CC BY
36
П.П. Баранов, В.Ю. Верещагин
РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ: МИФ ИЛИ
РЕАЛЬНОСТЬ?
В открытом письме Президенту В.В. Путину «Политика РПЦ: консолидация или развал страны» десять академиков (в том числе и два нобелевских лауреата - В. Гинзбург и Ж. Алферов) продемонстрировали озабоченность проблемой самосохранения России, усматривая угрозы ее целостности в «клерикализации» и в разрушении материалистического мировоззрения, вызвав оживленную полемику в российском обществе [1, с. 9; 2, с. 15; 3, с. 3]. Такая точка зрения является курьезно-ущербной и в первой, и во второй своих концептуальных составляющих. Концептуальное утверждение открытого письма, что «все достижения мировой науки базируются на материалистическом понимании мира, ничего иного в науке просто нет» не соответствует ни фактам истории науки, ни правилам логической техники построения понятий и оперирования ими. Несмотря на сложившееся мнение, что материализмом особенно отличаются ученые-естественники, выдающиеся русские ученые медик Пирогов, химик Менделеев, физиолог Павлов, как и западные - Декарт, Паскаль, Ньютон - были носителями именно религиозного, а не материалистического мировоззрения. В гуманитарных науках следует назвать имена выдающихся юристов М.М. Сперанского, П.И. Новгородцева, Л.А. Тихомирова, социологов М.М. Ковалевского, С.Н. Булгакова, оставивших не только научные, но и богословские сочинения.
Говоря о материалистическом мировоззрении, авторы письма Президенту ошибочно отождествляют научные и идеологические (мировоззренческие) понятия. В качестве исходного в тексте письма использован термин «материалистическое понимание мира», который являлся характерным и для марксистской идеологии, что свидетельствует о четкости и незыблемости мировоззренческой ориентации авторов письма. В марксизме понятия материи и сознания постулировались как предельно общие, что означало их совпадение по объему, т.е. по множеству обозначаемых признаков, или, другими словами, их тождество. А если они - не одно и то же, то они не совпадают по объему и, следовательно, не являются предельно общими, и можно ввести более общее по отношению к ним понятие. Трудно поверить, что академикам не известно, что «материалистическое понимание мира» - это идеологема, к науке отношения не имеющая, а Россия, как заметил В. Чаплин, остается единственной страной мира, где в качестве обязательного мировоззрения преподается материализм [4, с. 15]. Согласно Конституции РФ 1993 года, никакая идеология не может утверждаться в качестве обязательной, но академики-«подписанты», отстаивая «материалистическое понимание мира», борются именно за идеологию, мировоззрение, а не за науку. Страна уже прошла через доминирование «материалистического понимания мира». Советская государственность на основе воинствующего материализма за 1917-1993 гг. так и не выработала эффективной государственнической идеологии, не модифицировала марксизм в этом направлении, что привело к развалу СССР и обострило до предела проблему идентификационного самосохранения в Российской Федерации.
В 90-е гг. ХХ века, к счастью, не произошло политической оккупации России, но есть все основания говорить об оккупации информационной (монополизм частных корпораций и медиамагнатов в этой сфере), религиозной (нашествие тоталитарных сект), культурной (засилие попкультуры) и экономической (вторжение транснациональных корпораций), ведущей к утрате всех типов идентичности, а в перспективе - и суверенитета.
Авторов вышеуказанного письма тревожит и комплекс явлений, обозначенный ими как «клерикализация», вызывающий возмущение по поводу возрастания интереса граждан и властных структур России к собственным корням, к логике культурно-исторического космоса, к коду русской культуры и государственности, в самом главном совпадающих с православием. До революции в течение веков русские православные при численном меньшинстве были основой государственного и общественного строя Российской империи. При этом никто не сомневался, что Россия - это государство русского народа, обеспечивающего, в частности, и физическое выживание более полутораста нерусских народов Империи [5, с. 65]. Слабость СССР обусловливалась не в последнюю очередь деформацией «русского вопроса», лишением русских после 1917 г. суверенной идентификации в национальногосударственном, этнокультурном, социально-экономическом, религиозном аспектах. Эмпирически очевидно, что федеральный интерес России (интерес государства как единого целого) по сути тождествен
задаче комплексной идентификации русского народа, так как игнорирование русской многомерной идентичности усиливает межнациональные конфликты, рознь и общую государственную дестабилизацию.
Современную глобальную цивилизацию часто характеризуют как цивилизацию неокочевников со свободным перемещением трудовых и финансовых ресурсов в планетарном масштабе. Это неосуществимо без разрушения традиционных форм идентичности - религиозной, национальной, семейной, гражданской, чтобы у трудовых ресурсов не было никакой идентичности, кроме профессиональной. Целые регионы мира, не вошедшие в «золотой миллиард», столкнулись с угрозой глобальной атомизации, необходимой для разрушения традиционных способов существования и осмысления мира. Следует подчеркнуть, что в современных условиях термины «идентичность», «суверенность» и «выживание» стали синонимичными. Способность народов и культур к самоидентификации на основе собственной культурно-исторической традиции подвергается действию угроз двух типов. Это, с одной стороны, общеизвестные угрозы глобализма. С другой стороны - внутренние угрозы, являющиеся проявлением внутренней менталитетной матрицы, не совместимой с русской традиционной религиозной, национальной, семейной, гражданской идентификацией. Любая позитивная идентичность формируется проблемно и трудно, но особенно сложным является процесс возрождения полноценных оснований религиозной русско-православной самоидентификации. Специфика момента заключается в том, что сознательные и стихийные сторонники понимания глобализма как разрушения национальной идентичности русского народа формулируют свои позиции на языке светской идеологии, воспринимая и обозначая стремление русских к осознанию своей самобытности как некую «клерикализацию» и подрыв «материалистического» мировоззрения.
Открытое письмо появилось в условиях полной очевидности того, что атрофия механизмов самозащиты русского народа - национальной, религиозной, экономической, культурной и т.д. - ставит под угрозу само суверенное государственное существование России. В языке русского исторического права суверенитет -это самодержавие (автократия), способность государства независимо от формы правления к самостоятельному функционированию. Современные тактики размывания и уничтожения суверенитета применяются разные - извне от выраженной еще в 80-е гг. позиции М. Тэтчер («в СССР экономически оправдано проживание 15-и миллионов человек») до реализации проектов типа «Московского халифата» внутри страны. Позиция западных обществ по отношению к российскому обществу так или иначе связана с обеспечением поставки энергоносителей для собственных нужд, вычеркиванию России из числа исторически активных стран. В палитре внутренних тактик размывания основ суверенитета появилась и реанимационная составляющая: академики-«подписанты» предлагают реанимацию и консервацию материалистического мировоззрения как важнейшего средства недопущения русской православной идентификации или «клерикализации».
К XXI веку православие стало русской национально-культурной традицией, а не просто вероисповеданием, в его аксиоматику прочно вошли патриотизм и государственническое мышление [6, с. 61-113; 7]. Есть народы и культуры, обходящиеся без такого рода аксиом, но для России национальное суверенное (самодержавное, не колониальное) государство всегда являлось культурно-исторической и конфессиональной доминантой. Поместный Собор 1990 года констатировал: «На протяжении
тысячелетней истории Русская Православная Церковь воспитывала верующих в духе патриотизма и миролюбия. Патриотизм проявляется в бережном отношении к историческому наследию Отечества, в деятельной гражданственности, включающей сопричастность радостям и испытаниям своего народа, в ревностном и добросовестном труде, в попечении о нравственном состоянии общества, в заботе о сохранении природы».
Для обеспечения минимальных условий выживания страны необходимы: экономическая,
информационная, школьная, религиозная политики, т.е. государственные мероприятия по сохранению культурно-исторической идентичности (выживания) россиян. Сохранение и обеспечение конфессиональной идентичности упирается в проблему взаимоотношений государства и Церкви.
Дело в том, что Российское государство десять веков, до 1917 г., было православным, его законы отражали как высшую ценность православие*. К обычному славянскому праву, отчасти сохранявшему к Х веку древние общеарийские формы, вследствие христианизации прибавились элементы византийского законодательства, через «Корпус» Юстиниана восходившие к классическому римскому праву, и каноны церковного права, сращенные тогда с гражданским правом. Древняя «Русская Правда», княжеские уставы и уставные грамоты, судные грамоты и судебники, Стоглав и Соборное уложение 1649 года, петровские артикулы и указы, законодательные акты Екатерины Великой и Александра I, реформы Александра II и Основные государственные законы 1906 года являли собой единую правовую ткань с православной аксиоматикой. 22 ноября 1917 года Совет народных комиссаров отменил все российское законодательство. После краха в начале 1990-х годов советской государственности новая правовая система находится в
процессе становления. В основу ее в качестве доминирующих полагаются идеи, господствующие в современном секуляризованном правосознании.
Ситуация, сложившаяся в России, для 20-вековой истории православия уникальна. Православие впервые легально существует в светском (нерелигиозном) окружении. Формула взаимоотношений государства и Церкви в течение двух тысяч лет включала только два типа ситуаций: преследование христиан государством (300 лет гонений со стороны Римской империи) или преследование христианами, уже с помощью собственного государства, язычников и иноверцев. Только в современных условиях Церковь и государство в России дистанцированы, отделены друг от друга (как социальные институты, общение элит не меняет сути дела), находясь в режиме диалога - комплиментарного или критического. В условиях симфонии (государство и Церковь - единое целое) диалог был излишен, в ситуациях искажения симфонизма диалог становится невозможен. Социальная концепция, принятая на Архиерейском соборе 2000 г., демонстрирует признание долговременности модели диалога на основе отделения и дистанцирования (нейтралитета) государства и Церкви. Социальная концепция является изложением церковного видения желаемых отношений с государством и обществом в уникальных исторических условиях, а также подведением итогов исторического пути православия - через искушения гонениями и властью.
В России теперь государство является светским и не связывает себя какими-либо религиозными обязательствами. Его сотрудничество с Церковью ограничено рядом областей и основано на взаимном невмешательстве в дела друг друга. В свою очередь, Церковь не занимается назначением чиновников, не контролирует их, не цензурирует законы, не формирует распределение бюджета, не контролирует государственные награды и наказания, не формирует внутреннюю и внешнюю политику государства. Церковь не берет на себя функции, принадлежащие государству, предполагающие принуждение, а государство не вмешивается в жизнь Церкви, в ее управление, вероучение, литургический процесс, за исключением тех сторон, которые предполагают деятельность в качестве юридического лица, неизбежно вступающего в соответствующие отношения с государством, его законодательством и властными органами.
В то же время нельзя понимать принцип светскости государства как радикальное вытеснение религии из всех сфер жизни народа, отстранение религиозных объединений от участия в решении общественно значимых задач, лишение их права давать оценку действиям властей. Этот принцип предполагает лишь известное разделение сфер компетенции Церкви и власти, невмешательство их во внутренние дела друг друга. Церковь в принципе - вне политики, но она соприкасается с политикой на периферии своей жизни. Идет интенсивный поиск приемлемой формы политического присутствия Церкви в светском обществе -формы тактичного социального партнерства, диалога, сохранения светского характера государства (государство, особенно школы и СМИ, отделены от Церкви, но не от влияния оккультизма и сект).
В православной традиции сформировалось определенное представление об идеальной форме церковногосударственных взаимоотношений. Попытки выработать такую форму были предприняты в Византии, где принципы церковно-государственных отношений в своей совокупности получили название симфонии Церкви и государства. Суть ее составляют обоюдное сотрудничество, взаимная поддержка и взаимная ответственность, без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой. Символом симфонии является двуглавый орел (орел - это древний символ власти как таковой). Епископ подчиняется государственной власти как подданный, а представитель государственной власти повинуется епископу как член Церкви, ищущий в ней спасения. Принцип, лежащий в основе симфонии Церкви и государства, сформулирован в 6-й новелле императора Юстиниана: «Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое (священство, церковная власть) заботится о божественных делах, а второе (царство, государственная власть) руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода. Потому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства, надеясь получить чрез это великие блага от Бога и крепко держать те, которые имеем». Руководствуясь этой нормой, император Юстиниан в своих новеллах признавал за канонами силу государственных законов. Однако симфония в Византии не существовала в абсолютно чистой форме. Церковь неоднократно оказывалась объектом цезарепапистских притязаний со стороны государственной власти, заключавшихся в том, что император претендовал на монопольное устроение церковных дел. Цезарепапистская тенденция
с особой остротой обнаруживалась в политике императоров-еретиков в иконоборческую эпоху. У русских государей, как и у византийских василевсов, отступления от норм симфонизма также имели место (цезарепапистские действия Ивана Грозного, царя Алексея Михайловича, Петра I, Павла I).
Для католического Запада было характерно папоцезаристское искажение симфонизма, когда обе власти, церковная и государственная, одна непосредственно, а другая опосредованно, восходили к Папе Римскому. Папы были полновластными монархами над частью Италии - Папской областью, остатком которой является современный Ватикан; многие епископы, в особенности в феодально раздробленной Германии, были князьями, имевшими государственную юрисдикцию на своей территории, свои правительства и войска, которыми они предводительствовали. В странах, где победила Реформация, а затем и в некоторых католических странах в государственно-церковных взаимоотношениях установился принцип территориализма и государственной церковности. Данный принцип в течение двух столетий влиял на российское правосознание и политическую жизнь. Суть его заключается в полном государственном суверенитете на соответствующей территории, в том числе и над находящимися на ней религиозными общинами. Девизом этой системы взаимоотношений стали слова cujus est regio, illius est religio (чья власть, того и религия). При этом религиозная община, обыкновенно составляющая большинство населения, к которой принадлежит государь, официально именуемый главой Церкви, пользуется преимуществами государственной Церкви. Сочетание элементов этой системы церковногосударственных взаимоотношений с остатками традиционной, унаследованной от Византии симфонии, определило своеобразие правового статуса Православной церкви в России Синодальной эпохи (попытка превращения Церкви в государственный департамент Петром I, объявление себя императором Павлом I гроссмейстером мальтийского ордена и главой Церкви). Для современной России исторически неприемлемы в качестве рабочих моделей ни симфония, ни ее искажения, реально действует принцип светского государства на основе отделения от Церкви, который на европейском континенте явился результатом антицерковной борьбы, хорошо известной из истории французских революций. В таких случаях Церковь отделяется от государства не ввиду поликонфессиональности населения страны, а потому, что государство связывает себя с той или иной антихристианской либо вообще антирелигиозной идеологией. Для Церкви это обыкновенно влечет за собой стеснения, ограничения в правах, дискриминацию или прямые гонения. История ХХ века явила в разных странах мира много примеров подобного отношения государства к религии и Церкви.
Например, в США утвердился принцип радикального отделения Церкви от государства, предполагающий нейтральный по отношению ко всем конфессиям характер властной системы, так как ни одна христианская деноминация в отдельности не составляет большинства. Существует также форма церковно-государственных взаимоотношений, которая носит промежуточный характер между радикальным отделением Церкви от государства, когда Церковь имеет статус частной корпорации, и государственной церковностью. Речь идет о статусе Церкви как корпорации публичного права. В этом случае Церковь может иметь ряд привилегий и обязанностей, делегированных ей государством, не являясь государственной Церковью в собственном смысле слова.
Ряд современных стран - например, Великобритания, Финляндия, Норвегия, Дания, Греция -сохраняют государственную церковность. Другие государства, которых со временем становится все больше (США, Франция), свои отношения с религиозными общинами строят на принципе полного отделения. В Германии католическая, евангелическая и некоторые другие церкви имеют статус корпораций публичного права, в то время как иные религиозные общины от государства полностью отделены и рассматриваются как частные корпорации. На практике, однако, реальное положение религиозных общин в большинстве этих стран мало зависит от того, отделены или не отделены они от государства. В некоторых странах, где Церкви сохраняют государственный статус, он сводится к взиманию налогов на их содержание через государственные налоговые учреждения, а также к тому, что наряду с регистрацией актов гражданского состояния, производимой государственными
административными органами, признается правовая действительность церковных записей, сделанных при крещении новорожденных или при заключении брака через церковное венчание.
Православная церковь в одних странах представляет собой национальное вероисповедание (Греция, Румыния, Болгария), в других, многонациональных, - религию национального большинства (Россия), в третьих - принадлежащие к ней лица составляют религиозное меньшинство, живущее в окружении либо инославных христиан (США, Польша, Финляндия), либо иноверцев (Сирия, Турция, Япония). В некоторых немногочисленных странах Православная церковь имеет статус государственной религии (Греция, Финляндия, Кипр), в других она отделена от государства. Различаются также конкретные правовые и политические условия, в которых живут поместные православные церкви.
Уникальность переживаемого исторического периода требует нестандартных решений в области государственно-церковных отношений современной России. Представляется оправданным мнение о том, что усилить светский характер государства и общественной жизни (реальное дистанцирование от сект и оккультизма) может парадоксальный шаг - приобретение Православной церковью статуса государственной. При этом не следует смешивать понятия «государственная» и «обязательная» Церковь. Речь идет о союзе, сотрудничестве государства и Церкви большинства населения, являвшейся на протяжении десяти веков культуро-, государство- и правообразующей религией большинства исторически активного народа. Термин «государственная религия» смущает только в том случае, если за образец религиозной политики берется не континентальная Европа, а США, страна беглецов-диссидентов. Россия не создавалась эмигрантами, в правовом поле России вполне органично может существовать понятие «традиционная культурообразующая религия» или «традиционные культурообразующие религии», которое присутствует в законодательствах большинства европейских государств. Такое понятие в преамбуле Закона 1997 г. «О свободе совести» есть, но преамбула не имеет законодательной силы. Уже в ближайшее время можно было бы пересмотреть действующее законодательство в данной части, взяв за образец соответствующие законы практически любой европейской страны.
Религиозно-мировоззренческий нейтралитет государства не противоречит пониманию роли Церкви в обществе в качестве государственной или традиционной. В свою очередь, Церковь должна указывать государству на недопустимость распространения убеждений или действий, ведущих к установлению всецелого контроля за жизнью личности, ее убеждениями и отношениями с другими людьми, а также к разрушению личной, семейной или общественной нравственности, оскорблению религиозных чувств, нанесению ущерба культурно-духовной самобытности народа или возникновению угрозы священному дару жизни. В осуществлении своих социальных, благотворительных, образовательных и других общественно значимых программ Церковь может рассчитывать на помощь и содействие государства. Она также вправе ожидать, что государство при построении своих отношений с религиозными объединениями будет учитывать количество их последователей, их место в формировании исторического культурного и духовного облика народа, их гражданскую позицию. Совершенно безосновательны опасения академиков-«подписантов» по поводу усиления «клерикализма» в РФ, а представителей «нетрадиционных конфессий» и их лобби в СМИ - в формирования «православной теократии». Еще в 1994 г. Архиерейский собор Русской православной церкви подчеркнул «непредпочтительность для Церкви какого-либо государственного строя, какой-либо политической доктрины». Для того, чтобы церковная власть не приобретала светского характера, каноны возбраняют клирикам брать на себя участие в делах государственного управления. 81-е Апостольское правило гласит: «Не подобает епископу или пресвитеру вдаватися в народныя управления, но неупустительно быти при делах церковных». О том же говорится и в 6-м Апостольском правиле, а также в 10-м правиле VII Вселенского собора. В современном контексте данные положения касаются не только исполнения административных властных полномочий, но и участия в представительных органах власти. В одном из определений собора говорится: «Подтвердить невозможность для церковной Полноты поддержки каких-либо из политических партий, движений, блоков, союзов и тому подобных организаций, а также отдельных их деятелей, в первую очередь в ходе предвыборных кампаний... Считать также крайне нежелательным членство священнослужителей в политических партиях, движениях, союзах, блоках и им подобных организациях, в первую очередь ведущих предвыборную борьбу».
Как закреплено в Социальной концепции 2000 г., областями сотрудничества Церкви и государства в нынешний исторический период являются:
а) миротворчество на международном, межэтническом и гражданском уровнях, содействие взаимопониманию и сотрудничеству между людьми, народами и государствами;
б) забота о сохранении нравственности в обществе;
в) духовное, культурное, нравственное и патриотическое образование и воспитание;
г) дела милосердия и благотворительности, развитие совместных социальных программ;
д) охрана, восстановление и развитие исторического и культурного наследия, включая заботу об охране памятников истории и культуры;
е) диалог с органами государственной власти любых ветвей и уровней по вопросам, значимым для Церкви и общества, в том числе в связи с выработкой соответствующих законов, подзаконных актов, распоряжений и решений;
ж) попечение о воинах и сотрудниках правоохранительных учреждений, их духовно-нравственное воспитание;
з) труды по профилактике правонарушений, попечение о лицах, находящихся в местах лишения свободы;
и) наука, включая гуманитарные исследования;
к) здравоохранение;
л) культура и творческая деятельность;
м) работа церковных и светских средств массовой информации;
н) деятельность по сохранению окружающей среды;
о) экономическая деятельность на пользу Церкви, государства и общества;
п) поддержка института семьи, материнства и детства;
р) противодействие деятельности псевдорелигиозных структур, представляющих опасность для личности и общества.
В то же время существуют области, в которых священнослужители и канонические церковные структуры не могут оказывать помощь государству, сотрудничать с ним, а именно:
а) политическая борьба, предвыборная агитация, кампании в поддержку тех или иных политических партий, общественных и политических лидеров;
б) ведение гражданской войны или агрессивной внешней войны;
в) непосредственное участие в разведывательной и любой иной деятельности, требующей в соответствии с государственным законом сохранения тайны даже на исповеди и при докладе церковному Священноначалию.
Архиерейские соборы не благословляют священнослужителей быть членами политических объединений. В определении Собора 1997 г. «О взаимоотношениях с государством и светским обществом», в частности, говорится: «Приветствовать диалог и контакты Церкви с политическими организациями в случае, если подобные контакты не носят характера политической поддержки. Считать допустимым сотрудничество с такими организациями в целях, полезных для Церкви и народа, при исключении интерпретации подобного сотрудничества как политической поддержки... Считать недопустимым участие архиереев и священнослужителей в какой-либо предвыборной агитации, а также членство их в политических объединениях, уставы которых предусматривают выдвижение своих кандидатов на выборные государственные посты всех уровней».
Неучастие Церкви в политической борьбе, в деятельности политических партий и в предвыборных процессах не означает ее отказа от публичного выражения позиции по общественно значимым вопросам, от представления этой позиции перед лицом органов власти любой страны на любом уровне. Такая позиция выражается исключительно церковными соборами, священноначалием и уполномоченными им лицами. В любом случае право ее выражения не может быть передано государственным учреждениям, политическим или иным светским организациям.
Анализ современного состояния вопросов о церковно-государственных отношениях в современной России, о проблемах комплексной идентификации русского народа со всей очевидностью показывает, что опасения ряда представителей российской научной общественности в разрушительных последствиях «клерикализации» (т. е. в превращении православия в государственную религиозную традицию при сохранении светского характера государства и мировоззренческого нейтралитета с ним) и утраты идеологией «материалистического понимания мира» монопольного статуса отражают не научное, а эмоционально-идеологические восприятие, понимание и оценку текущего момента в истории российской государственности. Усиление авторитета православия как основы комплексной идентификации русского народа, возвращение к органичным началам государственной жизни не означает формирования некоего нового мировоззренческого принудительного монополизма. Материализм имеет право быть мировоззрением россиян, но вовсе не обязательным и одним из возможных мировоззренческих или идеологических типов. Россия и российские граждане выстрадали право разорвать оковы принудительного материализима с помощью возможности свободной реализации мировоззренческого и идентификационного выбора.
Литература
1. Российская газета. 2007. 7 августа.
2. Эксперт. 2007. 12-13 августа.
3. Литературная газета. 2007. 4-10 июля.
4. Русский вестник. 2007. № 9.
5. Крученых И. Русский вопрос. Проблемы законодательного обеспечения положения русского народа в РФ // Политический класс. 2007. № 7.
6. Диакон Андрей Кураев. Церковь в мире людей. М., 2006.
7. Протоиерей Александр Шмеман. Исторический путь Православия. М., 2003.
