CC BY
70
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА XX ВЕКА В ДИСКУРСЕ НАУЧНО ОБОСНОВАННОЙ СИСТЕМЫ ПОДХОДОВ Л.В. Полякова
Poliakova L.V. 20th-century Russian literature in the discourse of a scientifically-substantiated system of approaches. The article contains a thorough critique of the course book “20th-century Russian Literature” published by Voronezh University Press in 1999.
На рубеже ХХ-ХХ1 столетий значительно активизировалась литературоведческая мысль, направленная на осмысление итогов литературного развития на этапе в целое столетие и перспектив его движения. На страницах «Вопросов литературы» прошли многочисленные дискуссии. В их ряду - «Каким должен быть курс истории литературы?» [ 1 ]. Она «замахнулась» на принципиальные вопросы пересмотра многих аспектов, направлений, самой сути современного отечественного литературоведения, ибо без этого разве возможно создать учебную литературу, как принято говорить, новейшего поколения? Изменить методологические основы, фундаментально пересмотреть историю литературы, создать «подлинно современные» курсы, «приобщиться к цивилизованному мироощущению» - так потенциально определяются задачи на ближайшее время, на ближайшую перспективу.
Задачи поставлены, прямо скажем, глобальные и поставлены своевременно. Однако можно ли разрешить всеобщие проблемы методологического характера без уточнения многих и многих предварительных позиций? А дискуссия как раз выявила комплекс осязаемых ее участниками или не замеченных ими несходств, несовпадений точек зрения, вплоть до взаимоисключающих подходов по целому ряду исходных вопросов и положений.
Как показала дискуссия, разногласия существуют и в определении вузовской программы курса, и в методике преподавания материала, и в представлениях о статусе аудиторного занятия со студентами: надо ли диалогизировать лекцию; нужен ли четкий и жесткий каркас стройной концепции; следует ли преподносить современному студенту интеллектуальный продукт, готовый к дальнейшему многоцелевому использованию или лучше оставлять его в виде полуфабриката; какие лекции предпочтительнее - лекции-беседы или лекции-концепции и тому подобное.
При всей значительности и чрезвычайной полезности как для историков литературы, так и для вузовских преподавателей прозвучавшей на страницах «Вопросов литературы» дискуссии, диапазон оценок оказался во многом не совмещающимся, а характер рекомендаций не просто разноречивым, но взаимоисключающим, ни при каких обстоятельствах не согласующимся. И не в частностях, а в главном. Например, в оценках общего состояния науки о литературе и в связи с этим в вопросе о том, способно ли современное отечественное литературоведение поднять такой груз, как «фундаментальный пересмотр» истории не только русской литературы, «критически проанализировать»
«сами методологические основы курса истории литературы», будет ли оно, состояние науки о литературе, способствовать «созданию новых, подлинно современных, вузовских курсов», как определяются задача и цель объявленных редакцией журнала дискуссий.
В последние годы преподаватели и студенты филологических факультетов получили целую серию новых учебных изданий по русской литературе XX века: Г о р д о -вич К . Д . История отечественной литературы XX века (С-Пб.: Специальная литература, 1997); История русской литературы XX века (20-90-е годы). Основные имена / Отв. ред. С.И. Кормилов (М.: Изд-во Москов. ун-та им. М.В. Ломоносова, 1998); Егорова Л.П., Чекалов П.К. История русской литературы XX века. Советская классика: новый взгляд (М. - Ставрополь: Изд-во Ставропольского гос. ун-та, 1998), другие работы (они стали предметом принципиальной дискуссии за Всероссийским «круглым столом» «История русской литературы на страницах современных вузовских учебных изданий» в «Вестнике Тамбовского университета» (Сер.: Гуманитарные науки. Тамбов, 2000. Вып. 1). Издательством УРСС к изданию подготовлен «новый учебник по литера-
туре в 3-х книгах» «Современная русская литература. 1950-1990-е годы» Н . Л . Л е й -дермана и М.Н. Липоведкого.Все эти работы написаны с учетом сложившихся новых реалий и тем не менее оставляют больше вопросов, чем ответов. Поэтому выхода труда воронежских исследователей особенно ждали: на филологическом факультете Воронежского университета давно работает творчески сильный и сплоченный коллектив специалистов по новейшей русской литературе, а основные направления создающегося этим коллективом учебника были изложены его авторами года 2-3 назад на одной из представительных научных конференций в Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова и заинтересовали тогда присутствующих преподавателей филологических факультетов вузов России, дальнего и ближнего зарубежья.
И вот том в 50 п. л. (Русская литература XX века. Учебное пособие / Под общ. ред. доктора филол. наук, проф. Е.Г. Мущен-ко и кандидата филол. наук, доц. Т.А. Никоновой. Воронеж, 1999), рекомендованный Министерством образования Российской Федерации в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению и специальности «Филология», у нас на столе. Другие аналогичные издания он значительно превосходит в объеме и в отборе имен. Если, скажем, «История русской литературы XX века (20-90-е годы)» под редакцией С.И. Кормилова освещает творческий путь 19 писателей, то на страницах воронежского издания монографически представлены 67 имен. Здесь, кроме «прописанных» в учебном пособии МГУ писателей, есть А. Куприн, Л. Андреев, В. Брюсов, Н. Гумилев, В. Хлебников, М. Волошин, А. Серафимович, Д. Фурманов, Вс. Иванов, А. Фадеев, Е. Замятин, В. Ходасевич, М. Алданов, К. Воробьев, В. Астафьев, Е. Носов, В. Распутин, В. Аксенов, Ю. Трифонов, В. Макании, С. Довлатов, Саша Соколов. Приведены развернутые справки об А. Афанасьеве, Б. Васильеве, И. Грековой, С. Дышеве, В. Ерофееве, О. Ермакове, С. Есине, С. Залыгине, Ф. Искандере, А. Киме, Р. Кирееве, М. Кураеве, А. Курчаткине, В. Крупине, Ю. Мамлееве, Ю. Нагибине, В. Орлове,
О. Павлове, В. Пелевине, Л. Петрушевской, В. Пьецухе, Е. Попове, Д. Савицком, Н. Са-дур, М. Семеновой, А. Слаповском, В. Соро-
кине, В. Токаревой, Л. Улицкой. Впечатляет масштаб знаковой проблематики, сформулированной уже в названиях отдельных глав. Например, «Лишь слову жизнь дана...» (о Бунине), «Герой и «массовый человек» в творчестве М. Горького», «Мир прекрасен и в отчаянии» (А. Блок), «Быть не частью, а всем...» (М. Волошин), «Народный герой и человек массы: формирование классовой эстетики», «...От быта к бытию» (Е. Замятин), «Мы не в изгнании, мы в послании» (о писа-телях-эмигрантах), «Смена идейного и эстетического кодов в русской советской литературе 30-х годов», «Создать из своей жизни совершенное произведение...» (о прозе «сорокалетних») и тому подобное.
При внимательном чтении «Русской литературы XX века» отмечаешь, какой колоссальный труд коллектива воронежских филологов вложен в эту многолетнюю работу, какой ценой физических и интеллектуальных усилий преодолевались известные негативные реалии существования историко-литературных фактов и добывания подлинной научной информации. Пользуясь случаем, от имени тамбовских филологов выражаю воронежским коллегам нашу признательность. Многое у них получилось. Осуществлена попытка написания учебной проблемной (через освещение избранных проблем) истории русской литературы XX века и создания периодизации ее как цельного художественного феномена. На отдельных этапах историколитературного развития выделены наиболее характерные тенденции (в литературе 1920-х годов - «Народный герой и человек массы: формирование классовой эстетики», в литературе 1930-х - «Смена идейного и эстетического кодов»). Интересно, с привлечением новых историко-литературных сведений и в аспекте определенной актуальной проблематики написаны главы о Бунине, Л. Андрееве, Маяковском, Есенине, Булгакове, Набокове, Пастернаке, Воробьеве, Распутине, Макани-не (авторы О.А. Бердникова, Г.Н. Боева, А.М. Абрамов, Т.С. Осицкая, Т.А. Никонова, А.А. Кретинин, Н.Н. Золототрубова, Е.Г. Му-щенко). Есть яркий раздел об А. Серафимовиче, Д. Фурманове, Вс. Иванове, А. Фадееве (автор Т.А. Никонова), что выгодно отличает воронежское издание от уже имеющихся аналогичных учебных пособий.
Вместе с тем, меня не покидает убеждение в том, что к этому учебному пособию обязательно должна быть приложена серия
спецкурсов, проведена активная, вдумчивая и целенаправленная работа читающих курс русской литературы XX века профессоров и работа именно разъясняющая, комментирующая, развивающая, корректирующая, акцентирующая многие и многие утверждения и заявления авторов конкретно этого учебника. Многое в нем нуждается в дополнительном уточнении и прояснении. И речь должна идти как о структуре учебника, отборе фактов и материалов, так и о весьма принципиальных вещах - о методологии и концепции историколитературного курса, завершающего обучение студента на университетском филфаке.
Первое несогласие с авторами книги, пожалуй, самое существенное, первое столкновение с характером их рекомендаций - это сомнение в том, что перед нами именно «история русской литературы XX века в главных тенденциях ее развития» (выделено мною. - Л. 77.), на чем настаивает авторский коллектив уже в издательской аннотации и что действительно должно бы стать содержанием, стержнем учебного пособия по ведущему филологическому курсу: учебная дисциплина называется именно «История русской литературы», а не просто «Русская литература».
Молодой современный филолог в условиях терминологического хаоса нуждается в уточнении основного для учебного издания методологического постулата, понятия «история литературы». На фоне существующего многообразия историко-литературных формул: «История литературы, в широком смысле этого слова, - это история общественной мысли, насколько она выразилась в движении философском, религиозном и поэтическом и закреплена словом» (А. Веселовский), «История литературы, именно потому, что она история, есть наука по преимуществу генетическая. Теоретическое опознание существа художественных созданий является для нее только в одном из этапов. Как бы ни было важно и необходимо внутреннее осмысление произведения самого в себе, все же в перспективе конечных заданий истории литературы это не более как необходимая полная установка фактов, которые должны послужить предметом уже собственных генетических построений, и всякие вопросы о влияниях и связях, которые созидают или импульсируют возникновение литературных явлений, здесь являются прямым и непосредственным стержнем» (А. Скафтымов),
«...история литературы, прежде всего в Новое время, это все-таки истории Мастеров, Художников, Гениев, Творческих Индивидуальностей, часто равно владевших секретами разных жанров.
С другой стороны, становится все яснее, что история литературы - это не только история классических шедевров... Без равнин, холмов, плоскогорий и подножий нет великих вершин» (В. Прозоров), «В каком-то смысле история русской литературы - это история гонений на писателей» (В. Баевский), «История литературы - это история возникновения литературно-художественных произведений и их последующего бытия в контексте других литературно-художественных произведений. Они рождаются в глубинах культурного потока, текущего меж «хро-нотопких» и непрерывно меняющих очертания берегов социальной истории...» (Ю. Ковалев), «...история литературы - это изучение историко-литературного процесса в его становлении, развитии, в изменяющейся системе внутри- и внелитературных связей и взаимодействий...» (В. Коновалов), когда имеют место даже сомнения в том, нужно ли и молено ли писать историю русской литературы XX века, так как не изучены, не исследованы, неизвестны еще многие и многие литературные факты (С. Поварцов) [2], - на этом фоне оценок авторам рецензируемого учебного издания удалось отмолчаться и не оговорить свою исходную позицию.
Создается впечатление, что без необходимых оговорок и изложения общих положений теоретического, методологического, концептуального характера труд воронежских исследователей более подходит под определение жанра сборника избранных статей, нежели стройной учебной «истории». Материалы, объединенные под одной обложкой, соединены между собой лишь предметом исследования - русской литературой, а также хронологией - XX веком. Даже с трудом не просматривается единая и цельная историколитературная концепция, тем более способная объединить в одной национальной литературе два ее потока: развивающийся в России и за ее рубежами. Отсутствует и единая выразительная методология подходов разных авторов учебного пособия к оценкам основных закономерностей и тенденций развития литературной истории на отрезке с конца
XIX до конца XX столетий, отдельных произведений и творческих судеб писателей.
Краткое введение и столь же краткая обзорная главка «Человек и мир в искусстве эпохи рубежа. 1880-1916» (автор Е.Г. Мущенко), написанные в своеобразной манере, не излагают системы подходов авторского коллектива ни к основным чертам и закономерностям литературного развития XX столетия, ни к особенностям взаимосвязей разных творческих методов, прежде всего реализма и модернизма, ни к характеру наследования в этот период литературных традиций, ни ко всему полному литературно-философскому контексту периода «русского культурного ренессанса», который, по словам Н.А. Бердяева, был одновременно и «концом Ренессанса» [3], ко всей той чрезвычайно сложной историософской, историко-литературной, структурно-поэтической проблематике, которой отмечена русская литература завершившегося столетия. Не могут считаться и концептуальными главки «Народный герой и человек массы: формирование классовой эстетики», «Смена идейного и эстетического кодов в русской советской литературе 30-х годов» (автор Т.А. Никонова). В них есть, если учесть, что речь идет об учебной книге, методологический изъян: все нерасчленимо и сориентировано на узкую задачу отнюдь не прикладного, педагогического литературоведения.
На освещение именно истории литературы не сориентированы не только разрозненные, существующие без всякой взаимосвязи общие главки, но и разделы о писателях. Персоналии не подключены к литературному процессу, к какой-то единой и цельной проблематике. Внутри глав о творческих индивидуальностях, как правило, тоже отсутствует «история»: большая часть писателей XX века не поставлена в историко-литературный контекст, лишена описания творческого пути и показана вне творческой эволюции. Многие статьи о творчестве писателей трудно назвать литературными портретами, а там, где портреты присутствуют, не акцентировано внимание на ведущих для изучения творениях. Не все писатели снабжены биографиями (здесь есть разнобой). Не стала единым принципом подачи материала обязательная датировка произведений, что значительно ослабляет воздействие учебной книги на историко-литературные представления студентов.
Невнятно прописан вопрос о периодизации. Во введении предпринята попытка аргументации обозначения следующих периодов: 1880-1916 - эпоха рубежа, 1917—1934 —
двадцатые годы, 1934-1941 - тридцатые годы, 1941-1945 - «сороковые, роковые», 1946-1956 - пятидесятые годы, 1957-1968 -шестидесятые годы, 1968—1985 — семидесятые годы, и в завершение - «современная литература». Однако этой периодизации далее, в частях и главах, не придерживается ни один автор отдельных статей. Анализом художественной практики предложенная периодизация не подкреплена. Тем более, что чрезвычайно краткие, с обозначением лишь отдельных тенденций, общие характеристики крупных этапов (1880-1916, 1920-е, 1930-е -начало 1960-х, 1960-1980-е годы, конец XX века - иная периодизация) сведены к минимуму далеко не самой главной историколитературной информации или вообще не содержат никаких общих объединяющих сведений (см. части четвертую и пятую).
Трудно согласиться с попыткой авторов учебного пособия начать периодизацию истории русской литературы XX века с 1880 года. В таком случае в историю русской литературы XX века следует в обязательном порядке включать последние работы Л.Н. Толстого и А.П. Чехова, и не только их. Если же первый период литературного развития завершить в 1916 году, как предложено на страницах учебного пособия, а второй назвать «Русская литература 20-х гг. XX века», то куда в таком случае выпали 1917, 1918, 1919 годы, принципиально обновившие содержание и общий пафос литературы, внесшие существенные индивидуально-творческие коррективы?
Мало мотивированы содержание и наполняемость отдельных литературных периодов. Почему, например, М. Цветаева рассматривается в двух периодах - вместе с И. Буниным, М. Горьким, О. Мандельштамом, А. Куприным в периоде 1880-1916 годов, а А. Ахматова только 1930-х - начала 1960 годов; А. Толстой отдельно в периоде 1920-х годов и еще 1930-х - начала 1960-х; Е. Замятин, С. Есенин и В. Маяковский -только в периоде 20-х годов в равной степени как и М. Булгаков? Здесь не просматривается никакая единая целесообразность. Непонятно и размещение В. Астафьева лишь в контексте литературы 60-70-х годов, а последним его вещам - «Печальному детективу», «Проклятым и убитым», «Веселому солдату» и другим сложным для оценок произведениям этого писателя на страницах учебного пособия места не нашлось, как не на-
шлось в равной степени места и прозе Распутина 80-90-х.
И. Бунин, размещенный в учебном пособии на равном количестве страниц с В. Аксеновым, без хотя бы более-менее развернутого анализа произведений эмигрантского периода, - не Бунин. М. Шолохов, получивший на страницах учебного издания почти вдвое меньше страниц, чем авторская песня, без «Поднятой целины», «Судьбы человека», «Науки ненависти» - все же не Шолохов, как и М. Горький без произведений последних двадцати лет его жизни - разве М. Горький?
Блестяще написанная, например, статья «...Хочу, чтобы каждый из людей был человеком!»: герой и «массовый человек» в творчестве М. Горького» (автор Т.А. Никонова) содержит тонкий и умный анализ раннего творчества писателя, которое воронежским исследователем столь подчеркнуто воспринимается как своего рода эмблема всего творческого наследия «буревестника русской революции», знаком его многолетних поисков «трагически прекрасного человека». Здесь к построению универсальной, способной распространиться на весь путь художника научной концепции горьковского творчества, привлечены в основном «Старуха Изер-гиль», «Фома Гордеев», «На дне», «Мать». Упомянуты другие произведения и публицистические работы. «Предметом нашего рассмотрения, - уточняет Т.А. Никонова в начале своей статьи, — станет главная тема горьковских произведений — его размышления о Человеке» (с. 39). Сразу становится понятной глобальность, безграничность, абстрактность замысла одного из авторов учебного пособия: размышления о Человеке - вообще, суть творчества почти всех крупных художников мира. Уточнение в подзаголовке - «герой и «массовый человек» в творчестве М. Горького» как-то тему ограничивает и конкретизирует. Но и здесь возникает резонный вопрос: как же в раскрытии именно этой темы можно обойтись без обращения к действительно ключевому для всего творчества М. Горького произведения, к повести «Исповедь», которая в статье о писателе даже не упоминается.
Резюме статьи Т.А. Никоновой «Послереволюционная действительность, которую М. Горький мог наблюдать, не обогатила галерею его персонажей новыми жизненными типами, отвечавшими горьковскому представлению о Человеке. Опыт основоположника социалистического реализма разошелся
с практикой советской литературы» (с. 66) при создании учебного творческого портрета столь сложного художника и литературнообщественного деятеля, каким был М. Горький, не освобождает от необходимости апеллирования ко всему творческому пути писателя. Даже узкая проблема «Герой и «массовый человек», вынесенная в подзаголовок статьи, не может быть решена без опоры и на публицистику «Несвоевременных мыслей», «Интеллигенции и революции», «О русском крестьянстве», «По Союзу Советов», и на цикл «Рассказов 1922-1924 годов», на «Дело Артамоновых», эпопею «Жизнь Клима Сам-гина», драматургию советского периода. Какие теории не создавай, какие концепции не выстраивай, но считать «Мои университеты», «Дело Артамоновых», «Карамору» или «Голубую жизнь», «Жизнь Клима Самгина» или, скажем, «Егора Булычова...» лишь повторением уже сказанного писателем и тем самым допустить возможность изучения на филологическом факультете лишь дооктябрьских его вещей, — наша профессиональная бесцеремонность по отношению не только к бездне идей и пророчеств крупнейшего писателя XX столетия, но и к «кладовой солнца» его поэтического мастерства, в целом - к трагической личности этого художника.
Учебное пособие, на страницах которого «прописаны» И. Грекова, С. Дышев, О. Ермаков, М. Кураев, О. Павлов, Е. Попов, Д. Савицкий, Н. Садур, М. Семенова, А. Слаповский, В. Сорокин, В. Токарева, Л. Улицкая, авторы в разное время вошедшие в литературу и с разным писательским реноме, но одновременно не нашлось места даже в форме справочных статей классикам, которые значительны сами по себе, но еще и оказывали колоссальное влияние на современников, формировали не только литературный процесс, но саму литературную историю, И. Шмелеву, Б. Зайцеву, Д. Мережковскому, Ф. Сологубу, А. Белому, М. Пришвину, А. Ремизову, Л. Леонову и другим, не может отразить историю русской литературы
XX века в ее узловых моментах.
В издательской преамбуле к учебному пособию воронежских исследователей подчеркивается: «Настоящее издание - попытка через избранные периоды, имена и произведения представить историю русской литературы XX века в главных тенденциях ее развития...». История русской литературы XX века с отсеченными от нее «глыбами» - ис-
тория, которую мы уже «проходили» и которую справедливо, хотя и подчас излишне эмоционально, негативно оценивают авторы анализируемого учебного пособия.
Конечно, можно спорить с авторами учебного пособия и по конкретным оценкам конкретных произведений. Это вполне естественно. Например, меня не убеждает сформулированная на страницах 531-532 и прописанная нечетко мысль О.А. Разводовой о том, что А.Т. Твардовский в последний период своего творческого пути искал идеал вне государственного устройства и касался прежде всего нравственных основ бытия. «Здесь нет места государственному. Писатель призывал любить. Только любящие - семью, людей, работу - одушевляют жизнь». «А Родину?», — спросим мы. Разве любовь к ней не одушевляла жизнь такого поэта, как Твардовский? И уж, конечно, нужны были бы аргументы, а они не приведены, когда автор статьи об этом поэте декларирует: «Но именно в произведениях гражданского звучания Твардовский не набирает той высоты, которая свойственна его таланту». С другой стороны, я с огромным интересом как открытие восприняла размышления Т.А. Никоновой и Е.Г. Мущенко о «Тихом Доне», Т.А. Никоновой о поэзии А. Ахматовой и раннем творчестве М. Горького, А.А. Крети-нина о Набокове и Пастернаке, Г.Н. Боевой о «Дневнике Сатаны» J1. Андреева, Н.Н. Золо-тотрубовой о военной прозе К. Воробьева, другие оценки других писателей и их произведений. Совершенно новаторским воспринимаю параллели А.М. Абрамова и Т.С. Осицкой между Маяковским и Микеланджело.
В некоторых статьях есть досадные акценты. Например, Т.А. Никонова считает, что именно Ахматовой в «Поэме без героя» принадлежит авторство в определении периода русской литературы начала XX века как «серебряного века» русской поэзии (с. 460). А между тем сегодня известно, что
Н. Оцуп в 1933 году в «Числах» опубликовал свою статью под названием «Серебряный век» (№ 7-8). Читателя может ввести в заблуждение вот такая фраза Т.А. Никоновой и А.В. Глебовой о Есенине: «М. Горький написал сразу после гибели поэта: «Сергея Есенина не спрячешь, не вычеркнешь из нашей действительности, он выражает стон и вопль многих сотен тысяч, он яркий и драматический символ непримиримого раскола старого с новым» (с. 303). Можно подумать, что эти
слова написал М. Горький в своем очерке о Есенине, которым он действительно «сразу после гибели поэта», в 1926 году, откликнулся на смерть поэта, «С.А. Есенин». А на самом деле именно эти широко известные слова М. Горького помещены в одном из его очерков, вошедших в цикл «По Союзу Советов» (1928). На странице 319 - явно опечатка: в Воронежской гимназии Замятин учился не в 1886-1902 годах, а, конечно, в 18961902. В библиографических списках удивляет отсутствие тамбовского десятитомного издания «Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня», без ссылок на которое сегодня не выходит практически ни одна работа о Замятине. Жаль, что в ссылки внутри текстов статей не вместились полные выходные данные, а в библиографию (этот раздел почему-то не вынесен в оглавление книги) не вошли многие интересные не только для студентов источники, цитируемые в главах.
Есть и иные погрешности, которых, видимо, просто не может не быть в столь объемном труде, как воронежская «Русская литература XX века».
Колоссальную попытку создания нового учебного пособия для студентов-филологов по самому сложному историко-литературному курсу предпринял талантливый коллектив кафедры русской литературы XX века ВГУ. Многое удалось. Многое обозначено пунктирно. Кое-что из принципиальных позиций явно не состоялось. Ныне освещением разрозненной проблематики, оценками разрозненных художественных индивидуальностей никого не удивишь. Нужны концептуальные монографии с освещением литературных процессов, основных тенденций и закономерностей литературного развития, всего противоречивого литературно-художественного контекста на протяжении всего столетия в дискурсе определенной научно обоснованной системы подходов.
Что и говорить, вести дискуссии по разрозненным вопросам истории литературы гораздо проще и менее ответственно, чем написать саму «Историю литературы» в научном или учебном ее выражении. Спор он и есть спор. Дискуссии, как мне уже приходилось отмечать, - это выпускание пара, одна из тысячи форм подготовительной, скажем так, черновой работы. Если мои соображения пригодятся при переиздании воронежского фундаментального труда, столь необходимо-
го современным филологам, буду считать выполненной свою задачу рецензирования еще одной книги о русской литературе XX века.
1. Вопросы лит. 1998. Янв. - Февр., Май-Июнь.
2. См.: Вопросы лит. 1998. Янв. - Февр. С. 84, 85-86, 33, 34; Май-Июнь. С. 15, 52, 60 и др.
3. Бердяев Н.А. Самопознание. Опыт написания философской автобиографии. М., 1990. С. 8, 153, 147, другие страницы.
МОНОГРАФИЧЕСКИЙ ТЕТРАПТИХ О Е.И. ЗАМЯТИНЕ: ПРИОРИТЕТЫ, ПОДХОДЫ, ПОИСКИ, ТЕНДЕНЦИИ Н.Ю. Желтова
Zheltova N.Y. The monograhical tetraptich about E.I.Zamiatin: priorities, approaches, investigations, tendencies. The article contains a review of the series of monographs on Evgeny Zamiatin’s artistic work written by L.V.Poliakova, N.N.Komlik, T.T.Davydova and V.N.Evseyev.
Подводя итоги ушедшего 2000 года, можно с уверенностью утверждать, что для науки о творчестве Е.И. Замятина он выдался на редкость удачным. Достаточно сказать, что в этом году в разных городах России (Санкт-Петербург, Москва, Тамбов, Ишим) подготовлены к защите четыре докторские диссертации. В неюбилейный для писателя год вышло сразу несколько посвященных ему монографических исследований (уникальный для современного литературоведения случай): Л.В. Поляковой «Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи» (Тамбов, 2000), Н.Н. Комлик «Творческое наследие Е.И. Замятина в контексте традиций русской народной культуры» (Елец, 2000), Т.Т. Давыдовой «Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века» (М., 2000), В.Н. Евсеева «Роман «Мы» Е.И. Замятина (жанровые аспекты)» (Ишим, 2000).
Уже широкая география этих научных изданий говорит об устойчивом и неслучайном интересе современных ученых к творческому наследию художника-«еретика». В этом отношении чрезвычайно показательными стали IV Международные Замятинские чтения, прошедшие в Тамбове в сентябре 2000 года. Итогом конференции стали четыре книги серийной коллективной монографии «Творческое наследие Е.И. Замятина: взгляд из сегодня», которая на сегодняшний день насчитывает уже 10 томов, готовится к печати одиннадцатый.
Все вышедшие издания носят фундаментальный и во многом обобщающий характер различных направлений науки о Замятине, активно формировавшейся в последние пятнадцать лет (1986-2001). Видимо, наступило время детально осмыслить уже изученное и написанное, ликвидировать мозаичность и фрагментарность в единой картине общих концептуальных представлений творчества Замятина. В этом отношении 2000 год стал, несомненно, этапным в истории отечественного замятиноведения в его современном развитии.
Начало своеобразному прорыву в изучении творчества писателя положила, думается, монография известного ученого, литературного критика, Заслуженного деятеля науки РФ, доктора филологических наук, профессора Л.В. Поляковой «Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи» (Тамбов, 2000).
Выход книги Л.В. Поляковой стал настоящим событием в современной литературоведческой науке, получившим широкий резонанс откликов как в нашей стране, так и за ее пределами. Достаточно сказать, что этот труд стал первым в России крупным монографическим исследованием творчества писателя: и по объему, и по широчайшему ракурсу затрагиваемых в книге проблем российского и зарубежного замятиноведения, и по глубине осмысления на этом примере истории русской литературы XX столетия, трактовки которой, по оценке автора, «по
