени ожесточенности достигает даже нормальный поначалу ребенок, пройдя к 10-12 годам все круги домашнего ада? А оставшийся без отца и отбившийся от рук матери? А избалованный до потери сознания бабушкой и дедушкой или чрезмерно чадолюбивыми родителями?» [4, С. 277]. Помимо кризиса семьи социальные корни преступности связаны с проблемами школы и ее бюрократической «заоргани-зованностью», с проблемами «теневой экономики», наркомании, алкоголизма, и в целом падения моральных устоев общества. Таким образом, «развертывать борьбу с преступностью надо не с тех или иных положений уголовно-
го кодекса (какими бы они, эти положения, ни были), а с изменения социальных условий, преступность рождающих. Не за верхушки крапиву дергать, обжигаясь и чертыхаясь, - она же все равно разрастется! - а под корень брать, в соответствующих рукавицах, умеючи» [4, С. 282]. Именно поэтому в вопросе отмены или сохранения смертной казни нужно руководствоваться принципами гласности, возможностью применения «каторги», исправительных работ и очень значительных штрафов при наличии смягчающих обстоятельств. Бестужев-Лада убежден, что «подлинный» гуманизм поможет выбрать верный сценарий.
Схожую позицию высказывал и юрист И.И. Карпец (1921-1993), полагая, что отношение к смертной казни является показателем уровня социального и культурного развития общества: чем оно примитивнее, тем безнравственнее существующие в нем формы наказания. Однако, «с учетом современного состояния общественной психологии, уровня сознательности людей, их культурности, их понимания справедливости и гуманности я высказываюсь за сохранение в законе этой меры наказания, но в очень ограниченных пределах» [9, С. 363]. Вынесение смертного приговора должно происходить только после самого тщательного, исчерпывающего следствия и судебного разбирательства, после того, как в обществе будут преодолены ведущие к преступлениям недостатки и противоречия. Но до этого еще очень далеко, следовательно, и до окончательного решения вопроса отмены смертной казни. В свою очередь, академик и правозащитник А.Д. Сахаров (1921-1989) высказывал сожаление о том, что сметная казнь еще существует во многих странах (на тот момент она существовала и в нашей стране). По его мнению, это чрезвычайно жестокое наказание, которое порой бывает еще более жестоким, чем само преступление, и всегда остается вероятность судебных ошибок. «Я выступал и выступаю против смертной казни (и не только в СССР) еще и пото-
34
му, - отмечал академик, - что эта мера наказания предусматривает наличие постоянного страшного аппарата исполнителей, целого института смертной казни» [15, С. 337]. Все это дегуманизи-рует общество.
Хотелось бы также вспомнить широко известное произведение выдающегося американского писателя Т. Драйзера «Американская трагедия» (1925), в котором автор описал пронзительную историю молодого и амбициозного Клайда Грифитса, с детства стремившегося войти в высшие слои американского общества и совершившего ради этого преступление. Драйзер сумел очень тонко показать не только нравы и устои Соединенных Штатов Америки конца XIX столетия, которые во многом сформировали личность Клайда и его стремление во что бы то ни стало достичь материального благополучия, но и специфику вынесения судебного приговора, а также практику выступления обвинения и защиты на заседаниях суда присяжных. Насколько страшным, по сути, было убийство беременной возлюбленной главным героем ради богатой и более перспективной девушки, настолько же суровым и справедливым кажется вынесение приговора смертной казни. Однако, обращаясь к религиозному смыслу такого наказания и оставляя открытым вопрос о возможности духовного исправления преступника, Драйзер не дает читателю окончательного понимания, как следует воспринимать смертную казнь, предоставляя право решения ему самому. Способен ли человек, убивший, пусть и не хладнокровно, но осознанно и спланированно, невиновную девушку ради возможности попасть в высший свет, раскаяться в содеянном и встать на путь духовного исправления? Может ли длительное заключение вместо смертной казни способствовать воспитанию настоящего Человека и Личности? Или такие преступления справедливо должны наказываться высшей мерой, тем самым, становясь примером пресечения такого поведения, которое порицается обществом? Несмотря
на то, что подавляющее большинство рассмотренных выше авторов выступали против смертной казни, данное произведение наглядно, на основе человеческой жизни и смерти (а Драйзер взял за основу реальные криминальные хроники), показывает, насколько сложно принимать такого рода решения и насколько убедительными они должны выглядеть в глазах общественного мнения.
А ведь капитализм и его ценности, содержащиеся в понятии «американская мечта», очень прочно вошли в менталитет современных россиян и подобных Клайду Грифитсу, не говоря уже об откровенных извергах, маньяках и террористах, с каждым годом будет становиться все больше и больше. Именно поэтому проблема смертной казни является остро обсуждаемым вопросом, поскольку несмотря на мораторий, основанный на псевдогуманных принципах, данный вид наказания, при ухудшении и радикализации криминогенной ситуации в стране, может быть вновь вынужденно введен в уголовно-процессуальную практику. По данным ФОМ, в 2019 г. 68% респондентов посчитали допустимым применение смертной казни за сексуальные преступления против несовершеннолетних, 57% опрошенных поддержали смертные приговоры за убийство, 53% - за терроризм и 52% за изнасилование [12]. Однако, ориентироваться лишь на общественное мнение в данном вопросе было бы неправильным. Для возврата подобных судебных решений в юридическую и государственно-общественную практику потребуется высокий уровень развития судебно-правовой системы, усиление оперативно-следственного аппарата, принципы объективности и качества при отборе должностных лиц, ведущих подобные уголовные дела. Необходимо кропотливое, строгое соблюдение законности, воспитание чувства справедливости, объективности и непредвзятости, т.е. всех тех ценностей, которые лежат в основе развитого правового государства и которые сильно деформированы в условиях об-
35
щего ценностного и антропологического кризиса.
Вопрос введения смертной казни в современной России - это проблема не только насущно-историческая, общественная, образовательная, воспитательная, ценностно-нравственная, но и, что почти всегда забывается, пер-соналистическая. В каком-то смысле общественные отношения реально являются суммой и результатом личных социальных мировоззрений и выборов с их проекцией в социальную сферу. Однако, при этом весь корпус общественных наук, включая правоведение и социологию, до сих пор опирается на свои теоретические подходы, на принципы и методы позитивизма, прагматизма, утилитаризма. Стилизация, предельное обобщение при игнорировании конкретного, отдельного, индивидуально-личностного строения общественного бытия и сознания и при одновременном культе прав и свобод личности, к тому же воспитанной теперь сугубо потребительски, паразитарно и безответственно, - все это стало общим местом социальной теории и практики.
Становится очевидно, что нужна существенная корректировка теории, причем, теории, учитывающей то, что случилось с человеком за последние десятилетия. Еще П.И. Новгородцев (1866-1924), наблюдая за реформой юстиции в тогдашней Германии, отмечал, что судебно-правовая реформа зависит от юстиции, а юстиция - это служанка, но служанка с короной власти: от того, как она сформулирует и сгруппирует всю систему законов, зависит и вся юридическая, социальная, образовательная и воспитательная практика. Мало того, Новгородцев с его либерально-личностной этико-нормативной установкой и христианским пониманием нравственных пределов закона как такового (в отличие от «благодати») полагал, что вся совокупность законов должна не препятствовать, а способствовать росту нравственного сознания общества на его пути к идеалу справедливости. Эта высокая задача может носить изначаль-
но персоналистический и только уже потом общественный характер. Нужно разрабатывать онтологию личного морального выбора и дальнейшей трансформации человека, которым вся система права, как минимум, не должна мешать. Только нравственно-правовое качество и уровень отдельной личности определяет религиозный, моральный, правовой, политический, бытовой климат в обществе, а саму личность никогда не следует рассматривать как средство осуществления всегда утопической, абстрактной общественной гармонии.
Мы понимаем, что рассматриваемая в данной статье проблематика смертной казни - это ракурс, по сути, в чем-то противоположный этикоцентрической, панморалистской установке главных школ и представителей русской социологии, что это ракурс сосредоточения внимания исследователя на негативно-запретительной стороне правоведения, сферы закона, меры его социальной компетенции. Это установка, ориентированная на «худшие образцы» членов общества и имеющая цель защитить стабильность, спокойствие социума, достоинство и безопасность самой жизни личности. Однако, даже в такой предельно интимной и чувствительной сфере жизни нужно ориентироваться на высокий социально-нравственный идеал и понимать, что общественная кара (отмщение, справедливое возмездие) в виде смертной казни даже самому закоренелому преступнику может потрафлять общественным интересам и опасениям (социальному и групповому эгоизму), но не решает в принципе главных на сегодня проблем моральной, правовой, ценностной деградации, а только усугубляет тенденцию нравственных деформаций в России.
Надо признать, что на данном, переходном этапе своего развития Россия, исторически и нравственно потрясенная искаженными ценностями сначала дореволюционной интеллигенции, потом продолжительной идеологией, политикой и всей практикой большевистской власти с ее безжалостностью к че-
ловеку и, одновременно, духовно полым тотальным «коммунистическим воспитанием граждан», а теперь и постсоветскими буржуазно-капиталистическими реалиями и слишком низкими смыслами, с продолжением моральной деформации личного и общественного сознания, находится в состоянии системного кризиса. А различные виды будоражащих общество преступлений против личности, общества и государства, особенно жестокие злодеяния, с элементами демонической одержимости, невменяемости и садизма (или, наоборот, цинизма и холодного расчета при совершении преступления и полного презрения к страданиям жертвы), -все это закономерные следствия и «издержки» ложного пути, по которому мы идем вот уже второй век. Нужно понимать, что все это происходит в ситуации слома традиции и насаждения извне «новой нормальности», которая уже завела западное общество (а во многом и Россию) в исторические тупики, рассмотренные более полувека назад еще П.А. Сорокиным. Для достижения истинно нормального общественного состояния нужно бороться с породившими такое положение дел нравственно-правовыми первопричинами. Это растущее социально-экономическое расслоение, проявление коррупции на всех уровнях, рост преступности в силу отсутствия цельного мировоззрения и связанного с этим катастрофического падения нравственных устоев. На выправление ценностей правосознания надеялись классики русской социологии и общественной мысли конца XIX - начала XX вв., когда рассматривали проблему отмены или утверждения смертной казни.
Закончить хотелось бы выдержками из работы «Смысл жизни» (1925) С.Л. Франка (1877-1950): «Если нельзя. сотворить благо, то можно и должно ограждать его; если нельзя истребить зло, то можно обуздать его и не позволить ему разрушать жизнь. Никакие самые суровые кары, вплоть до смертной казни, не уничтожают ни одного атома зла в мире: ибо зло в своем бытии неу-
ловимо для внешних мер; но следует ли из этого, что мы должны давать убийцам и насильникам свободно губить и калечить жизнь и не имеем права их обуздать. Государство, справедливо говорит Вл. Соловьев, существует не для того, чтобы осуществить рай на земле, оно бессильно совершить это, но оно существует, чтобы предупредить осуществление ада на земле»[22. С.212-213]. В каждом случае при вынесении приговора необходим строго кропотливый, гуманный персоналистический подход к преступнику с учетом всех возможных оснований и обстоятельств совершенного им злодеяния. Только так, личностно, можно решить эту сложнейшую проблему, избегая как идей «розового» гуманизма, во многом присущего рассмотренным выше русским социальным мыслителям, так и провокации распыла ожесточения, ненависти и жажды отмщения в обществе. Нужно помнить, что, даже справедливо казня отпетого негодяя и злодея, власть всех уровней не в силах уничтожить в мире ни одного атома зла.
Литература
1. Бердяев Н.А. Казнь и убийство/ Смертная казнь: за и против. Отв. ред. С.Г. Келина.М.,1989.
2. Бердяев Н.А.О назначении человека.М.,1993.
3. Бердяев Н.А. Русская идея. СПб., 2008.
4. Бестужев-Лада И.В. Гуманизм и псевдогуманизм / Смертная казнь: за и против. Отв. ред. С.Г. Келина. М., 1989.
5. Булгаков С.Н. О смертной казни / Смертная казнь: за и против. Отв. ред. С.Г. Келина. М., 1989.
6. Буянский С.Г. Смертная казнь: все «за» и «против»//Общественные науки и современность.2000. № 5.
7. Гернет М.Н. Смертная казнь и общественное мнение/ Смертная казнь: за и против. Отв. ред. С.Г. Келина. М., 1989.
8. Достоевский Ф.М. Собр. соч.: Идиот: Роман.Ч.1-3.М., 2008.
37
9.
10. 11.
12. 13.
14.
15.
16.
17.
19.
20.
Карпец И.И. Польза или зло? / Смертная казнь: за и против. Отв. ред. С.Г. Келина. М., 1989. Кистяковский А.Ф. Исследование о смертной казни. М, 2010. Коробеев А.И. Лестница уголовных наказаний в России: понятие, классификация и виды. Saarbrücken, 2014.
Отношение к смертной казни // [Электронный ресурс] - Режим доступа: https://fom.ru/Bezopasnost-i-pravo/14285/ (дата обращения: 11.09.2021).
Отношение к табакокурению на Руси менялось неоднократно // // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://cgon.rospotrebnadzor.ru/ content/33/4266# (дата обращения: 11.09.2021).
Розанов В.В. Лукавые слова/ Смертная казнь: за и против.Отв. ред.С.Г.Келина.М., 1989. Сахаров А.Д. Тревога и надежда: в 2 тт. Статьи. Письма. Выступления. Интервью(1958-1986). Т. 2. М., 2006.
Соловьев В.С. О смертной казни/ Смертная казнь: за и против. Отв. ред. С.Г. Келина. М., 1989. Соловьев В.С. Оправдание добра. Нравственная философия. М., 2018.
Сорокин П.А. Заметки социолога. О чем говорит террор большевиков// https://www.yabloko.ru/Themes/ History/Sorokin/sorokin-3.html/ [Электронный ресурс] - Режим доступа: (дата обращения: 11.09.2021). Сорокин П.А. Кризис нашего времени. Россия и Соединенные Шта-ты/Сост. подгот. текста, вступ. ст. и коммент. В.В. Сапова.Сыктывкар, 2018.
Таганцев Н.С. По законопроекту об отмене смертной казни/ Смертная казнь: за и против. Отв. ред.С.Г.Келина.М.,1989 Фельдштейн Г.С. Противники смертной казни в русской криминалистической литературе второй половины XVIII века и первой половины
XIX века/Смертная казнь: за и против. Отв.ред.С.Г.Келина.М.,1989
22. Франк С.Л. Духовные основы общества. М.,1992
23. Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы.М.,2019
24. Шишов О.Ф. Смертная казнь в истории России/ Смертная казнь: за и против. Отв. ред. С.Г. Келина. М.,1989.
RUSSIAN SOCIOLOGICAL THOUGHT ABOUT THE DEATH PENALTY PROBLEM
Kudryavtsev V.A., Grudina T.N., Los E.V.
Lomonosov Moscow State University; Bauman Moscow State Technical University
The article analyzes the views on the death penalty problem of Russian sociological, socio-philosophical and socio-legal thought representatives mainly of the late 19th - first half of the 20th centuries, and the author's position is also substantiated.Since this type of criminal punishment has not been applied in Russia for several decades, but periodic opinion polls show controversy in judgments about the preservation or abolition of the imposed moratorium on the death penalty, consideration of such an acute and at the same time rather complicated from a moral point of view issue is a topic relevant and time-ly.In addition, it is important to understand the death penalty problem in a volumetric and systemic way, and Russian sociological and social thought in general is distinguished by its universal approach to the analysis of social processes. Authors set out in detail the views of Vl. Soloviev, comparing his "doctrine of revenge" and "doctrine of verbal admonition", analyze the arguments against the death penalty in N.A. Berdy-aev's philosophical and worldview concept, consider the position on this issue in the concepts ofS.N. Bulgakov and V.V. Rozanov. The article also provides the views of well-known criminol-ogists, lawyers and legal scholars of the late 19th century, such as M.N. Gernet, G.I. Solnt-sev, I.V. Vasiliev, N.S. Tagantsev, a detailed analysis of the master's thesis "Research on the death penalty" (1867) by A.F. Kistyakovsky.At-tention is also focused on the relationship between the nature of the crime and the severity of punishment in the framework of P.A. Sorokin's sociology, as well as the arguments of sociologist I.V. Bestuzhev-Lada and lawyer I.I. Karpets. Despite the fact that the overwhelming majority of the thinkers considered in the article opposed
the death penalty, the authorsare convinced that without a deep understanding of crisis trends both in Russian society (lack of spirituality, irresponsibility, lack of quality in managing all spheres of life, etc.), and in Russian science (excessive pragmatism, utilitarianism, extreme generalization while ignoring the personal structure of social life and consciousness, etc.) cannot find the right vectors for solving such a complex problem.
Keywords: death penalty, Russian sociological thought, Vl. Soloviev, N.A. Berdyaev, S.N. Bulgakov, P.A. Sorokin, Russian society, moratorium.
References
1. Berdyaev N.A. Execution and murder / Death penalty: for and against. Rep. ed. S.G. Kelina. M., 1989.
2. Berdyaev N.A. On the appointment of a person. M., 1993.
3. Berdyaev N.A. Russian idea. SPb., 2008.
4. Bestuzhev-Lada I.V. Humanism and pseudo-humanism / The death penalty: for and against. Rep. ed. S.G. Kelin. M., 1989.
5. Bulgakov S.N. On the death penalty / The death penalty: for and against. Rep. ed. S.G. Kelin. M., 1989.
6. Buyansky S.G. The death penalty: all the pros and cons//Social sciences and moder-nity.2000. No. 5.
7. Gernet M.N. The death penalty and public opinion / The death penalty: for and against. Rep. ed. S.G. Kelin. M., 1989.
8. Dostoevsky F.M. Sobr. cit.: Idiot: Roman. Part 1-3. M., 2008.
9. Karpets I.I. Benefit or evil? / The death penalty: for and against. Responsible ed. S.G. Kelin. M., 1989.
10. Kistyakovsky A.F. Study on the death penalty. M, 2010.
11. Korobeev A.I. Ladder of criminal penalties in Russia: concept, classification and types. Saarbrücken, 2014.
12. Attitude towards the death penalty //[Electronic resource] - Access mode: https://fom. ru/Bezopasnost-i-pravo/14285/ (date of access: 09/11/2021).
13. Attitudes towards smoking in Russia have changed repeatedly // //[Electronic resource] - Access mode: http://cgon.ro-spotrebnadzor.ru/content/33/4266# (date of access: 09/11/2021).
14. Rozanov V.V. Sly words / The death penalty: for and against.Edited by S.G. Kelina.M., 1989.
15. Sakharov A.D. Anxiety and hope: in 2 vols. Articles. Letters. Performances. Interview (1958-1986). T.2. M., 2006.
16. Soloviev V.S. On the death penalty / The death penalty: for and against. Rep. ed. S.G. Kelin. M., 1989.
17. Soloviev V.S. justification for goodness. Moral Philosophy. M., 2018.
18. Sorokin P.A. Sociologist's Notes. What does the Bolshevik terror talk about// https:// www.yabloko.ru/Themes/History/Sorokin/ sorokin-3.html/ [Electronic resource] - Access mode: (date of access: 09/11/2021).
19. Sorokin P.A. The crisis of our time. Russia and the United States / Comp. prepared text, intro. Art. and comment. V.V. Sapova. Syktyvkar, 2018.
20. Tagantsev N.S. On the draft law on the abolition of the death penalty / The death penalty: for and against. Responsible editor S.G. Kelina. M., 1989
21. Feldstein G.S. Opponents of the death penalty in Russian forensic literature of the second half of the 18th century and the first half of the 19th century / Death penalty: for and against. Responsible editor S.G. Kelina. M., 1989
22. Frank S.L. Spiritual foundations of society. M., 1992
23. Foucault M. Supervise and Punish: The Birth of Prison. M., 2019
24. Shishov O.F. The death penalty in the history of Russia / The death penalty: for and against. Rep. ed. S.G. Kelin. M., 1989.
39
