CC BY
31
УДК 261.7
РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ НА ЮГЕ РОССИИ НАКАНУНЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (НА МАТЕРИАЛАХ КРАСНОДАРСКОГО КРАЯ)
© 2011 г. Н.Ю. Беликова
Кубанский государственный технологический университет, Kuban State Technological University,
ул. Московская, 2, г. Краснодар, 350072, Moskovskaya St., 2, Krasnodar, 350072,
adm@kgtu.kuban.ru adm@kgtu.kuban.ru
Рассматривается положение Русской Православной церкви на Юге России в предвоенные годы, переживавшей один из сложнейших периодов в своей истории. Для вытеснения РПЦ из жизни общества государственная власть применяла жестокие методы: расстрелы священников, разрушение и закрытие храмов.
Констатируется, что, несмотря на почти полный разгром организационной структуры РПЦ, множество запретов, жесточайших гонений, она сумела выстоять, выжить как институт. Гонение на церковные организации не привело к желательным для властей результатам. Планы искоренения религии терпели неудачу, так как высокая религиозность населения сохранялась.
Ключевые слова: Русская Православная церковь, репрессии, аресты, закрытие храмов, обновленцы, идеология, модернизация.
Is considered situation of the Russian Orthodox Church in the prewar years, is experiencing one of the toughest periods in its history. For you-stamping the ROC in the life of the state power company applied the cruel methods: executions ofpriests, the destruction and closure of the temples.
It is noted that, however, despite the almost complete destruction of the organizational structure of the ROC, the set ofprohibitions, the most severe persecution, she has managed to survive, to survive as an institution. Persecution of the church organization did not lead to desirable results for the authorities. Plansfor the eradication ofreligion have failed, as the high religiosity ofthe population remained.
Keywords: Russian Orthodox Church, repression, arrests, closure of churches, renovationists, ideology, modernization.
В настоящее время при решении множества мировых проблем существенно возрастает роль религиозного фактора. Это обусловлено как особенностями социокультурного развития человечества на данном этапе, так и культурной ценностью самой религии как духовного феномена. Сегодня главная цель, которая должна охватывать все без исключения измерения человеческой деятельности, заключается в построении такого сообщества, где люди могли бы жить в солидарности. Сила и влияние религии в истории человечества и в том, что она исторически стала средством сплочения людей в единый жизнеспособный и неодолимый организм. Однако Русская Православная церковь (РПЦ) накануне Великой Отечественной войны была лишена такой возможности. Она переживала один из тяжелейших периодов в своей истории.
Проблема государственно-церковных отношений в теоретическом плане изучалась целым рядом ученых. Но и государственная религиозная политика, и внутренние эволюционные процессы в РПЦ еще не стали в полной мере объектом научного анализа. Труды советских исследователей, как правило, имеют очень общий обзорный характер и несут идеологический отпечаток прежнего официального негативного отношения к религии [1].
Постепенно под влиянием знакомства с рассекреченными документами взгляды историков становились более
объективными. Что касается конкретно-исторических исследований особенностей религиозной политики советских властных структур, то на рубеже веков появились работы, написанные на качественно иной источниковой базе, содержащие нетрадиционные оценочные суждения, демонстрирующие концептуально новый уровень осмысления и анализа проблем государственно-религиозных отношений. Следует выделить работы российских ученых О.Ю. Васильевой, П.Н. Кнышевского, А.Н. Кашева-рова [2].
В наибольшей степени из числа западных специалистов к восстановлению объективной картины государственно-религиозных отношений в предвоенные годы смог приблизиться Д. Поспеловский. Так, в фокусировании антицерковных усилий советской власти, главным образом на РПЦ, автор усматривает намерение большевистского руководства в первую очередь уничтожить национальную Церковь, духовную основу жизни русского народа [3].
В современной исторической литературе слабо изучена тема взаимоотношений государства с РПЦ в период 1930-х гг. на Северном Кавказе, игравшем значительную роль в политических и социальных процессах. В последнее время в статьях и монографиях В.Е. Бороден-ко, С.А. Кропочева, А.Ю. Рожкова, В.Г. Руденко [4] рас-
крываются различные стороны взаимоотношений религиозных деятелей и советского государства в 20-30-е гг. XX в. на Кубани и Ставрополье. В работах А.Ю. Рожкова, В.Г. Руденко отражено отношение населения юга России к религиозной политике, проводимой государством в 1920-е гг. По мнению В.Г. Руденко, гонения на Русскую православную церковь стали одним из факторов, который оттолкнул казаков от новой власти. Такую же точку зрения выражает и А.Ю. Рожков считая, что народное сопротивление гонениям большевиков на религию и церковь, став частью народного протеста против советской власти, было более сильным в деревне, особенно в казачьих станицах. В исследованиях С.А. Кропочева показаны механизмы и масштабы репрессивных мер, предпринимавшихся советской властью по отношению к священнослужителям. Однако в вышеуказанных работах отсутствует комплексное исследование положения РПЦ и особенностей религиозной политики в данном регионе накануне Великой Отечественной войны.
На положение РПЦ в предвоенные годы оказывали влияние не только политические, социально-экономические модернизационные изменения, но и идеологические. По мнению председателя Союза воинствующих безбожников (СВБ), «выкорчевать из сознания людей религиозную идеологию можно лишь на базе массовой разъяснительной работы среди трудящихся, разоблачая религиозные праздники, пропагандируя среди трудящихся учение Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина» [5]. Партийные власти на местах объявили антирелигиозную работу партийной нагрузкой.
Несмотря на активные призывы бороться с религией и перестройку работы СВБ, к концу 30-х гг. на юге России наблюдается снижение активности антирелигиозной работы членов СВБ. На заседании орготдела ЦК ВКП(б) по Краснодарскому краю 11 марта 1938 г. констатировалось, что «антирелигиозная пропаганда в крае развернута крайне не удовлетворительно, а организации СВБ в подавляющем большинстве районов до сих пор находятся в состоянии развала» [6]. По заявлению секретаря Краснодарского крайкома ВКП(б) Газова, в «крае имелось на 1 мая 1938 г. всего лишь 889 союзов воинствующих безбожников с количеством членов 22 547 человек» [6]. Подобная ситуация могла сложиться из-за позиции местных властей, успокоенных малым количеством действующих церквей. Так, например, на предложение Анапского районного Совета СВБ Азово-Черноморского края колхозу имени Блюхера организовать ячейку СВБ, парторг ответил: «В колхозе верующих в бога нет, потому что еще в 1933 г. церковь отдали под клуб. А поэтому и создавать ячейку нет никакого смысла» [7]. Такое упрощенное мнение об уничтожении религии путем закрытия церквей было характерным для многих руководителей на местах.
Ослабление антирелигиозной пропаганды, по мнению Отдела культпросветработы ЦК ВКП(б), выраженном в «Записке о состоянии антирелигиозной работы на февраль 1937 г.», «привело в СевероКавказском крае к существованию до сих пор таких
церковных организаций: 92 общины православно-тихоновского толка, 97 общин обновленческого направления, 13 общин старообрядческих, 4 общины армяно-григорианских, 2 католических, 7 еврейских синагог, 33 баптистских общины» [8, с. 316]. Поняв, что антирелигиозная работа СВБ не способствует ликвидации религиозности населения в стране, государственные власти взяли курс на более радикальный способ борьбы с религией.
Карательные методы стали широко использоваться уже сразу после гибели первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) С.М. Кирова в декабре 1934 г., началось нагнетание широкомасштабной кампании репрессий и террора. Она затронула все слои населения. Церковные организации все активнее обвинялись в контрреволюционной, антисоветской деятельности. Требовались все новые жертвы для обоснования концепции И.В. Сталина об обострении классовой борьбы в обществе в ходе процесса перехода страны из аграрной в индустриальную. Церкви было отведено место в лагере противников постреволюционной модернизации страны.
Летом 1935 г. власти запретили «Журнал Московской патриархии». Репрессивные меры в этот период стали направляться не только против тихоновского направления в РПЦ, но и обновленческого, разделившего судьбу всей РПЦ. Власти перестали делать какое-либо различие между представителями церковных направлений. Весной 1935 г. был ликвидирован Священный Синод. 29 апреля он издал свой последний указ «Об упразднении коллегиальной системы управления», согласно которому вся верховная власть в обновленческой церкви теперь передавалась одному лицу - Первоиерарху с титулом «Ваше Первосвятительство», им стал митрополит Виталий (Введенский) [9]. Власти в этот период считали неприемлемым существование любого коллективного органа в церковном управлении, их больше не пугало единоличное правление в религиозном обществе. Расчет НКВД был прост: лишить Церковь руководства в одном лице и тем разобщить остальное духовенство было легче, чем вести борьбу с целым коллегиальным органом церковного управления.
Начались массовые аресты духовенства. Были арестованы и погибли в заключении почти все обновленческие архиереи, среди них такие известные, как митрополит Сибирский Петр (Блинов) и митрополит Иваново-Вознесенский Александр (Боярский) и др. [9]. Руководство антирелигиозной кампанией возглавлял лично народный комиссар внутренних дел Н.И. Ежов. По стране прокатилась волна судебных процессов над священнослужителями по обвинению их в шпионаже, террористической и антигосударственной деятельности.
Следует отметить, что после опубликования Проекта новой Конституции СССР в 1936 г. наблюдалось оживление среди духовенства. Комиссия культов при Президиуме ЦИК СССР отмечала увеличение числа обращений священнослужителей и верующих в ко-
миссию. Например, за восемь месяцев 1935 г. письменных обращений поступило 6029, а в 1936 г. за этот же период 6740. Ходоков зарегистрировано в 1935 г. 1298 чел., в 1936 г. - 1997 чел. [8, с. 307]. Изменился и характер обращений. Тон заявлений стал требовательнее и настойчивее. В них появились ссылки на 124 и 125 статьи новой Конституции СССР. В ст. 124 говорилось, что «свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами» [10, с. 265]. Но отправление религиозного культа возможно было только в местах, предназначенных для этого, т.е. в церквах, молитвенных домах и т. д. Поэтому основное количество заявлений содержало ходатайства об открытии закрытых церквей. По подсчетам Комиссии культов, к 1936 г. в стране было закрыто 29 746 молитвенных зданий. Они были использованы следующим образом:
а) переоборудованы для культурно-просветительских целей - 10 880 церквей, что составило 36,5 % от общего числа закрытых культовых зданий; б) занято под склады 9408, или 31,6 %; в) снесено 2786, или 9,3 %; г) не использовано 6672, или 22 % [11, л. 27]. Таким образом, более 50 % закрытых церквей давали повод духовенству и верующим для недовольства.
Особенностью жалоб, поступающих с юга России, является содержание в них требований об открытии временно закрытых культовых зданий по причине засыпки их хлебом. В регионах, которые являлись основными поставщиками зерновых культур, местным властям с экономических позиций было выгодно так использовать здания церквей. Тем самым отпадала необходимость поиска средств на строительство колхозных зернохранилищ, и в то же время велась «борьба с религией». Такое временное закрытие церквей часто превращалось в постоянное. Существование в стране 22 % не использованных для нужд государства культовых зданий говорит о серьезных перегибах в этой кампании. Так, например, в СевероКавказском крае одному религиозному обществу было предложено представителями местной власти сделать ремонт церкви на сумму 30 000 р. в месячный срок. Одновременно верующим было запрещено собирать средства на ремонт. Все же они приступили к ремонту, после чего уголовным розыском были арестованы члены церковного исполнительного органа за сбор средств на ремонт здания, а церковь была закрыта [8, с. 308]. Местные власти искали любой повод для закрытия культовых зданий. В данном случае перегибы были приостановлены. Церковь вернули верующим. Но сколько храмов, забранных подобным образом, оставалось закрытыми.
Несмотря на то, что в принятой в декабре 1936 г. на VII Чрезвычайном Съезде Советов новой Конституции СССР провозглашались политические и гражданские свободы, в том числе и свобода совести, предоставлявшая священнослужителям равные права с другими гражданами, включая избирательное право голоса, она содержала статьи, ограничивающие права религиозных обществ. Согласно ст. 141-й,
кандидаты в Верховный Совет должны были «выдвигаться общественными организациями и обществами трудящихся: коммунистическими партийными организациями, профессиональными союзами, кооперативами, организациями молодежи, культурными обществами» [10, с. 268].
Религиозные общества не были включены ни в одну из названных групп. Представленные Конституцией гарантии прав отдельных граждан были достаточно важными для тех слоев населения, которые ранее вообще были лишены избирательных прав. В частности, это касалось священнослужителей, дети которых теперь допускались в высшие учебные заведения и получали право быть принятыми на любые должности как на гражданской службе, так и в промышленности. С другой стороны, Конституция урезала права целых религиозных обществ. Священнослужители могли голосовать за предложенного им кандидата, но сами им стать не могли.
Во время подготовки к выборам в Советы по новой избирательной системе общественное мнение стали формировать таким образом, чтобы создать представление о подготовке в стране широкого заговора духовенства, направленного на свержение советской власти. В крайкомы ВКП(б) с мест стали поступать докладные записки подобного содержания: «В районе оживленно готовятся всевозможные контрреволюционные группы в виде религиозных общин». Приводились примеры действий таких «контрреволюционных групп». Например, в феврале 1937 г. в Ейский городской совет поступило заявление за подписью «церковный совет» от имени Ейской общины верующих с ходатайством о возврате им церкви. Церковный совет был объявлен контрреволюционной группой, которой нет места среди советских трудящихся [12]. Таким образом, надежды духовенства на изменение своего положения в советском обществе после принятия новой Конституции СССР не оправдались, так как последующими директивами государственные органы продолжали ограничивать права священнослужителей и религиозных объединений.
В центральной прессе стали публиковаться разъяснения, исходя из которых РПЦ не могла считаться общественной организацией «по причине реакционного и антикультурного характера ее деятельности... Несмотря на то, что священники получили гражданские права, они продолжают придерживаться противных и враждебных науке взглядов... Религиозные организации разрешаются только как частные объединения для совершения религиозных обрядов. Религиозные организации как таковые не имеют права принимать участие в общественной и политической жизни страны» [3, с. 276]. Из этого следует, что советская власть полностью отвергала участие РПЦ в решении социально-экономических, духовных проблем общества. Вот как описывает А. Краснов личную трагедию известного проповедника - обновленца А. Введенского, вызванную новой Конституцией, сводящей религиозную жизнь к отправлению культа. «Самый страшный удар из всех, какие испытал когда-либо в жизни А. Введен-
ский, а испытал он не мало, был нанесен ему 6 декабря
1936 г. Третьестепенный чиновник в церковном столе при Моссовете сухо сообщил ему, что, поскольку новая Конституция разрешает отправление религиозного культа, но не религиозную пропаганду, священнослужителям запрещается произносить проповеди. Представьте себе Ф.И. Шаляпина, которому запретили петь, - пишет А. Краснов, - Шопена, которому запретили играть, эффект будет примерно тот же» [13]. Такая реакция духовенства была закономерной, так как для Церкви, лишение права заниматься религиозной пропагандой являлось еще более катастрофичным. В миссионерстве РПЦ живет. Без широкой проповеди, религиозной пропаганды она костенеет и теряет смысл.
В конце 30-х гг. политические репрессии приняли массовый характер. 30 июля 1937 г. Народным комиссаром внутренних дел Союза СССР Н.И. Ежовым был издан оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, церковников и других антисоветских элементов». Перед органами государственной безопасности была поставлена задача «самым беспощадным образом разгромить всю банду антисоветских элементов» [14]. После появления этого приказа по стране прокатилась массовая волна арестов. 9 ноября 1937 г. был арестован отец Георгий (Букин) -священник Скорбищенской церкви станицы Бесскорбной Краснодарского края. Его дело являлось типичным в списке арестованных священнослужителей. После обработки силовыми методами НКВД отец Георгий «признал свою вину в проведении агитации и призыве своих прихожан бросать всякую работу в колхозах с целью ослабления их мощи, в распространении контрреволюционных клеветнических измышлений о голодной жизни в СССР». После такого признания высшая мера наказания была неминуема. 27 ноября
1937 г. тройкой УНКВД по Краснодарскому краю отец Георгий, обвиняемый «в ведении контрреволюционной, клеветнической, пораженческой, провокационной агитации приговорен к расстрелу» [15]. После случившегося церковь в станице Бесскорбной была закрыта.
По мнению местных властей, «лишив приход священника, уничтожалось религиозное мировоззрение всех верующих станичников, а также причины неурядиц в колхозном строительстве на Кубани». Подобные представления о методах борьбы с религиозностью населения были ошибочны. Верующие не забывали религию своих отцов. Если в их станице закрывалась церковь, они ходили молиться в ближайший действующий храм. А такая церковь иногда находилась на расстоянии более 50 км от станицы. В дореволюционный период РПЦ оказывала огромное влияние на поведение и жизнь людей. Уничтожить сложившиеся традиции одним махом было невозможно. Но государственная власть шла именно таким путем.
Так, по статистическим данным Северо-Кавказского краевого комитета ВКП(б), в 1926 г. на Северном Кавказе (без автономных областей) величина религиозного актива РПЦ составляла 3906 священнослужителей и 1633 монаха. Церквей насчитывалось 1598, а монастырей - 21 [16]. Необходимо отметить,
что сюда вошли данные по двум направлениям РПЦ (тихоновскому и обновленческому). По документам Комиссии культов при Президиуме ЦИК СССР, состояние религиозных организаций на 1 апреля 1936 г. в Азово-Черноморском и Северо-Кавказском краях было следующим: количество служителей культа -1402 чел., действующих церквей - 632 [11, л. 35]. Таким образом, на юге России за 10 лет убыль священнослужителей РПЦ составила 2498 чел., что равно 64 %. Даже если предположить естественную смерть священников, то на аресты и расстрелы остается слишком большой процент. За этот период было закрыто -966 церквей (60 %) и 21 монастырь - (100 %). В эти сведения вошли данные о церквях, закрытых под хозяйственные нужды, не использованных, разрушенных полностью.
К осени 1938 г. антирелигиозная политика государства достигла пика своего развития. 7 октября Президиум Верховного Совета РСФСР постановил отменить положение о Центральной и местных комиссиях по рассмотрению религиозных вопросов. С 1938 г. единственной организационной структурой, занимавшейся религиозной политикой, оставался специальный церковный отдел НКВД [17]. Это означало ликвидацию самой возможности контактов между правительством и религиозными организациями. Подобный шаг можно объяснить уверенностью руководителей государства в победе над религиозностью населения, что было вызвано ошибочными представлениями о причинах и темпах секуляризации общества, утвердившихся представлений о религиозных организациях и духовенстве как политических противниках постреволюционной модернизации страны.
В предвоенные годы модернизационные процессы в российском обществе приобрели форсированный характер. В аграрном секторе это выразилось в создании за короткие сроки крупных коллективных производственных хозяйств, а в промышленности - заводов гигантов, новых предприятий, которыми было легко управлять при помощи директив. В духовной сфере, в частности религиозной, велось искоренение православия как «чуждой» новому образу жизни идеологии и насаждение государственного атеизма. По мнению Н.А. Бердяева, «...Государство эпохи диктатуры, есть диктатура миросозерцания, диктатура не только политическая и экономическая, но и интеллектуальная, диктатура над духом, над совестью, над мыслью» [18]. Диктатура над духом и совестью осуществлялась способом вытеснения РПЦ из жизни общества. Она была лишена возможности принимать участие в идеологических, социально-экономических постреволюционных преобразованиях.
Литература
1. Гордиенко Н.С., Курочкин П.К. Особенности модернизации современного русского православия. М., 1978; Корзун М.С. Русская православная церковь 1917 - 1945 гг. Изменение социально-политической ориентации и научной несостоятельности вероучения. Минск, 1987.
2. Васильева О.Ю. Русская православная церковь и советская власть в 1927 - 1943 гг. // Вопросы истории. 1994. № 4. С.35 - 46; Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. Красные конкистадоры. М., 1994; Кашеваров А.Н. Государство и церковь. Из истории взаимоотношений Советской власти и Русской православной церкви. 1917 - 1945 гг. СПб., 1995.
3. Поспеловский Д. Русская православная церковь в ХХ веке. М., 1995. С. 60.
4. Бороденко В.Е. Судьба монастырей Северного Кавказа в XX веке // Гуманитарная мысль Юга России в XX веке. Краснодар, 2000. С. 113 - 117; Кропочев С.А. Большой террор на Кубани. Краснодар, 1993; Его же. Хроника коммунистического террора. Краснодар, 1995; Рожков А.Ю. Народное сопротивление антирелигиозной политике советской власти на Юго-Востоке России в 1918 - 1929 гг. // Голос минувшего. 1997. № 2. С. 3 - 12; Его же. На заре всеобщего безбожия // История Кубани XX век: очерки. Краснодар, 1998. С. 65 - 76; Руденко В.Г. Особенности религиозности кубанского казачества // Кубанское казачество: три века исторического пути. Краснодар, 1996. С. 207 - 209.
5. РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 4. Д. 44. Л. 11.
6. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИКК). Ф. 1774-А. Оп. 1. Д. 142. Л. 6.
Поступила в редакцию
7. Верующих нет // Безбожник. 1936. № 4. С. 18.
8. Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917 - 1941: документы и фотоматериалы. М., 1996.
9. См.: Шкаровский М.В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. СПб., 1999. С. 44.
10. Конституция (Основной закон) СССР 1936 г. // Советские конституции: справочник. М., 1963.
11. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-5263. Оп. 1. Д. 32.
12. ЦДНИКК. Ф. 1774-А. Оп. 1. Д. 62. Л. 14.
13. Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М., 1996. С. 633.
14. ГУЛАГ: его строители, обитатели и герои: Раскулачивание и гонение на Православную церковь пополняли лагеря ГУЛАГа. М., 2001. С. 342.
15. Армавирский краеведческий музей. Ф. 7. Оп. 1. Д. 29. Л. 4.
16. ЦДНИКК. Ф. 2816. Оп. 1. Д. 134. Л. 57 - 58.
17. Шкаровский М.В. Русская православная церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999. С. 93.
18. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 137.
10 февраля 2011 г.
