CC BY
10
В. П. ОКЕАНСКИЙ, Ж. Л. ОКЕАНСКАЯ
Шуйский государственный педагогический университет
РУССКАЯ МЫСЛЬ ОБ ИКОНИЧНОСТИ СЛОВА «КУЛЬТУРА»
Материал направлен на герменевтическое раскрытие глубинного внутреннего смысла понятия «культура». Фиксируется его неоднозначность, связанная с кризисологи-ческим напряжением между стратагемами «возделывания земли» и «почитания неба». Для обоснования ряда положений привлекается антикризисный потенциал русской интеллектуальной и поэтической культуры конца Нового времени.
The article is devoted to the analysis of the inner sense of the concept "culture". Its ambiguity is connected with the tension between the stratagems of "planting the ground" and "admiring the sky". The authors prove their views by employing the anti-crisis potential of the Russian intellectual and poetical culture of the end of modern history.
Ключевые слова :культура - небо - земля - внутренняя форма слова - имяславие
Keywords: Culture - sky - soil - inner form of word - name-reverence (imeslavie)
«...именно вследствие своей всецелости культура будет более чем человеческою, вводя людей в актуальное общение с миром божественным» В. С. Соловьёв
Говоря о «стране культуры» как некоем безблагодатном царстве «своих современников» и предвосхищая в существенных чертах культурологическую диагностику всеуплощающего постмодерна, Ф. Ницше в духе древних пророчеств на страницах символической поэмы «Так говорил Заратустра» указывал на зримые симптомы необратимого антропологического кризиса, обращаясь к обитателям этого мира: «Все времена пустословят друг против друга в ваших умах; но сны и пустословие всех времён были всё-таки ближе к действительности, чем ваше бодрствование»; «Бесплодны вы; потому и недостаёт вам веры.
Но кто должен был созидать, у того были всегда свои вещие сны и звёздные знамения - и верил он в веру!» - очевидно, что Ницше указывает на тупиковость культуры, противопоставляя ей некий более благородный креативный опыт...
Но всегда ли, при любом ли понимании, культура враждебна ему? Заостряя сегодня вопрос о двух различных смысловых возможностях в пони -мании культуры (культура как накопительная система артефактов человеческой деятельности и культура как система ценностных инвариантов, на основании которых человеческое сознание трансцендирует), мы пребываем в сфере рефлективного восприятия древнейших мифооснов, о чём, правда, не задумываемся практически никогда: согласно одному пути, культура предстаёт как возделывание матери-земли (которую, как известно, великолепно возделывают
и черви!); согласно другому - культура есть длящееся в опыте человеческой истории откровение небесного отечества. В символической историософии первого русского культуролога А.С. Хомякова земное предстаёт как змеиное «ку-шитство», небесное же - как крылатое «ирансгво»1 з): скрытая энергийно-символическая борьба змеи и птицы пронизывает весь культурно-исторический опыт человечества. В двух различных прочтениях слова «культура» заложены эти качественно противоположные и взаимонеобратимые смыслы геоцентрической деконструкции (агрикультуры) и уранической креа-ции (откровения).
Две возможности открываются и в понимании любого слова: как условного указателя и как энергийного символа. Если первый случай, в пределе поднимающийся до молчаливой премудрости, не требует глубокого и детализированного проникновения в упругую этимологическую форму, то второй предполагает настойчивое прослушивание каждой смысловой ноты. Отец Сергий Булгаков, писавший вослед отцу Павлу Флоренскому об особом качестве иконичности словесной формы, связанном прежде всего с имяславческими представлениями о том, что «Имя Божие есть словесная икона Божества» и, «наоборот, настоящая икона Божества есть Его Имя»2, и даже более того, что «вся икона есть разросшееся имя»3, подчёркивал, расширяя эту мысль, что «имя существительное..., кроме своего выразимого в слове содержания, имеет молчаливый, но выразительный, мистический и по смыслу своему онтологический жест: это есть. В этом онтологическом жесте и заключается природа имени»4.
Теперь - непосредственно о культуре: о сущности и слове.
Крупнейший западный культуролог ХХ века О. Шпенглер, заострив -ший вопрос о кризисологическом характере культурной истории и катастрофическом перерастании самой культуры в технотронную цивилизацию, писал о проблематической сущности культурного опыта буквально следующее: «. необходимо прежде уяснить себе, что такое культура, в каком отношении находится она к зримой истории, к жизни, к душе, к природе, к духу, в каких формах она выступает и насколько эти формы - народы, языки и эпохи, битвы и идеи, государства и боги, искусства и произведения искусства, науки, правовые отношения, хозяйственные формы и мировоззрения, великие люди и великие события - являются символами и подлежат в качестве таковых толкованию»5.
Шпенглер говорит здесь, во-первых, о тотальности культурного опыта, во-вторых, о его сквозной символичности и, в-третьих, о его исходной герме-невтичности, трактуемости.
В означенном направлении нас ориентирует уже сама внутренняя форма слова «культура». Совершая его морфемный разбор, мы легко выделяем изменяемую часть - окончание «а», затем - корень «культ» и суффикс «ур», который является латинским синонимом церковнославянского суффикса «ость». В этом первом случае перед нами предстаёт культура как опыт культивирования, возделывания земли. Но вот, что интересно: латинский язык знает не только
суффикс, но и корень «ур»; и в этом последнем случае перед нами - слово, имеющее двукорневую основу. Уран в античной мифологии - небо. «Ур» означает небесный свет и космический огонь, отсюда - покровительница звёзд «Урания», некое софийное начало, близкое и к древнегреческому космическому Логосу, и даже к древнекитайскому неисчерпаемому Дао, символизирующему универсальный первопринцип бытия вселенной. В древнегреческих мифах Урания - античная муза астрономии - божественное воплощение высшей красоты. Об этом вдохновенно писал ранний Ф. И. Тютчев:
Урания одна, как солнце меж звездами,
Хранит Гармонию и правит их путями:
По манию её могущего жезла
Из края в край течет благое просвещенье...б.
«Культ» (а связь культуры с культом особо подчёркивали уже упомянутые родоначальники «философского имяславия» отцы Павел Флоренский («Культ, культура и религия») и Сергий Булгаков («Догматическое обоснование культуры»), а также во многих отношениях полемизировавший с ними Н. А. Бердяев («Философия неравенства», «Смысл истории»)) этимологически восходит к общеиндоевропейскому «коло» и означает не только почитание, но и священное коловращение, циклизацию мира, осердечивание его, начиная с мистики древних даосов и вплоть до восприятия космоса как чаши Божественного сердца в архитектурных и эзотерических традициях западного христианства. Неизменное повторение, неистощимая воспроизводимость Бытия и его устойчивость принадлежат к сакральным основаниям нашей жизни на всех её уровнях. Слово «культура» может быть прочитано и как «культ света» (Н.К. Рерих), и как «свет культа» (игумен Августин Анисимов), и как культовое восприятие теургического огня и света, небесного просвещения и высшего посвящения. Таким образом, его этимологическое значение достаточно прозрачно для реконструкции сакрально-космологической составляющей культурного опыта, если только мы сохраним рецептивную возможность смыслового актива небесного «ур». Культура - это не просто человеческая деятельность, это - всегда символическая космология. В опыт культуры исходно неким специфическим (а именно - символическим!) образом вовлекается весь мир, тотальность, Целое.
Ещё А.С. Хомяков в своё почти «былинное» время зарождения русской интеллектуальной культуры подчёркивал «глубокую мысль», заложенную в аксаковской филологии, что «слово есть воссоздание мира», а сам «мир» к человеку «относится как слово»7. И эту мысль самым замечательным образом развивал в совершенно других условиях материалистического прессинга А.Ф. Лосев: «Весь физический мир, конечно, есть слово и слова, ибо он нечто значит, и он есть нечто понимаемое, хотя и мыслится как механическое соединение внутренне распавшихся элементов бытия...
Необходимо понимать универсальность словесного, универсальность смысловой выраженности, уже в физической сфере... Слово есть в этом смысле лёгкий и невидимый, воздушный организм, наделённый магической силой что-то особенное значить, в какие-то особые глубины проникать и невидимо творить великие события»8.
Для нас вполне очевидно, что традиции русского философского имя-славия могут послужить основательным методологическим компендиумом для постижения содержательной энергетики словоформы «культура», а это значит - раскрытию стоящей за нею сущности.
1 См.: Хомяков А. С. Записки о Всемирной Истории // Хомяков А. С. Полн. собр. соч. В 8 т. М., 1900. Т. 5 - 7.
2 Булгаков С. Н. Философия имени // Булгаков С. Н. Первообраз и образ Соч. В 2 т. Т. 2: Философия имени. Икона и иконопочитание. Приложения. СПб.: ООО «ИНАПРЕСС»; М.: ИСКУССТВО, 1999. С. 150.
3 Там же. С. 149.
4 Там же. С. 44.
5 Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т. 1: Гештальт и действительность. М., 1993. С. 129.
6 Тютчев Ф. И. Урания (1820 г.). См.: http://tutchev.ouc.ru/urania.html
7 Хомяков А. С. Письмо о философии к Ю. Ф. Самарину (Предсмертное неоконченное сочинение) // Хомяков А. С. Полн. собр. соч. В 8 т. М., 1900. Т. 1. С. 334.
8 Лосев А. Ф. Философия имени. М.: МГУ, 1990. С. 66 - 67.
Н. И. ДИМИТРОВА
Институт философских исследований Болгарской академии наук,
г. София
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЁВ И «ОПРАВДАНИЕ КУЛЬТУРЫ» В РУССКОЙ РЕЛИГИОЗНОЙ ФИЛОСОФИИ ХХ ВЕКА
Рассматривается вопрос о том, как идеи о «христианской политике», о «религиозной общественности» и теургической природе искусства были восприняты рядом представителей Серебряного века. На фоне бытовавших в то время среди интеллигенции разнообразных представлений об «оптимальных» взаимоотношениях между религией и культурой отчетливо вырисовывается именно та линия мышления, которая сегодня оказалась востребованной. Это - линия «оправдания» культуры, созвучная духовному наследию Владимира Соловьёва. Большее внимание уделяется взглядам Георгия Федотова, одного из ярчайших сторонников этой интеллектуальной традиции.
This paper aims to reveal the reception of Vladimir Solovyov's ideas about "Christian policy", "religious society", theurgical nature of art, etc., by many of the representatives of the Silver age. In the context of various views on the «optimal» relation between religion and culture it is Solovyov's intellectual tradition of «justification» of culture that seems to be one of the most relevant trends nowadays. A special accent is put on the theology of culture of G. Fedotov, one of the most eminent adherents of Solovyov 's heritage in this aspect.
